Deus ex machina

— Всё в порядке? — А? — вздрогнул Каунисвеси, наконец оторвав взгляд от мелькавших за окном улиц. Надо же, они уже успели выехать из Камппи… и как он не заметил? — Говорю, всё в порядке? Ты какой-то грустный, — повторил Хокка, не отвлекаясь от дороги. Оранжевый свет уличных фонарей красиво подсвечивал его точёный профиль, бликовал на глазах и влажных от слюны губах. Даже после долгого рабочего дня Йоэль выглядел свежо. Сказать то же самое про нервного, взъерошенного Але было, увы, нельзя. И дело тут заключалось не только в усталости. — Просто задумался. Не обращай внимание. — О чём? — Да не важно. Забей. Хокка скосил на него глаза и коснулся ладонью колена: — Может, нужна моя помощь? — Постараюсь справиться сам, — отмахнулся Алекси, вновь уставившись в окно, — Ты и так слишком много для меня делаешь. — Ну, не то чтобы ты много просил, и не то чтобы меня это напрягало… но, может, хотя бы поделишься? Каунисвеси немного помолчал, раздумывая, а после тяжело вздохнул: глупо было отмалчиваться. С того дня, как хозяйка квартиры написала ему и попросила съехать, прошло уже больше двух недель, а новое жильё он так и не нашёл. Время неумолимо неслось, приближая день, когда им с Осси надо будет освободить жилплощадь, и всё яснее на горизонте виднелось будущее с новым адресом «шоссе 51, вторая коробка под мостом». Нет, конечно, не факт, что роува Линдстрём настолько безжалостна, чтобы выгнать омегу с ребёнком на улицу, но Але не хотелось быть причиной чужих неудобств. Всё-таки, она и так неоднократно шла ему навстречу, прощая задержку оплаты. — Нас с Осси выселяют из квартиры. Хозяйка отказала в продлении договора. — Ну и неплохо, наконец съедете из этой дыры, — бодрым тоном ответил Йоэль, — Вспомни, сколько раз мы сантехника вызывали за эту зиму! Я уже молчу про промерзающие окна и прочие «прелести». — Да, но… я не могу найти, куда нам съехать. Каждый день объявления смотрю, даже в Эспоо сунулся уже — ничего. Кому не позвоню — у всех сдано всё. — Переезжайте ко мне, — в ответ Алекси только насмешливо цыкнул, — Не, ну а чё? Три месяца мы с тобой встречаемся, знакомы и того дольше. Осси мне как сын уже, съедемся — заживём как настоящая семья. Что скажешь? — Скажу, что у нас есть ещё чуть больше недели, чтобы найти жильё. Но твоё предложение я буду иметь в виду… конечно, если ты не передумаешь. — Вот ты вроде столько времени меня знаешь, а всё сомневаешься во мне… Не бойся, не передумаю. Я привык за свои слова отвечать. Каунисвеси улыбнулся, глядя в окно. Йоэль был таким милым… только, порой, чересчур инициативным. То обед с курьером передаст, хотя Але не просил, то плед всучит, когда в машине и так тепло, то подогрев сидения выкрутит на максимум, и сиди, Аллу, жарь свои филя. Заботиться Хокка явно не умел, что для человека в разводе было странно, но для альфы, который всю жизнь как сыр в масле катался, — ничуть не удивительно. В начале их знакомства это раздражало, позже Алекси всё же начал испытывать умиление. Было что-то очаровательное в ухаживаниях Йоэля, что-то неловко-подростковое, такое несвойственное большинству людей за тридцать. А Каунисвеси, всё же, было только 22. Если бы его спросили, любит ли он Хокка, он бы не знал, что ответить. Былой страсти, той, что завладела им после встречи с Отто, уже не было, но и корыстные побуждения главной причиной своей привязанности к Йоэлю он бы тоже не назвал. Ну, не теперь уж точно. Олли — по натуре своей или ввиду профессии, заядлый скептик — заключил, что дело всё было в простом желании сказки. Мол, Але в юности настрадался, вот теперь и закрывает гештальт. Нашёл себе принца на красном мустанге, дал себя спасти и уехал в его роскошный замок жить свою лучшую жизнь. Ну, строго говоря, в роскошный замок Алекси ещё не уехал, но перспектива такая наметилась. И Каунисвеси, если честно, не то чтобы был этому рад. У него наконец появилась хорошая работа с приличной зарплатой, больше времени на сына, уверенность в завтрашнем дне и такое необходимое ощущение стабильности, недостаток которого раньше отдавался болью в душе и резью в пустом желудке. Уязвлённая тяга к самостоятельности уже не выла так отчаянно, как раньше, и Але почти без стыда принимал подарки судьбы в виде чужой заботы, некоторых решённых проблем и внезапных поездок на шоппинг, которые он, как и любой омега, в тайне, но всё же любил. Внутренний прагматик был счастлив, внутренний ребёнок — тем более. Внутренняя жертва абьюза нервничала: слишком много в их жизни было Йоэля. И с долгами он разобрался, и под покровительство взял, и с работой помог, и культурным просвещением Алекси и его сына занимался, и, теперь вот, сожительство предложил. Не жирно ли? Эта мысль свербела в мозгу, но Каунисвеси никак не удавалось подумать её всерьёз — силами того же Хокка. Он не настаивал, но живо интересовался, как проходят поиски жилья, напоминал о своём предложении, на полускептический взгляд Але отвечал абсолютно обезоруживающей улыбкой, а после… — Ну, хэй, не злись! Мне же тоже не всё равно, где вы с Осси будете жить. Не чужие, всё-таки! — Да не злюсь я, просто… ты столько всего для нас делаешь, у меня ощущение, что мы живём только благодаря тебе, а это неправильно. — Глупости. Я просто даю вам то, чего вы заслуживаете, восстанавливаю вселенскую справедливость. Разве ж это плохо? — Алекси обернулся с намерением возразить и тут же наткнулся на чужие губы. Они жадно впились в его, не дав даже вдохнуть, и Каунисвеси, поцелуем прижатый к стене коридора, обмяк, едва почувствовав мягкие ладони на своих щеках. Пальцы нежно очерчивали его шрамы, язык шустро исследовал нёбо, и все вопросы, все сомнения рассеивались туманом, окутавшим утренний залив. Всё было уже неважно. И точно не плохо. Папка с документами, что Але нёс в свою маленькую конторку на противоположном конце коридора, выпала из его рук, с тихим шелестом рассыпавшись содержимым по всему чёрному ковролину. В любой момент кто-нибудь мог выйти из кабинета, застукать Алекси за поцелуями с боссом, никогда не спускавшимся в эту часть головного офиса компании, и разрушить их маленькую тайну. Но даже это было неважно. — Чёрт, я из-за тебя всё поронял, — фыркнул Каунисвеси и принялся собирать листы бумаги обратно в папку, — Иди уже давай, не мешай мне работать! — У меня есть идея получше, — ухмыльнулся Хокка и, едва Але успел собрать все листы воедино, подхватил его под бёдра и понёс в прямо противоположную от кабинета сторону. Алекси возмущённо повысил голос: — Э, куда?! — На обед. Тебе надо поесть, а то мозг работать не будет! — А кто сам на шоколадных батончиках весь день сидит, м? — Мне можно, я начальник. А тебе вообще мои приказы исполнять положено, поэтому пошли. — Моим отделом заведует Таскинен, а не ты, и он меня не отпускал! — Я отпускал. Пошли, говорю, всё! Каунисвеси поворчал, но всё больше для вида — как всегда делают те, кому гордость не позволяет поддаться. До паркинга Йоэль его, разумеется, не донёс — треть пути-таки пришлось пройти пешочком, впрочем, за всё остальное его можно было и похвалить: Але действительно подустал за день и едва ли смог бы выжать из себя ещё хоть один перевод. — Ну и чем ты собрался обедать сегодня? — Ммм… как насчёт палтусов? Тебе понравилось тогда вроде. Алекси нахмурил брови: — Хочешь поехать в ресторан Порко? — Ну да, а что? — просто спросил Хокка, но заметив недовольство Каунисвеси, осёкся, — Ой, не хмурься. Он с утра до вечера в шелтере своём торчит, в ресторан заходит только по выходным. К тому же, ему рано или поздно придётся смириться с моим выбором. Он же знает, что ему грозит в противном случае. Сказано это было так твёрдо и внушительно, что Але не решился спорить. Если Йоэлю удалось (или удастся) поставить Порко на место, будет прекрасно. Некомфортно Алекси себя чувствовал рядом с ним. Ненавидеть не мог, и жалеть — тоже. Будто призрак прошлого, тень Йоонаса нависала над ними с Хокка, и они оба, казалось, постоянно ощущали её присутствие. Когда Порко три месяца сидел на островах, было проще. — Аллу? — А? — спросил Каунисвеси, передёрнувшись. В ответ ожидаемо раздался хмык — беззлобный, но с нотками лёгкого раздражения: — Ты меня не слушал опять… я говорил, что Таскинену написал, сказал, взял тебя с собой на мероприятие. Если будет спрашивать — так и скажи, мол, ходили в театр, хорошо? — А… хорошо… долго ещё ехать? — Минут пять. Десять, учитывая небольшую пробку на подъезде. Зал “Palace Restaurant” был, как и всегда, полон, несмотря на будний день, но персональный столик Хокка в дальнем углу по-прежнему пустовал, ожидая своего постоянного посетителя. — Здравствуй, Юкка, что предложишь нам сегодня? — поинтересовался Йоэль, даже мельком не взглянув на подошедшего официанта. Веснушчатый паренёк склонился над ним и ткнул пальцем в винную карту: — Montrachet Grand Cru сейчас нету, но из белого Вам могу посоветовать Meursault. Тоже фруктовое с такой, знаете, лёгкой кислинкой. — Жаль тебя разочаровывать, но я сегодня за рулём. Давай-ка что-нибудь безалкогольное, на твой вкус. Я знаю, на тебя можно положиться! Але не без лёгкого злорадства заметил, как заструился пот по вискам этого надменного рыжего официантишки. В прошлый раз он ехидно поглядывал на зашуганного нищего «омежку» в линялых джинсах и перестиранной рубашке, а теперь не имел права позволить себе такую наглость — статус не тот. В некотором смысле Алекси его понимал: работая в сфере обслуживания, так или иначе позволяешь себе высокомерно отзываться о посетителях. Обсуждать за спиной в обеденный перерыв, тихонько фыркать между собой, когда тот-самый-гость вновь показывается в дверях, иногда — срываться, когда чей-нибудь маленький Юха принимается разносить ресторан. Но, может, не стоит своё презрение демонстрировать в лицо человеку, самый предосудительный поступок которого — заявиться в мишленовский ресторан в том, на что у него хватает денег? Каунисвеси же не виноват, что не родился с золотой ложкой во рту. Зато ему повезло так, как веснушчатому Юкке не повезёт никогда. И с чего бы ему тогда здесь не быть? — Ты заказывай, а я пойду носик припудрю, — бросил Але, вставая из-за стола. Йоэль улыбнулся сам себе: ему до чёртиков нравилось, когда на него перекладывали такие заботы. Заказать еду в кафе, купить что-нибудь, подобрать одежду/украшения/мебель и прочую ерунду. Вкус у него, конечно, иногда оставлял желать лучшего, но сама возможность выбора для (и за) кого-то приводила его в неописуемый восторг, и Алекси был не против предоставить ему такое удовольствие. Летящей походкой больше не обременённой тяжёлым физическим трудом омеги он направился в уборную, где так безнадёжно плакал почти год назад. Его спасителя, старичка-беты в бархатной ливрее и с пышными усиками, там больше не было — вместо него стояла девица азиатской внешности с миловидным лицом и острыми скулами. Каунисвеси немного взгрустнул: интересно было бы увидеть реакцию мужичка на то, каким он стал. Всё же, он и правда сильно изменился за последние месяцы: больше не было линялой рубашки и безразмерных толстовок — теперь Але носил элегантные пиджачки повседневного покроя, недорогие, но хорошего качества, из натурального сукна, выкрашенного в приятные пастельные оттенки. Один из них, нежно-голубого цвета (Йоэль выбрал, «под глаза»), и сейчас был на нём. Вместе с удобными брюками и футболкой, не скрывавшей чуть налившейся фигуры. Венчала образ длинная нитка жемчуга, сложенная вдвое, — неожиданно для самого себя, Алекси оказался безумно охоч до всяких цацок и миленьких безделушек. А Хокка это влечение только поощрял, не скупясь на подарки, дорогие и не очень. Например, на эти бусы. С одной лишь вещью Каунисвеси никак не мог расстаться — со старой сумкой через плечо. Носил он её ещё со школьных времён, ухитряясь впихнуть туда едва ли не половину содержимого своей комнаты. С годами лямка поистёрлась, кожа поизносилась, но служила старая подруга так же исправно, как раньше, — а потёртости, как говорили коллеги по работе (и Хокка), лишь придавали ей винтажности и стиля. Да, в таком наряде Але определённо больше вписывался в ресторанный интерьер. Прав был тот старичок: он тоже имел право здесь быть. Пить авторский лимонад (дабы не смущать отказавшего себе в алкоголе Йоэля), есть палтуса на гриле, беседовать о всяком, просить официанта принести десерт и взять ещё один с собой — для Осси. Хокка ввёл его в это общество, и Алекси наконец оценил его преимущества. Подумать только, какие же возможности ему открылись! Наконец-то он мог жить жизнью, о которой мечтал. И это, пожалуй, стоило того, чтобы довериться эксцентричному, странному, но в общем-то милому альфе. — Тебя подкинуть до дома? — Если у тебя никаких планов нет… в целом, я могу доехать и на такси, — скромно улыбнулся Йоэлю Каунисвеси, забирая у гардеробщика свою куртку, — Спасибо. Хокка поправил шарф перед зеркалом и задумчиво протянул: — Нуу, если ты никуда не торопишься… Мне к другу надо заехать по делам, это быстро. Потом могу тебя отвезти. — Ммм… идёт. Они вышли из ресторана, и Але с наслаждением вдохнул свежий мартовский воздух: — Хорошо так… даже перестаю постоянно думать о поисках квартиры. — И не думай, — не оборачиваясь, ответил Йоэль и направился к припаркованному мустангу; Алекси засеменил следом, — Переезжайте ко мне, я ж говорю! У меня большая квартира, и Осси места хватит, и тебе. В конце концов, могу я о своей омеге позаботиться или нет? — Не зови меня так, — перебил его Каунисвеси, нахмурившись, — Сам говорил, «у нас всё на взаимном уважении»! — Ладно, ладно, Мандаринка, не дуйся. О своём партнёре я могу позаботиться? Так лучше? Але удовлетворённо кивнул и откинулся на спинку сиденья: — Определённо. — Мне это считать как «да»? — Тебе это считать как «я подумаю, отстань»! Хокка хохотнул и потрепал Алекси по макушке. Сделанная с утра наспех укладка растрепалась, и Каунисвеси, вяло повозмущавшись, принялся пальцами зачёсывать волосы обратно. В кои-то веки он начал уделять больше внимания своему внешнему виду! Йоэль не преминул заметить это, конечно же, в более мягкой форме, но Але всё равно в ответ только фыркнул: — Просто времени свободного больше появилось, почему нет… — Да я наоборот радуюсь. Ты занимаешься тем, что тебе нравится — разве это не прекрасно? Алекси отвернулся к окну. Он бы много чего ещё хотел сделать, честно говоря… Он ведь музыкальным продюсером быть собирался, развиваться, выступать, писать песни… Мамы очень любили слушать, как он играл на гитаре, постоянно просили сыграть что-нибудь, и чаще всего это была песня, под которую они танцевали на свадьбе. После смерти одной из мам Каунисвеси больше ту песню не играл. Но у него был талант, гитарка с синтезатором и мечта однажды написать для мамы новую песню, которую она полюбит не меньше. Этого не случилось. И вряд ли случится теперь. Зато у её сына и внука появилась новая жизнь, и этому она, казалось, была рада в разы больше. А амбиции Але… что ж, их давно уже вытеснили другие, более насущные цели, и на мечты себя двенадцати-тринадцатилетнего он смотрел, как на пройденный чудесный этап. Тот мальчик давно повзрослел, раньше, чем нужно, но всё же. Пора было ставить перед собой более взрослые цели. Например, образование Осси. А ещё он просил щеночка... — Выползай, — бодро скомандовал Хокка и вышел из машины. Алекси вылез следом и осмотрелся. Друг Йоэля обитал в не самом фешенебельном районе города, но и до спальных ебеней Каунисвеси тут было очень далеко. Хокка припарковал мустанг возле неприметного трёхэтажного здания с маленькими окошками, хаотично натыканными в выкрашенную жёлтым цветом стену. — Куда мы приехали…? — спросил Але, инстинктивно стиснув лямку своей сумки. Йоэль обернулся и протянул ему руку: — К другу. По бизнесу надо пару вопросиков обсудить. Не бойся, пойдём. Его улыбка сияла такой безапелляционной честностью, что Алекси без сомнения взял его за руку и пошёл следом. В конечном итоге, он уже видел некоторых бизнес-партнёров Хокка, правда, издалека. Все они были статными альфами или бетами, все в костюмах, женщины — с видом таким внушительным, что становилось страшно, скольких жертв сожрали эти акулы бизнеса. Чего-то такого Каунисвеси и ожидал, входя в просторный холл первого этажа, немного мрачноватый, но уютный. Стены, обитые панелями из натурального дерева, освещали многочисленные потолочные лампы, протянувшийся вдоль них широкий диван украшали маленькие подушки в тон. Но первым делом Але обратил внимание на ковёр: его сизый ворс был таким мягким, что казалось, будто ступаешь по облаку. Кому бы не принадлежала эта роскошь, у него явно был вкус. И тяга к какому-то комфорту, что ли… — Вот и он, собственной персоной! — воскликнул Йоэль и с энтузиазмом направился к рослой фигуре, появившейся из-за стеклянной двери в дальнем конце холла. Алекси замер в нерешительности: вышедший им навстречу мужчина был, несомненно, альфой, и имел вид такой угрожающий, что страшно было подходить. Огромный рост, щетина и строгий костюм вкупе с непроницаемым выражением лица придавали ему вид либо прожжённого жизнью начальника, либо вообще мафиози. — Аллу, знакомься, Томми. Томми, это Аллу. Ну не стой там, подойди ближе, чего ты? — Алекси, — пролепетал Каунисвеси, протянув руку новому знакомому. Тот молча пожал её с деликатной холодностью и сразу же обратился к Хокка: — Мне прям при нём говорить или пройдём в переговорную? Йоэль закусил губу, почесал затылок, перевёл взгляд с Але на Томми и снова на Але: — Малыш, подождёшь меня здесь? Пять минут всего, мы быстро. Алекси с неохотой кивнул. Оставаться здесь одному было не так уж боязно… пока он с хозяином не познакомился. Теперь, пожалуй, он лучше бы в машине посидел, в безопасности. Но пререкаться с Хокка было бесполезно — он умел убеждать, и лучше было не задерживать ни его, ни себя, ни Томми. Особенно — Томми. Кто знал, насколько хорошо у него с нервной системой. Расположившись на диванчике в углу, Каунисвеси достал рабочий ноутбук — делать всё равно было нечего, хоть полезным бы чем-то занялся. Окружающая тишина сперва успокаивала, а после — стала сильно давить на уши. «Пять минут» оказались нифига не пятью, и Але, со злостью захлопнув крышку ноутбука, принялся нервно ходить кругами по холлу. Что можно так долго обсуждать? Обещал же, что быстро. Зачем тогда предложил, если знал, что задержится? Трудно сразу было сказать? Алекси бы спокойно доехал на такси. Успел бы даже Осси пораньше из сада забрать, а теперь… — Привет, — вдруг раздался за спиной весёлый детский голосок. Каунисвеси обернулся: в тех же дверях, куда ранее ушли Йоэль и Томми, показалась девочка лет шести в розовом платьице и с двумя пышными рыжими хвостиками на голове. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и держала в руке небольшую плюшевую белочку. Такая милая и нежная, в полумраке холла она смотрелась чужеродно, даже противоестественно. Будто фильм ужасов воплотился в реальную жизнь, и Але застрял в проклятом особняке, одержимом призраками. Что ждёт его дальше? Заберёт ли призрачная девочка его душу или ещё что похуже? Вот только малышка была вполне настоящей и с неподдельным любопытством смотрела на незваного гостя. Алекси присел перед ней на корточки: — Привет. Ты как здесь оказалась? — Здесь мой папа работает! — воодушевлённо ответила девчушка, задрав и без того вздёрнутый носик и забавно выговаривая букву «з». Каунисвеси хихикнул: — А как тебя зовут? Девочка нахмурилась и отступила назад, в коридор: — Мне папа не разрешает чужим ничего говорить! — Папа правильно делает. А у белочки твоей имя есть? Малышка внимательно посмотрела на игрушку в своих руках и, видимо, решив, что ничего страшного не случится, если она скажет, как зовут белочку, проговорила: — Да. Её зовут Сами! — Какое красивое имя! — Да! Мне её дядя Йори подарил! — Санни, что ты там делаешь? — окликнул девочку уже знакомый, хрипловато-нежный голос Томми. Именно нежный — во время приветствия он звучал совсем не так. Более холодно и… официально, что ли… Санни обернулась и с криком «ПАААПАА!!!» побежала в противоположную от Але сторону. Ему казалось, где-то он слышал это имя… и девчушку эту, кажется, тоже где-то уже видел… — Я что тебе говорил? Не надо выходить, когда у нас гости! Ты почему не слушаешься? — вопрошал Томми, выйдя в холл с дочуркой на руках. Алекси выпрямился и уже без страха позволил им и Йоэлю подойти. Санни теребила в руках белочку, найдя опору в широкой отцовской груди: — Сами хотел посмотреть, кто пришёл! — А Сами у нас что, не знает правила? А если бы это был кто-нибудь плохой, м? — Простиии… Я скажу Сами, чтобы больше так не делал! — Уж потрудись, пожалуйста. Давай, беги назад! Он опустил малышку на пол, и она, помахав на прощание посетителям, убежала обратно в недры папочкиной конторы. Томми проследил за ней взглядом и тяжко вздохнул: — Опять неспокойно в городе, пришлось сюда её взять. Увезти бы её, по-хорошему… — Отправь в Италию — там щас хорошо, — как бы между делом бросил Хокка, печатая что-то у себя в телефоне. — Скучать будет. Я ж не могу с ней поехать! — А как же Ваша омега? — вырвалось у Каунисвеси раньше, чем он успел подумать. Пронзительный синий взгляд смерил его, а после… меланхоличная искорка мелькнула в нём, совсем будто бы чуждая этому угрожающего вида альфе. — Мне, к сожалению, не так везёт как Йоэлю. Найти такую омегу непросто. — Скорее, это он меня нашёл, — перебил его Хокка и мягко обхватил Але за талию. — В любом случае, пока мне такого счастья не привалило. Ладно, поезжайте, не задерживайтесь! Йоэль с благодарностью пожал ему руку и поспешил увести Алекси. Когда Каунисвеси напоследок обернулся в дверях, Томми всё ещё стоял в холле, на пушистом сизом ковре, достаточно мягком, чтобы маленькая принцесса Санни могла играть на нём. Только теперь Але вспомнил, где видел её. — А Томми чем занимается? — вскользь поинтересовался он уже в машине, пристёгивая ремень безопасности. Хокка что-то задумчиво забубнел, прежде чем ответить: — Скажем так, у него семейный бизнес. — Бизнес по чему? — Ммм… по предоставлению услуг. А ты почему спрашиваешь? — Просто интересно, — отмахнулся Алекси, так и не высказав своих истинных мыслей, — А они тоже с Порко сотрудничают? — С чего ты взял? — Я видел его дочь на празднике летом. Они с Осси вместе играли тогда. Йоэль удивлённо усмехнулся: — Внезапно. Ну, мож он просто пожертвование в последний момент внёс. Честно, без понятия. Больше от Хокка добиваться было нечего, и Каунисвеси, понимая это, уставился в окно, скрестив руки на груди. — А вот хватать меня за талию было необязательно…

***

Чем дальше летели дни, тем более остро вставал квартирный вопрос. Новое жильё никак не находилось, Йоэль продолжал настаивать, Алекси — отпираться. Когда до сдачи ключей осталась всего пара дней, Хокка предложил в последний раз: — Тебе всё равно идти некуда, потом, если захочешь, съедешь. Или ты лучше будешь Осси от матери через весь город в сад возить, м? Каунисвеси задумался: вот куда он меньше всего хотел переезжать, так это в родительскую квартиру. Постоянные мотания от дома до детского сада и оттуда до работы он ещё мог выдержать, но вот находиться с матушкой в одном помещении… «Вот поженитесь с Йоэлем — будешь жить, как в сказке!», «Осси, скоро твой новый папа приедет!» и прочее, не имевшее ничего общего с реальностью. С другой стороны, так бы он точно быстрее нашёл съёмное жильё… но а если нет? Больше ему не к кому было идти. Не к Олли же проситься, в самом деле? Он друг хороший и омега приличная, не откажет. Другое дело, что Але сам будет со стыда сгорать, что столько неудобств ему доставляет. Нет уж. Не надо злоупотреблять чужой добротой. — Мы… мы точно тебя не стесним…? — Да нет, конечно, я ж сам предложил! — всплеснул руками Йоэль, едва не перевернув свою кружку чая, — Ох, чёрт… прости. В общем… когда перевозим вещи? В коридоре раздались шажки: в дверях кухни появился маленький Осси. Он молча подошёл к папе и попросился на руки, сонно моргая глазками. — Ну что такое? Иди-ка сюда, — ласково мурлыкнул Алекси, усаживая сына к себе на колени; мальчик, не говоря ни слова, прижался к его груди и тяжко вздохнул, — Ну что, спать пойдём? — Мгм… — Тигр устал? — Да… — Ну пойдём. — И я, пожалуй, пойду, — засуетился Хокка, не успел Каунисвеси встать из-за стола. Але перехватил сынишку поудобнее и на секунду остановился в проёме: — Погоди, я сейчас его отнесу и за тобой дверь закрою. Попрощались они по-сказочному трогательно: с лёгким объятием, полным неловкости и доверия, а после Алекси позволил себя поцеловать, тягуче, глубоко, прям как в фильмах. Дату переезда назначили на следующий же день. Йоэль порывался прислать пару-тройку фургонов для перевозки вещей, но, как оказалось, почти два года жизни семейства Каунисвеси в этой квартире легко поместились бы в просторный багажник мустанга. В таком случае было решено ограничиться дюжиной коробок (и то Але уверял, что это много), общим выходным и ужином тем же вечером в честь новоселья. Олли вызвался посидеть с Осси, пока Алекси с Хокка будут таскать вещи вниз, и всё, казалось, складывалось как нельзя лучше. — Честно говоря, не думал, что наше знакомство произойдёт в такой обстановке, — усмехнулся Матела, протянув ладонь, — Олли. — Йоэль, очень рад, — с улыбкой ответил Хокка и вместо того, чтобы пожать ему руку, поцеловал её. Наблюдавший эту сцену Каунисвеси смутился, но поспешил прогнать неприятные мысли: Йоэль у него, конечно, пижон, но очень галантный. На простые сборы приехал, как на праздник: высокий хвост на макушке, свежевыглаженные джинсы, под пальто — винтажная клетчатая рубашка, выглядящая роскошно, но, по словам самого Хокка, являющаяся «чистым батиным старьём». И, конечно же, духи. Те самые, пряные, запахом которых, казалось, каждый самый душевный момент последнего года был пропитан полностью. Первый поход в ресторан, первое свидание, первый концерт, первый поцелуй… первый переезд. Судя по всему, даже Олли прочувствовал на себе эту магию: — Прости, был не прав, — шепнул он Алекси, уединившись с ним в кухне, — Он и правда идеальный… тебе очень повезло. Его глаза блестели симпатией и лёгким сожалением — даже моралист Матела не смог не поддаться мимолётной зависти. Ну, что ж, Каунисвеси его не винил: сам, дурачок, не сразу рассмотрел, что за сокровище ему досталось. — Да, ты прав… мне очень повезло… — Аллу, твои словари в какую коробку складывать? — прервал их беседу донёсшийся из спальни голос Йоэля, – Где вещи с комода или из шкафа? — Щас, погоди, я приду! — крикнул Але и вновь обратился к Олли, — Идеальный, не идеальный, а со сборами надо помочь! Матела усмехнулся и, проводив друга взглядом, сел за стол рядом с увлечённо рисующим Осси. Мальчик всё утро мешал взрослым собираться (свято уверенный, что на самом деле те бы без него не справились), и только бумага с карандашами заставили его наконец-то замереть на месте и, высунув язычок, выводить на белом листе огромную зелёную гусеницу. — И что это мы рисуем? — Горррку! — важно ответил малыш и указал кончиком карандаша на усыпанный редкими магнитами холодильник, — Я в парррке такую видел, вон, там папа весёлый, а дядя Йоэль кррричит смефно! — А ты бы хотел на такой прокатиться? — Неееет! Только когда вырррасту… наверррное… Буду таким ве смелым, как папа! О, в этом не сомневался никто: ни Олли, ни Йоэль, ни уж тем более Алекси, теперь пытавшийся впихнуть с десяток шведских словарей в почти доверху заполненную коробку. — Да погоди, они сюда не влезут, — прервал его чертыхания Хокка и, выгрузив всю стопку книг на кровать, достал полупустую коробку с лаконичной надписью «комод», — Давай половину туда сложим, половину сюда? Всё равно тут вещей не так много. Каунисвеси вздохнул: и правда, чего это он? Главное, не забыть потом, куда они всё пораспихали. — Только надо тогда сперва словари положить, а вещи с комода — сверху. Эту коробку Але собирал в одиночку — Йоэлю делегировали почётный сбор посуды в кухне, и теперь Хокка, поочерёдно вытаскивая её содержимое, с любопытством разглядывал каждую оказывавшуюся в его руках вещицу. Дешёвые милые штучки, купленные на распродажах мамой и подаренные ей же на день рождения или новый год: вазочки, фоторамки, вечно пустые пиалки для украшений, и прочий ненужный, но дорогой сердцу хлам. — Это ты? — удивлённо спросил Йоэль, взявшись за рамку с подвыцветшей фотографией с выписки. На ней Алекси с измученным лицом и букетом из трёх роз стоял рядом с телом, держащим в руках маленький зелёный конверт. Именно с «телом» — головы, закрашенной в несколько слоёв чёрным маркером, видно не было. — Да, пять лет назад. Возле роддома. — Это сколько тебе тогда было? — Почти семнадцать. Хокка усмехнулся: уж больно очаровательно звучало это по-детски точное «почти семнадцать». — Не знал, что у тебя были длинные волосы. Тебе идёт чёрный. — Мгм. Спасибо, — холодно ответил Каунисвеси, складывая в опустевшую коробку свои словари. Йоэль продолжал с интересом рассматривать старое фото: — Ещё отрастишь? — Не хочу. — А чё? — Ничё. Пойду коробку из шкафа в машину отнесу, проветрюсь. — Возьми ключи в пальто. Ща я тут закончу и спущусь! — Мгм. Накинув куртку, Але спустился во двор, где прямо перед подъездом стоял вычищенный до блеска красный мустанг Хокка. По наспех прикинутым расчётам, его багажник мог вместить пять-шесть больших коробок и ещё несколько маленьких. Вчера этого казалось достаточно, но теперь… теперь Алекси в этом несколько сомневался. — Я смотрю, всё-таки нашёл себе богатого ёбаря? Каунисвеси в ужасе обернулся. Отто. Отто, чёртов, Ярвинен. Не появлялся больше месяца. Не встречался с ним и Осси — и того дольше. Господи, почему он не мог просто исчезнуть? Пропасть навсегда и никогда больше не появляться в их жизни, почему? Почему?? — Зачем ты пришёл? — сипло спросил Але, вжавшись спиной в дверь багажника. Отто пальцами зачесал чёлку назад и, сунув руки в карманы пуховой куртки, подошёл ближе. — За своей долей, за чем же ещё? — Не понимаю, о чём ты… — Да не прикидывайся! Думал, я не узнаю, с кем ты по ресторанам шляешься? — Откуда ты…? — У меня хорошие друзья, — он улыбнулся, обнажив кривой клык, торчащий над рядом верхних зубов, — А Осси знает, что его любимый папочка — шлюха ёбаная? Алекси стыдливо опустил глаза и сглотнул ком, подступивший к горлу. Если бы не сын и не развод, его бы никто не посмел упрекнуть. Ему было всего 22 — совсем не тот возраст, чтобы похоронить себя в домашних заботах и воспитании детей. У него ещё были желания, интересы, мечты — всё то, что Отто у него когда-то отнял, и что он сам с таким боем наконец забрал обратно. Он ещё мог, он не изменился, в нём всё ещё кипела жизнь! Но для окружающего мира изменилось всё. Он по-прежнему помнил четырёхлетнюю главу под названием «Алекси Ярвинен» — ту, что Каунисвеси старательно вымарал, поменяв фамилию себе и сыну. Он по-прежнему считал Але «разведёнкой с прицепом» и всё так же не одобрял любые попытки наладить личную жизнь. Развёлся — посыпь голову пеплом и не отсвечивай. Пусть все забудут, что ты вообще существовал. А Йоэль не дал забыть. Йоэль напомнил Алекси, кем он на самом деле являлся. И что, даже будучи «разведёнкой с прицепом», он всё равно имел право на счастье. — Ну и вырядился, посмотри на себя! — продолжал изгаляться Отто, схватил Каунисвеси за любимые жемчужные бусы и резко натянул нитку; Але поджал губы, слегка подавшись вперёд — лишиться столь чудного украшения из-за этого мудака было бы чертовски обидно, — Чё, удобно быть подстилкой богатея? Я всегда знал, что ты — меркантильная сука! Не устраивал я тебя, да?! Бедный слишком?! — Да, поэтому я от тебя и ушёл! — язвительно прошипел Алекси, пристально глядя бывшему мужу в глаза, — Убирайся отсюда, пока я «богатея» своего не позвал! Вокруг почти не было ни души, но Каунисвеси не боялся. Боялся Отто. Всегда кошмарил только тех, кто слабее: Але, Осси, собственных младших братьев и сестёр. Понимал он только две вещи: силу и влияние. И если по первому критерию ещё оставались вопросы, то по второму преимущество Хокка было очевидно. Резко отпустив бусы так, что те хлестанули Алекси по лицу, Ярвинен направился прочь со двора. По дороге он (естественно) осыпал Каунисвеси новым слоем угроз и оскорблений, пообещал скоро заявиться вновь, но Але было плевать, как никогда. Больше Отто их никогда не найдёт. — Это был тот, о ком я думаю? — осторожно спросил подошедший с коробкой в руках Йоэль. Алекси обернулся: на него смотрели взволнованные, полные сожаления глаза. Он явно хотел бы спуститься чуть раньше. — Если ты думаешь о-… — Бывший муж? — Да… — На чёрта похож. Что он говорил? — Да так… ничего нового. Забей. — Он расстроил тебя? — Разве это важно? — фыркнул Каунисвеси и, всучив Хокка ключи от машины, поплёлся в сторону подъезда, — Пойдём, надо вещи дособирать. Этот козёл меня отвлёк. Всё оставшееся время сборов Йоэль больше не задавал лишних вопросов. Только смотрел внимательно, считывал настроение Алекси, пока тот прятал досаду за суетливой улыбкой. Время от времени касался его, ненавязчиво так, за плечо или за руку, а после — нежно шептал на ухо о том, что всё будет хорошо. Хотелось верить. — По правде говоря, я сперва относился к Вам с подозрением, — признался Олли, когда все коробки были отнесены, дверь квартиры — заперта в последний раз, а вся их дружная компания наконец спускалась по лестнице, — Ну, знаете, чтобы такой человек, как Вы, искренне влюбился в кого-то вроде Але… Каунисвеси смущённо нахмурился, а вот Хокка, наоборот, посветлел лицом и улыбнулся: — Не люблю соответствовать стереотипам! Но мне приятно, что меня одобряют не только близкие Аллу, но и его друзья. — Просто… извините, но Ваши ухаживания поначалу выглядели угрожающе… Йоэль сконфуженно усмехнулся: — Долго практики не было просто, навык подрастерял. — Это было похоже на преследование. — Да?! — в его глазах заискрилось неподдельное удивление, в голосе — тон поруганной чести, — Боже, если это и правда так выглядело, то мне очень жаль. Я честно не имел в виду ничего дурного! Я бы действовал намного изящнее, если бы знал, что у Аллу такие мнительные друзья… Але открыл было рот, чтобы осадить Хокка, но его совершенно сбила с толку реакция Олли: обычно не терпящий такого к себе отношения Матела улыбнулся и, кокетливо опустив глаза, сунул руки в карманы своего пальто: — Да, пожалуй, Вы правы. Не знаю, как я мог думать так плохо о Вас… — Ну, от паранойи никто не застрахован! Они вышли во двор, такой безликий и одновременно такой особенный для Алекси и Осси. Время потихоньку клонилось к вечеру, как солнце — к горизонту, и всё же конца и края не было видно планам Йоэля на этот день: — Поедем быстрее, успеем вещи распаковать до брони в ресторане. Олли, не хочешь с нами? Матела вдохнул полной грудью сырой весенний воздух и, с силой проведя ладонью по лицу, пробормотал: — Я… я, пожалуй, пойду… у вас и так полно дел, не хочу быть обузой. Ещё увидимся! На прощание он обнял Але, крепко прижал к себе Осси, а с Хокка… с Хокка он ограничился рукопожатием, после чего поспешил удалиться, направившись в сторону автобусной остановки. Каунисвеси озадаченно посмотрел ему вслед: — Мне показалось, или он флиртовал с тобой? — Я не заметил, — просто бросил Йоэль, усаживая Осси в машину, — Но даже если и так — пусть. Главное, что выбрал я тебя. Он сказал это с такой нежной уверенностью, что Але смутился. — А ведь он и правда говорил мне, что ты опасен. — Пх, похоже у кого-то реально паранойя. Не злись на него — зато при встрече с реальным маньяком он точно не растеряется! Садись. Алекси в последний раз окинул взглядом двор, успевший стать родным, и плюхнулся на заднее сиденье, рядом с Осси. Мальчик скучающе смотрел в окно, теребя ремень безопасности. Волнуется. Переживает. — Всё будет хорошо, малыш, — успокоил сына Каунисвеси, взяв его за руку. Тот кивнул, но так и не улыбнулся. — Пап, а у Йоэля больфой дом? — Не знаю, милый, спроси у него. — Дядя Йоэль, а у тебя больфой дом? Хокка весело хохотнул: — Ооо, такой большой, что я сам не знаю, сколько там комнат! — Пррравда? — Конечно! Надеюсь, вам с папой понравится. Чёрт возьми, как после гнилой клетушки может не понравиться роскошный пентхаус с потрясающим видом на город?? Але и Осси застыли в дверях, разинув рты: от вида одной прихожей уже захватывало дух. На стенах, так непредусмотрительно выкрашенных белой краской, висели картины — в основном, деревянные фрески, и копия «Герники» Пикассо, так горячо любимая Йоэлем. Свет горел, казалось, сразу везде, отражаясь в хрустальных каплях, свисающих с потолка — кто-то явно вдохновился фиаско с люстрой в ресторане Порко. — Тут четыре комнаты, — с небрежной естественностью принялся объяснять Хокка, проходя вглубь квартиры, — Гостиная вон там, оттуда — выход на кухню и на террасу. Ванная вот тут. Моя спальня вот здесь, там, в дальнем конце коридора — ещё одна спальня и детская. — Детская? — спросил Алекси, подозрительно выгнув бровь. Йоэль сконфуженно почесал затылок: — Ну… изначально она задумывалась, как детская. Но там пока ничего нет. Я на днях договорюсь, сделаем там Осси комнату, а пока, наверное, ему будет спокойнее, если рядом будет папа, не так ли? Мальчик вцепился в отцовскую штанину и закивал. Каунисвеси погладил сына по голове. — А вторая спальня? — Ну… вообще, я её держу для гостей, там, мало ли, Порко останется на ночь или типа того… но с сегодняшнего дня она твоя. Можешь посмотреть, домработница её убрала. Если что, она приходит раз в неделю, с посудой и стиркой я обычно справляюсь сам. Насчёт готовки ты и сам всё знаешь, — Але молча кивнул, — Ладно, предлагаю заняться вещами, что не успеем — разберём завтра, а вы пока располагайтесь! Осси помялся стеснительно, но, заметив папину одобрительную улыбку, осмелел: бросив свой рюкзачок в коридоре, мальчик отправился исследовать новый дом, в котором, как оказалось, было не так уж и легко потеряться. Але ходил за ним из комнаты в комнату, смотрел на отделку, трогал мебель: мягкие кресла из синего бархата, кухонный стол из целого спила огромного дерева, плафоны ламп, обтянутые тонкой китайской бумагой. Всё в этой квартире говорило о холостяцкой жизни её хозяина. А ещё — о робких мечтах о семье. Спальня Алекси так и кричала: принадлежит омеге. Широкая кровать с матрасом таким мягким, что хотелось лежать на нём целую вечность, роскошный шкаф с множеством зеркал, миленькое креслице у окна и главное — столик с зеркалом в уголке. Хочешь — работай, хочешь — марафет наводи. Что-то подсказывало Каунисвеси, что он тут опробует всё… — Ну что, собираемся? — вскоре позвал их Хокка. Собираться и правда было пора. На ужин, отмечать их новую, счастливую жизнь. Счастливую же?