По прозвищу К-13

— Ой! Ай! Хватит, больно! — хныкал я, пока отец пинцетом доставал из ран осколки. — Может, там уже нет ничего, и ты просто забинтуешь мне руки с животом? — Хватит ныть, Карл. Представь, каково нашим солдатам там, на фронте. Они и ног, и рук лишаются, им куда хуже, чем тебе сейчас, и все равно они стараются не падать духом, — ворчал Вальдемар, прибираясь в квартире. — Потерпи, немного осталось. Вот и последний осколочек. Наложим повязки, и ты свободен, — заботливо говорил папа, вытирая пинцет от крови. Я вспомнил, как в прошлом году тоже приходилось бинтовать руку, но это был не случайный порез или ушиб, и мне не особо хотелось об этом думать. День рождения раньше был моим любимым праздником, но этот день, 13 мая 2032 года был омрачен не только войной. Вся семья была в сборе, мама купила скромный торт, папа и брат накрыли на стол, я ждал что к нам, как и всегда на праздники, в гости приедут бабушка с дедушкой. — Мама, когда уже они приедут? Папа, почему так долго? — допытывался я у взрослых. Через десять минут раздался телефонный звонок. Звонила бабушка, она сообщила ужасную новость — дедушка погиб. Они уже собирались ехать на именины, и она вышла в магазин. Неожиданно район, где они жили, начали обстреливать, один из снарядов попал в их дом. Бабушка чудом выжила, спрятавшись в укрытие, а вот дедушка, к сожалению, нет. Нам об этом сообщили на следующее утро. Дедушка был для меня всем, и тут такое горе. Помню, я даже отказывался от еды и постоянно спал — таким способом хотел уйти от ужасной реальности. После похорон я как-то потерял интерес к жизни: грустные родственники, двухметровая яма, гроб, кладбище — все это навалилось на меня, как толща холодной земли. На похоронах я до последнего верил, что все это сон, и сейчас я проснусь, позвоню дедушке, и мы будем долго разговаривать обо всем, а после войны, когда разминируют леса, сходим вместе в поход и на рыбалку. Гроб стали закапывать, я словно очнулся ото сна, посмотрел на него, медленно скрывающийся под землей и на людей вокруг. Я стиснул кулаки и стал монотонно повторять: — Это неправда. Вы все врете. Это неправда. Вы все врете. — Сынок, что ты там бормочешь? — спросила мама, наклонившись ко мне. — Пожалуйста, тише. — Вы все врете! Дедушка жив! — во весь голос заорал я. Отпрыгнул от семьи и закричал еще громче: — Вы врете! Меня схватили и унесли подальше. Я вырывался, дрался, плакал и кричал, будто в меня что-то вселилось. Дальше помню только, как очнулся в своей кровати с мыслью, что больше не хочу жить. Мне в голову пришла ужасная идея. Убедившись, что на кухне никого нет, я взял в руки нож. Немного подумал. Было страшно, но я пересилил себя, и лезвие ножа проскользнуло по руке, оставляя за собой кровавый след. Все вовремя заметил Вальдемар и позвал на помощь родителей, а сам выхватил у меня нож и зажал рану полотенцем. Я укусил брата, а когда мне забинтовывали руку, я брыкался и огрызался. Уже после укола успокоительного, лежа лицом к стене, я вспомнил гроб и слезы родных, и понял, что не хочу оказаться в закопанном под землей ящике. Это очень страшно. Бабушка умерла через два месяца после мужа. Меня на похоронах уже не было. — Думаешь, раз у тебя небольшая травма, то ты можешь уклоняться от работы по дому? — окликнул меня Вальдемар. — Иди, собирай свои вещи и проверяй. чтобы нигде не было маленьких осколков. — А ты мне поможешь? — попросил я. — Вместе мы быстрее управимся. — Нет. Я ухожу и не знаю, когда вернусь, поэтому ты сам. — А шлем тебе зачем? — удивился я. В шлеме Вальдемар был похож на гриб, ему совсем не шел этот огромный зеленый «котелок», он почти закрывает ему глаза, и брат вынужден часто его поправлять и затягивать ремешок. И в шлеме брат выглядит старше и грубее, будто одного возраста с папой. — Ты словно в другом мире живешь, — брат фыркнул. — Очнись, идет война, а шлем нужен, чтобы ничего на голову не упало. Понял? Вальдемар хлопнул дверью и оставил меня одного дома. Отец тоже куда-то ушел, не сказав, куда. — Бе-бе-бе! Ты словно в другом мире живешь… В каком хочу — в таком и живу. А тебе бы тоже не мешало пофантазировать, а то ходишь хмурый целыми днями, хоть бы отвлекся, —передразнив брата. заявил я. — Странные они какие-то в последнее время: ходят, секретничают, ничего мне не говорят. Я ползал по полу, собирая осколки, представляя, что это не стекло, а дорогие кристаллы, а я — охотник за сокровищами. Позже среди вещей мне попалась большая энциклопедия: «Собаки и щенки», и я стал перерисовывать оттуда понравившихся песиков, мечтая о четвероногом друге. За рисованием я потерял счет времени, и не сразу услышал, как открылась входная дверь, а когда вышел в коридор, не поверил глазам. — Мамочка! Тебя выписали? — взволнованно спросил я. — Ты поправилась? Но маме явно не стало лучше, конечно, она же в больнице и суток не провела, а эти поездки только выпили из нее последние силы. Она все так же была бледна и еле стояла на ногах. — Сынок, — привалившись к дверному косяку, выдохнула она и попыталась улыбнуться. — К сожалению, мне все еще нездоровится, а выписали меня, потому что в больнице после бомбежки не хватало мест, и всех, кто не ранен, выпроводили на все четыре стороны. — Но мы выстоим, будем делать все, что в наших силах, будем лечиться, — подбадривающе произнес Вальдемар. Я поклялся во всем помогать родителям и выполнять все их просьбы. Мне самому было от этого легче, мысль, что я хоть немного облегчаю маме жизнь, притупляла во мне усталость и лень. Под конец дня работа сильно меня вымотала, но я упорно держался и до последнего вытирал посуду, пока не провалился в сон прямо на полу в обнимку с тарелкой. Отец поднял меня на руки: — Работяга ты наш, стекла собрал, пыль вытер, обувь почистил, посуду помыл... Отдохни. Папа удивился тому, как резко я изменился, ведь обычно я под любым предлогом пытался улизнуть от работы по дому. Но я хотел, чтобы мама больше отдыхала, заботилась о своем здоровье и набиралась сил. Отец поцеловал меня и понес в комнату, а я прижался к родителю и даже не услышал мощные выстрелы, доносящиеся с улицы.