Солдат и Инфанта

«Мортимер, ты когда-нибудь видел, как сражаются адские гончие? И нет, я не имею в виду двух молодых кобелей, которые что-то не поделили - рычат, скалят зубы, машут руками и нет-нет, да бросают взгляды по сторонам, чтобы их разняли прежде, чем представление превратится в балаган. Я говорю о настоящих боях, в грязных бойцовских ямах, где хруст костей и треск ставочных талонов неотличим друг от друга, а рёв жадной до крови и зрелищ толпы поглощает собачий визг любой степени боли». «Сейчас это всего лишь страшная сказка, но тогда, это было обыденностью. Утратившие родных, друзей, место в Аду, отягощённые долгами, проданные в рабство, молодые и старые... их заставляли горбатиться на каменоломнях и лесозаготовках бок о бок с будущими соперниками, туманили им мозги коктейлями из самой дешёвой кактусовой водки и галлюциногенных кактусов, прежде чем выпустить псов на арену, поставить их хвостом к хвосту и дать по парочке оплеух, прежде чем стравить друг с другом». «Были закалённые ветераны поединков, количество выигранных боёв которых можно было счесть по количеству шрамов, рваным ушам и откушенным пальцам: вне зависимости от того, выиграет ли он этот бой или же проиграет - бой всегда может стать последним. Против них чаще всего ставили более молодых адских гончих, нередко это были самки: менее опытные и не столь сильные, но более жестокие и кровожадные». «К чему я это говорю, Мортимер? Дворянство может вновь отнять у нас свободу, оверлорды в силах украсть вменяемость и чувства, сам ритм жизни буквально создан для того, чтобы перемолоть ум и душу любого слабого, но ничто не в силах забрать у нас, простых бесов, самые ценные вещи: волю к жизни, стремление к поискам и желание к борьбе, какими бы они не были безнадёжными или пустопорожними. Во всём есть бес-смыслие, Мортимер... в том числе, и даже в этом рецепте. Пиши: «Коктейль «Электрохимия»: в стакан со льдом налить по одному шоту малиновой, лимонной и клюквенной водки, отжать по дольке лайма и грейпфрута, сверху долить энергетиком со вкусом черники, чтобы по итогу получалась чистейшая энергия цвета самой нервной системы».

***

Я ничего не чувствовал, ничего не видел и не слышал, туго укутанный в плотное и невесомое одеяло забвения. Первым ко мне вернулся слух - перепонки затрепетали как паруса после долгого штиля, и сходство лишь усилилось схожестью нарастающего шума собственного сердца, близкого к настоящей морской буре. Потом к этому валу добавились новые, скрипучие ноты: незнакомые, неспособные принадлежать штормовому фронту, но вписывающиеся в общую картину: наверное, так должны звучать трещащие от напряжения узлы такелажа или дерево в мачтах огромного корабля. Но нет, этот звук исходит от меня самого, когда я начинаю стонать и скрежетать зубами. Шторм становится сильнее, когда утрата основных чувств превращается в животный страх: пот идёт по моему телу пенящимися исполинскими волнами. Где-то там, впереди, за гранью мрака, раздаётся полу-стон, полу-хрип. Надо идти к нему. Я знаю точно, наверняка, что ищу нечто важное - проваливаясь в ещё более чёрную пустоту, мне не страшно. Поднеся к лицу собственные руки, темнота приобретает форму и голос, мой собственный голос, который озвучивает правильную, логичную мысль. Вся картина разом сложилась в моей голове, лишь чтобы через следующую секунду разлететься сверкающими осколками разбитой чести и гордости от мощнейшей пощёчины Столаса. «Любовник. Мурев пытался предупредить меня, что это был любовник.» Какой-то откровенно дрянной джаз-банд решил устроить из моего черепа концертный зал с танцполом в придачу - князь исполнил вступительное слово на барабанах, а сейчас истерично надрывался саксофонист, которому бы следовало оторвать руки за такую паршивую игру. Я ухватился за стремительно взлетающую на поверхность боль и вынырнул из этого беспокойного, лихорадочного бреда настолько резко, что окружение показалось мне чрезмерно ярко освещённым, нереальным, больше похожим на границу между сном и явью. Дважды моргнув, я сначала огляделся по сторонам одними только глазами, пытаясь осознать себя между грешным Адом и унылым Раем, не имея ни компаса, ни чего-то знакомого, вроде стакана коктейля: судя по самочувствию, чьи-то шаловливые пальчики вывернули из моего тела все имевшиеся шарниры и бросили уже бесполезную тушку в пыльный угол. Первым делом, после пробуждения я ощутил сильный холод - пот намертво приклеил меня к мягкой кожаной лежанке, хруст которой больше напоминал попытки прожевать мой костлявый каркас с максимально задумчивым видом. А вслед за ознобом незамедлительно явилась и леди Боль: меня частенько били, но вот так - ещё ни разу. Все затрещины, которые Столас столь великодушно изволил мне пожаловать, не были обычным жаром, который застынет на коже фиолетовыми и жёлтыми пятнами, носимые с гордостью или со стыдом. Каждый удар, каждое лягание, каждая пощёчина ощутилась холодным, сочащимся ядом горькой правды, жалом, дошедшим до самых костей и даже глубже, став суровым напоминанием о моих собственных моральных и физических слабостях. Каждый удар Столаса неумолимой киркой вклинивался в каменную породу моей гордыни, извлекая на поверхность самородки моих недостатков. «Ты псих, Лурам! Ты ненормальный, больной псих! Тебя в клетке держать надо!» Вцепившись трясущимися руками в квадраты обивки тахты, я стиснул зубы и всё же сумел сесть - на руки и затылок рухнул невидимый мануфактурный пресс, тисня слово «тупица». Во рту разлагался целый взвод умерших штурмовиков, мозг распилили вместе с черепом и вытащили остатки через уши, а кости рук попросту выдернули вместе с мясом, перетёрли в порошок и утрамбовали обратно, втаптывая особо неповоротливые куски собственными ногами. Всё же, боль сделала своё дело, прополоскав сознание и вымыв шелуху лишних ощущений, так что мысли теперь могли осторожно и неспешно вернуться обратно на свои означенные места и приступить обратно к работе, пускай и начав заново, с самой эмбриональной формы. Первая гениальная мысль заключалась в том, что я смотрел на свои собственные копыта, упёршиеся в шахматную клетку пола. Исходя из этого, я заключил, что мои ноги не сломаны и что в данный момент я должен находиться в кабинете у доктора, что тоже было неплохо. Развивая мысль дальше, сам собой пришёл новые выводы: кожа болит от того, что я ввязался в заведомо проигрышную драку, а душа - потому что оправдываюсь. И только после всех этих рассуждений, достойных академика алкогольных наук, я, недоумевая, поражаясь и превозмогая скепсис, понял, что всё ещё жив и относительно здоров, да и то - может быть и не факт. К счастью, знакомый голос помог внести ясности в мою собственную недоверчивость. - Знаете, дорогой бармен, у вас довольно занятный способ приветствия новых знакомых - вместо руки вы пожимаете им челюсти. Моего лба коснулся холодный и мокрый квадратик марли, смоченный в душистом целебном растворе. Я скосил глаз на источник голоса - вокруг раскрытого капюшона василиска вальсировали пылинки, освещённые мягким сиянием лечебных солевых кристаллов, которыми месье Фонтейн буквально окружил меня, словно какой-то особо ценный музейный экспонат. Доктор и вправду обо мне заботится - кристаллы не очень-то дорогие и редкие, но всё же куда ценнее и действеннее таблетки аспирина. Попробовал собственный голос - слушается не очень. - Порой кровь смывается легче, чем рукопожатие. Из стёкол пенсне на кончике носа доктора на меня смотрел мертвец - под носом и вниз по линиям ушных раковин тёмными речками засохли устья кровавых ручейков, трепещущие мотыльки зрачков сузились до размеров спичечных головок, улыбка больше напоминает двусторонний инсульт. Похоже, что сотрясение, но понадеюсь на лёгкий испуг. - Я никогда раньше не видел его высочество столь рассерженным, а уж тем более, чтобы князь поднимал на кого-то руку, особенно на кого-то более слабого. Мои поздравления, Лурам, вы умудрились окончательно вывести Столаса из себя. Я сделал вид, что откровенный сарказм в голосе Рауля прошёл мимо моих ушей и мозгов. - Приятно быть первым. - Вам следует быть благоразумнее, Лурам. - С моей точки зрения, благоразумнее стоит быть Столасу. Изменять своей жене в собственном поместье, так ещё и с откровенно невоспитанной, нахальной свиньёй, которую хочется зарубить топором ещё до того, как она откроет свою хлеборезку. Скриип немного промолчал и потянулся за новой примочкой для моего лица, чтобы выиграть немного времени для себя самого. - Вы напрасно так думаете о Блице. Он весельчак и совершенно бес-хитростный. А кроме того, он нашёл в себе силы разобраться со своим прошлым и отпустить его, в отличии от вас. - Я успел оценить его достоинства. Впрочем, ему больше ничего не остаётся. - А что вы сказали Столасу прежде, чем окончательно лишились чувств, и на сцену вышла фигура её высочества? Ощутив присутствие последней, я оскалился и повернул голову к принцессе, замершей в дверном проёме как оловянный солдатик. Или как фруктовая вилочка. - Боюсь, что мой ответ не для драгоценных женских ушных раковин. Стелла стояла чуть поодаль, крепко сжав своё правое запястье левой рукой: по всей видимости, основная - рациональная конечность желала покарать меня за вмешательство в важные планы принцессы, в то время как левая рука, отвечающая за эмоции, пыталась убедить свою логичную подругу в отсрочке судебного заседания и ходатайствовала за смягчение приговора. Но также я разглядел и третью руку, принадлежавшая душевному царствию женской натуры леди Сидиус - эта эфемерная, почти что призрачная дымчатая кисть зефирных тонов желала погладить меня в знак искренней благодарности за восстановленную честь, и я уже хотел откусить её пальцы вместе с головой. Посмотрев на меня, покорно растёкшегося по тахте и вверившего себя во все множественные руки Рауля, принцесса утратила часть уверенности в себе и заменила пропажу какой-то нелепой ревностью. Стелла выглядела свежее и лучше, чем вчера: выходит, что каждый вечер княгиня стареет, умирает ночью, а по будильнику собирает себя заново лишь за счёт силы собственной воли. Стелла прошла во врачебный кабинет, села на свободный стул рядом с углом моей роскошной больничной койки, вонзила локти в колени и положила на руки свою голову, смотря на меня с усталостью, которая почти моментально перешла в тревогу, а потом - в ярость. - Идиот! Что ты натворил?! Принцесса внезапно побагровела, затряслась и, вскочив со стула как на невидимых пружинах, принялась кричать на меня неожиданно низким, почти что горловым голосом. Пытаясь прожечь во мне сквозную дырку своим пылающим взглядом, Стелла безостановочно поливала мою душу целым потоком особо грязных и изощрённых ругательств. Я не могу и не хочу ни сопротивляться, ни обижаться, ни недоумевать и просто пополняю багаж собственных знаний. - Придурок! Согласен, не спорю. - Мальчишка! Пожалуй, да. Не могу не ответить ударом на удар. - На два шага вперёд подумать неспособен! Близорукий осёл! О будущем пусть думают те, у кого есть планы и деньги. - О, Тьма! Как же я хочу тебя сейчас удавить! Замараю собственные руки об беса! - А я не буду возражать, - эти слова слетели с моих губ сами собой, неуместная остроумная шутка гораздо дороже собственной сохранности. - Очаровательно! - Стелла язвительно захохотала, издеваясь то ли надо мной, то ли над самой собой. - Знала бы про твои наклонности раньше, так подарила бы тебя Ларене! Так было бы лучше для всех! - Не согласен, леди Стелла. Рауль и Столас бы умерли от скуки, вы - от одиночества и тоски, а я бы и дня не протянул под одной крышей с женщиной, которая любит пить и совокупляться больше меня самого. Ярость время от времени способна унять клокотание эмоций внутри души, но ненадолго - с таким же успехом можно бороться с зубной болью, стискивая челюсти до мушек в глазах. Стелла устало плюхнулась обратно на стул, который даже не пикнул и тем самым подчеркнул измождённость уставшего женского тела. Нездоровая тревожность глаз княгини подкрепила и усилила это умозаключение - последний час заметно попил крови Стеллы. -Зачем ты бросился на Столаса? Чего ты хотел добиться? Моей признательности? О, огромное спасибо, тысяча благодарностей, сэр Ланселот-в-сияющих-доспехах! И что же мой благородный шевалье желает получить в награду? Батистовый платочек с вышивкой или сразу перейдёт к праву первой ночи?! От шипящего, змеиного тона принцессы моя спина покрылась ледяным потом, а в створки разума просочился наэлектризованный ужас. В голосе Стеллы было столько кислоты и уязвлённой гордости, что в нём было бы как раз впору растворять целые составы, доверху гружёные мёртвыми телами благих намерений. Но я всё ещё зубоскалил, не желая сдавать позиции. - Отвечу только на первые полтора вопроса. Бой был проигран, так что захотелось повалять дурака. Дураков поблизости не оказалось, так что пришлось валяться собственнолично. У принцессы дёрнулся глаз, а лицо стянулось под грузом невидимого пресс-папье. - Ты хотя бы понимаешь, что ты натворил, Лурам? Столас обвинил меня в том, будто я подговорила тебя убить его фаворита. - Так вы знали, что ваш муж имеет любовника?! - воскликнул я, не веря собственным ушам. Мой выкрик прозвучал необычайно глухо и дремотно. - Удивлена, что ты узнаешь последним о самом популярном событии, что случалось в стенах поместья за последние последних лет, - тон княгини из самоуничижительного стал задумчивым, полным грусти и сожаления.  - Столасу предложили более весёлую, насыщенную на события и эмоции жизнь, а я лишь злилась на то, что эта интрижка всплыла на поверхность и стала чем-то большим, чем просто увлечение... Столас назвал это любовью. Наверное, глупо обижаться на то, что мне предпочли беса, ведь я никогда не относилась к мужу слишком хорошо или тепло. Но всё равно почему-то неприятно. Стелла посмотрела на меня маленьким ребёнком, которого незаслуженно отругали. Боль в её глазах передалась и мне, медленно, но верно усиливаясь постепенным осознанием масштабов поспешности собственных действий. Я даже не могу представить, как сильно подставил эту отважную, стойкую женщину, доверившуюся мне и получившую в ответ чёрную неблагодарность. - А теперь Столас сбежал вместе со своим любовником и гримуаром, просто растворился в воздухе по щелчку пальцев. О его присутствии на совещании можно поставить крест. Я не успею подготовить речь и перепланировать все действия за эти три дня. Стелла встала во весь свой высокий, величественный рост и наклонилась ко мне, громко прошептав сквозь зубы свою финальную реплику. - Большое спасибо, Лурам. Тебе удалось сделать то, о чём мои враги могли только мечтать. Эти слова, которые Стелла старалась произнести как можно равнодушнее и циничнее, словно просто подбивая итог выставленного счёта, беспощадно били по струнам моей бес-совестной души каждой буквой и каждым выдохом, отбивая изощрённое похоронное фламенко. Эта прекрасная женщина, рассудительная и хладнокровная, всегда слушающая только голос разума, надломилась под гнётом меланхолии собственной непосильной жизни, где нет места эмоциям или мыслям о свободе. Что будет со Стеллой в эти три дня? Что она предпримет? Увижу ли я её хотя бы ещё раз, и смогу ли я сказать хоть одно слово? Что она подумает обо мне и будет ли думать вообще? Конечно же будет, потому что именно по моей милости весь отлаженный механизм её плана засорился, сбился с ритма и разлетелся тысячей тысяч мелких острых осколков, которые великая княгиня будет пытаться собрать воедино, разрезая свои нежные пальцы и крича на любого, кто будет предлагать ей помощь. Я необычайно метко обозвал Стеллу трудоголичкой, и, поставив её характер на один уровень со своим, точно так же ювелирно точно приписал ей такие качества, как чувство долга, самопожертвование и стойкость, и именно поэтому её редкие проявления слабости и душевности казались для меня столь ценными, важными и искренними. И поэтому, я снова решил действовать. Из-за меня несчастная Стелла сейчас так близка к тому, чтобы сломаться или совершить какой-то необдуманный шаг в порыве вредоносного отчаяния, перечеркнув все свои предшествующие жертвы, муки нравственного выбора, плоды многолетний усилий, бессонных ночей, истощения организма и рассудка - я не мог допустить, чтобы даже минута этих трудов пропала зря. Я не собираюсь сдаваться. Я готов драться собственными руками. Я знаю, что вступаю в битву против целой организации самых свирепых, коварных и двуличных тварей, которая в правой руке сжимает разящую рапиру реальных ударных сил личной армии киллеров и боевиков, а в левой - аляповатый пёстрый веер политических закулисных игр и лживых дипломатических перепалок, где вопросы без ответов столь же часты, как и ответы без вопросов. Я не собираюсь сдаваться, даже если не выиграю эту битву. Сейчас избыточная заразительная самоуверенность куда полезнее логичного и прагматичного пессимизма под маской реализма. Я просто убью и раню столько врагов Стеллы, на сколько у меня хватит сил и патронов. От этой мысли кровь в моих венах заструилась быстрее, головная боль ежесекундно кричала в ухо о продолжении существования, и я больше всего захотел не убегать от тьмы, но нестись навстречу рассвету на своих двоих. - Стелла, собирайтесь не столь поспешно. Мы поедем вместе, и я всё равно поеду с вами, даже если вы будете упираться. - Что значит твоё «всё равно», Лурам? - принцесса выгнула бровь. - Ваше желание оставить меня здесь и вляпаться по уши самостоятельно ещё более очевидно, чем клюв на вашем личике. Мы едем вместе и возражения не принимаются. - Какой у меня заботливый друг, не правда ли, Рауль? - от количества теней иронии в тоне Стеллы в комнате ощутимо потемнело. - Сначала он ломает все мои планы одним-единственным необдуманным движением, а потом любезно садится мне на шею и свешивает копыта, чтобы я точно от него не смогла отвязаться при всём желании! Лурам, да ты просто прелесть! - Но не так прелестен как вы без порции своего утреннего кофе, ваше высочество. Собирайтесь, леди Стелла: простая одежда, все ваши наработки и побольше наличности. Кофе сварю по прибытию. Стелла положила мне на плечо свою тонкую руку - я едва подавил приступ радости, потому что жест был не останавливающий, но обеспокоенный. - Лурам... а ты сможешь? Состояние позволяет? - Могу ходить - значит пойду. Лучший способ перебороть боль - игнорировать её. - Согласна, - Стелла заговорила уже куда решительнее и бодрее, чем до этого. - Тридцать минут на сборы. И я все равно буду ждать свой кофе. - Сварю вам целый чайник, леди Стелла. - Прекрасно, Лурам. Ну, ты смог сделать ещё одну вещь, о которой мои враги давно мечтали - найти во мне новую слабость, - вялая, кривая ухмылка клюва, обозначенного чёрной помадой, сияла ярче любой путеводной звезды. - Приятно быть первым, - ответил я, но уже совершенно другим тоном. Я даже не шёл, а почти что маршировал до барной стойки и своего убежища, цокая копытами с таким усилием, как будто пытался поднять облака несуществующего мусора и прибавить работы горничным, которые все, как одна, поспешили убедиться в том, что я все ещё жив после произошедшего. - Всё в порядке, мои милые, всё хорошо, немного повздорили с князем, просто рабочие моменты, - я сам не верил тому, что говорю, но при этом звучал настолько убедительно, что мне бы поверили и собственные родители, будь они здесь. - Спасибо за вашу заботу, мои рогатые солнышки. Как вернусь - с меня коктейли. Без лимита. А пока что, вернитесь к работе и думайте о шипящих напитках в хрустальных бокалах. Оставив горничных переваривать и переосмыслять такие щедрые масляные посулы, я миновал бар, привычным движением дотянулся до железного кольца ящика тумбочки, и тут же остановил себя, тихо выругавшись и ощутив внутри себя чувство холодной пустоты - опиаты из моих запасов покоятся в канализационных стоках, монстр зависимости хоть и сдох, но его смрад всё ещё напоминал о себе. Пришлось проглотить пригоршню ибупрофена, протолкнуть таблетки совместными усилиями воли и пищевода и, дождавшись их падения в желудочный сок, бросить своему отражению в зеркале короткое и не лишённое двусмысленности слово: - Пойдёт. Поскольку для внутренностей я сделал уже всё, что только мог, а душа при всём желании не могла быть подвергнута чистке, я решил уделить особенное внимание своему внешнему виду, пустив в ход все имевшиеся у меня в закромах средства, которые и моими-то особо не были в полноценном смысле этого слова. Я буквально собирал себя будущего из подарков, которые когда-то получил от трёх женщин, не так давно напомнивших о себе своим появлением в стенах поместья и в стенах моего разума, и неизвестно, где они оставили большее число отпечатков.    Базовой нотой моего образа послужил костюм приятного глазу, неброского ониксового цвета, сшитый руками слепого портного-носферату по личной просьбе Гретты: пиджак с множеством карманов, сорочка с уже пришитыми тяжёлыми пуговицами на запястьях и зауженные брюки, а также жилет цвета болезненной, нездоровой прозелени - я вспомнил, что этот оттенок, столь полюбившийся вампирской аристократии, называется аспарагус. Поверх рубашки, сокрытая чернотой пиджака и зеленью жилета, легла портупея из выдубленной кожи с тонкой вязью иероглифов, нанесённых резцом оружейника клана триады, а чуть ниже моего правого локтя маленькой смертоносной змейкой обвился ремешок, похожий на подвязку для рукава: типичный аксессуар для бармена или щеголя, если бы не пришитый к нему крошечный крючок для крепления за колечко на рукоятке пистолета. «Наган» проскользнул под левое плечо в кобуру, запасные патроны к револьверу заняли свои оговорённые места в патронташе под правой мышкой, финский нож - в ножны вдоль по линии брючного ремня, а элегантный хромированный «1908», в ожидании своего выхода, позволил мне зацепить его тугой резинкой и задвинуть в правый рукав. Дёрнул кистью, отрепетировал появление на сцене - сам выпрыгнул, щёчки из слоновой кости неприятно скользят, бесполезны для намокших ладоней, так что остаётся надеяться, что дело не дойдёт до такого. Загадочно мерцающее в полумраке комнаты пальто из прочной чешуи хищной подполиповой барракуды, пошитое на заказ перепончатыми лапами мастеров подводного города Й'хан-тлеи, грузным неводом поглотило всё моё тело, а голову спрятала угольно-чёрная шляпа-котелок, из-под полей которой я смотрелся ещё страшнее, перечеркнув все труды Рауля: отпечаток ладони на щеке заплыл, разбитые губы припухли, но глаза горели холодной решимостью. Точно такой же взгляд был и у меня, когда я и леди Вирм впервые пересеклись путями, и он сохранялся до самой последней нашей встречи. - Лурам... ты... уезжаешь? - срывающийся голос Мурева едва не поставил мне подножку. Бесёнок старался держать себя в руках, но проигрывал этот бой воспоминаниям, решившими выйти на ринг во второй раз - точно так же маленький Мурев мог видеть уход своего отца в последний раз, прежде чем тот навсегда исчез в густом тумане бескрайней пустыни пограничного круга. - Я не... Что «я не»? Я не твой отец? О да, это определённо то, что Мурев захочет услышать. Давай, покажи своё настоящее лицо, давно пора! - Я не собираюсь погибать, Мурев, - вариант вышел лучше того, что продиктовало чувство вины, но бесёнок был не настолько доверчивым, чтобы купиться на банальное геройское клише. - Меня и убивать-то будет некому. - Но ведь там будет опасно! - возмутился Мурев, глядя на меня, как на дурака, тянущего руку к оголённому проводу. - Ты даже не представляешь, какие у леди Стеллы опасные враги! У них там будут целые армии киллеров и шпионов! - Конечно, у меня уже коленки трясутся и хвост под них спрятался. Наверное, мне стоило рассуждать точно так же, когда Эбрих тебя обижал. Мурев побелел от стыда и замолчал, но опустить ему нос я не дал, подкрепив свои пальцы на его подбородке тёплыми словами и улыбкой. - Да, скорее всего, будут какие-то неприятности и трудности, но у нас со Стеллой, - я сделал небольшую паузу, всё ещё не веря, что говорю о принцессе и себе «мы». - У нас с леди Стеллой есть преимущество - это внезапность. Что известно нашим врагам и чего они ожидают? - Место встречи, его время и тема, - выдохнул бесёнок, вспоминая вводные данные. Чуть помедлив, Мурев добавил уже увереннее. - Специально забронированный кабинет Адского Парламента, заседание пройдёт через три дня, а представлять дом клана Сидиус будет... князь Столас... - Именно этого они и ждут, - кивнул я, делая вид, что успокаиваю только своего протеже, а я холоден и сосредоточен, и вовсе не жду выстрела из-за каждого возможного угла и укрытия. - Так что мы с принцессой застукаем их со спущенными штанами. И всыпем розгами по несвятым местам. Глупая метафора сумела развеселить Мурева - он всё ещё пока оставался ребёнком, и подобные глупости про упавшие штаны и надранные филейные части пока ещё были в состоянии посмешить. Но, теперь нужно было закрепить ловкое слово надёжным делом, чтобы первое не смогло упорхнуть, а второе не показалось бы чрезмерно скучным и неинтересным. - А чтобы и ты не скучал в моё отсутствие, то вот тебе пара заданий в нагрузку. Очень важные, серьёзные и ответственные, - Мурев вытаращил глаза, когда я протянул ему свой старый «хаудах» рукоятью вперёд. - Будешь пока за старшего, следи за баром, кому попало не наливай. Эбриху полагается только одна бутылка вина, стоящая на самой верхней полке, а всё что кроме - отказать. - Он настоящий? - бесёнок осторожно, но уверенно повертел массивный пистолет в руках, держа стволы к полу как опытный стрелок, а потом сам догадался как проверить патронник и убирать взведённые курки обратно. - Но без патронов? - Эбриху о последнем знать необязательно, - я подмигнул Муреву. - Просто пригрози, что прострелишь ему задницу. - Ага, чтобы он начал грозиться уходом на больничный с сохранением зарплаты? И чтобы потом горничные возмущались, что у них будет ещё больше обязанностей?  - съязвил бесёнок, расплывшись в широчайшей улыбке, и это оказалось заразным даже для такого угрюмого беса как я. - Нет уж, просто припугну для начала, а если не поверить, то просто брошу в него пистолетом со всей дури. - По такому помпадуру грех промахнуться. Так что, я верю в твою руку, Мурев. - И всё же, Лурам, будь осторожен. - Я не даю ложных обещаний, Мурев... Поэтому, можешь уже застолбить скамейку в «Звезде Альхазреда», - я отдал бесёнку свой мобильник, которому место было скорее в музее, чем по прямому назначению. - А второе задание, помимо охраны бара - будешь отвечать на звонки. Скорее всего, звонить будут только двое - либо родители, либо виконт де Веттерлие. Мурев робко и нерешительно протянул руку, неуверенно дотронувшись до телефона сначала кончиками пальцев, словно боясь обжечься об серый пластиковый корпус старой «6260» с зелёным глазком индикатора, а потом уже медленно, как любопытный зверёк, взял телефон в ладонь, примеряясь к непривычному весу и габаритам средства связи прошлых лет. Я точно так же бережно, но при этом без излишней опаски приобнял парнишку за плечи, решив, что для внушения мужества и смелости подойдут отеческие наставления и забота. - Всё будет хорошо, тебе не нужно будет ничего придумывать или врать. Поздороваешься, представишься, выслушаешь и дождёшься, пока закончат говорить, а потом уже рассказывай сам. Даже если собьёшься или оговоришься - извинишься и повторишь уже правильно, никто тебя не будет ругать. Я в тебя верю, Мурев. Ты обязательно справишься. Оставив бесёнка наедине с незаряженным пистолетом, мобильным телефоном и множеством мыслей, я уже был готов идти встречать Стеллу, как меня снова остановили, крепко взяв чуть выше левого локтя - старый бес словно почуял, какая рука безоружная. Открыть рот Игбус мне тоже не дал, говорил тихо, но доходчиво. - Что ты княгиню одну не пустил - это ты верно сделал, Лурам, спорить не стану, - рука у механика оказалась крепкая, сильная. - Честью семьи и именем матери поклянись, что живым вернёшься, если только ты не болтун. - Так ты Маурицио, значит? - я усмехнулся. - Далеко тебя от родного дома занесло. - А ты за меня не беспокойся, о себе подумай, - спокойно ответил Игбус, ощутимо выкрутив мне кожу на бицепсе. - Ну, клянись! Я тихо поклялся и честью семьи, и именем матери, и своим собственным именем, обязуясь в случае провала сгореть чёрной иконой, а у самого уже в горле страшно першило от коптящего дыма желания попросить Игбуса присмотреть за Муревом и позаботился о бесёнке, если со мной что-то случится. Но старый бес и так всё понял. - Мурев никогда ещё так никому не открывался и не верил как тебе, Лурам, - сказал отставной сапёр. - Он впервые улыбнулся только с твоим приходом, а это что-то да значит. Ты для него всё равно, что брат старший или отец - ты погибнешь, и он угаснет как лучинка. Когда Игбус отпустил мою руку, я уже собирался уходить, как механик снова окликнул меня по имени и протянул мне длинную самокрутку, туго набитую какой-то разноцветной травой. Я непонимающе посмотрел на беса, но всё же вложил папиросу в портсигар, потеснив удивлённые таким неожиданным соседством чируты. - Не дурь это, а самосад с лечебными травами, сам князь для меня собирал и обрабатывал, - объяснил Игбус. - Раз в месяц сам угощаюсь, лёгкие и мозги хорошо прочищает. Если станет на душе совсем тяжело или голову печаль заморочит - закури. Оно и голову прояснит, и душу облегчит. - Не пригодится - верну. Спасибо, Игбус. - Храни тебя Абара, Лурам. Буду рад, если не пригодится. Стелла тоже собралась быстро, по-солдатски, и наше с ней понимание слова «просто» полностью совпадало: чёрная приталенная юбка-карандаш с заправленной скромной белой рубашкой, такой же белый короткий плащ с ремешком, несколько колец и браслетов, с которыми не жалко будет расстаться и в случае нехватки денег, и чтобы подчеркнуть красоту тонких рук с чёрными кончиками пальцев, плавно и правильно перетекающих в когти. И без того белые перья лица были обильно припудрены, а глаза подведены фиалковыми тенями, то ли выделяя, то ли скрывая полукружья бессонницы и усталости над нервно блестящими корундами глаз. В левой руке - небольшой, но плотно набитый саквояж, и даже сквозь замки видно, что всё лежит на своих местах. - Лурам, не время на меня пялиться. - А когда вам будет удобно, леди Стелла? Мы взглянули друг на друга коротко и резко. С одинаковым успехом, наши с ней кинжальные взоры можно было бы с лёгкостью истолковать как обещание кровной вражды до последнего колена, но точно так же и кровавой клятвой в вечной дружбе и в горе, и в радости. Глаза княжны почти что фанатично сверкнули, уверенность закипела всесжигающей адской лавой. В эту минуту, Стелла мне нравилась особенно - возможно, что и я ей тоже. Вместо того, чтобы каждый из нас страдал по одиночке в собственном тёмном углу, мы решили вдвоём встать под проливной дождь из неприятностей. - Не сегодня, это уж точно. Подождёшь? - Не дольше, чем до самой смерти, леди Стелла. Идёт? - Идёт, - взгляд Стеллы ушёл куда-то внутрь неё самой, рассматривая что-то новое, возникшее на задворках её подсознания - боязливое, но трепетное. И я не стал спрашивать, побоявшись спугнуть мысль.

***

Бартоломью, стоявший у окна, отлепил своё лицо от недавно установленного новенького стекла, и снова посмотрел на содержимое папки в синем переплёте - кто бы знал, что Лурам, при всей его решительности и уме, окажется столь безразличен к собственной персоне и прочему содержимому рабочего стола? Компромат от клана упырей чудом уцелел во время устроенного пожара, и старый дворецкий мог продолжать свою работу - да, изначальный план сильно отклонился от означенного курса, но вектор развития оставался неизменным. Более того, открылись новые перспективы. - Барт, я тебе не мешаю? - полный нетерпения голос Перуллы заставил Бартоломью убрать взгляд с фотографии, на которой были запечатлены Верховная Жрица эзотерического ордена и Лурам, облачённый в дорогое пальто из рыбьей чешуи, в котором он не так давно сел в такси вместе с княгиней Стеллой. Как знать, как знать - может быть, тот факт, что Лурам не избавился от такого подарка, может сыграть не последнюю роль. - Ну что же, Перулла, - Бартоломью изобразил в голосе лёгкое беспокойство, сложив пальцы рук домиком. - Я рассмотрел твоё заявление, очень жаль, что придётся с тобой расстаться после двух недель отработки. - Две недели! - воскликнула бесовка, ударив ладонями по столу. - Бартоломью, я же попросила! Ну неужели никак нельзя договориться? Мне очень нужно уехать прямо сейчас! Иначе... - Да-да, конечно, я понимаю. Письмо от одноклассника, встреча выпускников, событие раз в жизни... - дворецкий буквально выворачивал наизнанку душу главы горничных перечислением всех этих фактов, прежде чем нанести удар с новой стороны. - Ну, я могу это устроить. С полной выплатой жалования за отработанные дни, а также премиальными за безукоризненную службу... - У нас есть премиальные? - Перулла недоверчиво нахмурилась, и Бартоломью постарался сглотнуть как можно незаметнее. - Разумеется. Тысяча адских долларов. - Тысяча?! - Тысяча двести, с учётом выслуги лет и твоей ответственной должности, - улыбнулся бес, поправив очки на носу и приблизив руку к настольному телефону. - И небольшая услуга. Один звонок и немного актёрского искусства. Текст уже готов, всё придумано за тебя. - Ну нет, Барт, - решительно замотала головой Перулла, хотя в её голос и закралось сомнение. Мысли о деньгах и возможности наладить личную жизнь зацепились всеми когтями. - Я под такие дела ни за что не подпишусь. Сам и звони или ищи другую дуру. Бартоломью тонко оскалился, чувствуя, что служанку нужно лишь слегка подтолкнуть, и положил на стол чуть приоткрытый бумажный конверт, наполненный купюрами - те самые тысяча двести долларов из личных запасов, намеренно разменянные двадцатками, чтобы пачка казалась ещё толще и плотнее. Этого хватит и чтобы купить билет на ближайший скорый поезд, и на первое время для встречи со старым другом. - Ты же понимаешь, что я не собираюсь мстить Лураму из-за твоих мелких обид, - уже не так уверенно произнесла Перулла, всё чаще бросая взгляды на алчно-зелёные хрустящие корешки валюты. - Никакой мести, просто я хочу, чтобы он убрался, - полу-честно ответил дворецкий, слегка подтолкнув конверт и лист с текстом навстречу главе горничных. - Есть женщина, которая, судя по всему, не против, чтобы Лурам вернулся к ней. И если эта дама узнает, что Лурам будет неподалёку, и он всё ещё носит её подарок... - То она захочет выйти с ним на новый контакт? - завершила мысль Перулла, больше убеждая саму себя и свою совесть этой догадкой. - В самую точку. Только одно свидание для неё и Лурама. И ничего больше. Пока что Бартоломью, наученный недавним горьким опытом, держал руку чуть в стороне от телефона и пока что действовал только пряником, но и кнут у старого беса был подготовлен - фиктивная выписка из несуществующей частной медклиники о проведённом аборте на очень поздних сроках. Разумеется, этот блеф мог бы раскрыться одним простым звонком в справочное бюро, но кто в таких случаях станет руководствоваться голосом логики и здравого смысла? Перулла сначала взяла в руки лист бумаги, внимательно вчиталась в свои будущие реплики - ей предстояло изобразить чрезмерно обеспокоенную подругу. Жалобно и слезоточиво обеспокоиться о судьбе Лурама, и то, как он подвергает свою жизнь опасности, при этом не желая никого слушать, кроме внутреннего голоса и голоса княгини, которая так легко заполучила его в своё распоряжение - с последним, и сама Перулла была солидарна, а потому конверт исчез в кармане её передника с ловкой быстротой. - С Лурамом точно ничего не будет? - сейчас бесовка успокаивала последний тихий писк совести, и Бартоломью помог в этом деле коротким кивком. С такой же быстротой в женскую дрожащую руку легла телефонная трубка, пока чёрный коготь Бартоломью набирал нужный номер. Треск ротора прозвучал зловеще, наматывая нервы Перуллы своим обратным ходом. - Приёмная эзотерического ордена Гидры и Дагона, - напористый, булькающий голос дежурного заставил бесовку подскочить на стуле. -Мы пока не набираем новых последователей, но если у вас есть свежая жертва или добавочный номер члена нашего культа, то мы готовы вас выслушать. - Здравствуйте, - у Перуллы почему-то пересохло в горле, а тонкие буквы слов, сложенных в какую-то тошнотворную пантомиму, расплывались перед глазами. Но, вспомнив о том, что скоро её жизнь должна измениться к лучшему, и какие нежные слова она увидела в письме, голос бесовки тут же окреп, а зрению вернулась ясность. - Соедините меня, пожалуйста, с Диамандой Вирм, Верховной Жрицей. У меня есть для неё очень важные новости.

***

- Как ты себя чувствуешь, Лурам? - Как похмелье Рене Декарта, леди Стелла. - Это как? - Голова трещит, тело болит, от трёпки и голода тошнит. Следовательно, существую. Стелла дважды сделала заказ такси и оба раза его тут же отменила, взяв третий вариант. Нас встретил полу-сонный отъевшийся бес с широким лбом, который могла скрыть только ещё более широкая выгоревшая плоская кепка, больше похожая на украденную крышку с канализационного люка. Таксист неспешно прошоркал к задним дверям своего массивного DeSoto’46,который ну просто никак не должен был сочетаться с таким владельцем - на таких машинах возят только особо продажных политиков и мафиозных донов. - Вы отменили два заказа, - промычал бес. - Такса будет двойная, никаких чеков и расписок. Либо перевод, либо наличные. Стелла, не моргнув, ответила, что согласна на наличный расчёт. - И я не собираюсь останавливаться где-то по пути. За багаж платим отдельно. Стелла вновь заверила таксиста, что никаких остановок не предвидится, а из багажа у нас только один небольшой саквояж на двоих. Не дожидаясь очередного важного замечания от беса, мы с княгиней поспешили сесть на задние сиденья, чем лишь отстрочили третью реплику водителя, которую тот произнёс уже за рулём, после того как ловко вонзился в поток машин и ответил на возмущённые сигналы вытесненных автомобилей выставленным в открытое окно средним пальцем. - И не думайте, будто я вас граблю! Жизнь нелёгкая, каждый встречный либо сбегает не заплатив, либо сует пушку под нос и требует ключи! Ну, вы сами понимаете! На этот раз, вместо Стеллы ответил я, выдвинувшись вперёд всем телом и одарив толстяка улыбкой-оскалом. - Вы, должно быть, очень хороший водитель, мистер? - Лучший в своём роде! - гордо надулся бес. - А что делает хороший водитель? - и, не дожидаясь ответа, завершил мысль самостоятельно. - Правильно. Он смотрит на дорогу и везёт, а пассажиры - разговаривают. - Да пожалуйста, только правила соблюдайте. Я только-только салон отмыл, - сердито буркнул таксист, через плечо ткнув большим пальцем руки в висящие над передними сиденьями таблички «Не орать», «Не драться», «Не сношаться», «Не блевать», «Не харкать», «Не курить, даже если очень хочется или это электроника». Оставив таксиста в его мире, полным скорости и ругани в открытое окно, я поспешил с радостью вернуться обратно к Стелле. Мы мчались сквозь поток железных монстров с бензиновой кровью, ощущая себя проглоченными рыбёшками в брюхе большой чёрной акулы. Казалось, что адское солнце, мерцающее как горящий уголёк, перечёркнутое идеально ровными линиями пентаграммы, утопает в огромных ярко-красных тучах и напоминает всем присутствующим о скоротечности времени - все умрут, моря иссохнут, земля сгорит дотла и солнце вслед за ним, и ничего не останется. Совершенно ни-че-го. - Лурам, всё же, тебе не стоило ехать вместе со мной. Это не простая поездка в гости с предвыборным враньём... будет опасно, -голос Стеллы бросился в мои невесёлые будничные рассуждения спасательным кругом. - Леди Стелла, я достаточно крепок и телом, и духом, и эго, чтобы справляться с разными трудностями. А вот вам бы следовало поучиться признавать нехватку собственных сил, когда это действительно так. - А ты умеешь это, Лурам? Я бы взяла у тебя пару уроков. - Хм, крыть нечем. - Но, если серьёзно, нам придётся работать по весьма нестандартному графику, - Стелла прощупывала моё лицо своим уставшим взглядом. - Я привыкла действовать кропотливо, размеренно, подчас чрезмерно осторожно, но лишь за счёт осторожности я и смогла не привлекать к себе лишнего внимания и укрепиться прежде, чем... остальные дворянские головы догадались повернуться лицам, а не задницами и изумиться моему неожиданно высокому положению. - Однако, сейчас идёт гонка на время? - я увидел суть ответа сквозь всё это неуместное напускное хвастовство, и Стелла подтвердила мои домыслы очередной улыбкой. - И промедление смерти подобно? - Ты, как штурмовик, должен верить в быстроту, натиск и точность. Или я что-то путаю, как несведущая в военном деле? - Всё верно, леди Стелла. Будет непросто и даже опасно для каждого из нас. Но вместе мы сила, верно? - Верно, - почти что торжественно произнесла княгиня Сидиус. - Нужно верить и в себя, и друг в друга. Снова взглянув в окно, и не увидев там каких-то особенных изменений, я снова обратился к принцессе. - Где мы будем проживать? - Я договорилась с Асмодеем о переносе сроков. Нас встретит его вооружённый кортеж и сопроводит до самого порога отеля «Одинокое крыло». Даже не скандалил и не сердился... совсем. Это на него не слишком-то похоже, - лицо Стеллы очертило две глубокие бороздки по обоим сторонам клюва. - Совсем не похоже. Просто согласился. Стелла выжидательно посмотрела на меня - слов у меня не нашлось, так что я просто кивнул со сдвинутыми бровями, разделяя её подозрения, после чего опять предался размышлениям. Опустив глаза, я ощупал нагрудный карман пиджака в поисках портсигара - вовремя вспомнив об одной из множества унылых табличек над своей головой, я уже хотел убрать руку, как неожиданно ощутил другой предмет в нагрудном кармане пальто. Это была небольшая пробирка духов чайного цвета с колпачком-пульверизатором, сделанная из самого обычного толстого поделочного хрусталя, но для меня этот предмет стал враждебным, страшным артефактом, несущий в себе очередной ужасающий секрет из прошлого. Я провалился в кожаное кресло автомобиля, и падение превратилось в самый настоящий крах, а пальцы сами крепко сжались об жгущую руку прозрачную поверхность. Мне будет стыдно. Мне будет больно. Мне будет очень-очень больно.

***

- Ах, мистер Лурам, здравствуйте-здравствуйте, мой дорогой! - хозяйка борделя, полненькая и морщинистая адская гончая Краснохолка, приветствует меня жаркими объятьями. Из-за пёстрого меха и возрастной дряблости казалось, что она зябко кутается в роскошную драгоценную мантию, мерцающую в свете красных фонарей. - Вы сегодня особенно нарядны, мадам, - подмечаю я, заставляя хозяйку расплыться в широкой улыбке, демонстрируя мне весь свой пенсионный фонд из золота, серебра и алмазных штифтов. - Ждёте особенного гостя? - Каждый гость для нас особенный, но вы отчётливо выделяетесь даже на их фоне, мистер Лурам. - Говорите как о неизлечимо больном. Новая демонстрация богатого оскала, новый клокочущий смех, переходящий в кашель. - Мои девочки не умеют лечить, это верно. Но им по силам дать хотя бы временное облегчение от душевных и сердечных мук, - дав столь подробную рекламу, Краснохолка щурит свои внимательные глаза, ловко распознающие робких юношей и неверных мужей, и говорит заветные слова. - Калина в своём номере. Покупаете её на всю ночь? Я отвечаю ей почти незаметным кивком и поднимаюсь вверх по лестнице, встречая уже знакомую картину из множества женских лиц, разного возраста, расы и стажа работы: старожилки уходят сразу же после моего появления, новенькие же смотрят на меня с интересом, который они пока ещё не успели утратить одновременно с молодостью тела и души. Бесовка Калина уже ждёт меня сидя на кровати, скрестив свои пушистые копыта и небрежно покручивая собственный хвост левой рукой. В её больших глазах пробегает лукавая искорка, лишённая типичной для этой профессии фальши: никакой напускной кокетливости, никакой угодливой улыбки, только искренняя радость при моём появлении, выражаемая подёргиванием огромного носа-пятачка. - О, привет, Лурам! - Калина в два больших прыжка настигает меня и заключает в объятья, радуясь как маленький бесёнок при появлении Крампуса. Я же молча киваю ей в ответ и протягиваю набитый кошелёк с уже оговорённой суммой - бесовка даже не утруждается пересчётом, а просто убирает деньги в верхний ящик комода, и достаёт оттуда флакончик с духами. - Ты на всю ночь, да? Просто поспать? - Да, Калина, - я сажусь на кровать, повернувшись к женщине спиной, и медленно раздеваюсь. Сначала я слышу сухие щелчки пульверизатора, а потом тихий, тревожащий душу цокот горлышка бутылки об край высокого и глубокого лафитника. Запах коктейля из вина и лауданума уходит в сторону сразу же, когда меня накрывает стойкий аромат свежих яблок и естественно пахнущего женского тела. - Если у меня хватит денег. Ты ведь даже не пересчитала. - Чепуха! - весело хрюкнула Калина, обняв меня сзади. Я позволяю бесовке накрыть меня невыносимым, но столь нужным запахом духов, и поднести стакан с мутной красной жидкостью к собственным губам. Покорно выпив опиатную смесь, я из последних сил стягиваю с ног брюки и залезаю под одеялом. Калина тушит свет, раздевается сама и ложится рядом, обняв меня со спины. - Но ты не пересчитала, - повторяю я куда-то в пустоту. - Ты честный, Лурам, ты не обманешь. Да если бы и не хватило, я бы тебе скидку сделала. Другие-то девки - дурынды! - простодушно говорит она, и я уже мысленно представляю, что точно так же могла говорить и Табука. «... и даже щербинка та же. И запах...» - Ты щедро платишь и скупо просишь. Обычно мужики делают наоборот. А теперь, давай-ка спать. Я тебя разбужу утром, как обычно... ах да, музыка! Калина выпускает меня из своих тёплых рук, какое-то время копошится, настраивая в темноте старый патефон, после чего снова возвращается ко мне вместе с удушающими объятиями настойки морфия, алкоголя и картин прошлого. И откуда-то издалека слышится щёлкающее, старое, но такое родное и тревожащее душу пенье: «... Студенточка, вечерняя заря, Под липою, стою, одну жду тебя...»  - Лурам... Это был настоящий голос Табуки. Она окликала меня. Ей было больно смотреть на меня. Она хочет мне помочь, но не может. И всё это плацебо с похожей на покойную невесту проституткой, которое должно было приносить мне облегчение во время ночи и страдание с рассветом, моментально превратилось в страшный, мучительный спазм утраты. Я не мог проснуться, я не мог перестать слышать её голос, я не мог заснуть - я тонул в бездонном омуте, и Табука тонула вместе со мной, крепко взяв меня за руки. - Лурам... И я зарыдал во сне, надрывно и истошно. Калина, сама того не ведая, лишь усугубляет мои страдания по моим собственным инструкциям - шепчет мне слова бесполезного утешения, трепетно гладит мои шрамы, с особенной нежностью проводя пальцем по уродливой, похожей на оспину вмятине на левом предплечье, что была оставлена мне в наказание роковой пулей безымянного солдата армии Небес. За мгновение до столь внезапно пришедшего спасительного сна, мысль о фальши и суррогате становится настолько яркой и стыдящей, что я начинаю стонать и ворочаться. Калина незамедлительно вливает мне ещё один стакан снадобья сквозь сжатые зубы, придерживая ладонь у моего подбородка, а потом выходит за лимит прейскуранта работницы публичного дома «Маска Арлекино» с той же готовностью, с какой я обманываю себя каждую секунду жизни. - Сейчас-сейчас, бедненький мой, хороший мой Лурам!- голос бесовки отдаляется от меня, и это вовсе не следствие наркотического опьянения: тёплое дыхание и влажные поцелуи, ядовитой змеёй ползущие вниз по моему животу более чем реальны. И мне невыносимы её вызванные душевным порывом ласки, потому что настоящая Табука никогда бы так не сделала, она вообще вряд ли знает о таком способе доставить партнёру удовольствие, и оттого мне вдвойне тошно. Разум сам извращает факты, и теперь это я, мерзкая и развращённая чёрная душа, пользуясь доверчивостью и наивностью, принуждаю чистую и непорочную душу покойной жены к столь мерзкой и унизительной, почти что животной случке. Своим искренним желанием успокоить мою душу самым подходящим по мнению Калины способом, бесовка вызывает у меня лишь новые слёзы, и мне остаётся надеяться лишь на самую последнюю ставку, что лауданум и вино выключат все мои функции раньше, чем Калина добьётся желаемого результата. Ставка не играет - я мучительно разряжаюсь в тот же самый момент, когда игла соскакивает с патефонной пластинки, а череда вспышек в голове и в низу живота становится болью, сквозь которую я продолжаю слышать голос Табуки. Я просыпаюсь до будильника, моментально выключаю его, забираю с собой флакон духов и, стараясь не шуметь, одеваюсь. Калина просыпается, когда я кладу ладонь на ручку двери и шумно вздыхаю. - Калина, сегодня мы видимся в последний раз. - Лурам... тебе не понравилось? И что я могу ей сказать? Правильно, только ложь. - Наоборот, очень приятный сюрприз. Просто денег больше нет, а за бесплатно ходить к тебе как-то неправильно. Она мне верит. Как верила и Табука. Я действительно посетил этот весёлый дом в последний раз, потому что на выходе меня уже терпеливо караулила целая почётная процессия. Я лишь мельком успел рассмотреть острое, похожее на голову колуна, пучеглазое лицо глубоководного, прежде чем меня встретили троекратным салютом: один по затылку и два в живот, после чего я совсем без возражений позволил швырнуть себя на склизкий пол автомобиля. - Тринадцатое поколение Гнева и Похоти, тринадцатый мужчина с ярчайшим сердцем, - квакающий, жабий тон предводителя совсем не вязался с торжественностью речи. - Великая Чёрная Коза не ошиблась, нашептав твоё имя нашей сестре! - Пусть ваша сестра сменит провайдера, - я до сих пор не знаю, успел ли я произнести эти слова и получить в ответ по уху, или же я только собирался, но, в любом случае, чувства меня покинули, и голова сама упала вслед за руками.

***

Я не замечаю, как Стелла спасительным жестом забирает флакон из моей нетвёрдой руки, и поспешно прячет его в саквояж, где-то в груды бумажных работ, умудрившись сделать невозможное - похоронить хотя бы одну мою невзгоду. Потом княгиня о чём-то думает, глубоко вздыхает, берёт мою руку и, склонившись, кладёт мою пятерню к себе на лоб. И я вижу то, что мне не следует - в лицо ударяет краска, а сил отвернуться просто нет. «Стелла с трудом встала с кровати, и, медленно переставляя ноги, пошла в ванную. Дождавшись, пока халат с тихим шорохом сползёт вниз по плечам и рукам, замерев бледно-розовой бесформенной массой, принцесса сначала с хирургической тщательностью вымыла руки с мылом, почти что когтями счищая невидимую грязь. А потом, набирая прохладную воду горстями, Стелла обмыла себе лицо и шею, и вздрогнула, когда поток капель стёк по перьям к низу живота, где оперение короче и темнее. Сердце глухо стукнуло несколько раз подряд, когда ноги сами сдвинулись плотнее, и ощутилась липкость перьев на внутренней стороне бёдер. Ещё один грязный, жалкий, унизительный секрет великой княгини: ей противно и мерзко дотрагиваться до себя, и лишь в беспокойных, волнующих снах она находит облегчение, где её ласкают незнакомые руки и губы, и делают это столь ощутимо и реально, что тело начинает невыносимо гореть вплоть до боли. Стелла не знает, кому они принадлежат, но точно уверена в том, что мужчине, который никогда не сделает ей больно и любит её просто за то, что она есть.» - Стелла, что это... - моё покрасневшее от внезапного стыда лицо, пошедшее пятнами от тысячи мелких уколов, застывает маской древней трагедии, не зная, что выразить следующим: возмущение, изумление или сострадание. - Зачем вы мне это показали?! Она немного отстранилась и посмотрела мне в глаза. Чувственные глаза принцессы Гоэтии, наполненные непостоянным цветом, снова поменяли свою окраску и глубину. - Ты позволяешь мне исследовать твой разум, Лурам, и делишься со мной своими воспоминаниями. Я рассказываю тебе о себе, потому что считаю себя обязанной отплатить тебе своим доверием... И потому что я знаю, что не услышу от тебя осуждения или ненужной жалости. Ты скажешь как есть. И я это очень ценю. Я пытаюсь найти слова, но Стелла продолжает свою мысль. - Ты можешь ненавидеть меня за демонстрацию чего-то настолько личного. Чего-то, что ты не хотел бы знать. Но я в долгу перед тобой за всё, что ты для меня сделал, Лурам, и я обязуюсь вернуть этот долг. - Я вас не ненавижу, и вы мне ничего не должны, леди Стелла. В том числе, и показывать что-то подобное. Просто оставайтесь моим другом, и я останусь вашим. Всё вот настолько просто. Стелла сама отвела от меня взгляд и сама же его вернула спустя мгновение. - Лурам, ты ведь и правда не знал, с кем столкнулся в коридоре, да? - Нет, не знал, леди Стелла. - Тогда ответь, вопрос сугубо теоретический, - меня удивило обилие оправданий и завуалированных извинений в речах Стеллы, больше похожих на какое-то тихое причитание. - Если бы ты знал... тогда... как бы ты поступил? Моё короткое молчание, вызванное новыми размышлениями и удивлением такими переменами, было принято принцессой за раздражение и упрёк в минутной слабости. Стеллу это задело так сильно, что из её голоса вышел весь цвет. - Забудь. Я сказала глупость. Это просто волнение. - Поступил бы точно так же. Колотил бы Блица с той же силой, - я добавил нажима и красок, чтобы заполнить пустоту за двоих сразу. - Или даже ещё сильнее, чем в этот раз. - Дурачок ты, - усмехнулась Стелла. Её короткая усмешка прибавила мне сил. - Да, я непрактичен. Как и мой отец, и мой дед, у которых было множество шансов на сытую тихую жизнь. Увы, но наши хребты никогда не отличались гибкостью. - Зато лбы точно отличаются твёрдостью, - съехидничала адская инфанта, но потом, как шелест веера, сарказм сменился сентиментальностью. - Лурам, что у тебя вообще могло быть общего с Диамандой? Гретта хотела ребёнка или просто чувство семьи. Хиоси... Хиоси сложна в понимании, но у вас с ней, наверняка, схожие взгляды на мир и трагедию существования. Но Вирм? Столь тончайшая маскировка столь непрозрачного намёка о той самой женщине - с таким же успехом можно спрятать обрез дробовика в букете из сотни роз. - Хотите сказать, почему я жил с этой сумасбродкой, у которой в голове больше предрассудков, чем здравых мыслей? Потому что у меня... потому что у меня... потому что у меня были обязательства, и мне надо их выполнять, нравится мне это или нет. Это было то, что я заслуживал до определённого момента. Или вы хотите знать, что за женщину я упустил? Стелла посмотрела на меня оживившими, мерцающими глазами и коротко кивнула. - Скажи, что от тебя хотела Диаманда? Что ты ей должен? Я зашёлся мерзким смехом и коротко толкнул кулаком подголовник водительского сиденья. Бес сердито хрюкнул и отвернулся обратно к миру руля и дворников. - Ну, наивно полагал, что понравился ей за красивые глаза, умение смешивать коктейли и способностью поддержать беседу чем-то кроме «ага» и «угу». Выяснилось, что Диаманда не из тех, кто выбирает полумеры и чем страннее намёк, тем он прямее и непрозрачнее. Она решила полностью стереть мне все чувства и мысли, и плохие, и хорошие, а взамен вложить силу и волю какого-то из своих нечестивых богов. Мне удалось уйти, но не целиком - получил блокаду в голову. - Почему-то, я так и знала, - в голосе Стеллы ощутилось успокоение, и даже её глаза стали чуточку живее. Словно она ожидала нечто более страшное. - Это... многое объясняет. Но много ли она у тебя забрала из памяти? - Только то, как умерла моя невеста. Я знаю только то, что Табука умерла. Табука. Шесть букв, три согласные, три гласные, слово пахнет яблоками и кровью: кровью подаренной мне невинности и кровью утраченной по моей трусости. Я так люблю и ненавижу это имя, призывающее меня жить и стараться ежедневно, даже глухие согласные изо всех сил будят во мне муки совести. - Иногда в голове что-то всплывает, вспоминаю какие-то моменты, но больше ничего. Диаманда кричала мне вслед, что покуда бьётся её сердце, я никогда не смогу вспомнить всё до последнего... Вот и остаётся следовать выдуманному образу, и менять память на презрение и боль. Я вспомню когда буду готов или когда Вирм умрёт. И я даже не знаю, что более реалистично. - Быть может, - неуверенно предложила Стелла. - Я могу попробовать убрать её. - Леди Вирм или блокаду? - я отрывисто усмехнулся. - Не утруждайте себя, леди Стелла. Сейчас я вам нужен живой и пессимистичный, ведь неизвестны последствия даже благоприятного исхода. Просто это вещь, которую нельзя поменять - ближайшее время уже точно. Но я всё ещё в силах отвечать за свои поступки и выкручиваться из самых непростых ситуаций. - Лурам, ты вообще когда-нибудь устаёшь? - Нет, а вы? - Только когда не думаю о работе, - в ухмылке принцессы сыграла бессонная улыбка, и я поддержал. Сон хорош лишь для пьяниц и детей. - А я ведь почти согласился на предложение Диаманды, до сих пор не могу простить себе этой секундной слабости. Потому что забыть родных и друзей - всё равно, что предать их. А их я люблю больше, чем ненавижу себя. Преданность - это раскалённый добела щит в твоей руке, но закрываешь ты им, в первую очередь, не себя самого, а чье-то доверие. Не выдержишь, не сдюжишь, выронишь, и кто-то другой умрёт, а ты будешь жить с этим грузом, что зарубцуется незаживающим шрамом. - Лурам, не серди меня, пожалуйста, и не унижайся передо мной, - Стелла говорила размеренно, безо всякой иронии или насмешки. - Ты - честный и порядочный бес, которому я доверяю так, как не доверяла ещё никому. Когда-то тебе очень сильно досталось от жизни, так сильно, как, наверное, не доставалось ещё никому - это я поняла. У тебя есть внутренний стержень, есть гордость и честь, есть чувство долга и преданности... Но ты решил извратить последнее качество - пострадав от верности один раз, ты нарываешься на неприятности, чтобы получать от жизни по зубам раз двадцать в день. И ради чего? Чтобы доказать себе и призраку прошлого, что ты ещё дышишь и не сдаёшься. - Неплохо, вы даже угадали, - я уплатил иронией и за себя, и за речи принцессы. - Не так давно вы предупреждали меня, чтобы месье Скриип не увидел во мне коллегу по ремеслу, а теперь сами занимаетесь тем же самым. - Лурам, ты не пуленепробиваемый. И от ран духовных ты не застрахован. И от изнеможения. - Забавно это слышать от той, кто не отдыхала ни дня в своей жизни, а любое предложение помощи воспринимает как личное оскорбление. Однако, спасибо за искренность. Вновь посмотрев на водителя, в своей неподвижности больше похожего на забытую восковую куклу, Стелла вновь спросила: - Учти, Лурам, заседание будет не из простых, мы с тобой по уши нырнём в самую зловонную клоаку. Понимаешь? - А, те самые сливки общества? Только слитые не из-под породистой адской бурёнки, но из канализации. - Назад дороги не будет, а эта дорога может быть в один конец. Возможно, случится так, что мне... - у Стеллы перехватило дыхание, стройность неожиданно стала гранитной. - Что мне придётся... - Пожертвовать мной? - закончил я за неё. Выдох принцессы, который должен был изображать согласие, больше походил на стон умирающего. - Леди Стелла, у меня очень нездоровая живучесть, порой граничащая с живодёрским милосердием её величества Судьбы. Да, моё искреннее желание помочь вам может обернуться моим приговором, но разве впервой? - И мы всё ещё друзья, Лурам? Даже осознавая все риски? - Конечно, леди Стелла. Всё ещё друзья. Просто понадеемся, что до этой крайности дело не дойдёт, и мы с вами вернёмся обратно целыми и невредимыми. Стелла раздумывала о моих словах где-то с минуту, осмысливая моё согласие даже на такие крайние меры и прикидывая, как можно употребить моё присутствие на пользу делу, и как это будет соотноситься с нашей дружбой. Потом княгиня неспешно достала из внутреннего кармана своего плаща небольшое женское зеркальце, осмотрела себя со стороны, всё так же тщательно выискивая недостатки или мелкие детали перемены настроения. Не найдя ничего из вышеперечисленного, Стелла убрала пудреницу обратно и проговорила уже тише. - Всю жизнь я хотела быть сильной и не зависеть ни от кого, Лурам. Я всю жизнь под замком… сначала отец и мать, потом обида одиночества, потом учёба, а в конце - я сама. Я и есть моя тюрьма и тюремщик, но ты и сам знаешь каково это. Я очень хочу жить, как живут все и не хочу быть как мой отец или Бегемот: жестоким бессердечным чудовищем. Я хочу быть сама собой, жить полной жизнью, любить и быть любимой, и плевать на то, что делают и говорят остальные. Но мне нельзя быть слабой. Я подвинулся поближе к Стелле, взял её руку в свои и, подавив трепет с чувством такта, встретился с ней глазами. Отбрось в сторону разницу в происхождении и титулах, и получите двух живых мертвецов, с общим чувством вины и самобичевания: когда-то сильнее, когда-то слабее, но никогда не уходит навсегда. А внутри постоянно завывает северный ветер, что тщательно сметает снег забвения с эпитафий на могильных камнях собственных настоящих желаний. - Всё будет так, как вы сами этого захотите, леди Стелла. Я вас не брошу и не предам - для этого вам придётся очень сильно постараться. - И ты не обижаешься даже когда я ругаю тебя? - Слышал слова и похуже. И потом, меня ругаете не вы сами, а ваши обиды - равносильно злиться на тявкающего и рычащего шпица в руках чудесной умной женщины. «Сын, мы - Пласедо. Заботиться о ком-то - это сила. Делиться последним - это сила. Испытывать чувства - это сила. Защищать слабого - это сила. Быть из-за всего этого особенно уязвимым, иметь слабые места в характере и достоинствах - это великая сила и привилегия. И совершенно неважно, сколько боли и крови придётся заплатить за это.» В Аду нет ни одной вещи, в которой можно быть уверенным на все сто процентов, и все мы ходим по лезвию косы старухи-смерти. Каждый из нас дрожит перед ней, но не я - или тоже дрожу, но умею это скрывать. Только мне по силам помочь Стелле, даже если этим я навлеку на свои годы суровые беды, но из бед родится прекрасное доверие. - Лурам, наша остановка, - произнесла Стелла, аккуратно высвободив, а не выдернув свою руку из моих. К водителю она обратилась уже гораздо строже. - Стой здесь и не уезжай. Возможно, нам ещё понадобятся твои услуги. - Да пожалуйста, вытряхивайтесь, - глухо буркнул бес, после чего добавил уже громче. - Только учтите, бесплатно ждать не буду, счётчик-то мотается и за простой оплата тоже тикает! И не забывайте, что такса двойная! - Мы в курсе и помним, спасибо, - подметил я, выходя первым, чтобы открыть дверь принцессе. - Очень рады, что имеем дело с таким редкостным водилой. Шуршание пролетавших мимо машин и топот множества ног съели первые две буквы моего последнего замечания, и таксист посмотрел на меня так, будто я вместо оплаты чихнул ему на руки и поинтересовался, почему он не спешит пожелать мне доброго здоровья. Мелкая морось, незаметно сопровождавшая нашу поездку в такси, будто бы назло превратилась в настоящий проливной дождь сразу же, как только я и Стелла покинули такси, и даже столь жадный до денег таксист предпочёл остаться сухим за рулём машины. Ливень шёл непрерывным водопадом, с острых жестяных козырьков текли целые ручьи, как с уродливых чёрных айсбергов. «Я в третьем круге, там, где, дождь струится, Проклятый, вечный, грузный, ледяной...» - и ощущение настоящего места вечных мучений лишь усиливалось издевательски мигающими уличными фонарями и холодным светом фар спешащих машин. Поджидавший нас обшитый бронёй Dodge Ram Van III больше походил на восставшего с морского дна корабля-призрака, построенного из самого чернейшего на свете дерева, и, в тон корпусу, внутри машины и рядом с ней замерли бесы, больше похожих на стаю одичалого воронья: тела скрыты под чешуёй чёрной панцирной брони, шлемы с опущенными прозрачными забралами, запотевшими от частого дыхания, сдвинуты на самый подбородок, но каждый раз, когда кто-то из кортежа поднимал голову, в первую очередь были заметны грубые и небритые черты неухоженных лиц и ледяные глаза хищников. - Что-то не так, - Стелла процедила сквозь краешек клюва. - Асмодей прислал бы бронированный лимузин. У него всегда всё по высшему разряду, и даже охрана... за небритые лица или пятнышко грязи сами бы побежали увольняться. - Это КС-23, - я качнул носом в сторону охранника, вцепившегося в вишнёвый приклад карабина, своим калибром и формой проводя параллели с веслом Харона. - Такой годится только чтобы усмирять толпу или разбивать бронежилеты вдребезги. - Доводилось стрелять из этой штуки? - И быть подстреленным с этой гаубицы тоже довелось. Стелла хотела спросить что-то ещё, но увидела, как моё лицо само окаменело от неприятных воспоминаний, и замолчала. Но даже молчание княгиня употребила на пользу - подняла воротник плаща, зябко повела плечиками, кивнула мне, гордо вскинула голову кверху, наделила черты лица подобием королевской сосредоточенности с намёком на лёгкую тревожность и опаску. Чувствует, что идёт прямо навстречу опасности, ей страшно, но ни за что она не будет демонстрировать свой страх - так может идти только настоящая царица. Предводитель группы сделал два шага вперёд к нам со Стеллой, остальные охранники рассредоточились позади него «свиньёй» - вблизи они оказались ещё более неопрятными, неухоженными и даже грязными, лишёнными даже рабочей дисциплины, не говоря уже о солдатской. Кроме того, я прочитал в их манерах и движениях ещё одну черту - нетерпение. Они желали как можно скорее покончить с этим делом. - Стелла Сидиус? - лидер буквально прогавкал эти два слова сквозь опущенное забрало, больше похожее на загаженное и влажное стекло террариума. - Это я, - ответила принцесса. - С кем имею честь говорить? Ваше имя и род занятий? - Вам должно было прийти сообщение на личный номер, содержащее в себе цифровой код из четырёх символов, - бронированный бес проигнорировал вопросы принцессы, приподняв планшетку с закреплённым на ней листом бумаги, который под дождём превратился в мокрую портянку. - Назовите мне его, чтобы подтвердить вашу личность, и мы проводим вас к месту вашего проживания. Стелла, ёжась от холода дождя и явственно ощутимого накала обстановки, поспешила достать телефон из кармана плаща и зачитала код сообщения, при этом поплотнее прижав саквояж к боку, готовясь к любой неожиданности. Я не видел лица главы отряда, но почувствовал, что ему совершенно плевать на слова княжны, даже если бы та назвала случайные номера. - Отлично, Стелла Сидиус, это действительно вы. Мы - отряд телохранителей, работающий по лицензии его величества Асмодея. А теперь, будьте добры, сдайте всё имеющееся у вас в наличии оружие - такова политика нашей работы. Нам по силам защитить вас, и вам вернут оружие сразу по прибытию на место. Очень надеемся на ваше сотрудничество. Я сжал челюсти, подводя мыслительные процессы к заключительным итогам, которые нельзя было назвать утешительными. Пять бесов перед нами, двое на водительском сидении, может быть, ещё пять-шесть сидят в грузовом отделении - такого количества просто до смешного мало, чтобы обеспечить защиту от нападения на принцессу. Максимум они способны подарить несколько минут до подхода настоящей ударной силы. Арсенал тоже не внушил доверия - разномастное оружие и тяжёлая броня больше подходит для налёта на охраняемый банк, чем для защиты высокопоставленного лица. Где их снайпера прикрытия и щитоносцы? Почему хотя бы просто не отвести нас сразу в машину сразу же? По моей одежде и помятому лицу нельзя установить мой род занятий, но почему им абсолютно наплевать на присутствие кого-то постороннего рядом со Стеллой? Я дотронулся рукой до своего затылка, подкручивая невидимый узелок чёрной косынки - ритуал перед уходом в горы Лимба вместе со своей штурмовой группой на очередное задание. Жаль, что здесь нет хотя бы кого-то из них, лучше всего если бы это был Шед или Химлок. Коротко кивнуть каждому из них, катнуть гранату под ноги этим горе-охранникам, броситься врассыпную и срезать уцелевших короткими очередями из любого автоматического оружия, что мне довелось подержать в руках за время службы: ППС, АКМ, G3, ДП-28, BAR, полноразмерный Узи, сгодился бы даже армейский Томпсон с его-то сорок пятым калибром и чудовищной скорострельностью. Но сейчас я один, мой арсенал ограничен двумя пистолетами и ножом, а руки и ноги скованы присутствием Стеллы, которую надо сберечь. Надо действовать сейчас. - Вы не представились и не ответили ни на один из вопросов её высочества, - громко и резко произнёс я. Командир группы охраны только сейчас заметил меня и повернулся, часто задышав - я не видел даже своего отражения в его запотевшем щитке из поликарбоната. - Что? - Вы не представились и не ответили ни на один из вопросов её высочества, - повторил я. - Это неуважение к титулу и оскорбление её чести. А кроме того, вы не учитываете моё присутствие как сопровождающего. - Мы телохранители... - уже не столь уверенно продолжил бес, встав ко мне почти вплотную. Его бригада заметно нервничала, переминаясь с копыта на копыто - один из них постарался незаметно взвести затвор своего «Инграма», а обладатель КС-23 сделал шаг ко мне и приподнял забрало, щуря свои красные глаза, которые есть у всех заядлых курителей анаши. - Мне безразлично кто вы такой, мистер. Меня зовут Бартоломью, я дворецкий клана Сидиус и, в данный момент, сопровождающий принцессу Стеллу Сидиус. Либо вы будете вести себя так, как подобает, либо мы возвращаемся в такси и добираемся своим ходом, после чего немедленно подадим Асмодею жалобу на вас. Оказалось, что я неплохой лжец - командир тоже поднял лицевой щиток и уткнулся носом в планшетку, делая вид, что внимательно изучает размытые дождём чернила, нервно облизывая пересохшие губы. - А, конечно, господин Бартоломью. Мы вас тоже ждали. Мне больше ничего не нужно было объяснять. Пришло время доказать, чего стоит один штурмовик «Детей Уробороса».

***

Стелла сразу же поняла, для чего Лурам вмешался и выбрал тактику наступления, загружая лже-телохранителя обилием вопросов - бармен был неглуп, и военное чутьё его не подвело. Княгиня вся обратилась в слух и внимание, ожидая любого еле заметного кивка, подмигивания, жеста, чтобы попытаться расшифровать сообщение о последующем шаге, но чего принцесса никак не могла ожидать, так это следующего поступка бармена. На секунду, ей показалось, будто Лурам попытался схватить муху, которая вилась где-то за головой бесе в чёрном свитере, столь молниеносным и решительным был выброс руки - и лишь через секунду, когда вслед за возвратом конечности назад ей в лицо брызнуло горячим теплом, Стелла различила кусок вырванной трахеи в руке бармена. Лурам стиснул в пальцах выдранную гортань, дымящуюся от летящей вслед за рукой крови, резко швырнул комок мяса в лицо стоящему позади умирающего - бес грязно выругался от мерзости, левой рукой принялся протирать ослепшие глаза, пока правая конечность, всё ещё сжимающая тяжёлый карабин, осталась без поддержки. Вторая рука Лурама, точно зашитая в чёрную кожу смертоносная мамба, прыгнула вперёд, и в следующую же долю секунду схватила КС-23 за ствол со спиленным целиком, рванула оружие куда-то на себя и вверх: тускло сверкнув воронёным металлом в воздухе как лопасти вентилятора, помповое ружьё перевернулось в воздухе, глухо шлёпнулось в руки бармена и, повинуясь новому хозяину, уверенно ткнулось в переносицу только-только вернувшему себе зрение бесу. - Ах ты же... Договорить тот не успел - с яркой вспышкой и чудовищным грохотом выстрела, больше напоминавшем звук яростно захлопнутой гигантской железной двери, лицо фальшивого охранника из кортежа Асмодея превратилось в одно гигантское жерло, от которого во все стороны полетели осколки шлема, крупицы черепа и оба рога, отдельно от головы больше похожие на бракованные детали какого-то механизма. - Уходим! Уходим! Назад! - второй выстрел просто стёр правое колено обладателя коротенького автомата с торчащим из рукоятки магазином, превратив ногу в кровавое облако. Бронированный бес с рёвом боли рухнул на землю, вцепившись в изуродованную крупной картечью культю, а Лурам, крутанувшись всем телом и взметнув кверху полы плаща, уже наводился на следующего охранника - третий и четвёртый выстрелы прозвучали почти что одновременно, сразив бесов наповал. Кровь из найденных в броне брешей смешивалась с дождевой водой на асфальте - лишь когда эта тёмно-бурая смесь дотекла до пальцев Стеллы, разум принцессы вернул себе ясность. - Стелла, уходим! Не к такси! - Лурам бросился к обездвиженному охраннику, мощным ударом приклада куда-то под забрало заставил беса замолчать навсегда, сорвал с ремня убитого автомат, выпустил по открывающейся двери бронированного автомобиля короткую очередь, убив вылезавшего оттуда водителя - бес нелепо повис на половине пути, застряв ногами в салоне. Стелла, к своему стыду, испуганно вскрикнула и едва не выронила саквояж, когда Лурам схватил её за руку и бросился в узкий переулок между высокими домами, увлекая княгиню за собой - она даже не подозревала, что в этом бесе может быть столько сил, и едва успевала переставлять ноги. Где-то позади послышался поспешный выстрел и хриплый крик, который мог принадлежать только тому вечно недовольному таксисту. Когда рядом щёлкнуло несколько пуль, Лурам резко и даже грубо толкнул Стеллу перед собой, заслонил её настолько, насколько позволял рост и, быстро высунувшись из-за угла, выстрелил наперёд высоким чёрным силуэтам. Поспешивший налётчик - бес в сером пальто и чёрной вязаной шапочке - нелепо взмахнул руками и завалился на мокрую от собственной крови стену, неестественно медленно и плавно сползая по ней на землю. - Уходим! - снова тот же отрывистый выкрик команды отступления, новая железная хватка за кисть руки, новая перебежка, новый рывок, новые секунды жизни. Стелла уже совершенно выбилась из сил, ноги гудели от усталости, сердце едва не выпрыгивало из груди, саквояж с документами и набитые золотом карманы плаща казались неподъемными. Когда на третьей остановке автомат в руке Лурама неожиданно глухо щёлкнул, и бармен отбросил бесполезный кусок металла в сторону, княгиня увидела, как высунувшийся из-за угла бандит вскидывает к своему плечу какую-то трубу. Стелла не слишком разбиралась в оружии, но сразу же поняла, что сейчас им двоим грозит реальная опасность - крик предупреждения превратился в цыплячий писк, но Лурам услышал и понял принцессу. - РПГ! - лицо беса моментально утратило краски, выкрик был наполнен ужасом. - Нааазаааааад! Лурам толкнул её, толкнул изо всех сил, так, что Стелла едва не растянулась на земле во весь свой рост, сделав с десяток огромных неграциозных шагов, лишь чудом не зацепившись ногой за ногу во время каждого из них. Вспышка ярко-жёлтого огня врезалась в стену, у которой они с бесом были несколько секунд назад, мощная ударная волна отшвырнула княжну ещё на десять таких же шагов, а последовавший грохот взрыва должен был услышать весь Ад. Принцесса поспешила поднять голову и увидела, как сквозь клубы чёрного дыма, словно выпущенный из великанской пращи камень, с гудением пролетел крупный осколок серого цемента, врезавшись оглушённому взрывом Лураму в бок. Бес глухо вскрикнул и, пролетев чуть дальше Стеллы, перевернулся в воздухе и рухнул всем телом на асфальт, замерев без единого движения - лишь хриплый выдох боли подсказал демонессе, что её друг всё ещё жив, но если она ничего не предпримет, то они оба - покойники. Стелла резко поднялась на ноги одни скачком, взяла саквояж в левую руку, под правую мышку сгребла тихо стонущего Лурама и сама рванула вперёд, в темноту лабиринта улиц, подворотен и закоулков. Ноги перестали гореть огнём, лёгкие приобрели второе дыхание, лишь сердце продолжало колотиться как бешеное, вздрагивая каждый раз, когда чёрные когти ног вонзались в мокрый асфальт как альпинистские кошки. Когда до очередного поворота осталось несколько шагов, княжна неожиданно сообразила, что ни одна из пуль, которые были выпущены этим вечером, не была освящённой или карминовой - даже выстрел из гранатомёта не причинил бы ей особого вреда, а раны бы затянулись уже спустя пару часов покоя. Всё, что ей нужно было сейчас сделать - это выпустить из руки лишний рогатый балласт, прижать саквояж обеими руками, и поспешить скрыться, спрятаться, затаиться, найти канализационный люк, по тайным знакам выйти к носферату, назвать своё имя. Но чем дольше Стелла думала об этом варианте, продиктованный логикой и опытом, тем громче слышалось раненое дыхание и гулкие удары сердца Лурама. И дело даже не было в том, что Лурам столько раз помогал ей и рисковал собой - безымянные рядовые участники многочисленных витиеватых планов Стеллы тоже гибли, и сама принцесса безо всяких душевных колебаний часто отправляла их на верную смерть, даже не помышляя о том, что список боевых потерь - это не просто сухая цифра. Но сейчас не разум, а сердце демонессы, продиктовало новое решение. Топот копыт и громкий лай команд приближался и становился всё громче, ещё немного - и шальная пуля попадёт в Лурама. От мысли об этом, по перьям спины градом скатился пот, плюмаж на затылке взмок - нужно найти люк, найти метки, выйти к спасению! Срочно! Быстрее! Быстрее! Неизвестно, насколько страшны раны твоего друга! Стелла бросилась в очередной закоулок между двумя покосившимися уличными мастерскими, пробежала под аркой и выскочила на небольшой восьмиугольный пятачок двора-колодца, едва не врезавшись в исписанный граффити угол небольшого, но глубокого фонтана. А где фонтан, там рядом должен быть... - Хвала Тьме! - громко прошептала Стелла, рухнув на колени перед массивным, стародавним люком водостока, как перед древней реликвией времён падения Люцифера с Небес. Поставив саквояж рядом, но всё ещё крепко прижимая бессознательного Лурама к себе, Стелла пропустила пальцы в узкое отверстие между люком и обитым железом краем, сцепила края клюва и, застонав от напряжения, рванула крышку на себя - раз, другой, третий. Наконец, ссохшийся от времени грязный песок, отпустил металл, и крышка поддалась силе княгини. Стелла поспешно сдвинула её в сторону, нащупала железные ручки саквояжа, и поспешила нырнуть во мрак. Нащупав ногами первые две ступеньки железной лестницы, Стелла перехватила сползающего Лурама чуть повыше, взяла документы в ту же правую руку, приподнялась чуть выше и, заметив преследователей в прямой видимости, одним движением дотянулась до крышки люка и поставила её на место прежде, чем в толстое железо ударили первые пули - на голову посыпалась пыль и песок, но этим дело и ограничилось. - Всё, Лурам, мы в безопасности, - с облегчением вздохнула Стелла, не зная, слышит ли её друг, но знала, что он был жив, а это сейчас было главным. Постаравшись распределить вес как можно удобнее, княгиня начала спускаться вниз, мысленно читая заклинание для возможности видеть в такой темноте. Здесь не пахло нечистотами и грязью, следовательно, думала Стелла, это обжитые коммуникации - труба должна вывести их к основному тоннелю, а там, если повезёт, она сразу же увидит скрытые послания или вообще наткнётся на пограничников вампирского клана, и тогда... - А-а-а-а! - испуганно закричала принцесса, когда ступеньки закончились, и обе ноги слишком резко повисли в воздухе. От неожиданности, левая рука разжалась сама - Стелла уже бросилась ловить драгоценный саквояж, но вместо этого поспешила схватить Лурама обеими руками, и, не успев перегруппироваться, она полетела вниз. Вместо ожидаемого удара об воду, Стелла тяжело упала на спину, пол оказался неровным и жёстким, от удара заныла спина и рёбра. Широко открыв глаза, княжна не могла разглядеть даже собственных рук: настолько здесь было темно. Нащупав рядом мягкое тело Лурама и немного успокоившись, Стелла дотянулась рукой до стены, которая на ощупь походила на плетёную корзину, между ветками которой были вплетены какие-то неровности. Дотронувшись до одной из них, принцесса отдёрнула руку - пальцы обжёг невидимый огонь. Из лёгких принцессы вырвался беспомощный стон отчаянья - она поняла, куда они с Лурамом провалились. Гретта рассказывала, что некоторые из многочисленных районов подземных канализаций, находятся под контролем безжалостных оверлордов и работорговцев, которые ставили такие ловушки прямо под лестницами подобных спусков. Всякий раз, когда им требовалась добыча, дельцы выпускали на дело своих гангстеров, подкреплённых оболваненными адскими гончими, которые отбивали от толпы нужных бедолаг - неторопливых должников, крепких мужчин, хорошеньких женщин - и загоняли их в эти капканы, похожие на корзины для ловли крабов и лангустов, а вшитые между прочными прутьями многочисленные заговорённые костяные амулеты, подавляли магию даже таких демонов, как Стелла. Она должна была помнить о такой опасности, должна была быть бдительной и собранной, должна, должна, должна! А вместо этого она, как испуганная курица, сама, по собственной тупости, как последняя дура, прыгнула в эти сети обеими ногами, заодно утащив за собой и Лурама, который доверил ей распоряжаться собственной жизнью и честью! Впрочем, какая теперь разница. Они попали в западню. Даже потерянный саквояж уже не имеет значения. И от этой мысли, Стелла села обратно на пол клетки, обняла Лурама покрепче, прижалась лицом к шее беса и тихо заплакала. Но не как обычно она это делала - без криков, без истерик, без воплей, а просто тихо заплакала, как плачет любой, кто знает о том, что будет очень трудно и очень страшно. Скоро им придёт конец.

***

Глосс внимательно осмотрел лежащие тела боевиков, присел на корточки, обнюхал стрелянные гильзы, но вот что действительно привлекло его внимание, так это причина смерти первого из киллеров. Бес невероятно бережно взял мертвеца за подбородок, повернул голову поочерёдно на каждую из сторон, а только затем наложил свою механическую ладонь на изуродованную шею, больше похожую на распахнутый беззубый рот. - Сэр, мы нашли остальных, - объявил Кинкер. По лицу беса ручьями тёк пот, бочкообразная грудь над круглым животом вздымалась со свистом, бес явно не привык так много бегать. - Последних четверых застрелили в тупике, и уже раздели. Скорее всего, это сделали местные бандиты. - А цель? - не оборачиваясь, спросил Глосс. - Пропала. Пропали оба, сэр. И принцесса, и бес. Киборг впервые ощутил приятный адреналиновый трепет, не вызванный работой пересаженных дополнительных надпочечников - это был чистейший азарт будущей охоты. И если сейчас Глосс расскажет об этом Бегемоту, то весь захватывающий поединок с достойным противником закончится позорным шантажом или провокацией - демон попросту разузнает слабости этого спутника Стеллы уже в ближайший час, и уже к рассвету этот солдат добровольно положит голову безо всякого сопротивления. - Сэр, - на этот раз обратился Харя. - Я, так сказать, тут подумал позвонить боссу... - Ты не должен думать, ты должен делать, - зло сказал киборг, изо всех сил подавляя острое желание ударить этого татуированного придурка, которое возникало всякий раз, когда Харя открывал свой рот, и обострялось в моменты, когда тот добавлял одну из множества своих дурацких присказок, будь то «ясное дело» или «так сказать». - Кинкер, ты возвращаешься на хазу. Харя - возьмёшь Факира, прочешите район, особенное внимание уделите барам и небольшим отелям. Поспрашивайте, предложите денег. Много денег. Столько, чтобы точно взяли. - Но, сэр, - снова заговорил Кинкер, и Глосс малость успокоился, вновь сосредоточившись на осмотре смертельных ранений первой группы, которой было поручено схватить Стеллу. Толстый бес всегда мог сказать что-то дельное или указать на несовершенство плана так, чтобы мог понять даже тупица вроде Хари. - Любой знает ценность высших демонов, за дворянина могут дать хороший выкуп! Так что даже если кому-то удастся пленить принцессу, то у нас не будет столько денег, чтобы предложить такую сумму! - А никто и не ходит по улицам с такой суммой в кармане, это даже идиоту понятно. А во-вторых, враги могут дать гораздо больше денег, чем родня, - рассудительно объяснил Глосс. - Харя и Факир предложат вдвое больше от твоего имени, если принцессу и беса... или одну принцессу доставят вам на конспиративную квартиру. Любой знает о богатстве Бегемота, и многие знают прошлое Кинкера как бригадира, перешедшего на службу к виночерпию. А как приведут - захлопните дверь перед носом, и пусть стучат в неё сколько влезет, пулями вы только привлечёте к себе новое внимание. Всё поняли? Выполнять. Дождавшись, пока оба беса уйдут, и, обернувшись по сторонам, будто не доверяя собственной системе навигации и протезам ушных раковин, Глосс моментально стёр изначальный вариант отчёта и набил короткий ёмкий текст. «Место встречи было изначально выбрано на территории конкурирующих банд. Попали под перекрёстный огонь. Штурмовая бригада и бригада прикрытия полностью уничтожены. Результаты не достигнуты. Планирую следующий шаг.» Подумав о возможных вариантах, Глосс поднял свои имплантированные глаза к небу - капли тихо, боясь спугнуть мысли, забарабанили по решётке амплифаера, стекая вниз по ободу голосовых связок, больше похожего на рабский ошейник. Трахею вырвали одним ударом руки, карабин попросту отобрали и перестреляли остальных меткими выстрелами, ни единого промаха. Тот, кто это сделал, не был просто лакеем и даже не был телохранителем - так мог убивать только такой же солдат, как и он. Или такой же предатель. Возможно, один из тех, кто уцелел с первых дней. И что может быть лучше, чем столкнуться с таким в честном бою? Глосс догадывался, куда цели могли деться - скрыться в канализации, но сейчас этот бес-сопровождающий едва ли в состоянии драться. Но он точно жив, вряд ли бы Стелла стала таскать за собой покойника. Да и подранка она бы тоже бросила, и его расстрелянное в упор тело, Глосс бы тоже обнаружил среди прочих. Пусть уходят, пусть залижут раны, всё равно он их выследит. Это лишь вопрос времени и желания. А что сказать Бегемоту - Глосс придумает. Охота началась.