Расплата

***

      Фрэнк объединился с продолжающим расследованием агентом ФБР в Сент-Луисе. Ими было обнаружено, что на Прери-авеню всего за несколько дней до этого поступило сообщение от соседей о выстрелах. Когда полиция проверила это, они, естественно, отправились в известный наркопритон, который они еще не смогли закрыть. Там, с ордером на обыск, они обнаружили кровь на полу в жилой зоне; достаточно пятен крови, чтобы указать на то, что там случилась бойня. Но дом был пуст, теперь полностью заброшенный. Операция по борьбе с наркотиками продолжалась. И любые тела, которые лежали в этой крови, также были перемещены.       «Рори» оказался некто Рори Родригес, мелкий наркоторговец, дважды неудачник. Его нашли мертвым на заправке за пределами штата. Сотрудник на станции вспомнил жемчужно-белую Riviera, которая уехала незадолго до того, как было обнаружено тело.       Они направлялись на юг.       Фрэнк, вместе с агентами ФБР на совещании, пытался выяснить связь между Ксавьером Торпом, Рори Родригесом и реками крови, оставленными в наркопритоне на Прери-авеню. Не нужно было много думать, чтобы предположить, что имело место убийство и ограбление. Они украли деньги на свое турне у мексиканских банд.       И они все еще направлялись на юг, учитывая, где был найден Рори. Но маршрут оказался странным, ведущим через штат Миссури в Канзас и только затем поворачивающим на юг.       Тела семьи Галпин еще не были найдены. Фрэнк и агенты теперь все были уверены, что семья все еще с Ксавье и его девушкой. Это был рывок через всю страну с тремя заложниками на буксире.       Фрэнку пришлось рассказать ФБР все, что он знал о Тайлере Галпине. Их не слишком впечатлили прошлое и послужной список Тайлера. Он был на терапии? Он бил свою жену? Что за мерзость.       Фрэнк не сказал им, что боится, что Тайлер может сломаться и сделать что угодно. Даже присоединиться к кутежам, законник, который был плохим до мозга костей.       И если бы молодая преступная пара заставила Тайлера помочь им, они могли бы на самом деле сбежать из страны живыми. Это, конечно, увеличило их шансы исчезнуть без следа.

***

      Ксавье положил нас всех в одну кровать вместе — маму, папу и меня. Потом я услышала, как он и Уэнсдей принимали душ в другой комнате, производя много шума и смеясь. Они были близко к границе и сбежали. Эта мысль, должно быть, сделала их счастливыми.       Я не могла много двигаться, потому что мои лодыжки были связаны, и между родителями не было много места, чтобы повернуться. Через некоторое время мне стало так жарко, что я вспотела. Я прошептала: — Мама, ты не могла бы немного подвинуться? Мне жарко.       Она ничего не сказала, поэтому я похлопала ее по плечу. Она завалилась на бок, отвернувшись от меня. Папа лежал на спине, его руки и ноги были связаны и сплетены вместе спереди. Мама по-прежнему ничего не говорила и не отодвигалась.       Папа сказал: — Она спит, Хедди. Мама устала. - он немного подвинулся, чтобы дать мне больше места.       — Папочка?       — Да?       — Ты правда завтра уедешь в Мексику с Уэнсдей?       Он помолчал немного. — Откуда ты об этом знаешь?       — Я не понимаю, как ты можешь это сделать.       — Хедди, я спросил тебя, откуда ты об этом знаешь.       Я извивалась, пытаясь найти прохладное место на простынях. — Я слышала, как вы с Уэнсдей разговаривали.       — Вы сидели в фургоне.       — Я все слышала.       — Твоя мать знает?       — Нет, она не слышала.       Мы шептались, но папа поднял голову с подушки, чтобы посмотреть, проснулась ли мама и слушает ли она нас. Он опустил голову обратно, вздохнув.       — Ты не понимаешь, — сказал он. — Я бы хотел объяснить это, но не думаю, что смогу.       — Если ты уйдешь, я больше никогда тебя не увижу.       — Конечно, увидишь! Я буду иногда посылать за тобой и ты сможешь приезжать ко мне в гости. — он колебался. — Хотя я думаю, это неправда. Я не смогу этого сделать. Пока ты не станешь старше, намного старше. Твоя мать в любом случае собиралась забрать тебя у меня, Хедди. Мы расставались бы, когда вернулись домой. Это не исключение.       Если он думал, что это то же самое, я не знала, что и думать.       — Я больше никогда тебя не увижу, — повторила я. Мне пришлось сказать ему правду. — Почему она тебе… нравится…?       Он знал, что я имела в виду Уэнсдей.       — Это сложно. Может быть, я и сама не знаю всех причин. Она… она не такая, как другие женщины.       — Она не такая, как мама, это точно. Папа, она убивала людей. Она должна сесть в тюрьму. Если ты с ней, ты тоже попадешь в тюрьму.       Он снова замолчал на некоторое время. — Если нас поймают, то да, я думаю, что так и будет.       — И Ксавье тебя не любит.       — Мне он тоже не нравится.       — Он спрятал эти деньги от Уэнсдей.       — Я знаю, что он это сделал. Он настоящий придурок. Тупой мальчишка-панк. — папа снова поднял голову, чтобы посмотреть, видно ли что-то за дверью, соединяющей две комнаты. Как и я, он мог слышать, как эти двое в душе играют друг с другом.       — А что, если Ксавье действительно разозлится на тебя и Уэнсдей? Когда вы приедете в Мексику? А что, если он…?       — Хедди, тебе просто придется перестать обо мне беспокоиться. Я взрослый человек. Я могу позаботиться о себе сам. А твоя мама позаботится о тебе. Тебе будет лучше без меня.       Он был прав, и мне, и маме было бы лучше, но он все равно оставался моим отцом. Я не могла поверить в то, что он собирался сделать. Мне пришлось попытаться остановить его.       — Ты же полицейский, папа. Ты должен арестовывать таких людей, как они.       — Иногда, принцесса, люди меняются.       Я не знала, имел ли он в виду, что Ксавье и Уэнсдей могут измениться или что он изменился. Я сказала: — Шериф Эрик не будет знать, что думать.       Папа тихонько хрюкнул: — Он подумает, что ему придется нанять нового рекрута, вот и все. Я ему никогда особо не нравился. Это он послал меня в Шарлотт поговорить с…       — Кем?       — Неважно.       Казалось, я не могла найти способ убедить отца не осуществлять его план покинуть страну. Все, что я смогла придумать, наконец, сказать, было: — Она опасна.       — Я знаю. Не волнуйся. Постарайся не волноваться. Я правда люблю тебя, принцесса. Всегда любил. Я ничего не могу с собой поделать. У нас с твоей мамой уже давно все не так.       Мы оба услышали, как открылась дверь в холл, и подняли головы с кровати, чтобы посмотреть, кто вошел. Мы увидели, как служащий отеля пересек наш дверной проем, заглянул внутрь, а затем направился в ванную комнату, где принимали душ Ксавье и Уэнсдей.       — Чего он хочет? — спросила я папу.       — Я не знаю, детка. Но я думаю, тебе следует разбудить свою маму. Что-то нехорошее происходит.

***

      Уэнсдей не была такой уставшей, как притворялась. Как только Ксавье связал семью и уложил их в кровать в другой комнате, Уэнсдей набросилась на него, когда он раздевался, собираясь принять душ. Она подошла сзади, просунув одну руку ему между ног, чтобы прижать его яйца, а другой обхватила его член спереди, лаская его ладонью.       — Я чертовски возбуждена, — прошептала она ему в шею, затем облизала то место, где ее дыхание оставило на коже влажный жаркий след.       — Давай я приму душ. Присоединишься ко мне?       Она отпустила его и начала срывать с себя одежду, как будто та была в огне.       — Я думал, ты устала.       — Не тогда, когда я захожу в ванную и застаю тебя голым, видя как эти упругие маленькие ягодицы смотрят на меня снизу вверх. Боже, как я люблю твою задницу.       — Ты маленькая извращенка. Иди сюда! — Торп привлек Уэнсдей к себе и провел языком по ее губам, а затем толкнулся в ее рот.       Они играли в душе, как дети, намыливая друг друга, разыгрывая фарсовые сценки, поскальзываясь, соскальзывая, сталкиваясь — и все это время смеялись с оглушительными визгами.       Ксавье попытался войти в нее, пока она упиралась ногами в бортик ванны, спиной в стену, но они оба поскользнулись, чуть не сорвав занавеску. Он решил, что это плохая затея, пока Уэнсдей не опустилась на колени и не взяла его член в рот. Он запустил руки в мокрые пряди ее волос и застонал от удовольствия, когда струи душа упали ему на плечи. — О, Уэнс, детка…       Ни один из них не услышал, как открылась дверь в комнату и кто-то прошлепал по тонкому ковру к приоткрытой двери ванной. Только когда мужчина заговорил, они прекратили свои шалости, и Аддамс поднялась на ноги. Ксавье отодвинул занавеску в душе.       — Вы можете пройти по коридору к пожарному выходу, подняться по пожарной лестнице на крышу, перейти на другую сторону и спуститься по лестнице с другой стороны.       Это был шоколадный клерк-латиноамериканец, который их зарегистрировал. Ксавье уставился на него. — О чем, черт возьми, ты говоришь, чувак? Какого хрена ты здесь делаешь?       — Я отправил двух плохих парней на ту сторону. Они прямо сейчас стучат в дверь пустой комнаты на первом этаже и ищут тебя. Я спущусь на служебном лифте и выйду через черный ход, пока они не поднялись сюда. Думаю, вам лучше поторопиться. Сначала заплатите мне.       Уэнсдей отдернула занавеску и смело предстала в своей наготе, вода из душа стекала по ее худенькому телу. Служащий и глазом не моргнул. Аддамс спросила: — Они спрашивали о нас?       — Они искали парня по имени Ксавье, но когда они его описали, я понял, что это ты. — он указал на Ксавье, затем мрачно улыбнулся. — Они даже не потрудились спрятать оружие, которое у них было. Они плохие парни. Очень решительные.       Ксавье злобно повернул ручку водопроводного крана и вышел. Он покрылся мурашками, и не от холодного воздуха. Его пенис съежился, превратившись почти в ничто, спрятавшись поверх напряженных яиц, как воробей, прячущийся в скворечнике от нападения ястреба.       Обернув полотенце вокруг живота, он поспешил в спальню и нашел пачку денег для клерка. — Вот, возьми это.       — Ух ты, отлично, это круто, спасибо.       — В конце коридора, к пожарному выходу, вверх по лестнице, на другую сторону здания? — переспросил Ксавье.       — Да, и быстро, очень быстро. Они идут. — клерк не сделал никаких усилий, чтобы попрощаться. Только что он был там, а в следующее мгновение выскочил за дверь и исчез.       Уэнсдей уже была одета. Ксавье одевался на ходу и развязывал своих заложников в соседней комнате. — Просыпайся, черт возьми, вставай, обувайся!       Тайлер не спал, как будто все это время прислушивался. — Твои приятели из Сент-Луиса?       Ксавье проигнорировал его, развязывая девочку. — Надевай обувь, — приказал он. — Пошли.       Менее чем за две-три минуты Ксавье выставил всех за дверь, кожаная сумка с деньгами в ней висела у него на плече мертвым грузом. Они двинулись по тускло освещенному коридору к красному свету, сигнализирующему о пожарном выходе. Энид воспользовалась этим моментом, чтобы немного раздражаться. Она начала повторять: — Отпустите нас, отпустите нас, отпустите нас…       Уэнсдей так сильно ударила ее кулаком по затылку, что Энид потеряла равновесие и ей пришлось ухватиться за стену. — Если ты не заткнешься, я прострелю твое гребаное сердце.       Тайлер бросил на Уэнсдей тяжелый взгляд, а сам подхватил свою пошатывающуюся жену и подтолкнул ее к выходу. Они все стояли на полутемной лестничной площадке, слабый желтый свет лампочки в проволочной сетке освещал лестницу, которая вела вниз, лестницу, которая поднималась вверх, а через окно в стене — пожарную лестницу.       — Подними это, — сказала Уэнсдей Тайлеру.       Тот поднял окно, как ему было сказано. По ушам резанул громкий звук.       — Теперь иди и поднимись наверх.       Тайлер быстро взглянул на Хедди, словно придавая ей силы, прежде чем сделать то, что ему было сказано. Уэнсдей заставила Энид выйти следующей, за ней последовала маленькая девочка. Ксавье замыкал шествие, когда Уэнсдей двинулась на металлическую пожарную лестницу и поднялась по перекладинам наверх. Торп сказал: — Я ненавижу высоту.       Он не думал, что его кто-то услышал, и, возможно, был этому даже рад.

***