По прозвищу К-13

Меня словно чем-то придавило, и я открыл глаза. Что это? Я был под водой, причем довольно глубоко, никакой поверхности и дна не видно. А кругом все зеленое с какими-то желтыми фонарями. Самое странное, что я дышал под водой! И на мне ничего, ни маски с трубкой, ни баллона с воздухом. Просто как есть. Я оглянулся — вокруг было бесконечное пространство, бесконечная вода. Ни конца, ни края. Я начал слышать тихий гул, он был очень далеко и напоминал музыку. Только я такую никогда не слышал, будто под водой били в барабан. Я перевернулся на живот и поплыл вперед. Я плыл? Как же так? Я ведь не умею! Что происходит? Из-за бесконечно высокой стены выплыли два дельфина, а на них сидели две девушки, две русалки! — Поплыли с нами! — заговорила одна из них и протянула мне руку. Я испугался — вдруг то место, куда они плывут, еще глубже. В конце концов, все это выглядит очень странно. — Поплыли! — позвала вторая русалка. На удивление я смог открыть рот под водой, хотя всегда боялся это сделать: — Я не хочу, простите. Их лица сразу исказились, из добрых сделавшись какими-то неприязненными, словно русалки меня презирали. — Ну как хочешь! Дельфины сделали крутой оборот и устремились вниз, еще глубже к желтым фонарикам. А меня снова расплющило, я забыл, что было дальше. — Кровать готова, перекладываем… — Где папа? — Пульс стабилен… — Карл, дышим, дышим… — Папа! — А где наш папа? — Мама! Мама! Мама! — Вот капельница… — Малыш, просыпаемся… — Просыпайся… — Отпустите меня! — Тихо, не буянь… — Холодно… — Не дергайся, сейчас принесем одеяло… — Где я? — Просыпаемся… Я находился в непонятном тумане, голова вообще не хотела думать, но через пару минут я проснулся. Это была большая комната с зелеными стенами. Я лежал возле окна, кажется, это второй этаж, рядом на тумбочке я увидел лисенка, он смотрел на меня, ему тоже было интересно, что произошло. Надо мной стояла эта противная пикающая штука с цифрами и кривыми линиями, а рядом висела баночка с прозрачной жидкостью. Проследив за трубкой, я понял, что она закапывает свои капли мне в руку. Эта иголка с голубым краником и прозрачной пленкой выглядела так неприятно, что я вздрогнул. Будто сейчас эту пленку будут срывать вместе с кожей и иглой. На груди были какие-то провода. — Ау! — еле пискнул я. — Здесь кто-нибудь есть? — Карл, проснулся наконец! — воскликнула медсестра, которую я поначалу даже не заметил. — Позовите Эмили, пожалуйста, я помню, что она тут была. — Сейчас все будет. Эмили пришла вместе с Марианной, они были одеты в прозрачные халаты, маски и медицинские шапочки. — Карл, привет! — воскликнула Марианна и нежно приобняла меня. — Малыш, ну как ты? — присев на стул, спросила Эмили. — Эмили, я ничего не помню, что случилось? — Карл, тебя Альбрехт избил, помнишь? — А как мы тут оказались? Мари беспокоилась. Она смотрела то на меня, то на Эмили, а та в свою очередь выглядела дружелюбно и ласково разговаривала. — Карлуша, не переживай мы сбежали. Все кончено. Я напрягся и осмотревшись по сторонам спросил: — А если он сюда приедет? А если нас вернут и изобьют? — Не волнуйся, тебе сейчас нельзя. Вообще не думай об этом, отдыхай. «А вдруг они узнали про насилие?» — эта мысль заставила меня так сильно перепугаться, что мне аж холодно стало. Но сначала я решил спросить о другом. — Эмили, а почему ты спасла меня? Тебе же вроде хорошо было с Альбрехтом. Эмили стала более строгой и ответила: — Да, он ухаживал за мной и хорошо относился. Но когда я увидела, что он сделал с тобой… Это ужасный человек, и мне такой не нужен. — И ты нас не бросишь? — Нет, мои хорошие. — А если все же найдут? — Карл, — перебила Марианна, — тебе же сказали, что не найдут. — Расскажи лучше, как твое самочувствие, — улыбнулась мне Эмили. — Мне уже лучше, я хотя бы отоспался, но все-таки есть странное чувство. — Что-то болит? Может, врача позвать? — Нет, просто есть кое-что такое, о чем бы мне хотелось сказать докторам, но мне страшно. Это ведь очень неприлично, — прошептал я. — Но раньше у меня из-за этого болел живот и не только, а сейчас нет. Вот и непривычно как-то без боли. Мне просто хочется, чтобы мне помогли от нее избавиться, но я боюсь. Страшно даже сказать, это очень стыдно. — Карл, — наклонившись вплотную к моему уху, прошептала Эмили, — доктор уже знает, не бойся. — Как знает? — воскликнул я. — Нет! Они не должны были узнать! Это моя вина, и я не хотел, чтобы кто-то об этом говорил, кроме меня! Как они узнали? Я откинулся на подушку и заплакал. Это не должно было случиться так! Я должен был сам! Сам! — Карл, давай дождемся врача, и она нам все объяснит, расскажет, что дальше будем делать. — Нет, я не хочу, чтобы они меня смотрели! Я сгорю от стыда! И я никогда… Не успел я договорить, как в реанимацию зашла женщина в белом халате с кудрявыми и огненно-рыжими волосами. Она приветливо улыбалась, не смотря на то, что мне было совсем не до веселья. — Здравствуй, Карл. Как себя чувствуешь после операции? — Нормально…— пробормотал я и вытер слезы. — Фрау Штайнер, — обратилась она к Эмили, — мы получили тест Карла, он не болен. — Какое счастье! — воскликнула Эмили. — Карл, я так счастлива за тебя! Я непонимающе нахмурился: — Чем это я не болен? Эмили утихла и посмотрела на доктора. — Карл, мы сделали анализ крови, и к счастью ты не болен одной заразой, которую мог подхватить. — А где я мог заболеть? — испуганно спросил я. — И что это за болезнь такая? — Тебе сейчас будет не понятно, но если кратко, то эта болезнь навредила бы твоему иммунитету, и ты бы мог быть подвержен многим болезням. А заболеть ты мог из-за того, что с тобой произошло. — Мне очень жаль, я не хотел, чтобы так случилось. Но у меня не получалось сопротивляться. — Мы вылечим тебя, только нужно отойти от этой операции и отдохнуть. Ты сейчас еще очень слаб. — А как вылечите? Я узнал, что мне потребуется еще одна операция, и что я должен придерживаться строгой диеты, чтобы восстановиться. Мне понравилась фрау Флейшер, она так добра ко мне и к Марианне. Она рассказала Эмили, как за мной ухаживать и когда меня переведут в палату. Также мне принесли еще одно одеяло, ведь я дрожал как осиновый лист. Ночью я не спал, мне вспомнились те ужасные моменты, да так подробно, что казалось, будто я туда вернулся. Избавиться от ужасных картин не так-то просто. Я закрывал глаза и снова видел желтый свет, открывал и чувствовал прикосновения, снова черные перчатки и ехидная улыбка. Я не мог свернуться клубком, лечь на живот или полностью спрятаться под одеялом. Я просто лежал на спине и крутил головой туда-сюда, как маятник. Лишь бы избавиться от страшных мыслей. Такие раскачивания меня убаюкали, наконец-то получилось вздремнуть. Но не успел я крепко уснуть, как на улице завыла сирена воздушной тревоги. Меня стали вывозить в коридор, а еще мне поручили держать капельницу в руках. Окна заперли металлическими жалюзи, которых я раньше не замечал. Страшно было, когда начал мигать свет и вокруг скопилось много людей, поэтому я позвал Эмили и Марианну. Они сели рядом со мной, так спокойнее. — Карл, я забыла тебе отдать твои вещи, — сказала Марианна, протянув мне то самое фото и медальон. — Мари, спасибо огромное! Я из-за всего этого кошмара совсем забыл про семейные фото. Я надел медальон на шею а фото принялся рассматривать, как будто на нем что-то изменилось. Я слышал раскаты взрывов и вой сирен, свет то и дело мелькал, действуя на нервы. Но вся эта суета наконец-то убаюкала меня по-настоящему. Кровать показалась мне самой удобной, но фотографии и присутствие близких помогли успокоиться. Альбрехт больше не приходил в видениях и сне. Эмили забрала у меня из рук капельницу, и я наконец-то отдохнул. Следующие сутки прошли так же скучно, хорошо, что хоть не бомбили. Мне поменяли капельницу и наконец-то принесли еду, и кушал я под пристальным наблюдением фрау Флейшер. Она следила, чтобы еда не была горячей и чтобы я не переел. Потом мы много разговаривали с Марианной. Она принесла из другой комнаты пару мягких игрушек, и мы с ними пытались поиграть. Правда потом на меня нашла тревога, такое ощущение, что за мной следят. Я подумал, что сейчас меня захотят осмотреть, и врачи будут смеяться, не все же такие понимающие как герр Майер или фрау Флейшер. И татуировка… она-то и напоминает мне о тех издевательствах и порках, об избиении в первый же день. Я не хотел больше ее видеть, я боялся ее. Она сделала меня рабом и безвольной куклой, это символ. Она словно грозовая туча висит надо мной и говорит: «Ты рабское отродье по прозвищу К-13. У тебя нет никаких прав, слушайся хозяина, К-13!» Когда меня перевели в палату, у меня резко появилось желание рисовать. Рядом с моей кроватью стоял стол, а бумагу и карандаши я брал в игровой. От обезболивающих я как сонная муха, но все равно нужно было чем-то себя занять. Сначала я решил попробовать нарисовать что-нибудь новогоднее, ведь уже совсем скоро наступит 2034 год, так еще и Рождество не за горами, но кроме унылого пейзажа из окна с дорогой и маленькой елкой во дворе ничего не вышло. Тогда я стал рисовать все, что у меня было на уме. И тут как понеслось… Я рисовал очень быстро и довольно абстрактно и схематично, главное изобразить основную мысль, а дорисовать и раскрасить можно потом. Но сил хватило лишь на два рисунка, да и то они получились странными, я такое никогда не рисовал. Какие-то серо-красно-желтые монстры, которые пожирают друг друга. После попыток рисовать людей или животных вышло еще несколько страшных рисунков, я нарисовал себя в углу, нарисовал свою татуировку. Еще срисовал просвечивающиеся сквозь кожу вены. Завершив все эти художества рисунком с пустой комнатой, я спрятался под одеяло. Мне не понравилось то, что я изобразил, поэтому спрятал рисунки под подушку. Ближе к вечеру я узнал, что Эмили собралась куда-то уехать, она сказала, что ненадолго, но мне ее идея не понравилась. Как же это так? Она уедет, а я и Марианна останемся? Но после расспросов я немного успокоился: она сказала, что привезет нам вещей, а то наши совсем износились. А больничную одежду тоже нужно менять. Так мы и остались вдвоем без взрослых. Но с нами же была фрау Флейшер, и она стала нравиться мне еще больше. Она такая добрая и внимательная. Например, она разговаривала с нами и внимательно слушала, держала меня за руку, если видела, что у меня начинается паника. А однажды она села со мной порисовать. — Карл, а что ты рисуешь? — спросила она, закончив осматривать мой живот. Я тогда оставил свои каракули на столе. — Да так, что в голову приходит, то и рисую. — А можно посмотреть? — заинтересованно попросила фрау Флейшер. — Нууу…— замялся я. — Можно, только мне самому они не очень нравятся. Она внимательно просмотрела все мои рисунки и после этого сама захотела со мной порисовать. Такому я и вправду был удивлен, но сразу согласился. Рисовали мы молча, я как всегда чиркал какие-то линии, чтобы увидеть в них образ, на доктора я пока не смотрел. — Карл, а можно задать тебе вопрос? — Какой? — неуверенно спросил я. — На некоторых твоих рисунках я увидела мальчика, — она показала наполовину смятый мною листок с маленьким светловолосым мальчиком, который сидел в углу, а сверху я пририсовал ему черную тучу. — Кто он? — Это просто мальчик, у него нет имени. — А что он делает? Он от кого-то прячется? — Наверное, он не хочет, чтобы на него смотрели, он спрятался в пустой комнате. — А что за туча над ним? Я так понимаю, он грустит, и эта туча тому подтверждение? — Немного не так. Да, мальчик грустит, поэтому комната серая, но туча это вот этот человек, — указал я пальцем на черный человеческий силуэт на другом рисунке. — Он постоянно следит за мальчиком, а когда он дома, то превращается в тучу и прилетает к нему через дымоход. Вот он и сейчас висит у него над головой. — А почему этот человек следит за ним? Он хочет с ним познакомиться? Подружиться? Или наоборот обидеть? — Он уже его обидел и следит, чтобы тот никому об этом не сказал. — Карл, ты рисуешь то, что произошло с тобой? — взяв меня за руку, спросила она. Такой вопрос пронзил меня, как осиновый кол, я покраснел и потупился. Главное не смотреть доктору в глаза. Куда угодно, только бы не отвечать на этот вопрос. Может, это было не со мной? Это же случилось с К-13, а не с Карлом. Но это же я сейчас лежал здесь и ждал операцию. Я же помнил, как выговорился фрау Камински, почему не облегчить душу и сейчас? Комната вмиг стала серой и пустой, свет лампы потускнел, за окном разыгралась настоящая вьюга. Рука фрау Флейшер все еще держала меня, но я словно был не здесь. — Карлуша, ты не хочешь отвечать на этот вопрос? — Да, я рисую то, о чем вы уже знаете. Я правда не знаю, почему, мне вообще хотелось бы это забыть. — А этот человек, как я понимаю, был в том месте, откуда вы с Мари сбежали? — Да, но он приставал только ко мне. — А почему именно к тебе? Он тебе говорил? — настороженно спросила фрау Флейшер. — Потому что он так хотел. — Я обнял себя и поднял взгляд. — Он говорил, что он так меня «усмиряет», и что я должен быть послушным. Я ведь просто хотел заработать, мне нужны были деньги, чтобы найти семью. — Ты, кстати, совсем не говорил о своих родителях, хотя мы и не задавали такие вопросы, чтобы не тревожить тебя лишний раз. Теперь можешь рассказать, где они? — Их арестовали. — прошептал я. — Только никому не говорите, что я в этом виноват. — Как это ты виноват? Не бойся, я никому не скажу, что они арестованы. Мне просто нужно знать, что произошло и почему ты оказался в рабстве. Плотно заперев дверь, я начал свой долгий рассказ. И сегодня я впервые не врал, рассказал все как есть: и про дневник, и про наказание, и про встречу с ополченцами на вокзале, и про то, как мы встретились с Марианной и начали чистить обувь за деньги, и про герра Шульмана с Гутманами рассказал. Не забыл я и Влада, который спас меня от Райнера. Но один факт я все же не упомянул — я сказал что Альбрехт не сын хозяев, а просто рабочий, такой же, как я. Просто я испугался говорить правду о нем. Он ведь сын крупного бизнесмена. И если врачи надумают идти в полицию, то будет только хуже. Альбрехт наверняка узнает, где мы. Приедет и заберет нас, а там побьет и снова лезть начнет. Надо бы и Марианну предупредить, чтобы не рассказывала всю правду об Альбрехте и объяснить почему. Она же знает… Фрау Флейшер все выслушала, ни разу меня не перебив, а потом сказала: — Карл, знаешь, когда вы сюда только приехали, то мы тут же сообщили об этом в полицию, по факту жестокого обращения и надругательства, но следователя к тебе пока не звали, потому что ты был еще совсем слабеньким. А теперь мы вынуждены его вызвать, и ты должен будешь ему это рассказать, чтобы тех, кто это сделал, наказали. Понимаешь? — Полиция? Но только если вы будете рядом, иначе я боюсь. Эмили же уехала…