Луноликая: В Эпоху Войны

Изуна надсадно вздыхает, до боли сжимает жёлтую шерсть Агата. В ушах вьюном завывает ветер, теребя своевольно волосы. Холод пробирает до мурашек и она не знает откуда его источник: из колотящегося сердца, или от ночной морозности. Прошло несколько часов с вылета. Солнце исчезло с глубокого небесного океана, все краски затухли, превратились в летучий пепел на языке, шаркающего по сухому нёбу. Нераспознаваемая мгла застилала взор, затопила своим затягивающим хаосом, позволяя лишь растущему месяцу, да тусклым звёздам ниспадать серебряной шалью на острые лесные шпили. Глухие шлепки разрезающих пространство крыльев бороздили сквозь густую тишину. Она не могла отделаться от послевкусия эмоций Нептуна. Эта кучная концентрация пробивалась сквозь бронированное стекло, просачивалось через слои неприступной отчуждённости и пустоты, окружавшей атрофированную хиганбану. Изуна спросила его об этом. Не удержалась, поинтересовалась о причине подмене пилюль. Ведь как не посмотри, это было ужасно глупо и нелогично… Как оказалось, Нептун не удержался. Слишком долго они находятся в прошлом и в этом мире, пока остатки его сородичей вынуждены скитаться по вселенным, рискуя жизнью. То ли хотел проучить, то ли надавить, принудить бросить всё и немедленно покинуть мир. Убив нынешнюю физическую оболочку. Изуна прерывисто вздохнула, сглотнула образовавшийся твёрдый ком и вовсе растянулась на огромном теле летящего Агата. Сквозь одежду живот отягощал меч, словно ковыряя под кожу тысячу медицинских игл. Она мысленно отсчитывала громкие удары колотящегося сердца, неудачно отвлекаясь от пульсирующего гама в голове. Её будто разбили на тысячи хрустящих осколков, растоптали и вывернули душу наизнанку предательством. Изуна уже не знает зачем ей возвращаться в будущее. Там Киара, Шинигами, игры Богов и Мироздания, а здесь мир более благосклонен к ней. Всё легче. Невероятно сложно прогнать подобные размышления, но у неё получается. В конце концов, Изуна обязана помочь Неджи избежать худшего сценария, обеспечить Итачи лучшее будущее без насилия, как он того желает и… Изуна услышала как Айнон позвал её. Проигнорировала несколько взволнованный голос, перевернулась на бок под звон ножен. …И прикрыть им спины на будущее. Придётся поучаствовать в Четвертой Войне Шиноби, чтобы хоть как-то обелить ее преступную группировку в мировых глазах. А прежде убить Восточного Короля, про которого она благополучно забыла. Все проблемы того времени кажутся жалкими и недостойными, в сравнении с испытанным за последние годы. Даже смерть Утакаты сгладилась, не причиняя прежней боли. Лишь вина изредка посасывает под рёбрами. Как было бы прекрасно, будь он жив. -Изуна-сан!.. Вязкое затягивающее болото схлопнулось. Не до конца осознавая происходящее Изуна защёлкнула нагамаки на поясе. Запах надвигающегося жара опалил ноздри. Агат совершил кульбит, ещё один, шумными хлопками крыльев лавируя между проносившихся в считанных сантиметрах огромные, накаленные цельнометаллические ядра. Звездное небо пестрилось секундными вспышками, исчезающими в атмосфере. Вдоль кромки леса, стелясь протяжно по необозримому цветочному лугу, устроилась многотысячная армия. Они суетились, подавая заряд для баллист, укутанных смолянистыми тенями, ветвистыми, гибкими, танцующими вокруг шипящих факелов. Знамя Страны Огня раздиралось воинственным ветром, флаги вразброс разбегались на много километров, прячась среди скрежета доспехов, шуршания ткани халатов пехотинцев и громоподобных выкриков командиров. Снаряд следовал за снарядом. Воздух сгустился, отравился закупоривающим легкие дымом. Изуна пришла в себя за считанные мгновения и остро ощутила огромное скопление людей внизу. Оно было настолько ощутимым для её восприятия, что мурашки предупреждающе пробежались по спине. Позади неё Айнон пытался нарисовать руну в пространстве, фонтанируя изобилием контролируемой энергии, но сбивался от непрекращающейся тряски, вынужденный изо всех сил хвататься за Агата. Они долго не продержаться, подумала Изуна и отпустила шерсть, незамедлительно воспаряя под вскрик Айнона и Агата. Перевернулась в воздухе несколько раз, слыша как вокруг пролетают ядра, словно она вальсирует в жерле метеоритного потока, одна в порочном кругу отчуждения, безнадёжности, скрытого раздражения и разочарования. Жар обжигал открытые участки кожи, кислород сгорал, а дым клубился, окутывал падающую в бездну кровожадных солдат Изуну. Одинока в своем крушении, Изуна мягко улыбалась — хиганбана в призрачной агонии просверлила лоб. Настолько глупо и умиротворенно она себя давно не чувствовала. В животе скручивался узел, нервы напряжены от эфемерного льда отражающихся эмоций. Итачи остался подумать, как уверил Айнон. Подумать. И что внушил брату эльф? Мусор. Изуна легко перевернулась на живот, игнорируя бьющие, нещадные воздушные потоки, сорвавшие ленту с глаз. Пальцы заиграли в них, как между струн арфы, и они послушно сложились в крутящиеся воронкой жгуты. Она закружилась, подхватывая несколько ядер, со свистом упругого воздуха пустила их вниз. Грохот, перекаты земной породы взорвали цветочную территорию. Распалась одна из катапульт, загребла под собой с десяток зазевал, взметнулась туманом деревянная крошка со срезанными цветами и травой. Взвилась волна болезненной людской агонии, промораживающих криков. Ненадолго бездействующая Изуна коротко двинула рукой и жгуты сконцентрировались в её ногах, напряглись, с силой толкнули её вниз, смягчая приземление смягчённым воздухом. Глубокий вдох, внутри грудной клетке нагрелась чакра, отпущенная на свободу долгим выдохом — кратер под её ногами воспламенился огненной, разрастающейся спиралью, несущей смерть окружающей Изуну армии. Ночной луг завонял сгоревшей плотью и останками когда-то дурманящих растений. Все совершившие попытку атаковать Изуну солдаты заживо обратились в обглоданных скелетов. Скрип доспехов, звон встреченной нагамаки оружия — от нагинаты до редкого пламенеющего фламенга складывались лебединой песней воинов Даймё. Преисподняя разинулась в глубине Страны Огня, вспыхивая клубящимся пеплом над головами борющихся. Сжирающее пламя глодало почерневших скелетов, искусственные пропасти заглатывали в себя воющих на последнем издыхании солдат, свистящие водяные щупальца скручивали изнутри врагам органы, будто всасывали их через трубочку и они растекались по всему организму воспаленным речным потоком. Боевые гвардии распались ввысь танцующим пеплом, стелящимся к мёртвым, сгоревшим заживо, зарезанным и взорванным. Обратившихся в гниющее мясо. Витающий вокруг смрад впитывался в одежду застывшей посреди пепелища Изуны. Потерявшие личность, укутанные в кокон лютого зловония, они не понимали как умерли, как зависли в пространстве посреди скопления энергий, где особенно сконцентрированная пахла гнилью и отчетливым ужасом небытия. Изуна встала крепче на ноги, словно приросла к хлюпнувшим размягченным, сдувшимся трупным останкам. Рядом развеивалось алое знамя, теребящиеся на сухом ветру с отчаянием последнего выжившего, вонзенное в вскрытую клинком голень. Земля окропилась засыхающей кровью, мазками разрозненных луж, растекшиеся под солдатами. Она прижала испачканную тыльную сторону ладони к невыносимо жалящей хиганбане, стиснула до ноющей боли зубы, когда ощутила позади давно забытый приторный аромат. Вопреки ожидаемой реакции, нагамаки мягко скользнул в почву, сверкая текущими по лезвию алыми каплями. — Я не нападу, — звенящий, как последний перезвон колокольчика голос мягким бархатом пощекотал лопатки. Акио устало опустился на поясницу скрученного трупа генерала Страны Огня, вскинул голову к небу, куда вздымались сотни сизых колец. Катана на поясе со звоном сопровождала каждый шаг. Сапфировый хохолок забавно дрогнул и уныло повис, как сгорбившейся старик. — Тогда зачем пришел? По велению странного предчувствия Изуна обернулась, в фантомном удивлении вскинула бровь. Среди уже привычной тьмы проглядывался тусклый огонёк, волнующейся при каждом движении Намикадзе. Синяя душа, подобно отражающему небесную гладь морю, колыхалась и вспыхивала, но неизбежно затухала, следуя неизвестным мыслям и эмоциям хозяина. «Белая, жёлтая, оранжевая, зелёная. Синяя. Пурпурная, красная, коричневая, Черная, — перечислила градацию душ по чистоте Изуна с немой иронией — Забавно. Этот мусор на середине. Как Итачи» Последняя мысль ничуть не порадовала.        Акио неспешно сдёрнул с волос потрепанную зелёную ленту и долго, молчаливо смотрел на неё, гладя стёртый, потерявший все краски иероглиф на развеивающимся конце. Семечко родинки приподнялась вслед кончику пухлых, непривычно бледных губ. — Попросить кое о чём. — Хн, — Изуна не отрывала внимания от вздрогнувшего огонька, наклонила голову, отчего щёку пощекотала выбившиеся прядь — Ты знаешь почему эта армия здесь находилась? Насколько я знаю Огню не за чем её собирать. — Они искали виновного в уничтожении сдвоенного войска на границе со Страной Земли несколько месяцев назад. И, похоже, нашли главный ориентир, — Акио сдавленно хмыкнул, поднимая взгляд на кружащего над ними Агата. Толстые тени под шуршащие взмахи крыльев накрывали собеседников тонкой вуалью. — Ясно. Какова просьба? Намикадзе опустил голову, сталкиваясь с внезапно приблизившейся слепой шиноби. Невольно, взор упал на пустой рукав, танцующий в тисках разогнавшегося ветра. — Убей меня. Акио с треском, громоподобно разрывающим пространство, обнажил катану, сжал рукоять двумя дрожащими ладонями и вонзил её в перед собой, в чавкающую почву, располовинив невовремя попавшейся на пути камень. На лезвии сверкнули лунные блики. Безупречные прежде пряди густым, жирным илом спрятали выражение его лица. — Ты искал меня, хн, — голос Изуны был похож на лиственную шелуху, когда она схватила нагамаки, взмахнула им, поддев острием его опущенный подбородок — Прошёл вслед за армией. Мусор, объяснись. — Без этого не убьёшь? — И не подумаю. — Хо~ А как же месть? Неужели ты простила меня за все покушения? Акио внимал долгому молчанию Изуны, пристально разглядывая искорёженные шрамом когда-то симпатичные черты нездорово бледного лица. Изуна повернула лезвие ребром, практически погладила им безупречную кожу подбородка. Вслед протянулся короткий заалевший мазок, красные капли густо скопились, налились в единую, чтобы пролететь вниз, теряясь в потемневшей, бордовой траве. Хиганбана кое-как передавала ей весь спектр эмоционального фона Акио. Чего там не было, так это липкой безнадёжности самоубийцы, лишь жажда защитить кого-то. Смутно вспоминается мельком услышанные данные о наличие у него ребенка. — Плевать, — отвечает то ли своим мыслям, то ли ему. Резкий, миллионы раз отработанный взмах нагамаки не принёс разнообразия в свербящую пустоту. Изуна ловко отскочила от брызнувшей фонтаном крови. Она хладнокровно слушала глухие предсмертные хрипы, бульканье неудавшихся слов, нёсших бессмысленные проклятия. Свалившийся к её ногам Акио рыхлил красиво подпиленными ногтями землю, оставляя короткие борозды, срывая точно скисшую почерневшую зелень. Смерть его не была легка. Изуна вдохнула ночной воздух, растерявший присущую острую свежесть, считая ироничным незаметно проявившуюся способность видеть души без физической оболочки глаз. Она потёрла тыльной стороной ладони затихшую хиганбану, бесшумно обернулась к спускающимся Агату и Айнону, понимая одно: Ей необходимо смыть всю грязь с одежды и себя, чтобы без проблем закончить дела. И найти ленту. *** В щель раскрытых сёдзи проскользнул с шаловливым прохладным порывом рассветных лучей скошенный кленовый лист, весь светящейся, обнаживший тонкие прожилки. Он прокатился по тёмным доскам, сломив свой путь о ножку кресла, стоящего перед гладким столом. Сидящий за ним Глава клана Нара что-то невнятно простонал, уткнувшись носом в длинный свиток. Кенджи подслеповато, медленно моргал, облизывая сухие губы, немо читающие кривые строчки иероглифов. Он не обратил внимание на затмившийся вечный шум, вяло хлопнул ладонью по поверхности адресованного ему письма, да растекся ленивой лужей, неприятно ударившись о стол лбом. Чернильница хлопнулась, задребезжала тупыми рёбрами, игнорируемая хозяином, запачкала множество неряшливо раскинутых пергаментов, скрепленных алой ниткой, замерла на краю и была легко поймана незваным гостем. — Могла бы и предупредить, — монотонно кольнул Кенджи, наконец решившись посмотреть на вломившуюся на территорию клана Изуну сквозь сальные, свободолюбиво разбросанные волосы — Неужели все голуби умерли? — Хн. Изуна со стуком поставила чернильницу, оперлась кулаком о стол и наклонилась. Её фигура нависла над гипнотически щурившимся Кенджи, несколько выбившихся из пучка белоснежных прядей защекотали его щеки. Он тихо втянул в лёгкие воздух и чуть приподнялся. Его окружил горький привкус табака с нотками лёгкого мускуса, от которого слегка закружилась голова. Кенджи закрыл глаза, ощутимо для Изуны задержал дыхание. — Пиши, — ледяным шквалом осадила Изуна. Стоило раскрыть глаза, как поверх пергамента порхнул белый, гладкий на ощупь лист. — Где ты его достала? — Кенджи перевернул его, оглядывая со всех сторон, согнул уголок, убеждаясь в том, что это точно не замаскированный пергамент — Дорогой материал. — Мой помощник подсобил, хн. Изуна легко схватила из-под носа прежнее письмо, наклонила его и будто всмотрелась, определяя и сравнивая цвет окутывавшей ауры и души Кенджи. Не сходились. У сонного мусора зелёная душа, вокруг пергамента пульсирует насыщенно жёлтый с белой окантовкой. Это вызвало у Изуны отчужденное раздражение. Пальцы слегка смяли пергамент. Владелец этого письма очень близок к Богине Жизни, будучи отмеченным ей. Почему-то подумалось, что ей предстоит много работы, если их пути с наследницей Богини Жизни пересекутся. Вспоминаются пространственные советы призрака «Гармонии», гласившего найти эту девчонку и избежать уничтожения наследия Шинигами и Богини Жизни. Иначе равновесие пошатнется, всё обратится в прах. Если это случится, то умрёт Итачи, Неджи, Саске, в конце концов. «…По возвращении в будущее нужно найти мусорного отца, либо Оюна. Только они дадут полную информацию о состоянии равновесия» — Изуна небрежно бросила письмо, будучи немедленно окликнутая: — Осторожней с ним. Это от Сенджу. — Сенджу? Что Хаширама хотел? Изуна бесшумно прошла к тянущимся под самый потолок шкафам, напичканным скрученными свитками, книгами мягкого переплета, в коллекции даже хранились дощечки. Всё собрание для неё полыхало мятным аквамарином, а кожу щипал приятная энергия, лечебным теплом оседая на её израненной душе. Она нежно провела пальцами по шероховитой обложке одного из сотен произведений. — В официальной части поздравлял с заключенным союзом наших кланов. Это писал котёнок, — Кенджи расслабленно опёрся кулаком о щёку, с тоской глядя в пустой лист — Неофициальной, уже от Хаширамы-сана, хвастался, что скоро склонит Главу клана Учиха к перемирию. — Хн, так время пришло. Эти слова были встречены острым взором пронзительных глаз, впившихся между её лопаток. — Откуда ты знаешь, Цуки? — Не твоё дело, мусор. Лучше выполни свою часть контракта. Изуна продолжила гладить корешки, вспыхивающие при малейшем касании. Мысли её пожирали маниакально, перескакивая с одного на другое, будто по-детски резвились, играя в салочки. Это сводило с ума, перекрывало доступ к кислороду. Итачи остался на тех утёсах с Нептуном, вызывая глухое беспокойство. Вдруг крылатый мусорный предатель вздумает лишить её брата? Тут же одно волнение сменялось рассуждениями о равновесии и Мироздании, переливаясь в планирование наладить связь для возвращения. Третий поток в гудящей голове сетовал на развитие хиганбаны. Непривычно видеть эти вспышки, огни — это напоминает о долгих уроках Оюна, ведающего для Изуны долгие лекции. — От тебя пахнет кровью, — заметил спустя бесконечное, казалось, время Кенджи, оторвавшись от ведения кистью по листку — Чересчур сильно. Отойди к окну, а то меня вырвет. Ты что, армию в Стране Огня истребила? В голосе, несмотря на ожидавшийся шуточный намёк, присутствовал серьезный подтекст. Кенджи действительно интересовался не уничтожила ли она по дороге сборище солдатского мусора. Это ненадолго заставило вынырнуть Изуну из зыбучих песков. — От тебя тоже. До сих пор. Ты убил родного брата. Кенджи поджал вмиг побледневшие губы, отложил длинную кисть на подставку и скрестил в замке пальцы. — Да. Ветер разбавил излишнюю духоту, зависшую немым напряжением на несколько молчаливых минут. Он неуверенно трепал домашнее кимоно хозяина кабинета, холодком мурашек провёл по плечам Нара, будто его касалась сама смерть в странной заинтересованности. —…Кенджи. Он вздрогнул, на миг расширив слипающиеся глаза. С темными кругами под ними Нара был похож на вечно пораженную сову, сорвавшуюся с ветви. Непривычно слышать своё имя из её уст. — Тебя это не гложит? — Изуна промычала нечто невнятное, потянула за особенно потрепанный и сверкающий корешок, стоило раскрыть сухие, потресканные страницы, как в нос неприятно ударила затхлость — Предательство брата. Сестры. Опомнившись, она неуловимо напряглась, слыша треск произведения в своих пальцах. — Что с ней, к слову? Кенджи некоторое время молчаливо смотрел на выступающие сквозь мягкую ткань хаори костяшки лопаток, затем он бесшумно встал и, сгорбившись, как под тяжестью металлических плит, обошёл стол, приблизившись к водящей пальцем по наполовину стершихся иероглифам Изуне. Словно она может так узнать написанное. — Её ждёт дипломатический брак с наследником клана Акимичи. Отношения между нашими кланами следует скрепить. Дашь? Изуна без пререканий передала едва ли не развалившийся сборник, опустила ладонь на рукоять нагамаки, сжимая похолодевшее яблоко. Кенджи пролистал несколько страниц, вернулся на середину, более заинтересовавшую слепую Учиха и тихо хмыкнул. Его губы дрогнули в ленивой улыбке. — В таком случае ты женишься на девчонке из Яманака, хн? — между её бровями залегла еле заметная складка. — Правильно, — ухмылка растаяла, когда он прочёл первые строки стиха. Нара покосился на неё — Тебе прочесть? — Хн? Кенджи оперся правым плечом о полку и легонько хлопнул сборником стихов по лбу Изуны, беззлобно улыбнулся. — Не витай в облаках. Прочесть, что здесь написано? Изуна внезапно ощутила накатившую душевную усталость, тягость того ошейника Киары, ставшего тяжелее, громозже. Та усталость, что скопилась за все прожитые десятилетия в этой вселенной. Она просто хочет всё закончить. Покончить с Киарой, Шинигами, Богиней Жизни и всеми остальными мусорыми божками. Айнон даёт ей силы существовать, является подспорьем для прохождения испытания, но не возвращает жажду жить. Душа трескается, Изуна различает этот звонкий хруст, сип натягивающихся частичек душ Итачи и Саске. Устала. Ужасно устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. Устала. — Ты в порядке? Цуки? — голос Кенджи дрогнул, без способностей хиганбаны выдавая волнение. Изуна навалилась на шкаф, скатилась вниз, на колени, до хруста древесины сжимая край полки. Сердце отчего-то гулко ударилось о рёбра, заныло до знакомой стреляющей боли. — Нормально. Прочти, — прошептала она сквозь частое, порывистое дыхание. Как же тяжело было говорить. В ушах зазвенело, но почему-то сонный мусор было слышно удивительно отчётливо. Кенджи держался на тактично приемлемом расстоянии, несмотря на пугающе нездоровый вид Изуны. Он глубоко вздохнул, сел на прохладный пол, скрестив ноги и выразительно зачитал. Достаточно громко, перекрывая порывающейся кашель Изуны. — Ночь, холод, снег — три слова, Сопутствующих моей мечте. Покинуть этот мир безвольно и безмолвно, Оставить Землю налегке. Любовь, надежда, вера — иллюзия, Пришедшая из глубины веков. Препятствие для всех с рожденья, Освободится от оков. Лишь образ моей бренной смерти, Окутанный сознаньем в пелену. Увековечен навсегда в воображенье, И предан нескончаемому сну. Кенджи сморщился, перевернул страницу и вновь наткнулся на мрачный стих. Посмотрел на обложку, закатил глаза, тем не менее продолжил: — Умереть от меча: Выше чести нет. Ждут меня объятья зимы. По осенним полям Всадник мчит быстрей урагана. Но стрела быстрее. Умирая — торжествую. Мой дух парит над снегами. Наконец свободен. Приветствую смерть, Не страшась ледяных объятий: В мире с самим собой. Лепестки, влекомые ветром, На лица павших ложатся, Красотою скрывая смерть. Плоть пронзает холодная сталь. Мгновение ясности. Смерть — еще не конец. О достойный враг! Оплачу гибель твою, Как первенца смерть. Смерть, пришедшая не в свой час, — Словно пьеса театра Но: Перепутаны маски. Падаю на меч. Алая кровь Напоит цветы весны. Изуна трясущейся рукой вытирает с лица обильно текущий пот, дрожа не то от жара, не то от промозглого озноба. Строчки стихов ложатся в уши точно мелодия последнего оркестра — сплетаясь с мечущимися, как в клетке, мыслями, подобными вязкой трясине. — Я не знаю как этот сборник оказался здесь, — как ни в чем не бывало протянул Кенджи, закрывая его — Твоя рука несчастная, вытянула мусор. — Стихи про кончину не мусор. Смерть не то, чем нужно пренебрегать, хн. Она тоже требует увековечения в стихах. — Это тешит эго Шинигами, — растянул губы в скупой улыбке Нара. Его реплика осталась без ответа. Он нервными движениями растрепал без того лохматые волосы, повернулся всем телом к полноценно севшей Изуне, осматривая ее с ног до головы. Походившие на пакли волосы, лоб с ярким, единственно бросающимся в глаза алым цветком, скрывающая пустые впадины лента периодически колышется от освежающего духоту кабинета ветра, впалые щёки и сухие, потресканные губы. Казалось, с их последней встречи Изуна стала больше походить на ходячую жертву Они. Кенджи отложил сборник в сторону, отвернул голову к раскрытым сёдзи. Издали магнетически покачиваются тонкие ветви высаженного в ряд бонсая. — Смерть неизбежна, Цуки, поэтому я хочу сделать в этой жизни как можно больше, а не винить себя в тех решениях, которые были много раз обдуманы. Это не значит, что я не люблю Кенту с Орихиме. Просто… — Нара замялся, покосился на неё с искривлённым выражением лица — Чем дольше я живу в прошлом, тем меньше у меня будущего. И тем тоньше та нить, ведущая к цели. Что-то всколыхнуло в Изуне эти слова. Она сглотнула горький ком, вставший поперек горла. Перевести тему окончательно не получилось. Этот хитрый мусор ответил на первый вопрос. Судя по всему, это его гложит, но не так, как Изуну мысль о расставании с Итачи. — Так легко бросаешь брата? — Не бросаю, — жёстко отрезал Кенджи, — Я буду навещать его могилу, ухаживать за ней и рассказывать всё, что происходит в клане и в мире. — Думаешь, ему этого достаточно? Он же тебя не услышит. Даже не узнает о том, сколько раз ты навещал его за год, два или десятилетие. —… — Кенджи вытянул ноги, повесил голову, отчего золотые пряди мягко скользнули по плечам — Я убил его и разрушил все мечты, Цуки. Навещать — то единственное, что я способен сделать для него и своего успокоения. Слишком жестоко и больно забывать о нём. Просто невозможно. Изуна безмолвно встала, придерживаясь полки. Она переждала секундное головокружение с подкатившей тошнотой. «Присматривать за Итачи и защищать с расстояния — это то единственное, на что я буду способна. Оберегать его покой так же, как он оберегал мой. Имею ли я в таком случае право эгоистично растворяться?» — Изуна под внимательный, вызывающий зуд взгляд подошла к рабочему столу и нащупала гладкий лист, испачканный ровными чернильными иероглифами. — Смотри не умри там, Курои, — шуточно усмехнулся, остановил шагнувшую на порог веранды Изуну. Пускай она была слепа, Нара спрятал выражение лица за ладонями, вынужденно наблюдая за ней сквозь щели между пальцев. Голос звучал глухо, задушено, растеряв прежнюю леность. Изуна на мгновение обернулась. Её свободные от тисков кандзаси локоны особенно ярко поймали рассветный игривый луч, нежно объявший худой силуэт. Если подумать, она правда хотела бы увидеть сейчас Нара, посмотреть в эти невозможные засасывающие глаза цвета тёмной материи. Раствориться в них, забыться навечно, наплевав на нескончаемый страх прикосновений. Дать слабости выход. Нара Кенджи получил её уважение, решившись на то невозможное, на что Изуне не хватит смелости. Почему-то он начал казаться ей… Интересным. Достойным. Не мусором. — Я помню: ты обещал сводить нас с котёнком выпить, — неразличимым тоном заверила Изуна, чуть помолчав, добавила — Спасибо, Кенджи. Множество кленовых листьев воспарили внутрь, вихрем закружились на пустом пороге вокруг появившейся из воздуха коротко простреливающей молнии. Шкаф вздрогнул и повалились с него, поднимая пыль, сотни учёных трудов и сборников стихосложений, сложились горками макулатуры рядом с ударившим по нему Кенджи. Он медленно опустил покрасневшую ладонь, зачесал назад волосы второй рукой, впиваясь в корни до тянущей боли. — Что за несносная женщина, — сдавленно фыркнул Нара, прошептал себе под нос — Прости, Изуна. По щеке скатилась единственная слеза и засверкала сотней алмазных бликов, пока не растворилась на жёстком полу. *** Изуна села, скрестив ноги на, казалось, слившимся с толстым стволом тёмного дерева валуне, с древних времён заросший липким, насыщенно зелёным мхом. Мелкие жучки спешно семенят по каменной кладке, щекочут кожу, забегают под одежду, без сопротивления путешествуя дальше, преодолевая человеческие преграды на своём пути. Сгустившиеся тучи рисовали искусственные кратеры на небесном пологе, выплёвывали плавно парящие снежинки, невесомо накрывающие плотные, непроходимые кустарники, окутывающие тёплым пледом сваленную ель, робко дотрагиваясь до трудолюбиво сплетённой паутины между сухими ветками над головой Изуны. Ночные тени робко скапливались, предвкушая восход ледяной луны. В этой глухой чаще сквозь кроны просачивались клубы дыма незамаскированного костра. Пахло похлёбкой, углями и огнём. Все запахи заманчиво плавали недалеко от бездействующей Изуны, но были проигнорированы вместе с подошедшем Айноном. Эльф скрестил руки на груди, его длинное ухо дёрнулось, а косые глаза сощурились. — Ужин готов, Изуна-сан. Принимай пилюли и садись к костру. Он не стал дожидаться ответа и исчез, мигнув на верхних путях. Изуна молчала вот уже месяц, словно держала странный обет. Как марионетка, она послушно выпивала теряющие воздействие на организм пилюли, ела всё, чего ей дадут и направляла Агата с Айноном в неизвестную им сторону, отличную от планируемой. Эти переходы были бессистемными, могли утром идти на восток, а вечером окольным путём вернуться на исходную точку. Им ничего не объясняли, даже эльфу. Айнон смутно догадывался о целях Изуны, которая каждую стоянку уходила в укромное, трудно доступное место и долго бездвижно сидела, как приколоченная к полу статуя. Изуна дождалась воцарившегося затишья, обрываемого редкими переливами чирикающих птиц с потрескиванием в отдалении костра. Она вскинула руку с раскрытой ладонью, чуть согнула пальцы, на кончиках которых по малейшему повелению закрутилось несколько чёрных сфер инь энергии. Неровная дорожка мурашек защекотала кожу вплоть до плеча от окатившего противоестественного холода. Она согнула пальцы, пока не остался один с крутящимся сгустком. В прошлом было сложнее управлять энергией. Весь комплекс тренировок Оюна и мусорного папаши облегчили процесс воспроизводства, но они скорее придали понимание её использования, однако стоило перейти на предпоследний этап испытания, как в Изуне словно открылся замок. Возможно, теперь она сможет управлять ей вне зависимости физического состояния тела. В недалёком прошлом это ограничение принесло проблемы. Изуна раскрыла рядом с указательным средний палец. По фаланге взволновался короткий разряд тепла, сконцентрировавший белый сгусток сферы. Ян энергия. Есть ли шанс избавиться от ошейника раньше, чем войдёт в активную фазу объединение душ Артефактом Единения? Изуна уверена, что умрет даже если ей удастся воспользоваться той секундой, когда Киаре придётся освободить её от «Servitute», однако… Не разрушит ли она расшатанное равновесие ещё больше? Что станет с Итачи? Оюн пытался выяснить что дала Киара взамен. Может, здесь кроется лазейка? Изуна пошевелила пальцами, ощущая как холод с приятным теплом странно резонируют вокруг друг друга. Она вспоминала дословную формулировку клятвы Богини, прокручивая из раза в раз эти слова: «Я, Киара Киета, клянусь, что не причиню вреда, как морального, так и физического, людям, хоть как-то связанных с Рина Итэрлитас. Та в свою очередь обязуется носить ошейник пока ее душа окончательно не испариться — искры мимолетно сверкнули, в конец исчезнув — Твоя очередь.» Изуна сжала пальцы в скрипнувший кулак. Всё тело затвердело, выступили прозрачные, голубые вены, скрывшись за воротом хаори. Впервые за долгое время улыбка тусклым лучиком мелькнула на потресканных губах. Рина Итэрлитас не истинное имя. Им является Сора Итэрлисас. Оюн подтвердит её догадки и тогда Изуна найдёт способ снять ошейник. Но почему Киара совершила подобную ошибку? Не знала имени? Изуна потеребила звякнувшую серьгу. Скапливающейся в небе дым от костра рассеялся, истлел, будто сокрушённый клубами пёстрого снега. Нет. Всё прекрасно Киара знала с самого начала. Просто планировала обойти клятву при неповиновении. Тоже не то, ведь «Servitute» делает из, условно, человека раба не только из-за боли — это один из нюансов. Сковывает душу, вживляет лозы с ядовитыми шипами. Чтобы во всём разобраться нужен Оюн. — Изуна-сан. Айнон появился из ниоткуда, прыгнул с толстого сука под тихий свист играющего в ветвях ветра, в руке у него хранился чёрный свиток с гербом клана Учиха. Казалось, его раскосые глаза незаметно сверкали от явного облегчения, а сказанные весёлым тоном слова никак не вязались с содержимым. — Мадара-сан прислал просьбу о помощи. Изуна слегка кивнула, побуждая закатившего глаза эльфа пояснить. — Его брат в критическом состоянии после битвы с кланом Сенджу. Требуется помощь Агата. — И твоя, хн, — облизнула губы она, тихо откашлялась. В горле свербело, на языке противно горчил недавно выкуренный табак. Ожидаемый привкус железа во рту Изуна проигнорировала, смазано вытерев кровь с ладони о внутреннюю сторону рукава хаори. — Да. Что будем делать? Продолжим идти к Тобираме за обещанным? — Айнон проследил за продолжительным кашлем с нечитаемым выражением лица. Изуна грациозно перетекла с сидячей позы, бесшумно сломив под стопой короткую ветку. Она глубоко вдохнула хладный воздух, лишь начавший вбирать в себя присущие зиме ароматы. Вскинула к спрятанному в тучах небу голову. На нос с приятной прохладой опустилась снежинка. — Передай Агату: мы отправляемся к клану Учиха, хн.