Расплата

***

      Торп хотел лечь в постель к моей маме. Мне даже не нужно было слушать его мысли, чтобы знать это. Это было видно по его лицу, когда он смотрел на нее.       Я знаю почти всё о сексе. Нас учили в школе. Мужчины и женщины ложатся в постель вместе, и у них есть части, которые подходят друг другу. У мужчины есть пенис, а у женщины — влагалище. Когда они влюблены, они склеивают их. Так получаются дети. Иногда они еще и целуются, высунув языки. Я видела это в кино, но это выглядело так мерзко, что я не могла этого выносить. Я бы не хотела, чтобы кто-то плюнул мне в рот.       Но Торп не любил мою маму и не думал о поцелуях. Он просто хотел заняться с ней сексом в постели.       Я посмотрела на затылок Уэнсдей и подумала, что она сделает, если Торп тронет мою маму. Она может приревновать и убить их обоих!       Потом я посмотрела на маму, уставившуюся в окно, и поняла, что она понятия не имеет, что её ждет впереди, если мы не уйдем от Торпа и Уэнсдей. Она не знала, что ей придется делать… вещи… с кем-то, кого она не знает, с кем-то, кто её пугает.       Я пыталась придумать, что делать. Торп хранил свой пистолет и револьвер моего отца в сумке. Если бы я могла когда-нибудь засунуть туда руку, чтобы он меня не увидел…       Но он держал портфель слишком близко. Он обнимал его, как прижимают любимую куклу. Это была толстая сумка, и в ней должно было быть много всякого добра, кроме оружия, фольгированных квадратиков наркотиков и жвачки Wrigley's. Я никогда не заберу сумку у него. Торп был худым, но он был очень сильным. Когда он поднял меня с пола в ванной, это было похоже на то, как будто он взял мешок яблок. У него были все эти мышцы на руках от тюрьмы и тренировок, — сказал он.       — Куда мы теперь направляемся? — спросил Ксавье у Уэнсдей, когда ему надоело смотреть на маму.       — Я скоро отправлюсь на юг, — сказала она. — Как только мы сделаем короткую остановку у моей мамы.       — Я бы хотел, чтобы нам не пришлось делать эту остановку. Я мечтал о Мексике. Я действительно проверил несколько книг по преподаванию испанского языка, как ты и сказала, Уэнсдей, но я не продвинулся с ними далеко. Все, что я взял от чиканос в Ливенворте, это фрихолес и пута, — он рассмеялся. — Да, мы отправимся в солнечную страну.       — Ты направляешься в Мексику. Почему ты не можешь нас отпустить? — спросил папа. Это было первое, что он сказал за всё утро.       — Потому что ты мне нравишься, — ответила Уэнсдей, одарив его одной из своих кривых улыбок. — Разве я не доказала это вчера вечером?       — Люди, которых мы знаем, сообщат, что мы не звонили. Они расскажут полиции, что мы были в пещерах Лонг-Хорн. Они сложат дважды два и поймут, что ты в нашей машине.       — Чушь. Ты слышишь это, Торп? Это самая большая ерунда, которую ты когда-либо слышал или что?       — Да, я слышу этого ублюдка. А что, если он прав?       — Он все это выдумывает. Они никому не звонили, когда были в пещерах. Это была туристическая остановка, спонтанная. Никто не знает, что они туда пошли.       — Правда, коп? Ты пытаешься нас обмануть? Я могу тебя за это покалечить.       Затем произошло нечто безумное.       Папа схватил руль и резко потянул его к своей стороне машины. Торп ударился о дверцу авто, а мы с мамой упали на него. Уэнсдей кричала, как какая-то кошка, очень громко и страшно. Машина съехала с дороги и прыгнула в канаву. Мы врезались в забор из колючей проволоки, сбив его. Мы подпрыгивали и кренились, пока Уэнсдей не ударила по тормозам, и мы не заскользили по середине коровьего пастбища.       Папа выскочил из машины и бежал как мог назад к шоссе. Дорога была двухполосной, и машин было немного. Иногда кто-то проезжал мимо, но не тогда, когда он бежал к ней.       Торп неуклюже открыл заднюю дверь и, взвизгнув, упал на плечо. Он поднялся и вытащил пистолет. Он прицелился и выстрелил в папу.       Я тоже пыталась выбраться из машины, но мама крепко держала меня за рубашку. Я видела, как папа упал. Раздался выстрел, и он рухнул на землю. Я думала, что его убили.       — Папочка!       Уэнсдей к тому времени уже вылезла из машины, забрав ключи. Торп и Уэнсдей побежали к папе, оба размахивая пистолетами, и я подумал, что сейчас упаду в обморок. Всё начало чернеть по краям, как будто мир сжимался к центру, где лежал папа.       Я видела, как он сел. Видела его мрачное лицо, испачканное грязью. Видела, как Торп первым добежал до него и что-то крикнул. Затем Уэнсдей добралась до отца и прыгнула прямо на него, снова сбив его с ног. Она кричала и царапала его лицо, пока он пытался удержать ее подальше.       Жутковато было то, что произошло дальше.       Торп начал смеяться. Именно этот дикий смех заставил черно-белых пятнистых коров отшатнуться от нас по полю, словно мы были слишком чужими для их компании. Он смеялся так сильно, что согнулся пополам и схватился за живот, он гоготал так сильно.       Тогда я поняла, что папу не застрелили, и он не умер. Он упал на землю, чтобы не получить пулю в спину. А Торп смеялся над тем, как Уэнсдей пытается выцарапать папе глаза. Он считал это таким забавным, что чуть не убил его.       Я быстро повернулась к маме и сказала: — Мама, Ксавье хочет переспать с тобой.       Её глаза округлились, и она сказала: — Хедди, откуда ты знаешь такие вещи? Казалось, она была очень недовольна тем, что я это сказала.       — Я… я не могу тебе сказать, но это то, чего он хочет. Он тоже это сделает, и если он это сделает, папа попытается остановить его и пострадает. Его могут подстрелить.       — Откуда ты знаешь эти вещи, Хедди? Я должна понимать, откуда ты знаешь.       — Я… я слышу всякое. Я слышу, что думают люди.       Мама уставилась на меня так, будто у меня выросли рога на макушке.       — Я серьезно, мама. Я всегда могла это делать. Это действительно странно, но я не лгу. Прямо сейчас, я знаю, ты думаешь: «Она не может этого сделать. Никто не может этого сделать. Это — телепатия! Такого не существует!»       У мамы отвисла челюсть. — Ты умеешь читать мысли! О, Боже!       — Ты должна мне поверить. Ксавье что-то с тобой сделает, и если он это сделает, всё станет плохо, очень плохо.       — Давай, — сказала она, — Убежим.       Она схватила меня за руку и вытащила с другой стороны машины.       Торп будто тоже прочитал мои мысли, потому что он внезапно перестал смеяться и обернулся.       Он увидел, как мы бежим через поле, и мама тащит меня за руку. Он выстрелил в нас, и мы, как и папа, остановились и присели. Мне показалось, что я услышала свист пули, когда она пролетела мимо нас, но я уверена, что это было воображение. На самом деле пули не свистят в воздухе, это для мультфильмов.       Торп закричал: — А ну тащите свои задницы обратно в машину!       Мама плакала, не издавая ни звука, и только крупные слезы катились по её лицу, когда мы встали и направились к машине.       Я сказала ей: — Мама, ты не можешь с ними бороться. Если вы с папой будете с ними бороться, они вас убьют.       — Я знаю, — кивнула она.       — Я придумаю, как нам помочь, — сказала я.       — О, детка, Хедди, ты всего лишь маленькая девочка, — выпалила она, сдерживая слезы.       — Я серьёзно, мама. Я что-нибудь придумаю. Разве я не помогала тебе иногда, когда папа был не в духе? Я нашла способ дать тебе знать, что он возвращается домой в плохом настроении. Просто не ссорься с ними.       Иногда, когда папа начинал злиться, я уводила его мысли в другое русло. Я просила помочь с уроками или говорила, что маме звонят по телефону — что угодно, лишь бы отвлечь его от мыслей о том, чтобы причинить вред моей маме. В большинстве случаев это срабатывало. Я знала, как переключить внимание взрослого на что-то другое.       Папа вернулся к машине с Торпом и Уэнсдей. Он был так взбешён, что казалось, будто на его голову опустилась чёрная туча. Смех ему не помог. Он затолкал папу обратно в машину и захлопнул дверь так сильно, что это прозвучало как раскат грома.       Он сел на заднее сиденье рядом с нами и покачал головой, словно был разочарован. Он сказал: — Снова сбежишь, и твой ребёнок получит пулю в спину, Энид.       — Не трогай ее, — сказала мама. — Это была моя вина.       — Конечно, это была твоя вина!       — Это была вина мерзкого ублюдка, — сказала Уэнсдей, включая передачу и медленно разворачиваясь в низкой траве поля.       Папа просто сидел там. Торп сказал ему, наклонившись через сиденье: — Если ты ещё раз выкинешь такое дерьмо, в следующий раз я не буду стрелять поверх твоей головы. Ты мог убить нас всех этим трюком. Ты кто такой, Слай Сталлоне?       — Я больше его.       — Чёрт бы тебя побрал! — Торп поднял кулак и ударил папу по затылку. — Ты тоже крупнее меня, но у меня пистолет, ты, грёбаная свинья!       — Если ты продолжишь бить меня, и мы пойдем по кругу, приятель.       — Что ты сказал? Притормози, Уэнсдей!       — Он водит тебя за нос. Заткнись, Тай. Ты сегодня достаточно натворил. Тайлер, если ещё раз схватишься за руль, я сама тебя убью, — Уэнсдей проехала по канаве и снова выехала на шоссе, задний бампер волочил землю, выезжая из канавы. Проехала одна или две машины, но никто не заметил суматохи на поле.       — Ты захочешь пойти со мной, — сказал Торп другим голосом, низким рычащим голосом, — Или я сделаю из твоих яиц ожерелье. Не принимай меня за одного из твоих слабаков из маленького городка, которых ты душишь и избиваешь дубинкой. Ты недооцениваешь меня, и окажешься в могиле, друг.       — Послушай его, — кивнула Уэнсдей. — Он тебе не лжет.       — Я хотел бы рискнуть, — вдруг сказал Тайлер.       — Нет. Ты бы не стал. — Ксавье снова ударил его кулаком в затылок. — И если ты не заткнёшься, я заставлю Уэнс съехать с дороги в лес, чтобы я мог пустить пулю между твоих мужественных глаз.       — Папа, не надо, — взмолилась я, по-настоящему испугавшись.       — Тайлер, пожалуйста, — сказала мама, вздыхая так сильно, что её дыхание заполнило всю машину.       Тайлер кивнул, как будто говоря: — Ладно. Хорошо, пока что. Хорошо, но я прикончу этого маленького подонка, как только представится возможность, вот увидишь.

***

      Уэнсдей знала, знала, что если бы они направились на юг, к границе, из Сент-Луиса, то их бы сразу поймали по дороге. Именно туда они должны были направиться из пещер Лонг-Хорн.       Въехав в штат Канзас, она должна была сбросить скорость и найти объездной путь на юг. Это был также способ попрощаться с матерью. Она не любила её. Ну, она, наверное, любила её в каком-то смысле, но эта женщина была всей её семьёй, единственной, которая у неё была, и если она собиралась покинуть страну, ей нужно было что-то сказать единственной семье, которую она знала. Путь на запад, а затем на юг занял больше времени, но это был единственный способ держаться подальше от копов. К этому времени они, должно быть, уже растиражировали изображение Торпа во всех газетах и телевизионных новостях.       — Ксавье, сегодня вечером тебе придется изменить свою внешность.       Она ехала на юг через штат, и ей наскучила ровная земля, виды зеленых летних полей. Она понятия не имела, что там растет. Ближе всего к ферме она была в зоопарке Сент-Луиса.       — Почему так, детка? — спросил Торп.       Он снова затянулся крэком. Говорил как пьяный ребенок. Ей захотелось залезть в сумочку и сделать глоток Jim Beam. Но она никогда не делала этого при людях. Она делала это, когда могла остановиться на заправке и пойти одна в туалет. И она делала больше, чем глоток, ей-богу. Все её нервные окончания кричали о горьком огне виски.       — Люди уже знают, как ты выглядишь. Какой-нибудь продавец в магазине или заправщик тебя сдаст.       — Я не хочу стричься, — заныл он.       Она взглянула на него в зеркало заднего вида. Его глаза блестели, эти изумруды, опушенные густыми ресницами. Его кожа была такая белая, что почти ослепляла. И эта темная щетина на щеках. И волосы, волнистые, длинные и пепельные, как седая ночь. Ей очень нравились длинные волосы, но теперь Торпу их пришлось бы убрать.       — Неважно, чего ты хочешь. Нам придется побрить тебе голову.       — Что? — сел на заднее сиденье, теперь его взгляд был угрожающим.       — Да, так и есть. — Уэнсдей не собиралась спорить с ним по этому поводу. С бритой головой он выглядел бы совсем по-другому. И ей нужно было вытащить из его ушей эти серьги.       — Уэнсдей, я знаю, что ты пытаешься помочь, но я говорю тебе прямо сейчас: волосы останутся.       Она ухмыльнулась дороге впереди. Торп сделает то, что она сказала. Он знал, что не справится без нее. Он всё ещё был бы в Ливенворте, если бы не она. Она была мозгом, и как бы он ни возражал, в конце концов он прислушался.       Она увидела заправку в заливе и притормозила. — Мне нужно заправиться и отлить. Ты присмотри за ними, — сказала она Торпу.       — Мне тоже нужно в туалет, — подняла голову маленькая девочка.       — После меня, — сказала ей Уэнсдей. — Ты просто сиди там тихо и не раздражай Торпа, пока я не вернусь.       Она припарковалась у насоса и вышла из машины.       Пошла прямо к стене здания автозаправочной станции в дамскую комнату. Внутри заперла дверь. Нашла бутылку Jim Beam и открутила крышку.       Первый глоток был резким, и Уэнсдей поморщилась. Второй глоток был гладким, как будто она пила теплый кофе с ромом и маслом. Она подняла бутылку и посмотрела на неё. Сегодня вечером ей нужна будет новая. Она пойдет и купит электробритву, чтобы побрить Ксавье, и возьмет себе новую бутылку. Может, две.       Она сунула пинту в сумочку, облегчилась и встала перед зеркалом на стене над раковиной, уставившись на свое отражение.       Виски сотворил чудеса, и всего за несколько минут.       Аддамс почувствовала себя более собой, более реальной. Когда между выпивкой её охватывало волнение, она думала, что вот-вот разлетится на части, распадется на кусочки пазла, которые никто не сможет собрать снова. Все её внутренности сводило спазмом. У нее начались колики в желудке и жжение в пищеводе. Разум начал путаться, двигаясь в нескольких направлениях одновременно. Болтал ей о том и о сем, пока она не подумала, что может сойти с ума.       Она не знала, почему Ксавье предпочитал спиды. Эта дрянь доводила его до безумия. Он постоянно что-то теребил, возился со своим кошельком, проводил руками по волосам, отбивал пальцами барабанную дробь, покачиваясь на носках. Иногда он не ел по несколько дней, у него совсем не было аппетита, а когда он приходил в себя, то был настолько подавлен, что подумывал о самоубийстве.       Но сейчас она не собиралась беспокоиться о Ксавье.       Алкоголь бурлил в её крови, и она чувствовала себя удивительно цельной. Она никогда не улыбалась себе в зеркале. Мёртвая половина её рта могла так разозлить её, что она разбивала зеркала кулаком. Но она смотрела в свои собственные глаза и общалась с умным, сильным, молча наблюдающим за ней человеком.       — Мы справимся. Мы выберемся живыми. Мы будем такими богатыми; мы будем тусоваться каждый день и каждую ночь. Навсегда. У меня будет горничная, повар и прекрасная машина, даже лучше, чем эта Ривьера…       Кто-то постучал в дверь ванной.       Если бы это был тот ребёнок, она бы дала ей пощёчину, пока у девки глаза не вылезли из орбит.       Она распахнула дверь, готовая действовать.       Но это была не та девчушка, которая самовольно вылезла из машины, стояла снаружи и ждала.       Это был мужчина. Мужчина, который её знал.

***