Девять кругов

После Нового года, Анита просыпается опустошенной. Она пустила Кащея вновь в их спальню, и сейчас он прижимал голое юное тело к себе, при этом тихо сопел ей на ухо. И если раньше она спала тут, кутаясь в одеяло, чтобы спрятаться от холода, то сейчас тело Кащея, как и его дыхание обжигало. В голове всплывают воспоминания о вчерашнем вечере, и как она обманывала человека. И это была не просто маленькая ложь, а целая схема, которую разработал мужчина лежавший рядом. От самой себя становилось тошно. Вдруг тот мужчина был хорошим человеком? Что было бы если бы Анита отказалась? Всего этого она не знала. Да и жалеть сейчас о чем-либо было бы не к месту. Она уже совершила свой грех, и готова была за них расплатится. Анита вылезает из объятий Кащея, а тот, наоборот, сильнее вцепляется, словно не хочет ее отпускать. Но спустя пару мгновений, она словно змея ускользает из кровати, накинув поднятую с пола рубашку. Подцепив сигареты с коридора, Анита приоткрывает форточку на кухне, впуская морозный воздух внутрь. Ледяными пальцами чиркает спичкой, и закуривает, облокотившись о кухонную тумбу. Если раньше Анита постоянно морщила нос от запаха сигарет, то сейчас сама каждый день, да еще и по несколько раз вдыхала едкий дым в себя, причем намеренно. Сигареты стали чем-то вроде отвлечения. Они помогали успокоится, унять тремор рук, и даже как-то заставляли Аниту включить мозги. Голова немного болела после вчерашнего, но Анита навела себе и Кащею кофе, и сделала бутерброды, ибо на большее сил не было. И опять сигаретка. Кофе с никотином звучало как самая бредовая, но при этом самая расслабляющая вещь на всем свете. Как минимум ей так казалось. Кащей заходит на кухню вальяжно, почесывая немного мятые ото сна кудри. При виде Аниты в своей рубашки, он улыбается, поедая ту глазами. Нравилась. Прикипел он к ней, как бы сам того не отрицал. Анита даже пикнуть не успевает, как оказывается в кольце рук, а после он тягуче, и так влажно целует ее, проникая языком в рот. Кащей всегда целовался так, будто выпивал часть души. Но при этом практически всегда это заставляло Аниту таять в его руках словно пластилин. Ее пальцы холодные, проходятся по голым крепким плечам, и она сама обнимает его. Уйти не может. Не отпустит. Он скорее сам убьет ее, отдаст пацанам своим, продаст, но дать разрешение чтобы она ушла — нет. Кащей ясно дал понять, сказал, и, наверное, еще покажет ей, что такое его любовь. А Анита так хотела его любви. Когда-то. Сейчас же, когда они пережили уже определенные ситуации, Анита не была уверена нужна ли ей его любовь. Любила ли она сама? Ее чувства к нему напоминали зыбучие пески. Чем больше она пыталась выбраться, тем сильнее все затягивалось. Он был для нее одновременно болезненными воспоминаниями, и при этом невозможностью разорвать с ним связь. Была ли это любовь? Или ее раненная, истощенная душа просто уже цеплялась хоть за что-то? Она видела в Кащее нечто большее, чем он сам был готов признать. Возможно, это была иллюзия, ее попытка оправдать свою привязанность. Но каждый раз, когда он открывал перед ней что-то человеческое, пусть даже в грубых жестах, она цеплялась за это, как за последнюю надежду. Она цеплялась за Кащея, как за последнюю соломинку. Оставшись одной, разбитой им же, самое смешное что Аните чудилось, что Кащей и был одновременно спасением. Все походило на нездоровую привязанность, которую невозможно было контролировать. Кащей ее грубыми пальцами чуть ли не сдергивает рубашку с ее хрупкого тела, а губами прикусывает, наверное, слишком нежно кожу чуть ниже ключицы. После его «наказания» он был…немного мягче. Пальцы не так грубо впивались в ее мягкую кожу, засосов на теле и синяков в принципе оставалось мало. Или все это казалось ей? Кащей подхватывает ее под бедра, и сажает на стол, скидывая рубашку куда-то на пол. Анита смотрит на него пьянящим, открытым и полным желания взглядом. У Кащея вызывает это лишь ухмылку. Сейчас она открыто демонстрировала свое тело, видя, как глаза превращаются в бездну желания, которое он испытывал к ней. Чуть выгибает спину, и разводит ноги, а у Кащея окончательно срывает крышу. Кащею не нужны были слова, лишь ее мольба. Хотелось, чтобы девочка сама желала, умоляла об этом. Только Костя не понимал одного, что правила игры немного изменились. И он сам до этого довел. Сам сломал, оставил ее по кускам собирать себя и не проконтролировал. Вот девочка и собрала себя сама, как ей хотелось. А ей хотелось, чтобы умолял Кащей. Чтобы он прямо сейчас встал на колени, и смотрел этим же взглядом исподлобья на нее. Анита стала зеркалом Кащея. Его копией, если даже не превзошла в некоторых смыслах. Костя подходит ближе, и его пальцы движутся к шее смыкаясь на ней. Аните так привычно от этого ошейника, что она лишь прикрывает глаза и выдыхает, выгибая спину ему навстречу. Он ловит ее выдохи губами, втягивая в очередной сладкий поцелуй. Каждый ее взгляд, каждое движение казались вызовом. Анита была чужой в его мире, и это злило его до безумия. Она заставляла его чувствовать себя уязвимым, открытым. Она смотрела на него так, как никто другой, будто видела что-то, чего он сам уже давно не замечал. Её вера в то, что в нём осталось что-то человеческое, раздражала и в то же время звала к чему-то большему. И даже несмотря на то, что Кащей сделал, она обхватывала своими длинными пальцами его плечи, позволяла себя целовать, стонать под ним, и трахать ее так, как хочет именно он. И кто тут главный, и нам ком еще ошейник, заставляло задумываться. У Кащея на Аниту стояло, наверное, всегда. Особенно когда она такая. Развязная, сексуальная, и до одури горячая. Его язык проходится по вставшим соскам, и один из них он прикусывает, слегка проходясь по ним зубами. Анита рвано выдыхает, зарываясь пальцами в кудрявые волосы, пока палец Кащея входит в уже мокрое лоно, и тут уже стонет он. Противный телефонный звук заставляет Кащея грубо выругаться, а Аниту вздрогнуть. Вся атмосфера рушилась как кирпичный домик, но Кащей продолжает покрывать поцелуями тело, пока Анита упирается руками в его плечи. — Звонят Кость, — выдыхает она. — Похуй, — глухо говорит он, продолжая двигаться в ней. Анита цепляется пальцами за столешницу, впиваясь в нее пальцами, и стонет. Так мягко и нежно, что Кащей сильнее прикусывает кожу на груди, доводя свою девочку до оргазма, желая услышать ее громкие стоны. И слышит. Вперемешку с телефонной трелью. Когда Анита кончает, он быстро целует ее, и снимает со стола. — Ответь уже, заебали блядь, — фыркает Кащей, и берет чашку остывшего кофе без молока, закуривая. — Давай быстрее краса, я еще не закончил с тобой. Анита посмеивается, и накинув рубашку, берет трубку телефона. Там слышится знакомый голос, но Анита никак не может его вспомнить. — Мы знакомы? — сразу спрашивает Анита. Облокотившись на стену, она рассматривала старый ремонт, и дырку в стене, которую сама и расковыряла. Ремонт бы сделать что ли. — Анит, это Люда, — Анита выпрямляется словно струна. Услышать бывшую девушку своего мужчины не самое приятное занятие. — Ну на потоке с тобой училась и с… — Я поняла, — холодно говорит Анита. — Зачем звонишь? Или тебе его позвать? Голос словно сталь, а сама чуть ли не трясется. Не понимает зачем та сюда звонила. Может Кащей все же имел связь с ней? и если да, мог ли быть это повод чтобы уйти? — Не подумай ничего, — голос Люды хриплый, и какой-то слишком отчужденный, что аж мурашки по коже. — Мне ты нужна. Маринка умерла. Анита забывает, как дышать. Марина. Маринка Соколова, которая была ей подругой. Которой она конфеты, печенья таскала, вещи приносила, которая ее пить учила. Маринка, с которой они гуляли по парку и смеялись, которая в Казани первая с ней познакомилась и стала общаться, «уча» жизни. И тут так резко ее нет. — А…а ты откуда знаешь? — шепотом спрашивает Анита. — Вы знакомы? Были. — Да, — быстро отвечает Люда. — Там долгая история. На похороны придешь? — Я…да. Конечно приду. Скажи, где и когда, и чем помочь? — Деньгами, — быстро отвечает Люда. — Маринка же одна, у нее бабушка только. Да и у Кащея денег навалом и… — Я не просила говорить о своем мужчине, — осаждает ее Анита. — Адрес. Люда быстро диктует ей адрес и время, и Анита записывает на клочке бумаге это, и позже сбрасывает трубку. Почему-то именно осознания что это случилось, до Аниты не доходило. Она возвращается на кухню бледная, словно смерть. У Кащея улыбка тут же спадает. Он тушит сигарету в пепельницу и ставит чашку на стол с громким стуком. Сам ее талию оплетает, утыкаясь носом в теплую шею, а его шепот окутывает все пространство. — Че стряслось, краса? — Маринка умерла, — ее голос глухой, словно из него жизнь пропала. — Прикинь Соколова Маринка. Умерла. — Как так? — хмурится он, а сам пальцами ее кожу на талии поглаживает. Анита невольно зарывается пальцами в его волосы, и пытается успокоить себя, массируя голову. — Не знаю, похороны завтра, — тихо говорит Анита. — Денег дам, че там надо если че помогу, — быстро говорит Кащей и смазано проводит губами по щеке. — Давай краса, че ты. В себя приходи, нормально все будет. — Я ей столько всего наговорила Кость, — Анита всхлипывает, и Кащей сжимает челюсть, пока Анита утыкается лбом в его плечо, и сжимает торс. Маринка умерла, родители на телефон не отвечали, да и Анита потеряла какое-либо желание звонить. Все катилось куда-то непременно в тартарары, а Анита словно в центре этого всего. Кажись еще немного и сама она рассыпется. — Давай не хныкай краса, — четко говорит Кащей. Берет ее лицо в свои руки, и невесомо касается губами ее губ, параллельно вытирая пальцами слезы. — О мертвых либо хорошо, либо никак. Слезами ты уже не поможешь. А ты знаешь, как я не люблю твои слезы. — Только мои? — с усмешкой спрашивает девушка. — Только твои, — уверенно говорит он, и целует ее в лоб. *** Погода была ясной. Ни снега тебе, ни противного дождя. Лишь ясный день, и блестящий снег, который хрустел под каблуками Аниты. Она сильнее кутается в шубу, поправляет ее кажется в тысячный раз, и платок на голове черный сильнее завязывает на шее. Не была никогда на похоронах, да и надеется не побывает больше. Людей собралось немного. Какие-то непонятные пацаны, две женщины, наверное, с Марининой работы, бабульки соседские, и…и Люда. Встретится с ней вот так Аните бы не хотелось. Да и в принципе встречаться именно с Людой не было смысла. Ей хочется снять, спрятать кольцо на безымянном пальце, но рука не поднялась. Она еще и придерживала шубу, и солнце отблескивало от бриллианта. Люда на все это лишь хмыкнула. Выглядела плохо. Сухие волосы торчали из-под платка, искусанные в кровь губы, и огромные синяки под глазами. А сама Люда Аниту таким взглядом завистливым проедает, что самой хочется провалится. Анита деньги Люде дала, только пацаны отказались вафлершу нести, и пришлось нанимать мужиков, которым на понятие эти откровенно плевать. Вот они и заносят ее гроб на кладбище, давая время попрощаться. Анита видит мертвенно бледную Марину, и не верит, что больше смеха ее звонкого не услышит, не увидит лукавой улыбки и горящих глаз. Все словно не настоящее. Подходит к ней, крестится, и целует в лоб, ощущая холод. Прощаться тяжело, но осознавать, что этого человека больше не существует — настоящий ад. Маринку в глубокую яму кладут, и им предлагают бросить по горстке земли, и Аните хочется уйти как можно быстрее отсюда. Она повторяет движение за Людой, и та неожиданно встает рядом с ней. — Красивая цацка, — шепчет Люда, кивая на кольцо. Анита тут же прячет руку в карман шубы. — Мне такое не дарил. — Ты зачем нас сравниваешь? — брезгливо говорит Анита. Она считала, что разговаривать о таком на похоронах было кощунством. — Не стыдно? — Считаешь меня хуже себя? — хмыкает Люда. — Сама такой станешь. С ним по-другому нельзя. Если ты его — то вся в золоте купаешься. Как только не нужна, он тебя как бродячую собаку выкинет. — А ты все надеешься, что он к тебе прибежит? — уточняет Анита. — Кащей придет, — уверенно говорит Люда. — Всегда приходил. — Пусть идет, — холодно говорит Анита. а у самой сердце щемит от мыслей что он уйдет, хоть с одной стороны и рада. — Я не держу. Он человек свободный. — Сука ты, — выплевывает Люда. — И Маринку за собой потащила. — О чем?.. Аните не дали договорить, когда один из мужчин начал говорить заготовленную речь про Марину, и все присутствующие крестятся. Ставят ей крест деревянный с ее инициалами и датой. Соколова Марина Валентиновна. 10.02.1968 — 03.01.1990. Жалко ее было. По-человечески, по-простому. Марина не заслужила, независимо от того, что она сделала. Люда же словно совсем этой жалости не испытывала. Оглядывала Аниту и думала какая шубка у нее теплая, пока она в стареньком пальто ходила, или как цацки красиво переливаются на январском солнце. Хотелось Люде обратно к Кащею. Тот приласкает, даст ей все что та попросит, и жопа ее бы в тепле была. Сама все испортила. Подсела на наркоту слишком быстро, а Кащей таких не любил. Ему нравились чистенькие, ухоженные и красивые. А Люда сейчас скорее на мышь похожа потасканную. И сама ведь знает это и понимает. — И, если тебе так к Кащею хочется, — бросает ей напоследок Анита. — Вперед. Убедишься в очередной раз что ни души, ни сердца там нет. А если и где-то запылились остатки, все они уже мои. И уходит. Оставляет свое прошлое, наверное, окончательно. Марина была единственной, не считая родителей, которая связывала ее с прошлой жизнью. Где Анита еще не знала, что такое деньги, где не знала, что такое зависимости, и самое главное, что не знала, что такое Кащей. *** Наташа Желтухина была всегда сколько себя помнит примерной девочкой. Хорошо училась, помогала родителям по хозяйству, а Вадим с нее пылинки сдувал. Кажется, они с братом друг в друге не чаяли души. Любили и оберегали всегда. А потом Вадим неожиданно уехал. И все. Наташа совсем перестала узнавать брата. Переживала, даже плакала, но тот только слезы вытирал большими пальцами и в висок нежно целовал, нашептывая ей успокаивающие слова. Да и не влюблялась Наташа никогда. Если только в соседа Сережу, у него папа тракторист был, а сам Сережа тоже отличником был. Они до ее десятого класса повстречались, и Наташа укатила в Казань. Ни о каких отношениях или любви она даже не думала. Всегда ставила учебу на первое место, и постоянно Аниту отчитывала за ее безрассудную любовь, да и тем более к кому! К бандиту! Как вообще нормальная девушка на такое согласится? Вот и Наташа не знала. Пока не влипла по уши. Владимир Суворов был слишком…настойчивым. Она прекрасно помнила, как Анита в ДК затащила ее в круг к каким-то парням, и как она чувствовала на себе насмехающиеся взгляды. Помнит, как убежала с Анитой, лишь бы Вадик не увидел, что она якшается с группировщиками. Но Вова то прекрасно запомнил Наташу. Настолько, что пока Анита успешно прогуливала пары, он оббивал порог их института. Она ему то «отстань» кинет, то пригрозит чтобы больше не приходил. А тот, как дурачок, наоборот, ее и провожал и встречал с пар. Как мальчишка ей богу. Носил ей конфеты, жвачки, и даже колготки подарил. Наташа конечно же отказалась, она же приличная девушка! А Вова ей эти колготки в пакет незаметно подложил, и когда Наташа их нашла, то впервые улыбнулась. Так и пропала. Вместе с ним. Кино, украдкой поцелуи и тайные встречи. Все будоражило ее сердце и душу, и вот уже она по уши влюбленная. И плевать ей что Вова бандит, плевать что в фанеру детям прописывает, и также мелочь с некоторых трясет. Ее Вова не такой. Ее Вова с родителями познакомил, сказав, что женится. Ее Вова мягко целовал, и грел ей руки, когда они шли домой. Ее Вова ей на Новый год магнитофон подарил, и включил ту песню, под которую они первый раз в ДК танцевали. Так что Наташа была уверена, что ее Вова другой. не такой как все бандиты и группировщики. Поэтому Наташа неслась к Вове словно мотылек на огонь, и совсем не боялась ни сгореть, ни умереть. Ведь Вова этого не допустит. *** Через неделю, когда Анита наконец-то выходит на учебу, она рассказывает подруге то, что происходило у нее в жизни. Девушка замечает, что Наташа витает в своих мыслях, а на ее губах словно прилипла улыбка. — Тебе Вадим шубу подарил? — с прищуром спрашивает Анита. — Чего? — хлопает глазами Наташа. — Нет конечно, это сколько деньжищь. — Ниче, он себе позволить может, — тихо говорит Анита. — А что ты улыбаешься так, будто все преподы поставили тебе все зачет за все курсы? — Да я так, — отмахивается Наташа, но теперь интерес возникает и у Аниты. — Нет уж мадам, — она быстро выхватывает у нее тетрадку. Они сидели в столовой и дописывали лекции, решив прогулять эту пару. — Говори давай, или я тебе тетрадку не отдам. — Анит! Отдай! — Наташа тянется к ней, но Анита ловко перекидывает ее в другую руку. — Расскажешь и отдам. — Ладно, — сдается Наташа, но прекрасно видно, как подруга недовольна. Анита держит тетрадь в своих руках, но подносит ее к подруге ближе. — Отдавай. — Расскажешь и я отпущу, — самодовольно говорит Анита. в глазах пляшут черти, и Наташа закатывает глаза. — Я кое с кем встречаюсь и… — И ты молчала?! — громко восклицает Анита, и поварихи смотрят на нее недовольно, цыкая. — Извините. — Да, молчала, — кивает Наташа. А сама взглядом уперлась в стол и подмечает все неровности на нем. — Не думаю, что ты одобришь. — Нат, — четко говорит Анита, и заставляет смотреть на себя. — Я приму твой любой выбор. Пока ты счастлива, и он тебя не трогает и не обижает, мне плевать кто он. Хоть бездомный. — Это Вова Суворов. — Что?! — они сказали это практически одновременно. Наташа прикусила губу, и опять избегает взгляда Аниты, пока вторая, наоборот, расширила, итак, свои большие глазищи кажется еще больше. — Наташ я может не расслышала. Ты че с Адидасом? — Ну да-да, Адидасом, — фыркает Наташа. — Я не виновата. Это случайно произошло. — А как же то, что бандиты плохие и бесчестные люди? — с некой иронией спрашивает Анита. — Вова не такой! — быстро говорит Наташа. — Прекрати судить всех по Кащею. — Ладно-ладно, — примирительно говорит Анита. — И как это произошло? — Ой Анитка! Он оббивал пороги института, встречал, провожал, конфеты покупал, в кино водил, ну я и как-то сдалась, — Наташа лучезарно улыбается, а у самой щеки аж краснеют. — В общем я по уши влюбилась. — Ну и я рада за тебя, — смеется Анита. неужели она также выглядела когда Наташе постоянно про Кащея болтала? — Пойдем я покурю, и продолжим. Наташа с осуждением смотрит, но молча кивает. Они быстро берут вещи, и прячутся в елках. Последние дни снег в Казани был только ночью. Скорее даже пурга, а не небольшой снегопад. Зато днем была красота. Светило солнце, и не было какой-то мазни под ногами. — Он уничтожает тебя Анит, — аккуратно, но с беспокойством говорит Наташа. — Я не хочу это обсуждать, — отрезает Анита. Как будто она сама не знала, что Кащей уничтожает. — Хочешь ты этого или нет, но ты уже не та, кого я знала. Ты стала… как бы сказать… его вещью, — потупив взгляд говорит Наташа. — Ты даже курить начала. Анита молчит. Эти слова приносили ей боль. Она и сама понимала, что в руках Кащея она — лишь игрушка. Чуть надави, и кукла треснет. Но Анита скорее стойкий оловянный солдатик, нежели чем кукла. Ведь все еще жила. Не сломалась, и не сдохла от его изощренных пыток. Наташа легонько толкает ее в плечо, пока Анита подкуривает. — Анит я не хочу обидеть, но ты словно с розовыми очками, но Кащей он не тот. Мне Вова рассказывал и… — А Вова твой, ебало прикрыть не хочет? — рявкает Анита. — Я люблю тебя, но и Вова твой не подарок. С меня эти гребанный розовые очки сорвали вместе с кожей Наташ. Такой участи я для тебя не хочу, а потому и молчу про твоего Вову. И Анита молчит. Не говорит, что когда Вова пацанов на Хадишевских повел, то там еще один пацан умер. Не говорит, что Вова идет наперекор Кащею, пытаясь сделать как лучше, а делает как хуже. Молчит, что Вова ее, просто тепличный мальчик, который от скуки стал по понятиям жить. — Я не могу рассказать тебе всего, и ты это знаешь, — уже намного тише говорит Анита. — Иногда лучше не знать. — А может, ты просто не хочешь делиться. Ладно, молчи. Но когда всё рухнет, не вини меня за то, что я не смогла остановить тебя вовремя, — горько говорит Наташа. — Я пойду, чуть замерзла. Ты придешь? — Нет, — сразу говорит Анита. — У меня еще дела есть. Наташа кивает, но в этот раз на прощанье не обнимает, да и Анита не просит. Не было у нее на самом деле никаких дел, просто попытки Наташи спасти ее становились все более навязчивыми. И ведь Анита не рассказывала, чтобы наоборот подругу уберечь, а не потому, что не доверяла, но та словно не понимала этого. Теперь водилась с этим Вовой, который мог наплести ей с три короба, а Аните потом это все как объяснять? Раздраженно тушит сигарету, и поправив сумку идет к выходу с территории института, и едет в одно место, в котором последнюю неделю была чаще всего. *** Когда Анита проходит через ограждения кладбища, находя свежую могилу, то присаживается на хлипкую лавочку. Ее взгляд словно был загипнотизирован фотографией Марины, где та еще улыбалась, но перевязанной черной ленточкой. Памятник сейчас не сделаешь, да и нельзя, а потому Анита ей принесла фотографию. И вот так она уже неделю сидит. Приходит и смотрит. Иногда что-то говорит, но в ответ ей тишина. Сегодня из-за стычки с Наташей, Аните казалось, что она просто сойдет с ума. У нее было дикое желание вылить всю правду на Наташу. Рассказать, что такое отношения с бандитами. Рассказать кто такой Вова, что Кащей делал с Анитой, кем был ее любимый братец. Всю правду. Но Анита словно скала. Молчаливая и холодная. — Зачем ты меня туда привела? — всхлипывает девушка, наливая себе в небольшую рюмку хороший коньяк. Она всю неделю таскала в сумке рюмку и маленькую бутылочку алкоголя. Маринка так и не увидела, как Анита пьет крепкий алкоголь и не морщится. Ее вопрос остается без ответа, пока она лишь хмыкает, опрокидывая стопку. — Вот для чего Марин? — вновь спрашивает Анита. — Я бы с ним не познакомилась. Дальше ты бы с ним спала и все хорошо было бы. Я бы возможно парня себе хорошего нашла, и не пережила то же самое что и с Кащеем. Марина смотрела на нее своими ясными глазами с фотографии, пока Анита дрожащей рукой наливает еще одну. — Я не виню, — быстро говорит она, ощущая горячие слезы. — Тебе и самой с ним не сладко было. Не встретили его, жили бы хорошо. А он все разрушает Марин. Хотя тебе ли не знать. Он нас обеих…до основания. Анита выпивает эту маленькую бутылочку, и прячет все обратно в пакет, складывая в сумку. На кладбище пасмурно, тихо падает снег, мир вокруг словно замер. Анита, смотрит на цветы, принесенные ею и которые она положила перед могилой Марины. И ведь сука так горько и противно внутри. Вот Маринка, всю жизнь хотела хорошей жизни, водилась с нужными людьми, и так рано умерла. А самое страшное что Анита так и не знала, как она умерла. — Ты прости меня Марин, — уже не сдерживая слез говорит Анита, и вытирает их ледяными руками. — Я правда хотела сохранить нашу дружбу. Знаешь же, я всегда пыталась тебя как-то понять и поддержать. Знала бы ты Марина как мне жаль, что я так и не успела помириться с тобой. Тремор рук усилился, и Анита пытается сжимать ручку сумки так сильно, лишь бы руки не тряслись. Последствия истерик после их стычек с Кащеем были видны невооруженным глазом. — Я тебя навсегда запомню и… — Анит? Она вздрагивает, и резко оборачивается, замечая Вадима. А что тут делал он? Мужчина в дубленке шел прямиком к ней, пока она одна была на кладбище. — Ты чего тут делаешь? — удивленно спрашивает Аниты, и вытирает мокрый нос. — Да я хотел вас с Наташей забрать, холодно же, — на ходу придумывает Вадим, а сам ей улыбается. — Я Наташу забрал, а она предположила, где ты можешь быть и не прогадала. — Мне кажется это я ее до могилы довела. — Не ты, — уверенно говорит Вадим. — Я же тоже Маринку знал. Она была не самой плохой. — А кто тогда? Не верю я что она сама умерла. — Стечение обстоятельств, — быстро говорит Вадим. И ведь это было правдой. Не нужно было произносить имя, чтоб понять кто на самом деле в этом виноват. Но Анита этого не понимает. Вадим подходит к ней ближе, поправляя ее меховую шапку, которая съехала в бок. Теплыми пальцами вытирает ее замершие щеки, а сам насмотреться не может. Большие глаза красные от слезы, а губы, искусанные что видны при таком близком расстоянии небольшие ранки, которые недавно кровоточили. — Она не заслужила этого, — шепотом говорит Анита, смотря на крест. — Никто не заслуживает, — говорит Вадим. Его голос с небольшой хрипотцой от сигарет, но в нем звучала теплота. Теплота, которая так была нужна замершей Аните. — Мне иногда, кажется, я тону, — словно признается Анита, продолжая смотреть то на крест, то на Вадима. — Я путаюсь. Словно не знаю куда мне идти дальше. — Иногда просто нужно сделать шаг, пусть даже в неизвестность, — мягко говорит Вадим, убирая руки с лица. С Вадимом так было всегда. Просто, легко и понятно. Он говорил загадками только о своих чувствах, но во всем остальном, кажется, был честен. Вадим ощущался как дом, из которого она ушла, кажется, вечность назад. Как что-то теплое и родное. Он вызывал абсолютно иные ощущения и чувства нежели ее личный дьявол. Ее взгляд пронзительный, практически испуганный, в то время как у Вадима плещется уверенность. — Вадим…это не так просто, — выдыхает морозный воздух Анита. — Ты прекрасно знаешь, что я сделала и с кем связалась. Я, кажется, самолично подписала договор с дьяволом. Его губы дрогнули в тени почти неуловимой улыбки — мягкой и горькой одновременно. — Может я понимаю куда лучше это, чем ты думаешь. Эти слова прозвучали так искренне, что Анита вдруг почувствовала, как в груди разливается странное тепло. Она не ожидала этого. Не ожидала, что он так глубоко ее поймет, не осудит, не потребует правды. Аните хочется коснуться его плеча, и она это делает, но рука предательски дрожит, пока пальцы впиваются в дубленку. — Ты сильнее чем думаешь Ани, — шепчет он. Ее рука дрогнула, но она все же позволила ему коснуться ее лица, провести пальцами по замерзшей коже щеки. Желтый смотрел на неё так, словно она была единственным светом в этом темном, мрачном месте. И тогда что-то между ними неизбежно трескается. Надлом, который был сделан еще на Новый год, сейчас окончательно разломался, открывая все кажется нутро. Его губы накрыли ее губы осторожно, почти робко, как будто он боялся, что она оттолкнет его. Но Анита не оттолкнула. Она замерла на мгновение, а потом закрыла глаза, позволяя увлечь себя в этот мягкий, теплый водоворот из чувств. Ее тонкие пальцы так идеально лежали на массивных плечах, что это стало ее опорой сейчас. Вадим не позволял себе переходить грань, медленно и вальяжно ведя в поцелуе. Он даже не углублял его, позволяя своим теплым губам завладеть кажется ее сознанием. Чувства Вадима как горящая свеча, пламя которой согревало его сердце, но обжигало пальцы, когда он пытался ее коснуться. Она стала для него чем-то большим, чем просто девушка, — загадкой, которую он не мог разгадать, но которая манила его своей хрупкостью и внутренней силой. Он видел, как она боролась с демонами, которых в ее жизнь привнесла связь с Кащеем, и это вызывало в Вадиме гнев и беспомощность. Ему хотелось быть тем, кто вырвет ее из этой тьмы, но он чувствовал, что Анита сама еще не готова покинуть этот мрак. Каждый ее взгляд, полный боли, каждое ее слово, сказанное с надломом, напоминали ему о том, как сильно она нуждается в спасении, но не просит об этом. Вадим разрывался между желанием защитить ее и чувством, что он опоздал. Он винил себя за то, что не заметил ее страданий раньше, за то, что не вмешался. Он знал, что в мире Кащея и Аниты ему нет места, но он не мог просто уйти. Этот поцелуй не был страстным. В нем не было жадности или властности, как у Кащея. Это было что-то другое — нежное, как первый снег, и болезненно честное. В тот момент, когда их губы встретились на кладбище, это был не просто поцелуй. Это был отчаянный жест двух людей, запертых в разных клетках, но стремящихся к теплу друг друга. Вадим чувствовал, что этот поцелуй был для нее шагом на грани. А для него — клятвой, что он останется рядом, даже если она его не выберет. Когда их губы разомкнулись, Анита слегка пошатнулась, словно ее лишили опоры. Горячий воздух вылетает изо рта, пока Вадим смотрит с такой нежностью, и улыбкой, что ей хочется заплакать. Немного подмерзшие пальцы касаются щеки, и Анита смотрит с болью в глазах. — Это… — Не говори, — пресекает он, словно знал, что она скажет слово «ошибка». — Давай оставим это, между нами. Все наше мнение касаемо этого момента. — Вадим, я не… — Ты всегда можешь уйти, просто помни об этом, и знай, что моя помощь будет обязательно, — тихо говорит Вадим. Он запечатлел последний поцелуй на ее щеке, и Анита опять вздрагивает. — Подвезти? А в голове сразу воспоминания о маниакальной ревности Кащея, и Анита отрицательно машет головой. — Не нужно, — быстро отвечает она. — Надеюсь все это останется среди безмолвных зрителей. *** Анита не могла это выкинуть из головы. Она старалась избегать Вадима не только в жизни, но даже разговоров о нем с Наташей. Как только всплывало его имя, страх тонким ледяным слоем покрывал ее кожу, и она никак не могла согреться, чтобы избавится от него. Сразу воспоминания о том, как Кащея наказывал ее всплывали в голове, вытесняя все светлые и только появившиеся чувства к Вадиму. Чувства к Вадиму были…мягкими. Словно мед. Такими сладкими и сейчас чуждыми. Аните казалось, что мужчина был чуть ли не идеальным. Добрый, ласковый, заботливый, и постоянно беспокоящийся о ней. За те небольшие встречи, Анита умудрилась настолько проникнутся им, что даже посмела думать о том, что слова Вадима не пустой звук. Что он и вправду может помочь ей. Но тут в игру вступал Кащей. Ее чувства были хаотичны. Иногда она ненавидела его всей душой за то, что он делал с ней — за его жестокость, за то, как он ломал ее, а потом вымаливал прощение. Но в другие моменты, когда он смотрел на нее так, как никто другой, ей казалось, что за этой тьмой скрывается что-то настоящее, что-то, за что стоит бороться. Анита боялась себя рядом с ним. Она замечала, как его мрак становился ее мраком, как его пороки проникали в ее душу, вытесняя прежнюю ее. Она боялась того, что превращалась в кого-то другого, кого-то, кто теперь был способен принимать боль как часть любви. Ее чувства к Кащею были как язва на сердце: болезненные, не дающие покоя, но такие привычные, что она не знала, как жить без них. Анита мечтала разорвать эту связь, но каждый раз, когда она пыталась представить себе жизнь без него, внутри ее поднималась пустота, холоднее самой зимней ночи. Она одновременно мечтала об освобождении и о его любви. Но Кащей скорее своими путами окутывал ее тело, не давая двинутся из своей хватки. Шаг в право или в лево — означал расстрел. И Кащей выстрелит. Анита уж точно не сомневалась. Все чувства к Вадиму меркли, на фоне нездоровой любви и привязанности к Косте. Аните иногда казалось, что только с Кащеем она и может быть. Тем более тот сам имел на нее серьезные виды, когда надевал ей кольцо на палец, но при этом не сказав ни слова. Только Костя, кажется, мог защитить и обеспечить ей все, что она хотела. Он выжигал раскаленным металлом на ней свое клеймо. Выжигал всю прошлую жизнь, оставляя после себя лишь пепел и остатки строений, буквально делая из Аниты нового человека. Ближе к концу января, Люда зачем-то постоянно пыталась поговорить с Анитой, а та, наоборот, избегала ее. для какой модели ей с ней разговаривать? Наташа постоянно странно косилась на Люду, пока Анита заставляла ее прятаться вместе с собой. Отношения двух подруг после последней стычки определенно стали напряженнее, но они все еще продолжали общаться, и старались удержать свою дружбу. Но именно в этот день Наташа решила прогулять пары, задержавшись дома у Вовы, и Аните пришлось спасаться одной. Только Люда в этот раз оказалась хитрее, и поджидала ее уже за елками, за которыми Анита постоянно курила. При виде девушки, Анита закатывает глаза. Никакого желания разговаривать с бывшими своего мужчины у нее не было. — Ну чего тебе? — раздраженно говорит Анита, закуривая. Они были с Людами ровесницами, но почему, казалось, что Люда была в сотню, нет, в тысячу раз младше нее самой. — Ты вообще знаешь как Маринка умерла? — шипит словно змея Люда, подкуривая дрожащей рукой сигарету. Ее глаза с ненавистью смотрели на Аниту, а та хотела отмахнуться от нее, словно от назойливой мухи. — Нет, — быстро отвечает она. — Да и чем это мне сейчас поможет? Подругу вернет? — Подругу?! — гаркает Люда. — Да из тебя подруга такая же хуевая, как и баба для Кащея. Тоже мне подруга. — Люд, — впервые за все это время Анита обращалась к ней по имени. Уставшая, она искала лишь хоть какой-то свободы, а Люда все сильнее наседала на нее. — Говори уже. Я знаю, что я не подарок ни для кого, но и мы вроде тут с тобой ничем ни меряемся. — Кащей виноват, — шикает Люда, пока Анита от удивления расширяет глаза. — Да-да. Ты вот в его руках засыпаешь, а он эти руки каждый день в крови мочит, знала?! Да что ты вообще о нем знаешь! — Подробнее, — требует Анита. Желание ударить Люду возрастало с каждой секундой, ибо ее слова разжигали в ней тот гнев, который она в себе топила. — Время у меня не резиновое блядь. Ты можешь уже сказать?! Сейчас она напоминала Кащея чем-то в минуты злости. Такие же бешеные глаза, в которые если начать присматриваться, будет казаться что в них огонь плещется, ее манера курить, сбрасывать пепел и цокать — все это напоминало Люде Кащея, и она вздрагивает от невольного сравнения. — Она же с Разъездом крутила Маринка, и с Кащеем спала, это был не секрет ни для кого. Только если меня он любил, то она была просто развлечением. Но Кащей своих кукол никогда не обделял, и Маринку тоже, — тараторит девушка, пока Анита с каждой секундой становится мрачнее. Догадывалась ведь, что Кащей спал с Мариной, но догадываться и слышать это разные вещи. — И когда у него терки с Разъездом были, Маринка с ними крутила. А Кащей ой как не любит делится своими игрушками, — Люда говорила это так просто, словно они были и вправду неживыми, что Аните стало как-то не по себе. — Он пацанам фору дал. Сказал делать че хотят. А те не долго думали, когда ее накачали и по кругу пустили, а потом на трассе выкинули, как шлюху последнюю. В наказание всем, чтобы знали, что будет если водится с теми, кто Кащею не нравится. А Кащею не нравились многие. Тот же самый Вова. И у Аниты кровь в жилах стынет. Если Кащей попробует выкинуть такое с Наташей, она ему сама во сне глотку перережет, или квартиру сожжет вместе с ним. Лишь бы с Наташей ничего не случилось. — А потом у Кащея золотая игрушка в коллекции появилась. Он со всеми завязал, всех послал, и теперь только одну единственную куклу любит и бережет, — с обидой говорит Люда. И Аните мерещится, что словно лицо Люды меняется на лицо Марины и будто обе девушки с разрушенными судьбами винят ее. Люда подходит ближе и говорит это с такой ненавистью, что Аните на секунду становится стыдно, что она вообще с ним связалась. — Я ненавижу тебя, — горячо говорит Люда. — Я хочу твоей смерти. Хочу, чтобы ты исчезла. Ибо тогда, он бы никогда не оставил меня. — Знаешь какая в нас разница? — холодно говорит Анита, хотя сердце пропускает удары от рассказа Люды. — В том, что я не шлюха. Я верна Кащею настолько, насколько могу. В отличии от тебя и от Марины, я прекрасно знаю, что будет, если я ослушаюсь. — О Анита, — ядовито говорит Люда. Их разделяют пару сантиметров, и Анита напрягается. — Ты еще большая шлюха чем мы. Потому что ты терпишь все это, пытаешься его изменить, и самое главное — любишь его. — Да что ты, — язвит девушка. Этот разговор начинал надоедать, но сама Анита прекрасно знала, что мозг подкинет ей красочных картинок с тем, как умирала Марина. — Да, — кивает Люда. — Кащей не заслуживает ни чьей любви. абсолютно. Ему нужно послушание и терпение, но не любовь. — Возьму на заметку. Свист от руки Люды разрезает воздух, и обжигает щеку Аниты, хотя та лишь смеется. — Я так давно хотела это сделать, — улыбаясь, Люда отходит назад. — Надеюсь ты сгоришь в аду. — Поверь, каждый из нас получит по заслугам, — брезгливо говорит Анита. — Стоит мне прийти к нему, и сказать, что ты сделала, думаю ты закончишь еще хуже, чем Марина. И я не стану тебе отвечать, знаешь почему? Люда отрицательно кивает головой, пока Анита подходит ближе. — Потому что он любит меня, — с довольной улыбкой говорит Анита. — Потому что именно я живу с ним в квартире, и именно меня он окольцевал, а не тебя. И потому что с ума Кащей, сходит именно по мне. Пока ты страдаешь, и загибаешься без него, он напрочь забыл, как тебя зовут. И это принесет тебе куда большую боль, нежели чем то, что я тебя сейчас ударю. Анита буквально выливает канистру с ядом на Люду, оставляя ту гнить. А у самой сердце стучит от слов Люды. Как Кащей мог так жестоко поступить? Для чего он все это сделал? Разве Марина заслужила такой участи? Анита на него чуть надавит, и тот цокнет, но сделает то, что она попросит. А потому дивана того мерзкого в зале больше не было. Пацаны ремонт небольшой делали, после того как Анита с учебы приходила. Почему он с ней так, а Марина должна в земле гнить? И весь оставшийся день, мозг Аниты лишь подкидывал ей пищу для размышления, и слишком яркие картинки того, что было с Мариной. *** Кащей сидел в прокуренной качалке, слушая некий доклад от Змея и Дока. Тот мужчина, которого он так успешно в Новый год заставил вложится, сделал свое, и теперь Кащей имел нечто большее, чем просто группировка. И сам он с каждым своим шагом становился некто большим чем просто авторитет. Его власть и сила была неоспорима. Его уважали и боялись. Это было то, что ему нужно. Официально по документам, небольшой стекольный завод принадлежал якобы его двоюродной сестре, но по факту всем управлял он. Сестра, которая проживала в селе под Казанью, была рада лишь небольшим выплатам, и по своей глупости помогала брату. Кащей с ней даже не общался, но сейчас она здорово его выручила. Змей и Док занимались отделкой, и покупкой всего нужного, при этом на втором была чуть ли не вся бухгалтерия. Бизнес с видеосалонами работал как часы, но уже не приносил такого удовольствия. Время не стояло и двигалось лишь вперед, и Кащей боялся, что не успеет попасть в это бешеное течение, а потому думал наперед. Да и о их будущем с Анитой забывать не стоило. А Кащей уж очень хотел, чтобы это будущее было. Как давно он стал задумываться о таких мыслях, мужик не признался бы сам себе, но результат был на лицо. Когда он понял, что девочка может уйти, он совсем ненавязчиво нацепил ей колечко на палец. Что бы понимала, что никуда она не уйдет. Кащей не умел любить, или забыл, как это делается. Его чувства к Аните больше напоминали пьяную борьбу с собственным отражением: то ли он видел в ней свои самые темные стороны, то ли, напротив, то светлое, что когда-то было потеряно. Когда она была рядом, он чувствовал себя живым, пусть и в самых искаженных формах этого слова. Она вызывала в нем смесь обожания и ярости, как будто ее присутствие одновременно исцеляло и ранило. Он хотел крепко обнять ее, но не понимал, как это сделать, не сломав. Кащей знал, что девочка сломалась. Он буквально собственными руками это сделал. Своими словами, действиями, влиянием на нее, он буквально взрастил новую личность. Наблюдал как его девочка становится женщиной. Из неуверенной, словно забитой мышки, она раскрывалась словно цветок, обнажая свое истинное нутро. И Кащей до одури был влюблен в это нутро. Извращенной, больной, и какой-то неправильной любовью. Он затягивал ее все дальше и глубже в тьму. Не только свою, но и ее. Открывал новые грани ее характера и личности. Кащей видел и прекрасно понимал, что взгляд ее больше не такой горящий, улыбка становится тусклее, а тремор рук, кажется, усилился. Кащей по странному проявлял свою заботу. В деньгах, который он щедро оставлял на прикроватной тумбочке, в цацках и шмотках, которыми он осыпал ее, в ее долбанном желании сделать ремонт в его квартире. Пусть делает что хочет, лишь бы в дела не лезла, когда не надо. И если раньше он не любил просто женские слезы, то сейчас аж кривился, когда плакала именно Анита, а на остальных стало плевать. Когда узнал, что Маринка умерла, сразу понял кто это был. Прописал в фанеру двум пацанам из Домбыта и своим, рявкая, словно цербер, ведь он просил проучить, а не замучить девчонку до конца. Да и на Аниту ее смерть повлияла не самым лучшим образом. Девочка закрывалась, отдалялась, и постоянно витала в своих мыслях, что совершенно не нравилось Кащею, который чуть ли не маниакально привык все контролировать. Идея была рисковая, и даже в какой-то степени могла быть провальной, но кто такой Кащей, чтобы не рискнуть? Он и так втянул свою девочку во всю грязь, а потому то, что он планировал сделать, вряд ли бы заставило еще сильнее упасть в ее глазах. Ведь власть, которую ощущал Кащей именно над Анитой, опьяняла хуже любого наркотика и алкоголя. Любовь, которую он испытывал, неслась с бешеной скоростью по венам, заставляя его жить. *** Дом. Место, где тебе должно быть хорошо, тепло и уютно. Был ли дом у Аниты? Родительский дом совсем перестал им быть. Она совсем недавно возвращалась за семейной фотографией, и отчетливо поняла, что больше не чувствует себя дома. Ее взгляд осматривал некогда ее родной и любимый дом, и Анита не ощущала ничего кроме пустоты. То ли поменялась так она, то ли ее дом, точно она не могла сказать. Зато осознание, что сюда возвращаться больше не хочется у Аниты было четкое. Она так устала за эти дни, что казалось удавка на ее шее лишь сильнее затягивается. Еще чуть и она начнет хрипеть, а позже замолчит навсегда. Навязчивые и угнетающие мысли про Марину, которая навещала ее во снах и постоянно обвиняла, отдаление с Наташей, которой кажется этот Вова присел на уши, и подруга теперь с неким осуждением смотрела на ее связь с Кащеем, мысли о Вадиме, которые кажется давал ей выбор: он или Кащей. И от всего этого Анита не могла выдохнуть. Зайдя в квартиру, она стряхивает снег с ботинок, и вешает шубу. «Надо полы протереть, а то все мокрое будет, будем грязь с Костей разносить» — в мыслях вертятся какие-то бытовые вопросы, и неожиданно такое просто понимание. Они. Она и Костя. Разносить грязь по дому. И эта квартира приобретает новые краски. Ведь тут-то она чувствовала себя дома. Ремонт подошел к концу, и теперь ничего не напоминало о их…прошлом. Костя стал терпимее и даже мягче, видя ее пустой взгляд, в котором периодически застывали слезы, и Анита как кукла сидела на кухне и курила. Скуривала, наверное, в день чуть ли не по пачке, а иногда и баловалась вином. Хотелось уйти от реальности и это помогало. Костя сидел на кухне, когда Анита туда заявилась, уже переодевшись в его одежду. Что-что, но она продолжала таскать его вещи, и нехотя себе признавалась, что они ей шли. В его руке добротный коньяк, а в другой сигарета. Все по классике. Анита выдыхает, и присаживается напротив него, и он тут же плескает ей его. Взгляд Кащея прикован исключительно к ней, и он подмечает, насколько она опять похудела, и как синяки залегли под глазами. — Ты как на иголках, — констатация, не иначе. — Что ты творишь с собой, девочка? Анита молчит. Пытается сделать глоток, но рука так нещадно дрожит, что она в начале закуривает, чтобы унять этот тремор. Внутри борются страх и желание наврать ему, что все в порядке. Все еще она вздрагивала, когда понимала, что Кащей был пьян, и потому старалась слишком аккуратно себя вести. — Я…ничего, — быстро отвечает она. — За нас? — Конечно, — хохочет мужчина. — За кого ж мы еще пить будем? Анита усмехается. Как же она чертовски похожа на него. — За нас, — решительно говорит он, и звук бокалов друг о друга отдается в голове. Виски крепкий, и Анита хочет поморщится, но не делает этого, закусывая огурцом. Она так устала. И она знает, что делает все неправильно. Не должна она пить с убийцей, алкоголиком и бандитом. Не должна целовать его и сама же растворятся в этих поцелуях. Не должна прощать его и перестать обвинять в смерти подруги. Но Анита просто устала бороться. У нее не было сил и желания обсуждать с Кащеем смерть Марины. Она съела саму себя за эти дни достаточно, чтобы не давать ему момента сожрать ее целиком. — Давай пей, краса, — наседает Кащей. — Я не хочу Кость, — глухо говорит Анита, понимая на затворках сознания что алкоголь не выход. — Дай мне побыть одной. — Одной? Серьезно? — он поддался ближе, и его тень накрыла ее лицо. — Правда думаешь, что кто-то придет и все исправит? — Хватит Анит, — его голос стал мягче, но глаза все такие же, бездонные и черные. — Ты загнала себя в угол. Посмотри на себя. Ты сломана. Ты думаешь, это конец? Нет. Это только начало, если ты ничего не сделаешь с этим. — Сделаю что? — шепчет она, а в глазах стоят слезы. Ее глаза полны боли и бездонной усталости. Кащей улыбнулся, доставая из кармана пакетик с белым порошком. — Сделай шаг. Давай, Анита, расслабься. Забудь на пару часов. Смотри, я здесь. Я рядом. Она отшатнулась, словно он поднёс к её лицу змею. — Ты с ума сошёл? — ее голос задрожал. — Я не буду… — Не будешь? — он перебил ее, присев на корточки и ловя ее взгляд. — Ты уже по горло в этом дерьме, милая. Твой мир разрушен. Твои руки в крови, твои слезы ничего не изменят. Слушай меня, — он протянул руку, не дотрагиваясь, но близко, почти касаясь ее подбородка. — Это не страшно. Это легко. Она резко мотнула головой, но он продолжал. — Знаешь, я тоже так думал, когда мамка умерла. «Я сильный, я справлюсь», — он ухмыльнулся, и его голос стал почти нежным, почти исповедальным. — Но иногда, Анита, надо просто позволить себе почувствовать… хоть что-то, кроме этой пустоты. Она смотрела на него, как завороженная. Ее сопротивление ломалось, трещало по швам под тяжестью его слов. — Я рядом, — его голос стал шепотом. — Я не брошу тебя. Никогда. Только попробуй, всего раз. Забудь эту боль. Забудь все. Он сделал линию на столе, высыпав порошок, а затем жестом пригласил ее. — Это твой выбор, — он выпрямился, отступив на шаг. — Но, если ты так и будешь сидеть в углу и страдать, ничего не изменится. Я не смогу помочь тебе. Ты сама себя убьешь, Анита. Она долго смотрела на него. На столе блестела тонкая линия порошка, рядом стоял бокал с коньяком, а взгляд Кащея был полон чего-то странного, будто смеси сострадания и триумфа. — Это легко, — повторил он. — Ты заслуживаешь, чтобы стало легче. Сама не поняла, как оказалась стоящей на коленях рядом с ним. Ноги ее дрожали, когда он помогал ей встать, Анита опустилась рядом со столом на стуле. На секунду ей показалось, что она стоит над пропастью, но внутри уже не было сил бороться. Она взяла трубочку и, под его одобрительным кивком, склонилась над столом. Кащей внимательно контролировал процесс, сделав предварительно ей дорожки куда меньше, чем у него. Анита же смотрит на него, ожидая, когда он ей покажет, что делать. Мозг кричал что делать этого не стоит, но она упорно игнорировала его, понимая, что, итак, уже была близка ко дну, и вытащить ее вряд ли кто-то сможет. Сил на сопротивление не было. Кащей быстро занюхивает одну дорожку, потом вторую, и Анита зажимает в начале одну ноздрю, занюхивая небольшую дорожку и ощущает жжение в носу, и морщится. Повторяет то же самое со второй, и получает одобрительный кивок Кащея. Для него сейчас — она само совершенство. Идеальная. Разрушенная, сломленная, сопротивляющаяся, но при этом все равно поддающаяся ему. Ее кольцо ярко переливается, и он ощущает свою власть полностью, и это пьянит. Они оба сидят в молчании, и курят, ожидая прихода. Это было так…странно. Ощущать в теле легкость. Будто груз, который давил на нее все это время испарился. Реальность расплылась, превратившись в неясные очертания света и звука. Ее тело перестало ощущаться своим, будто она наблюдала за собой со стороны. Мысли текли медленно, как мед, и все, что раньше вызывало боль и страх, стало казаться бесконечно далеким и неважным. Все, что происходило вокруг, было словно в тумане. Кащей, сидящий рядом, его лицо, расплывающееся в улыбке, его голос, звучащий мягко, словно колыбельная. Она видела его, но он казался ей нереальным, фигурой из сна. — Видишь? Все не так страшно, красивая, — он проводит грубыми пальцами по щеке, пока Анита ощущает это прикосновение слишком остро. Она тут, но вроде бы это и не она. Каждое прикосновение воздуха к ее коже, каждый шорох ткани становился почти электрическим, проникая в самые глубокие уголки ее сознания. — Ты прекрасная, когда полностью моя, — хрипло говорит Кащей, и делает глоток коньяка. Алкоголь ощущался совсем по-другому, и он удовлетворенно выдыхает, словно дожидаясь именно этого. Он контролировал себя, в отличии от Аниты, которая стеклянными глазами смотрела на него, не до конца понимая, что происходит. Кащей пододвигает ее стул к себе, и проводит рукой по ее голой ноге, сжимая острую коленку. Это ощущается болезненно, но при этом Аните подсознательно нравится. Она настолько привыкла к его боли, что воспринимала ее как удовольствие. Он тянет ее за руку, вынуждая сесть на его колени, и Анита садится. Майка слетает так быстро, что девушка даже не успевает моргнуть. Она в одних трусиках, ощущает как холод проходится по коже следом за горячими касаниями к своему телу. Сейчас все ощущалось в разы острее и желаннее. Наверное, с той ситуации первый раз Анита испытывала жгучую потребность в Кащее и его касаниях. Он плавно ведет руками ниже, поддевая белье, и Анита помогает ему его снять, а сама чувствует, как сердце бьется слишком быстро. Его губы целуют заднюю часть спины, и Кащей прикусывает кожу на плече, ощущая как девочка вздрагивает. Эго противно ухмыляется, и Кащей словно испытывает изощренное удовольствие, слыша, как ее дыхание становится тяжелее, пока он продолжает покрывать молочную кожу поцелуями. Одна рука играется с грудью, пока вторая раздвигает ее ноги, а пальцы мягко трогают клитор, от чего Анита выгибает спину. Ее голова запрокидывается назад и ложится на его плечо, пока Кащей уверенными движениями водит кругами по ее пульсирующей точки, и Анита тихо стонет, сжимая пальцы на его ногах. Он был сейчас единственной опорой, и это вызывало смешанные эмоции. Мозг кричал, вопил, чтобы она остановилась, но она успешно заглушала его, отдаваясь своим чувствам. — Моя, — властно говорит он, скользя пальцем внутрь, и Аниту захлестывает наслаждение. Кащей целует, кусает, и позже зализывает свои укусы, оставляя небольшие следы от зубов. Боль граничит с истинным, диким желанием почувствовать его в себе. Кожа горит под его пальцами, а сознание плавится из-за него. Анита двигает бедрами, но Кащей как искуситель, специально то замедляет, то ускоряет темп. На его коже останутся следы, потому как девочка слишком сильно впивается ногтями в ноги, но ему плевать. Слышать ее стоны, мольбы, видеть, как она тает под ним, и отключает свою голову — было потрясающие. — Кость, — хнычет Анита, желая получить разрядку. Ее тело словно струна, а внизу живота узел настолько крепок, что хочется разорвать его, и сделать Анита была готова для этого все. — Дай мне кончить. Если раньше она краснела от слова секс, то сейчас четко говорила свои желания, и это нравилось. Им обоим. — Попроси, — его шепот обжигает кожу, и Анита ощущает, как он замедляет движение специально. Дьявол. — Пожалуйста, — ее голос звучит как мольба. — Что пожалуйста, красавица? — продолжает издеваться он. Его член упирается ей в задницу, и от того, как она елозила на его коленях, он лишь сильнее хотел ее, но продолжал держаться. — Дай мне кончить. Анита извивается, и закусывает сухие губы, сдерживая стоны. Свободной рукой он изучает податливое тело, испытывая настоящую эйфорию. Замыленное сознание, любые звуки и касания ощущаются острее, желаннее, еще и он, который прекрасно знает, как любит его девочка, и как она хочет. — Кончай, — разрешает он, ускоряя движение, и все тело Аниты словно становится тяжелее, а потом громкий стон, и она выдыхает, чувствуя долгожданное расслабление. — Моя умница, — хвалит Кащей, и вынимает из нее пальцы, покрытые смазкой. Рука плотно обхватывает талию, и он поднимается вместе с ней. у Аниты ноги ватные, а в голове такой ветер, как будто сейчас начнется ураган, но ей было до одури хорошо. Касания Кащей властные и грубые. Приятные и мягкие. Такие же непонятные и двуликие, как и он. Аните хочется, чтобы он тоже испытал наслаждение, а потому она быстро выбирается из его хватки, и толкает на стул, смотря на него кошачьим взглядом, в котором горел огонь. Добавь немного керосина, и Анита сожжет и его, и себя только лишь взглядом. Кащей же заинтригован. Смотрит на нее в ответ с вопросом, с недоумение, но, если приглядеться в его омуте пляшут черти, зазывая Аниту лишь глубже. Когда она встает на колени, он громко выдыхает. — А говорила больше никогда на колени не встанешь, — он умудряется и тут припомнить ей ее слова. Анита фыркает. — Могу встать, а ты получишь ничего, — резко говорит девушка, держа свои руки на резинке спортивных штанов. — Ты на коленях сейчас, а я, по-моему, перед тобой всегда, — с нежностью говорит он, проводя большим пальцем по ее губам. Анита завороженно смотрит на него, и Кащей буквально видит в ее глазах любовь к нему. Не нужны были слова, достаточно лишь взглянуть на девчонку, и все становилось понятно. — Открой рот, — приказывает он, и Анита исполняет приказ. Он проводит пальцами по губам, и Анита невольно проводит по ним языком, ощущая вкус самой себя. Это было так грязно. Возбуждающе. И до ужаса пошло. Кащей буквально заставляет слизать все, и через пару секунд его пальцы заменил его член. Анита с готовностью принимает его, уместив свои руки ему на бедра, пока пальцы мужчины впивались в волосы, сжимая те в кулак. Это было хорошо. Чертовски хорошо. Ее язык прошелся по всей длине, пока она рукой повторяла движения сжимая член. Костя запрокидывает голову назад, чувствуя, как тело наливалось свинцом, словно его приколотили к этому полу, пока губы Аниты брали в кольцо его член. Она двигала головой, но ему казалось этого мало, и он глубже вошел в ее рот, слыша ее хрип. В уголках глаз скопились слезы, но девушка продолжала упорно сосать. В награду ей же, слышались его низкие стоны и горячие выдохи. Волосы на затылке стянуло так сильно, что Аните было буквально больно, но она продолжала. Она сама неосознанно возбуждалась от его вида перед ней, ощущая, как становится мокро между ногами. Его размер все еще непривычно ощущается во рту, пока он еще сильнее ускоряется, поддаваясь навстречу ей бедрами. Блядь. Определенно его любимый грех — это похоть. Хлюпающие звуки разносили по квартире, вперемешку со стонами, снося его крышу окончательно. Он выходит из ее рта также резко, как и вошел, и рывком поднимает ее с колен, впиваясь в губы. Грубо закусывает ее нижнюю губу, ощущая привкус металла на губах. Сам толкает ее на выход из кухни, двигаясь к залу. Знает, что у девочки страх, а страх принято изгонять. Его женщина не должна боятся ничего и никого. И Анита не будет бояться. Никого кроме него. Новый диван пахнет кожей, и на ощупь слишком мягкий. С ним не было никаких ассоциаций и Кащей хотел оставить лишь жгучее желание в небольшой комнатке. Толкает ее на диван, нависая сверху. Рукой раздвигает ее ноги, и сняв спортивки, берет член в руку, проводя по ее мокрой промежности. Стон слетает с пухлых губ, и Кащей немедля входит. Истинная похоть. Проводит языком круговым движением по соску, прикусывая его зубами, пока девочка выгибается ему навстречу. Наверное, все было понятно с самого начала. Она выгибала, прогибалась под ним, под его властью и авторитетом. Для него. Исключительно для него была создана, и лишь для него все это делает. Кащей входит в Аниту медленно, словно давая ей время привыкнуть, и она обезоружена такой нежностью и мягкостью от него. Как он умудрялся смешивать это в ядерный коктейль, который убивал Аниту также медленно. В приглушенном свете его глаза блестят от наркотиков и возбуждения. В них нет и толики любви, но Анита будто заставляет себя увидеть ее. Ведь Кащей любил. По странному, грубо, с жестокостью, но любил. Мужчина вдалбливается в нее бедрами, пока ее ногти царапают его спину, оставляя клеймо. Как он любил клеймить ее тело своими укусами и засосами, так и Анита, перенимая привычки стала любить это делать. Пальцы сжимают молочные бедра, и там остаются его следы. Кажется, он скоро сломает ей тазобедренную кость, ибо было невозможно так впиваться без последствий. Ей хорошо. Ей легко. И ей больно. Внутри, где-то в глубине, Анита ощущает, что предает сама себя. Вновь сдалась, вновь прогнулась и легла под него, и это чувство когтями вырезает на ее коже чувство вины. Она лежала под ним, потерянная в хаосе ощущений. Резкость его движений смешивалась с ее гиперчувствительностью, и все это приносило неясную смесь боли и удовольствия, странного, тягучего, словно чужого. Его пальцы оставляли следы на её коже — не физические, но глубоко внутренние, те, которые невозможно будет стереть. Каждое движение Кащея ощущалось слишком насыщенно: его руки, его запах, его тяжелое дыхание. Ее чувства метались между противоречиями — страхом, отвращением, и тем странным наркотическим наслаждением, которое казалось не ее собственным, а искусственно навязанным. Он целует, заглушая ее громкие стоны, и у самого от осознания всей картины вырывается хриплый стон в ее пухлые губы. Тонет. Потонул в ней давно. Знал бы что так будет, не стал бы никогда ее трогать. А сейчас пути назад не было. Она проросла в нем с корнем, и не вырвать, не выжечь это ничем. Кащей был однолюбом. Трахал многих, использовал тоже, но любил всего два раза в жизни, и Анита стала вторым разом. Она заставляла просыпаться в нем такие забытые чувства как любовь, нежность, и забота. И теперь он делал это неаккуратно, словно впервые. С болью, жестокостью, грубостью, как умел лишь он. — Я знаю, что тебе это нравится, — горячо говорит он, скользя губами по ее уху, и этот момент кажется вечным. Он заставляет ее так думать. И Анита кивает, растворяясь в моменте. Сжимает крепкие плечи, чувствуя, как он утягивает ее в глубокий поцелуй, и ускоряет движение. Тело прошибает током, пока струна разрывается, даря тот самый разряд. Она вздрагивает, ощущая, как трясутся ноги, а перед глазами плывет. Анита чувствовала себя опустошенной и уставшей. Зато ее голова была пустой, как бы не плыло сознание. В ней просто не осталось сил на мысли и самобичевание. Анита лежала рядом, чувствуя, как холод обнимает её изнутри, смешанный с грязным осадком вины за то, что она позволила всему этому случиться, даже если это было не её решением. Она ощущала себя марионеткой, которой только что срезали нити, оставив её в неподвижной пустоте. Кащей мельком целует ее, и уносит в спальню, накрывая теплым одеялом из своих объятий. Она в капкане из его рук. В клетке из его чувств. *** Вадим ходил кругами, рассматривая труп перед собой. Пока Кащей сказал сегодня его не тревожить, а Вадим заехал перед этим поговорить о видеосалоне, он увидел нескольких испуганных пацанов, которые окружили парня и пытались как-то ему помочь, но он был уже нежилец. — Ну и какого хера? — рявкает Вадим. — Где Кащей блядь?! — Он сказал сегодня его не трогать, — отвечает Вахид, стараясь не смотреть на тело. — Че отправить пацанов за ним? — Да нет блядь, — с иронией говорит Вадим, и нервно закуривает. — У него тут пацан мертвый в качалке охлаждается, а мы хороводы поводим. Вова недовольно смотрит на Вадима, а второй отвечает ему гневным взглядом. Если Наташа думала, что ее брат ничего не знает, то она ошибалась. Вадим прекрасно знал с кем ходила его сестра, и ее выбор уж совсем ему не нравился. Тем более он прекрасно видел, как Вова влияет на Наташу. Навешал ей лапши на уши про Аниту, про Кащея, а та, как дура влюбленная послушала и начала отдалятся, оставляя Аниту совершенно одну. И Вадим злился. Злился на свою сестру за ее глупость, злился на Аниту за ее гордость, которую она преклоняла перед Кащеем и показывала перед ним. Разве он заслужил это? Сидит ждет ее, пока сама придет, не желая на нее наседать, чтобы не казаться Кащеем. А девочка просто пропадает. И теперь труп. — Быстро за Кащеем, — рявкает Вадим. — А ты кто тут такой, командовать пацанами? — с вызовом говорит Вова. В его голубых глазах неприязнь. — Домбыт разве звали? — Завали, — фыркает Вадим. Он мерял комнату большими шагами, и его нервоз витал в воздухе. Он прекрасно понимал, какие проблемы это все могло принести для них всех, в отличии от того же Вовы. — Ты хули ниче не делаешь тогда? Только базарить и можешь. Его неприязнь толстым слоем ложилась на тело Вовы, но и тот не отставал, прожигая ненавистным взглядом Вадима. Все затихают, когда слышат крик Марата. Марат проталкивается среди пацанов, не веря слухам. Его сердце бешено бьется в грудной клетке, пока он забыл и шапку, и шарф, накидывая куртку на майку и домашние штаны. Он несся в качалку с не верящим взглядом и надеждой в груди. Но все разрушилось в момент, когда он увидел тело своего друга. Андрей лежал бледный. Его стеклянные глаза смотрели сквозь всех. Поза была расслабленной, а изо рта была пена. Андрей Васильев умер от передозировки опиумом, и сердце Марата пропустило удар.