По прозвищу К-13

Я смотрел в окна, там виднелось мрачное небо и серые тучи — наверное, будет дождь. На часах было 5:30 утра, дети еще спали, а взрослые уже вставали и шли умываться. Сегодня мне придется работать с ними, наверное, буду единственным ребенком среди них. С трудом поднявшись с кровати, я пошел следом за взрослыми в ванную, но умыться не успел. Всех уже звали на выход. На улице было не по-июльски холодно, меня аж передернуло, и сонливость мигом исчезла. — К-13! —окликнул меня В-17. — А ты чего это с нами едешь работать? Я подошел поближе. — Здравствуйте! Да, меня наказали, и теперь я буду вместе с вами в поле работать. — Странное решение. Ты еще маленький, не выдержишь. Особенно когда жара начнется, это сейчас прохладно, а днем будет пекло. — Я взял кепку на всякий случай. — Ну ладно, только если станет плохо, то не терпи, говори сразу. Уйдешь в тень и возьмешь воды. Понятно? — Я все понял. — Кстати, а ты наклоняешься нормально? У тебя же бинты, которые не мешало бы уже сменить. — Вроде нормально, а что надо будет? — Смотря что ты будешь делать. А вот и наш грузовик. Садись. Я залез в кузов большого грузовика и сел на стоящую там лавочку, рядом со мной устроился В-17. Дождавшись девушек и какого-то мужчину, одетого солиднее, чем мы, машина тронулась с места. В пути мне снова захотелось спать, да так сильно, что глаза сами закрывались, а голова заваливалась вниз. Не знаю почему, но В-17 разрешил мне лечь к нему на колени, видно, заметил, что я сейчас сонный упаду, а голову положить некуда. Так я всю дорогу под стук колес и проспал, проснулся, когда мы уже остановились, и нам приказали выйти. Сойдя на землю, я увидел, как передо мной раскинулось широкое поле, засаженное кустами помидоров разных сортов и размеров. — Итак, берем корзины, ведра и работаем! Ничего нового, — будто сам себе прокричал человек в солидном костюме и стал что-то смотреть в телефоне. Я стоял растерянный, все что-то начинали делать, а я не знаю, за что хвататься. Взял себе небольшую корзинку и подошел к первому кустику, довольно странное занятие выбрали для наказания. Как ни в чем не бывало, я схватил самую красивую помидорину и сорвал ее, покрутил в руках и швырнул в корзину. Решил, надо делать все быстрее, может, отпустили бы раньше. Так я ободрал чуть меньше половины кустика, как ко мне подбежал В-17: — К-13! Ты чего вытворяешь? Ты как с помидорами обращаешься? Их же надо с хвостиками срезать. Держи ножницы. И аккуратно складывать в корзинку, а ты их швыряешь, как мячи для тенниса. Испортятся же. — Да я не умею их собирать! — признал я очевидное, но все равно немного обиделся, что мне сразу никто этого не объяснил. — В этом нет ничего сложного, просто срезаешь и складываешь в корзинку. Я послушно стал выполнять работу, правда, я почти ползал на коленях перед этим кустом, наклоняться было неприятно. Через некоторое время мне это надоело и захотелось выпрямиться. Но тут ко мне подошел мужчина в костюме. — Малой, ты что, уже всю работу сделал? Хозяин сказал, чтобы ты работал как все! — Я устал и хочу немного отдохнуть. Я же еще ребенок! — Поговори мне тут, ребенок! — толкнув меня в плечо, прорычал мужик. — А ну, марш работать, и чтобы ни звука от тебя больше не слышал! Я отвернулся и стал собирать эти чертовы помидоры. Как же хотелось, чтобы Райнер подавился ими! Моя корзинка уже заполнилась почти на половину, а такое чувство, что я уже полполя собрал. А еще ужасно хотелось пить. Солнце стало показываться из-за облаков и на землю стали падать его мерзкие лучи. — Извините! — подняв руку, окликнул я надзирателя. — Можно воды? Я пить хочу! — Ты достал уже! — заорал тот. — С собой надо брать, знал, куда едешь! Ищи себе сам питье, а ко мне не лезь. Я осмотрелся и подошел к стоявшему ближе всего ко мне мужчине: — Здравствуйте, а у вас можно воды попросить? — Нет, прости, я брал воду только для себя. — Но я всего лишь пару глоточков сделаю. — Мальчик, это не гигиенично пить из чужой бутылки, свою надо брать! Я снова принялся за работу, надеясь, что жажда отступит если о ней не думать, жаль, что В-17 очень далеко от меня, попросил бы у него. Еще минут через двадцать мне стало казаться, что кругом одни помидоры! Эти дурацкие кусты повсюду, они окружают меня! Я поднял голову, и в глазах заплясали радужные кружочки и полоски. Все! Я так больше не могу, жара доконает меня. Накинув кепку, я подошел к женщине и попросил воды, она разрешила сделать всего два глотка и то небольших. Выпив, я побрел к дереву и завалился на траву под его зеленой кроной, корзину я, разумеется, оставил у своего ряда кустов, но это меня не волновало. Голова просто раскалывается, к горлу подступает горькая тошнота. — К-13! —заорал надзиратель. — Как ты посмел прохлаждаться? Иди работать и чтобы до вечера собрал мне полную корзину! — Нет! Мне плохо, у меня болит голова, перед глазами все кружится. Жарко! — Мне нет до этого дела. Иди работать! Он поднял меня с земли и толкнул в сторону поля, так я полуживой пошел «пахать». До вечера я успел выполнить «норму» в одну корзину, правда, сил вообще не осталось. Под конец я даже упал в эту грязную землю, ноги уже не держали, к тому же я ничего не ел. На следующий день снова поле, теперь я уже не разлучался с В-17 и взял с собой больше воды. Мы работали почти плечом к плечу, и можно было разговаривать. — В-17, а как вас по-настоящему зовут? — Владислав, Влад. А зачем тебе? — Просто я еще не совсем привык к цифрам. А можно я вас буду Владом называть? — Можно конечно. А тебя как зовут? — Карл. А из какой вы страны? Влад не немецкое имя. — Карл, я могу тебе рассказать, но это лучше держать в тайне. Хорошо? — Я — могила. — Я, Карл, сам родом из Киева, но в 2022 переехал сюда, а в 2026 снова вернулся на родину и продолжил там работать врачом. Когда началась война, меня взяли доктором в полевой госпиталь. Так мы шли, шли по Европе, а под Чехией наш полк разбили, и многих в плен взяли, в том числе и меня. Вот был я в плену, пока меня не забрал какой-то неизвестный человек. Потом был то ли удар по голове, то ли какой-то укол, и я ничего не помню до момента, пока не очнулся в темном помещении со связанными руками. — Какой ужас! И что же было дальше? Как вы здесь оказались? — Я в том подвале просидел несколько дней, сколько точно сказать не могу. А потом меня купил какой-то богатый человек и увез в Прагу. Там я работал у него садовником, а когда бомбежки Праги участились, хозяин мой в Северные Штаты сбежал, а меня продал за копейки. Там была уже семья поскромнее, и я был у них дворником, а позже они бежали в Веймарское государство, а от меня решили избавиться в Мюнхене. Так я сюда и попал, малыш. А тебя сюда как занесло? Я замолчал и начал обдумывать рассказ Влада. Представил, как он сидит в кромешной темноте в подвале, как его покупают за настоящие деньги. Как вещь… Это же ужасно. Я сглотнул и переспросил: — Подождите, то есть вас продавали? За деньги как что-то не живое? Вы же человек. — Именно продавали, и я работал бесплатно. Как бы это горько ни звучало, но мы в рабстве, малыш. Эти татуировки тому подтверждение. — Как же так?! — нервно переспросил я. — Рабство? Я так не хочу! Мне же обещали деньги, а потом сказали, что их не будет, я думал, это просто вредные хозяева! Я даже жаловался человеку, который меня привел к Гутманам, что мне не заплатили! — Как же ты не понял? С того момента, как тебе набили тату, ты автоматически стал их собственностью. «И что мне теперь делать?» — хотел крикнуть я. Но ком в горле не дал закричать. — Как же я теперь найду родителей? — С этим, увы, я тебе не помогу. Я поставил корзину и, скрестив руки на груди, отвернулся от своего собеседника. Теперь все встало на свои места, я — собственность другого человека, звучит очень больно. А самое главное, что я сам согласился на это месяц назад. Лучше бы чистил ботинки, тогда у меня хоть свобода была. До конца работы я больше не разговаривал с Владом, а он и не настаивал, видимо давал мне «переварить» все услышанное. Вечером он сменил мне повязки и просто спросил, как я себя чувствую. От усталости я пробубнил что-то невнятное и побрел к себе на койку. Так проходили дни, ночи, я все еще работал на поле, загорел и все думал о своем непростом положении, мне казалось, что у меня забрали надежду и теперь я не знаю, как быть дальше. Сегодня утром после завтрака меня позвал к себе Райнер. Придя к нему в кабинет, я просто уставился на маски африканских племен, даже не поздоровался. — Привет, К-13! Как проходит работа в поле? — Нормально, — пробормотал я и все же посмотрел на хозяина. — Ну, раз так, значит, ты больше не наказан! — радостно произнес он. — Можешь теперь высыпаться и работать в доме. Тем более к нам вечером приедет гость, и нужно помочь вымыть пол в гостиной. Справишься? — Справлюсь, справлюсь. А когда это нужно сделать? — Через час. Сейчас отдыхай. — Хорошо, я все сделаю. А что за гость? — Не твое дело, иди. Гостиная была просто огромная, напротив меня стоял камин, а пол был глянцево-черным, в нем все отражалось, как в воде, и с картин художников прошлого на меня смотрели лица самых разных людей. Их взгляд отражался в глянцевой плитке и смотрел на меня уже снизу. Вместе с другими рабочими я принялся мыть пол. Мы быстро управились, и взрослые занесли стол. Больше я здесь был не нужен, поэтому я с Р-4 пошел на кухню смотреть новости. Вскоре меня снова нагрузили работой, и я убирался в доме почти весь день, пока не увидел из окна, как приехали гости. Точнее гость. Машина была только одна и я спустился вниз, чтобы посмотреть, кто это. Дверь открылась, и в коридор вошел Райнер, герр Нойман и Альбрехт. Как только я увидел последнего, так сразу же спрятался под лестницей. От одного его вида меня бросало в дрожь: черный китель с медалью, черные штаны и грозные военные сапоги, конечно же, его черные перчатки и то, чего я у него еще не видел, — длинный черный плащ длиной до пола. Сам надзиратель смеялся и был очень весел. Но мне все равно не хотелось, чтобы он меня увидел. Они с герром Райнером что-то обсуждали, а я, сидя под лестницей, пытался расслышать, что конкретно. Интересно же. Альбрехт внимательно рассматривал дом Нойманов, все-таки он впервые приехал сюда. Этот дом был намного светлее, чем у них, было даже как-то неуютно поначалу. — Альбрехт, проходи, не стесняйся! — подбадривал его Райнер. — Рассказывай, как поживаешь? Как Эмили? — Райнер, со мной все прекрасно, с Эмили тоже. Ты прости, но я разрешаю ей работать только в первой половине дня, а во вторую она отдыхает и музицирует. — Ну ты и добродетель, Альбрехт. А вот твой у меня работает не покладая рук. Кстати, ты пить будешь? Я вчера прикупил вино «Бордо» сорокалетней выдержки. Думаю, ты просто обязан его попробовать. — Райнер, спасибо большое! Но, к сожалению, я не могу, я ведь до сих пор в трауре. Сам понимаешь. — Прости, не подумал. Что же, это твои убеждения, не смею осуждать. Может, тогда чаю? — А вот от чая я не откажусь. Альбрехта не особо занимал разговор с Райнером, больше его интересовали полотна эпохи Ренессанса, висящие в гостиной. Рассматривая произведения искусства, он сел на мягкий стул и стал дожидаться чая. Атмосфера в доме Нойманов была немного странной, но по непонятным причинам очень знакомой. Черный глянцевый пол, бежевые стены, картины — все это не приносило Альбрехту покоя, он незаметно выпил таблетку успокоительного и принялся думать, зачем он приехал. Ну, в первую очередь, потому что пригласили, а во вторую — узнать об Эмили, об ее интересах, например, или попытаться узнать, что она любит. Но этот Райнер такой невнимательный и легкомысленный, он просто не замечает подобных вещей. Ему лишь бы развлечения подавай и таким он был всегда, даже в день их знакомства. Это случилось в июле 2031 года, тогда он приехал в отпуск после госпиталя. И тогда в тот же день к герру Гутману приехал герр Нойман со своим Райнером. Альбрехт помнил лишь, что старшие разговаривали отдельно, а он сам спрятался в комнате матери, просто хотелось побыть в тишине, но не тут-то было. Отец решил познакомить его с сыном своего соседа. Внешность этого сынка Альбрехту сразу не понравилась, длинные волосы, рваная джинсовка, надетая поверх полосатой кофты, какие-то странные кеды и огромные камуфляжные штаны с нашивками, а еще дурацкая серьга в ухе совсем уж вывела его из себя, но он сдержался, все-таки внешний вид обманчив и он мог оказаться хорошим человеком. Какой же Альбрехт был наивный. Райнер оказался слишком болтливым, да еще и громко разговаривал. И еще совершенно его не слушал, хотя сам задавал вопросы, и когда Альбрехт что-то рассказывал, постоянно отвлекался и прерывал его. В итоге Альбрехт просто переставал ему что-либо рассказывать и замолкал, продолжая слушать его болтовню. Вскоре он все-таки замолчал и уткнулся в телефон, у молодого Гутмана возникло такое ощущение, будто он сейчас побывал где-то в центре огромного мегаполиса и резко переместился за город, такая наступила тишина. Этим же вечером он предложил Альбрехту сходить с ним завтра в какой-то клуб , поскольку тот только недавно вернулся с фронта, и ему якобы нужно было отвлечься. Сначала солдату не очень хотелось покидать дом, а потом передумал, все-таки он никогда не ходил в подобные места, и ему было интересно узнать, что это такое. Они договорились пойти в это заведение завтра вечером, Райнер нашел такой клуб, который работает ночью во время войны. Вечером следующего дня они встретились в оговоренном месте и поехали в маленький район возле Дахау. Клуб находился в подвале дома, и там не было никаких указателей, на которых бы было написано, что это за заведение. Даже не понятно, как Райнер нашел его. Впрочем, Альбрехту это было не особо интересно, он и не спрашивал. Спустившись в клуб, он сразу впал в ступор от огромного количества огней, еще и мерцающих огней и громко играющей музыки, что аж уши заложило. Райнер сразу же побежал за напитками, а он сел на маленький красный диванчик у стены и незаметно выпил успокоительное — не хватало еще вспылить на кого-нибудь в людном месте. Теперь ему нельзя было пить, и он принял еще одну таблетку. Альбрехт вообще не сильно любил алкоголь, пил только один раз, когда войска взяли Вроцлав, но тогда не выпить было грех, а сейчас? Да и обстановка ему не сильно понравилась, но все же лучше, чем под обстрелами. Тут он хотя бы мог посидеть в этом уголке на диванчике и понаблюдать за людьми. Тут все были немного чокнутые, странно танцевали, будто бились в конвульсиях, в открытой одежде, ну, кроме официантов, разносящих напитки, да и музыка довольно тупая и несвязная, просто набор громких звуков. А эти дурацкие мерцания ламп сейчас могли в любой момент вызвать у него мигрень — и конец. Его бы стошнило, заболела бы голова, и по итогу он бы ушел домой. «Где же Райнер?» — пробормотал Альбрехт и пошел его искать. Нашел он его у барной стойки, это создание, уже явно выпившее, разговаривало с еще более пьяным существом и явно забыло про него. — Райнер! — окликнул он его. — Ты где пропал? Я уже начал волноваться. — О! Альбрехт, знакомься! Это мой друг…э…как там тебя? — запнулся Райнер, поворачиваясь к незнакомцу. — Ну, я понял, — безразлично перебил его Альбрехт. — Слушай, а ты чего такой напряженный, расслабься, ты не на войне. — Война идет повсюду! — отрезал Гутман и он вроде бы заткнулся. Альбрехт развернулся и пошел прочь, но он снова нагнал его. — Альбрехт, слушай, прости меня! Ну, сказал глупость, я не думал, что тебя это заденет. Прости, пойдем чего-нибудь выпить возьмем! — заплетающимся языком протараторил Райнер и потащил его за собой. — Я только сок буду! — снова заявил Альбрехт и вырвал свою руку из его ладони. — Я и сам могу дойти. Сидя за столом Райнер снова завис в телефоне, а он сидел напротив и наблюдал за официантами в белых рубашках с подносами в руках. Вскоре принесли заказ, и он сразу же понюхал стакан с соком, чтобы тот не пах корицей — слышал где-то, что так скрывают запах отравы. Причин подозревать такое не было, но все же проверить стоило. Тогда Альбрехт и не хотел пить этот сок и вообще сидеть за одним столом с Райнером, поэтому он решил тщательнее осмотреть это место. Он уже немножечко привык к шуму, только старался не смотреть на лампы. На удивление здесь оказалось много людей, и это не смотря на то, что Дахау и Мюнхен подвергались регулярным ракетным ударам. Альбрехт ощущал себя не в своей тарелке, все-таки он зря согласился на эту встречу, тут все какие-то диковатые и бешеные. Еще и разврат — то, что заставило его сильно волноваться, он испугался, сердце забилось, как при обстреле, в груди стало пусто. Он старался не смотреть на этих полуголых мужчин и женщин. Боже, как это мерзко. Он поспешил к их столику. Как тут его кто-то окликнул: — Эй! Солдатик! Видимо, кого-то насторожило то, что он был одет в военную форму и не скакал как бешеный под музыку. Сделав безразличное лицо, Альбрехт развернулся и увидел перед собой рыжего парня, у которого все руки и шея были в татуировках, и опять эти дурацкие серьги в ушах. Также парень непрерывно жевал жвачку и разглядывал его так, будто он прилетел с другой планеты. — Ничего себе, это что, настоящая форма? С фронта, что ли? — Во-первых, здравствуйте! — включив «интеллигента» заявил Альбрехт. — Во-вторых, в чем дело? — Да вот смотрю, странный какой-то ходит, в форме и не пьет, не танцует. Думаю, что он тут делает в клубе? Чего он не в окопах? А? Так ты что, правда с войны приехал? — Я попрошу на вы — это первое, и я не стану отвечать на такие вопросы абсолютно незнакомому человеку — это второе. — Оу-оу! Какой грозный и серьезный парень! Терминатор какой-то. Слушай, Терминатор, чего ты тогда не на войне, раз такой смелый? — А вот это уже совсем не ваше дело! — Слышишь, отойдем и разберемся, где мое дело, а где не мое. Альбрехт пошел за этим грубияном чисто из-за интереса, что он еще такого остроумного скажет. Он все еще сохранял спокойствие, но при этом уже незаметно взял в руки маленький нож. Так, на всякий случай. Они пошли в какой-то угол, где было мало людей, там этот урод дальше продолжил нести всякую чушь. — Мне вот просто интересно, чего это вы в клубе ошиваетесь, если на фронте должны быть. Родину надо защищать. Хотя война и так проиграна. Враги скоро снова захватят западную часть Варшавской республики, у них ведь армия сильнее. От этих слов Альбрехта переклинило. Как это животное посмело оскорбить армию своей страны? Да еще и усомниться в нашей победе и говорить о победе врага? Особенно когда эти твари с огнеметами опалили ему руки и до ужаса изуродовали их. — Значит так! Это не ваше дело, где и когда мне быть! Понятно? А то, что вы сейчас сказали, уже похоже на государственную измену и предательство! — Тебе кто так мозги промыл? Солдатик! Иди воюй, зомби! Я по факту говорю, вы проиграли! Он закашлялся и замолчал. Альбрехт стоял неподвижно, и только его рука все глубже и глубже засовывала нож рыжему в горло. Алая струя потекла по татуировкам и окрасила белую футболку кровавыми пятнами. Все случилось очень тихо в темном углу клуба. Он вытащил нож из левой артерии и ударил в правую. Рыжий уже не дышал, продолжая истекать кровью. Альбрехт вынул нож из второй раны и обтер его салфеткой. После чего, как ни в чем ни бывало, направился к выходу из клуба. Проходя мимо их столика, он не увидел там Райнера и зашагал дальше. Райнер еще более пьяный сидел у себя в машине и орал на водителя, умолял того не ехать домой, но, увидев Альбрехта, сразу позвал к себе и стал рассказывать свои глупые истории из жизни. Тот все-таки попросил водителя поехать домой к Нойманам, потому что Райнеру уже явно стало плохо. У ворот в поместье Нойманов Райнер вышел и даже не попрощался, Альбрехт же предложил водителю деньги, чтобы он отвез его к себе. Тот согласился и мигом помчался в сторону дома Гутманов. Они ехали почти час, и за все время он не проронил ни слова. Мозг будто был затуманен и Альбрехт смотрел в темноту. Они приехали вовремя, так как через пятнадцать минут начался комендантский час, поэтому папа предложил водителю остаться, чтобы его не дай Бог не поймала военная полиция. В тот вечер Альбрехт почти не разговаривал ни с отцом, ни с мачехой, ни с кем-либо еще, ссылаясь на усталость. Он заперся в своей комнате и, зарывшись под мягкое одеяло, стал обдумывать все произошедшее и как об этом сказать Фредерике. Это же было настоящее убийство, еще и не на поле боя, и его могли посадить. Через некоторое время он просто решил забыть про все это, в конце концов, никто этого не видел и не слышал, да и камер там вроде бы не было. В худшем случае папа со своими связями «отмазал» бы его от тюрьмы, а Фредерике вообще можно было и не говорить, ни к чему ей это, она и так сейчас в госпитале видела ранения в сто раз хуже. К тому же все получилось случайно, его вывели из себя. — Альбрехт! Вот твой чай, — окликнул его Райнер. — Наслаждайся. — Спасибо, большое! Кстати, как там тот пацан, которого я тебе отдал на время? Работает? — Да, работает в поле, а сегодня в доме. — Вот и хорошо. Слушай, а можешь рассказать мне что-нибудь об Эмили? Если не сложно. Я тихо вылез из-под лестницы и быстро побежал наверх, потому что услышал, что говорили обо мне, а вдруг еще и позовут к себе? Мне точно следовало уходить из дома, не хотелось даже видеть этого Альбрехта. Даже не представлял, что мне уже скоро придется к нему вернутся, я как-то об этом и не задумывался все эти дни. Здесь меня хотя бы не били, ну, не считая второго дня, когда меня отпинали мальчишки, и тогда же хозяин дал мне несколько пощечин. Больше меня и пальцем никто не тронул. Хотя тут надо на поле работать — это единственный минус. Спустившись снова вниз, я выбежал на улицу, но тут же меня окликнули из дома. Прикусив губу, я зашел обратно. — Герр Райнер, Вы меня звали? — К-13! Привет! — воскликнул Альбрехт. — Чего же ты не поздоровался со своим хозяином? — Здравствуйте, — тихо сказал я. — К-13, я ничего не услышал, — смеясь, произнес Альбрехт. — Подойди ко мне, так же лучше будет. Я неспешно, с опаской подошел к нему. Вроде бы, он был веселым и совсем не раздраженным. — Райнер, и что, он тут правда хорошо работу выполняет? — Довольно неплохо, в доме справляется, на поле, вроде бы, тоже, но урожая собирает меньше всех, маленький ведь еще. — В доме хорошо работает? — переспросил Альбрехт. — Надо же, как он вдруг стараться начал, — пробубнил он, поглаживая меня по спине, из-за чего я и отошел от стола. Не по себе как-то стало после этого. — В общем, нам сейчас не до тебя, К-13. Поздоровался с хозяином, а теперь иди куда шел, — сказал Райнер, намекая на то, чтобы я исчез. Я последний раз взглянул на Альбрехта, тот смотрел на меня и, ухмыльнувшись, развернулся и принялся пить чай. От страха я бежал в барак сломя голову, ухмылка надзирателя все еще стояла перед глазами, а спина ощущала его прикосновения. В бараке я залез с головой под одеяло и дрожал там как осиновый лист, необъяснимое чувство страха охватило меня с такой силой, что я даже поначалу боялся шевелиться. Никогда такого не было. Даже при обстрелах страх был другим. Тот страх появлялся резко и сразу, поэтому быстро проходил. А сейчас он нарастал с каждой секундой… Зачем он меня трогал вообще? И что за дурацкая ухмылка? На душе стало как-то пусто, хотелось кого-то обнять, я достал фотографию, и она на некоторое время согрела мою душу. Прижав снимок к груди, я представил, как встречу родителей, они, наверное, будут рады видеть меня, я же буду очень счастлив если найду их. Я услышал скрипящий звук открывшейся двери, в груди возродился страх и, сжавшись клубочком, я старался не дышать. Зажгли свет, вдруг это хозяин? Я высунулся из укрытия и никого не увидел, но тут за спиной кто-то резко заговорил: — Карл, ты чего тут? Разве тебе не говорили, что ты сегодня в доме работаешь? Вздрогнув, я повернулся и увидел Влада. Он, странно посмотрев на меня, подошел ближе: — Карл, что с тобой? Ты какой-то бледный. Ничего не болит? — Нет, не болит, — прошептал я. — Что случилось? Тебя кто-то обидел? Или напугал? — Напугал, — я сел на кровати и жестом подозвал Влада к себе. — Там к герру Райнеру в гости мой хозяин приехал. И… Я замялся, не зная, как сказать, ведь вроде бы ничего такого не произошло, но страх до сих пор не отступил. — И он как-то странно мне улыбался, как-то злобно что ли. Ну, неприятно было. А еще он меня по спине зачем-то гладил. Мне это тоже показалось странным. — Он гладил тебя по спине? — переспросил Влад. Я кивнул. — Карл, запомни! Никто не имеет права к тебе прикасаться, если ты этого не хочешь! Особенно чужие люди! Запомнил? А если все же начинают трогать, то не стесняйся и кричи, привлекай к себе внимание, вырывайся. Чтобы тебя заметили и помогли! Ты точно запомнил? Главное не молчать! Я насторожился и обдумал все, что сказал Влад. «Почему он так возмутился? И всерьез предложил мне кричать на хозяина, если тот ко мне просто прикоснется?» — думал я, неуверенно поглядывая в его сторону. — Спасибо, я запомнил. Но это же хозяин, и он может еще и побить, если я начну кричать. — Хозяева себе очень многое позволяют и думают, что им закон не писан и что им все можно. Но это не так, ты такой же человек, с такими же правами, и ты должен уметь их отстаивать. — А если по близости никого не будет? Я буду кричать, звать на помощь, а никто не придет. Что тогда делать? Влад задумался и, немного помолчав, сказал: — Дерись. Как можешь, но начинай драться, пробуй бить в живот, между ног, в глаза. Кусайся — это тоже может помочь сбежать. — Я один раз пытался побить Альбрехта, но получил в глаз, и все. — Он что, уже приставал к тебе? — резко уточнил Влад, нахмурившись. — Он меня тогда кулаками бил, не приставал, а избивал из-за того, что я просто на него посмотрел. — Плохи дела. В любом случае, ничего пока что сделать невозможно. Они власть, но ты все равно помни мои советы. — А еще он мне в рот торт силой запихивал. И я даже накричал на него, сказал ему «Сдохни!» и пнул его руку с тарелкой. Она упала, а Альбрехт стал бить меня головой об стену, — тихо посмеиваясь, рассказал я. Смех постепенно перерос в слезы, я не мог остановиться. — Карл, Карл, у тебя уже истерика начинается, ложись и попробуй отвлечься, а я принесу успокоительного… Где-то оно у меня было. Я прилег и пытался обдумать все произошедшее. Влад меня пугал своими советами и вопросами. Меня же просто погладили по спине, ничего такого. Да, мне неприятно и страшно, но это же не повод предлагать мне ударить хозяина. — Я не хочу возвращаться к Гутманам! Тут хотя бы не бьют, если не считать того случая с мальчишками. И есть с кем поговорить. И хозяину на меня плевать. Влад, а что можно сделать, чтобы меня не возвращали? — Это вопрос не ко мне, — пожал он плечами. — Прости. Ничего не буду советовать, чтобы зря не обнадеживать. — Хотя мне и не нужно оставаться, мне нужно к маме. — Кстати, я так понял, что и у Гутманов ты один. А где твои родители? Я замялся и снова залез под одеяло. Не знал, как ответить, но лучше рассказать легенду, даже если Влад рассказал всю правду о себе, а то мало ли что. — Мои родители на фронте и брат тоже там. — А они на чьей стороне воюют? За западную или за восточную армию? Я пожал плечами и загрустил. — Мои родители очень хорошие, они никогда не будут за плохих воевать. — Ладно, Карл, не буду донимать тебя взрослыми вопросами, я вижу, что ты не все до конца понимаешь. — Подождите, Вы обиделись? Что я такого сказал? — Нет, ты что! Я не обиделся, просто это я был не прав, сам завел этот разговор. Вот ты и не знаешь, как ответить. — Я рад, что не обидел вас. — К-13! —заорал вбежавший в барак мальчик. — Тебя хозяин зовет! Быстро в дом, ты там работу не доделал. Страх снова вернулся. Я посмотрел на Влада и попросил его проводить меня до дома, потому что один я боялся. У входа в дом Влад еще раз спросил, точно ли я запомнил все, что он мне говорил, и, получив положительный ответ, отпустил меня. В доме за столом сидел только Альбрехт, остальные куда-то пропали. Он снова улыбнулся мне, но на этот раз более доброжелательно. И подозвал жестом к себе. — К-13, куда ты убежал? Я хочу с тобой поговорить, и чтобы ты мне рассказал, как к тебе тут относятся. Я же волнуюсь. — Почему вас это волнует? — вдруг вырвалось у меня. — Потому что ты моя собственность, если бы я отдал какую-то вещь на время, как думаешь, я бы волновался за ее сохранность? Я попятился и снова вспомнил слова Влада о татуировках и рабстве. От этих мыслей аж в груди закололо, прямо как тогда, в поле. Так и хотелось крикнуть надзирателю: «Я не вещь!», но промолчал и прикусив губу ответил: — Да. — Вот ты и ответил на свой вопрос. Итак, рассказывай, какую работу ты тут делаешь, нашел ли общий язык с местными? — В основном сейчас я на поле работаю, помидоры собираю, и дома помогаю полы мыть и пыль вытирать. Альбрехт махнул рукой: — Хватит мне это рассказывать. Это очень скучно, а с кем-нибудь подружился? — Ну, я разговаривал с некоторыми мальчиками из моего барака. Общался, когда было время. — Надо же, а мне сказали, что ты тут поножовщину устроил. Это так? — Тот мальчик первый меня ударил. — Мне плевать. Ты его порезал, значит, опозорил таким поведением своего хозяина. Вспомни, разве у нас кого-нибудь когда-нибудь резали? Нет! Резать людей это очень плохо, понимаешь? Я почувствовал руку Альбрехта у себя на плече и неуверенно попросил его больше так не делать. — К-13, я ничего такого не делаю, просто положил руку тебе на плечо, чего ты боишься? — Мне неприятно, когда меня трогают без разрешения. — А мне неприятно, когда меня позорят. Слушай, давай ты все-таки будешь эти последние деньки хорошо себя вести, а я со своей стороны не стану тебя бить. По крайней мере, в следующем месяце и за просто так. Идет? Надзирателю, видимо, было не понятно то, что я сказал о прикосновениях ко мне, иначе я не мог объяснить появление его руки на моих лопатках — Да хватит меня трогать! — завизжал я. — Мне неприятно! Альбрехт скривился и все же убрал руку, но не перестал на меня пялиться. — Замолчи. Тихо, тихо, — умиротворенным голосом сказал Альбрехт. Оказалось, в гостиную зашел Райнер, и надзиратель, видимо, не хотел портить свою репутацию в его глазах. — Все хорошо, К-13. Я понимаю, что ты уже скучаешь по нашему поместью, потерпи, еще немного осталось, — сказал Альбрехт и снова полез ко мне, на этот раз он потеребил меня за волосы. — Что, уже к своему хозяину просится? — игриво спросил Райнер, словно обращался к младенцу. — Ничего, скоро вернешься. — Иди, К-13, — сказал Альбрехт и слегка подтолкнул меня, это было довольно унизительно. Я даже не попрощался и вышел во двор. Там никого не было и уже стемнело. Понурив голову, побрел в барак, но странное чувство, что на меня кто-то нападет, заставило ускорить шаг. Войдя в барак, я сразу взял все необходимое для мытья и побежал в душ, пока там никого не было. Я снова ощущал прикосновения и старался как можно скорее смыть эти ощущения. Вода была теплой, она понемногу смывала тревогу и скованность. А еще после душа я достал толстые носки, которые прихватил из дома, они мягкие и приятно охватывают ногу. Не помню точно, откуда они взялись, но эта вещь все равно греет душу и напоминает о доме. В барак уже вернулось несколько человек, но они меня не тревожили, и я сразу же провалился в сон и плевать, что свет выключат еще через два часа. Меня разбудили громкий топот, шум и гам. Я едва соображал, что вообще происходит, слышал только слова: «Прага, захватили, взяли, взяли!» Поднявшись с постели, я увидел Р-4, который, как я понял, пересказывал всем сводки с фронта, услышанные на кухне. Сейчас мне это слушать не особо интересно, поэтому я снова лег и закрыл глаза, но ненадолго. Р-4 на весь барак закричал: «Мюнхен бомбят! Так сильно, как, наверное, с прошлого года не бомбили!» После чего весь сон почти исчез. Там же мой дом! Там вся моя жизнь. Я вспомнил, как после ночи в подвале перелазил через развалины и боялся, что мой дом тоже станет руинами, но тогда этого не произошло. Да и обстреливали тогда не так сильно, как в октябре 2032 года. Тогда, я помню, была просто адская бомбардировка. Это было уже поздно вечером, я сидел на полу и играл со своими плюшевыми игрушками, ждал маму, чтобы она почитала мне перед сном. Но тут я услышал, как будто вдалеке от дома что-то очень громко взорвалось, от любопытства я выглянул в окно, но ничего не увидел, так как мои окна выходят во двор и чтобы хоть что-то увидеть нужно идти на кухню. Как только я вышел из комнаты, сразу завыли сирены воздушной тревоги. Папа сказал быстро всем обуться и надеть куртки, а сам взял тревожный чемоданчик, на случай, если в подвале придется сидеть долго. Мы так быстро бежали по лестнице, что я чуть не упал на скользких ступеньках и поскольку мы жили на девятом этаже, то нужно было как можно скорее спуститься вниз. Бомбоубежище было совсем недалеко от дома, поэтому мы добежали быстро и спрятались там. Мама не хотела прятаться в подвале дома, ведь если он рухнет, выбраться из-под завалов будет нереально, так мы и бежали по темной дороге в куртках на пижамы в специальное бомбоубежище, намного просторнее нашего подвала. Мы всей семьей сели в уголке на несколько стульев. Звуки бомбежки было слышно даже тут, и от ударов тряслись лампочки на потолке. Меня трясло от страха, поэтому я прижался к маме и заодно схватил папу за руку. Я думал, что сейчас сюда прилетит снаряд, и нам конец, от таких мыслей я даже не пошел в игровую комнату, которая тоже находилась в этом бомбоубежище, там и без меня детей хватало. Стены стали содрогаться все чаще и чаще, видимо, бомбили где-то совсем близко. С каждым ударом я сжимал руку папы, повторяя себе в голове, что я не одинок. Отец укрыл меня и маму своей курткой, чтобы нам было уютнее и на нас не смотрели. Мы сидели тихо и прислушивались к звукам войны, говорить было не о чем, да и просто разговаривать не хотелось, я перебрался на руки к папе, а мама обняла Вальдемара, страшные звуки все никак не прекращались. Это была самая долгая ночь в моей жизни. Из убежища нам разрешили выйти в четыре часа утра. Все кругом было в задымлении и руинах, наш дом чудом стоял на месте, правда он лишился почти всех окон и исцарапал свой зелено-серый фасад. Еще несколько домов в нашем районе тоже уцелели, а все остальное превратилось в развалины. Позже по новостям показали весь масштаб ночной бомбардировки, такого я еще не видел, сильнее всего пострадала восточная часть Мюнхена. А в особенности: Богенхаузен, Изарфорштадт, Максфорштадт и другие районы. Весь город тогда перенес страшнейший авианалет и потерял сотни, или тысячи жизней. Ночью я спал неплохо, особенно если учесть мои переживания по поводу новостей. Прижавшись щекой к мягкой подушке, я уснул быстро, и никто меня не тревожил. Только пересвистывание сверчков поначалу давало понять, что я еще не крепко заснул. Наступила тишина. Пришла самая лучшая фаза сна, та, когда еще не снятся сны и можно в полной мере отдохнуть. И вот уже начали появляться дома, поле и небо. Я бежал по переулкам, сам не зная куда. Было раннее утро, и вокруг меня висели веревки для белья и на некоторых я уже заметил белоснежные простыни. Ноги неслись по скользкой брусчатке и лужам, веревки то и дело заставляли наклонять голову, странно, что они висят так низко над землей и мешают в полной мере разогнаться. В небо взлетела стая черных воронов и, подняв жуткий крик, они устремились прямиком в мою сторону. Стая закружилась надо мной и не давала смотреть вперед, они метались туда-сюда, орали и вдруг взлетели вверх. Я за секунду обернулся и не заметил что бегу на серую веревку, которая за одно мгновенье обмоталась вокруг моей шеи. Я не на шутку перепугался и начал задыхаться, терять сознание. Веревка, как на зло, еще туже сдавила шею и практически оставила меня без воздуха. Я проснулся от давления на голову чем-то мягким, оно все усиливалось и усиливалось. Я запаниковал и принялся кричать, но подушка заглушила все мои вопли. Я начал брыкаться, как только мог, руками, ногами и с каждым вздохом воздуха становилось все меньше и меньше, а паника только нарастала. В ужасе я пытался встать, и мне удалось на долю секунды немного высунуть голову и заорать, но тут же меня снова принялись душить, еще и на спину сели. Силы заканчивались, я уже не мог сопротивляться, устал, да и воздуха осталось совсем немного. В глазах стали прыгать звездочки и узоры, по голове словно били молотком и вот я смог повернуться и увидел свет, наконец-то свет. Я могу сделать заветный глоток воздуха, услышать ругательства и причитания. Наполнив легкие до отказа, я упал на подушку и пытался понять, что вообще произошло. Приняв сидячее положение, я увидел тех, кто избил меня, их держали за рубашки и ругали взрослые. Все проснулись, и я заметил на полу ту самую подушку, которой меня только что хотели задушить. От осознания, что сейчас произошло и могло бы случиться не останови этих подонков, я заплакал. Сейчас я был на волосок от смерти. Услышав мои всхлипы, ко мне подошел Влад и предложил воды. — Они хотели убить меня! Задушить хотели! Влад, мне так страшно! — ревел я. — Я больше не хочу тут быть! Я не хочу! Не хочу! — К-13! Они тебя душили? — подлетев ко мне, завопил Р-4. — Идиоты безмозглые! Он же совсем малыш! Вроде наши, а ведете себя хуже вражеских солдат! Душите маленьких, как скотины последние, да на такое только враги способны! — Р-4, успокойся пожалуйста! — перебил его Влад. — В-17, это же правда! Уроды моральные! Прям как вражеские солдаты детей душат! Ну как так можно, а?! Вон К-13 перепуганный весь сидит. Я взглянул на Влада. От этих политических разговоров его лицо стало злее, он словно был готов вот- вот ударить Р-4. — К-13, Р-4, В-17! Давайте к хозяину сходим, — предложил подбежавший к нам Г-5, — ведь это уже покушение на убийство. — Г-5, нет! Мы уже жаловались один раз, и вот что получилось, — прервал его я. — Тем более, в тот раз я крайним остался, поэтому меня и отправили в поле. — Ладно! Обсудим это завтра, — сказал Влад. — К-13, может быть, ты сейчас ляжешь возле меня на свободную раскладушку. Не бойся, там ты будешь в безопасности. — Да, думаю, так правда будет лучше. Мы разошлись, и я перебрался на раскладушку, стоящую в углу возле Влада. Там было мягкое белое одеяло, лучше, чем у меня, и большая голубая подушка. Странно, почему я до сих пор не перебрался сюда. Влад пожелал мне поскорее заснуть и очень быстро отключился. А я взял лисенка и рассматривал звездочки на его спинке. Прижавшись к подушке, я снова провалился в сон, правда до подъема осталось совсем немного времени. Утро выдалось серым и промозглым, а значит, вторая половина дня наверняка будет жаркой и душной. От постоянной работы в поле мои некогда мягкие ладони стали грубыми, как у сурового рабочего с завода. Волосы я все-таки начал заплетать в хвостик, потому что устал постоянно убирать их с лица, горбатясь над урожаем. Периодически болели мышцы на ногах от долгих прогулок по полям и приседаний к кустам в поисках затерявшихся плодов. Мои кеды давно уже пришли в негодность от вязкой полевой земли и пыли с камнями. Теперь я даже не заносил их в барак, чтобы поставить под раскладушку, оставляю в углу у порога. Вдобавок у них потрескалась подошва, и из синих они стали пыльно-серыми. Заметив эту проблему, Г-5 где-то раздобыл для меня резиновые сапоги. Это, конечно, не удобные кеды, но все же лучше, чем мокрые тряпки. Сейчас всех собрали и выстроили в шеренгу, никогда такого не было. К нам вышел герр Нойман, отец Райнера, и приказал всем, кто помладше, идти в дом и убирать в гостиной после вчерашнего визита гостя. Наконец-то, в доме то от меня больше пользы, и, скорее всего, вместе мы быстро управимся и будем больше отдыхать. Я попрощался с Владом и пошел в дом. Гостиная была, мягко говоря, не в лучшем состоянии. Что они тут вообще делали? На столе стояли горы грязной посуды, недопитая бутылка вина, куча мусора и еще одна бутылка валялась под столом. Хорошо, что посуды было не так уж и много, мы быстро все собрали, и я понес бокалы в посудомойку. Интересно, как там сейчас в Мюнхене? А в Праге? Правда ли, что вражеские солдаты душат детей голыми руками? На свои вопросы я пока не искал ответы, нужно задать их Владу, по крайней мере, про солдат, он же все-таки воевал на стороне Восточно-Славянской коалиции, наверняка знает, правда это или ложь. После уборки в доме нас послали во двор чистить клумбу от сорняков и засохших цветов. Я делал все медленнее остальных, потому что это были розы с острыми шипами, не хотелось уколоться, а потому я аккуратно срезал все под корень. И опять я сидел на проклятом солнце, мои волосы уже давно выгорели, а сам я уже черный, как негр. Я даже от жары снял резиновые сапоги и сидел босиком, а моя кепка осталась в бараке, поэтому снял рубашку и обмотал ее вокруг головы, как чалму. Теперь я точно как мальчик с какой-нибудь картины: загорелый, босой, со шрамами на спине и ранами на руках, с татуировкой и в огромных штанах, которые при сильном ветре напоминают юбку. Мама бы точно ужаснулась, увидь она меня. Все же под конец работы я изрезал руки шипами и, слизав кровь с царапин, вернулся в барак отдохнуть. Весь следующий день я проторчал в огороде. Хорошо, что вечером не было никаких дел, и я гулял по поместью до самого захода солнца. Закат был просто потрясающим, бордовым, с желтыми и оранжевыми полосками в окружении синих и черных туч. Ночью я вспомнил Пауля, то, как быстро он умер, но перед этим постоянно мучился от болезни. Он скончался на моих глазах. А может быть, для него это и лучше, не страдает хотя бы, до сих пор так и видел, как он кровью кашлял. Ужас. Я не мог даже представить, через что ему пришлось пройти. Я бы, наверное, точно не выдержал постоянную боль, чтобы при этом еще и работать на износ. Мне и после избиений лишний раз наклоняться не хочется, но раны хотя бы заживают, а тут туберкулез. Утром я, Влад и все остальные снова отправились в поле, правда, не знаю, зачем меня снова туда позвали. Там-то я и начал допытываться со своими вопросами. — Влад, а это правда, что ваши солдаты душат детей голыми руками? — жутко смущаясь, спросил я. В ответ Влад резко повернулся и окатил меня холодным взглядом, словно я смертельно оскорбил его. — Карл, пойми, не все, что говорит Р-4, правда. Да и вообще не слушай его, когда он начинает трепаться на эту тему. Ты к тому же еще маленький. — Это, значит, неправда? — Да. Мы же не звери какие-то, чтобы детей обижать. — Значит, он врун! — Он просто постоянно смотрит новости на кухне, а потом рассказывает все, что услышал, другим, толком и не разобравшись, что к чему. Да еще и смотрит западные каналы. Там преподносят все так, что только они хорошие, а все остальные злые, необразованные варвары. — Понятно. — Так, Карл, давай мы больше не будем говорить на эту тему, ты все равно не понимаешь, а я расстраиваюсь. Я обижено посмотрел в сторону, не желая встречаться с ним взглядом. Я всего лишь хотел поподробнее узнать, что сейчас в мире происходит, а Влад начал уходить от темы. Больше я с ним не разговаривал, и после работы в поле мы не встречались. Этим же вечером я пошел работать в дом, вытирать пыль и убирать мусор в кабинете Райнера. Проходя мимо одной незапертой двери, я решил заглянуть туда, просто ради интереса. Но, к сожалению, увидел только окно и кусочек кровати и легонько подтолкнул дверь, чтобы получше все рассмотреть. Не успел я ступить на порог, как увидел на кровати Райнера, он смотрел в сторону окна и не сразу меня заметил. Но когда я уже развернулся, чтобы уйти, он позвал меня: — К-13, ты чего заходил? Тебе от меня что-то нужно? — Герр Райнер, простите, что помешал. Ничего не нужно, я тут просто пыль в коридоре вытираю. — Пыль вытираешь? Хорошо, тогда, будь любезен, протри еще и тут. — Ладно, — сказал я и вошел в спальню. Я начал с подоконника, чтобы не мешать хозяину. Тут я услышал, как захлопнулась входная дверь, и мне стало не по себе. По телу пробежал холодок, но я не оборачивался и продолжал тереть подоконник, хотя от волнения руки уже переставали слушаться и немножко тряслись. Перейдя к столу, я украдкой взглянул в сторону Райнера, тот лежал на кровати и не обращал на меня никакого внимания, но стоило мне подойти чуть ближе, как он заговорил: — К-13, ты еще здесь? — уставшим голосом сказал он. — Да, — неуверенно ответил я. — Поможешь мне? — В чем? — Мне сейчас плохо, усталость какая-то накатила, вдобавок еще и холодно. Принеси, пожалуйста, мне из ванной тазик с теплой водой, я ноги погреть хочу. Я сделал все, как он сказал, принес этот тазик, воду в чайнике и полотенце, он еще и мыло попросил. Но когда все уже было готово, хозяин меня не отпустил. Он сидел, опустив ноги в горячую воду, и уставился в стену, а я продолжил вытирать пыль. — К-13, иди-ка сюда, — сказал он, подзывая меня жестом. — Возьми эту чистую тряпочку и помой мне ноги, — протянув мне белую тряпку, пробормотал он. — Давай, это приказ. От одной только мысли, что придется трогать его ноги, меня передернуло. Я вообще брезгливый и не люблю прикасаться к другим людям, кроме обнимашек с самыми близкими родственниками. А тут мыть ноги какому-то чужому мужику! — Я жду! — окликнул Райнер. С отвращением я взял эту тряпку и опустился на колени. Намылив руки, я принялся выполнять этот унизительный приказ, еще никогда меня не заставляли делать такую мерзость, аж в груди закололо. Я все делал аккуратно и как можно нежнее, чтобы хозяин не злился и изредка поглядывал на него. Райнер смотрел на меня, как на собаку, которая ему что-то должна, а я уже смыл мыло с ног и принялся вытирать их. Промокнул его огромную ступню под пристальным и довольно злым взглядом, но когда я стал протирать левую ногу, он слегка улыбнулся. — Я уже закончил, можно идти? — А ты куда-то спешишь? Не торопись, может, еще где пыль протереть нужно, да и тазик вынеси. Я чуть не выругался, но, промолчав, взял этот чертов тазик и отнес его в ванную. Еще и воду мне за ним выносить! И «лапы» его помыть! Ненавижу этого придурка! Зайдя за тряпкой и попрощавшись с хозяином, я направился к выходу. Но тут дверь захлопнулась прямо перед носом. На ней была рука хозяина, а сам он возвышался надо мной, как статуя. — Герр Райнер, я же сделал все, что вы просили, а теперь я должен идти. — К-13, подожди. Можно мне задать тебе вопрос? — Ну… — Тебе же здесь лучше, правда? Тебя уже не обижают другие? — отведя меня к окну, спросил хозяин. В его вопросах я уловил какой-то подвох. Вдруг если я отвечу, что мне здесь лучше, он расскажет об этом Альбрехту? Хотя, ему что делать нечего? Я ведь просто рабочий. — Я еще не сильно освоился. — А друзей, знакомых, завел? Райнер принялся гладить меня по голове, из-за чего мне еще больше хотелось сбежать отсюда. — Ну, все! Я ухожу! — А ну, стоять! Ты никуда не пойдешь! — рычал Райнер, держа меня за руку. Он сел на корточки и стал умолять, чтобы я еще у него побыл. — Но там уже темнеет. — Ты боишься темноты? — Райнер крепко сжал мою руку. — Ты еще такой маленький, К-13. Я уже начал вырываться из его мертвой хватки, но он был силен. — Да хватит уже! — закричал я. — Чего ты мне на ухо орешь?! Райнер схватил меня на руки и швырнул на кровать. Я начал звать на помощь, и сразу же хозяин закрыл мне ладонью рот. От ужаса я задрожал всем телом, но попытался ударить его ногой и сразу же получил за это по лицу. Каждое прикосновение Райнера ко мне вызывало только ужас и отвращение, он принялся снимать с меня одежду, и если я сопротивлялся, то бил по голове и царапал живот. Я еще раз позвал на помощь, и хозяина это окончательно взбесило, поэтому он схватил меня и перевернул на живот, чтобы заглушить мои вопли, придавив голову к кровати. Я чувствовал, что из одежды на мне не осталось ничего, и не понимал, что вообще происходит! Что он делает? Мне очень страшно! Тут я услышал, как кто-то резко открыл дверь, схватил Райнера, и, судя по крику, началась драка. Я лежал и не двигался, такого ужаса я еще не испытывал, все тело дрожало, а во рту пересохло. Поднявшись, я увидел, как Влад повалил хозяина на стол и ударил того кулаком в нос, но Райнер сдаваться не собирается. Он ударил Влада в живот и кинул того в стену, и с окровавленным носом бросился его добивать. Влад же вовремя увернулся и напал на хозяина со спины, через секунду тот оказался на полу, но успел быстро подскочить и вцепиться Владу в горло. Тот успел схватить вилку со стола и коленом ударил хозяина между ног, что тот аж согнулся, позволив снова повалить себя на ковер. Влад сел на грудь Райнеру и вновь зарядил ему в нос, а тот успел укусить его за руку. Влад взвыл от боли и замахнулся на хозяина вилкой. Перепуганный, я отвернулся. Прозвучал пронзительный вой, а за ним послышались плач и ругательства. Я повернулся, и меня бросило в холод, по спине пробежали мурашки. Райнер лежал, скрутившись на полу, а из его левого глаза торчала вилка, и все было в крови. — Карл! Не смотри туда! — ко мне подбежал Влад и принялся меня успокаивать. — Малыш, Господи! Одевайся скорее, я отвернусь. Я дрожащими руками натянул на себя рубашку, а затем все остальное, в ушах до сих пор слышался бешеный стук сердца. — Влад, что вообще произошло? — дрожащим голосом спросил я. — Ничего хорошего. Ты мне скажи, он успел сделать тебе больно? — А… он ударил меня по голове и живот расцарапал. — Пойдем! Он еще что-нибудь делал? — Нет. Зачем он раздел меня? — Я расплакался и обнял Влада. — Мне так страшно! Зачем? Зачем? — Карл, все позади. Не бойся. — Что здесь произошло?! В коридоре появился отец Райнера. Где Райнер? Отвечай, раб! — Папа! — позвал его Райнер. Я еще крепче обнял Влада.