В доме с битыми окнами

Чужая ладонь на бедре, шёпот на ухо, цепкая хватка на запястье. Веназар пьёт из фляги почти залпом и ему мало, он уже почти не помнит, как быть по-настоящему пьяным. Чужая ладонь. Жар чужого тела. Чужая нога, поставленная на порог и не дающая закрыть дверь. Пытаться выпихнуть Клеша — себе дороже. Веназар прекрасно знает, что он намного слабее физически, что он даже сдвинуть этого ублюдка с места не сможет. И он сдаётся. Пропускает Клеша в свой дом. Находит бутылку, наливает себе, снова пьёт, и водка привычно обжигает горло. Настроение дурное, хотя, казалось бы, всё в порядке. Всё даже хорошо. Они, вообще-то, отмечали то, что удалось с пограничниками договориться, но с Веназара торжество и довольство слетели, как только чужое касание легло на бедро, и всю ночь он как на иголках просидел. А теперь наконец-то домой. Жаль только, что с Клешем. Веназар от него больше не запирается — бесполезно. И совсем уже не страшно, что этот уёбок что-то сделает, потому что, во-первых, при себе всегда револьвер. Во-вторых, Клешу просто неинтересно, кажется, заходить по-настоящему далеко. Или он считает слишком проблемным реально взять силой. Не так важно. Веназару в любом случае от чужих рук только противно. С ним ложатся в постель. Что-то говорят, но Веназар не слушает, не хочет знать, какую пакость Клеш на этот раз выдумал. Пальцами забираются под рубаху, ведут лёгкими касаниями по животу, оглаживают горячей ладонью рёбра. Прижимаются, дышат в ухо, шепчут: — Вень, ну чего ты, а, — Веназар пихает его локтем, не отвечает. — Ну тебе заплатить или что? — Да когда же ты успокоишься-то, сука, — Веназар вздыхает. У него нет сил на злость. У него уже ни на что нет сил. Рваться, отталкивать, слать уёбка нахуй, да хотя бы просто встать и уйти. Мерзость, мерзость, мерзость!.. Клеш прижимается ближе. Пахом в том числе. Веназар, блять, не хотел знать. На ухо снова шепчут: — Ну ты же в курсе, когда. Веназара немного тошнит, и он не знает, от выпивки или от этого ублюдка. Хочется помыть руки. И ещё чуть-чуть — утонуть, случайно однажды заснуть в ванной и не проснуться. Он правда знает, когда успокоятся. Знает — и очень-очень не хочет это знать. И перед таким вот выбором стоять не хочет. Видеть Клеша не хочет. Терпеть то, как пальцами водят у пояса штанов, гладят живот, осторожно прикусывают острый кончик уха. Он немного жалеет, что выпил сейчас мало, недостаточно, чтобы отрубиться сразу, как голова коснётся подушки. Думает даже встать и пойти на кухню, ещё хлебнуть, но отчего-то не находит в себе сил на это. На то, чтобы выпутываться из этого подобия объятий. — Не надо, — слабо просит Веназар и хватается за чужое запястье. Пытается убрать с себя руки, заранее зная, что бесполезно. — Уши мне в покое оставь. Ладонь ложится на бедро. Клеш жмётся ещё ближе. — О, всё остальное тебя устраивает? Ни капли. Под подушкой револьвер, но Веназар знает — попробует за пушку схватиться и его просто-напросто скрутят. Клеш это умеет. Он до одури боится, если в него ткнуть заряженным револьвером — но ещё прекрасно умеет этот самый револьвер отбирать. Сейчас Веназар недостаточно пьян, чтобы вырубиться — но достаточно, чтобы реакция у него была медленной. — Ну что, что мне сделать, чтобы ты отъебался?.. — Веназар шепчет тихо, почти задыхается. Кожу пачкают тиной и стыдом. На самом деле, он знает ответ. — Всем было бы проще, если бы тебя добиваться не приходилось, — смеются в ответ. Чужое дыхание обжигает шею. Клеш — ублюдок, дрянь, озабоченная дрянь. — Добиваться, блять? — Ну а что я, по-твоему, делаю, а? — Веназар даже не знает. Пытаешься в штаны залезть, когда тебя не хотят? — Тебя, как девчонку, уламывать же надо. Он дёргается, стукает Клешу по руке — ноль реакции, ожидаемо — и разворачивается к придурку лицом. Как-то импульсивно. Веназар так и не решает, лучше или хуже от этого стало. Потому что чужие руки жмут к себе в каком-то подобии объятия, чужое лицо слишком близко, чужое тепло заставляет хотеть вылезти из кожи. Херово, очень херово. Ему точно нужно было больше выпить. — Уймись. Я спать хочу. — Ну, я тоже много что хочу, — Клеш хихикает. Веназар прикрывает глаза, радуется, что выражение его рожи поганой не видит. — Мы друг другу могли бы помочь, а? Веназару больше не страшно. У Клеша было очень-очень много возможностей взять силой, и он всегда в последний момент отступает, как будто правда ответа ждёт. Взаимности какой-то, что ли. Он не переходит черты, но из раза в раз предлагает. Иногда — вот так навязчиво. Иногда — признаётся в любви. Иногда — вжимает в стену и говорит, мол, или раздевайся, или я сам тебя из штанов вытряхну. И от всего этого уже не страшно, просто мерзко. От рук, пачкающих кожу стыдом. От его «ты бы знал, как я тебя люблю, Вень». Изо дня в день. Сколько лет это длится?.. Мы могли бы друг другу помочь, а? Сегодня Веназар сдаётся. Он так, так страшно устал. — Ладно, — говорит он. — Ладно, давай сейчас, по-быстрому. Он себя паршиво чувствует. Как девка, предлагающая себя на улице. Блять. Он подаётся вперёд, как-то неловко касается чужих губ — и тут же назад шарахается. Веназара тошнит. Он, на самом деле, совсем целоваться не хочет, но без этого как будто хуже даже, потому что не целуют обычно шлюх. И он не даст себя ставить так. Он не девочка Клеша. Если ублюдок в любви так клянётся — пусть не только в штаны лезет. Но, сука, как же тошнит. Веназару кажется, что он сошёл с ума — потому что больно и плохо, больно и плохо, но он всё продолжает зачем-то. Разрешает. Блять, чем он думал?.. — А?.. — Клеш садится на кровати. У него удивлённый взгляд, очень. Веназар садится тоже. Потом поднимается на ноги, его мутит, в голове всё кружит немного. Руки дрожат. Уёбок никогда не доводит дело до конца. Вот в чём дело — Клешу, кажется, весело как раз от того, что ему отказывают. Вот в чём дело — самое смешное это добиться своего не силой, а словами. Вот в чём дело — когда ты с четырнадцати шатаешься по борделям, когда ты катализатор насилия, когда с подросткового возраста у тебя слишком много власти, взгляды формируются… ну, соответствующие. И предпочтения тоже. Чем больше Веназар обо всём этом думает, тем вероятнее кажется — такой интерес ебанутый не к нему самому. Клешу никогда не отказывали, и он привык к этому, а теперь, когда близко-близко есть что-то недоступное… что же. Клешу просто нравится штурмовать крепость, а когда получится — это станет уже неинтересно. Во всяком случае, Веназар надеется, что это так сработает. Один раз. Только один раз, и если Веназар прав — от него сегодня отстанут. Это ведь не так много. Клеш и так постоянно рядом и постоянно к нему лезут, и слухи ходят, что они любовники, и вообще… И вообще, какая разница, облапает ещё раз, просто теперь не сквозь ткань штанов. Ничего нового. Он может это выдержать. Веназар выдыхает. Суетливо начинает снимать рубашку. Руки дрожат. Пальцы как онемели, честное слово, он даже нащупать эти ебаные пуговицы не может!.. Его колотит. — Вень, ты чего, а?.. — Раздевайся, блять, — его так сильно колотит. — Вень? — Как ты там обычно говоришь, десять минут делов? — А?.. — Клеш моргает. Потом усмехается уголком губ, у него жуткое лицо. Жуткое и мёртвое. — Надумал, м? Веназар кривится. Дёргает ещё одну пуговицу. Чертыхается, говорит: — Ты меня заебал, блять, у меня всё как у всех между ног. Один раз. Вот один раз сейчас передрочишься, а потом ты уходишь и даёшь мне поспать по-человечески. — Идёт, — чужие глаза довольные и злые. — Давай сюда, Вень. Клеш хлопает ладонью по кровати рядом с собой, ещё говорит, требовательно так: — Я тебя сам раздену. Веназар думает возмутиться, потом думает — да хуй с тобой, раздевай, что ты там ещё хочешь делай побыстрее и просто уйди. Хочется спать, ещё выпить, очень много выпить, больше не просыпаться, залезть в воду погорячее, много чего хочется. Не Клеша точно. Но Веназар садится рядом, позволяет опрокинуть на спину и вжать в койку, лезть под одежду, давить неприятно, расстёгивать оставшиеся пуговицы и сразу же, скользнув ладонями ниже, ширинку. Разрешает Клешу ткнуться губами ему в шею, в перекат плеча, двинуться вверх. Стучит по спине ладонью, когда неожиданно больно кусают. Клеш зализывает след, целует легко-легко, и эти его поцелуи поднимаются снова. Влажной дорожкой вдоль линии челюсти к самому уху. Веназар рвано выдыхает один раз, когда по коже мурашки бегут от горячего дыхания, и второй — когда чужие губы касаются самого кончика. — Уши не трогай, — шепчет он на ухо, потом вспоминает, что левым Клеш плохо слышит, и стукает его по спине. Повторяет громче. — Отъебись, говорю. — Что не так, Вень, а? — влажно и жарко. Веназар буквально чувствует, как у него горит лицо, и что он весь красный сейчас. — Ты только что согласился. — Уши в покое оставь, еблан, — говорит Веназар, развернувшись так, чтобы в правую сторону говорить. — Давай быстрее. — Прям неймётся, а? Отвратительно, блять. И когда Клеш пальцами осторожно — осторожно? — касается второго уха, чуть-чуть массирует кончик, вот этот вот выдох рваный снова случается. Мир немного наклоняется, и Веназар готов поклясться, что дело только в водке, исключительно в ней. Он так ужасно хочет, чтобы дело было в ней. В том, что он пьян. — Реально таким как ты нравится же, — Клеш непонимающе хмурится. — Я знаю. Ты не единственный ушастый. — Мне не нравится, — Веназар кусает губы, стараясь погасить ещё один судорожный вдох-выдох. От касаний расходится липкое тепло. — Зачем ты тянешь, блять. Самому мерзко, что приходится это всё делать. Веназар сглатывает вязкую слюну и заставляет себя пошевелиться. Кладёт руки на чужие бёдра, ведёт к поясу штанов. — А ты куда так торопишься? — спрашивают, шепча на ухо. — Быстрее, быстрее, а. Расслабься, Вень, — Клеш отстраняется, елозит у него на бёдрах и погано так скалится. Не очень разборчиво бормочет с придыханием. — Какой ты красивый. Веназар опускает взгляд ниже, мгновенно разочаровывается — как будто ты до этого чужое возбуждение не заметил, ага, у ублюдка конечно же в штанах всего-то ещё одна пушка — и закрывает глаза. Клеш гладит его по плечам, по груди, ведёт кончиками пальцев, и это почти щекотно. Веназар думает — я же знаю, что ты творишь. Знаю, какого девочкам в борделе, к которым ты ходишь. Когда ты решишь сделать больно и мне, Клеш? Рубашку тянут, зацеловывают обнажённые плечи. Веназар прикрывает глаза, думает, что видеть всё это не хочет, чувствовать чужие руки на груди, то, как чуть давят, царапают короткими ногтями. Дёргает плечом, когда Клеш снова кусается. Ладони гудят и чешутся. Веназар комкает простынь, отворачивается, стараясь не смотреть. Не видеть ублюдка. Чужие руки хватаются за пояс штанов, и Веназар молча позволяет себя раздеть. Может, хотя бы не так плохо будет?.. Ну, Клеш вроде же что-то умеет, шатается постоянно же по борделям. Потом Веназар кривится от своей наивности. Думаешь, этот мудак хоть секунду задумывался о том, каково девочкам, которые под ним оказываются? Когда он платит? Смешно, Веназар. Какой ты дурак. Зачем ты пустил вообще?.. Потому что не страшно. Потому что Клешу интересно не потрахаться с ним, а пытаться уломать, и ему очень скоро станет скучно, если уламывать не придётся. Когда ублюдку скучно, он ни за что с места не сдвинется и это самое «скучное» делать не будет. И тогда он перестанет в штаны Веназару лезть. Веназар зарывается пальцами в чужие волосы и тянет к себе. Тихо говорит, почти уверенный, что не услышат: — Поцелуй меня. Но Клеш слышит. Или, наверное, угадывает. Глухня, блять. Целоваться с ним странно. И противно, но Веназару вообще от всего сейчас противно. От касаний, от поцелуев, от того, как чужая рука сжимает бедро, от ткани под ладонями и от того, что под поясницу подушку пихают. — Это ещё нахрена? — нервно спрашивает Веназар. Клеш смеётся и гладит его по бедру, потом отстраняется. — Ща, погодь, — он бросил сумку где-то в комнате. Оглядывается, ищет. — Вещи мои не видел? — Где кинул — там и лежат. — О, ты мне так помог, ага, — Клеш улыбается. Свет полосами ложится ему на лицо, за окном светает. Уже утро, но Веназар всё никак лечь не может, сука. — Щас вернусь. — Быстрее давай. У Веназара в голове что-то щёлкает, когда Клеш возвращается. Когда снова гладит бедро — и пальцы у него скользкие. — Перегибаешь, — говорит он и пытается свести ноги. Клеш только скалится и закидывает правую себе на плечо. Быстро, мимолётно целует коленку. — Не об этом… — Договорились потрахаться. Я в процессе, — Клеш смеётся. — Или тебе так, а? Может, потом простынь с кровью ещё вывесим? Веназар качает головой. И вот теперь становится страшно. А потом в груди растёт злость, горячая и дикая. Потом вспоминается — револьвер. Под подушкой всегда револьвер. — Прямо брачная ночь, — мрачно шутит Клеш, прикрыв глаза. Подаётся ближе, тянется и перехватывает Веназара за руку, крепко вцепляется в запястье. — Вень. Без хуйни давай. — Сам без хуйни, — конечно, про револьвер под подушкой ублюдок знает. Веназар выдыхает и пытается успокоиться. Он может выхватить оружие и прогнать этого урода. Просто нужно уловить момент. — Веня, — Клеш вздыхает. — Слушай, а. Я ругаться не хочу, ты тем более. Давай ты дёргаться не будешь минут десять, и всё нормально пойдёт, — Веназара отпускают. А потом Клеш сам достаёт из-под подушки револьвер. — И без попыток отстрелить мне что-нибудь. — Сука, вернул! Чужая горячая ладонь ложится на горло, и Веназар замирает. Ему кажется, что он сейчас задохнётся — а давить Клеш не давит, нет, просто на месте удерживает. Убирает револьвер в тумбочку. И в этот момент вдруг становится жутко — под пристальным, изучающим взглядом пустых глаз. Клеш наклоняется к нему, жмётся ближе. — Давай без этого вот, а, — говорит с усмешкой на ухо и облизывает, потом губами тыкается чуть ниже, и ниже, ниже, множеством поцелуев по линии челюсти. — Угрожаю я тебе, что ли? Вень. — Пушку отдай. — Да зачем, а? — Веназар вздрагивает, когда внизу быстро делают несколько движений кистью, как-то совсем позорно хнычет и ещё более позорно шмыгает носом. В глазах щиплет. — Это твоя идея была. — Моя, блять?! — Веназар хватается за чужое запястье, пытается оттолкнуть, царапается. В ответ ладонь на горле сжимают. Не душат. Пока ещё не душат, но ясно указывают — могу. И Веназар ни секунды не сомневается, что Клеш может. Может и, сука, сделает, если захочет. — Девочка моя, — Клеш усмехается. — Ладно, давай сейчас. Не ты говорил, нет? Ты. Никто тебя не заставлял. — Мы о другом договаривались, — Веназар, блять, не твоя девочка. Сука. Сука!.. — Потрахаться мы договаривались, — Веназар царапает чужое запястье и думает — я не могу его оттолкнуть нормально. Мне не хватит сил. — Если не в курсе — этим и заняты, а. Мне нельзя ему глаза выцарапать, потому что Клеш мне ещё нужен. Нельзя, нельзя, нельзя… Он меня убьёт. Кто ему, блять, мешать будет? Страх забирает возможность дышать намного лучше чужой руки. Страх парализует. — Полежи спокойно, а, — Клеш целует его в висок. Убирает ладонь с шеи. — Вот так. Будешь дёргаться — будет больно, и я не угрожаю вот щас. У него пальцы скользкие. Давят. И внутрь... Сука! Веназар жмурится. — Я передумал, — говорит он, зажимая рот ладонью. Веназар чувствует себя перемазанным в тине. — Хватит… Клеш двигает пальцами, вводит глубже. Хмыкает. — Ну ты конечно вовремя переобулся. — Мне больно, — шепчет Веназар. Клеш в ответ смеётся и двигает кистью снова, цепко хватается второй рукой за бедро, удерживая от попытки отодвинуться. Он вообще услышал?.. — Прям больно, что ли, а? — Веназар закрывает лицо руками. — Просто неприятно, ну может быть. И Веназар почему-то терпит. И как тянут мышцы, и потом, когда толкаются глубоко и почему-то так, что дугой выгибает, и то, что лучше не становится. Как Клеш его вжимает в кровать и берёт темп побыстрее, и на ухо шепчет: — Кричи, — а потом острый кончик этого самого уха губами обхватывает. Веназар в этот момент прикусывает губу и думает — сука, вот ни слова тебе не скажу. Веназар хочет его ударить, но сил никаких нет. Он смотрит на чужое лицо. Отворачивается. Клеш тут же цепко хватает его за подбородок, дёргает, разворачивая к себе, прямо в глаза смотрит. Веназар думает — этого нет. Это сон. Это не со мной и не с ним. Этого нет. Этого нет. И выбора уже тоже нет. Раздвинь ноги и подожди, пока всё кончится. Сколько там, минут десять?.. — Ну что у тебя ебало такое мрачное? — Да пошёл ты, — Веназар вздрагивает от толчка, стонет и запоздало пытается рот ладонью прикрыть. — Ну, я пришёл. К сожалению, видит, как Клеш улыбается, довольный такой, а потом зарывается пальцами в чужие волосы, тянет к себе ублюдка и сам целует. Как будто немного другая ситуация. Как будто у них хотя бы немного по любви. Потому что не целуют шлюх, и Веназар окончательно ёбнется, если с ним так же обойдутся. Он не чья-то девочка. Он себя предложил, да, но это другое, другое, другое!.. Клеш на поцелуй отвечает жарко, жмётся ближе, и его руки везде как будто, а темп замедляется. Становится чуть легче. Не так… не то чтобы речь шла про боль. Ему не больно, Клеш, на удивление, времени не пожалел. Он — уже не удивительно, со скольки он там по борделям шляется? — что-то да умеет. Не больно. Чуть-чуть страшно. Мерзко, мерзко, мерзко. Им недавно удалось договориться по поводу товара. Ночью был праздник. Утром — этот пиздец. — Разве плохо, а? — смеётся Клеш и щипает за бедро. Вытирает между ног тряпкой. Веназар никак не может найти в себе сил хотя бы шевельнуться. — Вень, чего такое? — Уходи, — голос хриплый почему-то. — Ты своё получил. Вон. — Ну и как я сразу после оставлю свою де… — Я не твоя девочка, — Веназар хмурится. В носу щиплет и глаза как будто горячие-горячие. — Уходи. Клеш над ним наклоняется, сцеловывает слёзы, текущие по щекам. Лезет целоваться, и Веназар не отталкивает и не отвечает. В голове пусто. Спать больше не хочется. — Уйди, уйди, пожалуйста, — Клеш хмыкает. Гладит по волосам. — Я тебе воды натаскаю, а? Веназар хочет сказать — из дома моего проваливай, урод. Он вообще много что хочет сказать, но никак не находит на это сил. Когда Клеш выходит за дверь — но он ещё в доме, блять! — достаёт из тумбочки револьвер. Прячет обратно под подушку. Какой смысл, сука, если Веназар привык замирать и ждать, пока всё закончится?.. Всё закончится. Скоро всё закончится. Скоро Клешу станет скучно, скоро он перестанет, скоро всё закончится. Крепость пала. Это больше не весело.