Deus ex machina

Когда Каунисвеси вышел из подъезда, красный мустанг уже ждал его, ярко освещая двор своими фарами. Погода была пасмурная — небо под вечер заволокло тучами, а к ночи город и вовсе обещал накрыть ливень, — и тем страннее смотрелась сверкающая чистота автомобиля. Але фыркнул: пижон. «Пижон» же не только о красоте тачки позаботиться успел — себя в порядок тоже привёл, да так, что Алекси стало немного неловко. Белый пиджак повседневного покроя явно стоил как его годовая зарплата, а чёрная футболка и узкие джинсы придавали образу элегантный, но в то же время в меру разнузданный вид. Але рядом с ним смотрелся, как школьник на выпускном. Гадство… — Не знал, какие цветы тебе нравятся, решил что понеобычнее выбрать, — крикнул издалека Хокка и протянул Каунисвеси две синие розы, перевязанные белой лентой, — По-моему, они подходят к твоим глазам. Алекси сжал цветы в руках и, опустив взгляд, сухо сказал «спасибо». — Поехали? — Мгм… В вычищенном салоне приятно пахло кожей и чем-то ещё, таким сладковатым и пряным, от чего Але почувствовал себя неожиданно спокойно. — Отлично выглядишь, — без тени сарказма заметил Йоэль. Алекси чуть покраснел: — Звезда мишлен обязала приодеться… — Две. Две звезды мишлен. — Всё равно. Мне это не по карману. Вы поэтому пригласили меня туда? Хокка усмехнулся, не сводя глаз с дороги: — Ну не в жраловку же твою тебя вести. К тому же, это ресторан моего друга. — Друга…? — Мгм. Открытый счёт, всегда свободный столик — ты бы не воспользовался? Каунисвеси замялся. Его собеседник не понимал всей бестактности своего вопроса, но обвинять его в этом не хотелось. Не стоит дёргать тигра за усы — он и укусить может. А так наиграется за вечер да и отпустит… может быть… в любом случае, что-то подсказывало Але, что бестактностей сегодня будет предостаточно. — Не знаю… наверное… Розы красивые… — О, тебе правда нравятся? Я целый час выбирал! — Я амариллисы больше люблю. — Это которые на лилию похожи? Здоровые такие? — Мгм… — потупил взор Алекси: не стоило так много рассказывать о себе, — Вы разбираетесь в цветах? — Не очень. Супруг мой очень садоводство любил. У нас в коттедже сад был роскошный. — Почему в прошедшем времени? — Да просто не знаю, чем он сейчас интересуется. — Вы развелись? — Пару лет назад, да. — А почему? — Каунисвеси не понимал, чем его так зацепила эта история, но не мог перестать спрашивать. Его никак не касалась чужая семейная жизнь и уж тем более — чужой развод. Про то, что задавать такие вопросы было в принципе неприлично, и говорить нечего. Но было что-то в том, как Йоэль отзывался о бывшем супруге. Что-то новое и непривычное для слуха Але, какая-то не свойственная разведённому альфе терпимость. Впрочем, кто знает, может, через пару лет и Отто скажет «мой бывший муж» вместо «ЭТА ЁБАНАЯ СУКА»… — Просто у него… кхм… были качества, с которыми я не мог смириться. Произнесено это было с неприкрытой тоской, и Алекси вдруг поймал себя на мысли, что начал проникаться симпатией к этому странно деликатному мужчине. Конечно, он хорошо знал, что среди омег сволочи встречаются так же часто, как среди альф с бетами. Что жизнь общества, ему недоступного, полна грязи и интриг. И что сколько бы ты не искал, всю правду найти всё равно не удастся. — У вас… были дети? — Нет, — со вздохом ответил Хокка, — Я хотел, но, видимо, у него были другие приоритеты. — Вы любили его? Йоэль припарковал машину и, отвернувшись, запоздало кивнул. Его резкая метаморфоза вновь вогнала Каунисвеси в краску: непривычно было видеть этого, пожалуй, излишне самоуверенного альфу таким подавленным. Словно маска слетела с него, и перед кем? Перед Але. Перед тем, кто вообще не хотел здесь быть. Это укололо стыдом, и ладонь сама накрыла руку Хокка, до сих пор сжимавшую переключатель передач. — Иногда развод — это начало чего-то нового. Не переживайте так, Вы ещё встретите своё счастье, — попытался утешить своего спутника Алекси. Тот обернулся, кусая губы, и лицо его озарила лёгкая улыбка. — Спасибо за поддержку… Пошли? На входе их встретил секьюрити — здоровенный альфа, размером превосходящий Каунисвеси раза в четыре и едва не вызвавший у него приступ тревожности. — Это со мной, — просто объявил ему Хокка и по-хозяйски продефилировал через весь зал к небольшому столику, скромно примостившемуся в дальнем углу, — Садись, не стесняйся. В ожидании официанта Але то и дело озирался по сторонам. Интерьер ресторана, исполненный в бело-серебряной цветовой гамме, выдавал в его владельце личность сдержанную и сильную, знающую своё дело и совершенно точно не терпящую аляпистость. Белые полупрозрачные шторы, перехваченные тонкими серебристыми лентами, высились вдоль огромных французских окон. Круглые столики покрывали изящные белые скатерти (Алекси аж стало дурно, едва он представил, сколько раз на дню их приходится менять и относить в прачечную). Но больше всего внимания привлекала роскошная люстра в центре зала. Её свет отражался в сотнях тысяч крошечных стеклянных капелек, отбрасывая на стены мириады солнечных зайчиков. — Как красиво… — заворожённо прошептал Каунисвеси, на что Хокка только отмахнулся: — Можно было сделать лучше. Насчёт люстры я, например, советовал хрусталь. Але не стал говорить ему, насколько безвкусно, по его мнению, смотрелась бы тут такая люстра — ни к чему позволять себе дерзости не на своей территории. К тому же, как он уже успел для себя выяснить, «выпендрёж» — второе имя Йоэля Хокка. — Принять у вас заказ сейчас или подойти через пару минут? — выученно протараторил веснушчатый официантик. Пока Алекси с выпученными глазами листал меню, пытаясь понять, где вес блюда, а где — цена, Йоэль ленивым жестом вернул толстую книжицу терпеливо ждущему парнишке: — Передай, что мне как обычно, Юкка. И бутылочку Montrachet Grand Cru. Каунисвеси заглянул в винную карту: губа не дура, почти десять тыщ за бутылку… — Бокала два? — Не задавай мне таких вопросов. Ну разумеется, два! — Хорошо. А Вашему спутнику что принести? — Аааа… а что у вас есть самое… недорогое…? — просипел Але, еле удерживаясь, чтобы не провалиться сквозь землю. Официант едва заметно хихикнул: — Корзинка хлеба. И кетчуп ещё. — Вот мне… его мне… — Господи, Аллу, перестань! — перебил его Йоэль с видом отвергнутого добродетеля, — Он будет палтуса на гриле. — Хорошо, херра Хокка. Приятного вам вечера! Паренёк скрылся, пихнув блокнот и ручку в задний карман брюк, и парочка осталась одна. Честно признаться, Алекси давно не испытывал такой неловкости… Он в полной мере осознавал, что не ровня не то что посетителям этого места, но даже официантам, работающим тут. Они познавали искусство, нежились в лучах едва касавшейся их роскоши. Каунисвеси пытался элементарно выжить. Бессмысленно было скрывать, насколько чужда ему здешняя атмосфера, и она, такая чистая и богатая, лишь усугубляла охватившее его стеснение. — Я не хочу быть Вам должным… Вы и так потратили из-за меня слишком много… — Если ты про Валтонена, то я уже сказал: это от чистого сердца, и ты ничего мне не должен. Ты здесь только потому, что сам настоял. Да и пару-тройку тысяч евро мой кошелёк вполне себе переживёт. Не бери в голову, ешь в своё удовольствие! — А как же вино...? — Ну, у меня же тоже могут быть слабости, не так ли? Але не знал, что возмутило его больше: легкомыслие Хокка или его расточительность, но не сказал ни слова на этот счёт. Не суй нос в чужие дела. Ещё одна заповедь, которой мамы учили, но сами ей почему-то не следовали. И предательски высветившееся сообщение не лежащем на столе телефоне в очередной раз напомнило Каунисвеси об этом: «Ну как он? Приятный хоть? Хороший?» — Что там? — поинтересовался Йоэль, заметив, как Алекси резко перевернул телефон экраном вниз. — Да так… мама… — Та самая «бабуфка»? Обезоруживающая улыбка рассекла его лицо. Точёные черты в свете люстры казались необыкновенно мягкими, а глаза… они смотрели бесхитростно, чисто, точно глаза ребёнка, и излучали совершенно непривычный для Але блеск. Олли наверняка знал этому название и не замедлил бы выдвинуть десяток-другой жутких диагнозов, дабы напомнить, какой он параноик. Но его здесь не было. А из Оулу этот льдисто-голубой блеск не видно. Каунисвеси залип, и от позора его спасло только подоспевшее вино. — Спасибо, Юкка, дальше я сам, — отослал официанта Хокка, позволив тому только откупорить бутылку; небольшой бокал поместился в его руке, как влитой, и в мгновение ока наполнился чуть больше, чем на одну треть, — Будешь? Алекси помотал головой: — Нет, спасибо, я не пью. «… в малознакомых компаниях» — добавил мозг. Впрочем, Йоэля отказ всё равно не впечатлил: такое дорогущее вино, и не выпить! — Брось, я угощаю. Такого ты точно не пробовал! Он плеснул вина во второй бокал и протянул его Але прежде, чем вновь услышать отказ. Каунисвеси был далеко не наивен: помнил прекрасно предостережения мам и жуткие истории о несчастных одурманенных омегах, чьей беспомощностью не преминули воспользоваться. Меньше всего он хотел стать одним из них и притронулся к бокалу лишь после того, как Хокка отпил из своего. — Ну как? — Неплохо, — смущённо признался Алекси, — Жаль, сравнить не с чем… — Серьёзно? Ну теперь всем можешь рассказывать, что первым вином, которое ты попробовал, было Montrachet Grand Cru. Редкий сорт, кстати! Всего пять тысяч бутылок в год выпускают. — Вас так интересует это вино? — Ну, не прям чтоб именно это… — протянул Йоэль, вертя бутылку в руках, — Не занимался бы я своими лампочками, выращивал бы виноград в Италии. Солнце, море, горы — красота! — А почему не начнёте? — А на кого я компанию оставлю? Нет уж, не для того я десять лет горбатился, чтобы взять и всё бросить. Але молча глотнул вина. Не поспоришь. С годами компания Kimaltaa Oy превратилась в настоящего гиганта по выработке экологически чистой электроэнергии, став крупнейшей финской корпорацией в этой области. По всей стране открывались дочерние магазины осветительных приборов, а по всей Европе — филиалы компании. И всё это — к двадцати девяти годам её основателя. Историю его успеха рассказывали и пересказывали все, кому не лень, от репортёров до бабушек у подъезда. «Такой молодой, а уже так поднялся!» — говорили они про Хокка, не скрывая своего восхищения. Школьники равнялись на него. Одарённый альфа с благородной целью — настоящий рыцарь эпохи капитализма. Прометей, несущий простым смертным свой экологически чистый факел. — А… как Вы вообще начали этим всем заниматься…? — Хотелось сделать наш мир чуточку лучше. Давай-ка и ты о себе что-нибудь расскажешь, а то у меня ощущение, что я сижу на интервью для Fortune. Он снова улыбнулся, подпёр щёку рукой и с неподдельным интересом приготовился слушать. И Каунисвеси заговорил. Не торопясь, тщательно подбирая слова, посвятил нового знакомого в подробности своего детства и ранней юности — самых счастливых лет его жизни. Рассказал о том, как хотел стать музыкальным продюсером, как собирался уехать на учёбу в Нидерланды, «но сложилось, как сложилось». Хокка почти не прерывал его. Изредка он задавал вопросы, вроде «а почему именно Амстердам?» или «играешь ли ты на чём-нибудь?». Але пожимал плечами, честно отвечая, что с детства грезил голландскими пейзажами , что когда-то играл на гитаре и клавишных, но давно продал и их, и акустику. Распавшийся брак почти не фигурировал в его рассказе, и Йоэль, что приятно, об этом не расспрашивал. Беседа их шла неспешно и плавно, и не прервалась, даже когда принесли основные блюда. Ковыряя вилкой нежное мясо палтуса, Алекси рассказывал о своих пристрастиях в музыке. Оказалось, у них с Хокка схожие вкусы, и лет семь назад они были на одном концерте Bring Me The Horizon. О, скольких сил стоило мамам Але достать билеты ему на день рождения! А Йоэлю просто подогнали проходку. Возможно, они даже видели друг друга. Впрочем… стоящий в партере сидящего на балконе не разумеет. Когда почти всё вино было выпито, а вся еда — съедена, разговор о музыке вдруг прервался. Спешное «да, всё, всё, вижу я, работай, не отвлекайся» заставило Хокка остановиться и замахать кому-то позади Алекси. Каунисвеси обернулся: через зал к ним шёл, отвешивая комплименты посетителям и интересуясь, как проходит их вечер, молодой человек лет на вид чуть меньше тридцати. Длинный кожаный пиджак в красном цвете, подплечники и светлый ореол пушистых кудрей выдавали в нём ностальгию по восьмидесятым. Але же он напомнил скорее упитанного лобстера. В минималистичных интерьерах ресторана его наряд смотрелся неуместно и вызывающе, будто кровавое пятно на белой простыне. Неприятная ассоциация, мерзкая. Напоминающая, что не все в «высшем обществе» подобны Йоэлю Хокка. — Добрый, добрый, добрый вечер! Смотрю, я успел к десерту? — Пришёл бы раньше, мог бы и выпить с нами, — улыбнулся Йоэль, пожал незнакомцу руку и обратился к Алекси, — Знакомься, Йоонас Порко. Бизнесмен, мой друг и вообще славный малый. — Очень приятно… Алекси… — сухо представился Каунисвеси, но «славного малого» это, кажется, нисколько не задело. — Рад встрече. Надеюсь, Вас не очень смутил наш небольшой подарок? — спросил он, садясь за стол. Але опешил: — Простите? — Я о господине Валтонене и Вашем долге. — Так это Вам принадлежит тот фонд? — Тот фонд, этот ресторан, несколько шелтеров и труппа городского театра, — ухмыльнулся Хокка, ковыряясь во рту зубочисткой, — Он вообще у нас человек разносторонний. — Строго говоря, труппа не моя, я просто её спонсирую время от времени, — скромно потупил взгляд Порко, — А чего мы ничего не закажем? По десертику, м? Идею никто не поддержал, но грусти по этому поводу Йоонас явно не испытывал. Махнув рукой официанту, он потребовал меню и после придирчивого изучения предложенных десертов наконец определился: — Три наполеона, один сюда мне с шариком черничного сорбета, два завернуть в разные коробки и побыстрее. «И куда ему столько…?» — мрачно подумал Каунисвеси. Ну правда, куда? Каждый божий день здесь питаться ж может, раз он хозяин. А он — три наполеона, ещё и с собой. От мысли об этом у Алекси заныли зубы: сколько же там должно быть сахара… Впрочем, Порко явно не пугала перспектива заработать диабет. Да и по фигуре он разительно отличался от стройного, подтянутого Хокка: дородный, с двойным подбородком и огромными щеками, явно не привык себя ограничивать. Он не был «толстым» или «жирным», нет, но любовь к хорошей еде проглядывалась даже в его пальцах. Коротких, пухленьких, больше похожих на сардельки, перетянутые множеством самых разнообразных колец. Вот уж кто точно не привык к работе руками, даже маникюр аккуратный сделал, в цвет пиджака. Не то что расслоившиеся огрызки Але, с ободранной кутикулой и заусенцами… Вообще всё это потихоньку начинало угнетать. Все эти напыщенные снобы, их речи, разговоры о бизнесе, планы, приглашения на благотворительный вечер в конце следующего месяца, давящая роскошь интерьеров, косые взгляды официантов, слепящий свет здоровенной стеклянной люстры… Алекси захотелось домой. В их с Осси скудно обставленную квартирку с оторванными обоями и плесенью по углам. — Простите, мне очень надо… — бросил Каунисвеси и, не разбирая дороги, рванул в уборную. Её приглушённый свет успокаивал, как и тихие звуки фортепиано из динамика. В воздухе витал ненавязчивый аромат сандала. Приятно и так непохоже на обдристанный толчок закусочной… Склонившись над раковиной, выточенной из цельного куска чёрного камня, Алекси всхлипнул. Достало всё. Достало! Постоянно унижаться, терпеть, угождать другим, пока его самого ни во что не ставят! Жрут свои наполеоны, делают подачки, словно насмехаются: а ты так не можешь, ничтожество. Ты ничтожество, Але. Нищий, без образования, без перспектив. Ты состаришься на своих двух работах и сдохнешь, соскребая чужое дерьмо с ободка унитаза. — Я могу Вам помочь? Каунисвеси подорвался и уставился в дальний угол. Там, в практически кромешной темноте, стоял мужчина-бета преклонных лет. Чёрная ливрея, белые перчатки и дозатор с мылом в руках подсказывали, что он отнюдь не посетитель ресторана. Даже сотрудники уборных тут выглядят роскошно… — Простите, я вас не заметил… — забормотал Але, утирая глаза рукавом рубашки, — Тут всё так… Я просто к этому… — Не привыкли? — с улыбкой спросил мужчина; Алекси коротко кивнул, — Полагаю, Вы спутник господина Хокка? Бестактность этого человека возмутила Каунисвеси, но он ничем себя не выдал. Не решился. Старик был первым, кто смотрел на него без высокомерия. Здесь, где в последнем уборщике видишь насмешку, подобный взгляд — на вес золота. Словно крошка чего-то родного в чужом зловещем краю. — Как Вы узнали? — спросил Алекси, на миг отведя глаза. — Это нетрудно. Если позволите, я дам Вам один совет… — И какой же? — Не думайте, что Вы не достойны этого мира. Да, у этих людей есть слава и состояние, но в глубине души они такие же, как мы с Вами. — С чего Вы так решили? — фыркнул Але, включил воду в раковине и плеснул себе на лицо. Мужчина невозмутимо продолжил: — Долгие годы службы, мой друг. Долгие годы службы.  У Алекси не было причин не доверять ему. Сотрудники сферы обслуживания — невидимки. При них ссорятся, делятся секретами, ругают неверных партнёров и свёкров со скверным характером. Обслуга не выдаст. Все знают — их мирок ограничен работой. Если обслуга не делает проще жизнь того, кому она служит, она умирает. Иссушается от безделья и сожаления, точно насекомое, оставляя после себя лишь хитиновый покров униформы. У неё нет своих чувств, мыслей, она ничего не слышит и не говорит. Она. Выполняет. Свою. Работу. Так что и внимание на неё можно не обращать. Да, чёрт возьми, Каунисвеси и сам не сразу заметил этого милого старичка! Может, в его словах действительно есть доля истины. — Спасибо… Надеюсь, Вы правы… Напоследок слегка улыбнувшись, Але поспешил вернуться за стол. Казалось, его долгого отсутствия никого не заметил: Хокка залипал в телефон, сосредоточенно морща лоб, Порко молча ковырял вилкой свой наполеон в тарелке. Сцена непримечательная, но угнетающая. Словно, пока Каунисвеси торчал в уборной, нечто зловещее пронеслось между этими двумя. — Извините, что так долго — форс-мажор… — сказал Алекси не столько из вежливости, сколько с целью снять витавшее в воздухе напряжение. — Ничего, ничего, всё в порядке! — улыбнулся ему резко просиявший Йоонас, — Вот, держите-ка. Але заглянул в протянутый ему бумажный пакет и ощутил, как вспыхнули щёки: на самом дне стоял прозрачный контейнер с большим куском наполеона. — За что? — Комплимент от администрации ресторана. Не отказывайтесь, порадуйте сына! Каунисвеси сжал пакет в руках: он и правда хотел отказаться. Ни к чему ему очередные подачки, он себя не на помойке нашёл! И вместе с тем кожей чувствовал прикованный к себе взгляд. Тёплый, пристальный, совсем не похожий на надменные взоры местных официантов и других гостей. Невольно вспомнились слова старичка из уборной. «В глубине души они такие же, как мы с Вами»… Бери, пока предлагают. Даже если на самом деле эти люди не такие «добрые», какими хотят показаться. — Спасибо… а Вы не подскажете, сколько время? — Без двадцати одиннадцать, а что? — поднял глаза Йоэль, — Ты торопишься? — Да, просто… мне завтра на работу к восьми, и надо ещё сына в детский сад закинуть… — Я вызову тебе такси. — Да я дойду, тут недалеко-… — Перестань, я же обещал! Что правда, то правда, и глупо было с этим не согласиться. Больше Алекси не страдал от повышенного внимания к своей персоне: Йоонас даже не вышел из зала, чтобы его проводить. Так, помахал издалека, стоя в дверях. Гардеробщик без фамильярностей отдал Але его куртку, швейцар — не пожелал доброй ночи. Даже здоровенный бугай-секьюрити, казалось, перестал его замечать. Тем лучше. Для полного счастья не хватало только машины эконом-класса до дома. Последняя надежда не оправдалась, но Каунисвеси чувствовал себя слишком уставшим, чтобы злиться из-за этого. Помогая ему забраться на заднее сиденье, Хокка поблагодарил его за прекрасно проведённый вечер, в очередной раз напомнил, что они друг другу ничего не должны, и понадеялся, что Осси понравится торт, ведь «наполеон тут готовят лучше, чем самом Париже». — Я тоже надеюсь. Спасибо за всё, херра Хокка. — Зови меня Йоэль, ни к чему этот официоз! Договорились? — Я подумаю над этим. Доброй ночи. Чёрный мерседес с тонированными окнами унёс Алекси прочь, туда, где его ждал, свернувшись клубочком под одеялом, самый чудесный из живущих на Земле малышей. — Давно он уснул? — спросил Але у матери, любуясь спящим сынишкой. — Да, я ему в девять сказала спать идти, он поупирался чуть-чуть, но заснул. Рассказала ему про белку и охотника. Помнишь, как ты в детстве её любил? — Мгм… и про Лаппи и Тапио… — У меня эта книга до сих пор дома стоит. Принести тебе в следующий раз? Почитаешь Осси перед сном. — Если не сложно… Она помолчала немного, будто подбирая слова. Явно хотела задать терзающий её вопрос, но всё никак не могла решиться. Алекси её не винил. Он и сам не знал, что ответить. — Пойдём-ка на кухню, я там чайник вскипятила… Каунисвеси лишь молча кивнул. Нашла предлог, молодец. А он так и не поставил цветы в вазу. В пустую бутылку из-под минералки, если точнее. Искусственно выкрашенные в синий цвет розы идеально подходили к её такому же искусственно синему пластику. Нелепо торчали из обрезанного горлышка, рассматривая крохотную кухоньку своими широко раскрытыми бутонами. — Это он тебе подарил? — Ты удивлена? Она странно хмыкнула и похлопала Але по плечу, как всегда делала, когда хотела подчеркнуть свою жизненную опытность. — Две розы просто так не дарят, милый. Знаешь, что это значит? — Что он пожалел денег на третью, очевидно, — фыркнул Алекси, макая чайный пакетик в кружку. — Глупенький ты у меня ещё! — она поцеловала его в макушку и потрепала по стоящим торчком волосам, — Серьёзные намерения у твоего кавалера, значит. Ты бы присмотрелся к нему… — Мне его что, как судоку разгадывать? Со справочником ходить? — Нет, но можно просто спросить у мамы! Она вновь широко улыбнулась, и в тонких морщинках вокруг её рта отразилась вся тяжесть последних шести лет. С бессильным ужасом Каунисвеси отметил про себя, как она постарела. Смерть супруги и предшествовавшая этому болезнь выпили из неё все соки, оставив в надтреснутом сердце лишь беспокойство о благополучии сына. Мда. Немудрено, что после Отто она в каждом хоть сколько-нибудь нормальном альфе видела спасителя для Алекси… — Ладно. Пойду. Мне всё-таки тоже на работу завтра. А ты послушай моего совета, не отталкивай его, ладно? Але снисходительно кивнул: — Ладно… Если он объявится ещё раз, в чём я очень сомневаюсь. — И всё же… — И всё же это просто цветы, мам. — Твоя мама дарила мне пионы. — Ну и что? — То. До скорого! Она накинула пальто и поцеловала сына в уголок губ. На них остался липкий привкус дешёвого геля, подаренного Але по давно забытому поводу. Вроде, это был её день рождения… а может и нет… При всей своей любви к матери, Каунисвеси был рад, что она ушла. Не хотелось продолжать этот бессмысленный разговор, день и так выдался трудный. Завтра у него смена в продуктовом, хоть в дерьме копаться не надо. После сегодняшней роскоши неохота так резко возвращаться в реальность. Попытка незаметно забраться в кровать успехом не увенчалась: Осси проснулся и захлопал, точно котёнок, своими огромными залунёнными глазками. — Пап…? — Спи, спи, малыш, спи… папа дома… Мальчик сонно улыбнулся и поспешил прижаться к папиному телу. Крепко-крепко, словно птенец, ищущий укрытие в тёплом оперении мамы. Алекси поцеловал его в лоб и обнял, закрывая глаза. Завтра снова будет обычный день.