По прозвищу К-13

Из школы я вышел только на закате — когда мы сидели на третьем уроке, началась воздушная тревога. Я думал, опять будет час или два, максимум, три часа. Но мы просидели в школьном подвале до самого вечера. Сначала я общался с друзьями и с Мари, но потом к нам подошел Гюнтер со своими друзьями. Он немного помолчал, глядя на нас с ухмылкой. Звуки разрывающихся снарядов только нагоняли жути. — Я слышал, что недавно один из вас на физкультуре устроил истерику и обматерил учителя. Во прикол, да? Он рассмеялся и еще раз посмотрел на каждого из нас. После чего жестом подозвал каких-то старшеклассников, двое из которых оказались теми самыми уродами, избившими нас за кашу. — Привет, — пренебрежительно буркнул Александр. Я же схватил Мари за руку и вжался в спинку стула. — Ой! Алекс, а ты знал, что дружишь с тем, кто вообще-то должен нам ботинки драить? — Чего? — недоумевая, переспросил Александр. — А ты еще не знаешь? — скорчив удивленную рожу, промурлыкал Гюнтер. — Карл, твой истеричный дружок, который постоянно с этой девкой ходит — раб. У него татуха на руке рабская. — Гюнтер, тебе заняться нечем?! — встрял в перепалку Вилли. — Хватит тут эту бредятину нести, проваливай! — Не лезь в чужой разговор, сопляк! — фыркнул Гюнтер. — Что ты пристал?! — наконец выдавил я. — Мы с ребятами просто хотим предупредить Алекса, что не потерпим в нашем классе рабов и прочих людей низшего сорта. И если он пригреет у себя это отродье, то встанет с ним в одном ряду. — Слушай, Гюнтер! Не тебе решать, с кем мне дружить! И если тебя задевает то, что я дружу с «низшим сортом», это только твои проблемы! — Да вы мне потом еще спасибо скажете, если перестанете с ним возиться! Вон он в ноябре для моего друга еду зажал, а его подружайка так вообще главного искусала. Рабы они все бешеные. — Во-первых, я не бешеный! — вскочив со стула, крикнул я. — А во-вторых, ты ничего обо мне не знаешь, чтобы называть «низшим классом»! — Ой, страшно! — продолжил кривляться Гюнтер. — Может, ты нам еще слезливую историю расскажешь? И мы все дружно поплачем, пожалеем тебя. Давай? Я уже не мог сдержать гнев с нарастающей яростью и, бросившись к обидчику ударил его в живот ногой. — Драка! — крикнул старший. Мне было плевать, я уже вовсю колотил Гюнтера руками и ногами. И даже кинул его на пол. Сейчас я ему за все отомщу! Я ударил его в грудь, и тот закашлялся, а второй удар я нанес в лицо. Тут я почувствовал, как меня схватили за руки и начали оттаскивать. — Ты что это, драться вздумал?! — кричал на меня какой-то учитель. — Я защищался! — пищал я, пока он едва не волок меня в другой конец подвала. Меня привели к фрау Нагель, и она усадила меня возле себя. Меня долго отчитывали и даже грозились вызвать в школу опекунов. А я молчал, все же я постоял за себя, да и Гюнтеру будет урок, будет знать, что я не «низший класс». Возле школы нас уже встречал Фридрих, и мы поспешили как можно скорее вывести его за ворота школы, чтобы он не узнал о драке. По дороге домой я предложил Мари и Фридриху наломать еловых веток, чтобы развесить их дома. — Скоро Новый год, Фридрих, ну пожалуйста, давай соберем веточек! — Карл, ну вот совсем новогоднего настроения нет с этими бомбежками. Я обижено опустил голову и стал ковырять снег носом сапога. — Фридрих, ну, может, с елочными веточками новогоднее настроение появится? У нас и игрушки есть, повесим их на деревья во дворе. И дома возле веточек по шарику. — Ага, а после обстрела все дружно будем собирать осколки. — Мы только во дворе шарики повесим, обещаю! — пролепетала Мари, обняв Фридриха. — Ну пожалуйста! Отчим согласился, и по пути до дома мы наломали целые охапки приятно пахнущих веток. Развесили их еще до прихода Розы, чтобы порадовать ее. Правда, когда она пришла, меня ждал неприятный разговор: — Карл, ты ничего не хочешь мне рассказать? — скрестив руки на груди, спросила Роза. — Нет, а что я должен рассказать? — Я вот после работы домой шла и по пути встретила фрау Нагель. Меня аж затрясло. Опять Роза собиралась меня отругать, да не просто за слова, а за настоящую драку. — Ты встретила фрау Нагель? — прикинувшись дурачком, переспросил я. Понадеялся, что такой ход поможет. — Да, она была рада, что встретила меня сегодня, и что не нужно будет меня завтра в школу вызывать! Роза уже начала повышать голос, и я не на шутку испугался. — Она сказала, что ты подрался с одноклассником. Даже не так, ты был зачинщиком этой драки! — Роза, пожалуйста, позволь мне все объяснить! — Ну давай, мне аж интересно стало, чего это ты в драку полез, — налив себе воды и усевшись напротив меня, грозно сказала Роза. — Это была драка с Гюнтером, помнишь? Я говорил, что он смеялся над моими шрамами и тату. А сегодня он, видимо, разузнал от старших, что значит моя татуировка, и начал обзывать меня рабом, низшим классом. А потом сказал, что мне вообще не место в школе, и что я должен чистить ему обувь! Роза сразу переменилась в лице, злость ушла и появился страх. — Это правда? — Да. А потом он еще подначивал меня, чтобы я рассказал свою «слезливую историю» о рабстве, чтобы меня все пожалели. Я выдохнул от вновь накатившей ярости. — Поэтому я и накинулся на него! Достал уже, он ничего обо мне не знает! — возмущался я, ударяя кулаком об стол. — Да если бы он прошел через все, что пришлось пройти мне, он бы язык свой прикусил! — Карлуша, — смягчившимся голосом начала успокаивать меня Роза, — успокойся, я на твоей стороне. Прости, что повысила голос. Я накричала, потому что волнуюсь за тебя, тебе же, солнышко, нельзя драться, вдруг бы он сильно ударил тебя в животик. А если бы началось кровотечение, как год назад? Я чувствовал, что Роза действительно за нас переживала, даже когда повышала голос. Потому что, она сразу разрешила мне выговориться, а потом извинилась, и такое происходило уже не первый раз. — Роза, я думаю, не началось бы, все таки год прошел. — успокоил ее Фридрих. — И все же лучше поберечь себя, а не то придется в госпиталь идти, дома-то у нас с лекарствами туго. И операцию тут не сделаешь… Но Роза зря волновалась, со мной все было хорошо, даже синяков не осталось, и в школе ко мне больше не приставали. Гюнтер просто перестал обращать на меня внимание, правда закрыть у меня перед лицом дверь — для него в порядке вещей. Но я старался это игнорировать, не хотел больше драться. Новый год мы отпраздновали хорошо, правда, уже почти поздней ночью. Фридрих работал до вечера, но все равно уделил нам время в праздничную ночь. На удивление в канун Нового года даже не бомбили, только днем немного обстреляли. Письма так и не было, поэтому я уговорил опекунов написать еще одно, но это было тяжело без интернета, Фридриху пришлось относить заветный конверт на почту. А при новой власти его вряд ли отвезут во Франкию. К сожалению, я понял это уже после того, как письмо было отправлено. Но может, его все-таки доставят? Или тут их найдут? Сегодня утром я подскочил из-за сильного взрыва на улице, от него аж стены задрожали. Вой сирен прозвучал в ту же минуту, а следующий взрыв был еще сильней. Я выбежал из комнаты и оторопел. Внизу в коридоре стояли какие-то люди. Точно, мы же должны пускать их в свой подвал при сильных обстрелах. А как же мы? Я слетел с лестницы и кинулся к Розе. — Роза, а нам что делать?! — возмущался я, схватив ее за рукав. — Мы-то хоть поместимся? — Карл, обуйся и мигом в укрытие, а я за Мари! Мне удалось быстро спуститься и занять нам лучшие места, а у входа я встретил несколько человек из школы, но я с ними никогда не разговаривал. Еще тут сидела какая-то семья и двое стариков. Ну неужели у них нет нормальных подвалов?! Достали тут сидеть! Из-за этого я обиделся на опекунов и ни с кем не разговаривал. Просто в стену смотрел, мне были неприятны эти чужаки, они еще и шумели. Скоро в наш дом стало приходить все больше и больше людей, и Роза начала все чаще отказывать им в укрытии. Вскоре у нас в доме появилось негласное правило: впускать в убежище максимум пятнадцать человек, чтобы и нам четверым тоже места хватило. В конце января началось страшное — северяне с западной армией перешли в наступление. Улицы буквально опустели. Я все выглядывал из окон, пытался хоть что-то разглядеть, но слышал лишь непрекращающиеся взрывы, а потом началась стрельба. Фридрих запретил нам выходить даже во двор, не говоря уже о вылазках за ворота. Бомбили ежедневно, и я часто мог учуять запах гари, когда открывал окно. Ночью мне тоже не спалось, где-то вдали от дома все стреляли и стреляли. И все вспыхивали новые огоньки в небе. Роза согнала нас всех в подвал и крепко заперла входную дверь. Накануне они с Фридрихом заколотили незастекленные окна фанерой и прочими подручными материалами из дома и гаража. Враги зашли в деревню. Теперь я боялся сделать лишний шаг, боялся, что за мной следят и вот-вот убьют. Ведь выстрелы прямо на улицах нашей деревни не прекращались уже вторые сутки. Благо хоть в подвале не слышны автоматные очереди, но от более сильных ударов было не укрыться и здесь. Прошло еще несколько дней перед тем, как я снова услышал ту песню — песню врагов по громкоговорителям. — Западные войска взяли нашу деревню, — отчеканил Фридрих, зайдя к нам в убежище. Он разрешил нам выйти из укрытия. И стоило мне вылезти в коридор, как я почувствовал едкий запах гари, и чем ближе к окнам, тем острее он делался. — Что там горит? — спросил я Фридриха. — Я не знаю, не выходил еще, — тяжело произнес опекун. — Полагаю, что все, что принесла нам новая власть. — Госпиталь? — испуганно спросил я и подошел к Фридриху. — Если они конкретные дураки, чтобы уничтожать то, что им самим понадобится, то возможно. — Мне страшно, — дрожащим голосом пожаловался я. — А вдруг они будут славян искать? Фридриха словно кипятком ошпарило, и мы посмотрели друг на друга. «Марианна», — одновременно сказали мы. Я первый кинулся в гостиную, где сидели девочки, и подбежал к Мари. — Марианна, они уже что-то жгут! — пролепетал я. — А если они устроят облаву на славян? — повернувшись к Розе, спросил я. — Да, дорогая, — продолжил Фридрих. — Мари — славянка, и мы не должны рисковать ее жизнью. — Может быть, ей лучше пока не ходить в школу? Там же тоже наверняка ловить будут? — задумалась Роза. — Нет! — начала возражать Мари. — Это наоборот привлечет внимание, я же всегда ходила, а тут вдруг перестану. Это будет выглядеть странно. — И что ты предлагаешь? — спросил я, присев рядом. — Буду ходить, как и раньше. Никто в школе не знает мое полное имя и фамилию, а о том, что я с Сашей по-русски разговаривала, знают только Саша, Эрнст, Вилли и ты. Но я уверена, что они нас не сдадут. Поэтому я считаю, что главное делать вид, будто тебя это не касается. Так мы и решили сделать, а еще Сашу впредь называть Алексом. Но это на будущее, когда будет безопасно выходить на улицу, а пока я боялся даже нос во двор высунуть. Стреляли постоянно. Неделю спустя у нас закончилась еда, и нужно было как-то выйти из дому и найти что-нибудь, а если увидим хоть одну торговую палатку, то это уже будет радость. Магазины ведь наверняка не работали. Фридрих набрал несколько пакетов и решил взять меня с собой, так ведь меньше проблем будет, если на улице встретятся солдаты, они не подойдут к отцу с ребенком. Роза и Мари проводили нас крепкими объятиями, и мы вышли во двор. Небо было почти что черным, и в воздухе все еще висел удушающий смог. Было холодно, и дорожка от ворот к дому была присыпана снегом. Фридрих взял меня за руку и мы медленно направились к забору. Больше всего пугала тишина, особенно после нескольких недель непрерывной стрельбы. Мы шли по обочине, но не встретили ни одной машины, а дома рядом с нами и по другую сторону дороги были без окон, с «убитыми» фасадами и прочими разрушениями, вроде дыр от осколков. Свернув на другую улицу, ведущую в центр, мы увидели более страшные картины — частично или полностью сгоревшие домики. Пройдя мимо, я увидел самое жуткое: на обочине лежал труп расстрелянного солдата, у него вся грудь была в кровавых дырках, а его лицо стало синевато-серым. Фридрих прижал меня к себе, и я уткнулся лицом в его куртку, но образ мертвеца так и стоял перед глазами, прямо за шторами век. Стоял и смотрел. Я дрожал и не смотрел, куда наступаю, но тут меня позвал Фридрих: — Карл, открой глаза, нам нужно идти, — проскрипел его напряженный голос. — Я не хочу всего этого видеть. — Сынок, главное смотри вперед, не оглядывайся по сторонам. Он потеребил меня по волосам, и мы ускорили шаг, направляясь прямо в центр. Я уже видел пробивающиеся сквозь смог силуэты фонарных столбов на мостовой. В центре уже стояли мешки с песком, каменные ограды, противотанковые ежи. И несколько солдат ходили туда-сюда по улице, словно выискивали врагов. — Главное не смотри на них, — прошептал Фридрих и сжал мою ладонь. Опустив взгляд, я зашагал с ним к небольшому магазинчику, но, к сожалению, он был закрыт. Фридрих предложил поискать еду в другом месте. Мне показалось, что он испугался солдат, хотя нас они пока что не трогали. Пройдя пару кварталов, мы все же нашли небольшую палатку с едой и как раз успели забрать последнее. Взяли кашу, хлеб, две бутылки воды и пару консервов. Мне было поручено нести коробки с кашей, а я все засматривался на хлеб, хоть он был и не свежий, но все же выглядел аппетитно, особенно поджаренная корочка… Вот бы урвать ее первым, когда хлеб порежут! Мы с Мари стояли у зеркала и сами пробовали завязывать галстуки, ведь нам снова нужно было в школу. А мне уже показалось, что за эти тревожные недели я все забыл, но учителя не стали бы сильно нагружать нас заданиями. Мы сдались! Галстук не завязался ни у меня, ни у Мари. Я обиженно позвал Розу на помощь. А она усмехнулась и завязала нам эти тряпки на шее. — Мари, солнышко, будь осторожна, — погладив Марианну, сказала Роза. — Я люблю тебя, — Мари обняла Розу, а я следом заключил в свои объятия их обеих. Роза завела нас во двор школы и отпустила, напоследок пожелав удачи. Мы зашли в здание без окон. Вся школа погрузилась в темноту, особенно коридоры, но хотя бы из классов падали лучики света, а некоторые дети и учителя ходили с фонариками, только возле дверей укрытий поставили большие лампы, чтобы никто не споткнулся. Начался урок немецкого с фрау Нагель. Нам задали написать небольшое сочинение. Я спокойно писал свои мысли в тетрадку, а в кабинете стало настолько тихо, что даже слышен был шелест тетрадных листов и царапанье ручек. За окном пела кукушка. Записывая новую мысль, я услышал тихий гул на улице, как будто пролетел тяжелый самолет. После гула послышался взрыв, тут уже не только я оторвал голову от букв. Как только Саша вскочил из-за стола, завыла тревога, в школе зазвенел звонок. «Всем в укрытие!» — приказала учитель. Я даже не успел захватить рюкзак с едой, нас всех погнали быстрее обычного, потому что взрывов стало в разы больше! Они приближались! Мари схватила меня, и мы побежали толпой с фонарями, отовсюду доносились крики паникеров. Мне уже было плевать на то, что мы убежали далеко вперед от класса. Лишь бы успеть. Мы пихали всех у входа в подвал, меня чуть не сбили с ног. Я грубо растолкал мелких и даже учителя ткнул острым локтем, только бы спрятаться. Мы заняли пуфики у дверного пролета в другой зал. Я достал портрет мамы: «Она со мной, значит, нечего бояться». Стены содрогались от мощнейших ударов, такого я не припоминал с самых дней захвата. Я взял руку Мари, не желая потерять ее в темноте. Главное не разделяться. Что-то взорвалось прямо над головой, и я перестал слышать. Сильный удар об пол. Рука Марианны выскользнула из моей.