Чёрный цвет солнца

— Что значит: «Больше нет»?.. — То и значит, — в голосе Дракона нет раздражения. Только усталость. Как будто этот диалог происходил уже много раз. — Нет его. Забрали. — Куда?.. — Ральф тупо пялится на него. Ничего не может понять. — В Могильник, что ли?.. — Если бы, — усмехается Дракон в ответ. От его тона Ральфу становится не по себе. Но больше от слов, конечно. Он пытается представить, куда ещё можно забрать Стервятника — не в Наружность же, в самом деле?.. На ум ничего не идёт. Ноль идей. Вдруг, он вспоминает про второго. Спрашивает, — А Тень? Его вопрос отражается в кривых зеркалах чужих лиц и теряется среди них. Гулким эхо тянется по лабиринтам глаз, и Ральф начинает догадываться, откуда эта внезапная смена стиля… — Тень умер, — наконец, произносит Дракон. — А Стервятника отправили в психушку. После того, как он разнёс Могильник и чуть не откусил Янусу два пальца, когда тот попытался его успокоить. Понятно вам?.. — на излёте фразы в голосе проступает горечь. И он почти что слышит эти слова. «Где вы были?.. Где вы были, Ральф, когда мы в вас так нуждались?..» «Пил пиво на даче», — думает он с ужасом, — «Шесть месяцев к ряду. Скотина…» -…и давно Тень умер? — спрашивает, а у самого холодок по коже. Перед глазами картина — слишком реалистичная, чтобы быть всего лишь плодом его воображения: как Тень хрипит на полу, задыхаясь, а рядом бьётся в истерике Стервятник. Кричит, чтобы кто-нибудь позвал Пауков, и быстроногий Конь действительно мчится в Могильник изо всех сил, не жалея прокуренных лёгких. Они возвращаются, увозят Тень на каталке. Стервятник следует за ними по пятам, как приклеенный, хромает сильнее обычного, но старается не отставать. Тихо зовёт брата по имени. Макс не отзывается — не может. Двери Могильника закрываются прямо перед ним. «Тебе лучше подождать здесь, дружок». И он остаётся, внезапно послушный Паукам. Успевает заметить лицо брата в просвете двери, в последний раз увидеть — и всё. Дальше ему ходу нет. — …Ральф? — голос Дракона возвращает его на этот свет. Он понимает, что ненадолго выпал из реальности. Загляделся на призраков чужого прошлого. — Ммм?.. — тянет в задумчивости. — Я говорю, что Стервятника нет уже пять месяцев. — Понял, — отзывается Ральф, чувствуя, что слишком давно не курил. Уже полгода. — Есть сигарета у кого-нибудь?.. И зажигалка. Пока он курит в распахнутую форточку, птицы толпятся у него за спиной. Тихо переговариваются о чём-то. Ральф не слушает. Он курит. Полностью концентрируется на этом процессе — отслеживает, как дым проникает в лёгкие, обжигает там всё, на секунду кружится голова… — Вы за ним отправитесь? — спрашивает Дракон. — Вернёте его, да?.. Ральф разрывается между желанием дать им самонадеянное обещание, ничем не подкреплённую надежду, или осторожно намекнуть, что он, конечно, попробует, но шансов очень мало… В результате, он даёт это обещание, но не им. Себе, — Да, верну. — Хорошо, — в голосе Дракона ему мерещится облегчение. — Без него всё совсем не так… Без них обоих. «Ну, того я вам точно не верну», — думает Ральф, затягиваясь, — «Харон из меня хреновый. Да и воспитатель — так себе…» Он знал, что самым сложным будет не уговорить Акулу позволить Стервятнику вернуться («Ральф, ты просто не видел, что этот пацан сотворил!.. Ему самое место в психушке») и не выбить из его стервозной бабки согласие на перевод («За моим внуком очень хорошо присматривают там, и я не вижу смысла…», «Я вижу», — перебил её Ральф). Нет. Самое сложное — это убедить самого Стервятника, что ему действительно нужно вернуться. И не в Дом, а к жизни. Они сидят целую вечность, не проронив ни слова. Вокруг — маленькая комнатка с двумя креслами, столом и решётчатым окном. Выцветшие обои в узоре, который уже не различишь. Всё. Свет льётся через окно, отбрасывая тень — тоже решётчатую. В этом полуденном сиянии проступают маленькие пылинки, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Танцуют вальс. Нагоняют оцепенение и скуку. Ральф изучает горбоносый профиль взглядом, пытаясь понять — Стервятник сейчас под чем-то? Он соображает? Узнаёт его?.. Тот сидит, уставившись в стол. Не упрямо. Просто — никак. Словно комнаты, Ральфа и его самого не существует. Ральф пытается заглянуть ему в глаза, словить стылый взгляд… Бестолку. Оттуда на него не смотрят. Не хотят. Пробует подобрать слово, которым лучше позвать. Наконец, из множества возможных вариантов выбирает то, привычное. Родное. — Эй, пернатый… Он реагирует не сразу. Но, в конечном счёте, всё же реагирует. Поднимает на него глаза в белёсых ресницах. Ральфу кажется, что он как будто выцвел весь — блёклыми стали его глаза, ресницы, волосы. Цвета — глуше. Словно он смотрит не на самого Стервятника, а на его фотографию. Из позапрошлого века. Кожа какая-то желтушная, как ветхий пергамент или папирус. Запястья тоньше, чем ему помнились. Скулы выпирают, лицо уже к подбородку. Жутко, в общем. Стервятник похож на неопрятное чучело птицы, выполненное таксидермистом-неумёхой. У которого не было возможности взглянуть на оригинал. И волосы. Как можно было так поиздеваться над человеком?.. — Тебя Суини Тодд стриг?.. — пробует пошутить Ральф. — Или Эдвард Руки-ножницы?.. Несколько секунд он молчит, глядит на него своими тусклыми светильниками. Потом облизывает ссохшиеся, потрескавшиеся губы так, что хочется отвернуться. Ральф этого, естественно, не делает. Стервятник произносит, сипло, — Ни тот и ни другой. — Вот как, — говорит Ральф тихо. — А кто же тогда?.. — Псих, — отзывается Стервятник — и ухмыляется. Вот только по его ухмылке невозможно понять, шутит пернатый или нет. — Ты меня узнаёшь? — спрашивает он на всякий. Пернатый кивает. Говорит очень медленно, — Вы — Ральф. Чёрный Ральф. Человек, ненавидящий свою кличку, Дом и всё, что с ним связано. Я ждал вас несколько раньше… — Отпуск затянулся. Извини. Стервятник жмёт плечами. Все движения у него плавные, как в замедленной съёмке. Под седативными, наверное. — Ничего, — Стервятник едва заметно улыбается. — Я всё равно хотел сказать, что не вернусь. — Хочешь здесь умереть? — уточняет Ральф. — Было бы славно, — соглашается Стервятник. — Если бы они только позволили мне умереть, конечно… Неожиданно, он тянет себя за рукав серой водолазки — и показывает руку. Выставляет её перед собой в каком-то странном жесте. Словно хвастается. Ральф смотрит на белые полосы шрамов как зачарованный, считает про себя — раз, два, три, пять, да сколько же их там, твою мать?.. — Много, — отзывается тот, щерясь в усмешке. — Очень много, Ральф. Он делает, как было. Скрывает множественные следы своего отчаяния. — Если я выйду отсюда, то сразу покончу с собой, — то ли обещает, то ли просто ставит в курс дела, чтобы потом не удивлялись. — Ну, может, покурю ещё. Ужасно хочется курить… — А я не курил целых шесть месяцев, — вставляет Ральф невпопад. — Представляешь?.. Шесть. — Я пять, — отзывается Стервятник. Они переглядываются. Смотрят друг на друга, думая об одном и том же. — Можешь сделать вид, что согласился со мной пойти. Покурим, а потом режься, сколько твоей душе угодно… «Очень глупый план», — думает Ральф, — «Глупый и опасный…» «За кого он меня принимает?» — думает Стервятник, — «Покурю и до свидания. Увидимся в Аду.» Они сидят на лавочке, возле чёрного входа. Курят. Ральф рассеяно смотрит по сторонам. Двор психушки выглядит заброшенным, но каким-то слишком уютным. Все эти поросшие плесенью ступеньки, плитка в трещинах, сорняки-одуванчики… Даже решётки выглядят уютно — если ты снаружи, а не внутри. Стервятник застыл, выпрямившись. Отстраненно смотрит на ссохшуюся клумбу, и из подвижного у него только рука, подрагивающие пальцы, которые гоняют сигарету туда-сюда по отлаженному маршруту. Губы, с которых слетает дым. Ральф смотрит на него. Он надеялся, что что-нибудь придумает, пока они будут курить. Но вот они курят, а в голове ни единой мысли. Что сказать?.. Воспитатель чувствует своё бессилие. — Знаете, — начинает Стервятник внезапно, ровным голосом. — Он мне снится каждую ночь. Что-то говорит, но я то ли не могу разобрать слова, то ли забываю… Из-за успокоительных, наверное. А вчера, вот, разобрал. И запомнил. И он поднял взгляд на Ральф. Тот спросил, сглатывая непрошенный ком в горле, — И что он тебе сказал?.. Стервятник ничего не ответил. Только посмотрел очень странно. Когда они оба докуривают, то поднимаются на ноги. Ральф смотрит на него и собирается что-то сказать, но пернатый лишь качает головой. Горько улыбается. «Не надо, Ральф. Не тратьте силы». Он и не тратит. Ральф, в первый раз послушный чужой воле, молча разворачивается, шагает в сторону выхода… Вдруг, Стервятник его окликает, — Ральф!.. Он останавливается. Ждёт, когда пернатый к нему подойдёт. — Есть одна вещь, в которой я всегда боялся вам признаться… — Стервятник усмехается, чуть нервно. Трёт то место под водолазкой, где у него скопилось множество уродливых шрамов. — Но, раз скоро меня не станет… Теперь, наверное, можно?.. — и он смотрит на него заискивающе, словно разрешения спрашивает. Ральф кивает. Говорит, — Можно. — Я вас люблю, — произносят его губы, а Стервятник между тем смеётся. И по этому смеху Ральф понимает, что тот очень давно не смеялся. Он смотрит на Ральфа, и, словно воодушевлённый своим признанием, рискует задать последний вопрос, самый главный, — Можно, я вас поцелую?.. На прощание. Стервятник глядит с надеждой, в уверенности, что уж в этой маленькой просьбе ему не откажут. Но тут Ральф отрицательно качает головой. Делает шаг от него. Усмехается. — Извини, пернатый, но нет. Я не хочу потом всю жизнь вспоминать этот поцелуй, зная, что тебя больше нет. Слишком жестоко, ты не находишь?.. Стервятник перестаёт улыбаться. Ничего не отвечает — молча перебрасывает сумку через плечо и убредает. Не оборачиваясь. Не прощаясь. Ральф какое-то время ещё смотрит ему вслед, а потом тоже уходит, прикуриваясь на ходу. Он возвращается в Дом уже к вечеру. Под дверью его сторожит Дракон. Смотрит на Ральфа и понимает, что нет. Даже не спрашивает, просто уезжает прочь. А Ральф и рад. Ему совершенно не хочется разговаривать. Он сидит за столом, курит сигарету. Вспоминает, как однажды застукал Сиамцев за этим занятием… и роздал им знатных пиздюлей. Воспитательских. Хочется улыбнуться, но не получается. В дверь начинают ломиться. Он открывает — и первое, что видит перед собой, это взбешённого Дракона. — Вы меня обманули!.. — кричит он, а у самого глаза на мокром месте. Орёт будто бы возмущённо, но нихуя. Ральф понимает, что сейчас что-то увидит. Или кого-то. Выглядывает за порог, смотрит в ту сторону, куда остервенело тычет Дракон, продолжая на него орать. По коридору вышагивает Стервятник. Ральф не может решить, что именно его поразило больше — то, что он жив, то, что он побрился под ноль (видимо, не выдержал вида собственных волос) или то, что он в его кожанке. Старой кожанке, висевшей в воспитательском шкафу целую вечность, о которой даже Ральф благополучно забыл. Привет из буйной молодости в Педе. — Привет, — говорит наглая Птица. — Я вернулся за поцелуем. — Я же тебе сказал… — начал было Ральф. — А я передумал умирать, — заявляет он, улыбаясь. — Подумал, что ваш поцелуй — достойная причина терпеть весь этот мрак. Некоторое время Ральф молчит, осознавая. Осознание идёт туго. Наконец, кивает на кожанку. Спрашивает, — Какого вообще хуя?.. Наглая Птица пожимает плечами. — Я её спиздил, — признаётся он честно. — Как только вы ушли в отпуск. Думал, посмеёмся все вместе… когда вы вернётесь.