Проклятый

Он уже очень давно не смеялся в такой манере — не было повода. Его смех… был грязным и резким, хотя Сюэ Ян умел смеяться очень красиво. Но не тогда, когда в мыслях блуждало уродство окружающего его мира, окружающей его жизни. И он засмеялся, чувствуя подвох в собственных чувствах. Вспоминать о прошлом ему не хотелось, а страдать от прошлого тем более. Сейчас он был не там… он был здесь, под «этими» солнцем и луной, а далеко не «теми», испачканными в его слезах и крови, в их… преступлениях. Сейчас он был здесь, на краю света, в доме, который стоял на этом краю… в доме, в котором он был не один. И всё же Сюэ Ян стискивал губы, бросая темный взгляд в пространство. Между ним и Синчэнем была только одна пропасть — этот ребенок. И избавиться от него… не представлялось возможным. Не тогда, когда прошли года, а в и без того любящем сердце любовь к мальчику разрослась густо и пышно, как куст молочного жасмина. Сюэ Ян аж остановился. Жасмин, этот красивый цветок… но по какой-то причине сознание Сюэ Яна всякий раз, когда он думал о ребенке, что случалось крайне редко, связывало его с этим цветком. Почему? Он смахнул с себя эти размышления и пошел дальше. Жить с Сяо Синчэнем, спать с Сяо Синчэнем… Сюэ Ян чувствовал, что ему нравится такая жизнь. Не то чтобы он забыл еще хранившиеся в сердце обиды, но… Сяо Синчэнь был далеко не тем человеком, которого Сюэ Ян мог бы долго ненавидеть. Потому что, предшествуя прошлому и словам, впереди шли его поступки. И дело не в том, что он его спас тогда на дороге. Он… вмешался далеко за пределами дороги… «внутри», где засел своим печальным образом так, что Сюэ Яну всё реже удавалось воспылать к нему гневом. К тому же… Сяо Синчэнь был умен и осторожен, он изучил Сюэ Яна, и имея к нему какое-то чувственное чутье, полагающееся на принятие и сострадание, либо обходил подводные камни, либо принимал удары. Сюэ Ян ускорил шаг. Он хотел вернуться и снова сделать «это». Плевать, что светло. Ночью… что-то произошло. Лицо в слезах… и эта губительная откровенность, признание в слабости… и мужчина, принявший «поражение», занимаясь любовью с другим мужчиной, потому что Сяо Синчэнь всегда, всегда подчеркивал, что Сюэ Ян даже больший мужчина, чем он сам. Сюэ Яну было плевать на его слова. В его голове и без того царил ад, а для криков и ругани уже не было причин. Он лишь… прислушивался, ощущал. И понимал, что вес этого тела не пугает его, что плоть этого мужчины не делает больно, не рвет на части стыд, не ввергает в агонию. Словно… мягкий поток вливается, то остужая, то наоборот, воспламеняя. Сюэ Ян не понимал своих чувств. О какой любви могла идти речь, когда их рты молчали? А души? Но разве их безмолвие не проявляется в отвращении, в издевательствах, когда человек теряет человеческое и прет на другого с отвратительными намерениями? Но когда души говорят… то разве не так, как вот… у них? И дело не только в луне… еще, еще раньше было. Рты молчали, а души… пели. Может не в радости, ведь и пение бывает горестным, но… пели же? Кричали даже. И… «были». «Этот комок несчастий, — зло думал Сюэ Ян о мальчике, — этот… «сынок». Не быть между мной и тобой того мира, который завел бы нас дальше. Пока «он» перед моими глазами, пока ты ставишь его выше меня. И не лги, что не так, не лги! Зная всё… ты дал ему мою грудь, ты перечеркнул меня, чтобы его покормить. Ты с самого начала понимал, что переступишь через меня… ради него. Не будет никакого мира, а в затишье… только тогда и будем близки». Ребенок не даст им сблизиться так, как всего на частицу мгновения померещилось Сюэ Яну. Он бы тоже… хотел довериться с откровением хоть чтобы понять, что сам чувствует. Сформировать в речи то, что блуждало в его голове, высказать… и быть услышанным. Потому что Сяо Синчэнь всегда его слышит… и слушает. Милый, добрый, покладистый человек… но весь в таких ранах, что даже Сюэ Яну становилось… больно. Он еще не знал, какие у этого всего последствия, не знал, что, когда человек сжимает зубы и закрывает собственную боль, он… разрушает себя. Этого не видно снаружи ни по поступкам, ни по лицу. Оно… дает о себе знать позже. Всю жизнь борясь с болью, на закате жизни человек просто сходит с ума от многолетнего напряжения и воздержания. Сяо Синчэнь закрыл всю свою боль, ни капле не дав выйти наружу, потому что… должен был выстоять. Потому что Сюэ Ян давным-давно упал, но держался так остервенело… а потом его вдруг стали держать, и глубокие крики наполнили всё, боль вырывалась штормами и грозами, бивши… по тому, кто держал. Сюэ Ян этого не понимал. Не понимал, что дело не в силе. Сяо Синчэнь… стерпел. Замкнулся, погрузил этот яд в себя… и стерпел. Но разве же яд рассеялся, разве же? Он пленен, он спит, мятежно скованный. Но что будет, когда сила начнет трещать по швам, кто его… спасет, кто удержит, кто… вытащит. Сяо Синчэнь был склонен не к тому, чтобы падать, а к тому, чтобы… прыгать. Самому. Пока Сюэ Яна насильно сбрасывали, пока Сюэ Ян волей выбирался обратно, Сяо Синчэнь был тем, кто сам подходит к краю и… падает. Не суди человека за его слабость, не все приспособлены к жизни… не тогда, когда всё твое существо заполнили иллюзии, и ты не готов к тому, как страшно их разобьют. Сяо Синчэнь признавал свое бессердечие, глупость и невежество, из-за которых и пострадал так сильно. Но он не был тем человеком, который мог жить ради себя. Сюэ Ян и Сяо Бай Ян… не они держали его, а он держался за них. Человек, который возлюбит даже врага… потому что в одиночестве справиться не в силах. И тихо, скорбно плачет, умоляя… быть кому-то необходимым. Потому что не умел иначе. Потому что… спасал себя, лишь спасая других. Так… он был слеплен, из таких нитей был соткан. И это было… прекрасно. Для одного человека. Того, кто умел сражаться, но не мог быть собой, не будучи любимым… и не любя. Сяо Синчэнь жаждал быть необходимым, Сюэ Ян мечтал о том, чтобы его спасли. И пусть он сам раз за разом выбирался из пропасти… но когда делаешь это ради любви, зная, что тебя ждут, а не в ужасе, что тебя столкнут дальше, то это, конечно же, по-разному открывало человека. Сражайся Сюэ Ян ради того, кто его любит, а не потому, что его убивают… каким бы человеком он тогда был?

***

Сюэ Ян не думал о том, в каких чувствах будет Сяо Синчэнь, когда проснется и обнаружит себя в полном одиночестве. Возможно потому, что тот должен был знать — юноша никуда не денется, где-то да найдется. Уже три года он вот так постоянно «находился». Сюэ Ян нисколько не улыбнулся этой мысли. Напротив, в его голове билось другое: «Пока в доме ребенок, заклинатель будет возвращаться. Куда он денется, когда в доме уже есть дети». Это странным образом повеселило, но почти сразу же вызвало на лице мрачную тень. Потому что… это была фраза, к которой прибегали женщины, страшащиеся ссор или измен своего мужчины. Резко дернув пояс, Сюэ Ян рывком снял свой халат и ступил ногой в воду. К озеру были разные подступления, как береговые, так и глубокие, когда с одного шага ты проваливался по шею в воду. В этот раз он решил зайти с берега. Ему хотелось помыться, поплавать… избавиться от мыслей. И он стал медленно идти в этот жидкий лед (утро как-никак), чувствуя первые волны покалывания и онемения, хладного жара, который плавил лобные доли. Его фигура двигалась довольно медленно, он привыкал к температуре воды. А она всё ближе подступала к его коленям, потом бедрам, ягодицам, пояснице, груди… пока, наконец, не обралась до шеи, и только тогда Сюэ Ян оттолкнулся ногами от дна и с бесшумным плеском нырнул, как речная русалка. Плавать он любил, предпочитая озерные, нежели речные глубины. А это озеро, которое как изящное зеркало, обрамленное ободком темной зелени, отражающее в себе дневные и ночные небосводы… и для него самого было словно зеркало, портал в иное, погружное и глубинное, словно он исчезал в собственном отражении и становился слепым пятном даже для богов. Сюэ Ян умел нырять на очень долгое время и на очень серьезную глубину. Он практически лежал в воде, иногда и почти на самом дне, смотря наверх или же держа глаза закрытыми. В таком давлении даже стук сердца в ушах не был слышен, разве что… ток крови, да и что-то другое, совсем уж непривычное. Иногда в ушах «пищал» белый шум, иногда что-то словно бы шипело, как морская пена, а иногда звук был такой, словно бы его не было, но что-то… всё же было. Так он поступил и в этот раз. Поныряв и вволю поплавав на поверхности, Сюэ Ян доплыл до середины озера и занырнул на дно. Пока он опускался, его волосы извивающимся занавесом путались вокруг головы. Он замер, медленно поворачиваясь, держа глаза закрытыми и просто ощущал течение своих волос. Не открывая глаз, он выгнулся назад и вдруг вереница крупных пузырей неспешно вышла из его рта. Три минуты. Теперь, выпустив воздух, он, поскольку был натренирован, сможет без проблем пролежать под водой три минуты. С воздухом он дотягивал до шести-семи, смотря как билось его сердце. Медленно опускаясь на дно, Сюэ Ян ликовал, ведь именно это чувство мягкого падения окутывало его тем же нежным восторгом, с которым вода нежно обтекала его кожу. В такие моменты даже казалось, что сама кожа — вода, и словно два потока воды скользили друг на друге, один плотный и натянутый, а другой свободный, как подол парчового платья. Сюэ Ян коснулся спиной дна. Имлистое, нетвердое, скрывающее в себе различных водных букашек и некоторых более опасных тварей, таких как змеи, например. Но ему было всё равно. Водные змеи не пугали его, хотя и были удивительно резвы в воде. Но в таких широтах, самое опасное, что могло попасться среди змей под водой — это ужик, заплывший охладить тело от дневного зноя или просто поспать. Звуки в ушах вновь стали «космическими». Никакого сердца, никаких мыслей… даже белого шума не было. Ток крови постепенно угас, шипение остывало… и наступила покорившаяся, нисколько не бунтующая тишина, и если у смерти, предназначенной праведникам, был голос, то звучал он именно так — в плотном беззвучии, которое медленно и безболезненно вытягивало душу из тела, пока тебе чудилось, что ты проваливаешься в сон. Это было опасно. Он и сам мог провалиться… вот только какой же это был бы сон? Так под водой можно было бы и умереть… и не понять этого. «Уснуть»… и никто ничего не узнает. Может вздувшийся труп и выплывет на поверхность, но куда большая вероятность, что подводные течения унесут его в одно из тайных окон пещер, коих здесь могло быть множество. Сюэ Ян открыл глаза. Из-за глубины всё казалось почти черно-зеленым, он действительно заплыл очень глубоко. Лицо юноши… вмиг преобразилось, выдав что-то наподобие чувственной тоски. Потому что ему было жаль, что он это место покидает. Жизнь в его теле однозначно дала понять — время всплывать, время… возвращаться. И он вернулся, загребая руками воду и шевеля ногами, выплывая всё ближе к поверхности, к небу, солнцу и… своей судьбе. Когда Сюэ Ян вынырнул, он привычно заправил волосы, чтобы убрать прилипшие пряди с лица, но повернувшись к берегу вдруг застыл. Расстояние было очень большим, но все же он видел, что кто-то… на берегу сидит. Было напрягшись, Сюэ Ян понемногу сдержал взволнованный порыв сердца, бросивший в его голову огонь страха. Потому что… там было белое пятно. Тот, кто сидел… был одет в белое. И Сюэ Ян, слегка нахмурив брови, не понимая, зачем он пришел и вообще как сумел его найти, стал плыть к берегу, тоже этого не понимая. Он вполне себе мог повернуть в другую сторону, и пусть и был голым, но не проблема поспать на камнях, обсохнуть, а потом спокойно уйти другой дорогой в похоронный дом. И не имело значения, что его кто-то мог увидеть. Куда важнее, чтобы он никого не увидел, ведь иначе… способность видеть останется только у одного из них. Чем ближе к берегу, тем выше дно, и вот Сюэ Ян, чье тело почти наполовину возвышалось над водой, стал ногами на мягкий мул и начал идти, шумно расплескивая вокруг себя воду, создавая волнение воды. Он был полностью обнажен, вода стекала с него, а белое пятно на берегу всё отчетливей вырисовывалось в человеческие контуры. Выйдя из воды, Сюэ Ян подошел к, как он думал, своей одежде, но вместо неё увидел аккуратно сложенный верхний халат. — Что это? — вода капала с его волос, ресниц, текла ручейками по лицу. Он присмотрелся и вдруг довольно хмыкнул. — Знаешь, как смешон ты будешь? Он тебе мал, а на спине еще и такие отчетливые следы травы. Не противно? Сяо Синчэнь, который сидел, согнув колени и положив на них руки, «смотрел» вперед себя. — Он чистый и сухой, — только и сказал он. — Возьми, пожалуйста. Дома поменяемся. — И как ты меня нашел? — Сюэ Ян развернул его халат и улегся на него, как и был, мокрым, не соизволив даже выжать воду из волос. Сяо Синчэнь не ответил, по звукам понимая, что сделал Сюэ Ян. — Ну еще один постираешь, — раздраженно цыкнул он, — я устал, полежать хочу. Спасибо за лежанку, — теперь он хмыкнул довольно, — а то ночью больше всего досталось моей одежде. Трава, влага… тебе правда не противно? — Нисколько. — Как ты меня нашел? — Как-то, — был ему медленный, задумчивый в самом себе ответ. Недолго воцарилось молчание. — Не хочешь спросить, почему я ушел? — Нет. — Но ведь ты проснулся один. — Да. — И что, нервишки не пощекотало? — Ну, я же не проснулся голым. — Ах вот оно что! — засмеялся Сюэ Ян, качая в воздухе ногой. — Так-так, вот какие у нас страхи. В следующий раз обязательно исправлю эту ошибку. — Следующий? Ответом ему был легкий хмык и какое-то шевеление — Сюэ Ян поменял позу и теперь перевернулся на живот. Его ягодицы не были сильно округлыми, но и не были впалыми. Помимо их вида, куда больше притягивала бы взор спина с красивой линией позвоночника, и болтающие в воздухе ноги, скрещенные в лодыжках. Он лежал, точно маленький ребенок под солнцем на одеяльце и совсем не смущался своей наготы. И вовсе не из-за распутства… как и из-за того, что его не видят. Скажем так, он никогда и ни под что не подстраивался, не жертвовал ни своими привычками, ни своим временем. — У меня есть… — вдруг тихо прозвучал голос Синчэня в сторону лежащего на руках Сюэ Яна. Он даже закрыл глаза, словно думал вздремнуть, — кое-что. Для тебя. — Кое-что? — Сюэ Ян нарочно проигнорировал второе. «Для тебя». — Да, — так же тихо сказал Сяо Синчэнь. — Не знаю, можно ли так назвать… но это вроде как подарок. — Ух ты, — медленно протянул Сюэ Ян, — подарок? Для меня? — Да, — он слегка выдохнул. — Я принес это… для тебя. — Для меня? — М. — «Э-то»… — так же медленно, по слогам протянул Сюэ Ян. — Ну… тогда пошли смотреть. Сяо Синчэнь не сдвинулся с места. — Ты чего? — Сюэ Ян оперся на локоть и теперь лежал на одном боку, всем своим обнаженным передом в сторону Синчэня. Вид был… мягко говоря интимным. До чертиков. И Сяо Синчэнь прекрасно об этом знал. Вольготная, но без капли мыслей о распутстве поза Сюэ Яна была настолько же откровенна, насколько и то, что они сделали под луной. Сюэ Ян лежал, смотря на заклинателя, который устремил «взор» в сторону реки. Сюэ Ян и сам не понимал, почему ему вдруг было так комфортно быть подле него именно обнаженным, до ужаса уязвимым. А Сяо Синчэнь сидел, полностью в одежде, и ничего об этом не говорил. Их пара выглядела странно. Странный вид, странное молчание… странное дыхание. Оба его придерживали, точно держа концентрацию, словно бы… выжидая чего-то? Но чего? Они просто сидели на берегу лесного озера, кожа Сюэ Яна уже подсохла и утреннее солнце, поднимаясь ввысь, всё сильнее давало знать о своем жаре. Воздух пропитался солнечным теплом, веселее запели птицы, листва в деревьях шуршала между золота солнечных лучей. Красиво… — А-Ян… — вдруг тихо, так тихо, настолько робко и с таким, как видно, страхом произнес Сяо Синчэнь, что глаза Сюэ Яна стали больше. Но не от голоса. — Как ты меня назвал? — так же едва слышно спросил он и сел на своем халате.