Wermutstern

Найти бы Микко. Где он может быть? Это так глупо. Всего пара слов. Впервые мы оказались на грани смерти, впервые нам в спину дышит противник. И я впервые не могу найти этого идиота. А мой брат? Моя сестра? Моя Марта? Что у них там происходит?

***

Тревожные мысли роились в голове Вилли, перебивая друг друга и наслаиваясь одна на другую.

***

Почему они все бросили меня? Или это я бросил их?

***

Выстрел. Затем еще, и еще. Лязг сервоприводов. Стук сотен, тысяч ног где-то глубоко внизу, вторивший лихорадочному стуку сердца. Фабрика, этот огромный, чуждый организм, в чью пасть они заползли сами, не ведая, что творят, окончательно пробудилась. Вибрации и гул наполнили ее нутро, а толпы реплик уже начали свой смертоносный марш на поверхность. Десятки "шпатцей" совсем не торопились, но почему-то не отставали от разрозненных остатков их отряда, постоянно оказываясь у них сразу за спиной, сминая их порядки с флангов и продолжая теснить их к единственному выходу на поверхность. Подозревал ли хоть кто-нибудь, что это возможно? Вряд ли. Вилли уже чувствовал, что надежда и последние силы уже покинули его. Сутки без сна и нормальной еды в этом лабиринте, постоянное напряжение и раненное плечо сделали свое дело. Теперь только инфернальный, животный ужас гнал его вперед, как возничий, что наотмашь бьет уже почти загнанную лошадь. Одинаковые коридоры и комнаты проносились перед глазами, со всех сторон мелькали вспышки, силуэты, звучали голоса и выстрелы. БАХ! Вилли запнулся, напуганный прогремевшим выстрелом, и растянулся на полу. Из-за угла вывалился солдат, еще живой. Его руки тряслись, он все никак не мог вставить магазин в винтовку. Его движения больше напоминали болезненную судорогу. Взмокший, трясущийся, во мраке этих катакомб он выглядел как умирающее животное. БАХ! Фонтан крови и осколков черепа брызнул на пол, и незнакомый боец, дернувшись в последний раз, застыл, истекая кровью. ЩЕЛК! ВЖИК! ВЖИК! ВЖИК! Из-за того же угла, неуклюже пошатываясь и крутя головой, вышел модуль "шпатц", весь покрытый дырками от пуль, вмятинами и сколами. Его голова свесилась набок и тряслась при каждом шаге. Маленькие синие глаза сверкали в темноте, а зрачки бегали в разные стороны. Оружие. Вилли бросил оружие, и уже ничего не мог сделать этому жуткому существу, что не живет само, но сделает все, чтобы отобрать эту жизнь у тебя. Хотя, со своей уже неподвижной рукой, он вряд ли бы смог сделать хоть один выстрел. ВЖИК! ВЖИК! ВЖИК! Реплика медлила. Либо так только казалось. Вилли не мог не заметить, как она сама трясется и неуверенно переставляет поврежденные ноги. Продырявленная уже не одной очередью, из смертоносного бойца она превратилась в хрупкую конструкцию, что развалится от любого удара. И Вилли решил дать ей этот удар, резко вскочив и толкнув ее всем телом. К несчастью, он сделал это своим больным плечом. Чудовищная боль пронзила и сковала его тело, а темнота затмила взгляд. Вместе со шпатц он рухнул на пол, едва соображая, что происходит. Несколько выстрелов, что она успела сделать из своей винтовки, показались глухими хлопками. Ничего не видя, он без разбору хватал, бил и пытался скрутить все до чего достанет, вслепую хватаясь за что-то металлическое, угловатое и холодное. Вдруг он ощутил что-то круглое. И, едва понимая что делает, со всей силы вдавил это внутрь и ухватился за получившийся выступ. Что-то треснуло и громко щелкнуло, а сильный удар током прошиб его тело. И стальной кулак реплики как-то неожиданно вяло пихнул его в живот. Шпатц извернулся, вылез из хватки, и, неуклюже поднявшись, врезался в стену. Вилли отполз в сторону и неуверенно приподнялся сам, смотря на то, как его враг неуклюже бросается из стороны в сторону, размахивая кулаками. В глазах прояснилось. И только сейчас Вилли понял, что умудрился выдавить реплике глаз. Из разорванной глазницы лился оксидант, вперемешку с искрами. Второй глаз беспорядочно дергался, пока не закатился наверх и не замер окончательно. И реплика окончательно ослепла. Вилли почувствовал что-то теплое на своем большом пальце. Затем пришла колющая боль. И он увидел, что его большой палец буквально разорван в труху и сильно кровоточит. Он просто прижал его к воротнику футболки, несколько раз обернул и побежал дальше, прижимая к ключице. Багровое пятно начало расползаться по груди. Услышав топот, вражеская реплика попыталась догнать его, но сразу же рухнула на пол, с громким лязгом задев трубу у стены. Больно, сука, больно... — только и мог приговаривать про себя Вилли, продолжая бежать без оглядки. Измученные легкие уже начали хрипеть от напряжения. А он, промокший насквозь и дрожащий от боли и страха, бежал вперед, громко сплевывая набегавшую слюну прямо на каменный пол.

***

— В порядке информации, враг достиг указанных рубежей, и вскоре начнет выбираться за пределы комплекса. — Доклад принят. Пусть "дефолиатор" займет указанную позицию. Огонь по готовности. — Согласно приказа.

***

— Суки, сколько же их тут! — рявкнула Гонгал, уверенно пробиваясь через коридоры и прижимая врага огнем из пулемета. Следом за ней шел Микко, а с ним еще пара бойцов. — Зона эвакуации в другой стороне, — сказал ей один боец после очередного поворота. — Да знаю я! Не еби мне мозги, — рыкнула она и пошла дальше, — Если бы вы не разбегались в разные стороны, как безмозглые крысы, все было бы намного проще! — Мы все равно не сможем собрать всех! Отстрелив еще одну длинную очередь и зарядив новый короб, она ответила: — Пока у меня есть боезапас, возможно все! Микко понимал ее возмущение, пусть и поступил бы совсем по другому. Он был рад тому, что она развернулась назад и нашла его раньше, чем это сделали имперские реплики. И он все еще надеялся увидеть Вилли живым. — Не дрейфь, осталось еще два возможных отсека. Потом можно прорываться на поверхность! — сказала она, выбивая очередную дверь.

***

Боль снова прошибла его тело, и он рухнул на землю, чувствуя как на его коленях расползаются огромные синяки. Толстые кабели змеились на полу технических помещений, и один из них предательски зацепился за его ботинок. Сил уже не осталось, и Вилли с трудом приподнялся, только чтобы опереться на стену. Легкие будто сгорели, как свечи в двигателе их несчастного, старого БМП, который заводился только с пинка и крепкого словца мехвода, натужно хрипя и изрыгая вонючий дым. Просто посидеть и отдышаться казалось уже намного важнее, чем не поймать вражескую пулю. Казалось, больше ничто на свете не заставит его встать на ноги. Так и подохну тут, избитый и уставший, да и похуй уже... Перед глазами всплывали улыбки Марты, Каспара и Микко. Только его сестра, Амелия, почти не улыбалась. Так, что он даже не мог вспомнить ее улыбку. Я так старался. Какого черта... Почему она так мало улыбалась? Выплаты. Квартира. Его душу грело, что если он умрет на войне, то его семье больше никогда не придется думать о деньгах. Если повезет, то во время очередного перемирия их эвакуируют на Ротфронт, а то и на Хаймат. Там нужны люди, там есть отличное образование. Там всегда есть еда, тепло и безопасность. В отличие от него, Каспар и Амелия могут никогда не узнать, что это такое, когда ты хватаешься за последнюю соломинку, чтобы не пойти ко дну вместе с родными. Что это значит, когда ты остался совсем один, и только от твоих решений и самоотверженности зависит жизнь других. Хм. А насколько часто он улыбался сам? Картины этой красивой жизни постепенно померкли. Он уже не будет рядом с ними там, на Ротфронте. Но его не было с ними и до этого. Сколько он вообще с ними виделся? Постоянно в работе, постоянно в войсковой части. Дома он только успевал поесть, поспать и проверить их школьные оценки. И... печально было это признавать, но... Он ведь изначально, где-то в глубине души, надеялся на то, что просто умрет на войне и обменяет свою жизнь на их благополучие. Потому что, что ему вообще светило кроме убогих казарм, грязных окопов, вонючих уставных сигарет и этой грубой, вечно не устроенной жизни? Жизни под сапогом старших по званию? Полное дерьмо... И он болезненно скривился. Подрагивающие губы согнулись уголком, и он усмехнулся своей глупости. Делал ли я все правильно? Кем бы я стал для них как не... Он снова достал замусоленную семейную фотографию. Он никогда не замечал, каким уставшим и, как в Вольксармии говорят, "обгоревшим", выглядел его отец. ...я бы остался уставшим парнем с фотографии. Я перестану что-то для них значить. Винета. Цветущий водный мир. Именно здесь Природа родилась как понятие. Именно здесь появились ее Законы. Живое растет на костях уже мертвого. Удачливый процветает за счет того, кому повезло меньше. Жизнь развивается за счет смерти. На секунду ему даже подумалось, что он не хочет стать удобрением для своих младших. Но быстро отбросил эту мысль, словно обжегшись. ВЖИК. ВЖИК. СТУК. СТУК. Вилли затаил дыхание. Где-то рядом снова появился враг. Враг, с которым он уже точно не справится. Враг, который отберет его жизнь. ВЖИК! ВЖИК! Проклятье. Вилли осмотрелся, и увидел камеру на потолке. Эти твари уже знают, где меня искать... ВЖИК! ВЖИК! ВЖИК! Их было несколько, и они стремительно приближались. Вот и все, вот и все... Они уже были за поворотом. Сколько бы Вилли не видел их в детстве, когда острова еще принадлежали Империи, сколько бы не видел их в пособиях, на плакатах, и сегодня, уже вживую... Эти насекомоподобные механические твари... Он боялся их, как огня. Все свое горе, все разрушения и смерти, которые он видел, — все это он считал виной этих чудовищ. ВЖИ-И-ИК... Выстрел. Затем гулкая очередь разрезала тишину, и послышалось как тяжелые тела шпатцей рухнули на пол. И в проходе, откуда он уже ждал своей гибели, появилась Гонгал, победно ухмыляясь и смеясь. — Так вот ты где, калека! — весело гаркнула она, и протянула руку. Он принял ее помощь и встал. Гонгал брезгливо вытерла об нагрудник кровь, которая натекла ей в ладонь из раненной кисти Вилли. — Ой, прошу прощ... — Вилли не договорил. Кто-то схватил его и крепко обнял, чуть не задушив. — Сукин сын, я знал, что ты жив! — воскликнул Микко. — Кха-кха-кхе... в тебе я, блять, тоже не сомневался. Присосался к Гонгал, как рыба-прилипала, не так ли? — Ты же сам говорил, что это верная стратегия, ха-ха-ха! — Поцелуйтесь еще. На поверхности договорите, — прервала их реплика, — Мы уже все здесь обчесали, пора прорываться наверх! — Есть! — хором крикнули ей еще пять бойцов, как и Вилли, обоженные и покалеченные. Только Микко и еще один незнакомый солдат держали автоматы и могли стрелять. Одного приходилось поддерживать за плечо и вести, потому что он сильно хромал.

***

— Конрад, — хрипло обратилась одна из гонгал. — Чего тебе? — глухо спросил фельдфебель. Лифт тихо стучал, медленно поднимаясь наверх по косой шахте. С десяток реплик и столько же гештальтов столпились на небольшой платформе, устало глядя в пустоту, нервно переминаясь с ноги на ногу и поправляя оружие. Мимо них медленно проплывали красные фонари и темные кабели на стенах. Слишком медленно. — Ты ведь прекрасно знаешь, скольких мы оставили позади. Конрад злобно рыкнул. Не этой безмозглой, даже по меркам реплик, жестянке его учить. — А ты прекрасно знаешь, скольких я все-таки вывел на поверхность. Милосердие и бескорыстность — привилегии сильных. Возможно, гонгалам, с их силой и броней, они доступны. Но хрупким гештальтам всегда придется взвешивать риски и идти по пути наименьшего сопротивления. Сильный всегда пожертвует слабым. Одно из главных правил войны, знание которого приходит через боевой опыт. Конрада злило, что его тело начинает стареть. В волосы пробирается проседь, мышцы и легкие слабеют. Вот и вся награда за его воинское мастерство и смекалку. Неумелые бойцы погибают и навсегда остаются молодыми. Также как и недостаточно сообразительные. Или недостаточно подлые, если смотреть правде в глаза. — Товарищ фельдфебель, разрешите выйти на связь, — обратился молодой радист, уже готовясь разложить аппаратуру на полу платформы. — Не разрешаю, — одернул его Конрад. Еще не хватало, чтобы враг уловил их сигнал. Или еще хуже, прослушал переговоры. Война любит тишину. Конрад осмотрелся. Раненные гештальты и реплики. Сколько проку будет от этих бойцов, когда наверху они встретят сопротивление противника? Сколько бойцов не смогут вести огонь из-за того, что на их плечах будет лишняя ноша? — Раненых придется бросить. Или добить. — Конрад! — возмутилась Гонгал. — Я все сказал. Это приказ. — Постойте, но!.. — хотел было возразить один гештальт. Выстрел. Раненая штар выстрелила себе в голову. Пистолет со звонким стуком упал на пол платформы. Следом за ним рухнуло тело реплики. — Нет, погодите... Выстрел. И боец, глухо хрипнув, обмяк и расстянулся на полу. Следом зазвучала серия хлопков, и раненые, один за другим, умолкли навсегда. Конрад прикрыл глаза и вздохнул. Теперь ничто не мешает их побегу.

***

Оглушительный грохот металла рассек спертый воздух подземной фабрики. Кулак Гонгал оставил маленькую вмятину на поверхности герметической двери. — ПУСТИТЕ МЕНЯ НА ПОВЕРХНОСТЬ, И Я ВЫПУЩУ КИШКИ ЭТОМУ СТАРОМУ УЕБКУ! — заорала она, после чего так же громко пнула ненавистную дверь. Микко и Вилли растерянно переглянулись. — РАЦИЮ ДАЙ, ДАЙ РАЦИЮ, ОБМОРОК! С этими словами она отобрала устройство у хрупкого паренька в разбитых очках, после чего нажала на кнопку вызова.

***

— КОНРАД! КОНРАД!!! КАКОГО ХУЯ ТЫ ЗАБЛОКИРОВАЛ ВЫХОД?! — прозвучал из рации голос рассерженной реплики. — Выключи это дерьмо, — раздраженно хрипнул Конрад радисту, — Готовьтесь занять позиции, минутная готовность.

***

— Что нам теперь делать? — спросил парень в очках, трясясь и обливаясь потом. — Лифты заблокированы, нам пизда, — хмуро ответила Гонгал. — Но должны быть и другие выходы, — вмешался Микко. — Пока мы до них доберемся, нас уже раскатают, — отрезала реплика, — Сначала вас, потом меня. — И что нам теперь, застрелиться? — вспылил Вилли. Гонгал недоуменно посмотрела на него. — Ты ведь сама говорила, что с тобой и твоим пулеметом возможно все! — Да я ебу что ли, как отсюда выбраться? Чего вы все на меня смотрите? — Товарищи, а ваша группа осматривала боксы? — спросил уже немолодой солдат, отпустивший усы, который еще не получил ранения. — Эмиль, ты о чем? — переспросил парень в очках. — Там должна находиться военная техника. Она же должна как-то выезжать наружу? — Если там уже появились танки и броневики, то это сущее самоубийство, — возразил Микко. — А мне нравится эта идея, — вдруг оживилась Гонгал, — Даже если не дойдем, то по пути настреляем еще пару десятков реплик, если не больше. Все лучше, чем подыхать, стоя на одном месте. Микко вздохнул. — Ладно, Эмиль, веди нас, — сказал он севшим голосом. — Здесь недалеко, если поторопимся, то успеем минут за десять, — ответил Эмиль. — Я впереди, говори, когда надо заворачивать, — сказала Гонгал.

***

Поверхность показалась им еще более враждебной, чем катакомбы. Слепящая, непроглядная мгла начиналась сразу за гермодверью, и разбитая бетонная дорога, шедшая от нее, уходила куда-то в пустоту. Вокруг было тихо, лишь вдалеке слышались приглушенный грохот, гул пропеллеров и вой двигателей. И из-за этого лязг грузового лифта показался непростительно громким. Конрад вдохнул полной грудью прохладный, дымный воздух и осмотрелся. Отвратительное предчувствие начало жечь его изнутри. У врага точно есть тепловизоры. В этом тумане они будут у него как на ладони, но сами так и не смогут установить визуальный контакт. Они как слепые щенки. Стоит только подставиться, и их сразу превратят в решето, не оставив даже шанса заметить противника. Но... совсем не это его беспокоило. Их должны были встретить еще на самом выходе. Ничто не мешало имперским репликам пожертвовать парой модулей, чтобы накрыть их гранатами и ураганом пуль на этом мелком клочке бетона перед дверью. — Вперед. Они начали медленно рассредотачиваться, приближаясь к берегу. По прикидкам Конрада, им нужно было пройти не более километра до грузового причала. Остались ли там катера и корабль — загадка. От строений порта их отделял неровный пустырь, покрытый кустарниками и камнями. Где-то через пятьсот-шестьсот метров будет ограда с колючей проволокой. Пока они возились внизу, явно прошел дождь. Грязь чавкала под сапогами Конрада, а воздухе чувствовалась сырость и какая-то тяжесть. Конрад остановился у одного из камней, и начал осматриваться. Впереди не было видно ничего, кроме густого тумана. Мерзкий привкус при каждом вдохе говорил, что это дымовая завеса. Голова начинала побаливать. Что?.. Два огромных красных глаза уставились на него издалека. Огромные, широко раставленные... Круглые, с маленькими черными зрачками. Нет... погодите... Это не глаза. Конрад знал, что этот взгляд принадлежит оптическому комплексу имперской бронетехники, подавлявшему современные системы наведения. — ТЕХНИКА! НА 190! — крикнул он. Следом зазвучал рык и протяжный, громкий свист вперемешку со стрекотом. Затем грохот орудия. Яркая вспышка на мгновение выхватила из мрака угловатый силуэт танка. Несуразно огромная башня, похожая на храм, увенчанный сотнями башен и шпилей: радарами, антеннами, прицельными комплексами и автоматической турелью. Из башни торчало два орудия — тридцатимиллиметровая автопушка и короткий миномет. Сомнений быть не могло. Они уже все погибли. "Дефолиатор" — этого слова было достаточно, чтобы по телу ветеранов пошла дрожь. Это слово не предвещало ничего, кроме мучительной смерти и невыносимых страданий, если этот бронированный монстр не будет вовремя уничтожен. Мина разорвалась неподалеку от Конрада. Следом за ней на позиции отряда рухнуло еще несколько снарядов. Но Конраду было уже все равно. В глазах мигало от боли, истошный вопль уже через пару секунд обратился в мерзкий хрип и плач. Легкие пылали, он уже ощущал, как они, а затем и остальные внутренности обращаются в кашу. Брызги кислоты прожгли его одежду, смешав грубую ткань с кожным покровом. Тело напряглось и скрутилось, кажется, до того невозможного состояния, когда от напряжения начинают рваться мышцы и суставы. Он продолжал кричать еще долго, и, как казалось ему, с этим криком, вперемешку с кровью и рвотой, душа начала покидать его разорванное тело.