Deus ex machina

«Обычная жизнь» Але длилась немногим больше недели. Он ходил на работу, писал переводы, отводил Осси в садик и читал ему книжки, стараясь не вспоминать о событиях последних месяцев. Смириться и работать — больше ничего. Удивительно, но даже мытьё туалетов уже не вызывало прежнего омерзения. Всё вернулось на круги своя, не оставив и крошки «самого вкусного наполеона в городе». Но как только красный мустанг перестал мозолить глаза, Каунисвеси с неприязнью осознал: он привык. Привык, что в окружающей его серой массе машин вдруг появляется яркое пятно, что его хозяин всегда неподалёку, наблюдает со стороны, словно призрак, не давая почувствовать себя одиноко. Иногда Алекси сползал вниз по стене пустого туалета, держа в руках бутыль из-под мыла, и представлял, что слышит звуки фортепиано и запах сандала. На деле — шум подтекающей воды и удушливую вонь испражнений. Хотелось открыть глаза и увидеть ту сверкающую стеклянную люстру, сглотнуть — и почувствовать терпкий фруктовый привкус на языке. Твоим первым вином была та хреновина за десять тысяч… хотелось снова попробовать её. Вернуться обратно в “Palace Restaurant”, поразиться красоте интерьеров, испугаться секьюрити, смутиться окружающей роскоши и надменным взглядам официантов… Нет, пожалуй, не стоит. — И что, он простил тебе дворник, отдал твой долг, сводил в ресторан и просто исчез? — спросил как-то Олли за вечерним (почти что ночным) чаем; Але только пожал плечами, — И ни цента назад не попросил? — Получается, так. — Тебе это не кажется странным? — Кажется. — И что ты думаешь делать? — Ммм… работать? — саркастично всплеснул руками Каунисвеси, — Или ты предлагаешь мне бегать за ним? Кто настаивал, чтобы я заявил о преследованиях? — Я, но я же не знал, что он вдруг пропадёт! — Потише говори, Осси спит, не забывай. — Да, прости. Ну я ж не знал, что он пропадёт. — Ну и? Доволен теперь? Матела тяжело выдохнул, опустив глаза. Не доволен. Совсем не доволен. То ли потому, что по натуре такой мнительный, то ли и вправду увидел нечто недоступное Але… — Вернётся он. Мне так кажется. Не верю я, чтобы богач, вроде него, таким благообразным был. — Думаешь? — Але, он тебя несколько недель преследовал. Ты правда веришь, что всё на этом закончится? — Мама сказала, это любовь такая. — Да не слушай ты свою маму, у тебя своя голова на плечах есть! Ты же понимаешь, что так симпатию не проявляют, ну?? Алекси закатил глаза: не получилось разрядить обстановку… — Чего ты так к этому прицепился? Пропал и пропал, ну и пёс с ним. Вернётся, в чём я сомневаюсь, — тогда придумаем что-нибудь. У меня поважнее него дел выше крыши, вон, плату за квартиру подняли, а ты мне «что делать, что делать»… Работать, блин, вот что делать… Он молча встал из-за стола, забрал пустые чашки и с грохотом поставил их в раковину, намекая, что разговор окончен. Олли посидел ещё пару минут с расчётом на продолжение, но… — Я тебя понял. Что ж… надеюсь, ты прав насчёт него. Но всё равно, будь осторожнее, ладно? — Буду. Как скажешь. Спасибо, что переживаешь за меня. Произнося эти слова, он даже не обернулся. Матела и не настаивал. Привык уже к этим срывам, импульсивности, вспышкам пассивной агрессии, на смену которым неизменно приходила апатия. Сейчас они попрощаются, Олли уйдёт, шлёпая подошвами кроссовок по мокрому предосеннему асфальту, а Але заснёт, обнимая единственного, кто держит его на плаву. Сны ему давно уже не снились, но может в этот раз он хоть на миг попадёт в другую, счастливую жизнь… Где не надо беспокоиться о деньгах, где завтрашний день сулит лишь радость, а на мороженое не надо копить… Каунисвеси заслужил это, как никто другой. В этом Матела был уверен. Но сны не способны изменить реальность. Дать утешение, надежду, может быть, мотивацию, да, но что делать, если болото, в котором ты оказался поневоле, даже не думает тебя отпускать? Можно пытаться выбраться из него. Барахтаться, захлёбываясь гнилой водой, хвататься за свисающие сверху ветки деревьев, слушать, как они с хрустом обламываются и сдирают кожу с ладоней. И в конце концов утонуть. Сгинуть в вязкой пучине нищенского существования, голодным, слабым и обессилевшим. Можно звать на помощь, но услышат ли тебя в такой глуши…? Если замрёшь, может, и выживешь. Или, по крайней мере, утонешь не так быстро. У Алекси не было права на риск. Нельзя было тянуть за первую попавшуюся ветку, надеясь, что она не оборвётся. Но даже в его душе мерцал робкий огонёк мечты. Вдруг всё однажды изменится? Болото пересохнет, руки наткнутся на кочку? Вдруг Каунисвеси сам станет птицей и, расправив крылья, взмоет в воздух вместе с Осси на спине…? Грезить о таком было глупо, но иногда Але не мог ничего с собой поделать. Иначе он, наверное, давно бы уже двинулся. Всё-таки, как ни крути, а постоянно смотреть суровой реальности в глаза — очень и очень трудно. Впрочем, даже она порой бывает благосклонна. — Каунисвеси!! — позвал менеджер после окончания смены, — Стой, не уходи пока! Алекси замер на полпути к дверям: ну нееет… Если этот рыжий придурок собрался ещё нагрузить его работой, пусть пожуёт говна — Але свои права знает. Смена закончилась, чао, ариведерчи! С остальным пускай его сменщик разбирается, нехрен задницу в подсобке просиживать. К тому же, не мешало бы домой заскочить перед тем, как идти за Осси. — Аки, прошу прощения, но мне надо забрать сына… Попросите Миро, он уже пришёл, я не могу задерживаться… — Да мне не он нужен, а ты! Пойдём, я тебя не задержу особо. «Надеюсь, это зарплата», — отрешённо подумал Каунисвеси, прекрасно зная, что до аванса ещё полторы недели. Менеджер стоял у дальней стены, рядом с кассой, его мохнатая рыжая макушка сливалась с информационным стендом. С большим удивлением Але обнаружил на нём свою фотографию. «Сотрудник месяца». Офигеть. — Доволен? — Ааа… спасибо… Вы… Вы очень любезны… — Держи. Заслужил, — отчеканил Аки, протягивая Алекси конверт. Награда за звание сотрудника месяца оказалась маловата — 200 евро в наличном расчёте и ни центом больше. Не целое состояние, конечно, но всё равно приятно. Можно купить продуктов и, наконец, побаловать Осси мороженкой… Пломбиром, как он любит. Только бы домой донести… Об этом Каунисвеси беспокоился, дворами спеша домой с тяжеленным пакетом в руках. Времени едва хватало на то, чтобы дома разложить продукты в холодильник и побежать в детский сад за сынишкой, но Але надеялся успеть всё. Хорошо, что до садика от их дома не так уж и далеко. Нехорошо заставлять малыша Осси нервничать в ожидании папы. Всё-таки, он у него один. — Аллу! Голос, донёсшийся до него в безлюдном переулке, заставил зашевелиться волосы на загривке. Чёртчёртчёрт… А он-то надеялся, что этот день ничто не сможет испортить! Дурак… Закусив губу, Алекси ускорился. Быть может, если они выйдут на более людный участок улицы, он отстанет...? Хотя какие могут быть людные участки в спальном районе… Сзади снова раздалось это слово. Имя. Только для него и отныне всегда ненавидимое. Аллуаллуаллу…! Это не он, это не к нему. Он Але. Але не отзывается на «Аллу». Это не его зовут, подходя со спины и гремя подошвами ботинок. Тяжёлыми, острыми, не скользящими даже зимой и оставляющими поражающие своей чёткостью отпечатки на коже. Может, за год они хоть немного стоптались и, если что, оставят лишь гематому… Опять это «Аллу»… Он совсем близко… — Уходи, Отто, я спешу, — протараторил Каунисвеси, глядя себе под ноги. Ярвинен поравнялся с ним: — За сынишкой нашим идёшь? — Не за «нашим». За моим. В ответ цинично фыркнули и грубо задели полиэтиленовую ручку пакета: — А ты, я смотрю, шикуешь? — Премию выдали. Отвали. — Сотрудник года? Лучший драильщик унитазов? А золотой ёршик не выдали впридачу? Але поджал губы. Молчи. Пусть смеётся сколько влезет, лишь бы отстал... — А я думал, залетевшие малолетки без образования так и продолжают дыркой своей работать. Чё, даже туда не взяли? Молчи. Молчимолчимолчи!!! — А вообще, знаешь, достойная работёнка для тебя. Такому мусору, как ты, только в дерьме и возиться. Ну всё… — Знаешь, что?! — поставив пакет на землю, выплюнул Алекси бывшему мужу в лицо, — Ничего этого бы не было, если бы ты, говна кусок, не появился в моей жизни! Это ты всё разрушил! — О, вот как мы заговорили? — оскалился тот, нахмурив брови, — А что ж это ты тогда в сына моего так вцепился, а?! — Потому что Осси не виноват, что его отец такой козёл! Убирайся, слышишь?! Хлопок ладони прокатился по переулку, отражаясь от фасадов домов. В голове зазвенело, сильнее всего — в ушах, но всё это меркло по сравнению с последующим ударом затылком об стену. И с пальцами, крепко сжавшими горло. — Не зли меня, Аллу. Тебе ли не знать, чем это чревато…? Але закашлялся, вцепившись в чужую руку. Внутри склизкой змеёй скручивалась паника, сжимала в своих объятиях органы от лёгких до желудка, отчаянно требовала кислорода. Было больно. Она явно хотела наружу. Вместе с не успевшим перевариться куском домашней лазаньи, любезно разделённым с Каунисвеси коллегой. Пустипустипусти!!! Он вытягивал шею, пытаясь высвободиться из мёртвой хватки. Царапал кожу ногтями. Фокусировал взгляд, чувствуя, как перед глазами темнеет. Отто держал крепко. — Сейчас ты возьмёшь меня за руку и мы вместе пойдём за нашим мальчиком. Ты меня понял? Алекси кивнул, как смог. Нечего играть в героя, задыхаясь у зассанной стены в пустой подворотне. Не подавай повода оставить Осси круглым сиротой. — Молодец. И не забудь собрать вещи. Сегодня вы оба возвращаетесь домой. Воздух. В лёгких. Пропахший мочой, но надышаться невозможно. Даже сквозь кашель, сквозь слёзы, брызнувшие из глаз. Упершись взглядом в носки собственных кроссовок, Але затих. Удивительно, как за год он успел отвыкнуть от этого. От того, что Отто не нужен повод, чтобы ударить. Что «мера» для него — ничего не значащий набор букв. Легко ругаться на виду, при свидетелях. Трус не подставляется. Силу применяет только там, где никто не увидит. Дома, в переулке, в туалете кафе, в соседней комнате в гостях… убивать тоже будет не заметно ни для кого. — А чёрненьким ты мне нравился больше, — насмешливо раздалось над ухом, а следом грубоватые пальцы с выраженными костяшками потрепали Алекси по волосам. Слишком коротким, чтобы вцепиться в них, и в поглаживаниях этих чувствовалось раздражение. Как собаку против шерсти. Блудная болонка, сбежавшая от грубого хозяина. Не оценила его «воспитательные методы». Ещё и щенка с собой прихватила. Блудную болонку надо проучить. Не кормить пару дней и держать на привязи столько же. Или дольше. На полу, у батареи. Слушая, как она затравленно скулит, зализывая раны, оставленные карающей рукой хозяина. Вот только и у болонок есть зубы. — Будешь себя хорошо вести, забуду нанесённое мне оскорбление. «Как щедро…» — мрачно подумал Каунисвеси, сморщив нос. А избивать до походов к травматологу — это не оскорбление. Да, милый, ты прав, ты большой и сильный альфа, тебе можно поднимать руку на других. И вогнать собственного сына в нищету, замотав его отца по судам, — тоже не оскорбление. «Почему не остался терпеть? Как посмел уйти?»… мудила… Тяжёлая рука на плече ощутилась предвестником чего-то страшного. Чего-то, что Але не мог предугадать, но чьё приближение чувствовал как никогда остро. Пожалуйста, пусть это будет удар. Просто удар с последующим синяком или гематомой, всё равно. С этим он давно научился справляться. Отто подвинулся настолько близко, что Алекси ощутил запах его одеколона. Резкий, приторный, выдававший в нём дешевизну, а в его владельце — отсутствие вкуса. Мда, это было совсем не похоже на тот терпкий аромат в машине Йоэля. А ведь когда-то Але считал его самым приятным запахом на Земле… — Я рад, что всё закончилось, — неподходинеподходинеподходи, не смей! — Дай, о-АААААААЙ СУКА!!! Каунисвеси не понял, как это произошло. В один миг Отто оказался ближе, чем можно было вынести. Открытый, расслабленный, уверенный в своём превосходстве. А секунду спустя Але всадил коленом ему в пах. Едва успел испугаться, что не попал. Тогда б ему точно было несдобровать… Но мудак заорал прямо в ухо, и вопль этот был слаще любых комплиментов. Пока Отто выл от боли, покрывая Алекси трёхэтажными матами, тот схватил с земли пакет с продуктами и рванул прочь. К детскому саду, туда, где на разрисованной мелом дорожке уже стоял, вглядываясь в лица прохожих, малыш Осси. — Прости, солнышко, я как мог торопился, прости, пожалуйста, — запричитал Каунисвеси, заключив сына в объятия. Голос его отдавал хрипотцой — горло всё ещё помнило крепкую хватку бывшего, — лопнувшие капилляры глаз свидетельствовали о недавней истерике, и не заметить этого не мог даже разволновавшийся ребёнок: — Пап, фто-то случилось? — Нет, малыш. Папа… папе премию дали… Поехали домой? — На мафыне? — Да. Если точнее, на такси. Дорого, придётся принести в жертву сон и пропахать потом две смены, но хрен с ним. Ещё раз они с Отто сегодня не встретятся. Да и потом, желательно, тоже. Чёрт, почему ему просто не может упасть кирпич на башку??? В машине мерзко пахло бензином и дешёвым ароматизатором. И, кажется, чьей-то плохо замытой рвотой. В воздухе витали скопища мелких пылинок, отливая золотом в лучах закатного солнца. Мда. Не то чтобы Але ожидал роллс ройс, конечно, но за такие деньги могли бы найти и что-то поприличнее. Благо, ехать им не далеко. Да и приоритеты немного другие. Закрыв дверь подъезда, Каунисвеси выдохнул: не попались. Хотелось надеяться, что мразь уползла в своё логово зализывать раны, а не собрала по крупицам последние силы с целью выждать добычу у дверей квартиры. Осси наверняка заметил, с какой осторожностью папа поднимался по лестнице. И ведь не объяснишь же ему ничего… Ни почему папа крепко держит его за руку, а не отпускает вперёд бежать наперегонки, ни почему оборачивается, доставая ключи, ни почему так трясутся его руки, не попадающие в замочную скважину.  «Просто папа устал». Универсальная отговорка, которой даже четырёхлетний детёныш уже перестал верить. И отвлечь его нечем — мороженое давно растаяло, спасибо, блять, Отто… — А давай лучше книжку почитаем? Тут бабушка передала нам с тобой кое-какую, со сказками… — Пво вывотных? — тут же спросил мальчонка с неподдельным энтузиазмом. Алекси мысленно выдохнул: переключил внимание, молодец. — Про животных. Что скажешь? Размахивая ручками, малыш с громогласным «ДАААА!!!» убежал в комнату. Але улыбнулся: всё же иногда он бывает хорошим родителем… Прочитали они до позднего вечера: уже после первой сказки Осси изъял у папы книгу и принялся читать сам. Медленно, путая местами половину букв, но зато вдумчиво и, что самое главное, — не по слогам. Внушительная часть книжки так и осталась недочитанной, когда мальчик уснул, сидя на полу в отцовских объятиях. Да уж, пора спать. Завтра трудный день. Как и сегодня. Как и вчера. Как и через неделю. И через месяц. Будет ли у них хоть когда-нибудь по-другому? Хоть на денёк…? Ответ пришёл неожиданно при ежедневной проверке почты перед сном. Обычно она пустовала, но иногда на ней появлялись письма от заказчиков по переводам. А ещё реклама скидок и акций, предложения бесплатных купонов и прочее дерьмо, у всех нормальных людей улетающее в спам. Сегодня в этой куче мусора лежал неотвеченный имейл пятичасовой давности. «Дорогой член семьи фонда «Hoppas»! В эту субботу, 21 августа, нам исполняется 5 лет. В честь этого в банкетном зале «Palace Restaurant» будет организован благотворительный фуршет с выступлением главных спонсоров фонда, а также концерт оркестра городского театра Хельсинки. Мы приглашаем Вас разделить с нами этот чудесный миг:) P. S. Если Вы планируете взять с собой ребёнка, не переживайте — для детей будет организована специальная игровая комната. Подарите себе и своим детишкам немного праздника:) С нетерпением ждём встречи, Ваши «Hoppas»:)» Каунисвеси уставился в текст письма, словно пытаясь вычитать там ещё что-то. Невидимое, незримое, погребённое между строк, какой-то подвох или что ещё… но ничего не было. Новые буквы не проступили на тусклом экране телефона. Приложенные файлы не долетели следом. Так тупо и странно, в сущности, чего он ожидал? А между тем, в грядущую субботу у него была лишь утренняя смена. Да, кажись, отработку такси придётся отложить… Неприятно, конечно… но, может, они с Осси всё-таки заслужили небольшое развлечение…?