Девять кругов

Слово пацана. Кровь на асфальте
Гет
Завершён
NC-21
Девять кругов
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Когда золотая клетка начинает тебя душить, всегда появляется тот, кто может спасти тебя от этого. Но затащить уже в другую клетку.
Примечания
Работа отличается от канона. Кащея зовут тут Костя. Возраст персонажей: Анита - 18 лет. Кащей - 28 лет.
Посвящение
Спасибо всем кто читает и поддерживает мою работу. Все никак я не могу успокоится с этим Кащеем.
Содержание

Круг девятый. Предательство.

Кащей был зол. Нет. Он был в чертовой ярости. Ебучий Вова вытащил его из постели с Анитой, и буквально заставил прийти в качалку. Желание прострелить этому усатому колени возрастало с каждой секундой, но Кащей еще терпел. Смотрел на пустые, безжизненные глаза Андрея, и думал лишь о том, сколько проблем ему доставил этот парень. Он недолго думал. Вызвал Лома и Змея, а те подогнали своих людей, чтобы выставить все несчастным случаем. Пока Марат чуть ли не плакал, Кащей раздавал указания, при этом не забывая осматривать находящихся тут пацанов. Вряд ли Андрей взял этот опиум у кого-то другого кроме Кащея. И Кащей крысу найдет. А потом заставит жрать землю, чтобы всем неповадно было. Его взгляд цепкий и колючий, пока он осматривает всех пацанов, и в нем появляются нотки неприязни, когда он видит Вадима. Уж слишком тот, казалось, лез к тому, что принадлежит Кащею. И ему это не нравилось. *** Анита чувствовала себя уставшей и окончательно потерянной. Сейчас она ненавидела себя в первую очередь за то, что поддалась чарам и манипуляциям Кащея. Чувства к нему становились бездной. Ненависть филигранно смешивалась с любовью и привязанностью, создавая внутреннюю дыру, которую было не залатать. Она так мечтала выбраться из золотой клетки родителей, попробовать новую жизнь и ощущения, что незаметно попала в другую. Колючую, с толстенными прутьями клетку, из которой совсем не было выхода. Ее клетка стала стальной, и не замечала этого, пока ее раны не стали кровоточить постоянно. После той ситуации с тем, когда она попробовала наркотики, ее тошнило от самой себя. Анита понимала, что в очередной раз повелась на манипуляции Кащея и ей было от этого дурно. Одно она не понимала точно, за что заслужила все это? Всегда хорошо себя вела, отлично училась, никогда не делала ничего плохого людям. Почему она? Почему из всех мужчин она выбрала Кащея, а тот ее? Анита закрылась ото всех. Особо не ходила на пары, предпочитая сидеть в собственной крепости. Кащей был слишком занят это время, и позже Анита подслушала то, что от наркотиков случился передоз. И что самое ужасное, что Кащей косвенно был причастен к этому, ведь именно его опиумом передознулся мальчик. Она услышала его телефонный разговор, когда якобы искала что-то в сумке, и ощущала ужас, прошедший по телу. Кащей убивал. Продавал наркотики, был не просто старшим, а криминальным авторитетом. И Анита мирилась с этим. Кажется, что слишком долго. Сейчас слова Люды о том, что его руки по локоть в крови, а сам он словно братец костлявой, ибо та все за ним попятам, но никак его поймать не может. Похоже, что не зря у него прозвище Кащей. Такой же бессмертный. Анита редко вспоминает те моменты, когда Кащей еще не раскрылся и не показывал ей все свое черное нутро. Когда он был не просто жестоким и агрессивным, а еще умел очаровывать. Своими словами, действиями и подарками, он был словно змеем искусителем. Он мог быть внимательным, почти нежным, у него было что-то такое, что заставляло ее верить, будто он способен на что-то большее, чем насилие и преступления. Но теперь эти воспоминания причиняют ей только боль. Они напоминают ей, что она любила иллюзию, созданную им, а реальность оказалась куда мрачнее. Сейчас же, когда розовые очки жестоко сорвали с кожей, оставляя следы, который изуродовали ее душу. Она больше не видела Костю мягким, или нежным. Лишь озлобленным, грубым и жестоким. Каждый его взгляд, каждое слово сейчас вызывают у нее трепет — не то страха, не то от гнева, который бурлит где-то глубоко внутри. Кащей — ее зависимость. Он пленил ее разум и тело, забрал ее свободу выбора. Она ненавидит его за то, что он превратил ее в свою тень, за то, что ее собственные желания, мечты и планы были уничтожены. Но она также ненавидит себя за то, что позволила этому случиться, за то, что слишком долго пыталась оправдывать его поступки. Начало февраля выходило мерзким. Дождь со снегом, плюсовая температура днем и минусовая ночью, создавала каток, и Анита вообще потеряла всякое желание выходить из дома, кутаясь в плед и читая книгу. Кащей заявился домой злой как черт, и Анита тут же перестала что-либо читать. Он быстро помыл руки и переодевшись, рухнул на кровать, загребая девушку в свои объятия. Анита как в трансе проводит рукой по напряженным мышцам на спине, чувствуя, как он расслабляется. Иногда Аниту поражало то, насколько он доверял ей. Как спокойно спал рядом с ней, зная, что сделал с девушкой и совсем не боялся каких-то последствий. Насколько он был уверен в ее чувствах и в ней самой. От этого даже становилось жутко. — Ты чего? — мягким голосом спрашивает Анита. Когда Кащей снимал свою броню и превращался в Костю, Аните могло казаться, что она вновь его любит. Она ощущала трепет в сердце, когда он по утрам брал ее лицо в свои большие грубы руки, и мягко целовал, благодаря за завтрак. Как он дарил ей подарки, и Анита видела, что он немного улыбался. И плевать ему было именно на цацки, он смотрел только на ее реакцию. Когда Костя ночами проводил пальцами по ее выпирающему позвоночнику, пытаясь успокоить от кошмаров. Такого Костю она любила. — Пацаны тупорылые, — фыркает он. — Намутили хуйню, спиздили то, что принадлежит мне, а сейчас плачутся. — О чем ты? — врет Анита. Прекрасно она понимала, о чем он говорил. — Один из пацанов умер, — мрачно говорит Кащей. Его голова лежала на ее животе, пока ее рука плавно перемещалась от плеч к его голове. — А мне разбирайся с этим говном. — И что вы будете делать? — Да ниче, — отмахивается он. — Заставили Маратика с три короба напиздеть. Вот и все. Я мамке пацана этого лаве нормально закинул, все похороны и остальное на себя взял. — Ты молодец, — отрешенно говорит Анита. — Правильно поступил. А вообще нужно найти виновных и наказать их. — О, я уже этим занимаюсь, не забивай свою голову, краса, — усмехается Кащей. — И как ты думаешь кто это? — с интересом спрашивает Анита. — Говорю голову не забивай, — четко говорит мужчина тоном, явно не терпящим возражений. Анита тут же замолкает. Все равно узнает какими-нибудь окольными путями. — Кстати завтра паспорт возьми, у нас планы на завтрашний вечер. — Какие? — любопытно спрашивает Анита. — А тебе все расскажи, — игриво отвечает мужчина, и втягивает ее в поцелуй. Как быстро менялось его настроение, иногда пугало Аниту, и напряженность в ее теле ощущалась. Сейчас же когда губы Кащея властно захватывали ее губы, Анита потихоньку расслаблялась, ибо ощущала, что мужчина не пытается причинить ей вреда. Она считывала это уже на каком-то интуитивном уровне. И это пугало. Насколько хорошо она его чувствовала и знала. *** Кащей Аниту с самого утра выцепил. Сказал прогулять пары, и подождав ее около часу, пока мадам собиралась, быстро паспорт ее к себе во внутренний карман плаща положил. Девочка его в шубу кутается, и выглядит так, что рождена была именно для этого. — Кость, куда мы едем? — тихо спрашивает девушка, пока мужчина открывает перед ней дверь машины. — Оформлять наши отношения, — весело говорит Костя. Его настроение было приподнятым, и он, поправив меховую шапку, садится внутрь. В отличии от него, у Аниты сердце ухнуло куда-то вниз. Что значит оформлять наши отношения? Кащей не мог зайти так серьезно. Анита сразу пошла в отрицание. Не могло быть все правдой. Она неосознанно тянется к дверной ручке, чтобы выйти, но Кащей заблокировал ей дверь. Воздуха в легких слишком мало, и ей кажется, что удавка вот-вот ее задушит. — Зачем? — вырывается у Аниты. — Как зачем? — хмурит брови мужчина. — Чтобы каждый знал, чья ты. Глупенькая моя. Аните хочется кричать. Хочется сопротивляться, но она не может. чувствует себя преданной им, и ощущает, как предает саму себя. Это не любовь. Это зависимость, привязанность, ненависть, страсть, все что угодно — но не любовь. И для нее, как для человека, который видел пример семьи в лице своих родителей, где царила любовь, взаимоуважение и искренность, выходить замуж за такого как Кащей — это был ад. Он не подходил ни под одно из описаний, ни под одно из ее желаний. Он был опухолью, которую вовремя не вырезали, и сейчас она разрасталась в метастазы. Кащей же напевал себе какую-то песенку под нос, и закурил прямо в салоне, и Анита последовала его примеру. Могла ли она отказаться? Сказать нет, и убежать. Сопротивление казалось тут бесполезным. Кащей плотно стянул кандалы на ее руках, и отрицательный ответ может отобразится так, что ее поведут на плаху. Аниту тошнит, а тремор рук усиливается, пока она делает глубокие затяжки крепких сигарет. Такие обычно курили мужики, но только они, казалось, давали все еще то расслабление. Когда они подъезжают к ЗАГСУ, Анита на грани. В глазах появляются слезы, а она так сильно ногтями впивается в руку, что кажется проткнет ее скоро насквозь. Она не хочет. Она не может. Но она делает. Кащей на удивление галантен. Подает ей руку, чтобы помочь выйти, и Анита вкладывает свою дрожащую руку в его. Он сжимает ее, словно боится, что девочка убежит. А девочка и хочет, но он же догонит, и еще сильнее накажет. — Улыбайся родная, — чуть ли не приказывает он. — Хотела быть со мной, и сейчас в полной мере это ощутишь. В зале ЗАГС холодно и пустынно, только тонкий аромат увядших цветов пытается добавить торжественности. Большой дубовый стол, за которым сидит регистратор, выглядит так же мрачно, как и само помещение. Свет от тусклых люстр режет глаза. Анита стоит рядом с Кащеем. Её лицо бесстрастно, как мраморная маска. Внутри, однако, бушует буря. Каждое слово регистратора отзывается в её голове глухим эхом, как удар колокола. Кащей, напротив, выглядит расслабленным и даже немного довольным. Его губы слегка поджаты в едва заметной улыбке, в глазах пляшут искры самодовольства. Он держит Аниту за руку крепко, почти грубо, как будто боится, что она вырвется и убежит. Анита же, даже не слушает что говорит регистратор. Она словно не здесь, а где-то далеко. Отказывается восприниматься такую реальность. — Фамилию не меняешь? — сухо спрашивает регистратор, не поднимая глаз от документов. Анита молча кивает. Ее голос предательски застревает в горле. Хотелось оставить что-то свое себе. Кащей с наигранной легкостью бросает: — Меняет, конечно. Пусть привыкнет, что теперь она моя по-настоящему. Эти слова звучат как клеймо, как последний удар молота по кандалам. Анита едва слышно выдыхает, но ничего не говорит. Когда регистратор пододвигает документы, Кащей сразу же берет ручку, быстро ставит подпись, как будто это ещё одна сделка, одна из многих в его жизни. Затем протягивает ручку Аните, задерживая ее руку дольше, чем нужно. Его пальцы теплые, но от их прикосновения по коже пробегает холод. — Ну что, краса? — тихо говорит он ей, чтобы никто не слышал. — Давай, подпиши. Это не смертный приговор. Анита смотрит на него. В ее глазах читается все: боль, страх, отчаяние и крохотная искорка ненависти, которая все сильнее пылает внутри. Она понимает, что этот шаг окончательно лишает её свободы. Но ее руки будто действуют сами по себе. Она ставит подпись, чувствуя, как будто вместе с чернилами она оставляет на бумаге частичку своей души. Слова Кащея о смертном приговоре звучат смешно. Для нее это именно так. Она собственноручно подписала себе этот смертный приговор. Когда регистрация завершена, Кащей поднимает руку Аниты и целует её костяшки. Это жест скорее театральный, чем нежный. Он обводит взглядом зал, словно наслаждаясь своим триумфом. И его взгляд мельком осматривает слишком бледное лицо Аниты, словно та упадет в обморок. — Теперь ты официально моя. Никто не сможет тебя у меня отобрать. — Его голос звучит тихо, но в нем сквозит сталь. Анита не отвечает. Ее взгляд прикован к их переплетённым рукам, и ей кажется, что эти руки словно наручники, которые уже нельзя разорвать. Она в принципе молчала слишком много для такого дня. Сейчас вся ее надежда окончательно растворилась и ушла, оставив после себя лишь привкус горечи и отчаяния. Она не счастлива. И счастлива не будет. Когда они выходят из ЗАГСА, на улице идёт мелкий дождь. Вода, смешанная с грязью, стекает по дороге, как слёзы. Кащей держит Аниту за плечи, почти толкает её вперёд. — Ну вот, теперь все по-честному, — говорит он, закуривая сигарету. — Ты — моя жена. И помни это. Анита снова молчит. Она смотрит на капли дождя, слипающиеся на её ресницах, и чувствует, как внутри нее зарождается отчаянное желание вырваться. Но это желание пока не может пробиться через страх и боль. Теперь все воспринималось по-другому. — Иди сюда Кащева, — усмехается Кащей и смазано целует ее в губы. Она как кукла в его руках, и теперь это сравнение не казалось ей глупым или странным. Это была правда. Она вся в его власти. *** Наташа полюбила Вову. Так быстро, и так неожиданно он стал жизненно необходимым. Они проводили все свободное время вместе, и пока Наташа все пыталась его заставить уйти из группировки, тот лишь наоборот сильнее погрязал в это. В начали разборки с Хадишевскими, на которые он повел их сам, из-за чего словил гнев Кащея. А теперь и смерть Андрея. Счет шел на дни, когда Кащей узнает всю правду, и тогда голова Вовы отлетит первая. Вова чувствовал тяжелый груз вины на своих плечах. Он же не специально. И совсем не хотел, чтобы паренек погиб! Он лишь хотел открыть пацанам глаза на то, кто на самом деле такой их старший. Что Кащей грабил, убивал, крышевал и еще и распространял вещества. Да, Вова был тем, кто рассказал, где лежала та самая Кащеева заначка, но он же не знал, что пацаны полезут пробовать. Но знал отчетливо, что Кащей сочтет это за крысятничество. И тогда Вове несдобровать. А потому он предложил Наташе импульсивное решение, не раскрыв всю правду. Он уезжает. В Гагры. И позвал ее с собой. Наташа, окрыленная на крыльях любви конечно же, согласилась. И когда Анита пришла к ней в гости, то столкнулась с подругой, носящейся по всей квартире, а в самой квартире словно прошелся ураган. Анита снимает новенькое пальто, ибо шуба была уж слишком теплой. — Наташ что происходит? — хмурится Анита, смотря на горящие глаза подруги. — Секунду! — быстро говорит на и бежит на кухню, ставить чайник. И Анита следует за ней. приоткрыв форточку, закуривает, понимая, что Наташа явно куда-то собралась. Анита стала бледной тенью себя прежней. Длинные темные волосы, в которых была седая прядка, которую она закрашивала, похудела, и стала похожей на скелет. Кожа потеряла привычный блеск и румянец. А синяки под глазами от бессонных ночей становились лишь ее незаменимым атрибутом. Кащей купил им обручальные кольца, и теперь Анита носила все два, и обдумывала как все рассказать Наташе, и ненароком вспомнила о Вадиме. Сердце пропустило удар, и девушка чувствовала, как кошки скребли внутри о мыслях о мужчине. Теперь между ними совершенно точно ничего не может быть, и Анита даже почувствовала укол грусти. Что было бы если бы она познакомилась с Вадимом раньше? Могла ли ее жизнь сложится по-другому? И самый главный вопрос: Насколько сильно Вадим отличался от Кащея? В своих раздумьях Анита провела некоторое время, докурила, и пришла в себя только когда засвистел чайник. Наташа вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся зашла на кухню, и плюхнулась на стул, пока Анита услужливо наводила двоим им чай. — Что происходит Нат? — мягко спрашивает Анита, а сама цепко следит за ее эмоциями. — Я…ну я уезжаю, — потупив взгляд говорит Наташа. Чем больше Анита проводила времени с Кащеем, тем сильнее становилась на него похожей, и сейчас это было видно. — Ты что вышла замуж?! — Да, — кивает Анита. — Это получилось случайно. Свадьбу хотим сыграть летом. Когда и куда? Она говорила дежурными фразами. Когда вся ненависть, и жгучая злость прошли, остался лишь холодный разум. И Анита просто смирилась. Надела на себя счастливую маску, и так и жила. — И даже не сказала! — обиженно говорит Наташа, складывая руки на груди. — Как ты и мне об уезде, — парирует Анита. — С кем и куда? — Это допрос? — удивленно спрашивает Наташа приподняв брови. — Я просто волнуюсь, — быстро отвечает Анита и хватает конфетку со стола. — Так куда и с кем? — В Гагры, — нехотя отвечает Наташа, иначе ведь Анита не отстанет. — С Вовой. Уезжаем через два дня. — Чего?! — Анита давится чаем с конфетой, и Наташа тут же стучит ей по спине. — А учеба? Или ты насколько? — Не знаю, насколько, — отводит взгляд Наташа, и Анита понимает, что она лжет. — У Вовы проблемы, а я бросать его не хочу. — Наташ ты с ума сошла?! — рявкает Анита. — Куда ты собралась и с кем, подумай головой. — Ты вообще за уголовника замуж вышла! — в тон ей отвечает Наташа, и сталкивается с ледяным взором зеленых глаз. у нее аж мурашки на коже от взгляда Аниты, но она держится и не отводит свой взгляд. — Я не… — Я поняла тебя, — ледяным тоном отвечает Анита. — Но ты никуда не поедешь. — Чего?! — возмущенно говорит Наташа. — Я, конечно, ценю и люблю тебя, но по-моему не тебе решать. — Вова твой, совсем скоро уголовником станет, и ты слишком дохуя о нем не знаешь, — фыркает Анита. — Еще раз повторяю, я это делаю, потому что знаю, что как только ты узнаешь правду ты уйдешь от него. — Но ты же от Кащей не ушла. — Мы с ним — это особая ситуация, больная и неадекватная, не поддающаяся никакому логическому объяснению. А потому, на нас равняться не надо, — отрезает Анита. — Ну и как же ты мне помешаешь? — язвит Наташа. Именно сейчас Анита выводила ее из себя, и девушка держалась, чтобы не выгнать ее. — Не забывай чья я жена, — кратко говорит Анита. — Кащей не просто бандит и уголовник, а потому, я тебе еще раз говорю, не нужно ехать с Вовой. — Да почему?! — взрывается Наташа. — Да потому что Вова твой пацана убил, и не одного! — кричит Анита. — Повел пацанов на верную смерть, когда с хадишевскими закусились, ослушался Кащея, и сейчас пацанам тайник один открыл, из-за чего один из них умер. Вот ты стала счастливее от этой информации? Наташа в шоке. Она быстро моргает глазами, не веря Аните. Вова не мог. Кто угодно, но не Вова. Как же он мог убить кого-то? Как мог послать на смерть мальчиков? — Ложь, — хрипло говорит Наташа. — Ты мне врешь. Своего Кащея выбеляешь, а моего лишь грязью поливаешь. Сама стала такой же. Анита молчит, сцепив челюсть. — Поверь мне, я знаю о чем говорю, — настаивает Анита, и Наташа неожиданно вскакивает со стула. — Пошла на хуй отсюда! — рявкает подруга. — Ты всех разрушаешь, все вокруг себя. я больше не желаю видеть тебя в своем доме, и вообще рядом с собой. Аните больно. Словно наташа ей нож прямо под ребра загнала. Она впервые видела подругу такой…дикой, и злой. — Я же правду тебе рассказала, чтобы ты мозг включила Наташ! — Мне не нужна эта правда. Я тебе все сказала. — Очень жаль, что твои розовые очки так и не снялись, — разочарованно говорит Анита, и покидает ее квартиру. Она прекрасно знала, что не даст Наташе допустить такую же ошибку, что и она. Угробить свое будущее и свою жизнь ради уголовника. Да и тем более Вадим бы совсем точно не оценил то, что сестра уезжает с ненавистным ему Вовой. Идя домой по мокрым улицам, Анита думала. Так много, что голова, кажется, взорвется совсем через секунду. Анализировать собственную жизнь было куда сложнее. Сейчас, воспоминания не щадили девушку совершенно. Все проносилось словно кадрами. Лето, яркое солнце, и легкость в душе. Небольшой страх перед будущим, дружба с Мариной, поступление, и зачатки чувств к Кащею. Потом началась осень, когда Кащей потихоньку начинал заявлять свои права, появилась Наташа, дружба с которой для Аниты была маяком в темно море, и появился Вадим, который давал надежду, что не все бандиты плохие. Зима же выдалась больной. Во всех смыслах этого слова. Кащей открывался все больше, а его нутро словно становилось чернее. Анита уже не видела границ, не понимала кто она и где, но по-прежнему маяком была Наташа. А сейчас? Сейчас этот маяк затухал, и у Аниты не осталось никого. Она словно сама была Кощеем, который чахнул над златом. Цацок было немерено, шмотья нового импортного и зарубежного также было в избытке. Только ничего из этого не приносило удовольствия. И вот она осталась одна, на темном дне, и смотря на верх больше не видела света. *** На следующий день, муки, которыми Анита себя терзала достигли пика и ей пришлось принять решение. Вечер. В комнате полумрак, свет от уличного фонаря льётся через грязное окно, рисуя полосы на потолке. В воздухе витает напряжение, тяжёлое, как грозовые тучи перед бурей. Анита сидит на краю дивана, её лицо бледное, руки сжаты в кулаки. Кащей стоит напротив, тяжело дышит, его взгляд полон ярости. — Ты выяснил, кто убил того парня? — аккуратно спрашивает Анита, но знает, это все равно не поможет. Если ее мужчина зол — значит пора бежать. — Выяснил, — грубо отвечает он, продолжая смотреть на Аниту. — И поверь мне ему не поздоровится. — Наташа ходит с Вовой, — уставши говорит Анита, а у самой ногти впиваются во внутреннюю сторону ладони. — Знаю, — кивает Кащей и закуривает. Анита повторяет его движение. — Крысой и оказался Вова. Достаточно нахуй ошибок с него. — Она хочет с ним уехать, — быстро говорит Анита. пусть лучше Наташа ее ненавидит, чем будет страдать всю жизнь. — Завтра они должны уехать в Гагры. Я хочу сегодня к ней пойти, и попытаться отговорить. — Как все отлично складывается, — хитро говорит Кащей. — Ты хочешь у нее остаться? — Могу просто на пару часов, — пожимает плечами Анита. — Мне плевать что будет с Вовой, мне важно, чтобы с Наташей все было в порядке. И ты прекрасно знаешь о чем я говорю. Кащей хмыкает. Ну, конечно. Какой бы девочка не становилась расчетливой и жестокой, все еще нотка доброты присутствовала в ее прожженной душе. — Можешь сходить, на пару часов. Ниче с твоей Наташкой не случится. — Я думаю на ночь останусь, — тихо говорит Анита. — Слухи про тебя с Желтым никак не унимаются, — внезапно говорит Кащей, и у Аниты все внутри леденеет. Неужели он узнал? — Я не знаю о чем ты, — холодно говорит девушка. — У меня с ним ничего нет. Я вообще не общаюсь с ним. — Ты что задумала, а? — его голос резкий, как удар хлыста. Он резко делает шаг к Аните, нависая над ней. — Ты думаешь, что можешь держать меня за дурака? После всего, что я для тебя сделал? Анита поднимает на него взгляд, в котором больше нет страха. Только усталость и холодное презрение. — Сделал? — она почти смеется, но в ее голосе слышна боль. — Ты сломал меня, Кащей. Ты лишил меня всего. У меня больше нет никого… только ты, как тень, преследуешь меня, не давая дышать. Твоя ревность переходит все границы! Эти слова обжигают его, как кипяток. Он хватает ее за плечи, трясёт. — А ты что думала?! Что я буду смотреть, как ты уходишь к другим?! К Желтому, к Наташке? Да ты принадлежишь мне, поняла?! И слухи не без оснований же начинают ходить! Анита вырывается из его рук, встает. Ее голос начинает срываться, но она продолжает: — Я никогда не принадлежала тебе. Никогда! Все, что у нас было, — это ты и твоя власть, твои угрозы. Он хватает со стола бутылку, сжимает ее так, что кажется, она вот-вот треснет. Аните страшно, но она старается этого не показывает. Глаза Кащея бешеные, словно вот-вот он убьет ее. — Не боишься? А зря! Потому что без меня ты никто. Никто не спасет тебя, если я решу, что ты мне больше не нужна. Анита в порыве гнева кричит: — Спасёт? Спасет от чего?! От тебя? Да я лучше сдохну, чем останусь здесь еще хоть день! Твоя маниакальная ревность доводит до сумасшествия. Кащей бросает бутылку в стену, стекло разлетается осколками, один из которых царапает щеку Аниты. Она прижимает руку к царапине, смотря с ненавистью на него. Он снова шагает к ней, сжимая кулаки. Его лицо перекошено яростью, но в глазах вспыхивает растерянность. — Ты сама выбрала это, — шипит он. — Ты знала, что ты моя, когда пошла за мной. Кащей прикупил себе новую печатку, которую носил на левой руке. И именно этой рукой он бьет наотмашь Аниту, оставляя ссадину. Анита в отчаянии отшатывается от боли, её голос дрожит, но она выкрикивает: — Да! Но я не выбирала, чтобы ты уничтожил меня! Ты… ты забрал все! Даже Марину! Эти слова задевают Кащея. Он замолкает на мгновение, в его взгляде мелькает что-то похожее на боль, но она тут же сменяется гневом. Ненависть к этому мужчине превышала норму. Такая жгучая и накопленная уже несколькими месяцами, она вылезает наружу. — Не смей ее вспоминать, — говорит он сквозь зубы. — Ты понятия не имеешь, что было на самом деле. Анита не отвечает. Она хватает пальто с вешалки и направляется к двери. — Куда ты? — Кащей резко бросается к ней, хватает за руку. Его хватка словно стальные тиски. — Ты не уйдёшь. Она резко вырывается, толкает его. В кошачьих глазах горит огонь решимости и злоба, и Кащей понимает, если бы Анита могла убивать взглядом — то он труп. — Уйду. Ты меня больше не остановишь. Её голос звучит неожиданно твёрдо. Он замирает, будто поражён этой решительностью, и Анита успевает выбежать за дверь. Она бежала так быстро как могла. Со всех ног летела в квартиру к Наташе, и даже думала ненароком попросить ей помочь, чтобы она тоже уехала. Правда ни денег, ни документов она не взяла, но может успела бы сходить завтра. Не было больше сил и желания возвращаться к Кащею. Анита чувствовала себя истощенно. Слезы подкатывали к глазам, а ком в горле образовался так плотно, что Анита просто начала захлебываться в слезах. Они все текли и текли из глаз, пока ей хотелось выть. Она больше не могла с ним быть, но и не могла уйти. Анита устала от него. От его унижений, маниакальной ревности, побоев, которые он оправдывал тем, что учит ее, а потом как щенок приходил с извиняющимся взглядом и очередным украшением. Она устала. Ее тошнило от собственной жизни, от себя самой. Аните хотелось бы заснуть и не проснутся, никогда. Чтобы избавится от Кащей хоть где-то. Либо, чтобы умер он. Только кажется в случае смерти одного из них, она будет свободна. Удавка уже привычно стягивалась на шее, а кандалы громко застегнулись, когда она понимала какое влияние он оказывал на нее. Ей хотелось избавится от тяжести, раз и навсегда. Она быстро и громко стучит, и испуганно оглядывается, словно за ней кто-то гонится. — Наташ пожалуйста быстрее, — шепчет умоляюще Анита. слезы попадают в рану, но Анита уже не чувствует боли. Кажется, Кащей настолько ее натренировал, что она не чувствовала уже ни физической ни моральной боли в полном объеме. Вадим удивленно открывает дверь наблюдая Аниту, которая билась чуть ли не в истерике. Она даже не спрашивает, а просто проходит внутрь квартиры. В комнате тусклый свет от настольной лампы, стол завален книгами и чашками с недопитым кофе. Желтый удивлён, но, увидев её состояние — растрёпанные волосы, заплаканное лицо и дрожащие руки, — молча закрывает за ней дверь. — Где Наташа? — хриплым голосом спрашивает Анита. — С Вовой, — быстро отвечает Вадим, помогая снять с нее пальто. Оглядывает девушку мельком, понимая, что она сбежала из дома. большая майка и такие же спортивные штаны. Анита явно собиралась в спешку. — Что стряслось? Аниту трясет, и она обхватывает руками свои плечи. ее взгляд полон боли и отчаяния, а порез на щеке кровоточил. Вадим подходит медленно, и аккуратно большим пальцем стирает его, а пазл складывается в голове. Злость проносится по венам, но на внешнем виде это показывается через сжатые челюсти. Даже не смотрит на ее обручальное кольцо, итак, ведь все знает. Кащей же первым делом об этом всем растрепал, показывая официальные права на девушку. И как держался Вадим, было известно лишь одному Богу. — Мне больше некуда идти, — с отчаянием говорит Анита, а руки так трясутся, что аж страшно. — Ты как будто не знаешь, что всегда можешь прийти сюда, — отвечает Желтый, стараясь говорить мягко, хотя внутри у него всё сжимается от вида её страданий. Анита садится на диван, и Вадим предлагает ей сигарету. сил идти на балкон нет, и он кивком разрешает ей закурить прямо в комнате. Ее руки трясутся, и приходится приложить усилия чтобы поднести фильтр к губам. — Я…я больше не могу, — выдыхает дым Анита. из глаз по-прежнему текут слезы, и она вытирает их. — Он уничтожает меня. Каждый день. Каждую минуту. — Ты должна была закончить это все, — Вадим садится рядом, и его большая рука ложится на хрупкое плечо. Кажется, на Аниту ветер подует, и она рассыпется. Как такую девушку можно ударить? — Что он сделал на этот раз? — Это…это не важно. Все это не важно, — резко перебивает Анита. Она вскидывает взгляд на Желтого. — Ты ведь был прав. Он не изменится. А я… я сижу в этой клетке, потому что сама её выбрала. — Ты не виновата, — уверенность слышна в его голосе. Кажется, вера Вадима в Аниту была слишком сильной. Он по-прежнему видел в ней только хорошее. Видел тот угасший свет. — Он сломал тебя. И это только его вина. Анита смотрит на него. В ее глазах зреет отчаянная мольба: — Знаешь, что самое страшное? Я боюсь, что уже не смогу жить без него. Даже ненавидя его, я… я не знаю, кто я без этой боли. И это была правда. Личная исповедь девушки. Она рассказывала Вадиму то, в чем боялась признаться самой себе. Анита настолько привыкла к его боли, что даже когда он грубо трахался с ней, она даже уже различала эту боль и грубость. Все это было неадекватно. Больно. Словно открытую рану просто заклеили пластырем и тут же оторвали. Все внутри кровоточило от колючей правды. Желтый не выдерживает, встаёт, начинает ходить по комнате. Ему было больно видеть девушку такой. Он помнил, как она заливисто смеялась летом, как прекрасны ее кошачьи глаза, когда светились от счастья, и какой красивый у нее был румянец. — А ты подумала, кто ты с ним? Ты так же умираешь, Анита. Только медленно. Она встаёт, подходит к нему, ловит его взгляд. — Ты думаешь, я не знаю этого? Но он все равно притягивает меня. Словно… словно тянет на дно. Желтый резко оборачивается к ней, его голос становится твёрже: — Тогда оттолкнись от этого дна. С ним у тебя нет будущего. Слышишь? Она замирает, ее взгляд смягчается. — А ты? Ты готов быть этим «будущим»? — ей хочется смеяться от собственных наивных мыслей и слов. Но Аните так не хочется терять малейшую надежду. Вадим же тоже бандит. Не бывает так, что один хороший, а второй плохой. Просто Вадим был менее ужасным человеком, чем Кащей, но это не обеляло его в глазах общества. Желтый подходит ближе, его пальцы едва касаются её щеки. — Я готов быть тем, кто покажет, что у тебя оно есть. Анита делает шаг вперёд, сокращая расстояние между ними. Момент настолько хрупкий, что страшно даже дышать. Их дыхания смешиваются, а в глазах читается столько всего: боль, страх, надежда. Он решается первый, тянется к ее губам, но осторожно, будто боится сломать её ещё сильнее, и она отвечает. Сердце мужчины делает кульбит, когда он ощущает как ее язык проникает в его рот, а тонкие пальцы оплетают шею. Вадим готов поклонятся этой женщине. Она делала что-то невероятное с его телом и сердцем, чего, наверное, никогда не было. Вадим всегда держал эмоции под контролем. Его холодный, расчетливый взгляд словно отталкивал людей, оставляя их с ощущением, что он всегда в шаге от предательства. Но с Анитой все было иначе. Она была не просто частью их общей игры, не просто пешкой на шахматной доске Кащея. Она пробудила в нем что-то, что он давно похоронил под слоем цинизма и равнодушия. Когда Вадим смотрел на Аниту, он видел ее боль. Не ту, что она показывала окружающим, но ту, которую она прятала. Глубокую, рваную, ту, которая сворачивала ее душу в комок. И это не только злило его — это разрывало изнутри. Между ними образовывается тонкая связь, и никому не хочется это рушить. Вадим подхватывает Аниту под ноги, а та обвивает его торс, пока он несет ее в свою спальню, не прекращая целовать. Анита не знает, что с ней. Кто взял контроль над ее телом, но сейчас кажется было жизненно необходим именно Вадим. Чувства к нему оставляли что-то светлое, к чему еще не подобралась темнота Кащея, словно это были остатки разума. Вадим целовал чувственно и нежно, что хотелось стоять так вечность. В отличии от Кащей, который выпивал всю душу, Вадим был аккуратным. Положив ее на кровать, его руки резко снимают майку, пока Анита выгибается ему на встречу, а затылок упирается в кровать. Мужские губы проходятся по шее невесомыми поцелуями. А большие руки снимают штаны, откидывая их куда-то на пол. Вадиму сейчас было плевать. На закон улицы, на пацанский закон. Сейчас был лишь он, и женщина, от которой он сходил с ума. Его личный запретный плод, его грех и тайна. Анита скидывает с него майку, впиваясь ногтями в плечи, и пытается завладеть ситуацией. Вадим не наседает, и позволяет ей сделать то, что она хочет. Анита оседлала мужчину, и мягко проходится пухлыми губами по шее, оставляя мокрые поцелуе, и ведет ниже. Вадим тяжело дышит, а его руки слегка сжимают девичьи бедра. Пальцы сдвигают белье, и он медленно, словно дразня проходится пальцем по клитору, надавливая. Анита выдыхает ему в губы, ощущая как узел стягивается внизу живота. Она двигает бедрами в такт его пальцам, закидывая голову назад. Вадим не может отвести взгляда от нее. Анита слишком красива, когда раскованна и он хотел бы запечатлеть этот момент в своей памяти. Убрав палец, он быстро возвращает контроль себе, переворачивая ее на спину, и нежно входит в нее двумя пальцами, ощущая, насколько мокрой она была. Анита стонет ему в губы, пока червяк под названием совесть медленно поедает ее изнутри. Она пытается отмахнуться, но он отказывается уходить. Поэтому Анита глушит его как может. Ее демоны не лезут, и не тянутся к Вадиму, позволяя ей наконец ощутить ее собственные чувства и ощущения. Вадим расцеловывает тонкую шею девушки, и сжимает одной рукой грудь, пока другой продолжает входить в ее лоно. Анита рвано стонет под его руками, и мужчина засасывает сосок, медленно водя по нему языком. Ее тело словно током прошибает, и она сильнее впивается в плечи Вадима, оставляя на нем следы. Хотелось оставить на нем свою метку. Анита ощущает как ее тело словно струна, и в следующую секунду со стоном она кончает. Вадим втягивает ее в новый поцелуй, и сняв домашние штаны, проводит членом по ее промежности, не давая девушке прийти в себя. Анита прикусывает его нижнюю губу, и слышит хриплый стон мужчины. Вадим входит медленно и осторожно, пока Анита стискивает простынь в руках от удовольствия. Вадим был совершенно другим нежели чем Кащей. Если у второго стояла мания оставить свои следы и трахался он всегда грубо, чуть ли н по животному, то Вадим, наоборот. Слишком чувственно и мягко. Анита, привыкшая к грубости, сейчас ощущает словно второе дыхание, когда Вадим ускоряется, сжимая ее бедра, но в разы слабее чем ее личный мучитель. Мужчина кончает быстрее, и изливается ей на живот. Анита чуть ли не хнычет, ощущая неприятный ком в теле. — Прости, красавица, — шепчет он, и вытерев член собственной майкой, извиняющее целует ее, входя вновь, пока член еще стоял. Через пару минут Анита с громким стоном обмякает на кровати, и Вадим плюхается рядом, загребая ее в свои огромные объятия. Вадим был теплым и приятным, а потому Анита наслаждалась объятиями с ним. Костя чаще всего уходил просто курить и возвращался позже, позволяя себя обнимать, и изредка обнимая сам. Анита вылазит из объятий, и не стесняясь и не прикрываясь быстро идет в зал и находит там пачку. У них с Кащеем была такая традиция всегда курить после секса, и Анита даже сейчас это делает. Дома у Вадима в отличии от их дома было тепло, и Анита открывает окно чтобы не было душно. Подкуривает, и смотрит на стену куда-то словно сквозь нее. Вадим замечает состояние девушки, и надев штаны, тоже закуривает, смотря на ее профиль в тусклом свете лампы. — Ты в порядке? — тихо спрашивает он. Вадим и вправду беспокоился о Аните. А особенно о ее моральном состоянии. Анита молчит некоторое время, и позже с выдохом отвечает: — Я не знаю. Ее голос звучит глухо и потеряно, и Вадиму хочется забрать всю эту боль. — Жалеешь? — сразу догадался он. Конечно было бы больно услышать если бы Анита жалела, но он был готов к этому. — Наверное нет, — она поворачивается к нему, и заглядывает куда-то глубже в душу. — Точно нет. Просто я уверена, что это ничего…не изменит. Мы все также по обе стороны. А это был просто порыв. Слышать это неприятно. Вадим невольно морщится. — Я не чувствую ничего…словно я в тумане. — Это нормально, — хрипло говорит Вадим. — Ты слишком долго жила в этом аду. Потушив, бычок о пепельницу, он нежно берет ее руку, целуя костяшки. — Никто не поможет тебе выбраться из твоего личного Ада. — Говоришь как учитель, — горько усмехается Анита. будет ли она ненавидеть себя за все это? Ответа не было. Даже если и будет, то это в будущем. Сейчас же ей хотелось наслаждаться моментами, когда она чувствовала себя свободной. — Может, потому что хочу, чтобы ты поверила в себя, — он тихо смеется, но в его словах слышится боль. — Ты сильная, Анита. Даже если не чувствуешь этого сейчас. Она смотрит в его глаза, теплые и спокойные, такие противоположные взглядом Кащея. — Я хочу верить тебе, — шепчет она. — Но страх все еще рядом. Он обнимает ее, прижимая к себе крепче и Анита позволяет себе расслабится. Объятия Вадима ощущались как крепость. — Тогда просто помни, что ты не одна. И в этой простой истине, в его руках, она впервые за долгое время чувствует не только боль, но и тень надежды. — Я не могу смотреть, как он тебя ломает. Ты заслуживаешь большего, Анита. Заслуживаешь жизни, а не выживания, — мягко, но уверенно говорит мужчина. Его слова звучали тихо, почти безэмоционально, но глаза выдавали бурю. Он знал, что предавал её раньше, замалчивал всё, что творил Кащей. Но теперь он хотел всё исправить. — Наташа с Вовой хотят в Гагры уехать. Я не знаю какой у нее билет, но знаю, что Вова крыса, а для нас обоих известно как Кащей решает вопросы с крысами, — тихо говорит Анита, пока у Вадима по коже расползается тонкий слой страха за сестру. — Надо остановить Наташу. Вадим молча встает с кровати и обшарив всю квартиру, он нашел сумку сестры, и выдохнул. — Она придет домой, — решительно говорит Вадим. — А ты ее задержишь, пока мы с Вовой разбираться будем. — Что вы с ним сделаете? — быстро спрашивает Анита. — Отпустите его, а Наташа пусть тут остается, не с Вовой надо быть ей. — Мы разберемся, — достаточно жестко говорит Вадим, и Анита вздрагивает. — Главное Наташу не упусти. *** Вадим уехал намного раньше, чем пришла Наташа, и направился он сразу к Кащею. Мужик до сих пор не знал, что Наташа была именно его сестрой, и это играло на руку. У Кащея в квартире накурено, а сам он отсыпается от недавней пьянки. — Вставай, — резко говорит Вадим, тряся…друга за плечо. Он уважал Кащея как мужчину и авторитета, но ненавидел как человека, ибо он доставлял слишком много всем проблем. Был жестоким и требовательным, и изредка Вадиму казалось, что он вообще был без души. Кащей морщится от резкого света, но встает. С недовольством смотрит на Вадима и делает пару глотков из кружки с водой, стоящей на небольшом столике. — Че приперся? — брезгливо спрашивает Кащей. Все его уважение к Вадиму пропадало, и слухи о его…чувства к его женщине уже выводили из себя. — Ты же знаешь кто дал наводку пацанам о наркоте? — Знаю, — довольно кивает он, и закуривает. — Кто? — напряженно спрашивает Вадим и садится рядом на диван. смотря сейчас на Кащея, он в очередной раз удивился тому, как Анита смогла с ним быть. — Во-ва, — угрожающе говорит Кащей. Вадим прикрывает глаза, понимая теперь окончательно почему именно уезжает Суворов и зачем тянет с собой его сестру. Крыс не любили. Кащей считал их переносчиками инфекций и распространением болезней. И совсем не важно, что он относился также и к людям, которых считал крысами. Жестоко и резко расправляясь с ними. Любая организация работает как часы, и когда ломается небольшая деталь, начинает сыпаться все. — И что ты будешь делать? — аккуратно спрашивает Вадим. — Сам прекрасно знаешь, как я поступаю с крысами, — холодно говорит Кащей. — Только знаю, что он с подружкой Аниты собирается уезжать. Кровь в жилах стынет. Хоть Вадим и так это знал, слышать об этом от Кащея было…странно. — Только вот моя краса слишком за свою подружку трясется, — добавляет Кащей. — И строго настрого запретила мне ее трогать. А потому ушла к ней, чтобы я смог Вову выцепить лично. Вадим выдыхает, и думает, что Кащей этого не видит. Но тот видит все. Пометки делает в собственной голове, и решает позже с этим разобраться. — Ща по бырому оденусь, и поедем, — отчеканивает Кащей и исчезает из поля зрения Вадима. А тот ненароком взглядом по залу проводит, и замечает две новые фотографии, которых в помине в квартире Кащея не было. Подходит ближе и видит, что на всех двух он с Анитой. Челюсть на автомате сжимается. На фото счастливо улыбающаяся Анита возле Волги Кащея. Осень. Тот ее обнимает, а сам краешком губ улыбается, пока Анита улыбалась во все тридцать два. Следующая, где они на Новый год. Тут она уже выглядит уставшей и сломленной. Различия между двумя фото были в пару месяцев, но различия между девушками колоссальные. — Пошли, — бросает Кащей, видя, на что именно смотрит Желтый. Он быстро закрывает дверь, и они выдвигаются из дома на вокзал. На вокзале шумно, но Кащей сидит с Желтым в машине и выжидает, когда Лом и Док притащат того в машину. Надеялся, что Анита отвлекала свою подружку, на которую Косте, честно говоря, было наплевать. Через минут десять, когда началась отправка, Кащей увидел, как Лом и Док тащили Вову, у которого личико уже разукрашено было. Кащей хмыкает на это, и закуривает. Он уже прекрасно знал куда отвезет Вову, и что именно ему скажет. Мужики засовывают Суворова в салон автомобиля, и тот даже пытается выбраться, пока Лом не дает ему в нос, и слышится характерный треск. Кровь брызжет на кресло Кащей, и тот недовольно цокает. — Машину ты мне блядь потом мыть будешь? — недовольно обращается он к Лому. — Не обессудь Кащ, он просто дергаться заебал, — оправдывается Лом. Они едут на заброшенный завод. Тот частенько использовался для разборок, и находился он не на территории Универсама. Не стал бы Кащей так подставляться. Да и признаться честно, он даже руки о Вову марать не хотел. Знал ведь, чувствовал, что его приход ничего хорошего для Универсама не означал. Но по старой дружбе шанс дал. И сейчас пожинал плоды собственных решений. Кащей, облачённый в тёмное пальто, кажется ещё более грозным в полумраке. Его глаза сверкают холодным блеском, как у хищника, который нашёл добычу. Желтый, всегда спокойный, идёт чуть позади, сдержанно наблюдая за каждым движением. Вову ставят перед Кащеем, пока тот закуривает, смотря на бывшего друга как на мусор. Кащей кивает и Лом, и Док отпускают Вову, пока тот ненавистно смотрит на мужчин перед ним. — Ну что, Во-ва, — насмехается Кащей. — Пришло время платить за своих грехи. — Я все объясню, — уверенно говорит Вова. В его глазах плескалась ненависть к Кащею, но и страх. А страх, Кащей чувствовал словно цербер, питаясь им. — Да что ты, — иронично говорит кудрявый. Все знали, когда говорит Кащей — остальные молчат. И даже Вадим, не стал бы рыпаться на мужика. Уж слишком…безрассудным и жестоким он был. — Я не специально и… — Не специально? — перебивает Кащей. Его взгляд темнее ночи выжигает во лбу Вовы дыру. — Ты пацанам слил, где наркота моя, пацан по факту по твоей вине передознулся, а ты мне пиздишь про не специально? Вова хочет вставить свое слово, но Кащей это сделать не дает. — Решил с Наташкой под шумок съебать, и надеялся я не узнаю? — Кащей тушит бычок в луже, и надвигается на Вову. — Это мой блядь город. Ты даже дышишь сука только потому, что я разрешил. И это именно я контролирую дышать тебе нормально, или задохнутся. Он подходит к Вове слишком близко, и Суворов ощущает как страх инеем покрывает тело. — Мы дружили и… — Вов ты че еблан? — риторически спрашивает Кащей и слышится смешок Лома за спиной. — Ты пацана убил, меня наебал, и думал я не узнаю. Ты крыса, не иначе. Желтый молча достаёт сигарету, закуривает и внимательно смотрит на Вову, словно изучая его. — Знаешь, что мне в людях не нравится? Когда они думают, что могут наебать меня и Кащея, а потом спрятаться. Он делает шаг вперед, ударяя ботинком по пустой жестяной банке, которая с грохотом отлетает в сторону. Кащей резко хватает Вову за воротник куртки и притягивает к себе, их лица оказываются в опасной близости. Вова дрожит, его дыхание становится прерывистым. — Ты знал, на что подписывался. Ты же не просто так пришёл ко мне тогда, а? Я помог тебе, вытащил тебя, а ты решил отплатить мне таким образом? Вова пытается вырваться, но хватка Кащея слишком сильна. — Из-за тебя суки усатой, пацан умер, — рявкает Кащей. — Или ты думал блядь что опиум — это травка?! — Не надо Кащей! — с надеждой говорит Вова. — Я же не знал, что они полезут. Я лишь хотел показать какой ты человек! Кащей молчит, его взгляд пронизывает Вову насквозь. Затем он резко толкает его, и Вова падает на колени, ударяясь об бетонный пол. — Он все еще болтает. Может, научим его молчать? — Кащей обращается к Вадиму, а его глаза горят нездоровым блеском. Кащей достает нож, который до этого момента был спрятан в кармане пальто. Лезвие блестит в свете лампы. — Ты знаешь, что самое страшное в ножах? Они оставляют следы, которые никогда не исчезают, — в голосе Кащея чистая сталь, и никакого сожаления. Пока Вова смотрит с ужасом и надеждой. Вова пытается отползти, его руки оставляют жирные пятна на полу. — Нет… Кащей наносит первый удар, целясь в бок. Вова вскрикивает, его голос эхом разносится по мастерской. Кровь начинает медленно растекаться по полу. Желтый, видя, что Вова все еще дышит, достает пистолет. — Хватит с ним возиться. Пусть отдыхает, — быстро говорит Вадим. Он стреляет без лишних слов, выстрел гулко раздаётся в пустом помещении. Тело Вовы обмякает, падая на пол. Кащей, задыхаясь от всплеска адреналина, вытирает нож об старую тряпку, которая валяется неподалёку. Желтый смотрит на тело Вовы, затем на Кащея. — Ты уверен, что Анита и Наташа это выдержат? — спрашивает Вадим, пока они наблюдают как Лом и Док тащат тело в кусты рядом с заброшенным заводом. Кащей нож специально вытер очень хорошо, и кинул рядом с Вовой. — А нахуя им знать это? — спрашивает Кащей, и закуривает. Он не испытывал угрызений совести. Вова поступил как крыса, и всю жизнь жил припеваючи. Пока Кащею жрать нечего было, усатый зимой мандаринами обжирался, что у него аж аллергия появилась. И в Универсам он пришел лишь потому, что его как чушпана кошмарили. А для Кащея Универсам был единственной надеждой и той самой ниточкой, за которую он держался. — И ты лишнего не пизди, — приказывает Кащей. — Пацан его зарезал на вокзале, а я лишь поговорил. Усек? — Усек. — кивает Вадим. У него же в отличии от Кащея на душе как камень образовался. Не хотел он, чтобы тот убивал этого Вову несчастного, но как будто Кащей стал бы его слушать. И сейчас он также был причастен к этому убийству. И свой крест он будет нести всю жизнь. *** Маленькое кладбище на окраине города, покрытое тонким слоем грязного снега. Серое зимнее небо давит своей тяжестью, усиливая общую мрачность. Высокие деревья, обнажённые от листьев, выглядят словно безмолвные стражи, наблюдающие за скорбью живых. Вокруг царит гнетущая тишина, нарушаемая лишь редкими звуками шагов и приглушённым плачем. В феврале вновь выпал снег, но на улице было достаточно тепло. Люди в черных пальто и куртках выстроились полукругом вокруг свежей могилы. Мелкий снег медленно падает, смешиваясь с мокрой землей. Близко к центру стоит Наташа, её лицо белое, как снег, а глаза опухли от слез. В руках она сжимает букет белых лилий, лепестки которых трепещут на холодном ветру. Анита стоит чуть позади, в тени, опустив голову. На ее лице нет слез, но внутри — настоящий ураган. Она видит, как бледны родители Вовы, как всхлипывает его мачеха, утыкаясь носом в отцовское плечо. Как в глазах Марата была пустота, ибо Кащей рассказал из-за кого погиб Андрей, но не рассказал, что убийцей Вовы был именно он и Вадим. Пацаны не стояли тут рядом, но стояли за пределами кладбища вместе с Кащеем, и молча смотрели на все это, покуривая одну за одной. — Господь примет его душу и подарит ему покой… Слова батюшки звучат как отдаленный шум. Наташа тихо всхлипывает, ее плечи подрагивают. Рядом кто-то из дальних родственников сочувственно кладет ей руку на плечо. — Если бы я могла что-то сделать… если бы я остановила его, — хриплым голосом говори Наташа. — Я так виновата. Ее голос тонет в рыданиях. Анита делает шаг вперед. Ее ботинки скрипят по тонкому льду, который образовался всего за ночь, и Наташа поднимает на нее глаза. — Ты ничего не могла сделать. Это была его жизнь… его выбор, — мягко говорит Анита. — Его выбор? Это не выбор, когда за тобой охотятся, — с горечью говорит Наташа. Анита молчит, ее взгляд устремлен на могильный крест с именем Вовы. Она вспоминает, как сама передала Кащею информацию, которая стала для Вовы смертным приговором. Чувство вины поедает ее изнутри, разрастаясь словно рана от пули. Когда гроб опускают в землю, Наташа вдруг делает шаг вперед, почти падая на колени. — Это несправедливо! Он хотел просто уйти, жить спокойно! Почему… почему его никто не оставил в покое? Анита помогает ей подняться, крепко удерживая за плечи. — Наташа, не здесь. Пожалуйста, — хрипло говорит Анита. Наташа вскидывает на неё взгляд, полный боли. — Ты ведь знала. Ты все знала, правда? — пустым голосом говорит Наташа. Ее голубые глаза стали словно бесцветными, потеряв все краски и желания. Анита не отвечает, но её молчание звучит громче любых слов. Когда церемония заканчивается, люди начинают расходиться. Наташа остаётся у могилы, смотря на белые лилии, лежащие на тёмной земле. Анита отходит в сторону, где ее ждет Кащей и пацаны. Он стоит, закуривая сигарету, его лицо остаётся бесстрастным. — Она ничего не узнает. Всё прошло как надо, — подбадривает Аниту Костя. Анита смотрит на него с неприкрытым отвращением, но молчит. Она снова чувствует себя соучастницей преступления, пойманной в сети Кащея, из которых все сложнее выбраться. Она оглядывается на Наташу, понимая, что потеряла подругу. Остались лишь обман, вина и горькая пустота. Ведь Наташа не простит. Сколько усилий стоило Аните вообще задержать ее хоть на некоторое время. И если бы она знала, что Вову убьют, то никогда бы не сказала это Кащею и Вадиму. Она думала, что они просто поговорят, Вова как-то покается, но на этом все. Но в очередной раз все шло не так как должно быть. И, наверное, вся жизнь Аниты шла не так как должна была с появлением в ее жизни Кащея. Жаль, что осознание дошло слишком поздно. *** Время не стояло на месте. День сменялся днем, неделя за неделей, и лето уже стучалось в окна к людям. Солнце выходило все чаще, а дни становились длиннее. В воздухе витала свобода. Анита в сотый раз, кажется, прогуливала пары, и стоя на кухне в одной рубашке на голое тело, она готовила завтрак. Разбивала яйца в сковородку, методично нарезала хлеб, пока Кащей курил позади нее. Нож в ее руках двигался ритмично, но пальцы дрожали. Кащея легко можно было не заметить, если бы не едкий запах табака. Он сидел за ее спиной на стуле, лениво откинувшись, и дымил, словно этот кухонный уголок был его троном. Его взгляд, как всегда, был тяжелым, пронизывающим. Бурное утро было не часто, но, когда такое случалось, настроение Кащея всегда было на высоте. Пока он жил как ни в чем не бывало, Анита затухала. Наверное, еще совсем немного и ее огонек потухнет навеки. Кащей зверел с каждым днем все сильнее. По началу это были небольшие просьбы и запреты. Сделай то, сходи сюда. Потом он втягивал ее опять в свои мутные дела, используя ее красоту по полной. Он отвозил и забирал Аниту с пар каждый день. Изредка, когда не мог Кащей, он отправлял Лома или Дока забрать девочку, не позволяя той больше находится одной. Анита теперь всегда была рядом. Даже пикнуть, наверное, не могла без его разрешения или приказа. Наташа отчислилась и на нервной почве слегла в психдиспансер, ибо уж слишком Вадим беспокоился за состояние своей сестры. Сердце Аниты покрылось новыми шрамами. Вадим. Их история закончилась также быстро, как и началась, и Анита часто прокручивала это в своей голове. Как все могло получится? Было ли у них будущее? Правда все слова Вадима о ее «спасении» оказались лишь словами. Он издалека наблюдал за ней, любил, и сердце его каждый раз бешено билось о ребра, когда он сталкивалась с девочкой в качалке или на каких-то мероприятиях, куда Кащей таскал свою супругу, хвастаясь ей словно бриллиантом в своей коллекции. Ревность Кащея превысила все нормы. За любой взгляд, или слово, он достаточно показательно осаживал ее. Синяки на ее руках не сходили никогда. Кащей рты всем про Аниту с Вадимом позакрывал. А тех, кто был особо болтливый, закопал. — Ты охладела ко мне, — его голос тихий, но Анита все равно вздрагивает. Она больше не могла, не хотела находится рядом с ним. Хотелось сбежать. Только нужно подгадать момент. — Тебе кажется, — холодно говорит Анита и даже не поворачивается к нему. — Я знаю о чем ты думаешь. Кожу покрывает липкий слой страха, пока сердце бьется о ребра, умоляя вылететь. Руки слегка подрагивают, но Анита лишь крепче схватывает несчастный огурец. — Ты думаешь, у тебя есть выбор, да? — раздался его голос, низкий, со стальными нотками. — Анита, мы связаны. До конца. Она не отвечает. Ее руки продолжают делать поставленную задачу, но подрагивают в такт ее неровному дыханию. — Ты молчишь, — продолжил он с легкой насмешкой. — Я так понимаю, думаешь, что я не замечаю? Твои взгляды. Эти твои… мысли. То, как ты вздрагиваешь от моих касаний, или тихо всхлипываешь по ночам. Но запомни, если уйдешь, тебе некуда будет вернуться. — он затушил сигарету об угол стола, даже не потрудившись взять пепельницу. — Уйти? — ее голос был тихим, почти беззвучным, но в нём звучал надрыв. Она обернулась, не поворачивая тела, и посмотрела на него через плечо. В кошачьих глазах была лишь ненависть и боль. Никакой любви или сочувствия к дьяволу в человеческом обличии. — Какая я была глупая, что верила тебе. А ты этим воспользовался. Знал ведь, что я любила тебя искренне, и, наверное, до последнего, хотя предыдущим своим шалавам ты нахер не сдался. Он ухмыльнулся, с явной насмешкой. Девочка показывала свои коготки, и он позволял ей это делать. — Глупая? Может быть. Но ты моя. Это ведь правда. Даже сейчас. — его слова были обжигающе спокойными, но в глазах была угроза. Она отвернулась к доске, но лезвие ножа остановилось. Ее пальцы сжали рукоятку сильнее. — Моя, — повторил он, чуть поднявшись со стула. — Ты знаешь, что я могу. И что я сделаю, если ты меня предашь. Прекрасно знаешь, как я поступаю с крысами. Она замерла. Грудь резко поднялась, воздух больше не находил выхода. Сердце упало куда-то вниз, пока Анита была на грани того, чтобы начать трястись. В глазах натурально плывет от страха, и ненависти. Ядерный коктейль, который она испытывала, постоянно находясь с ним. — Ты… — Она развернулась, крепко сжимая нож. Голос сорвался на крик. Кричала ее душа. — Ты отнял у меня все! Я ненавижу тебя! Он шагнул к ней, и в этот миг все закружилось. Анита ощущала себя пустой. Руки, державшие нож, казались чужими, словно это была не она, а кто-то другой. Удар, прорезавший воздух, как будто произошел в другом мире. Лезвие вошло в плоть так легко, словно в мягкий воск. Она даже не сразу поняла, что сделала. «Это не я… это не я…» — гулко билось в голове. Кащеев взгляд застыл на ее лице. Сначала удивление, потом боль, затем осознание. Он медленно оседал на стул, как будто тело отказывалось его держать. Анита шагнула назад, едва удерживая равновесие. Пол вокруг нее качался, как на корабле. Резкое движение, нож пробил ткань его рубашки, вонзаясь глубже. Он ахнул, качнулся назад, глядя на неё с широко распахнутыми глазами. — Что… ты наделала? — Голос был сдавленным, и вместе с тем почти детским в своем изумлении. Когда Анита повернулась к нему с ножом, Кащею понадобилась доля секунды, чтобы осознать, что происходит. Он увидел ее глаза — наполненные страхом, болью и яростью. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле словно им мешал ком. Удар пришёлся неожиданно, резкой вспышкой боли, которая, казалось, обожгла весь мир. Кровь теплом расползалась под рубашкой, и он медленно оседал на стул, чувствуя, как силы покидают его тело. Его взгляд метался — на нож в ее руке, на ее лицо, на пол, где темнела кровавая лужа. «Ты действительно это сделала…» Кровь начала стекать на пол, образуя темное пятно. Он опустился на стул, тяжело дыша, но его взгляд оставался прикован к ней. — Анита… — прохрипел он, стараясь ухватиться за ее руку, но сил не хватало. — Я не думал, что ты сможешь. — Зачем ты… — выдохнул он, хватая воздух ртом, будто утопающий. Она прижала руки к лицу, закрывая глаза, но в темноте там был только он. Его кровоточащая рана, его осуждающий взгляд, его хриплый голос. — Я… я не хотела… — ее голос дрожал, как стекло перед тем, как разбиться. Она стояла, глядя на него с ужасом, но уже не могла отвести глаз. Кровь струилась по полу, густая, горячая, оставляя пятна, которые невозможно смыть. Анита смотрела на нее, как завороженная, и чувствовала, как в груди поднимается что-то темное, липкое, затягивающее ее, как трясина. — Ты… ты сам… — начала она оправдываться, но слова застряли в горле. — Ты…ты сделал из меня это. Ее демоны вылезли наружу, вопя в голове. Их хозяин истекал кровью, и Аните казалось, что ее голова сейчас взорвется от их воплей. Они отгрызали по куску от ее души, и она была словно в бреду. — Может быть, — выдавил он, усмехнувшись криво, но уголки его рта дрогнули. — Но без меня… ты… пропадешь. Кащею казалось, что он всегда был готов к смерти. Но не к такой. Не от её руки. — Я знал, что ты… сломалась, но не думал, что настолько… — его голос срывался, но он говорил. Говорил, потому что молчание пугало больше боли. Он смотрел на Аниту, и его мысли метались между яростью, разочарованием и чем-то ещё, более глубоким. Любовь? Да, он все еще любил ее. Даже сейчас. Особенно сейчас. Девочка превзошла все его ожидания. Наверное, из всех возможных людей, убить его смогла бы только она. Потому, как только от нее Кащей не ожидал предательства. Всего чего угодно, но не этого. «Ты — единственная, кто смог меня сломать,» — подумал он. Боль затмевала все, но его глаза цеплялись за ее лицо, за дрожащие губы, за слезы, которые текли по ее щекам. Она была разрушенной, изломанной, потерянной, и все же оставалась его Анитой. Его девочкой. Его глаза. Эти глаза все еще смотрели на нее, полные укоров и чего-то ещё. Чего-то, что она боялась даже назвать. Любви? Разочарования? «Ты всё разрушила», — говорили они. — Замолчи, замолчи! — крикнула она, словно пытаясь заглушить собственные мысли. Но слова Кащея уже пробивались, шепотом, слабым, но неотвратимым. — Ты ведь знала, что без меня… все рухнет, — его голос стал слабее, но все еще цеплялся за нее, как за последний якорь. Она обхватила себя руками, будто пытаясь удержать разрывающее изнутри чувство. Страх? Вина? Освобождение? Любовь? Сожаление? Всё смешалось. «Я хотела только, чтобы ты ушёл. Чтобы исчез. Я не хотела тебя убивать. Это случайность… Это не я…» Она не верила, что могла так поступить. Слезы горячими дорожками стекают по обветренным худым щекам. Аниту нещадно трясет, пока ком в горле настолько ощутим, что она еле может дышать. — Тебя тоже это убьет… — прохрипел он, чувствуя, как жизнь медленно уходит. — Ты без меня не сможешь… Он прижимал пальцы к ране, ощущая как энергия и силы медленно покидали его вместе с кровью. Кащея разрывало изнутри от осознания, что именно он довел ее до этого. Ее руки держали нож, но лезвие направил он. Он создал эту ситуацию, сломал ее до такой степени, что она перестала быть той девушкой, которую он однажды заметил в толпе. «Ты должна была быть счастлива. Я хотел для тебя мира… Но всё, что я принёс, — это хаос.» Кащеевы чувства к Аните были смесью одержимости, любви и разрушения. Они въелись в него, стали второй кожей, что он представить не мог своей жизни без нее. Его любовь — проклятье. Его чувства — девять кругов Ада. И Анита прошла каждый из них. Он хотел для нее лучшей жизни, но не мог отпустить. Он любил ее так сильно, что даже в последнюю секунду думал не о себе, а о том, как ее спасти. Но это было уже поздно. Все это сейчас теряло смысл и было ненужным. Его пальцы слабо сжались, будто он пытался схватить ее, удержать хотя бы на миг. Но силы больше не было. «Я всегда думал, что умру один, но это… хуже,» — мелькнуло в его сознании, прежде чем оно потемнело. — Я… любил тебя, знаешь? — пробормотал он, глаза начинали стекленеть. — Ты не знаешь, что это значит, — прошептала она в ответ, слезы катились по щекам, пока Анита сжимала собственные предплечья, оставляя на них полумесяцы от ногтей. Даже умирая, он не мог полностью злиться на нее. Она была его зеркалом. Его тенью. И все, что происходило между ними, было неизбежностью. — Ты все еще… моё… — шепнул он. — И я…никогда…не отпущу. Последние слова, перед тем как его глаза остекленели, а рука повисла наравне с телом. Тишина. Только капли крови, падающие на пол, и свист чайника, переплетавшийся с ее воплями в голове от демонов, которые стихали с каждой секундой. Анита стояла, глядя в пустоту, ее дыхание стало прерывистым, а губы шептали что-то несвязное, почти молитву. Но молилась ли она тому Богу? С каждым ударом сердца реальность становилась яснее. Это была она. Ее руки. Ее нож. Ее решение. Ее вина. Когда его голова склонилась в последний раз, мир вокруг Аниты рухнул. Она стояла посреди этого хаоса — разбитой любви, ненависти и боли — как статуя, застывшая в вечности. — Прости… — прошептала она дрожащими губами, и это слово утонуло в гробовой тишине. Но его уже не было, чтобы услышать. Перед глазами проносятся картинки этого утра. Вот он сидит в своей фирменной рубашке и расслабленной позе. Солнце проникает на кухню, делая ее более светлой. Мягкие кудри растрепались ото сна, а сам Кащей выглядел слишком…домашним. Сейчас же все потеряло свои краски. Мрачная, словно застывшая кухня. Его стеклянные глаза, обмякшая рука, которая свисала со стула. И его слова, набатом стучавшие в голове: «Все еще моё. И я тебя никогда не отпущу». Анита смотрит на свои руки, и в ужасе вскрикивает, прижимая их ко рту. Все в крови. Ее руки в крови. На негнущихся ногах и с шумом в голове, она идет к телефонной трубке, и дрожащими руками набирает номер человека, который, кажется, единственный мог ей сейчас помочь. Видит смятую пачку сигарет Кащея, и закуривает, пусть и не с первого раза. Гудки долгие и протяжные, пока Анита словно не дышит, ожидая, когда он возьмет трубку. — Ало, — голос Вадима хриплый, наверное, потому что только проснулся. И на Аниту накатывает осознание. — Я…приезжай, — слабым голосом говорит она, всхлипывая в трубку. — Я…он…на кухне и…я… — О чем ты Анита? — в голосе Вадима беспокойство. — Объясни. — Он…он на кухне, там…все в крови и я… — Скоро буду, — Вадим бросает трубку. Анита меряет шагами комнату, боясь заходить на кухню. Кажется, что это все сон. Все настолько нереально и эфемерно, что она отказывается это принимать. Она не такая как он. Она бы никогда не смогла убить человека. «А вот и смогла» — противно говорит внутренний голос. «Твое творение на кухне» «Ты виновата. Ты убила его» «Во всем этом лишь ТВОЯ вина» — Уходите, — истерично шепчет она, обхватывая свои волосы пальцами и сжимает их. — Уходите! Голоса внутри противно хохочут над ней, и Анита кричит, захлебываясь в слезах. — Нет…нет. «Да. Это ты» — Я не могла…это не я…он сам. «Он любил тебя. Ты никому не нужна кроме него» Анита плачет, и закрывает глаза, но перед глазами стоит лишь тело Кащея со стеклянными глазами. Он так и умер. С еле заметной ухмылкой, и взглядом, словно он все еще король. Анита ощущает на своем теле крепкие и теплые руки и распахивает глаза. Цепляется своими дрожащими пальцами за Вадима, и продолжает рыдать. — Анит что стряслось? — голос Вадима четкий и уверенный. Он обхватывает ее лицо своими руками, и заставляет смотреть на себя. — Я…я убила его, — содрогается девушка. — Я…не хотела Вадим. Он сам. Я ничего такого не делала и…ты же знаешь я не могла… Вадим кивает, и медленно усаживает ее на диван, а сам идет на кухню, чтобы осмотреть тело. Вся кухня в крови, пока Кащей казалось жив, просто притворялся. Он подходит ближе и проверяет пульс, которого не было. И выдыхает. Он и вправду умер. Мозг работал слишком активно, пытаясь придумать выход из ситуации. Помочь Аните, чтобы ту не убили на этой чертовой улице. — Тише, — мягко говорит он, когда ощущает как девочка цепляется за него как за спасательную шлюпку. — Я помогу. Мы справимся. — Я…я не могла. Ты веришь мне? — Конечно верю, — кивает Вадим, мягко проводя по ее волосам. — Я тебе скажу, что делать, и что говорить, а ты сделаешь все так как я сказал, хорошо? Анита кивает, понимая, что вместе с Кащеем часть ее сердца также умерла. *** Поздняя осень. Кладбище почти пустое. Над могилами висит серый туман, а воздух холодный и сырой. Анита в длинном пальто и тёмном шарфе подходит к могиле Кащея. Свежая земля, деревянный крест с плохо выжженной надписью: «Кащеев Константин Александрович». Снизу фотография в рамке с черной лентой. Она пытается не смотреть, но ее взгляд все равно впивается в стекло. У неtв руках букет белых хризантем, которые, казалось бы, говорят об искуплении или прощении, но для неe это символ конца — точка в их истории. Вот он. Она не пришла на его похороны, не пришла на сорок дней, съедая себя окончательно. Вадим помог. Выставил все так, словно на нее он напал, и это была самооборона. Сказал, что он свидетель, и им поверили. На ее лице отражается смесь эмоций и чувств — любовь и ненависть, привязанность и боль. Мозг подкидывает яркие картинки, кажется, такого давнего прошлого. «Я убила его… убила, потому что он забрал у меня все: мою свободу, мое тело, мой разум. Но почему же тогда я все еще чувствую эту пустоту? Почему мне кажется, что я потеряла часть себя?» На лице Аниты появляется легкий оттенок ужаса, когда она вспоминает утреннюю слабость, тошноту, которую она списывала на стресс. Неделю назад она проверила свои подозрения, и результат теста подтвердил то, чего она больше всего боялась — она беременна. — Ты снова меня связал. Даже сейчас, когда тебя нет, я не свободна. Слезы катятся по ее щекам. Она гладит живот, еще совсем плоский, и ее взгляд наполняется смесью ненависти, страха и какой-то болезненной надежды. Анита опускается на колени перед могилой. Она держит в руках золотой крест, который когда-то подарил ей Кащей. Его холодный металл напоминает ей о его прикосновении — одновременно властном и обжигающем. Еe губы дрожат, но она не плачет. «Я убила тебя, потому что иначе ты убил бы меня. Ты разрушал меня каждый день, медленно и безжалостно. Но почему теперь, когда ты в земле, я все ещe чувствую твое присутствие? Почему твое влияние не исчезло?» Она гладит землю кончиками пальцев, как будто пытается найти в этом какое-то прощение. Но прощения нет — ни для него, ни для нее. Концы пальцев леденеют, и Анита быстро убирает их. Анита начинает чувствовать головокружение. «Ребенок… Твое наследие. Даже после смерти ты нашел способ держать меня в своей власти. Как ты смеешь, Кащей? Как ты мог оставить это как свое прощальное проклятие?» Она встает на ноги, делает пару шагов назад, но ее взгляд все еще прикован к могиле. В этот момент ее накрывает волна эмоций: гнев, боль, страх. Она чувствует себя пленницей, даже стоя перед холмом с его прахом. Анита начинает говорить, почти шепотом, но с каждым словом ее голос становится громче. —Ты сломал меня, ты разрушил все, что было чистым во мне. Ты заставил меня бояться, любить тебя, ненавидеть, жить для тебя. И даже сейчас, когда тебя нет, я не могу дышать свободно. Ее голос дрожит, но она продолжает. — Этот ребенок… Что я должна сделать? Сделать вид, что тебя не было? Вырастить его и видеть твое лицо каждый день? Или избавиться от него, чтобы наконец-то начать жить? Ты снова лишил меня выбора. Ее трясет. В глазах плывет, и она держится за оградку. — Ты всегда так делал. Лишал меня выбора, мнения, и даже сейчас в моей голове ты все равно твердишь что я твоя, — голос полон горечи, а глаза слез. — И этот ребенок как будто в очередной раз показывает, что даже после смерти я все еще твоя. Вина, жалость, израненное сердце, и спутанные мысли — вот что он оставил после себя. Она прошла девять кругов своего личного Ада, чтобы в конце освободится. В начале из золотой клетки, потом из клетки Кащеевой. Но стоило ли оно того?

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.