Соседи

Мамин запах — его любимый. Мама у него вообще самая красивая и самая замечательная. У нее нежный смех и глаза блестящие. Больше всего ее нравилось обнимать, потому что она тут же обнимала в ответ и гладила его волосы. Он хотел, чтобы они были такие же длинные как у мамы. Она вкусно пахнет. Сал почему-то никогда не думал, что может быть иначе. Сейчас ему казалось, что мир его долго обманывал. Он не был дружелюбным и теплым, он был чужим и жгучим. Его лицо горело, будто вся кожа слезла с него, и глаза… Он не знал, что с ними стало, они как будто взорвались и растеклись по лицу. Горячее хлынуло на него волной, и отвратительный запах затопил все вокруг. Он не мог видеть, но мог чувствовать — мамин живот стал мягким и горячим, из него что-то вываливалось. Сал уже успел случайно увидеть несколько сцен из фильмов ужасов. Это ее внутренности. Органы выпадали наружу, почему их так много? Женщина и ее ребенок упали на землю. Посреди лета жара стояла страшная, но у них был холодный лимонад. Буквально несколько минут назад Сал пил его, а мама рассказывала что-то. Теперь он задыхается в огне и страшном кислом запахе. Сознание упрямо отказывается покидать его тело. Он может только орать и дышать запахом матери, которая никак не реагирует на его крики. Он думал, если прибежать к маме — она его защитит, и ничего плохого не случится. Если вжаться лицом ей в живот, то страшные вещи перестанут существовать. Если пожаловаться ей, то она со всем разберется. Почему-то этого не произошло. Стало только хуже — был ли он причиной этому? Жара спадала — вокруг становилось темно. Мама перестала быть горячей, она тоже остыла, особенно ее руки — они были очень холодными и как будто ненастоящими. Сал сначала не заметил, но в этом поле оказывается много насекомых, особенно мух. Его тело задеревенело, а мозг отказывался принимать реальность, как настоящую. Голос в голове перестал существовать, было пусто и больно. *** Несясь сквозь коридоры, Сал практически перестал чувствовать свои ноги. Один поворот, другой. Под государственную среднюю школу каким-то чудом выделили историческое здание — огромное, со сложной системой коридоров и лестниц. Вдалеке он слышал веселый ребяческий гул. Звук толпы, объединенной общей целью, такой сплоченной и счастливой. В боку едва ощутимо покалывает и уже начинает кровить, но Сал не обращает на это внимание, ему нужно сконцентрироваться на том, чтоб протез не слетел. Мальчик придерживает его одной рукой, почти не понимая куда бежит. Сквозь прорезь, которая мельтешит как попало, нормально одним глазом не посмотришь. Он тормозит на секунду и осматривается. Коридор разветвляется — один проход ведет к черному выходу, который всегда открыт, другой дальше по корпусу. Спрятаться на улице или забежать в туалет? Там его собственно и нашли, может быть не додумаются свернуть туда опять. Салли срывается с места и летит к учительскому туалету. От учительского там одно название, они туда не ходят, а детям все равно запрещено соваться, но это при условии, если заметят. Даже если так и будет, то Салу выдастся возможность спокойно посидеть в кабинете директора, пока его отчитывают и грозятся позвать отца. Во-первых, там спокойно, а во-вторых такие смешные вещи рассказывают, что губы даже дергаются в улыбке. Салли захлопывает за собой дверь. Здесь нет щеколды или замка, так что запереться при всем своем желании он не сможет, но по крайней мере обретет мнимое чувство безопасности до тех пор, пока это помещение не станет ловушкой. Тупой протез. Салли отнимает вещь от лица и приглядывается. Они что-то сделали с ремнями, когда сорвали его. Эта хрень не застегивается, а уроки еще не закончились. Хотя терять уже нечего, он может просто свалить с них, не заботясь о том, как на это отреагируют учителя или отец. Он ненавидел свое лицо. Такое мерзкое, что сам смотреть на него не может. Кожа на щеке начала зудеть и прямо сейчас он готов был разодрать ее еще больше, лишь бы не чувствовать этого мерзкого ощущения. Старые раны и борозды часто гноились и иногда под заживающими корочками опять образовывались воспаления, сукровица постоянно выделялась вместе с кровью и гноем, так что лицо, губы и правый глаз всегда были в этой подсыхающей грязи. Отец не разговаривал с ним, и даже когда Салли выл в своей комнате от постоянной боли и раздражения — не подходил и не пытался помочь, а медсестры школьного медпункта выгоняли, как только видели, что у него под протезом. Салли тяжело задышал, борясь с желанием содрать кожу полностью. Понемногу отпускало. Болезненно улыбнулся и бездумно смотрел на протез, прикидывая, как бы закрепить его на голове, когда эта чертовщина отказывается работать. Салли злорадно вспоминает запах гари и ничуть не раскаивается, даже если его собираются теперь казнить всем классом. Подумаешь, немного укоротил волосы самой симпатичной девочке в классе — зато сколько радости, смотреть, как эта глазастенькая дура хлопает ресницами, а ее взгляд постепенно наполняется осознанием того, что произошло. Ревела она потом, как сука, обвиняя и крича сквозь рыдания все известные ей детские проклятия. Мальчик усмехнулся про себя. Он ведь не причинил ей физическую боль, так какого черта она заливалась слезами и вопила во всю глотку? С ненавистью он подумал о своих собственных волосах, которые одноклассники выдирали целыми клоками, и которые ему пришлось обрезать под самый корень, делая себя еще большим посмешищем. Разве не справедливо будет испортить волосы в ответ? Она ими так гордилась… Несмотря на то, что Салли умудрился проделать такую пакость незаметно, все подумали на него, и были совершенно правы, хоть его на самом деле мало заботило, как сильно его будут ненавидеть после этого. Только протез бы починить, и жизнь бы у Салли действительно удалась. — Ого. Чужой голос заставляет вздрогнуть. Салли как попало закрывает свое лицо протезом и жмется к стене. И как он не осмотрелся сразу. Он оказался один на один с Лестером Эвансом — мальчишкой со старшей параллели. В коридоре слышится знакомый гул — сердце тут же начинает колотиться как бешеное, но одноклассники проносятся мимо, давая отсрочку к расправе. Салли выдыхает и замечает взгляд Лестера: глаза того проскользнули по направлению шума, а после вернулись к Фишеру. Карие, почти черные, словно пустые впадины, изучали Сала с головы до ног, будто залежавшийся товар на полке, ценность которого подвержена сомнению. Наверное, его взгляд даже хуже тех, кто смотрит на Салли с нездоровым желанием увидеть что-то по-настоящему уродливое, чем он является для подавляющего числа людей. Лестер только вот не смотрит на него, как на развлечение. Это хуже, хуже, и Салли не привык к такому: в его глазах он человек, и сейчас его оценивают как человека и даже не пытаются скрыть это. Противное ощущение, прилипшее к коже, жуткий стыд, который он так редко чувствует, и раздражение. Не только лицо, но и сухие, шелушащиеся руки, тощие ноги, голос, мысли, дыхание, обломанные ногти, соленые слезы, голова с ужасно короткими и тонкими волосами — Салли ненавидит все в себе. Какого черта другой человек пытается разглядеть эти омерзительные вещи в нем. — Что с твоими волосами? Сал неосознанно дотрагивается до своей светлой макушки. Волосы обкромсаны как попало, под стать его уродливому лицу. Неравномерные клочки торчат по всей голове, в некоторых местах просвечивает кожа под светлым налетом коротких волосков. Секундочку, его, правда, спросили про волосы? Когда есть столько увечий для обсуждения? Вообще, Салли старается сейчас не смотреть в зеркала, но он прекрасно знает, как он выглядит. На дохлую, разложившуюся крысу смотреть куда приятнее. Одну девочку из его класса даже вырвало, когда она случайно увидела его лицо. Обычно такие казусы не забываются в группе, и ей бы еще долго напоминали этот случай, если бы не Салли. О, да, он буквально спас эту девчонку от насмешек и игнорирования, потому что все внимание забрал себе и стал главной мишенью. Да она должна валяться в его ногах за такое — разве не приятно, когда травят урода с протезом вместо тебя? Салли бы был вечно благодарен богу, если бы самый задиристый одноклассник выбрал своей мишенью того толстого, картавого придурка с первой парты, или девчонку, которая вечно приходит с засаленной челкой и в огромных туфлях, явно снятых с ноги ее старшей сестры. Но нет же, лицо Салли — это огромная красная тряпка, то и дело маячащая перед глазами. Конечно, он же живой человек с перекошенным лицом и вспаханной пулями кожей. Цирк уродов уже здесь! Контактный зоопарк с искалеченными животными! А впрочем называйте как хотите, вот он, Сал Фишер, смотрите, разговаривайте, смейтесь, плюйте на маску, царапайте циркулем его спину или выдергивайте волосы, можно даже пучками, и множество других развлечений. Своих одноклассников Салли ненавидел. Ненавидел даже тех, кто не пытался его унизить или задеть. Каждый человек был для него врагом и на каждого он был так глубоко обижен, что совсем не чувствовал угрызений совести за свои мелкие и не очень шалости. Он искренне наслаждался чужими страданиями. Если больно ему, а другим нет, то эту систему следует уравнять. Салли не понимал, чем он заслужил свою жизнь и тем более не понимал, почему остальные могут улыбаться красивыми губами, смеяться, приходить с родителями на праздники, есть нормальную еду в конце концов. После долгого лечения Салли предстояло вернуться обратно в школу, и, черт возьми, ничего мучительнее этого он в жизни представить себе не мог. Сал Фишер, будучи всего навсего одиннадцатилетним ребенком, столкнулся с такой стеной непонимания, неприятия и отторжения, что первые дни чуть не сошел с ума от чувства собственной никчемности и осознания того, какой он урод рядом с нормальными людьми. Начало учебного прошло для него как в тумане — он почти ничего из этого не запомнил, кроме страха и обиды, но потом в голове что-то щелкнуло. Он осознал, что может стать для одноклассников таким кошмаром, что они сами побоятся к нему подходить, и хоть в итоге вышло не так, как он представлял, все же был доволен своей местью остальным детям. В классе каждый теперь испытывал неприязнь либо ненависть к нему, учителя игнорировали, что выходки самого Салли, что травлю по отношению к нему, считая уместным не вмешиваться в детские разборки, медсестры в медкабинете испытывали к нему такое отвращение, что сами никогда не помогали или даже выгоняли из кабинета, зная, что им ничего за это не будет, а школьный психолог боялся его и не хотел контактировать. Таким образом и его выходки и травля одноклассников оставались абсолютно безнаказанными. Задир на самом деле было не так много, но то, как они сплачивают вокруг себя остальных вафлей — просто удивительно. Именно из-за них Салли и попал в свое нынешнее положение. Был еще Лестер, точнее у Лестера была дурная слава, поэтому к нему никто никогда не совался, даже толпой. У Лестера обычная одежда — светлая рубашка и темные брюки, и на нем это даже смотрится к месту. Он выше своих одногодок и почему-то складен. Несмотря на обычную внешность — русые волосы да черные глаза — лицо запоминается, и в толпе его уже не перепутаешь ни с кем другим. Вон тот парень с вьющимися темными волосами и «таким» взглядом, вызывающим мурашки по коже, — это Лестер Эванс, видишь? Тот, с кем драки не обходятся без багровых синяков и жуткой боли по всему телу, на кого до хрипа орут учителя, у кого хватает меткости, чтобы прибить крысу камнем, а потом показать расплющенное тельце одноклассникам, тот кто обладает гибким умом, схватывает все на лету, да только вот непостоянное поведение выбивает из колеи что учителей, что одноклассников. Тот, про кого говорят «сам себе на уме». Лестер стоит на одном месте, не пытается подойти ближе, и кажется у него есть более интересное занятие, чем разговор с местной достопримечательностью, — в руках недокуренная сигарета. Собирается ли Лестер потушить ее о лицо Салли? Или по классике окунет головой в унитаз? А может у него есть более интересные мероприятия? Хорошо, валяй, Салли уже срать хотел — одним врагом больше, одним меньше, хуже не станет, вот только напрягал все же тот факт, что этим самым врагом станет Лестер. Как бы то ни было, а именно с ним связываться не хотелось. — Я вроде тут разговаривать с тобой пытаюсь. — Добавляет мальчик, не дождавшись ответа. — Так что с волосами? — Обрезал. А вообще не твое дело. — Огрызается. Хуже уже не будет. Подумаешь, разок изобьют в туалете. А к черту, пускай вообще убьет прямо здесь. Салли отнял протез от лица и поднял взгляд. Его единственный здоровый глаз с хамской дерзостью был устремлен на Лестера. — Я думал, тебе они нравились, — протягивает Лестер задумчиво. Делает затяжку, и не морщится даже, привык уже. Обычно Салли видел, как курят старшеклассники, шкерясь за школой, в кустах или где-нибудь за старыми постройками, но мало кто решался так. Тем более, если учитывать, что Лестер далеко не старшеклассник, вероятно на два-три года старше Салли. — Опять кому-то насрал? Ну чего же ты так. Кстати раз уж мы об этом. — Голос перестал звучать дружелюбно. — Сал, меня из-за тебя два месяца таскали то к директору, то к завучу, то вообще, блять, к участковому. Мне, конечно, понравилась твоя оригинальность — подсыпать крошеного стекла в жратву из столовки, но каким-то хером подумали на меня. Салли сжался, но не от страха, больше по привычке. Дрался он мягко говоря, хреново, учитывая его тощее телосложение, но, в отличие от других, действительно не боялся получить травмы, потому его движения были наполнены искренней яростью и радостью, что он может причинить кому-то вред. Если то, что Лестер говорит — правда, то даже странно, что Салли до сих пор жив и все его конечности функционируют, потому что это явно не тот случай, на которой Эванс закрыл бы глаза, да еще и позволял бы целый месяц себе на мозги капать. Если бы только Салли знал, что часть его поступков школьная администрация давно уже привыкла вешать на Лестера, и насколько сильно это раздражало последнего. Весь последний месяц Лестер пытался выловить проблемного шкеда, но он не учел того, что Салли эксперт в том, чтобы шкериться, пропускать уроки и уходить с них, когда вздумается. Поиски настолько проблемной личности в итоге затянулись на несколько недель, ведь Салли как крыса чувствовал опасность и тут же валил при ощущении малейшей враждебности, хотя сам разжигал и поддерживал ее. Таким образом, чтобы выследить ушлепка в маске, посещаемость Лестера значительно возросла, а учителя не могли нарадоваться тому, что талантливый от природы ученик наконец взялся за голову. Лестер вздыхал и закатывал глаза, но терпел этот странный ажиотаж вокруг него, и все потому, что у кого-то шило в жопе уж больно огромное. Несмотря на все его старания, только воля случая позволила ему встретиться с этим белобрысым бедствием. До встречи с ним Лестер даже не задумался зачем тот носит маску, но обезображенное до невозможности лицо быстро все прояснило. Лестеру было несложно понять, что конфликт с Салли ничего не решит, маленький уродец просто затаит обиду и будет делать всякую дрянь исподтишка. Такое зверье проще контролировать самому, чем пытаться его подавить — вот, как размышлял Лестер. И все же, лучше прямо сейчас обозначить иерархию между ними, чтобы ублюдок не нарывался. — Но поскольку нормальных доказательств ни у кого нет, то от меня отстали, конечно. Но я знаю, ублюдок, что это ты отнял у меня это время. Салли не пытается оправдаться. Лестер в это время внимательно разглядывает протез в руках Сала и оказывается неожиданно заинтересован в нем. Его фокус интереса меняется слишком быстро. — Дай сюда свою хрень. Не дожидаясь ответа, Лестер запуливает окурок в унитаз и в несколько шагов приближается к Салли, выхватывая протез из рук с такой силой и скоростью, что тот не успевает среагировать. Эта вещь… Салли уже плохо помнит, что ему объясняли в больнице медсестры, но ему кажется дико повезло, что он получил эту штуковину бесплатно, потому что не так уж и часто калекам везет в муниципальных больницах. Отец явно не стал бы раскошеливаться на протез для него, Салли это понимал. Эта хрень закрывает его ошметки лица, и ее нужно вернуть обратно. Он делает первый шаг к Лестеру, оценивая поведение противника, второй шаг, менее осторожный, и вот уже бросается, чтобы отобрать заветную вещь, но Эванс просто поднимает ее над головой, мешая отобрать. — Отдай. — А не то что? — Лестер смеется и поднимает вещицу выше. — Папочке пожалуешься? — Ты, — Салли запинается. Дерьмо он слышит не в первый раз, но задевает даже сильнее, чем издевательства над его внешностью. И почему сейчас так хочется врезать, вместо того, чтобы делать всякую дрянь исподтишка? — Думаешь, я боюсь тебя или кого угодно в этой школе? Мне насрать уже, что со мной будет, ясно? Внезапно Сал залепляет кулаком тому в область живота, его тело — кожа, кости да суховатое мясо, но удар болючий, потому что наполнен детской чистой яростью. Протез вылетает из рук Лестера, не ожидавшего, что ему дадут отпор. Охает от неожиданности, но быстро забивает на боль в животе и просто бьет в ответ, не задумываясь. Мальчишки сцепляются в клубок, катаясь едва ли не по всей поверхности пола. Несмотря на то, что Салли охвачен злобой, постепенно он начинает чувствовать бурлящую радость от драки. Более того, он понимает, что это игра, где цель — это повеселится и неважно, кто выиграет. Ведь сцепись с Лестером он по-настоящему, на его теле и живого места не осталось бы. Эванс даже не пытается взаправду избить его, и это становится совершенно очевидно, когда он все-таки прижимает Салли к полу, не оставляя тому возможность сбежать, и смеется. — Ну вот, я выиграл, а победители делают, что хотят. — Он улыбается, глядя прямо на обезображенное лицо Салли так, как будто оно обычное. Возможно, это было бы даже приятно, если бы не было дикого желания содрать кожу с лица, чтобы этого никто уже никогда не увидел. Или хотя бы отвернуться. Не привык Сал, чтобы на него смотрели, не отворачиваясь и не дергаясь с кислым выражением. — Я все еще хочу посмотреть на твою маску. «Это протез». Салли чувствует, что тому в общем-то побоку, протез это, маска или еще какая ерунда, поэтому не поправляет вслух. Лестер поднимается и протягивает руку, помогая Салли встать. — Ну и смешной ты, оказывается, как накинулся, я даже не знал, что ты драться умеешь. — В голосе нет враждебности, скорее наоборот, интерес и любопытство, которым Салли кстати ни на минуту не доверяет, хотя понимает, что в данный момент он в относительной безопасности со своим новым знакомым. — Ты помнишь меня? Я Лестер. Лестер Эванс. — Тебя все помнят. — Салли шмыгает и вытирает нос рукавом — ему нужен хоть какой-то повод закрыть свое лицо. Ситуация странная: с ним пытаются поговорить. Он не знает, как реагировать, и стоит ли расценивать это в положительном ключе. Тот факт, что он всюду и везде ждет подвоха — абсолютно естественный. Тем более, что конкретно этот человек пугает своей неизвестностью. У Салли никогда не было стычек с ним, и тот никогда не организовывал его травлю, но было в нем что-то, что заставляло насторожиться и держать ухо востро, ведь не зря Лестера обходят стороной, с ним значит что-то не так. — Меня зовут Сал Фишер. Ну, ты и так наверное знаешь. — Ага. Мальчик поднимает маску с пола, разглядывая ее со всех сторон. — У тебя тут крепления разболтались и вот эта металлическая хреновинка выпала, поэтому не застегивается. Ща поправим. Протез, вновь исправно функционирующий, протягивают обратно владельцу. Салли чувствует благодарность, вперемешку со страхом, что это неожиданное проявление доброты к нему внезапно оборвется. — Зачем ты вообще ее носишь? Разницы особо никакой. — Лицо не красивое. — Протез в его руках, совершенно не примечательный собой, вдруг начинает приобретать новые черты и искажаться. Он тоже становится уродливым, с каждой секундой все больше, пока Салли всматривается в пустое выражение искусственного лица. — Как по мне, так все уроды. — Хмыкает Лестер. — А мне-то что с того? И вообще, это не ты с таким лицом живешь. Даже я смотреть на себя не могу. Другие — тем более. С Эванса резко пропала улыбка. Его лимит понимания и поддержки был исчерпан. Салли сразу же ощутил смену настроения и напрягся. — Эй, может не будешь таким жалким? — Салли даже понять не успел, как его схватили за шкирку и подтащили к зеркалу. — Другого лица у тебя уже не будет, понимаешь? Тебя гнобят только потому, что ты сам этого хочешь. — Это не так… — А как тогда? Я не видел никого более жалкого чем ты, и меня это пиздец раздражало первое время, но, знаешь, в последнее время ты все чаще показываешь зубы. А как думаешь, что произойдет, если хоть раз нормально посмотришь на свое отражение? Салли распахнутыми и полными слезами глаз попытался взглянуть в зеркало, но увидел лишь размытое, отвратительное чудовище. Не удержавшись, он всхлипнул. Он действительно боится увидеть себя опять. — Ну что за хрень, а? Заткнись сейчас же. Мальчишку хорошенько так встряхнули за шкирку и развернули от зеркала. Лестер искренне удивился, когда заметил блестящие дорожки слез. — И правда разревелся… — Скривив губы в непонимании, он все же смутился. — Эй, прекрати плакать. Не хватало еще слухов, что я младших избиваю в туалетах. Почти сразу хныканье прекратилось, и Салли зло посмотрел на Лестера. — Ничего я не плакал. — Хорошо. — Легко согласился тот. Видимо, его не радовало успокаивать плачущего ребенка, которого он сам и довел. К счастью, Салли сам не хотел чужого сочувствия, и потому все раздражение и смущение Эванса сошло на нет. — Только… ты давно был в медпункте? Я не знаю, может ты не в курсе, но вот это вот, — он показал пальцем на собственную щеку, — надо промывать. Салли потупил глаза в пол. Он понимал, что должен был что-то делать с гнойными ранами, но ему никто ничего не хотел объяснять и даже сейчас он не хотел признаваться в том, что понятия не имеет, как и что ему нужно делать. — Я все равно хотел прогулять следующий урок, пошли. Закрепив протез на голове, Салли поплелся за ним. Его мысли хаотично толкались в голове, он не понимал, как должен относиться к Лестеру и как себя стоит с ним вести. Как ни странно, но их общение продолжилось и позже. Салли сложно было сказать, что именно Лестер хотел от этого получить, а поэтому продолжал вести себя с ним настороже, на случай, если это окажется очередным издевательством над ним. Тот как будто прекрасно понимал это, и Салли даже замечал, как тот ухмыляется, в ответ на его автоматические привычки защищать себя. Эти ухмылки Салли тоже не мог никак расшифровать. Он не понимал, насмешка это, снисходительная улыбка, ободряющая или еще какая. Ему вообще сложно было понять Лестера, многие его реакции казались неоднозначными, порой язык тела не совпадал с интонацией, интонация со словами, а слова с действиями. Это путало и пугало, и тем не менее они вдвоем в итоге образовали странный дуэт, который начал напрягать остальных, включая учителей. Если Салли считался совсем пропащим, неисправимым и к тому же сильно отстающим в учебе ребенком, то Лестер подавал хоть какие-то надежды в области знаний. Проблема была в том, что рычагов давления ни на одного, ни на другого не было, поэтому пришлось оставить в покое странную парочку. Лестер к тому же одобрял и поддерживал его выходки, чему Салли был несомненно рад, хоть и не понимал, почему Лестер вообще решил возиться с ним. Но, как итог, это одна из причин, почему он так просто смирился с тем, что они теперь «друзья».