По прозвищу К-13

Утро началось с уборки комнат. Сегодня суббота, уроков нет, а значит, ей можно посвятить больше времени сейчас, чтобы после обеда дольше гулять. Я вытер всю пыль в комнате, а Эрих вымыл полы, Мартин принес нам чистое белье. Настроения вообще не было, колени еще немного ныли после падения на военной подготовке, правда, бинты уже сняли. К тому же вчера очень сильно бомбили, аж свет в подвале мигал, и мы ночевали в подвале, а сейчас во дворе очень грязно, у соседнего корпуса посыпалась обшивка и осколков много прилетело. Но было и хорошее: я уже научился разбирать и собирать автомат, а ползал я чуть ли не лучше всех. Но в беге меня всегда опережала Марианна, она вообще молодец, быстро училась, и ее все хвалили. Я сел передохнуть и достал спрятанный под подушкой блокнот. Пора начать записи. 7 апреля 2035 год В марте сбылся один из моих страхов — я попал в детдом, который находится в Мюнхене. Я так удивился, когда мы сюда приехали, чуть из машины не выпрыгнул, чтобы увидеть родной город. Сначала я думал, что тут будет плохо, почти так же, как и в поместье Гутманов, но нет, здесь довольно хорошо. У меня вот есть своя кровать и соседи нормальные, только Мартин сначала меня обидел, сказал, что я буду по маме с папой плакать, но мы помирились. Хотя я стараюсь просто с ним не конфликтовать, да и особо не ударяться в дружбу. Еще тут есть Эрих, он лучше его. Мне нравится ходить на военную подготовку, там интересно, и надеюсь, скоро нас отправят во Франкию, и я найду семью. Я только ради этого и пошел на эти занятия. Хотя порой ночью закрадываются мысли, что это не правильно и ничего не выйдет. Там же все-таки война. Но я стараюсь отбрасывать эти мысли, главное найти семью. Я отложил дневник и снова принялся за уборку. После обеда я позвал Марианну на прогулку. Сегодня и у нее настроение было не очень, но она согласилась пройтись на свежем воздухе. Ходили мы молча, особо не разговаривали, только Марианна предложила покататься на качелях. С площадки прекрасно видно ворота и весь двор, поэтому, когда в открытые ворота заехала большая машина, я мигом вскочил и вместе с Марианной подбежал ближе. — Зачем сюда приехали военные? — прозвучало из толпы других детей. — Карл, это то, о чем я думаю? — наклонив голову, прошептала Марианна. Я не ответил и, привстав на цыпочки, стал выглядывать военных в черных мундирах. Они вышли из машины и направились в главное здание приюта. Я весь затрясся, ладони вспотели. Чего бы это? Вдруг они приехали за детьми? Как рассказывал Р-4… «Так, Карл! — одернул я себя. — Ты же сам хотел найти семью во Франкии и пошел на военную подготовку! Чего ты сейчас затрясся? А может, они все же по другому поводу?» Все дети разошлись по своим делам, а мы снова оседлали качели. — Думаешь, они за нами? — шепотом спросила Марианна, предварительно оглядевшись по сторонам. Я похлопал себя по ногам и ответил: — Может, они не всех берут, у нас же много кто ходит на военную подготовку, и не только из нашей группы и занимаемся мы не все вместе, а в две смены, — предположил я, выцарапывая носом ботинка каракули на песке. — А может они вообще не за новыми солдатами? — ободряюще сказала Мари. — Пошли ко мне в комнату? — предложил я. — Ты там так и не побывала ни разу. Мы сидели у окна и наблюдали за моросящим дождиком. Я ел батончик, а Мари почему-то с улыбкой рассматривала трещины на стенах и потолке. Эрих с Мартином куда-то ушли, и мы были совсем одни. — Карл, — мечтательно сказала она, — как ты думаешь, мы вместе встретим конец войны? Я поднял на нее удивленный взгляд и промямлил: — Ну… не знаю, — сцепив пальцы, ответил я. — А почему ты спрашиваешь? — Да вот подумала… каким будет новый мир? Как мы будем жить? — Я правда об этом не думал, — почесав затылок, сказал я. — Все ведь будет по-другому, наверное. И поэтому решила помечтать о будущем. — Она вскочила со стула и подлетела ко мне. Я чуть не свалился на пол от неожиданности. — Вот что бы ты сделал первым после наступления мира? — Я бы…— задумался я, прикусив губу. — Я бы первым делом станцевал на городской площади, а потом отправился бы в путешествие. — А я вот хочу побывать на родине. — А меня с собой возьмешь? — смеясь, спросил я. Дверь резко распахнулась, на пороге стоял Эрих. — Карл! — взволнованно окликнул он. — И ты, как там тебя? Ну, в общем, вас вызывают к фрау Клингер! — Чего… — не успела спросить Мари. — Не спрашивайте! Просто идите на первый этаж. Бегом! — отчеканил он, взглянув на меня. Мы прибежали в нужный кабинет и оттуда нас сразу повели на полигон. Там было несколько настоящих солдат и, как мне показалось, их командир. Я сглотнул и встал в строй. Ладони вспотели, коленки затряслись. Все наши стояли молча, аж страшно стало. — Ребята! — окликнул всех тренер. — Сегодня очень важный день. Вас будут отбирать для борьбы за правое дело! Это большая честь для нас — выпускать из нашего детдома будущих героев! — с гордостью произнес он. — Поэтому вы должны показать все, на что способны. Я выдохнул из-за накатившей тревоги. «Нужно собраться и сосредоточиться!» — раз за разом прокручивал я в голове, пока тренер произносил свою речь. И наконец дали команду «Старт!». Сначала мы бежали по пыльной дороге, а потом по полосе препятствий. Я упал всего лишь раз, но сразу поднялся и продолжил бежать. Нужно постараться ради мамы. Дальше мы метали гранаты, мы с Мари отлично справились. Мужчина в форме даже что-то записал в свой блокнот. На разборке автомата у меня не получалось с первого вытащить крышку ствольной коробки и газовую трубку со ствольной накладкой. Я уж было расстроился, но собрать все же получилось быстрее. Со всеми остальными упражнениями мы с Марианной справились, осталось ждать, что скажут взрослые. Хотя я, уже переводя дух, мысленно бежал в объятия к маме и папе. Я даже обнял себя ненадолго, представил, что они уже рядом со мной… Вечером нас вызвали в актовый зал, там я и узнал, что нас с Мари завтра с утра забирают. «Наконец-то этот день настал! — повторял я в голове, весело прыгая по коридору. — Я смогу найти семью!» Но радовался я не долго, когда уже стемнело и после отбоя я поделился этой новостью с Эрихом и Мартином, то они сразу как-то переменились. Очень резко переменились. — Карл, ты в этом уверен? — серьезным голосом спросил Эрих. — Это настоящая война, там все не так, как рассказывают некоторые. — Вспомни герра Лейтнера с его тремя пальцами, — напомнил Мартин. — У тебя еще есть время отказаться, — нервно заговорил Эрих. — И подружке своей тоже скажи. — Хватит меня отговаривать! — запротестовал я, чтобы прогнать из головы образы мертвецов из деревни и фонтана. — Я уже все решил и Мари тоже. — Карл… — начал было Эрих, но я его перебил: — Что, Карл?! — рявкнул я. — Хватит меня переубеждать! Сказал же, что уже все решил. — Тебе здесь плохо? — с укоризной спросил Эрих. Я скрестил руки на груди и отвернулся. — Пойми, ты и Мари еще совсем малявки. Вам нет места на войне, там вас просто убьют. Я фыркнул в ответ. — Карл, ну послушай, одна пуля, и все! Тебя не будет! — А если в плен возьмут, еще и пытать будут, — встрял Мартин. — Или гранатой что-нибудь оторвет. — Ой! А откуда вы все это знаете? — насмешливо спросил я. — Ты что, думаешь, мы в город не ездили раньше, когда спокойнее было? И не подходили к возвратившимся с фронта солдатам? И не подслушивали их разговоров? — не унимался Эрих. — Они там и не такое рассказывали. Я чуть ли не плакал, вспомнил, как два года назад навещал мамочку в больнице и увидел там болтающуюся на сухожилиях руку у солдата. Вспомнил расстрелянные тела у моего дома и трупы после бомбежек Мюнхена. Вспомнил, как мы с Фридрихом выходили за едой и увидели расстрелянного солдата Восточно-Славянской коалиции. Еще и госпиталь… хоть я и лежал с более здоровыми ребятами, слышал, как кричали те, кому было в разы хуже. Вспомнил расстрел на площади, в тот день, когда Роза впервые меня ударила. Ребята еще продолжали что-то лепетать, но я не слушал, а потом резко повернулся к ним и отчеканил: — Я иду спать! Больше они мне не докучали, я закутался в одеяло с головой, и тут меня как прорвало. Я рыдал без остановки, наверное, минут пятнадцать, но ко мне никто не подошел, только мамин портрет служил утешением. «Я найду тебя мама!» — процедил я и прижал медальон к груди. Утром ломило все тело, даже вставать не хотелось. Но все-таки пришлось, в комнату ни свет ни заря постучалась Марианна и сказала, что нас срочно зовут в актовый зал. Я кое-как сполз с кровати, напялил одежду и, медленно волоча ноги, пришел в актовый зал. И тут я словно проснулся. В зале были тренер и ребята с военной подготовки, причем все, даже те, которые вчера занимались довольно плохо. Всех попросили сесть. Я заволновался, когда в зал вошел директор, фрау Клингер и тот грозный военный, перед которым мы вчера выступали. Его сапоги стучали так же грозно, как и сапоги Альбрехта, когда мы с ним только познакомились. Опять в голову полезли неприятные воспоминания… Я схватил руку сидящей рядом Марианны и сосредоточился не речи директора, но в голове все еще носился ветер воспоминаний. Под конец долгих речей я понял одно — сегодня мы покидаем стены приюта и отправляемся на войну с франкийскими партизанами, скорее всего, мы будем помогать старшим в борьбе с ними. Это то, чего я так хотел — попасть во Франкию, найти семью…Но теперь мне сделалось страшно, ведь до сегодняшнего дня, все это казалось чем-то далеким, вроде фантазий о будущем. Но теперь все стало реальным. Все закончилось и нас отпустили, до обеда мы должны были собрать все наши вещи. Вечером мы должны были ехать на вокзал. Я не помнил, как дошел до кровати. Внутри все колотилось, руки похолодели, в груди закололо. «Да что со мной не так?! — хотел завопить я. — Я же хотел к маме, вот этот шанс. Так чего же меня трясет?» Я ходил из угла в угол, тошнота подкрадывалась к горлу, но я старался дышать глубоко. Откуда такая тревожность? Надо бы успокоиться и взяться за дело, а то время пролетит, а я ничего не соберу, нужно же еще с соседями попрощаться. Хорошо, что хоть вещей у меня немного, главное не забыть тот конверт со ста тридцатью долларами, так я их и не потратил. Я собрал все свои пожитки и стал твердить себе, что нужно думать о чем-нибудь отвлеченном, чтобы опять не скатиться в истерику. Часы пробили полдень, я сидел у стола, скрестив руки, и шептал что-то вроде молитвы, умоляя высшие силы, чтобы мой план сработал, и все прошло гладко. В конце я выдохнул и, взяв рюкзак, направился к кровати Эриха. — Пока. — Я протянул ему руку. Эрих поднялся с постели и крепко меня обнял. — Пиши и не забывай нас, хорошо? — процедил он. — И вот еще. — Он отпустил меня и засунул руку под матрас. — Это тебе, рано или поздно понадобиться, успокаивает, — сказал он, вложив мне в руку пачку сигарет. — Мне? — неуверенно сжимая подарок, спросил я. — Не отказывайся, говорю же, помогает, — сдерживая слезы, ответил Эрих. — Слушай, Карл, — нацепив очки, сказал Мартин, — прошу, прости еще раз, если грубил. Сам понимаешь, жизнь такая. А если простишь, так нам обоим легче будет. — Я прощаю, — ответил ему я, засунув пачку в боковой карман. — И мне не забывай писать, — похлопав меня по плечу, сказал он. Мы еще раз пожали руки и меня отпустили. Я долго не сводил с ребят глаз, но в комнату уже зашла фрау Клингер. — Карл! Ты где пропадаешь?! Все только тебя и ждут. Я еще раз поглядел на стоящих у стола ребят. В горло забрался ком, и я прикусил нижнюю губу. — Ну-ну! — одернула фрау Клингер. — Сопли мне тут не распускать! Ты же теперь солдат, помнишь? Я протер кулаком глаз и кивнул. — Пошли. Она дернула меня за руку и мы направились к лифту, а во дворе я уже подбежал к Марианне, она тоже прощалась с какими-то девочками, наверное тоже соседками. Пока она обнималась с ними, я рассматривал серое небо и наших ребят, во дворе были только мы, нас никто не провожал. Видимо, взрослые посчитали, что если нам устроить проводы, то мы быстро «раскиснем» и хором начнем реветь, особенно такие, как я и Мари — самые младшие. Пройдя к остальным, я услышал команду: «Стройся!» и мигом схватил Марианну, которая все никак не могла расстаться с новыми подругами. Мы сели в желтый автобус и сразу же двинулись в путь, при этом нас сопровождало двое солдат. Они приказали нам ни в коем случае не разделяться. Мы ехали по убитым улицам, автобус швыряло в разные стороны — так он объезжал воронки. По пути нам не встретилось ни одного целого домика. Мюнхен погибал. Я видел лишь шагающих по брусчатке людей и солдат, некоторые скапливались у бочек с кострами, которые они тщательно закрывали от дождя. Буря была в самом разгаре, капли не прекращали хлестать окна, вдалеке гремело что-то похожее на гром. А может, и не гром вовсе? Все ребята молчали, только дети помладше могли позволить себе шмыгнуть носом или громко вдохнуть. Марианна прижалась ко мне и тоже смотрела на бурю, а я молчал, нащупывая под рубашкой медальон. Мы приехали на вокзал, тот самый вокзал… Здесь два года назад я узнал, куда мне нужно, где мама. И вот я снова тут. Правда нет уже тех красивых часов, все разрушено, побито снарядами. Даже сильнее, чем раньше. Дождь быстро кончился, поэтому мы не намокли, когда нас выстроили по парам у входа. Командир приказал идти и по пути я увидел, то, что заставило содрогнуться — скованных цепями людей, даже двое детей, явно младше меня, были обездвижены металлом и прикованы к измученным взрослым. Я вспомнил, как тоже оказался на невольничьем рынке, среди мусора и таких же несчастных рабов как я, но я хоть не был скован, а тут такой кошмар. Шум вокзала заглушил мысли, и мы направились к серому поезду. Рядом с ним было полно солдат и медиков, также толпились родственники, скорее всего, они провожали военных на фронт, каждая семья своего солдата. А нас никто не провожал, мы просто залезли в вагон, а там я сразу устремился занять нам с Мари места. К счастью, с нами были одни женщины, честно, я боялся оказаться в одном купе с мужчиной, вдруг он как Альбрехт? Поезд тронулся, и я прилепился к окну, чтобы в последний раз увидеть мой Мюнхен. Такой родной, что даже сердце заныло, Марианна тоже смотрела, но, к сожалению, пейзаж быстро менялся и становился уродливым. Я отвернулся от окна, и так уже на руины насмотрелся. А поезд ехал так плавно, даже стука колес не слышно. Наши соседки сидели тихо, каждая занималась своим делом, а рассматривал мамин портрет. Такое ощущение, что я и не был все эти дни в детдоме, словно это был сон в госпитале, или в лесу, или на заправке. Марианна что-то рисовала на салфетке, периодически поглядывая в окно. Там было поле. — Мари, а ты помнишь, как мы познакомились? — улыбнувшись ей, шепотом спросил я. — А как тут забыть? — хихикнула она в ответ. — Мы же тогда так стукнулись друг о друга, что я тебя даже обматерила. — А потом мы собирали эти яблоки по всей обочине. — Я вскочил с койки и продолжил: — Только вот после этого мы начали чистить обувь в Дахау. — И попали к Гутманам… — понизив голос, сказала Мари. Я испуганно посмотрел на девушек, но они словно нас не замечали. — Да уж…— на выдохе ответил я. — И как нам только удалось сбежать без «хвоста»? Мари растерянно пожала плечами и ответила: — Хорошо, что нам вообще удалось довезти тебя до больницы живым, еще и на операцию быстро взяли. — А я ничего не помню после того, как меня Альбрехт отлупил. Я снова посмотрел на девушек, лишь бы не пристали с вопросами, надо бы говорить тише. — Карл, ты выглядел ужасно, бледный как смерть и скрючивался в непонятные позы. — Это из-за боли, — прошептал я. — Да, и крови столько было… — сморщилась Мари. — Ужас! — Только Эмили нас бросила! — процедил я, ударив кулаком по кожаной койке. — Да уж…— буркнула Марианна. — Предательница! Она «за вещами поехала», — передразнила ее Мари. — А сама, наверное, к надзирателю своему уехала и живет сейчас с ним. Марианна нахмурилась и отвернулась. Я снова сел на койку и прислонился к окошку, рассматривая серые облака, коричневую землю и черные деревья.