Стандарты дереализации

      На экране светился текст статьи, который уже успел отпечататься на обратной стороне век. Он вздохнул, откидываясь на мягкую спинку кресла, и отложил лэптоп на тумбу. Вино игриво бегало по стенкам бокала, угрожающе близко к краю, но по-прежнему оставалось исключительно внутри.       Смерть Хоббса была относительной потерей, вряд ли заметной в той долгосрочной перспективе. Горел недолго, а погас ярко. Этот профайлер, сам того не осознавая, оказал Сорокопуту услугу — Ганнибал бы тоже выбрал смерть, вместо заточения в четырех стенах, где нет места ни фантазиям, ни возможностям.       Теперь поднимался вопрос причастности: он виделись с Хоббсом всего дважды — на терапии и на охоте, случайно оказавшись очевидцами друг друга при исполнении своих помыслов. Он помнил Гаррета — точнее, их невнятную встречу в лесу — он помнил тушу, которую он тащил на плече, явно превышающую габариты обыкновенного животного; безумный, полный мрачного восхищения взгляд, без какой-либо толики страха. Хотя Ганнибал от чего-то думал, что вряд ли бы какой-нибудь простой прохожий оказался в глухом лесу в отдалении от цивилизации в столь поздний час. Там очевидцев быть не могло. Что же касается терапии — он действительно мог быть призван как очевидец, знакомый, как человек, который мог дать неактуальную оценку психологического состояния Хоббса, но вот только зачем? Она была один единственный раз, почти десять лет назад, когда тот избил коллегу на работе в приступе ярости, и был направлен к нему работодателями. Проблема была в том, что тогда он пришёл на сеанс со своей дочерью, которая сейчас, к несчастью, наперекор судьбе по-прежнему жива.       Она могла помнить тонкости той терапии, чьей невольной свидетельницей оказалась: тогда она ещё не вошла в тот период, когда детская память быстро теряется в сознании от количества информации, необходимой для того, чтобы быть взрослой. Да и вероятность того, что она была осведомлена о делах своего отца — крайне велика.       Это было как минимум интересно. Как максимум — эффективная попытка перестраховаться от возможности появления неудобных чужих воспоминаний, и стать частью того расследования, в котором фигурирует он сам.       Рука сама потянулась набрать номер бывшей ученицы.       Он всегда любил брать любую возможность без остатка.

***

      На улице становилось зябко, мокрый ветер играючи дул в лицо. Кожаные туфли, слегка испачкавшиеся от брызг, переступали небольшие лужи на пешей дорожке местного парка. Зонт, предусмотрительно взятый им из дома, к счастью, не понадобился. Он любил дождь, но в такой уникальный день предпочитал выглядеть более презентабельно, чем остальные жертвы прикрас осенней природы.       Джек Кроуфорд, найдя его спустя четыре дня после звонка, слонялся возле его рабочего кабинета. Ведомый невидимой рукой, которая скормила Алане Блум столь щедрое предложение о помощи в составлении психологических портретов серийных убийц, он непритязательно стоял у двери, иногда окидывая небольшую комнату ожидания скептичным взглядом. В одной руке он снова и снова вертел ключи от машины, а в другой сжимал кремовую папку.       — Доктор Ганнибал Лектер? — спросил он, стоило только психотерапевту перешагнуть порог на пути к своему офису в тот день.       — Собственной персоной. Чем могу помочь? — вежливо начал беседу Лектер, пряча цепкие искорки интереса на глубине зрачков.       Мужчина перед ним был уставшим: нервные движения говорили об огромном недостатке сна, легкая бледность — о плохом питании, а преимущество мимических морщин на левой половине лица о том, что работа скоро доведёт его до инсульта. Пахло от него не очень приятно, хоть и разнообразно — потом, выветрившимся женским парфюмом, самым дешёвым гелем для бритья и, если ему не показалось, гнилью и раковой опухолью.       — Начальник поведенческого отдела, Джек Кроуфорд, — он протянул руку, а Ганнибал принял рукопожатие — Я к вам по вопросу психологического портрета. Моя хорошая знакомая, мисс Блум, сказала, что вы как никто другой умеете видеть людей насквозь и совсем не против оказать нам содействие в сложившихся обстоятельствах.       — Она мне льстит, — с намёком на улыбку произнёс Ганнибал, обходя того, дабы открыть кабинет, — таково уж бремя восхищения учеников к их наставникам. Пройдёмте? — поинтересовался он, распахивая перед гостем двери.       Тот слегка кивнул, начиная блуждать глазами по внутреннему убранству кабинета доктора с таким видом, будто находится в музее останков криминальных авторитетов.       Сразу было понятно, какое у него отношение к психотерапии как таковой — наверное, он ожидал увидеть здесь какой-нибудь примитивный маятник и не скрытый от глаз сейф для хранения огромной выручки за подобные услуги. Это позабавило Лектера, наблюдающего за ним на периферии.       — Итак, чем я именно могу вам помочь? — спросил он, присаживаясь на кресло у своего стола, параллельно доставая ежедневник для заметок.       Вопрос, видимо, слегка выбил Кроуфорда из колеи, до этого рассматривавшего корешки книг по психологии, что украшали почти всё рабочее пространство. Он обратил взгляд к собеседнику, замерев на какие-то доли секунд, а затем подошёл ближе, укладывая перед Лектером слегка помятую по краям папку, придавливая её рукой сверху.       — Сначала ответьте — зачем вам это. Судя по всему, — он красноречиво обвел чужой кабинет взглядом. — В подачках от государства вы не нуждаетесь, ваша практика вполне может вас обеспечить вас больше, чем участие в этой работе.       — Не вся деятельность должна приносить денежное удовлетворение, мистер Кроуфорд. Я достаточно эмоционален и сердечен, когда разговор заходит о детях и несчастных историях, связанных с ними. Также, если TattleCrime не врёт, вашего ведущего и неофициального профайлера отстранили от работы на период реабилитации, в связи с чем я посчитал уместным внести свой вклад в вашу деятельность в пределах своих возможностей, разумеется. Мне было бы приятно осознавать своё участие в предотвращении очередного убийства.       Джек ещё с минуту молчал, не сводя с него взгляда — Ганнибал не был удивлен — он пытался психологически надавить на него, заставить его изложить весь подтекст своего намерения, если таковой имелся. Интересный ход, эффектный, но не эффективный.       — Читаете TattleCrime?       — Каюсь, грешил. Очень многие преступления имеют влияния на нервные отклонения моих пациентов, поэтому, для более глубоко понимания ситуации, мне приходится время от времени отслеживать новые происшествия. Это считается преступлением? — Заключил он с легкой усмешкой на губах.       Джек выдохнул, признавая свою подозрительность излишней в данной ситуации.       — Издержки профессии. Отнеситесь с пониманием.       — Разумеется.       Чужая ладонь оторвалась от папки, слегка подталкивая её к Лектеру.       — Здесь собраны актуальные дела, на которых сосредоточен наш отдел. Ознакомьтесь, чтобы, когда вас привлекли к расследованию, вы обладали необходимой информацией.       Ганнибал аккуратно открыл папку, стараясь не задеть чей-то жирный отпечаток на обложке, и сразу же наткнулся на то, что с полной вероятностью мог ожидать.       — Чесапикский Потрошитель? — максимально удивленно спросил он, окидывая удовлетворённым взглядом количество сшитых меж собой листков, с заботливо закреплёнными между ним фотографиями с мест преступлений.       — Да, он сейчас наша основная головная боль. Мы до сих пор не смогли найти не единой зацепки, и, если бы не Уилл, сидели бы и дальше, как слепые котята.       — Уилл Грэм, которого отстранили? — уточнил он, не отводя глаз от документально оформленной алеи памяти.       — Да. Лаундс пишет о нём много неприятных вещей, но на деле, Уилл — наш двигатель: он понимает убийц лучше, чем мы все вместе взятые. Уилл… Он особенный, — будто оправдываясь, начал говорить Кроуфорд. — Особенный настолько, что способен увидеть то, что нам даже трудно представить, и все, кто хоть раз наблюдал за ним в деле, понимают это. Когда он работает и начинает анализировать, кажется, что законы не то что физики, а самой Вселенной перестают работать, но подобное впоследствии очень плохо сказывается на нём.       — Вы говорите о способностях, а не о человеке — он для вас инструмент?       Мужчина ненадолго стушевался и замолк, видимо, осознавая свои слова, или пытаясь примириться с тем, что вообще такое сказал. В целом молчание, повисшее в воздухе, не нервировало, скорее наоборот — тишина и внешняя, и внутренняя дарила наплыв необходимого пространства, чтобы просто перевести дух. Видно, мистер Грэм — больное место Джека.       — Психологическая степень? — Вопрос разрезал трагичность и лиричность, от чего агент слегка вскинулся, потирая раздражённые от света глазные яблоки.       — Воображение.       — Судя по описанию, напоминает отдалённую патологию шизофрении, — заметил Ганнибал, переворачивая очередную страницу.       — Которая, однако, спасла жизни многим людям, и поймала не мало убийц.       — Но не Чесапикского Потрошителя, — сказал он. Джек слегка отвернулся, принимая подобную неудачу, как собственную ошибку. Лектер, однако, не наседал: его целью было зарекомендовать себя как неравнодушного человека, а не вытащить интересующую информацию. — Его дело курируется Уиллом?       — Да. Он единственный, кто может полностью переварить весь этот ужас и изложить нам понятным языком мотивы преступлений.       — Хотите сказать, он видит суть убийства?       — Замысел, — резко поправил его Кроуфорд, а потом, словно извиняясь за свою поспешность, пояснил. — Он называет это замыслом. Но он утверждает, что у Потрошителя его нет — он убивает, просто потому что хочет и может.       — А как же серия? Я имею в виду, тут написано, что цикличность Потрошителя составляет три жертвы. В эзотерике тройка часто рассматривается как число завершения или достижения — своего рода баланс между тремя противоборствующими силами, такими как разум, тело и дух.       — У нас тоже были такие мысли об этом — возможно что-то связанное с религией или эзотерикой — но Уилл утверждает, что это просто эстетически красивое число — ничего более.       — А органы?       — Уилл раздумывал об этом, до всего этого… — Джек неопределенно махнул рукой, наверное, таким образом описав всю ситуацию, связанную с Хоббсом. Ганнибал мысленно хмыкнул, признавая способности своего будущего коллеги — он действительно видел правду, даже если она пряталась за нагромождением множества вариаций толкования. Интересно, насколько его «сумашествие» повлияет на их взаимодействие — сможет ли он разглядеть его намерения? Если да, то как?       — Я не вижу, чтобы вы были хоть как-то напуганы от представленных вам материалов, — словно между делом заметил Джек, пока его взгляд красноречиво прожигал его висок.       Подозревающе.       — Я начинал свою медицинскую практику как хирург, здесь нет ничего, что могло бы меня поразить до глубины души, после нескольких сотен ночных дежурных смен и операций, которые мне довелось проводить.       — Я не знал об этом. У вас богатый профессиональный опыт.       — Благодарю.       В данной ситуации частичная правда была беспроигрышным вариантом — лезть в душу было бы грубостью и моветоном со стороны Кроуфорда. Это были не те рамки, которые можно было перешагнуть при первой встрече, особенно, если они хотели нанять его. Особенно, если они действительно нуждались в его участии, как оно, судя по всему, и было.       Его разочаровала та мелочность расследований, которая была описана после него — похищенные дети, человеческий тотем и прочие — они буквально не стоили и капли его внимания. Если бы он в действительности решил сыграть за ФБР — он бы скорее предпочёл убить их. Найти их по одному только психотипу и несдержанной искре власти во взгляде было бы слишком легко.       — Вы же понимаете, что вам придется пожертвовать своими пациентами?       — Разумеется. Я готов к этому, но только в разумных пределах. — Джек нахмурился на это. — Некоторые из них находятся в весьма затруднительном состоянии, поэтому смена терапевта вряд ли пойдет им на пользу.       Кроуфорд шумно выдохнул — вероятно, он рассчитывал либо на его голый альтруизм, либо серьезно задумался о том, как сопоставить графики их последующей работы.       — Сможете оказывать нам консультации как бывший хирург?       — Это не станет для меня обременительно, если возникнет необходимость.       И она возникла.       Ещё четыре дня спустя его телефон разрывался на части от непрекращающихся звонков Кроуфорда с утра пораньше — не то, чтобы он ещё спал в пять утра, но отчего-то он предполагал, что у ФБР, как у федеральной службы, будет более нормированный график. Видимо, они срывались на вызов как только поступала информация или вызов от очевидца в независимости от того, чем были заняты и где находились — шагали в пекло, будто супергерои. Слабоумие и отвага в одном флаконе.       Он неспешно привел себя в порядок и накинул пальто, надеясь, что сможет закончить до второго пациента максимум — у ФБР могут быть свои планы на него, но никто не утверждал, что его процент успеха (первый в штате) должен страдать от этого. Как странно, что подобные мелочи воспринимались обществом больше, чем личное презрение по отношению к человеку. Репутация и слухи имели бо́льшую силу, нежели личное мнение.       Предрассветный Балтимор умиротворял — пустующая ночная трасса мягко скользила под колёсами, персиковые лучи солнца медленно проявлялись на горизонте, отсутствие на дорогах других машин буквально создавало ощущение единения с приятным одиночеством. Возможно, было бы хорошей идеей выловить того официанта, что разлил вино на его костюм, рано утром, а не как обычно вечером. По всей видимости, он жил за границами Балтимора — часа полтора, может два. Надо будет исследовать, по какому пути он прокладывает свой маршрут от дома до работы и обратно.       Нет, это было бы опрометчиво, но не менее заманчиво. Сейчас, когда ФБР выясняются детали жизнь Хоббса, есть, хоть и малая, но всё же вероятность, что они могут выйти на него. Но вот Хоббс-младшая могла стать действительно серьезной проблемой, и будет лучше, если его ей представят как заслуживающего доверия коллегу. Так он сможет установить вторичное мнение, затмив первичное, если оно осталось.       Ему нужно как можно быстрее организовать встречу с Беделией и Хоббс, поэтому он не мог позволить себе сторонние вещи. Небольшая работа на ФБР, сомнительная помощь в раскрытии дел, разговор с девочкой. Таков план. Дорога вывела его за черту города, сотрясая автомобиль своей неровностью. Солнце поднялось выше и непренужденно светило из-за больших елей. Приятный пейзаж. Автомобиль мягко притормозил у кромки леса неподалеку от нескольких машин без каких-либо опознавательных знаков — он ещё раз сверился с навигатором, точнее, с той геолокацией, которую направил ему агент Кроуфорд кратким сообщением без какого-либо приветствия (грубо).       Сонный ищеевский персонал ФБР слонялся неподалёку от этой самой кромки, зевая и перебирая свои специализированные инструменты в сумках, некоторые из них выглядели так, словно всерьёз подумывали сменить профессию — слишком большие круги под глазами, слишком замедленные движения для тех, кто должен любить и гореть своей работой.       Ганнибал мягко притормозил неподалёку от них и вышел из машины, слегка поправляя пальто. Ощущение было, будто он находился в пчелином улье. Мыши. Серые мыши. Пешки.       — Здравствуйте, не подскажите, где я могу найти агента Кроуфорда? — обратился он к первому попавшемуся мужчине.       Тот заспанно моргнул, переступил с ноги на ногу и слегка растерянно поднял на него взгляд, осматривая с ног до головы, прежде чем заговорить. Ганнибал мысленно поморщился — придирчивый взгляд, коим его оградил этот мужчина, пахнущий резким алкогольным перегаром и чересчур приторным грушевым пирогом, был фактически оскорблением. Кто он такой, чтобы оценивать его? Чужие губы, очерченные неухоженной редкой бородой, бегло проговорили направление, куда Ганнибал двинулся сразу же, не раздумывая ни секунды.       Чем дальше он шёл, тем больше становилось людей. Они были статичны, бледны и по-утреннему заторможены.       Джек Кроуфорд стоял каменным изваянием, сложив руки в замок, смиряя задумчивым взглядом несколько разрытых могил. Неподалёку от него стояла спортивно одетая девушка — та, что, по видимому, нашла тело на своей утренней пробежке по дикой местности — бледная, трясущаяся, шокированная. Ганнибал отвёл взгляд, незаинтересованный. Он подошёл Джеку, осторожно обступая кучки свежего торфа под ногами.       Лишь оказавшись ближе, стали заметными капельницы над каждой из могил, присоединенных, непосредственно, к трупам. Интересно.       — Что произошло? — спросил он, не решаясь подходить ближе, пока вокруг недавних трупов кружила толпа судмедэкспертов. Некультурно мешать людям делать свою работу.       От могил тянуло жжённым сахаром, буквально настолько сладким, что становилось тошно. У всех жертв диабет — врожденный.       — Случилась пробежка у бедной девушки, — Джек махнул головой в сторону спортсменки, — и наше «доброе» утро. А из примечательного — семь трупов в лесу с капельницами, хотя потерпевшая утверждает, что видела как одна из этих рук двигалась. Списываем на шок.       Одна из сотрудниц оперативной группы, до этого длительно глядевшая в портативный микроскоп, резко вскочила у одной из могил, сместив часть рыхлой земли на тело пухлого мужчины, лежащего внутри, и чуть ли не бегом рванула к Джеку.       — Сахароза. Концентрированная под каждого отдельно, — выдохнула она ему вкрадчиво, и только после этого обратила внимание на Ганнибала, сказав краткое «здравствуйте».       Он глубоко кивнул, приветствуя в ответ, прежде чем сказать:       — Они впали в сахарную кому.       — Хотите сказать они все — диабетики? — спросила девушка. Он кивнул. Она задумалась.       — Как вы это поняли? —нахмурившись, спросил Джек.       — Кожа на костяшках сухая — это то, что можно заметить отсюда, но я уверен, что при осмотре тела более детально, можно будет заметить похожую тканевую огрубелость на локтях и пятках. Грибок на ногтях, если мне не изменяет зрение. Вены — болезненно синие, что говорит о большом количестве тромбов, что вполне нормально для диабетиков второго типа.       — А вы зоркий, — заметила девушка, на что он слегка изогнул уголок губ. — Беверли Кац, — она протянула ему руку.       Ознакомлена с этикетом. Похвально.       — Ганнибал Лектер, — он пожал представленную руку. Крепко. Одобрительно.       — Вы наш новый временный профайлер? — тихо, почти по-заговорчески, спросила Беверли, стоило Джеку отойти на полтора шага ближе к раскопкам.       — Именно.       — Мы сработаемся, — она улыбнулась. — Судя по всему, вы больше сильны в узких направленностях медицины, нежели Грэм. Будет о чём поговорить.       — Вы все здесь друзья?       — Трудно ими не стать, когда видим друг друга чаще, чем чайник на домашней кухне.       — Перерабатываете?       — Ещё как. — Беверли вздохнула, но улыбка на её лице не потеряла своей искренности. — Но в этом есть своё очарование. Мы почти как семья, а работается нам лучше в комфортной обстановке, которой мы добились потом и сотнями бессоных ночей.       — Он хорош?       — Грэм? — уточнила она. Он кивнул. — О, чёрт… Лаундс — та ещё лгунья, не верьте ей никогда. У неё все поголовно иллюминаты и психи — свечи ради игры, как говорится. Грэм — душка. Он добрый, профессиональный, и если он кому-то навредил, значит на то были действительно серьёзные причины — он в жизни и мухи не обидит. Необщительный, правда. Больше делает, нежели говорит.       — Джек говорил, что он иногда побаивается его, когда тот погружен в работу, — заметил Ганнибал, также чуть понизив тон. Подобное подражание собеседнику всегда вызывает доверительную атмосферу. Пусть Кац и так выглядела достаточно открытой, ему необходимо обладать всей доступной информацией.       Он чувствовал, что откровение ещё сыграет свою роль.       — Джека пугает, что кто-то делает его работу лучше него, просто потому что одарён с рождения. А так, да — Уилл способен увидеть то, что никто другой не способен видеть. Тут ещё играет роль его целеустремленность добраться до истины — он себя в тряпку измотает, Джеку нервы порвёт, но найдёт истинного виновного.       — «Одарён с рождения»? — переспросил Ганнибал. Он отдалённо припоминал о чём-то таком в статьях TattleCrime, но подробностей не знал. — Джек говорил что-то о «воображении».       — Вас походу ещё не ввели в курс дела, — усмехнуась она, переводя взгляд на Джека, точно зная кто лишил его этого знания. — У Уилла расстройство эмпатии. Алана мне пыталась объяснить, но я так ничего и не поняла, но суть в том, что он чувствует людей. Буквально. Эмоционально. Когда он профилирует, он визуально анализирует предоставленную физическую составляющую и воспроизводит действия убийцы у себя в голове.       Ганнибал мысленно сделал пометку спросить об этом у Аланы и собирался было уточнить особенности работы и общения с Уиллом, но Джек вернулся на прежнее место, выставив незримую точку в «доверительном» разговоре.       — Какие мысли, доктор Лектер? — спросил он угрюмо, пригвоздив свой взгляд к Ганнибалу.       Тихое замечание Беверли «о боги, ещё один доктор в нашей команде» осталось проигнорированным.       — Чтобы знать такие тонкости абсолютно несвязанных между собой людей — если они не связаны — нужно быть либо их лечащим врачом, либо видеть или владеть их рецептами на инсулин, — отстраненно произнёс он, продолжая на периферии, всматриваться в девушку, которая успела вернуться к своей работе, и пытаясь уложить ту информацию. которую она ему дала.       — Либо доктор, либо фармацевт?       — Именно. Слишком узкий круг пострадавших.       Мысль сформировалась в тот момент, когда он вкрадчиво говорил Джеку свой ответ.       Уилл Грэм представлял бо́льшую опасность для него, чем он мог подумать ранее.       Ситуация продолжала становиться интереснее.       Нужно было держать Кац около себя, и тогда, возможно, он сможет узнать слабые места пройфалера, не будучи знаком с ним, чтобы знать куда ударить, полностью и стопроцентно обескровив в случае чего.       — Однозначно следует присмотреться к нему получше, — тихо добавил он вслух, скорее для себя, нежели для Джека, который уже ушёл раздавать параметры подозреваемого рядовым, рассматривая затоптанную землю под ногами.

***

      Холодный свет морга успокаивал. Удивительно, что весь персонал Джека чувствовал себя здесь комфортно, из-за чего все общие встречи — от рабочих обсуждений до обеда — происходили здесь. Интересно, поедание еды в момент рассматривания трупа является отдалённым актом вуайрестического каннибализма? В любом случае, подобной привычкой обладала лишь доктор Кац — ему до сих пор было непривычно смотреть, как она, откусив кусочек куриной ножки, возвращалась к вскрытию тела, и в процессе с набитым ртом восхищалась ровным разрезом сердечной аорты или ужасалась жестокости очередного убийцы, копаясь латексной перчаткой в теле жертвы.       Возможно, он бы хотел, что бы она стала шефом на его кухне, со знанием всех тех тонкостей, что это за еда и как её правильно готовить — она бы выдержала подобное знание как следствие профессиональной интеграции.       «Грибник», как звал его весь отдел, нашёлся достаточно быстро, буквально в тот же день. Он чётко видел, как после задержания Прайс отдавал Зеллеру двадцатку. Его немое удивление осталось незамеченным — поднятые на несколько дюймов брови были слишком тихими по сравнению с возгласами Прайса об очередном глупом убийце. В целом, как и предполагал Ганнибал, он легко влился в коллектив, как только его незамысловатые предположения оказались эффективными, но он по-прежнему держался Беверли Кац — она слишком ценный источник информации, чтобы его упускать.       Она — в их кратких «дружеских» разговорах — то и дело давала ему необходимую и интересующую его информацию касательно того или иного человека и ходе расследования дела убийц. Очень многих он взял на заметку — если они не поймают их до того момента, как он покинет ФБР, он обязательно с ними свяжется. Этот бартер был изначально выгоден для него: всё, что Кац требовала взамен — это его незамысловатую компанию, мнение о теле, как хирурга. Ей в целом нужен был собеседник, который мог бы выдержать всю ту мрачность её работы, которой она прониклась и сделала частью своей жизни.       Как Беверли однажды выразилась: «Друг-психотерапевт — эквивалент бесплатной психотерапии». Она считала его другом — это было очень недальновидно для сотрудника поведенческого отдела, но, стоит признать, что он тоже находил некое очарование разговорах с ней. Она была беспрецедентно умна — это, конечно, не редкость для его круга общения, но достаточно приятный бонус на время его работы здесь.       Ганнибал пробыл там чуть больше полутора недели, прежде чем Алана оказалась в его офисе с приподнятыми бровями и удивлением на лице.       — Так это правда, что ты теперь работаешь с Джеком? — уточнила она, стягивая пальто.       Кабинет Ганнибала всегда был рад стать чьей-то привычкой и бункером, но сам Ганнибал не был особо счастлив подобной беспардонности бывшей ученицы — она чересчур часто начала пренебрегать его планами и личным пространством, всё реже предупреждая о своём визите, как сейчас.       — Ты сама дала ему наводку, — он усмехнулся. — Почему ты подумала, что этого не произойдет?       Она мягко приземлилась на кушетку у стыка спинки и поджала освобожденные от туфель ноги под себя. Обрамленная помадой губа трепетала, закушенная меж её зубов. Она не была уверена в том, что сейчас хочет сказать — слишком очевидно, слишком в её духе. Он дал ей несколько секунд на размышления, отвернувшись к винному шкафу. Два десертных бокала висели на его пальцах, когда она наконец заговорила.       — Ты создаешь ощущение слишком независимого человека, чтобы принимать подобные предложения.       — Идею о моем гуманизме ты отрицаешь настырно и пресекаешь на корню? — Они улыбнулись. — Джек предложил, я согласился, исходя из благих побуждений. Тем более, чем меньше травм люди получат, тем меньше нам работать, — она улыбнулась ещё шире, расслабляясь.       Он протянул ей бокал, наполненный десертным вином не лучшего качества, как молчаливый признак собственного раздражения от её беспардонности. Она благодарна приняла его и сделала короткий глоток, улыбнувшись, что на языке жестов Аланы Блум, означало «Очень вкусно, спасибо». Он улыбнулся в ответ.       — Насчёт моей работы у Джека, — начал издалека Ганнибал. — Он хочет, чтобы я стал партнёром Уилла в поимке Потрошителя.       — Джек, должно быть, шутит, — её губы натянулись в фатальной улыбке, но когда Ганнибал отрицательно махнул головой, мол, он вообще не шутит, она напряглась. — Уилл терпеть не может психотерапевтов, и Джек об этом прекрасно осведомлен.       — Но вы же с ним друзья.       — Да, но мы стали ими давно и не в рамках каких-то отношений, а «просто стали» — это две абсолютно разные градации, Ганнибал.       — То есть ты хочешь сейчас сказать, что Джек хочет проверить меня на прочность?       — Не совсем. — Она вновь закусила губу, чуть отвернувшись, анализируя. — Джек — «серый кардинал» отдела. — Ганнибал показательно нахмурился, побуждая пояснить. Алана приняла этот жест. — Он хороший манипулятор, и действительно обладает хорошим аналитическим складом ума, что, несомненно, заслуживает уважения. Но его любимое увлечение — сталкивать всех лбами. Через его отдел прошло очень много стажеров, новобранцев, но остались лишь те, кто смог выстоять все эти игры.       — А Уилл Грэм?       — Он слишком нужен Джеку во многих отношениях. Можно сказать, ему повезло не участвовать в этом.       — Неприкасаемый?       — Не совсем, но… да. Пока он потакает прихотям Джека и повышает статистику отдела — Уилл в относительной безопасности. Хотя вряд ли манипуляции Джека будут иметь какой-то вес: Уилл чувствует и понимает больше, чем Джек может себе представить, и отсутствие сильных социальных навыков — это, скорее, самый яркий признак этого понимания. Так скажем, подушка безопасности для поездки, которую он никогда не совершит.       — А как я оказался в этой игре и какая у меня роль?       — Джек расставил партию — либо вы найдете общий язык с Уиллом и ты будешь связистом между Кроуфордом и Уиллом, либо Грэм самоутвердится за счёт тебя — выжжет, поранит, морально препарирует и снова станет хищником на своей территории. А Уилл может — он не любит чужаков, особенно психотерапевтов.       — Но ты там всё же работала.       — Да, до того, как Джек предложил мне первый вариант, — она показательно поморщилась, демонстрируя насколько насколько ей неприятна эта ситуация. — Я не связующее звено и не доносчик, я — его друг. Я отказалась и ушла в практику. Подобное ниже моего достоинства.       — Мне кажется, я тебя утомил, — навязчиво извиняющимся тоном произнёс он и чуть отвел голову, четко зная, что за этим последует.       — Ничуть, мы слишком редко видимся. Да и тем более, тебе просто интересно, как обстоят дела.       Смена разговора и натянутость её улыбки говорили ему о том, что теперь начнётся истинная причина её прихода.       — Я сама отвыкла от разговоров. Эбигейл всегда молчит, не то чтобы она может поучаствовать в разговоре, но я как-то отвыкла от бесед.       — Эбигейл? — он заинтересованно повернулся к ней.       — Да. Беделия решила, что я могу стать ей подходящей материнской фигурой, и временно отдала её мне на попечительство. В сожалению, психологический форум во Франции отменить или перенести невозможно, поэтому она пошла на такой отчаянный шаг.       — Как она?       — У неё очень сильный мутизм, но непонятно, следствие ли это травмы от альтер-эго её отца или от его ножа, — она вздрогнула и потерла свои руки, защищаясь.       — Может быть, я смогу помочь?       — Не сейчас, Ганнибал, — слегка резко отозвалась она, а после, осознав, слегка расслабилась. Плечи опустили на несколько дюймов. — Дело не в твоем профессионализме — она боится мужчин.       — Были прецеденты?       — Санитары. Когда они приблизились к ней, чтобы проверить самочувствие, она набросилась на них, а после впала в паническую атаку, — её голос сквозил сочувствием.       — Дай мне знать, когда я смогу помочь.       — Обязательно.