В доме с битыми окнами

С него снег сыпется. Алф отряхивает плечи, шапку, вешает на крючок крылатку, разувается, оставляя после себя почти целый сугроб. Ему как-то всё равно. Альцест не спит в два часа ночи. Не помогло даже снотворное — Алф видит неубранный бутылёк, читает этикетку. Думает — когда Альцест успел сесть на барбитураты? Потом не думает вообще ни о чём. Потом ему ставят кружку с чаем. — У тебя выпить есть? — Ты где был хоть? — уставшим голосом спрашивает Альцест. Алф пожимает плечами и снова просит ему налить. Получает свою стопку, потом думает — не хочу, блять. Мне трезвая голова завтра нужна. Да и сегодня тоже, нахрен надо Альцесту разнести что-нибудь. — Что случилось? — спрашивает он. Потом уточняет. — С Секби, когда вы брошку снимали. — А Джаст что сказал?.. — осторожно спрашивает Альцест. — Ты ведь был у него, да? — Ни слова правды, нахуй, — пьёт чай и вкуса не чувствует. Вообще ничего не чувствует, кроме ярости. Жгучей, кусачей, разрывающей изнутри. — Я всегда знаю, когда он врёт. И когда ты врёшь, я тоже знаю, Альцест. — Алфё… — Или ты мне рассказываешь, или я иду Секби допрашивать. — Расспрашивать?.. — растерянно повторяет Альцест, потом смотрит на Алфа. Потом — прячет взгляд. Нет, Алф не оговорился. С Секби всё в порядке. Никаких побочных эффектов… потому что вся расплата, весь откат достался Джасту. Сжёг руку, ударил в голову, что самое страшное — добрался до мозга. Джаст опять в больнице. У Джаста был эпилептический припадок. Виверна сказала, что в больнице он повторился, меньше чем через два часа после первого, и она боялась, что в сознание Джаст может уже не прийти. Сука!.. Да ради чего, блять?! Чтобы откатом Секби не задело? Секби, у которого всё нормально, которого колебания маны не размазывают по полу?! Который бы это намного лучше перенёс?! Алф сжимает ручку чашки, чувствует, как по пальцам искры бегут. Ему ужасно хочется что-нибудь разбить, ещё сильнее хочется запихать осколки этой несчастной чашки Пугоду в глотку. — Что там случилось? — Алф, слушай… — Альцест тяжело вздыхает, трёт переносицу. — В том-то и дело, что я не знаю. — Не знаешь, блять?! Ты?! — Алф от греха подальше убирает руки со стола. Сам себя щипает, говорит себе успокоиться раз, второй, третий, но лучше не становится. Спокойнее не становится. — У Джаста были ведьмы в семье? — спрашивает Альцест. Алф разводит руками. — У него мать — южанка из ковена. — Ебанись, — Альцест берёт стопку, к которой Алф так и не притронулся. — Ебанутый. Дурная кровь с такой наследственностью — и полез чаровать, сволочь. Пьёт. Алфу ужасно хочется его ударить. Ему сегодня вообще всех хочется ударить, кроме Джаста. Джаста хочется придушить нахрен за все его долбоёбские закидоны. — Ну, в общем, — Альцест ковыряет стол. — То, что он сделал… блять, Алф, пиздец. Это чудо, что эпилепсией обошлось. Реально чудо. — Обошлось? — шипит Алф. — Он ради твоего пиздюка чуть не угробился!.. Обошлось?! — Он колдовал. — Что, блять? — Колдовал, — почти-терпеливо повторяет Альцест. — По-ублюдски, как у него обычно бывает, но… но я уверен, что это не просто с чарами заигрывания. Там воздух светился, понимаешь? — С Клешем такого не было, — Алф кусает себя за пальцы, цыкает на Альцеста, когда тот ему помешать пытается. Альцест отшатывается. — Веназар бы нам рассказал. Он знает, что всё серьёзно. — Клешу сорвали шнурок, в котором он недели две таскался, — Альцест вздыхает. — А Джаст развеял чужие чары. Очень надёжные и очень, сука, сильные. И с которыми Секби жил несколько месяцев. — Ебучая сволочь, — Алф не знает, на кого ругается. Ему кажется, что он в этот момент ненавидит вообще всех. Ещё кажется, что если он не успокоится, то кого-нибудь реально убьёт. Снова. — Алф… — Сколько ему осталось? — спрашивает он. — Вот как врач мне скажи. Сколько? — Да я не ебу!.. — Альцест разводит руками. Думает немного, потом берёт свои снотворные барбитуратные и чашку Алфа. Капает ему десять капель из пипетки, ставит чай обратно. Алф кивает. Ему, наверное, правда надо. — Виверна отказывается прогнозы делать вообще. Я поэтому у тебя спрашиваю. — Ты уж извини, блять, — резко говорит Альцест. Потом выдыхает. — Извини. Но я думал, он до тридцати не дотянет с этим… этим вот. — Ясно. — Алфё… — Я завтра отгул возьму, ладно? — спрашивает он. Альцест сразу же кивает несколько раз. — Посижу с этим придурком, книжки ему почитаю. А то он из Виверны душу вынет от скуки. Допивает чай. Барбитуратов не чувствует. Он вообще ничего не чувствует. Только такая холодная, острая ярость в груди, такая, которая разрушает города и разворачивает реки от дельты к истоку. — Как думаешь, Нео позволит в черте монастырской земли похоронить?.. — Алф спотыкается и всё-таки не находит в себе сил договорить. Горло словно чья-то рука сжимает. Ему так, так больно и страшно, и больше всего в нём ненависти, острой, холодной. — Так Джаст же… — осторожно начинает Альцест. — Ну. Атеист. Про хвост так и не говорит. — У него мать похоронили при авраамической церкви, — Алф вздыхает. — А он, сука, очень хочет быть похож на мать. — Там всё?.. — Ужасно там всё. Она сбежала из ковена ради мужика, отреклась от магии и убилась, выхлебав с литр концентрата. При Джасте, — Алф поджимает губы. — Только я тебе ничего не говорил. — У Джаста что, были родители? — Альцест разводит руками. — Он не в мусорке самозародился? Алф смеётся над этой глупой шуткой, долго-долго, почти насильно вытаскивает из себя смех до тех пор, пока не намокают глаза. Пока по щекам не скатываются слёзы. Альцест смотрит на него с нескрываемой болью. Берёт платок, чтобы его предложить, потом замирает и не решается сказать — ты, мол, рыдать начал, Алф. Как будто Алф не в курсе. Он шмыгает носом и всё-таки срывается. Плачет на чужой кухне, даже не пытаясь прикрыть лицо, как-то спрятать свою боль, потому что у него уже просто нет сил. Алф всего себя потратил, пытаясь в больнице — при Джасте — сделать вид, что всё нормально. Что это всего лишь очередной откат, всего лишь обычное его заигрывание с чарами, которое не угробило ему здоровье так, как ничто и никогда не гробило. Всего лишь самая обычная неделька в палате, на дверь которой Виверна всё-таки прибила табличку «палата Джаста». Альцест осторожно приобнимает его за плечи, и у Алфа нет сил прогонять, хотя от жара чужих касаний едва не выворачивает. Он шмыгает носом, икает, просит ему ещё чая налить. С барбитуратами. Альцест капает ещё десять капель. Чувство вкуса так и не возвращается. Алф уверен — он и водку сейчас как воду бы хлестал. Но ему лучше не стоит пить алкоголь. Ну, Алф знает, чем это кончается. Хорошим — никогда. — Когда мы арестуем Пугода, — говорит он, кое-как уняв дрожь в голосе. — И будем готовить дело. Когда мы это сделаем, Пугод повесится в камере. Альцест смотрит на него с болью. Поджимает губы. — Алф. — Говорю, — повторяет он медленно. — Повесится в камере. — Алфёдов. — Что, блять? — в груди больно. Ему хочется ударить Альцеста, ему вообще всех сегодня хочется ударить. Он сегодня всех немножко ненавидит. — Мы не добьёмся смертной казни ему, смеёшься, что ли? Но оставлять ублюдка живым я не собираюсь. — Джаст расстроится, — говорит ему Альцест после долгого молчания. Так и не нашёл других причин, почему Алф не должен эту суку убить. — Ну да, расстроится, — кивает Алф. — Если доживёт. И его снова пробивает на рыдания.