По прозвищу К-13

Ноги несли меня к пруду. На поляне я начал кружиться, смотря в небо. Рухнув на траву, я стал наблюдать за птицами и слушать их песни. Но мое веселье прервал чей-то оклик: — Эй! Мальчик, иди сюда. Нужна твоя помощь! — кричал какой-то бородач, появившийся буквально из ниоткуда. — Быстрей! Я подошел к нему и сразу же получил задание: отнести одну охапку дров в дом, а остальные в сарай. У места, где кололи дрова, пахло росой и древесиной, наслаждаясь этими запахами, я наблюдал, как топор ловко справляется с круглыми бревнышками и превращает их в половинки, а половинки — в четвертинки. Насобирав таких четвертинок, я отправился в дом, а вместе со мной с такой же охапкой пошел восьмилетний мальчик. После нескольких минут молчания он заговорил со мной: — Новенький? Как ты здесь оказался? — Да я только вчера сюда попал. Меня и мою знакомую сюда привез герр Шульман. Знаешь такого? — Может быть, знаю, но не помню. После того, как я сильно ударился головой, у меня начались провалы в памяти, — он показал мне грубый шрам на голове. — Меня Пауль зовут, а тебя? — Я Карл, очень приятно. А ты давно здесь находишься? Он стал вспоминать и неуверенно ответил: — Примерно год с чем-то. Точно я не знаю. — А что у вас тут интересного? В игры какие-нибудь играете? И когда у нас перерыв? А тут есть школа? Или другие какие-нибудь занятия, помимо работы? — Ты такой болтливый, Карл, —с досадой произнес Пауль. И добавил почти шепотом: —Мне жаль тебя. Я не понял, что в этом такого. — Мне мама наоборот говорила, что болтливость в моем возрасте это нормально, и что так я познаю мир. Пауль вздрогнул и вжал голову в плечи, а потом лишь осмотрелся по сторонам и продолжил еще тише: — Просто Альбрехт не любит болтливых детей. Это наш главный, он нами командует и орет на нас. Ты с ним, наверное, еще не встречался. — Альбрехт? Это такой молодой, высокий, в форме и с черными волосами? Он еще курит. — Да. Ты с ним уже встречался? — настороженно спросил Пауль. — Встречался, — буркнул я. — Если честно, он мне не понравился. Сначала вел себя как добренький, а потом схватил меня за шкирку и стал угрожать, что побьет меня, а потом отправит в психушку! А знаешь, за что? За то, что я плакал! А еще он обзывал меня тупым и сказал, что всем здесь на меня наплевать. Псих какой-то, да? Все это время Пауль смотрел на меня испуганными глазами и молчал. Мы зашли в дом и сложили дрова в кладовку. А когда мы отправились к домикам, Пауль вновь заговорил: — Карл, зачем ты мне все это рассказал? — Просто чтобы поделиться с кем-нибудь. Тем более ты сам спросил, встречал ли я Альбрехта. — Мог бы просто сказать, что да. Он если узнает, что ты назвал его психом, тебе не поздоровится. — А что он мне сделает? Побьет, как и обещал? — с насмешкой ответил я. — Или все же в психушку? Пауль снова промолчал, было слышно только пение птиц и удары топора по дереву. Я поднял голову, рассматривая шпили на крыше хозяйского дома, как тут он снова заговорил: — Карл, это не смешно, он каждый день кого-то лупит. И это еще цветочки. Однажды зимой, по-моему, в прошлом году он заставил мальчика стоять голышом на морозе за то, что тот во время построения сходил по-маленькому в штаны. Альбрехт заставил его снять всю одежду и стоять босиком на снегу. — И что случилось с тем мальчиком? — в ужасе спросил я. Пауль снова опасливо посмотрел по сторонам. — Только никому не говори, что я тебе об этом рассказал. Договорились? — Договорились. — Он умер, — еле слышно выдохнул Пауль. — Всю ночь стоял на морозе, а под утро мы нашли его окоченевшее тело в снегу. Не помню, сколько ему лет было, примерно как мне. — А хозяин что сказал? — Не помню. Помню только как мама того мальчика оплакивала своего сына ночами на улице, чтобы никого не разбудить, а я смотрел на нее в окно. Я ничего не ответил. Рассказ Пауля не укладывался в моей голове, и я продолжил молча носить дрова. После меня отправили мыть пол на втором этаже дома. Это была работа не из легких. Одно дело мыть пол в нашей трехкомнатной квартире, а другое — в огромном доме, где только на одном этаже комнат было в два раза больше. Я начал с коридора и управился минут за сорок, но мог бы и быстрее, если бы ногой не задел горшок с пальмой и немного не рассыпал бы землю. Пока я ее собирал, фрау Гутман смотрела новости по телевизору. Довольно громко, так что я услышал, о чем идет речь: «Империя Ямато объявила войну Республике Чосон», «Сегодня утром вражеские ВВС совершили массированный авианалет на Берлин», «На западном и на восточном фронтах без перемен», —рассказывал телеведущий. Закончив с землей, я продолжил мыть пол, параллельно слушая про вирус в Африке и нового президента Северных Штатов. Пришла очередь библиотеки. Я никогда не видел таких красивых библиотек, как эта. На потолке висела хрустальная люстра, а шкафы доверху забиты разными книгами. Там были и новые книги, и старые в красивых переплетах. Сами стеллажи доставали до потолка, и поэтому возле них была лестница. На окнах зеленели цветы и висели красивые изумрудные шторы. В центре комнаты стоял стол, на котором лежало несколько книг. Я решил, пока никто не видит, посмотреть, что это за книги, и аккуратно сложить все как было. Сверху лежала толстая книжка в красной обложке, на которой черными буквами было написано «Немецко-французский словарь», выпущенный аж в 1950 году. Следующей книгой был серый учебник по философии, который тоже меня не заинтересовал. Я намочил швабру и принялся мыть пол, рассматривая книжные полки в поисках чего-нибудь полюбопытнее. В этой библиотеке я заметил еще одну комнату. Мне очень хотелось уйти, но я знал, что нужно вымыть весь второй этаж, иначе мне не заплатят. В этой каморке шторы были плотно задернуты, и сквозь них пробивалась лишь тонкая полоска света, скользящая по полу. Не найдя выключатель, я все-таки чуть-чуть приоткрыл занавески, чтобы было удобнее убираться. Но мое внимание резко переключилось на маленький шкафчик со стеклянной дверцей в углу — там стояли яркие корешки книг, которые явно не были нудными учебниками. Вообще у меня не было привычки брать чужое, но эти полки напоминали мне о родном доме и так завораживали, что рука невольно потянулась к дверце и, медленно открыв ее, схватила первую попавшийся том. Я сидел на полу, нежно держа в руках маленькую белую книжку под названием «Маленький принц». Именно эту историю мне подарили на Новый год, помню, я прочел ее за два дня, и она запала мне в душу. Я открыл первую страницу и начал читать. Сразу же мне в глаза бросился удав, проглотивший слона — это был рисунок №1, а на следующей странице рисунок №2, где был нарисован удав изнутри, и автор написал, что когда он показал свой первый рисунок взрослым, они сказали, что это шляпа. «Ну какая же это шляпа? — хотелось мне спросить у тех взрослых. — Разве удобно носить шляпу с таким длинным козырьком?» И разве они не разглядели глаза удава? Но теперь, глядя на эти рисунки, я задался вопросом: как удав вообще мог проглотить СЛОНА? Он же огромный, и удав просто разорвался бы на части, пытаясь проглотить его. Помню, как по телевизору показывали передачу про животных, и там удав проглотил живого крокодила. Тот не растерялся, порвал удава изнутри и вылез из него целый и невредимый. А еще автор написал, что удав переваривает пищу месяцами, а слона этот бедняжка наверное переваривал бы целый год. Я продолжал читать страницу за страницей и совсем забыл про данное мне поручение. Увлеченный историей, я совсем выпал из реальности. Внезапно чья-то рука грубо схватила меня за плечо, от неожиданности я дернулся, а сердце чуть не разорвалось на кусочки. — Ах ты, мелкая дрянь. Как ты посмел брать хозяйские вещи без спроса?! — прошипел голос за моей спиной. — Марш работать! Паршивый воришка! — выхватив из моих рук книгу, заорал Альбрехт. Я застыл на месте, внутри все тряслось, а язык заплетался. От страха совсем не мог говорить. Крики Альбрехта заглушили во мне все мысли, но я все же попытался ответить. — Простите, я устал и отвлекся на минутку. — Кто тебе разрешил брать чужое?! Как ты посмел?! — Я просто хотел посмотреть и сразу же поставить на место. В ярости Альбрехт пнул меня между ног. Я весь скрутился от боли, упал на пол и разрыдался. — Заткнись! Живо пошел драить полы! Я тебе покажу, как воровать. Он схватил меня за волосы и ударил головой об стену. Я вырывался, извинялся и умолял отпустить. Но Альбрехт не унимался, в него будто что-то вселилось. Он окунул меня головой в ведро с водой и держал так, пока я не начал захлебываться. Вытащив меня из воды, Альбрехт вроде бы слегка успокоился. — Еще раз ты войдешь в эту комнату без спроса или возьмешь что-нибудь у хозяев — ты труп. Я в страхе выскочил из дома и убежал на лужайку, где дал волю эмоциям — схватил палку и принялся носиться и нещадно бить ею кусты и деревья. Выбросив ее, я спустился к озеру и сел на ближайший камень. Меня окружала тишина, я слушал ее и смотрел на водную гладь. Голова была мокрой и болела на месте удара. Вспомнилось, как после ссоры с Вальдемаром мама принесла мне лед, и как я тогда хотел заболеть, чтобы не петь песню для захватчиков. Казалось, все это было в другой жизни, и даже если наша семья воссоединится, то жить, как раньше, уже не получится. По крайней мере, я не смогу находиться рядом с родными без чувства вины перед ними, даже если они сто раз меня простят, сам себя я не прощу. А вдруг из-за меня папу и Вальдемара отправили на фронт? Или с мамой что-то случилось? А вдруг ее тоже отправили воевать? Она же больна, и на фронте ей не выжить. На этой мысли я укусил себя за ладонь и ударил по щеке. «Не смей даже думать о таком! — повторял я сам себе. — С мамой все будет хорошо. Со всеми нами все будет хорошо, мы встретимся, обязательно встретимся!» Я вскочил с камня и устремился в поле. Блуждая между колосков, я насобирал целый букет золота. Как же хорошо иногда просто забыть обо всех переживаниях и беспечно собирать колосья, глядя на которые в будущем ты будешь вспоминать эти спокойные минуты. На выходе из поля я увидел несущуюся ко мне фигуру. — Карл! Обед! Всех зовут на обед! — кричал знакомый голос. — Марианна! Наконец-то, — воскликнул я, выбегая навстречу. — Как ты меня нашла? — Я уже давно тебя ищу, и тут ты из поля выходишь. Нас вон в магазин посылали за продуктами. — А я дрова носил и полы мыл. — И ты пролил на себя ведро с водой? Я потрогал еще влажные волосы. — Нет, потом расскажу. Тебе сделали тату? — Ага, «М-14». А у тебя какая? — К-13. Марианна спрятала руки за спину и наклонила голову. — Ты какой-то грустный, это из-за татуировки? — Нет, у меня голова болит. Вот, вышел свежим воздухом подышать. Ну, пошли на обед, может, там что-нибудь вкусное дают. Обед раздавали в общей столовой, а кушали все в своих комнатах. Нас в комнате было пятеро, две девочки и три мальчика. Все мы сидели за одним столом в центре. На обед был суп, хлеб и вода. Хлеб я съел быстро, а вот суп рассматривал долго, нюхал и все не решался попробовать. — Эй, мокрый, а ты чего суп не ешь? — спросил мальчик, сидевший рядом. —Тебя никто ждать не будет. — Я себя плохо чувствую, — ответил я. Хотя на самом деле мне не нравился запах супа, и хотелось чего-нибудь другого. — Вы откуда приехали, новенькие? — Мы из Мюнхена. А вы все откуда? — спросил я, чтобы сделать вид, будто мне интересно, а на самом деле я просто хотел спать. Еще и голова болела от удара. Проведя ладонью по лбу, я нащупал шишку, и от любого прикосновения она отдавала болью. — Ты жрать будешь или нет? — окликнул меня другой мальчик. — Вижу, ты не голоден, отдам этот суп кому-нибудь другому. — Ну и забирай, я все равно сыт, —сказал я в надежде, что он отстанет, да и вдруг еда будет повкуснее. — Ты уверен, что не будешь есть? Я кивнул и, отдав ему тарелку, лег отдохнуть. — А ты чего укладываешься? Сейчас нас снова работать позовут. — Разве у нас нет тихого часа или отдыха какого-нибудь? — в недоумении спросил я. — Нет. После обеда наоборот работы прибавляется: убрать посуду с хозяйского стола, загрузить и разгрузить посудомойку, еще свою посуду помыть надо. Ну и всякое такое. Так что поторапливайтесь, иначе влетит. Я решил не ложиться с мокрой головой и не нарываться на неприятности, потому все-таки пошел в дом Гутманов в надежде, что быстро все сделаю, и к тому времени волосы высохнут. На кухне я вновь встретил Пауля, который собирал тарелки со стола и складывал их в посудомойку. — Пауль, привет! Давай вместе работать, а потом я познакомлю тебя с моей подругой. Он молчал и долго смотрел на меня, словно не мог понять, кто перед ним стоит: — Прости, а как тебя зовут? — откашлявшись, спросил он. — Карл. Не помнишь? Мы утром с тобой дрова носили. Ну, вспомнил? — Карл, дрова… — бормотал Пауль. — Что-то слабо припоминаю. — Я новенький, — пояснил я. — А! Вспомнил. Болтун, да? — Да, он самый. — Я не стал обижаться. — Слушай, а ты в каком домике живешь? — Я в первом. Он снова начал кашлять еще хуже прежнего. — Я тоже в первом, только на втором этаже. А почему ты кашляешь? — поинтересовался я. — Аллергия или заболел? — Да я уже долго болею, но работать все равно заставляют, а еще меня поселили в кладовке, чтобы не мешал своим кашлем. — А ты не заразный? — отойдя от Пауля, спросил я. — Не знаю точно, но лучше не подходи ко мне, я не хочу никого заразить. — Эй! Вы оба, хватит болтать, иначе одни тут все делать будете, — окликнул нас мальчик постарше. — Или мне главного позвать, он-то вас быстро трепаться отучит. — Но мы же работаем, — уверенно ответил я, — просто хотим немного пообщаться, чтобы было не так скучно. Подросток в ответ так рассмеялся, что чуть не выронил чашки: — Ха! Тебе скучно? Так мы сейчас все исправим, ваше высочество! Не желаете ли отправиться чистить картошку?! Он схватил меня за ухо и усадил в углу кухни, дал нож, картошку и двадцать минут на чистку. — Если я приду сюда через двадцать минут, и у тебя тут ничего не будет готово, разговаривать с тобой будут по-другому. — Он подошел ближе и схватил меня за рубашку: —А за дерзость можно отправиться к столбу, понял? Мокрый! Он пустил меня, и я принялся ковырять картошку ножом. Выходило не очень, так как раньше я никогда этим не занимался, а в моей семье пользовались овощечисткой, которой я тут не нашел. «Что за странное место, где нельзя просто поговорить? — думал я, пока срезал кожуру от картошки. — И почему он думает, что я ему дерзил? Ведь я просто объяснил ему, почему мы общаемся, и говорил я это нормальным тоном». За пятнадцать минут я начистил лишь малую часть того, что мне дали. Боясь последствий, я стал очень быстро срезать целые куски с плодов, из-за чего картошка становилась меньше, чем была изначально. «Надеюсь, пронесет», — думал я. Оставалось всего две минуты, за которые я успел почистить еще три картошки. К моему сожалению в пакете лежало еще пять картофелин, их я не успел почистить до прихода того парня. — Готово?! — заглянув в кастрюлю, спросил он. —Да, — скованно ответил я и соскочил со стула. Пакет с оставшимися картофелинами я запихнул в угол. —Что ты там прячешь?! — спросил он таким голосом, будто готов разорвать меня на куски. — Быстро показал мне! Он отпихнул меня своей костлявой рукой и взял пакет. — И это ты называешь «готово»?! — Но мне дали слишком мало времени! Я старался, как мог, и вообще у меня была другая работа, а меня от нее отвлекли и дали эту паршивую картошку! — Мне плевать! Тебе сказали чистить картошку, и сделать это нужно было за определенный срок! Значит, надо было чистить быстрее и не думать о другой работе! Здесь ты должен беспрекословно выполнять все, что прикажут! А за неисполнение следует наказание! —орал он так громко, что его наверняка было слышно во всей округе. — Наказание?! Но я ведь могу сейчас закончить начатое! Только дай мне еще пять минут. — Никаких пяти минут! Ты не выполнил задание в срок, значит, будешь наказан. Он схватил меня и куда-то потащил, но мне удалось вырваться, укусив его за руку. На бегу я едва ли не сбил с ног служанку. Через поляну я устремился прямиком в золотое поле. «Прошу, спрячь меня в своих колосках!» — повторял я мысленно, подбегая к пшеничной глади. Упав на четвереньки, я скрылся среди колосьев. Угрожающие крики по-прежнему неслись мне в спину. Я сел на землю передохнуть, стараясь дышать как можно тише, чтобы случайно не выдать себя. Мне стало жутко холодно, а все тело сковало дрожью. Вокруг только пшеница с землей, а подними я голову — надо мной лишь серое небо. Все что я слышу — это стук собственных зубов и пение жаб в озере. Я один среди этих золотых столбов, но на грудь давит страх: такое ощущение, будто сейчас меня схватит что-то большое и страшное, а я даже не смогу закричать, потому что эта тишина отняла у меня дар речи. Над полем поднялся сильный ветер, и мне захотелось обратно в теплый дом. «Может, меня уже не ищут? Да и кто захочет ходить по всему поместью и искать маленького мальчика, лишь для того чтобы его наказать? Про это уже наверное все забыли, ведь я не сделал ничего ужасного», — думал я, шагая в сторону домиков. В некоторых окошках уже горел тусклый свет. Я тихо поднялся на второй этаж, где сразу лег в кровать, чтобы отключиться хотя бы на сорок минут, а если получится поспать дольше, то еще лучше. Свернувшись калачиком, я сразу провалился в сон, мне даже ничего не снилось, настолько я устал. Четыре часа прошли как одна секунда. Меня разбудил пинок в спину: — Ты что, спишь? То есть пока мы пашем, ты тут дрыхнешь?! — орал на меня сосед по комнате. —Живо встал и пошел нормально работать как все. — Да я устал! — закричал я. — Я всего лишь прилег отдохнуть! Ну не могу я работать круглосуточно и семь дней в неделю, я же не робот. Да, я хочу заработать денег, но я ребенок, в конце концов, и устаю быстрее! — Нам всем тут тоже не восемнадцать лет и мы тоже дети, но мы более ответственные чем ты и не хотим выполнять твою работу за тебя пока ты бока отлеживаешь! — Я же говорю, что хотел всего лишь отдохнуть, а то что я заснул надолго вышло случайно. И вообще прекрати орать на меня. Не успел я договорить, как в комнату зашел тот парень, которого я укусил, а с ним и Альбрехт. Подросток указал на меня пальцем со словами: — Он дерзит, не выполняет приказы, а еще он кусается и сбегает. — Опять этот К-13… Как же он меня достал, — уставшим голосом произнес Альбрехт. — Уведи его, а я сейчас приду. Через несколько минут меня приволокли в какую-то каморку всего лишь с одним окошком. Мне было не по себе, здесь все было мрачное, а воздух — холодным, с потолка свисала старая лампочка. Кроме длинной лавки здесь не было ничего, и мне подумалось, что закроют они меня на ночь в этой «камере» и не подумают, что мне может быть страшно, холодно и голодно. Если я когда-нибудь встречу герра Шульмана, я расскажу ему обо всем, что тут происходит, и попрошу увезти нас в другое место, где не так плохо. — Сел быстро! — подросток указал пальцем на лавку. — Что вы со мной сделаете? Или я должен буду что-то делать? —неуверенно спросил я. — Заткнись! — Но я хочу знать, что со мной будет! Подросток лишь поднес указательный палец к губам и прошипел по-змеиному, его взгляд прямо говорил: «Еще один вопрос, и тебе конец». Я вздрогнул, когда в комнату вошел надзиратель и сел напротив меня на принесенный специально для него стул. — Вижу, у нас тут кто-то решил, что ему все можно? Встать, когда с тобой старший разговаривает! — рявкнул он, топнув ногой. Я испуганно подскочил. — Я еще раз спрашиваю: ты что себе позволяешь?! Думаешь, покажешь характер, и тебе ничего не будет? Так вот, ты ошибся, ты здесь никто, и зовут тебя не Карл, а К-13! Заруби себе на носу — никто! Ты должен выполнять все, что тебе говорят, а если что-то не нравится — прикуси язык. Сегодня ты работал отвратительно! Кроме дров ты ничего не доделал до конца! Пол не домыл, посуду тоже, картошку не дочистил! Зато где-то постоянно бродил! И спал в неположенное время! Альбрехт вскочил, будто не удержался, и дал мне сильную затрещину, от которой я едва не упал. Все остальные просто стояли в стороне и молчали, пока надзиратель продолжал перечислять мои сегодняшние «преступления». Закончив с обвинениями, он скомандовал одному из подростков: —Эй, ты! Розги неси. Быстро! Услышав приказ, я аж вздрогнул. Сразу вспомнил, как папа меня бил, как тяжелая бляшка рассекала кожу, а я орал. А розгами наверняка еще больнее. Я дрожа бросился к Альбрехту с мольбами. — Нет! Прошу не надо! Герр Альбрехт, умоляю, не делайте этого. Это же очень больно! — отчаянно завопил я. —Хватит ныть, безмозглый щенок. Спустя минуту подросток принес розги, и надзиратель вновь принялся командовать: — Снял рубашку, приспустил штаны и лег на лавку. А вы оба держите его за руки и ноги чтобы не дергался. — Не бейте, пожалуйста! Детей нельзя бить! — сквозь слезы повторял я, лежа на лавке и видя, как надзиратель набирает целый веник прутиков. Подростки схватили меня и сильно прижали к лавке, один из них смотрел на меня и злорадно хихикал. Отвернувшись к стенке, я весь сжался и замолк, но тут же мою спину охватила жгучая боль, от которой я чуть не подпрыгнул. Второй удар пришелся по плечам, а третий и четвертый обожгли поясницу. Альбрехт бил все сильнее и сильнее, он будто наслаждался моими мучениями, в то время как на моих лопатках и бедрах уже появились кровавые полосы, а я бился и захлебывался слезами. — Отпускайте его, — закончив экзекуцию, произнес Альбрехт. Я лишь нервно дышал и понемногу приходил в себя. Вся спина горела, и я продолжал лежать, смотря в стену. Надзиратель тоже не спешил уходить, он восседал на своем стуле зачем-то наблюдая за мной. — Ну что, завтра будешь хорошим мальчиком? Будешь работать, как положено? —спросил он спокойным и до жути нежным голосом. «Да как эта тварь посмела заговорить со мной после того, что сделала?!» — подумал я, еще больше обозлившись на надзирателя. — Ты еще полежишь или пойдешь к себе? У вас там скоро ужин будет. Я продолжал игнорировать Альбрехта в надежде, что он оставит меня в покое, но он не унимался: — Тебе с голой спиной и задницей не холодно? Оденься. — Он подошел ко мне и дернул за больное плечо. — Я к тебе обращаюсь! — Ай, мамочка! Спина! — завыл я. — Здесь нет твоей мамочки! Отвечай когда спрашивают, или станет больнее. А ну, шагом марш к себе. — Я не могу встать, я даже сесть не могу! И да, мне тут холодно, но сначала я хочу, чтобы мне обработали эти раны, и тогда я смогу уйти. — Ты оборзел? Условия он мне тут ставит! Да ты кто такой чтобы тебе лично сюда врача звать? Если тебе так нужно — иди к нему сам, а я с тобой возиться не намерен! Он ушел, а мне пришлось самому вставать и натягивать штаны. Белую рубашку я решил не пачкать кровью, а взять ее в руки и пойти к врачу. На пороге я едва не столкнулся с ним нос к носу. — Привет, Карл. Не подскажешь, к кому меня позвали?. — Наверное, ко мне. У меня вот что, — я повернулся к нему истерзанной спиной. По ней стекало что-то теплое. Кровь, наверное. — Какой ужас! — воскликнул врач. — В первый же день. За что это тебя так? — Плохо работал, — еле выдавил я. — Все, не плачь. Сейчас пойдем к тебе в комнату и обработаем раны. Чем это тебя так? — Каким-то веником из длинных прутьев. Ай… Теперь ходить больно. Уже в доме, лежа на подушке, я разглядывал бинты с пластырями и ватой. А врач внимательно смотрел кровавые рубцы: — Сейчас пощипет, но ты терпи. Расскажи, кто тебя побил. — Это Альбрехт. Вы его еще утром позвали, когда я тату не хотел делать, — прошептал я. — Можно вам задать вопрос? —Задавай. —Вы здесь давно работаете? Врач разложил на тумбочке бинты с ножницами, и снова взялся за баночку. Смочил вату, принялся вытирать кровь. Я слегка зашипел и сморщился. — Года три уже. Зачем это тебе? — А когда вы пришли сюда, Альбрехт тут уже работал? — Угу... — промычал доктор, звякая своим флаконами. — А он часто так срывается на ком-то? Часто поднимает на кого-нибудь руку? — Я за ним не слежу, — оборвал меня врач и стал мазать раны перекисью. — Ай! — я скривился от боли. Но все же решился еще спросить: — А кто вас ко мне отправил? — Ты можешь лежать тихо? Отвлекаешь. Я думал, он мне уже не ответит, но врач все же заговорил: — Альбрехт наказывает только за дело, а какими способами — решает уже он сам. Кстати, как там твоя татуировка? — Вроде нормально, только немного чешется, — не думая ответил я. — Но вы не ответили на мой вопрос. Кто вас сюда отправил? — Один из рабочих услышал твои крики. Он сказал, что снова кого-то бьют, и скоро понадобится моя помощь. — Что значит — снова? То есть Альбрехт все-таки часто бьет рабочих? — Тихо! Я же сказал, ты меня отвлекаешь! Сейчас что-нибудь забуду сделать, и будешь потом говорить, что тебе больно. «Получается, Пауль не выдумывал про Альбрехта», — размышлял я, обняв подушку и периодически дергаясь от жжения в спине. Врач закончил свою работу и отпустил меня, теперь я почти весь был в пластыре, но меня все равно подняли с кровати и отправили на кухню забрать ужин. Получив свою порцию, я был в шоке: в тарелке лежал хлеб, какая-то странная каша, которой было так мало, что она могла бы вся поместиться мне в руку, и пять кусочков вареной свеклы. Из питья только вода. В комнате я встал в углу и принялся жадно глотать ложку за ложкой. Есть стоя было неудобно, но все же лучше чем, сидеть и терпеть боль. — О! Карл, а ты чего стоя ешь? — задиристо и насмешливо спросил вернувшийся с работы сосед по комнате. — Что, Альбрехт тебя уже уму разуму научил? Я его не слушал, все мысли были о еде. Но мальчишка не унимался: — Теперь будешь как все, лентяй! Думал, ты тут самый умный? Ну ничего, может, научишься за языком следить и хамить меньше будешь. — Чего ты все ко мне цепляешься? То во время обеда, то после сна, то вот сейчас?! — повысив голос, спросил я. — Может, ты прекратишь, и я сам в себе разберусь? Хорошо?! — Новенький, ты что, совсем страх потерял? Я тебя на два года старше и дольше тебя здесь живу. Так что уткнулся в тарелку и замолк, пока я тебе ее не перевернул. — Саймон, хватит к нему приставать! Он тут только первый день и ему надо освоиться, а ты его пугаешь! — выкрикнул мальчик, сидящий у окна. — Освоиться?! Идиот, да что ты несешь? Если дать слабину и показать, что он тут может делать что хочет, он будет отдыхать в неположенное время, пока другие работают, и считать это нормой, королем себя возомнит. Но это не так! Я не выдержал и выскочил из комнаты, оставив свою еду. За сегодняшний день меня столько раз унизили, сколько не унижали, наверное, за всю жизнь. Спустившись на первый этаж, я стал бродить по нему и рассматривать ковер. За углом я увидел маленькую дверь, не похожую на все остальные. Оглянувшись, я ее легонько толкнул, она оказалась не заперта, и сквозь узкую щель я увидел кровать и тумбочку. Кто-то зашевелился под одеялом, а потом сиплым голосом спросил: — Кто здесь? Это был голос Пауля, и услышав его я радостно подошел к кровати. — Пауль, привет! Это же Карл, неужели ты опять забыл? — Карл? Нет, не забыл. Прости, у меня сел голос. Присаживайся. Я перемялся с ноги на ногу. — Нет, спасибо, я постою. — А чего так? Боишься заразиться? — грустно спросил Пауль. — Не боюсь, просто меня наказали, и теперь садиться больно. — Понимаю, со мной тоже такое случалось, несколько раз. — Тебя тоже веником из прутьев били? — Не только, еще сапогом могли треснуть, ложкой по лбу, тростью тоже прилетало. В общем, всем, что под руку попадалось, — тяжело вздохнув, ответил Пауль. — Это все Альбрехт делал? А почему он такой злой? Я спрашивал врача, но он уходит от темы. — Альбрехт очень нервный. Я слышал, что два года назад он пошел добровольцем на фронт и совсем недавно вернулся. И, наверное, нашел себе тут работу. Хотя, может быть, он и до этого был странным... — Он воевал? — удивился я. — Сколько ему лет? Он на вид такой молодой. — Ему двадцать, получается, на войну он пошел в восемнадцать. Мне кажется, это слишком рано. А тебе? Я вспомнил своего брата, который сейчас тоже мог быть на фронте или ранен, или сбежал оттуда и сейчас тоже где-нибудь пристроился. Он отличный художник, может рисовать какие-нибудь плакаты или что-то в этом роде. Я решительно отбросил мысль, что с ним случилось непоправимое. — Карл! — окликнул меня Пауль. — Почему ты молчишь? — Я задумался. Ты сейчас рассказал мне про надзирателя, и вот я вспомнил братика, который сейчас тоже может быть на фронте. Понимаешь? Я достал из кармана фото и показал его Паулю. Тот закутался в тонкое коричневое одеяло и поднялся на ноги, но долго стоять не смог из-за головокружения, поэтому я подошел ближе и дал ему поглядеть на фотографию, но только из моих рук. Он молча смотрел на снимок, а потом произнес: — Вы тут такие счастливые. Когда вы фотографировались? — На мой седьмой День рождения, — с грустью ответил я. — Тринадцатого мая тридцатого года. А через шесть дней началась война. Я отвел взгляд и увидел залитую тусклым желтым светом кладовку. — Моя семья думала, что все закончится еще во Франкии или Варшавской Республике, но мы ошибались. Главное все произошло так внезапно, вся жизнь просто с ног на голову перевернулась. Еще в январе этого года мама заболела… Мой рассказ прервал грубый кашель. Повернувшись к кровати, я заметил на подушке алое пятно. — Пауль! Что с тобой? Забыв о ранах, я присел на корточки и стал теребить друга, но тот продолжал кашлять и через несколько секунд его рубашка и простыня были залиты кровью. — Помогите! — завопил я, выскочив из кладовки. Я отчаянно звал взрослых, стучался в двери каждой комнаты. Уже на кухне на меня обратили внимание: — Малыш, что случилось? Кому помощь нужна? — спросила одна из кухарок. — Там, в кладовке с вещами! Там Пауль кровью кашляет! Помогите, пожалуйста, я не знаю что делать! — от страха меня трясло. Взрослые быстро направились к маленькой двери и позвали врача, а мне велели идти спать и ближайшее время не заходить к Паулю, чтобы тот отдыхал, но мне удалось уговорить их, чтобы меня пустили к другу завтра, если он этого захочет. Я решил все-таки подойти к кладовке и посмотреть, что там происходит. Дверь была не заперта, и я увидел, как изможденного Пауля берет на руки одна женщина, пока остальные меняют белье, а потом он снова отправляется в кровать, но уже в полусидячем положении. Я просидел там еще несколько минут и услышал разговоры о том, что у Пауля туберкулез. Укрывшись белым одеялом, я водил пальцем по ковру и думал о Пауле. Как он там сейчас? Стало ли ему лучше? «Туберкулез», — бормотал я. Я слышал, что он может появиться от голода, стресса и чего-то еще. Неужели Пауль голодал или часто нервничал? Хотя тут так плохо кормят, что можно и заболеть. А еще этот Альбрехт, он просто выводит из себя! Не понимаю, почему его не уволят? Он же очень агрессивный, еще и убийца. Я повернулся на другой бок и вспомнил мамочку. Как она перед сном читала мне книжку, а потом пела колыбельную. Я помню ее красивые русые волосы и добрую улыбку. Помню ее теплые руки, которые гладили меня по золотистым волосам. И помню нежные объятия и слова поддержки. Помню, в сентябре 2030 я уже пошел во второй класс. В принципе, я уже знал, что такое школа: иногда там весело, иногда скучно. У меня уже было несколько друзей в классе, а еще добрая и веселая учительница. На ее уроках всегда было интересно, а на других мне не особо нравилось. С началом войны все изменилось, друзья уехали, учительница часто грустила, и всех детей заставили носить школьную форму. — Карл, солнышко, хватит бегать. Примерь вот эту рубашку с шортами, пожалуйста, —уговаривала меня мама в магазине детской одежды. — Мама, ну она мне не нравится! Я хочу красное худи, а не вот эту коричневую рубашку, она мне велика. Я в ней на клоуна похож! — Сынок, у тебя дома есть худи, а в школе сказали, что форма обязательна, и если ты ее не будешь носить, то тебя могут не пустить на уроки. — Не верю! — мотал головой я. — Раньше же ходили в чем хотели, и никто не ругался. Директору летом голову напекло, и он придумал эту скучную форму. — Может и напекло. Я спрашивала у учительницы, обязательно ли ношение формы, и она сказала, что да. Я продолжал ныть и капризничать: — А почему она такая широкая? И рукава какие-то длинные. — Карл, сейчас война, и мы, наверное, не сможем каждый год покупать тебе новую одежду, поэтому решила взять тебе форму на вырост, класса, может быть, до четвертого или пятого. Зато рубашка и штаны свободные и нигде не жмут, как ты любишь. — А можно я ее тогда хотя бы значками украшу? Маленькими и только на левом кармашке. Можно? Мама, пожав плечами, разрешила, и на линейке я стоял в новеньком костюме с тремя яркими значками: один со звездами, а остальные два со зверюшками. Помню, что тогда ни у кого ничего лишнего на форме не было, и все были как один, а я выделялся не только этими штучками, но и тем, что, благодаря моей заботливой маме, я один из-за сильного ветра пришел на линейку в длинных штанах, а все остальные были в шортах. Линейка вышла короткая, и во время нее мы просто должны были стоять и слушать выступление директора. Как только он начал говорить, пошел сильный дождь, но все остались на своих местах и промокли до нитки. Все-таки мама оказалась права, одев на меня штаны, ведь тогда я замерз не сразу же, а через некоторое время под проливным дождем и сильным ветром. К несчастью, именно у меня вечером того же дня подскочила температура и сильно морозило. Мама и папа от меня не отходили и постоянно за мной ухаживали, так как я почти не вставал с кровати. Просто мне не хотелось высовываться из-под теплого одеяла и надевать на лицо маску, чтобы не заразить остальных. Прошла неделя, а мне все никак не становилось лучше, я кашлял и температурил, а по ночам меня начинало тошнить и постоянно знобило. Спал я под теплым одеялом и кушал всякие бульоны. Пока я болел, мне не хотелось ничего делать — ни играть, ни рисовать, ни слушать, как мне читают. Я либо спал, либо, когда становилось легче, смотрел мультики, от которых быстро уставал. И вот однажды папа вызвал мне врача, который прописал мне ненавистные уколы, и у меня всегда при виде этого огромного шприца с длинной иголкой на глаза наворачивались слезы. Особенно когда врач щелчком выгонял из шприца воздух, а потом меня пронзала острая игла. Я в это время сжимался клубочком на руках у мамы и тихо плакал, а потом родители гладили меня по головке и успокаивали. Эту неприятную процедуру мне нужно было делать раз в несколько часов, меня даже по ночам будили, чтобы уколоть одну ампулу. Мама — единственная кто мог поставить укол довольно нежно, в отличие от папы, который боялся сделать мне больно и из-за этого спешил, а потому мог уколоть довольно грубо. Но он сразу извинялся и говорил, что никогда этого не делал и сильно волнуется, но так нужно, иначе я не выздоровею. Вскоре я пошел на поправку, и пришлось вернуться в школу. Но мне было немного не по себе, ведь там уже наверняка начались новые темы. Но мамочка сказала, чтобы я не переживал и шел на уроки со спокойной душой, так как болел я не долго, и, возможно, мы повторяем пройденное в прошлом году. В этом поместье у меня не будет такой поддержки и понимания, ведь, как сказал Альбрехт, здесь я никто и зовут меня К-13. С этой мыслью я уснул, обняв подушку и слушая, как за окном бушует гроза.