Луноликая: В Эпоху Войны

Иногда встречи это не о хорошем. Часто, оно скорее о плохом. Так и случилось здесь. Их появление не стало неожиданностью для патрульных, пронзивших гостей Главы клана трехтомойными шаринганами, чей взор источал настороженную враждебность, от которой зудела кожа. Центральный особняк подарил при пересечении границ тонкого бамбукового забора флер смерти с остаточном привкусом горя на языке. Агат нервно ударил хвостом лопатки Айнона, на плечах которого сидел в уменьшенном виде. Его золотые глаза проницательно ловили следы копоти на каменных плитах дорожки и редкие, но свежие вмятины кулаков на досках складного помещения. Для Изуны запах смерти был уже как родной, лишь кровь продолжала свербеть в носу неприятным послевкусием. Самое странное, что она заметила до входа в особняк были души умерших. У Учиха недавно прошла очередная битва с Сенджу, принесшая большие потери, чем обычно. Повсюду не затихала мертвая тишина, разбавляемая тоскливым плачем не привыкших к постоянной потери близких детей. Скорбь не продлиться долго, это знает каждый, но пока это возможно, пока не возобновилась гонка на выживание Учиха позволяли себе утонуть в собственных чувствах. Безмолвно. Изуна замечала подобное. И с интересом, чудом проявившимся сквозь толщину ледяной пустоты, наблюдала за уходом душ. Их забирал не Шинигами, а его помощники. Жнецы, массивные, гуманоидные создания, видимые ей форменными тенями, размахивающими или прислоняющие к трупам, над трупами, неизвестное для нее вооружение: то очертаниями походило на косы, то на тетради или вовсе пилы или мечи. Оюн упоминал систему забора умерших. Видеть воочию совершенно иное, чем знать. Изуна вовсе пока не привыкла к этим разноцветным огонькам, разбросанным повсюду, просвечивающих даже сквозь стены. Их завели в неуютную комнату с низким столом, застеленным скатертью - единственным предметом мебели. Даже стены оказались одиноко пустынны без традиционных украшений интерьера. Было ли это из-за нервного ожидания необходимости вновь соскочить с места в бега от вычисливших их местонахождение Сенджу? С последнего их нападения и смерти Таджимы подобное случалось часто. Скуку ожидания скрашивали пренебрегающие ими служанки. Две девушки расставляли чайные принадлежности, небрежно протирая стол от пыли и крошек, все продолжая нахально сплетничать о недавнем уничтожении армии Дайме Огня, пускай более их внимание привлекал слух о таинственной угрожающей записке, полученной правителем Страны Огня. — Я не отправляла никаких писем, — тихо заметила Изуна, проводя пальцем по эфесу нагамаки. Айнон затянул глубже капюшон, фыркнув под нос. — В этом нет необходимости. — Хн. Не слишком информативно, но дальше допытываться она не стала. Поступок хранителя не был тем, на чем следовало концентрироваться. Отправил он письмо или нет, какое в нем содержание - ничего из этого не волновало Изуну. Чем больше она вслушивалась в нелепые перешептывания служанок, тем отчетливей понимала, что их едва ли замечают. Открытое пренебрежение, граничащее с презрением, не всколыхнуло пустоту, перебивающуюся лишь мыслями. От них виски покалывало, мигрень стелилась как нельзя гладко по паршивому самочувствию, казалось, загнивающего тела. Изуне было плевать на все, а если и существовала та частичка, притягивающая ее рассеянное внимание, то она находилась в тысячи километров от территории клана Учиха, вдали, пересекавшей цветочные поля, заплесневелые вершины гор, ловящие солнечные лучи, как живительную воду, полей, в компании с очередным предателем. Последнее нервировало больше всего. Она равнодушно погружалась в пучины своих вязких, густых, как патока, мыслей, краем сознания отмечая уход невежественных служанок, скрип досок, оповещающий о прибытии кого-то, кем, очевидно, не является терявшим надежду Мадарой. Звуки шагов этого человека подобны поступи... Не тигра, скорее гиены, страшившейся расслаблявшейся неподалеку львицы. Айнон напротив, следил за поседевшим мужчиной в черном кимоно с хаори внимательно, словно тот уже готовился нанести первый удар. Бессмысленный, оттого и жалкий. Вряд ли этот Учиха доподлинно осознает опасность. Это становится очевидным после полной надменности фразы: — Уходите. Второй наследник в ваших услугах не нуждается. — Отчего же? — Эльф выступил вперед, наклоняя корпус в притворной любезности — Мадара-сама, насколько я осведомлен, лично выслал письмо с просьбой о помощи. — Ваша осведомленность устарела. Глава, как и его младший брат, не нуждаются в помощи... Неподтвержденных специалистов. Шарлатанов, хотел он сказать, поняла Изуна, без интереса оперлась спиной о шершавую стенку. Перепалка между эльфом и стариком продолжились, пока не вылилась в едва сокрытое за любезными масками желание пустить кровь неуступчивому оппоненту. Изуна весь их разговор стояла неподвижно, теряясь в себе точно в сносящей каменные уступы реке, бушующей и топящей. Это бурление заведенных, не приводящих ни к чему размышлений прервалось дрожью татами. Изуна повернула голову совершенно машинально, способная разве что слышать скрип зубов, да разглядывать душу коричневого цвета, словно отмеченной самим Шинигами. Даже не слыша голоса она уже могла сказать кто перед ними предстал, одной ки, что зловещими щупальцами сдавила неугодных, пригвождая спорящего старика к полу, хватило бы. — Глава, — натужно, через силу прохрипел старик. — Первый Старейшина, я же просил вас оставаться в саду. Татами скрипнуло, разошлось тонкими трещинами вокруг стопы тяжело шедшего Мадары. Его горящий сдержанной, а оттого более опасной, яростью шаринган испепелял старейшину, как если бы именно он, а не Тобирама, был виновен в состоянии брата. Впрочем, давление ослабло, когда Мадара повернул голову к безмолвствующей Изуне. Он поправил края надежно запахнутого черного кимоно, прошел к столу и сел, подогнув под себя ноги. Изуна расслышала тихую усмешку эльфа, который вдруг будто потерял голос, источая неприкрытое злорадство. И куда делся тот послушный эльф, с которым она познакомилась в начале? — Я не мог оставить без своего внимание ваше помешательство. В своем желании спасти Изуну-сама вы рискуете благополучием всего клана, приглашая всякое отродье. Выражения старейшина явно посчитал лишним подбирать после прихода Главы клана. Выпад Мадары, незаметный для простого слуха, выдал сип ножек стола, да колебание воздуха, хрипом старейшины, чья шея зажималась в каменной хватке пальцев. Колючая, растрепанная прядь закрыла собой обещавшие медленную смерть глаза, губы скривились, а лицо исказилось в неразличимой гримасе. Мадара с прищуром наблюдал за бледным, не то посиневшим стариком, на чьей шее расползалась сетка синяков. — Помешательство? Так теперь вы называете спасение второго наследника Учиха?! Разъярённый Мадара отбросил его, как куль со старыми вещами. Затрещала деревянная перегородка седзи, порвалась бумага, кусками спадая на застонавшего от боли в спине старика. Он приподнялся, казалось, обратившись в призрака. Его ладонь зависла над раной — из бока торчала окровавленная, отполированная коряга, продолжение развалившийся седзи, с ее заострения гипнотически медленно стекали алые капли, гулко окропляя пол в той короткой паузе тишины. Замершие от страха в неприметном углу служанки захлопотали над старейшиной, подняли его за подмышки и локти, осторожно уводя прочь от неуравновешенного Главы. Мадара резко развернулся к Изуне, в его глазах алел шаринган, кровожадный и источающий ту грань безумия, которую он только готовится пересечь. — Вы нуждаетесь в помощи, Глава Учиха? — красивый голос Айнона не вызывает в Мадаре и долю внимания. Изуне могло бы показаться, что ее сожгут на месте, однако тот всего лишь рокотом подрагивающего голоса заявил: — Ты поможешь мне, кидзё. — Что же я за это получу, хн? — впервые за долгое время прохрипела она, клоня подбородок в немом жесте напускного любопытства — Не пытайся мне угрожать. Это бесполезно. Раскрывший рот Мадара с щелчком стукнувшихся зубов закрыл его, по спрятанным за широкими рукавами предплечьям заструились вены от силы стискивания кулаков, костяшки пальцев побелели, ки едва удерживалась в мощном теле Главы клана. Айнон настороженно шагнул, но не сумел загородить Изуну - та чересчур беспечно, мягкой, невесомой походкой приблизилась к Мадаре на расстояние жалкого полушага, разделявшего их, будто не замечая окружающий невидимый мрак, то напряжение, которое покалывало в воздухе. Агат вздрогнул от клубками висевшего дискомфорта, ничуть не успокоенный поглаживанием эльфа по голове. — Проси, ёжик. Ну же, проси спасти своего ненаглядного братца. Ты знаешь, время истекает. Его жизнь на грани... — хриплый шепот холодным выдохом коснулся его губ и щек — Встань на колени. Мадару перекосило. Все то светлое, казалось, сдулось из него как воздух из воздушного шара при столь унизительном призыве. Он кинул взгляд на закаменевшего лицом Айнона, на сжавшегося Агата, стукнувшего между собой передние копыта, и в один миг расслабился, отпустил гордость, сжимавшую в удушении шею. В горле встал ком. Изуну не метаморфически затошнило. И что она творит? Отвечая на письмо своим приходом она заведомо согласилась помочь, а сцена, которая происходит перед ней будто...Этот ее поступок словно показывает насколько низко она опустилась. Мадара с прямой осанкой, расправленными плечами плавно сел на колени, сложил руки на бедрах, в полном смирении опустил голову. Колючие волосы закрывали обзор на выражение, на его эмоции, однако не было сомнений в том, что всем своим обликом без исключения он напоминал ледяную скульптуру. — Я прошу... Изуна не дала договорить, развернулась на пятках, всколыхнув низы своего хаори, которые с чрезвычайно громким для повисшей напряженности шорохом заструились по полу. Ткань шлепнула Мадару по глазам и подбородку, когда она в очевидном то ли пренебрежении, то ли спешке пролетела мимо Айнона и Агата, на ходу коротко обронив: — Вылечите его. Выполнять. Изуна хотела сбежать. Потому что от одних мыслей пухла, гудела непрекращающейся мигренью в висках, стучала молотками, жестоко вколачиваясь дрелью в череп. Противоречия разгрызали сердце в клочья настолько, что горящая во лбу хиганбана терялась на фоне метаний. Она выскочила в каменистый сад, наполненный неестественным умиротворением, утопленный в солнечных, не прогревающих землю лучах, чья гибкость обводил узоры на песчаных дорожках. Черепица конусообразной крыши сверкала бликами, принимая ласковые, невесомые листья, оторванные сухим ветром от раскатистых деревьев. Изуна сконцентрировала чакру в стопах и запрыгнула на крышу особняка, встав одинокой фигурой, объятой резко, враждебно вдарившим будто со всех сторон ветром. Ее здесь точно заметят, этот приступ слабости, но есть шанс, маленький, практически несуществующий на то, что в суете, в хаосе, творившимся после последнего столкновения с Сенджу ее не узнают, проигнорируют, да что угодно! Колени задрожали, она не стала противиться притяжению - не могла этого сделать. Слух сумел уловить лишь заглушенных стук коленных чашечек, уши набились несуществующей ватой. Свинцовые мышцы тянули вовсю распластаться, вовсе скатиться вниз, однако Изуна сдержалась. Кашель вырывался толчками, боль в грудной клетке становилась невыносимой, пульсирующей, гадкой. Она сплюнула вязкую массу во рту с привкусом железа на языке, ощущая как по лбу струиться холодный пот, стекает за воротник, а дыхание идет с хрипами. Сердце режет, простреливает не понятно отчего: то ли последствие дурманящих мыслей, то ли симптом болезни, не способной заглушиться пилюлями. Изуна впивается ногтями в кожу груди сквозь ткань до незаметной, теряющейся боли, сгибается так, что упирается ненадолго лбом в черепицу, вдыхает как сквозь невидимую заслонку. Сложно, протяжно. Тьма вокруг, разъедающая боль в сердце и в легких. Если все собрать в один мешок, то покажется, словно она на грани смерти, ведь только тогда стук в ушах можно принять за звон колокольчика, оповещающего душу о переходе за черту. Ее даже эта мелочь ждать не будет. Изуна не знает каково это, когда душа рассеивается, растворяется, но знает каково ходить, жить с расколотой душой. Бесконечные страдания, внутренний хаос, который невозможно окончить. Если бы кто-то был рядом, он бы заметил тонкую слезу, скатившуюся по щеке, смотрящуюся со стороны инородно на лице, не испорченном ни единой эмоцией, разве что мимические мышцы корежились, как в припадке, повинуясь боли, требующей выхода. Ей не хватало воздуха, он представлялся ей душным, протухшим, но необходимым. Жар и холод сконцентрировались в солнечном сплетении тугим узлом, сильным, нерушимым. Волосы прилипли к лицу и шее, мокрые от капель пота. Изуна завыла беззвучно, карикатурно раскрыв скривленный рот. Внезапно по организму разлилось тепло, покалывающее приятными мурашками взбудоражило кожу. Боль отступила, но не ушла полностью, а затаилась. Как после принятия обезболивающего - притупляет, но не лечит. Туман рассеялся, позволяя сознанию выбраться из тисков беспамятства, вдохнуть глубже и разглядеть уже знакомый огонек души, колыхающейся и взволнованно трепещущий. — Айнон, хн, — Изуна закашлялась, наконец смогла разогнуться и встать, едва не падая вновь из-за затекших конечностей. — Эгоистичная идиотка, — голос эльфа еще никогда не звучал так холодно отрезвляюще, словно пощечина — Ты перестала принимать пилюли? Закончились? Почему не сказала? Подойди, я проведу поверхностный осмотр. — Нет. Айнон вздрогнул от столь бескомпромиссного отказа, уши под капюшоном напряглись, позволяя на несколько секунд разглядеть их очертания, а раскосые глаза сузились. Тон наследницы сделал атмосферу еще более нагнетающей, висящей неприятной, вязкой тишиной между ними, где даже звуки шагов прислуги под ними, этот ритмичный стук стал громом в ясном небе. Изуна не обращала на него внимания, игнорируя сверлящий взгляд, от которого внутри все само по себе напрягалось, готовилось к прыжку в пропасть. Она расплела пучок на затылке, проведя большим пальцем по бирюзовому камню в кандзаси и собрала белые волосы в более опрятную прическу. — Вы закончили с Изуной? Где Агат? - скрипучий голос звучал пусто. Чересчур тускло для той, кто мгновение назад корчилась в муках. — Изуна-сан, почему ты не принимала пилюли? Ради Шинигами, ответь же! — Эльфийский мусор, хн, не заставляй меня показывать тебе что произойдет, если ты продолжишь повышать на меня голос. Стук сомкнувшихся зубов мог бы причинить призрачную боль, дрожь в сжатых кулаках длилась не более пары секунд. Эльф вскинулся, нахально сомкнул пальцы на ее плече, с силой, выдававшей переполняющее его раздражение. — Ты хочешь умереть раньше времени? Идиотка, ты же знаешь, что этим ничего не кончится. Если поняла меня, то прими пилюлю, иначе я заставлю... Черепица хрустнула, неизмеримо громко в удушающем безмолвии, повинуясь всплеску сдавливающего органы ки. Она начала крошиться, чернеть, в воздухе витал выворачивающий запах гнили. Айнона лишь задевало мельком, без намерения навредить, припугнуть. Изуна свернула ки с тонкой дозировкой ее энергии и исчезла в треске райтона, стоило Айнону отшатнуться. Только после этого он прекратил сдерживаться из последних сил, упал на колени в той же позе, в которой корчилась наследница всего несколько минут назад. *** В тускло освещенной свечами комнате стоял терпкий смог, переплетающийся с тонким привкусом меди. Воздух густыми струями словно сжимал шеи находящихся внутри, дыхание перехватывало до головокружения, однако ни у кого не возникало и мысли выйти. Мадара сидел на коленях перед братом, прислушивался к его сипящим вдохам. Изуна был мертвецки бледен, кожа руки, соприкасающаяся с ладонью главы клана, пробирала холодом смерти. Казалось, единственное разделяющее его душу от лап Шинигами являлся хлопнувший крыльями Агат. Он устало прикрыл глаза, закрываясь от привычной, но от этого не более приятной картины перед собой. Его копыто, глухо цокнувшее о доску, задело окровавленный бинт — эти липкие лоскуты неряшливо разбросаны повсюду, выглядывая из-за чугунной, наполненной заалевшей водой миски. — Он будет жить и выздоровеет при условии соблюдения рекомендаций. Для начала проветрите помещение, уберите свечи и, естественно, прекратите курить, Учиха-сан! Мадара скривился, но послушно потянулся к курительной трубке, пальцами туша фитиль, взмахом ладони приказал слугам, сторожащим в углах, и те раскрыли фасума. Клубы смога устремились в коридор стремительным порывом, заменяя собой свежий воздух, а свечи погасли от дуновения ветра, гулявшего с раскрытых окон коридора. — Единственное, ваш брат не сможет вернуть былой уровень мастерства. — Что ты имеешь ввиду? Любого бы взор кровавых шаринганов Мадары привел в ужас, в мандраж и состояние полной растерянности. Агат напротив, был чрезвычайно спокоен, лишь эти проникновенные глаза блестели в печали по чужому горю. — Тобирама раскрошил часть позвонка Изуны-сан, а яд пробрался глубоко в ткани внутренних органов. Чудо, что мне удалось предотвратить его гибель. В остальном, ваш брат может считаться... — Инвалидом. Для клана подобный исход ничем не лучше смерти. Это понимал Мадара, сжимающий ладонь спящего брата, слушая его сопение. Шаринган потух, заменяясь черной, могильной радужкой, он прикрыл веки, сгорбил спину, как старик, утонувший в своем унынии. Никто из них ничего более не говорил: не находил слов, да и не было в этом необходимости. Агату смотреть на подобного великого шинобы было, откровенно, нелегко. Он неуверенно покачивал хвостом, косясь на Изуну, чьи черты лица слишком сильно напоминают его мастера, если бы та не получила столько уродливых шрамов. Наблюдая за вторым наследником Учиха мысли сами собой уносятся вдаль. Произошедшее между ними, между ним, Нептуном и мастером, беспокоило Агата. После геноцида их народа у него остался лишь брат, затем их спасла Изуна, все перенесенное будто на время забылось в этом приключении, пока в конечном итоге их физические тела не убил старик Керо, а дальше...Наступил ад? Агат не уверен как точнее охарактеризовать их отношения. Нептун завидовал Изуне, ревновал отца, извратил всё, но не без здравого зерна, а сама мастер стала хуже с годами. Мягкосердечный Агат часто размышляет об этом, когда молчаливо сопровождает Изуну. В конечном итоге... Заметное присутствие всколыхнуло посвежевший воздух острым напряжением. Белые волосы привлекли к себе внимание, сконцентрировав на себе пару злобных, презрительных глаз Мадары. Агат задумчиво оглядел мастера, встал, понимая, что уже пора без лишних слов. Он шагнул, уменьшился в размерах, но не взлетел на плечи Изуны, только тогда отметив отсутствие Айнона. ...Им же придется расстаться. Навсегда. — Где Айнон-сан? Агат ощущает на себе ее взгляд, щекочущий, пронзающий душу до самой ее сути, невзирая на отсутствие глазных яблок. Отвратительно. Противно до шевеления цветастых перьев на затылке. — Наказан, хн. А ты, Агат... И почему-то он не испытывает от этой правды сожаления. Разве что... — Нам нужно поговорить, — Изуна наклонила подбородок, ее хриплый голос понизился в попытке скрыть надрыв — Мадара, советую помириться с ростинкой. Иначе это война заберет у тебя последний лучик света. ...Досаду. *** В ушах свистел ветер, холод противно кусает щеки, извилисто пробираясь под одежду. Белые волосы окропляет хрустальными снежинками, кружащимися с вершин сливающимися в одно полотно мрака туч. Внизу теряются километры заснеженных полей, безлюдных и безжизненных, опорожненных обмороженными старыми трупами павших воинов. Изуна держалась за золотистую шерсть Агата, расслабленно развалившись на его огромной спине. Они держали путь к клану Сенджу, те, в отличие от Учиха, не меняли своего местоположения, защищая территорию от нападок благодаря барьеру Узумаки. По крайней мере так доложил Айнон, обросший за последние годы связями. Он ушел из гильдии...Точнее из организации...Шинигами знает как теперь эту структуру называют, в любом случае эльф не отрекался от них. Она не представляла, что будет делать после посещения Тобирамы. Связаться с Мирозданием сложно, недавно начало что-то получаться, но Изуна не уверена когда удастся переместиться в настоящее. Чем раньше, тем лучше. Разговор с Агатом вышел коротким, как и рассчитывалось с самого начала. Давно стоило подвести черту. Изуне вспоминается условие их отца, по которому связь оборвется. Нептун должен найти выживших духовных существ с ее помощью, а Агат узнать как можно больше об энергии, ее течении и происхождении. Как глупо. Словно ее теперь будет волновать умрут они вместе с ней или выживут. Ложь. Изуне не плевать. Она сама путается в себе. Чем дольше, тем гуще окутывается в паутину непонимания. Ничего не видно. Тускло. Засасывающая пустота усталости. Или уже безразличие ко всему? Изуна вернулась к мыслям о разговоре с Агатом, боясь провалиться в эту неконтролируемую воронку навязчивых чувств. Единственное, что она ему тогда сказала и на что получила лишь молчание: — Я не знаю почему у вас с Нептуном так переменилось отношение ко мне, понимаю, что не получу ничего, помимо оскорблений, но не забывайте. Именно я спасла ваши жизни и однажды вы обязаны мне отплатить. Если Итачи или Саске заключат с ними контракт, как призывные животные, то их безопасность от высших сущностей гарантирована. Изуна ощутила тонкую вязь барьера, через которую пролетел Агат. Свист ветра усилился на несколько секунд, хлопки крыльев с мягкой посадкой. Они приземлились неподалеку от границы барьера, вскоре сюда стекутся все патрульные Сенджу, возможно даже сам Тобирама. Как сенсор, он в числе первых узнает ее присутствие. Несмотря на спячку Курамы его чакру невозможно с чем-либо спутать. Стоило Айнону и Изуне слезть с Агата, как их окружила группа шиноби. То тут, то там хиганбана ловила одни и те же эмоции, разноцветные души пестрили всюду, вызывая мигрень, покалывание в висках, во лбу. Сухой кашель вырвался изо рта, скрытый ладонью, брызги макроты испачкали кожу. В грудной клетке полыхнуло болью, она едва сдержала стон, скрипнув зубами. Отвратительно. Среди пурпурных, зеленых и оранжевых особенно выделялся холодный синий огонь, полыхающий до ослепления красиво, словно вспышки солнечных лучей на хрустале льда. Чтобы отвлечься от паршивого состояния Изуна сосредоточилась на нем, отличив совершенно иные эмоции этого человека. Глубокая симпатия, что ближе к любви. Любовь, что близка к одержимости. Она утрирует, да...Так знакомо, настолько давно она считывала похожие чувства по отношению к себе. Вскинула брови, не успела удивиться, как град кунаев атаковал со всех сторон под грозный рявк: — Нет! Изуна качнулась вперед корпусом, взмахнула наотмашь рукой, вплетая в бьющий ото всюду ветер собственную чакру и мягко направляя. Треск лезвий, лязг от падения оружия на случайные камни и заснеженную землю. Пение райтона, приятно волнующего мышцы. Агат шумно хлопнул крыльями, острые перья всадились в бедра неповоротливых Сенджу, скрип натянутой тетивы, материализующейся в руках эльфа вязью энергии, но не пущенная в воздух. Потому что Изуна полыхнула ки. Всего секунда, а этого хватило. Снег растаял, жухлая трава почернела, запахло гнилью. На обнаженное лезвие нагамаки упало несколько снежинок, когда оно прислонилось к первой попавшейся жертве, чье дыхание, казалось, оборвалось в одно мгновение. Неприятное кряхтение резануло чуткий слух, кровь стекла по горлу из тонкого пореза. Изуна опасно приблизила острие к шее Сенджу, бесстрастное лицо окрасилась ледяной улыбкой, от которой у шиноби застыла кровь в жилах. — Я пришла в гости, котёнок. Спутанные эмоции стали ей наградой.