Соседи

Первый школьный день не обещал быть особенным, но Ларри знал, что теперь жизнь работает не так как раньше, и надеяться на что-то нормальное — по меньшей мере наивно. Ларри так и не дождался Салли, потому что тот был занят своей сверхважной идеальной прической, которая, по его мнению, обладала наибольшей значимостью для первого впечатления. Таким образом, утром они разминулись. А позже в школе выяснилось, что они с Салли к тому же попали в разные классы, потому что новенького в списке класса Джонсона не числилось. К добру это или нет, пока что не было ясно, но очевидно было, что разные классы для Салли вообще не преграда, так что школа не обещала быть местом отпуска от импульсивного чудака. *** — Внимание, класс! У нас новенький, Сал Фишер, он… — Класс резко закатился смехом, так что учителю пришлось шикнуть на них, но смех не прекращался. Мужчина вздохнул, перевел взгляд на новенького, при этом все еще пытаясь представить его классу, — э-э, он… так, подождите, —, и вот учитель наконец додумался посмотреть на новоприбывшего повнимательней. Долго так посмотреть, а потом еще внимательнее уставиться на документы у себя в руках. — Извините, здесь наверное ошибка, указан мужской пол, я попрошу исправить… Странно, говорили, что мальчик переведется, — учитель почесал подбородок, чувствуя себя неловко, но его тут же перебили: — Я и есть мальчик. — Невозмутимым тоном доложил Салли. Смешки опять пронеслись по кабинету. — Но как же… Может, я чего-то не понимаю, ваш внешний вид, он… — Совсем растерялся учитель, попутно раздумывая, не разыгрывают ли его. — Вполне себе по уставу мой внешний вид. Сал действительно был одет вполне себе целомудренно, скромно и его одежда совсем не привлекала внимания. Вполне себе обычная юбка, длиной ниже колен, в мелкий неприметный цветочек, и светлая, нежного цвета объемная кофта, скрывающая его силуэт, и оттого вызывающая еще больше вопросов по поводу пола этого человека. Да хрен с ним с полом, что за странная маска у него на лице? Вот что волновало большую часть новых одноклассников Фишера. Шутка, конечно, вышла смешной, давно детки не видели, чтоб лицо учитель так откровенно тормозил при виде ученика, и теперь все ждали, что новенький снимет маску. Но Сал Фишер просто прошел на свободное место, не собираясь ни переодеться, ни тем более снять маску. Оказывается он вовсе не пытался шутить… И вот здесь была проблема. Сначала показалось, что чел забавный — зашел в странной маске, как панк, парик смешного ярко-голубого цвета, так еще и угорает над учителями, нарядившись в женские шмотки — ну чем не прекрасно, но, буквально сразу же образовалось это огромное НО. Сал Фишер с приколом сам по себе, и ощущение веселья постепенно сменилось на состояние дискомфорта. Более того, один из одноклассников Салли уже успел исплеваться и обматерить новенького на все лады, потому что на дух не переносил педиков и прочих причастных к ним, а Салли он уже записал в черный список пидорасов, которых нужно подвергнуть истреблению, ну или по крайней мере травле. Сал как всегда не почувствовал очевидного желания других людей отгородится от него нахрен, к тому же его ни капли не смущали переглядывания, перешептывания, смешки и прочая хрень, и потому он чувствовал себя вполне комфортно. Чего нельзя было сказать о других людях в кабинете, которым начало казаться, что они заперты с человеком, у которого есть явные признаки отклонений. Фишер просто физически не мог сидеть на месте: скрип стула, щелканье ручки, звук перекладывания предметов, шорканье подошвой, тупейшие вопросы и уточнения — все это потихоньку капало на мозги бедных людей, но что было гораздо хуже — Фишер пялился. Да не просто пялился, а в самую душу смотрел своими пустыми глазами, на дне которых таилась какая-то дрянь. Бедного блондина, чьего имени Сал не знал, аж передернуло от такого пристального внимания, и он только больше взъерошился и насупился, отгораживаясь от новенького, как только мог. Благо, прозвенел звонок, а Фишеру так и не пришла в голову идея поздороваться с одноклассниками, он тут же вылетел из кабинета. Все с облегчением вздохнули, а про себя окрестили его умственно-отсталым придурком с явным дефицитом внимания и крайне ущербной концентрацией, отчего за первые же сорок минут нахождения с ним в одном помещении почти каждому хотелось хорошенько приложить пацана головой об стол. Некоторая часть класса была близка к тому, чтобы это сделать. Сал выглядел хилым, туповатым и бесячим до трясучки по той причине, что придурок искренне думает, будто может вести себя «уникально» и не отхватить за это трячек. Не таких на место ставили. Осталось только дождаться подходящего случая, чтобы доходчиво объяснить новенькому, что его выкидонам здесь рады не будут. И так интерес и мимолетная симпатия сменились на раздражение и желание сломать чужеродный системе элемент. Салли тем временем пошел искать Ларри и сразу же заметил его высокую фигуру в толпе. — Ларри, дружище! Ларри в целом расслабленно обернулся на знакомый голос, но его лицо тут же перекосилось в странной гримасе недоумения, потери надежды и смирения. Нежное создание с воздушными локонами ядрено-голубого цвета подпорхнуло к нему и со свойственной ему торопливостью и порывистостью затараторило: — Какого хера мы разных классах? Люди здесь, кстати, какие-то шуганные, на кого не посмотри, тут же сваливают, а я даже рта не успею открыть. Вас палками по субботам колотят или что? Кстати, зацени! Сал приподнял подол юбки и крутанулся на месте. Под юбкой, оказывается были узкие джинсы и еще какой-то сложно-идентифицируемый кусок ткани, а из-под рукавов тонкой кофты выглядывало еще пару слоев одежды. Если привыкнуть, то в целом обычный прикид Салли, и это бы не так парило Ларри, если бы каждый первый не оборачивался на них, старательно делая вид, что ну совсем не пялится. Ага, как же, не каждый день в школе такое чучело. Ну, теперь, возможно каждый. — Вау, здорово! — Голос принадлежал девушке. — Ларри, твой друг? Рядом с Ларри материализовалась некая незнакомка — обладательница искренней, доброжелательной улыбки и приятного голоса. Салли застыл, переводя взгляд то на Ларри, то на девушку. — А, да, это Сал… — Ларри очень, очень не хотелось, чтобы школа была в курсе, что у него есть такой замечательный, а главное абсолютно вписывающийся в рамки приличий и социальные нормы друг. Но, чего не избежать, то придется принять. Эшли, кажется вообще не была смущена или особо заинтересована в том, почему на Салли юбка, и потому на мгновение Ларри показалось, что Сал просто отберет его подругу и обратит в такое же несносное исчадие ада, как и он сам. Пришлось успокоить себя и делать вид, что все у него в жизни нормально. — Сал, знакомься, это Эшли. Эшли, это Сал. — Очень приятно! — Эшли первой протянула руку и Сал неловко пожал кончики ее пальцев, как будто ему протянули неопознанный объект, с которым хер знает как обращаться. — Да. — Коротко ответил Сал. Ларри удивился. Поведение Салли слишком отличалось от обычного, неужели все дело в Эшли? Быть не может, но Ларри постепенно приходил к выводу, что Салли смущается из-за нее. Хоть у него у самого никогда не возникало мыслей об Эшли в романтическом ключе, но он не мог не признать, что ее очень легко можно назвать красивой и привлекательной из-за дружелюбного и легкого характера. «Возможно ли, что Салли неловко, потому что он общается с красивой девушкой?» — раздумывал Ларри. «В конце концов с ним редко кто вообще захочет разговаривать, что уж говорить о девчонках.» Эшли, оглядев прическу Фишера, мягко улыбнулась и поинтересовалась: — Долго делал, наверное? Локоны выглядят потрясающе, как тебе удалось так красиво завить волосы? — О. — Сал опешил, но в нем опять что-то щелкнуло. Наверное рычажок, который переключает его поведение на ту самую придурковатую сторону. — Два часа потратил, представляешь? Первый день все-таки, не хотел позорится, но все вокруг такие стеснительные, даже слова ни сказали о том, как хорошо это вышло. Кроме тебя, конечно. — Его глаза радостно поблескивали через прорези маски, но вот в словах будто слышался упрек в чью-то вполне конкретную сторону. Ларри предпочел проигнорировать это. — Я так намучался с этой завивкой, но сегодня определенно день везения. Веришь или нет, я и сам не понимаю, почему так хорошо получилось. Сал явно гордился своими волосами, которые послушно лежали аккуратными завитками. Часть его волос сзади были скреплены заколкой с Хэллоу Китти, которую он считал очень милой и идеально подходящей по сегодняшнее настроение. Его и вправду можно было бы перепутать с нежной и воздушной девочкой, если бы не грубоватая и простая манера общения. Хотя его мягкий голос сглаживал даже это. И своим необычайно нежным голосом он умел выдавать весьма неожиданные вещи: — И если какая-нибудь тварь испортит мне прическу, я расхерачу его лицо об пол. Эшли посмеялась, а Ларри побелел. *** После уроков Салли ожидаемо выловили одноклассники и затащили в заброшенную пристройку недалеко от школы, которую так и не отремонтировала администрация. Сал вел себя смирно, покорно плетясь, куда тащат. В какой-то момент ему подумалось, что было бы лучше, если бы его на руках донесли. А то видать что-то важное хотят обсудить, торопятся, а ему так впадлу было идти хер пойми куда, в то время как у него есть дела куда интереснее, чем болтаться с придурками после школы. — Ты понимаешь, почему ты здесь? Салли обвел взглядом полудохлое помещение и пятерых парней, обступивших его полукругом. — Наверное, потому что вы очень мило проводили меня сюда. Такой ответ только больше раздраконил подростков, изначальная цель которых и так была не очень миролюбивой. Мало того, что синий идиот вырядился, как педик, так еще и зубки показывает, пытается показать себя бесстрашным и самоуверенным. Ребята уже давно были в курсе, как опускать таких с небес на землю. — Ебало завали, а не то… — Угрожающе начал неизвестный парень, чьего имени мы так и не узнаем, и Салли тут же подхватил, смеясь: — А не то-о-о, — завыл он, — мы окунем тебя в грязь, выродок, и, — вот тут он заржал, — так морду тебе начистим, что мать родная не узнает! Это? — Хуйню свою с бошки сними, — начал разминать кулаки блондин, — как тебя пиздить, а? Девка ряженая. — Не буду. — Просто ответил Салли. — И я парень, вообще-то. Церемониться с ним уже особо никто не собирался, как и вести разговоры дальше, потому что всем стало очевидно, что на угрозы новенький не реагирует вообще. Самый храбрый, дерзкий и блондинистый первым ринулся на зазнавшегося уебка. Фишер отходит на шаг и первым бьет в лицо с такой скоростью, что нападавший не успевает увернуться. Раздался резкий хруст. Парень сгибается и воет от боли, прижимая ладони к лицу. Когда он обернулся на остальных, то кровь уже залила нижнюю часть его лица и стекала по ладоням, но в глазах была такая злоба и ярость, что никому в голову не пришло его жалеть. — Хуле стоите? — Прогнусавил блондин, давая команду напасть. — Эй, — подал голос Салли, — у вас совсем совести нет? Вы испортите мою прическу. Вы хоть знаете, уебки, сколько времени я на нее потратил? — Мы сейчас тебе не только прическу испортим. Как итог, многострадальная прическа, к сожалению, была безвозвратно испорчена, как и настроение Сала. Он предлагал мирные варианты и с чистым сердцем мог сказать — не он это начал. Под маской его улыбка напоминала улыбку безумца, дорвавшегося до сладкого, чтобы хоть немного обрадовать свою паршивую душу. Он бил с силой, не церемонясь и не жалея, искренне вкладываю всю радость от драки в удары. — Пожалуйста!!! Мы поняли, все! Прекрати! Сал пригвоздил одного из группы к стене и резко ударил в живот. — Сломать тебе запястье? Давай левое, ты же правша? — Ч-что? Не-а-АГХ, БЛЯТЬ! БОЖЕ, ОТПУСТИ!!! — страшный крик дошел до всех присутствующих. — Бля, опять право и лево перепутал, извини. — Сал выпустил пацана из хватки, и тот тут же прижал запястье к себе, пытаясь защититься, но Салли уже потерял к нему интерес. — Ну, короче, передашь медсестре, что ты сам долбоеб и, ну, поднимал что-то тяжелое, ок? Узнаю, что настучал, по канавам собирать тебя будут, понял? Остальных тоже касается. Он оглядел троицу оставшихся перед ним и поймал их странный взгляд, направленный куда-то за спину. Через секунду ему тут же прилетело чем-то твердым по спине, и от неожиданности Сал отшатнулся. К несчастью для нападавшего, он слишком быстро сориентировался. — О, вот ты-то меня больше всех интересуешь. Он совсем забыл про блондина, который в тихушку отсиживался некоторое время. Вот крыса где, фыркал про себя Салли. Он чувствовал, что инициатором заварушки был именно этот парень, и оттого именно ему хотелось всыпать больше остальных. — Как там тебя зовут, говоришь? Блондин опешил и на автомате начал отвечать: — Трэвис Ф… — Ебало завали. Так вот, Трэвис, слушай внимательно. Я хожу в чем хочу и как хочу, и как я выгляжу, тебя ебать не должно, усек? Еще раз нарисуешься со своим охуенным мнением, я раздолблю твою голову о первую попавшуюся поверхность, понял? Понять-то Трэвис может и понял, но безумие и ненависть клокотали в нем и потому он принял очевидно тупое решение — попытаться навалять Салу. — Чертов педик… — Выплюнул Трэвис и рванулся вперед. Ярость хлестала через край, но даже сквозь эту пелену он понял, что попал. Сал спокоен. А он отупевшая псина, сорвавшая цепи. Его кроет яркой вспышкой боли в области живота — противник врезал быстрее, чем Трэвис замахнулся. Приходится согнуться, но его подтягивают за волосы и заставляют смотреть. Глаза Салли — две блядские пропасти в гребаный ад. Он безразличен, ему даже немного скучно, взгляд пустой и… Трэвис с ужасом осознает, что правый глаз искусственный. Тогда под маской…? Мысль обрывается новой вспышкой боли, и еще и еще. Сал останавливается только когда Трэвис близок к потере сознания. Он буквально вываливается из чужих рук и оседает на пол. — Так, массовка, — обращается Салли к притихшей кучке ребят, — вы по съебам собираетесь или нет? Те уходят, и слова против не сказав. Трэвис трепыхнулся в сторону выхода, но тут же был пойман за шиворот. — Куда? С чего ты решил, что мы закончили? Салли по-птичьи наклонил голову вбок, разглядывая Трэвиса и особенно наслаждаясь его потерянным взглядом, которым он провожал одноклассников, даже не попытавшихся хоть как-то уладить ситуацию. *** — Я всего лишь защищался, понимаешь? — Вкрадчиво объясняет Сал. — Вы агрессоры, я — жертва. Трэвис, чье лицо разбили, конечно, верит. Он слышит улыбку в чужом голосе, слышит ликование. Не такое, как у тех ублюдков, которые травят других. Это больше похоже на тихое торжество справедливости. — Ты хотел посмотреть на мое лицо, да? Все еще хочешь ведь. — Настаивает Салли. Он тянет руки к крепежам маски. Он уже не держит Трэвиса, но тот и сам не может пошевелиться, как не может отвести взгляд от чужого лица. Смотря на левую сторону Трэвис видел красоту, где-то даже нежную и хрупкую — в тонком изгибе брови, в нежном разрезе глаз… Правая сторона уродовала, искажала и убивала. В полумраке почти пустого помещения легко мерещилось, будто Сал и есть сам Дьявол. Отвращение все больше затапливало, чем дольше Трэвис смотрел, тем противнее ему становилось. Черт его дернул лезть к этому уроду. Хотелось сбежать прямо сейчас. Трэвис ощутил, как во рту пересохло просто от понимания того, что он находится рядом с этим. Отвращение вперемешку со страхом — внутри все стынет, а в голове каша. И ненависть к ублюдку с голубыми волосами. На потрескавшихся и изжеванных губах кровь. Он слизывает ее и не дает себе отчета в этом, лишь понимает только, что выглядит крайне убого, а все потому, что его отпиздил педик в женских тряпках. Изуродованный и на вид вялый придурок, который, кажется, может рассыпаться от дуновения ветерка — просто фасад для идиотов. Его внешний вид и есть настоящая маска. Кто ж знал, что новенький, несуразный одноклассник просто жестокий ублюдок с поставленным ударом. Сал Фишер точно станет его проклятием. Трэвис слишком сильно отвлекся на свои мысли и не заметил в пристальном взгляде Салли новую эмоцию. Предвосхищение. О, да Сал был просто в восторге от самого себя и собственных идей. Несмотря на его некоторую тупость и недалекость, до него прекрасно доходило, что унижение заключается не только в физическом насилии. Он подтащил Трэвиса к стене и одной рукой поднял за шиворот так, что их лица оказались друг напротив друга. Фелпс вцепился в чужую руку, но выглядело это очень жалко и он сам прекрасно понимал, что прямо сейчас с ним могут сделать вообще все, что угодно, и он ничерта не сможет противопоставить. Он в ловушке. Фелпс дрожал от страха и отвращения. Он попытался вывернуться, но его тут же пригвоздили на место, придавив телом к стене, отчего… Страх, отвращение, ненависть к себе, стыд, чертов стыд, страх перед Богом, ощущение полного ужаса. Бракованный, не достоин жить, мерзкий, противоречит Божьим законам, отвратительно, убейте меня, спасите меня! Уберите из меня эту грязь, убейте, убейте!!! Трэвис чувствует то, что так старательно подавлял в себе. Так долго, так отчаянно, он буквально молился о том, чтобы избавиться от этого. Жар прошелся по всему телу. Трэвис дрожал. От возбуждения и ненависти к себе. Как много ему приходилось подавлять в себе прямо сейчас, только чтобы не разрыдаться от унижения и отвращения к самому себе. Сал лишь смеется над загнанным в угол Трэвисом, вдавливая его в стену лишь сильнее. Жалкие трепыхания были забавными и действительно жалкими. — Эй, ты же сам хотел этого. — С издевкой говорит Салли своим мягким-мягким голосом, отчего Трэвис почти в панике дергается сильнее. — Собрал такую толпу бравых ребятишек, да? Хотели избить меня здесь? Может волосы мои хотели отрезать, а? Или еще чего? Отвечай, блять, пока с тобой разговаривают. — Голос Салли медленно сводит с ума, паника вот-вот накроет с головой, и каждая попытка отстранится делает только хуже. Пах Трэвиса вплотную прижат к Салли и, ох… Нет. Нет-нет-нет-нет-нет! Только не… Господь, прости меня, грешного, недостойного раба, я так виноват, Боже, прости меня! Молю, пощади это ничтожество! Слезы брызгают из глаз, потому что тело Трэвиса предает его и очень сильно. Он не может контролировать эти грязные вещи, которые уже как несколько лет нашел в себе. Он не может не реветь, потому что сама его суть растоптана им самим, его ненавистью и нетерпимостью к самому себе. Сал будто понимает, что может окончательно раздавить его. Раздолбанная улыбка на его лице не предвещает ничего хорошего и в следующую же секунду Трэвис проклинает мир за то, что его не избили до потери сознания. Горячий, влажный язык слизывает кровь, залившую нижнюю часть лица. Трэвис жалко всхлипывает, когда чувствует слабый укус под челюстью. Это буквально мгновение, но Трэвису оно показалось мучительно долгим. Он замер и затравленно посмотрел на Салли. Громкий смех гулом разносится по полупустому помещению. — Бля, ну и рожа… — Сал наконец-то отступает, давая Трэвису свободу действий, но тот не двигается с места, даже не пытается сбежать. Трэвису почему-то думается, что он все прекрасно понимает и видит его насквозь: и гулкое сердцебиение, и тяжелое дыхание через раз, и громкие мысли, в которых смешалось все. Он вжимается в стенку и жмурит глаза. До него тут же доносится заинтересованный голос, — Эй, ты че там, ревешь, что ли? Трэвис чувствует чужие, твердые пальцы на своей щеке, но это ощущение быстро пропадает. Сал просто хотел убедиться, что он и правда разревелся. — Ладно, не парься, — его голос резко меняется на дружелюбный и миролюбивый, как по щелчку пальцев. — Понимаешь, я бы всяко разно тебе въебал, а ты подсосов каких-то позвал с собой. Не по-пацански это, да и вообще. Короче, не еби мне мозг в следующий раз. Салли все же видимо подустал, поэтому присел прямо на грязный пол и продолжил вещать оттуда: — Ты вот такой лох. Я даже не представляю, как такую лоховскую жизнь можно жить. А еще, чуть что, сразу обзываешься, мне обидно, вообще-то. — Уродливое лицо Салли неожиданно принимает спокойный оттенок. Хер бы его знал, обидно ему там или нет. Походу вообще нет. К тому же Трэвис, пребывающий в невменозе, понимает его лишь наполовину, да и слушает лишь потому, что находится в таком экзистенциальном ужасе, что не может даже свалить от него куда подальше, а после выработать стратегию, чтобы пересекаться с этим конченным психопатом как можно реже. — Чуть, что — сразу педик. Тебе вот искренне не похуй, а? Да и вообще, пиздеть надо поменьше, чтоб потом не отхватывать, сечешь?.. — Салли оборачивается на Трэвиса, ожидая хоть какой-то реакции. Тот заторможенно кивает. А Салли лишь бы помандеть просто так, — Ну вот и отлично. Мне-то, конечно побоку, что ты там обо мне думаешь, но ты своими заебами отличный день мне испортил. Понимаешь, если бы я парился о каждом, кто думает обо мне херню, у меня бы точно поехала крыша. Нет, ну ты просто представь себе это. Общественное мнение — это такая важная штука, трындец. Например, чтобы хуи на нее стопками складывать. Бля, а куда я маску херанул? Сал поднимается, чтобы подобрать вещь с пола, цепляет ее на себя и в последний раз оборачивается к Трэвису, который уже мало чем походил на живого человека: бледный, замученный и избитый, он осел на том же месте, где стоял и больше оттуда не двигался. Психопат в маске уходит и Трэвис остается один. *** Тишина давила, расшатывая и без того хрупкую душу Трэвиса. Собственные мысли казались ему невыносимо громкими, голос в голове не хотел даже на секундочку заткнуться и оставить его в покое от своих криков, презрения и ненависти. Мальчик крепко сжал зубы до скрежета, почти задыхаясь от паники. Слезы градом катились с воспаленных глаз, — Трэвис потерялся в нечетком пространстве, чувствовал себя почти слепым, когда все вокруг поплыло. У него едва хватало сил, чтобы двигаться и здраво мыслить, его больное сознание с еще большей легкостью уничтожало его. Трэвис блевать хотел от того, какие низкие желания живут в нем. Мерзкие, порочные. Такие желания не бывают у нормальных людей, тем более у мужчин. Бог никогда не простит меня. Не полюбит такое отродье. Трэвис вспыхнул от мучительного стыда, когда понял, что у него все еще стоит на ублюдка, который отмудохал его с такой силой, как даже отец не бил. Он обхватывает себя руками и впивается пальцами в кожу до такой степени, что оставляет кровавые борозды от ногтей. Тяжело дышит от боли. Не помогает. Трэвис с ужасом понимает, что все бессмысленно. Неважно, с какой ненавистью он относится к себе, от греха не избавиться. Его извращенная озабоченность — наказание, которое он должен нести. Дрянное тело неотвратимо тянуло к мужчинам, и ничто не могло изменить это. Ни боль, ни порка, ни вызубренные слово в слово священные тексты, ни даже бесконечные мольбы их Милостивому Богу. Трэвис просто грязный человек, вынужденный провести жизнь в страданиях и нелюбви, потому что даже Бог не сжалится над ним. Язык Салли такой влажный, мягкий, твердые губы почти у самой шеи, его голос… Капля холодного пота стекает со лба, в голове все плывет. Как он пойдет домой? Как посмотрит отцу в глаза? Его блядские мысли звенят в голове, просто кричат о том, какой он ненормальный, раз действительно хотел, чтобы к нему прикоснулись еще. Трэвис жадно прокручивает в памяти, как его прижали к стене и… Его скручивает от рвотного позыва, но он крепко закрывает рот руками и пытается отвлечься на что-то кроме его холодных ладоней, жестких губ, вспомнить хоть что-нибудь, кроме того момента, когда Сал схватил за ворот и поднял лишь одной рукой, прижав к… Мальчишку сильно мутит и он впивается зубами в ладонь. Острая вспышка боли почти отрезвила его. Как он может даже пытаться быть нормальным, если все, о чем он может думать — это Салли. Его сердце так рьяно билось не столько от страха, сколько от животного, неконтролируемого возбуждения, стоило лишь долбанутому однокласснику пересечь границы, которые Фелпс даже в самых отчаянных фантазиях не мог нарушить. Чужую грубость хотелось ощутить на себе еще хоть раз, где угодно: на бедрах, на груди, на шее, может даже, если бы он коснулся его снизу… Господь, прости за то, что я родился. Я просто грязное животное, заслуживающее тяжелой смерти, прости меня за мои грехи, прости… С совершенно пустым взглядом он поднимается, шатаясь, и садится на колени. Весь в слезах, соплях и крови, побитый, как дворовая собака, спина неестественно прямая, ладони сложены вместе. Закрыв глаза, он начал молиться. *** Вечерний, желтоватый свет залил пыльное помещение. Голова Трэвиса была абсолютно пустой, он впервые услышал истинную тишину. В этот момент он не чувствовал себя спокойно или наоборот тревожно. Он чувствовал себя никак и все вокруг него было никаким. Не имело значения. Юноша почти не осознавал себя, как настоящего, живого человека. Он был просто маленькой частью огромного ничего. За те часы, что он провел в одиночестве, в этой заброшенной пристройке, он успел ощутить экзистенциальный ужас, осознал неотвратимость своего существования таким, какой он есть, нареветься из-за этого, а также прочел одну и ту же молитву об искуплении грехов сотни раз и чуть не впал в безумие от того, насколько сильно погрузился в молитву — он прекрасно осознавал свою вину перед Богом и во время молитвы это чувство обострялось во множество раз, потому что ему приходилось бороться с самим собой, и в итоге… Он сидел на грязном, пыльном полу, вообще перестав понимать, что с ним происходит и так ли все это важно. Адреналин утих и Трэвис в полной мере почувствовал боль и наливающиеся цветом синяки по всему телу. Уже вечерело и он понятия не имел, как ему добраться домой — малейшее движение напоминало о том, как сильно ему досталось. У входа раздался шум, знакомый голос нарушил всю красоту тишины и бесстрастное созерцание мира. — Где эта долбанная заколка? — ворвался Салли, почти выбив итак висевшую на соплях дверь. Он тут же замер, как вкопанный. — А что ты тут сидишь? На Фишере была все та же юбка в цветочек. Длинные, голубые волосы тоже никуда не делись. Трэвису было так насрать, что он даже бы удивился этому, будь он в состоянии хоть немного анализировать себя. И все же Трэвис вздрогнул, когда Сал двинулся в его сторону. Но мог ли он встать, убежать от него, попытаться защитить себя? Нет, он слишком устал. О том, чтобы сдвинуться с места, даже думать было болезненно, не то что действительно убежать от этого демона. Фишер ведь почти убил Трэвиса изнутри, выдрал из него все то, что тот прятал глубже. Несколько часов назад было страшно, противно и ненавистно. Сейчас пусто. Как же он устал. Трэвис уже просто не хотел ничего чувствовать по поводу того, что случилось. Пусть все катится к черту, он достаточно наказал себя, чтобы позволить себе просто не думать о неправильности себя или того, что случилось, хотя бы на сегодня перестать душить себя. Хотя бы этот день, а дальше… Он пока что не знал, что дальше. В конце концов он был полностью истощен: физически, морально. Клал он огромный хер на долбанутого Салли Фишера, если честно. — А ладно, срать я хотел, — кидает Салли, не заботясь о причинах того, почему Трэвис все еще не дополз до дома. — Ты здесь заколку не видел? С Хеллоу Китти? Беленькая такая. Я думаю, она сорвалась во время драки. Трэвис с трудом понимал, о чем вообще говорит Сал, но чувствовал, что голос того потерял всякую враждебность. Сал в принципе звучал так, словно они с Трэвисом хорошие знакомые. Это не укладывалось в голове. — Ты разве не презираешь меня? — Слабо отозвался Трэвис. — Ненавидишь? Салли мгновенно обернулся на его голос, надеясь услышать что-то про свою заколку, но нет, его сильно обломали попыткой разобраться в том, какие между ними отношения. Он отмахнулся и сказал: — Я думал, мы уже порешали все. Ну типа, ты мне дал по хребту, я тебе в рожу… а потом еще пару раз, и в печень и тоже по хребту, и… Ну короче, вопрос вроде как закрыт. А че, что-то добавить хочешь? Салли уставился на Трэвиса. Вот у кого действительно взгляд пустой, как у куклы. — Нет. Трэвис прикрыл глаза и вдохнул поглубже, насколько это получалось. Ребра тут же прострелило болью, но дышать хотелось больше, чем думать о такой ерунде. Он чуть не завыл от боли, но вовремя прикусил губу. Сал же несколько раз обошел помещение, раздосадованно попинав мелкий мусор. — Просрал. — Заключил он. Развернулся и пошел к выходу, почти забыв, что Трэвис на полу не от хорошей жизни развалился. Эта мысль все же образовалась в его мозгу. Вспомнив, что Лестер учил не избивать людей до полусмерти, а всего лишь припугивать их, чтоб не лезли лишний раз, Сал на секунду задумался. Узнать перестарался ли он, можно было лишь одним способом. Все-таки он не совсем тварь бесчеловечная. Салли даже гордился тем, что примерно понимает значение слова «сочувствие». Сал остановился и глянул на Трэвиса. — Ты че там, встать-то можешь? Трэвис болезненно взглянул на него. — Могу. — Даже слепому было бы ясно, что нихера подобного, но Сал Фишер превзошел и этот уровень. С чувством выполненного долга и полной уверенностью в том, что он не чурбан деревянный, Сал, довольно сверкнув глазами, показал знак мира своему горе-однокласснику. — Окей, давай тогда, я ухожу. И слава Богу, подумал Трэвис. Остаться в тишине, одиночестве и сумраке — было именно то, что ему нужно. Ему хочется подумать. И плевать, что он в потемках и мучениях будет добираться до дома. Он не хотел так быстро терять удивительное чувство спокойствия и безразличия, не хотел, чтобы кто-то отобрал это. Не хотел возвращаться домой, представая пред отцом так, словно он последний грешник на Великом суде. Он всегда боялся и ненавидел своего отца, но признаться в этом даже себе — тяжело. Даже сейчас, когда Трэвису в какой-то степени стало плевать на свои ограничения, ему все еще страшно сказать себе: «Не хочу видеть отца». Вместо этого он говорит «Не хочу возвращаться домой». За последние несколько часов он испытал всю палитру эмоций: ярких, жестких, хлестких. Его душа будто попала в мясорубку. А то, что от нее осталось, сейчас сжалось в комочек в хрупком теле Трэвиса. Он понимал, что его ждут последствия дома. Он понимал, что это не обойдется только поркой или другим наказанием. Его взгляд упал на неприметное, белое пятнышко у его ботинок. Трэвис с огромным трудом дотянулся до него рукой. В его ладони оказалась крохотная заколка с белой кошачьей мордочкой. Трэвис заломил брови, словно ему было физически больно смотреть на эту заколку. Покрутив ее в пальцах, он засунул ее в карман, понимая, что эта мелочь в последствии возможно приведет его к ошибке. К ужасно огромной ошибке, о которой он долго будет сожалеть. И тем не менее, иметь у себя вещь, принадлежащую Салли было чем-то волнительным, правда и пугающим тоже. Пугающим. Верно. Трэвис достал заколку и зажал ее в ладони. Ее нужно выкинуть и забыть. А с Салли просто не общаться, лучше даже не смотреть на него. Мальчишка сжал зубы, убеждаясь в правильности этого решения. Металлическая заколка нагрелась в его руке. Трэвис резко выдохнул и сунул ее обратно в карман. Маленькая, металлическая хрень. Он обязательно выкинет ее. Он возводит глаза к потолку и просит прощения опять. Домой Трэвис придет так поздно, что вдовесок получит еще и от отца. Как итог, дома он провел следующую неделю из-за сильных ушибов по всему телу. Как ни странно, появилось время подумать и оценить себя заново. Лучше не стало.