Бестиарий

Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам

(Мф. 7:7)

Пожилой сутуловатый работник антикварного магазинчика рассматривал выложенную на прилавок шкатулку ровно две минуты: София отсчитывала в мыслях секунды, через тревогу переживая каждую. Даже не дышала, пока его жилистые пальцы с видимой сноровкой ощупывали петли, замок, проверяя, так затем он ещё и лупу взял, чтобы рассмотреть все микроскопические трещинки на позолоте. Боже. Наконец, он выпрямился. Закрыл аккуратно крышку шкатулки и взглянул на замершую по другую сторону стойки Софию. — Могу предложить тридцать фунтов. Всего? — Тридцать, вы уверены? — робко уточнила она, теребя пуговицу на свитере. — Вещь старинная… — Старая, а не старинная, мисс. Если только не расскажете, как в неё королева Виктория побрякушки складывала. Эти стены, наверное, часто слышали подобные небылицы от таких же умников, поэтому выдумывать София ничего не стала, да и не хотела бы. Врать ей приходится всё чаще, но гадко от себя каждый раз. Поэтому она прибегла к сомнительной и всё же единственно оставшейся надежде: — Её мне обменяли на сумку, которая стоила минимум семьдесят пять фунтов… — Мне вам посочувствовать? София вздохнула. Она знала, что оболванилась, да. Ещё в предыдущей лавке догадывалась, что неспроста тот работник так её торопил с выбором, и всё равно решила положиться на везение, потому что до этого ей в этой цепочке таких вот обменов вещами везло. Невероятно везло. Перстень с дешевым камнем, который она подобрала с земли на улице ещё в детстве и хранила как небольшой сувенир на полке, стоил не больше фунтов двадцати, но она обменяла его на раритетную статуэтку ангелочка стоимостью в пятьдесят. Статуэтку — на дамские часы, выменянные на блошином рынке. Часы — на винтажную сумку шестидесятых годов, а сумку… Ну, что ж, случается. Череда удач слегка усыпила бдительность. Будет теперь внимательнее. София вообще к таким финансовым махинациям не приспособлена. Пик её экономических умений — это экономия на продуктах, остальное давило на неё неприятной, прежде и не нужной вовсе ответственностью. Не говоря уж о взаимодействии с людьми. Таком частом и значительном взаимодействии, когда нужно буквально торговаться с незнакомыми, намного более искусными в этих делах работниками. Но ей очень нужны деньги. И чем раньше, тем лучше. — Послушайте, мисс, вещица неплохая, но в наших краях таких шкатулок больше, чем ветра на побережье, — немного смягчился он; наверное, счел её молчание за тягчайшее огорчение, а то и отчаяние. — Тридцать пять фунтов стерлингов — верх, не более того, или можете, если хотите, присмотреть что-нибудь для обмена. Товары плюс-минус той же категории — вон у того стеллажа. Ну вот. С усталой смиренностью пришлось, поджав губы, кивнуть и пройти к двухъярусному столу, заставленному всякой мелочью. Латунные статуэтки, керамические фигурки и посуда, кувшины, подсвечники. И разнообразие, и однообразие в той же мере — София не знала, за что бы зацепиться глазу, чтобы выбрать хоть что-нибудь полезное. Единственное, что привлекло её внимание отдельно, — стоящая возле стола, на полу, стопка дряхлых книг, перевязанных бечевкой в единое целое. Корешки стерты, поэтому София осмелилась их развязать и аккуратно полистать содержимое. Стихи эпохи Регентства — Байрона, Китса, Шелли. Сборник рассказов с экслибрисом старой, давно закрытой библиотеки. Эссе о путешествиях по Европе с виньетками и гравюрами Венеции, Парижа, Альп. Беллетристика. — Вся стопка как один товар? — поинтересовалась она у антикварщика, уже занявшегося своими делами. Он мельком глянул на неё, чтобы понять, о чем речь. — Хотите, чтобы я отдал вам всю стопку за тридцатку фунтов? — Они ведь старые. Едва сохранившиеся, и ценности в них никакой. — Раз уж привлекли ваше внимание и вы пытаетесь сбить им цену, значит, ценность у них имеется. Да, учиться ей ещё и учиться в этих словесных играх. София посмотрела очередной раз на книги, размышляя, что бы ей делать. Но даже не потребовалось. — Ладно, — сдался он таким тоном, будто она вымаливает у него эти книжки битый час, а не меньше чем минуту. — Пылятся только невесть сколько, не представляю, кому ещё они сдадутся. Забирайте в качестве благотворительности. — А раз уж книги — благотворительность, могу ли я ещё попросить у вас… — Не наглейте, мисс. — …совет. Окончание фразы сбило его с толку и, главное, заинтересовало. Он оперся угловатыми локтями на прилавок, посмотрел на неё, давая понять, что слушает. — К вам заходят ведь совершенно разные люди. Разных людей знаете. Разных покупателей. Которые, возможно, осведомлены, где покупать не только эти ваши прелестные редкости, но и что-то не столь… повсеместно разрешенное. — Наркотики? София растерялась. Моргнула и заторможенно спросила: — Я похожа на наркоманку? И, главное, кто вообще спрашивает о наркотических веществах в антикварных магазинах? Он смерил её долгим, при этом совершенно безразличным взглядом, и пожал плечами. София даже не знала, как возмутиться, поэтому предпочла этот момент проигнорировать. Подступилась ближе к прилавку, для более доверительного тона: — Нет, я про что-то более… полезное. Практичное. — Голос совсем упал в громкости: — Короткоствольное и, допустим… шестизарядное. Лицо мужчины вытянулось, настолько, что едва морщины, как утюгом, не разгладило. София оставалась невозмутима. Смотрела на него ожидающе — открытым, невинным, едва не щенячьим взглядом. — Я ничем таким не промышляю, — отрезал он. — Я приличный человек. Его недоверие понятно. Кроме того, что он её впервые видит, сейчас с этим ещё и всё строже намного. После школьной стрельбы на юго-востоке в прошлом году — будто в Великобритании последних лет и без того терроризма мало, — ужесточили закон, возросли штрафы, меры наказания. Хранить опасно, знать — тоже, а уж покупать вовсе стало чем-то из разряда невозможного, если только не такими вот окольными путями. — И я ведь тоже. Все мы приличные люди. Разумеется. Это просто гипотетический вопрос. — Гипотетический? — Да, я… пишу книгу. И моей героине, которая как раз из Уэст-Мидлендса, по сюжету очень нужно оружие, а я ничего в этом не смыслю и даже смутно не представляю, куда бы ей податься. А хотелось бы, ну знаете, изучить вопрос… чтобы не показаться невеждой. Но в тексте, конечно, любые данные подправлю, без упоминания реальных лиц, мест и прочее… София осознавала, как хлипко звучит эта версия, всего-навсего хотела смахнуть хоть некоторый слой напряжения: ей казалось, говорить о чем-то таком в третьем лице намного проще, чем напрямую. Непонятно, разделял ли её мнение антикварщик. Какое-то время он молча смотрел ей в глаза, слегка щуря свои, выглядывал в ней что-то своим орлиным взглядом… А затем вдруг покачал головой. И отвернулся. Проигнорировал её. Возвратился к своим делам, поправляя товары за прилавком. Ну, конечно же. На что она вообще рассчитывала? Обидно всё равно. Немножко. Стараясь не слишком огорчаться, она принялась просто складывать книги по одной в рюкзак, чтобы уложить покомпактнее и сбежать поскорее из этой неловкой ситуации. — Возможно, вашей героине стоит погулять по северо-западу Бирмингема, — донеслось вдруг, тихо, бубнежом, будто сам себе бормотал что-то отвлеченное под нос. — Там, где астонское водохранилище. — Её рука, собирающая приобретенное, замедлилась. Слух напрягся, ловя каждое негромкое слово: — Разные бары там между ним и железной дорогой — где еще всякие склады… может, кого-то знающего и найдет. Всё ещё чуть оторопевшая, София старалась услышанное осознать. Предсказуемо было, что если и искать поблизости, то в Бирмингеме, не это её удивляло — удивляло всё-таки, что он правда решил помочь. Сузить ей круг. И не только с этим: — И если уж вашей героине очень нужно срочно накопить на это «короткоствольное и шестизарядное», — добавил он, а затем выравнял тон до прежнего, более громкого: — я бы посоветовал ей не менять книжки на книжки, а сразу их обналичить и там же, в Астоне, поискать местные ювелирные, где уже покупать и обменивать побрякушки. Есть шанс выручить больше. София бережно застегнула отяжелевший от веса книг рюкзак. Не зная, что сказать, вогрузила его лямкой на плечо. Задерживаться ещё больше было бы уже неприлично. И незачем. — Спасибо вам большое, сэр, — поблагодарила она, уже толкая спиной дверь магазинчика. — Все ваши поступки обязательно зачтутся. …в Судный день и на Небесах, могла бы закончить она, но не знала, насколько мужчина воцерковлен. Не особо — судя по этому его недовольному: — Сплюньте. Под трель колокольчика над дверью София выскользнула на улицу и выдохнула с облегчением этот засевший в легких запах затхлой восковой старины. Её велосипед был пристегнут замком неподалеку, и она прошла к нему, прислонилась к стене рядом и достала из кармана рюкзака записную книжку вместе с ручкой. Открыла, разгладила вечно сулящий закрыться разворот. Аккуратной тонкой линией вычеркнула пункт «У Брэдли». Идущий следом за «Эдгбастонскими древностями», которые шли за «Лавкой Билстонских находок», которая шла за «Аниквариатом Саттона», который шел за «Сокровищами мисс Харборн», которые… Список, выписанный из справочников даллхемской библиотеки, был длинный, иными словами. Местами успешным, местами нет. И лишь на треть зачеркнутый, хотя София объездила уже вдоль и поперек не один город в округе, будучи теперь за несколько десятков миль от Даллхема. Её по-прежнему ждет долгое путешествие по магазинам, а времени не так много: родителям она — снова — солгала, сказав, что записалась на открытый лекционный курс по философии в бирмингемском университете, чтобы объяснить свое частое и продолжительное отсутствие. Но уже близился вечер, добираться домой по темноте еще менее безопасно, чем и так ей — скитаться одной после всего, — поэтому делать перерывы некогда. Сверившись с картой, она отстегнула велосипед и отправилась дальше. *** За свои двадцать один София не слышала столько человеческой грубости, сколько за эти дни, пока стучалась в лавки, частные книжные и барахолки. Поначалу она старалась быть ненавязчивой, смиренно и вежливо принимать отказ, но так она провозится до зимы. А ей нужно было расправиться за несколько дней, желательно. У миссис Шарп она выпросила небольшой отпуск — ещё один, кроме того, что и так месяц брала отгул после гибели Тернеров. Но тот был оплачиваемый, миссис Шарп вошла в положение, а сейчас это было бы уже наглостью, поэтому лучше бы вернуться в рабочую колею как можно скорее. Так что она вспоминала, как вела себя Лисса — представляла, как бы та поступила. И наглела. И навязывалась, и конфликтовала понемногу, настаивая на более высокой цене за то, что беспардонно всучивала. Каждую отдельную книгу — в отдельном месте, ведь оптом вышло бы не так много, а если бегать по разным… Это всё стоило того, что в конечном счёте у неё на руках было сто сорок фунтов стерлингов за ту старую стопку. Только вот ей нужно в несколько раз больше. Если она не хочет, чтобы револьвер развалился в её руках после первого же выстрела, который вряд ли увенчается успехом. Поддержанный, но приличный пистолет стоил бы порядка нескольких сотен точно. У её отца хранится без дела охотничье ружье, совершенно цивилизованно зарегистрированное ещё задолго до ужесточения законов: в маленьких городках, особенно вблизи леса, это не редкость. Нужно как-то оберегать семью от возможных зверей, иногда забредающих за пределы лесных угодьев. При Софии это ружье никогда так и не использовалось, а вот сама она теперь могла бы. Уже даже доставала его, проверяла. Чтобы убедиться, что в нужный момент будет знать, как пользоваться. Увы, лишь дома. А вне дома с ружьем не походишь, и нож тоже скверный вариант — против беса, колдующего на дальних расстояниях, это бесполезно. Всё сводилось к пистолету. Однако пока София набегалась. Сидела на остановке очередного городка и слушала музыку из плеера в наушниках. Обедать полноценно времени не было, поэтому жевала булку, купленную в попавшейся ей на пути пекарне. К ней присоединилась заодно бездомная кошка, и София немного подкормила её мясной начинкой с ладони. Забавно даже немного. Если бы кто из прохожих обратил на эту картину внимание, вряд ли бы смог поверить, что вот она тут из целей накопления на огнестрельное оружие. Отдыхала. И физически, и духовно — от людей. У неё однозначно перенасыщение социальными взаимодействиями. А дальше будет ещё хуже. Думать о том, как ей договариваться о нелегальной сделке, она пока не хотела — это уже подождет до дня, когда она насоберет сперва достаточно средств. Сегодня над ней нависало другое испытание. Как раз подъезжал автобус, который она и ждала — потому что даже на двух своих верных колесах ей туда не добраться, ноги уже либо просто откажут, либо приварятся к педалям, которые она крутила и крутила последние два дня без конца. Убрав плеер в рюкзак, погладив напоследок временную кошачью компаньонку, она загрузила велосипед в автобусный салон, тяжко выдохнула и устремила взгляд в окно. Морально готовясь. Следующая и последняя её остановка в сегодняшнем маршруте — психиатрическая больница. *** Шпили на без того высоком заборе, нерабочий фонтан перед входом и тускло-красный кирпич, обнимающий стены. Крепость сумасшествия. Храм разлагающегося рассудка, и София несколько долгих минут просто смотрела на него, задрав голову: не торопилась шагнуть внутрь. Как будто её туда засосет болотом, и больше она оттуда не выберется. Потому что, по правде, начиная с нападения на дом Тернеров, каждый прожитый день всё больше заставлял её думать, что в итоге София, если и не закончит на том свете, то в месте вроде этого — точно. В ремнях по рукам и ногам, а то и в мягких стенах. Наиболее подходящая для неё обитель, чтобы вдоволь бормотать о всяких колдунах. Тишина внутри была такой же, как и запах. Стерильной, едва не першащей в горле. Ей пришлось прокашляться, чтобы сбить этот дискомфорт и заговорить, когда уже подошла к стойке в приемном отделении — единственному источнику жизни, где сновал персонал. — Здравствуйте, — тихо поздоровалась она, тревожась нарушить покой безмолвных стен. — Я бы хотела попасть к Джерарду Маккартни. Изначально София его имя не вспомнила бы. Не запоминала целенаправленно, когда впервые пробегалась глазами по блокноту — отчетливо впечаталось только название лечебницы, но имя… То ли Джерри, то ли Джеффри. То ли Маккензи, то ли Маккартни. Однако колдун не забрал газеты прошлых лет, и София, благо, смогла откопать в них нужное происшествие, чтобы стоять теперь там, где стояла, с относительной уверенностью. До того, как женщина за стойкой взглянула на неё из-под очков. С заметным скепсисом. Не поздоровалась и ничего не сказала, тем не менее какую-то папку она открыла и молча принялась листать. София тревожно закусывала губу. Насколько ей известно, гостям таких мест всегда приходится сперва пройти несколько этапов формальностей, один из которых, очевидно, обсуждение причины визита. Лисса весной могла наврать как угодно. Казалось, она могла бы заявить, что она потерянная сестра-близняшка этого мужчины, что годился им обеим в отцы, а то и в деды, и ей бы даже поверили, просто чтобы не выслушивать её проникновенный монолог — она самого Дьявола достанет. Но Лисса — это Лисса, а София планировала воспользоваться полуправдой и сказать, что она тут в рамках церковной миссии. Проведет духовную беседу. Это распространенная практика, ей могло бы и повезти. Могло бы. — Таких не числится, — канцелярски отчиталась женщина и вернулась к своим делам. София же не перепутала?.. Но нет же, она человек дотошный, тысячу раз всё перепроверяла — и лечебницу, и имя, и… — Точно? — На нервах, она переминалась с пятки на носок. — Он здесь должен быть с девяноста четвертого года, попал с острым параноидальным расстройством… — Еще раз вам повторяю, мисс, никаких Джерардов и никаких Маккартни у нас нет. — Но, может… — Да скончался он, — неожиданно встрял другой женский голос — приземистой медсестры, поставившей на стол за высокой стойкой поднос. — Месяца два, а то и три назад. Озадачилась не только София, секретарша тоже — посмотрела на медсестру, подопустив очки. О существовании Софии будто забыли, потому что медсестра, сверяясь со списками на столе, принялась расставлять стаканчики с таблетками по подносу и параллельно болтать: — Стабильный был уже года полтора, а потом пришла тут одна тоже. Уж не знаю, связано ли, кто уж разбираться теперь станет, но после этого всё, опять в психоз, хуже да хуже, а там сердце-то и… — фразу она не закончила, но многозначительно прицокнула языком, мотнула головой и отправилась дальше по делам. Господи… Лисса… Это как нужно было?.. Надо будет как-нибудь помолиться за упокой его души, но это потом, а сейчас у неё были трудности посущественнее. — Извините, — не унималась она, напоминая о себе женщине в очках. — Но, может, к вам поступали пациенты с похожими историями? Твердящие о магии, рассказывающие… о колдунах… — Мисс. Вам что тут, бюро сказок? Очередной тупик. Она только начала этот свой расследовательский путь, думая, что посещение той жертвы станет хоть каким-никаким стартом. В итоге уже — попросту стенка за стенкой, непробиваемые, вместо дверей к разгадкам. София покинула лечебницу ни с чем, а столько потратила времени на одну только дорогу сюда, и билет тоже не бесплатный, и… Боже, ну почему? Ничего полезного про убийство Кристофера он бы все равно не рассказал, между убийствами — пропасть в три года. Но про тех давних убийц. Про магию. Про «Пожирателей Смерти». Хоть что-нибудь, что стало бы отправной точкой, ей же нужно откуда-то начинать. От здания до ворот София брела в потерянности, не представляя, как быть, и только когда дошла до места, где прикрепила велосипед, не выдержала. Пнула от бессилия невинный забор. Это нечестно. Несправедливо — просто до невозможности. Блокнот Лиссы — её находка. Должен был стать фундаментом для неё, проводником в этот мир, в котором она сейчас, без подсказок, — как в открытом море без лодки. Куда плыть? Где север, где юг в этом дьявольском болоте? Частью которого колдун был и так, и София всё ещё не понимала, на кой ему потребовались в таком случае записи какой-то «маглы». Насолить, можно бы подумать. Только какой прок так мелко пакостить кому-то, кого и так собираешься убить? Или это просто чтобы посмеяться с тщетных попыток наивных девочек что-то разгадать в его злодействах? Тоже сомнительно. Невыносимо, что она не могла найти ни малейшего смысла в его действиях, хотя бы отдаленно. А он ведь, он — это непонятное, совершенно непредсказуемое существо, — если так подумать, был единственным посредником между ней и его бесовским миром. Скользкой дорожкой прямиком к ответам. Но что ей, выходит, делать? Просто сидеть и ждать, когда это зло снова свалится ей на голову? *** Просто сидела и ждала. Так совпало. Ей нужен был денек отдохнуть, прежде чем продолжить свой торговый путь — от пеших и велосипедных прогулок у неё скоро задубеют мышцы, а на автобусах она разорится. Гложило, конечно, что она тратит время впустую. Поэтому она старалась сделать что-нибудь из дома и ломала голову над газетами. Стоял полдень, и родители были на работе, а мальчики в школе, поэтому София устроилась свободно на кухне за столом. Убрала назад передние пряди распущенных волос двумя маленькими колосками, чтобы не мешали, и погрузилась в исследование. Разложила перед собой выпуски — и старые, колдуну не нужные, а потому забранные ей спокойно из тайника Лиссы, и свои, купленные в ларьках, либо выпрошенные в библиотечном архиве. Смотрела на эти стопки, смотрела на свою записную книжку и не видела никаких крючков, за которые зацепиться. «Ходит какой-то психопат, забирает у своих жертв органы», прозвучало тогда, в ту пятницу. Не тот «почерк». Правда не тот или это всё часть одного сплошного представления? Ей не хотелось верить ни единому его слову, но и выкинуть из головы не могла тоже: мозг сам зациклился вокруг вероятности, что убийцы разные. Это, во всяком случае, добавило бы немного ясности. Но какие нападения — чьи? Ей было сложно отделить грань между просто изуродованным жестокостью телом от целенаправленно расчлененного на органы. Как для какого-то, может быть, обряда. Жертвоприношения. Это же колдуны. У Тернеров они развлекались, калечили и убивали хаотично, но не все они, возможно, действуют без цели… Какая может быть цель? В записную книжку София выписала из различных культурных достояний несколько вариантов. 1. Дьяволопоклонничество, подношение высшим силам. 2. Попытка воскрешения мертвого (Лавкрафт). 3. Создание из частей покойников бессмертного существа (Шелли). 4. Артефакты для усиления магии (славянские, скандинавские, кельтские легенды); глаза — частый оберег. Глаза да, а ещё сердце, только вот сердце пока никому не вырывали, зато легкие и мозг… вряд ли бы носили как магический талисман. У неё голова шла кругом. Если её вера в Бога абсолютна, то к возможности продавать душу Дьяволу, чтобы ткать магию своими руками, или, ещё лучше, к изначальному существованию чудищ, наделенных сверхчеловеческими способностями, она относилась скорее агностически. Теперь же, всё то, что всегда казалось чем-то далеким, фантастическим, да Боже, совершенно безумным, имело все свои права. А значит возможности убийц безграничны, ровно как и список предположений о мотивах. Сверля взглядом скудно исписанную страничку, София крутила в пальцах ручку и всё никак не могла выйти на нужную тропу размышлений. На улице снова лаяла Фокля. Звучно гавкала на какого-нибудь очередного прохожего, или велосипедиста, или кого-то из живности, чтобы, не дай Бог, не ступила ни одна чужая нога и ни одна чужая лапа на её территорию. София не обращала внимание. Слух к такому привыкает, как будто автоматически снижает громкость — делает постоянный шум обычным ненавязчивым фоном. Не обращала, пока лай не прекратился. Чересчур быстро. Обычно же Фокля провожает голосом чужаков до тех пор, пока не исчезнут из виду совсем, и потом еще немного, для надежности. Даже велосипедист бы так быстро не проехал. Ручка, которую София крутила, застыла. Брови под челкой нахмурились, и голова немного повернулась к окну, как будто с такого радиуса и расстояния она что-то да разглядит. Мальчики вернулись со школы раньше времени? Отец, матушка? Или это соседи? Нет, на соседей реакция была бы другая. София поднялась из-за стола, закрыла книжки, сложила их все в одну стопку вместе с газетами, чтобы удобно было забрать побыстрее в случае чего. Но прежде чем взять и отнести наверх — она подошла к кухонному окну. Тому, что выходит на вольер. Огороженный заборчиком немалый участок двора, внутри которого — будка. И Фокля. И… И он. Прямо как у магазина в позапрошлую встречу. Единственное, был на этот раз в черной мантии, как в настоящую первую встречу: прикрытие же уже ни к чему. А так — ровно так же корточках, чесал живот Фокле, катающейся с бока на бок, с высунутым языком и великой беззаботностью. Через порог калитки в вольер, которая была отперта. София уверена, что запирала её. Быстро же закончилась его «нужная доза ожидания». Минуло от силы дня два или два с половиной. Это было первой мыслью, а вторая… Уже даже как-то просто немыслимо. Это немыслимо. Заявляться вот так. Не из теней, не из черноты ночи, не в зловещий миг, а среди дня. Убить её кузину, её дядю, обещать ей самой мучительную смерть и прийти гладить её собаку. А ту всё и устраивает более чем. Неважно, что как только он закончит её чесать, он пойдет и зарежет её хозяйку. Если сумеет. Отгоняя насильно эту оторопь, игнорируя растущее в жилах напряжение, София шагнула к подставке для ножей и вытащила один из них. Небольшой, чтобы поместился в карман длинного кардигана. Куда она его и спрятала тут же, после чего сгребла в одну руку исследовательскую кипу со стола и стремительно направилась к лестнице наверх. Сперва прошла мимо шкафчика, мелькнувшего на пути. Но вдруг остановилась. Ещё секунду потратила на колебания. Всё-таки вернувшись, она быстро открыла шкафчик, забрала бутылек со святой водой, сунула в другой карман и отправилась наверх. Да, в первый раз ей не помогло. Но в первый раз она читала молитву наспех, да и вовсе, вода так легко не освящается, это всего-навсего было её последней надеждой. А эта — правильная святая вода, со всеми проделанными над ней священнодействиями. Может, что и выйдет… Наверху София сперва метнулась в свою комнату, спрятала в шкафу газеты и книги под стопку одежды. Затем — сразу же в родительскую. Села коленями на пол и залезла под кровать, чтобы достать узкий длинный чехол. Уже потускневшие от времени пряжки легко поддались под её пальцами, кожаные ремешки расстегнулись, и София достала ружье наружу. Не зарядила заранее, поэтому загребла несколько патронов — сколько поместилось в небольшую ладонь. Поднялась обратно на ноги. Механизм заедал, и, чтобы открыть ружье, она согнула одно колено — переломила ствол об него. Открылись две полости. Тут же, немного дрожащими пальцами, всунула в них гильзы. Захлопнула ружье до щелчка резким движением, кинула оставшиеся патроны в карман и ногой задвинула чехол подальше под кровать. Уже спускаясь, одной рукой придерживая висящую на плечевом ремне двустволку, второй она бегло перекрестилась. На всякий случай. Вес — наверное, шести или семи фунтов — даже не тяготил. Не ощущался бременем, не давил грузом и не гложил тем, что она намеревалась сделать. София не понимала страсти людей к оружию. Этого наслаждения беспощадной и холодной эстетикой груды металла, которая вылита и собрана для насилия над живым. Не понимала, пока сама не взяла в руки. Оказалось, было что-то в этих четких гладких контурах, в этой бездушной, слаженной функциональности… да и сама идея проделать дыру в голове колдуна, чего таить, была невероятно прельщающей. Уже неважно, что он единственный мог бы привести её к разгадке. Не приведет же и так. Убьет её, и всё, поэтому будет уже величайшей победой, если она его всего-навсего опередит. Когда София вышла, замедляясь на крыльце, он всё ещё был там — не сдвинулся с места совсем, только Фокля уже не протирала спиной траву, а сидела обыденно на задних лапах. Не задеть бы её. Колдун как раз получался примерно на одном с ней уровне, а София — как и всякий без должной практики — явно была очень, очень плохим стрелком. Выбора не оставалось. Громкий щелчок — она сняла ружье с предохранителя. Не услышать было невозможно, она того и добивалась. Чтобы колдун повернул голову, чтобы увидел. Приклад упирался в плечо, щека прижималась к боковой поверхности, взгляд фокусировался на мушке прицела, и палец уверенно лежал на одном из спусковых крючков, готовый нажать в любую секунду. Ей было нужно, чтобы колдун сдвинулся хоть немного от Фокли. Ещё лучше бы встал. Он не спешил. Только его брови поползли наверх. София ничего не говорила и не собиралась, лишь очень старалась контролировать свое дыхание, ведь волнение сыграет злую шутку. Но её грудь всё же вздымалась и опускалась невольно, слишком явно, — от тяжелого дыхания, от этого тяжелого боя сердца в ребрах. Наставлять смертоносное оружие даже на подобие человека всё-таки не так легко, как ей хотелось бы. Ей ни разу не доводилось… Топором пытаться перерубить шею тоже не доводилось, и ничего. Всё случается впервые. Молчание нарушил его смешок. Для него, для таких, как он — в доме Тернеров ведь было так же, — всё было не более чем шуткой. Её к нему ненависть только питала его хорошее настроение, и он рассмеялся. Наклонил голову, отчего каштановые пряди упали на лоб, и зажал пальцами в перчатках переносицу, пока плечи сотрясались от смеха. София еле сдерживалась, чтобы не выстрелить прямо сейчас. И проклинала Фоклю с невозможной любвеобильностью — неужели не чувствовала, к кому липнет? Отойди, отойди, просто отойди от него… Но наконец-то он поднялся. Все ещё посмеиваясь, выпрямился, отчего прицел ружья сдвинулся сильно выше — его высокий рост впервые был ей на руку, — и даже закрыл вежливо калитку вольера. Чтобы Фокля не сбежала? Какое ему дело до её собаки? На его губах всё ещё оставалась усмешка, когда он снова повернул к Софии голову и с лукавым прищуром спросил: — Духу-то хватит? Спусковой крючок продавился под её пальцем тут же. Выстрел разорвал тишину округи. Приклад дернулся назад, саданул отдачей по плечу: пальцы рефлекторно стиснулись на стволе крепче, чтобы не выпустить. Бессмысленно. Это было бессмысленно — она даже опустила дуло ружья, потому что колдун всё равно исчез. Как в лесу, растворился прямо среди воздуха, должно быть, за миллисекунду «до». Осталась только залаявшая, отскочившая ближе к будке Фокля. Вряд ли он, как у трейлера, исчез насовсем, какое-то ружье точно не могло его спугнуть. Но где тогда?.. Он же где-то здесь? София всматривалась в пустое пространство двора и вслушивалась сквозь шум крови в ушах. Ждала услышать любой шорох, обозначивший бы его присутствие где-то поблизости. Услышала. Не шорох — голос: — Не очень-то гостеприимно, — из глубины её же дома. Тело замерло, но в голове взвился поток мыслей. Разумнее сбежать. Пока он внутри, быстро освободить собаку и найти где-нибудь укрытие. Соседей нет дома, поэтому если и использовать их стены, то только как пустое убежище, да они бы и не смогли ничего против колдуна сделать. Станет он вовсе за ней следовать и её искать? Или снова отложит до следующей встречи? Неважно, это неважно, ей в любом случае куда безопаснее попытаться скрыться, чем быть лицом к лицу с безумцем. Страха у неё почему-то не было. Тревога, да, это давящее напряжение. Но не страх, а только желание. Вернуться в дом. Что она и сделала. Вместо побега, вместо любого другого рационального решения, она собралась с духом, развернулась и пошла внутрь — на голос. Дом не слишком большой, чтобы перепутать: та фраза прозвучала из гостиной. Где он развалился, оказывается, на диване. Разворачивая конфету, беспардонно стащенную из вазочки, что стояла рядом на столике. — И ты могла попасть в Фоклю, — упрекнул он, глядя на неё и невозмутимо отправляя конфету в рот. Знала бы — посыпала бы отравой от паразитов. Казалось бы. Лежит. Вальяжно, так безмятежно совсем — выстрелить не представит никаких проблем, всё для неё. Но она и наставить ружье не успела. Он снова пропал. Диван опустел, даже фантика от конфеты не осталось. Ей захотелось зажмуриться и потереть глаза, чтобы убедиться, что она не галлюцинирует вообще, всё-таки исчезающие-появляющиеся-исчезающие картинки — симптом не из лучших. Но София не рисковала убрать хотя бы одну руку от ружья. Всё ещё настороженно осматривала гостиную, всё ещё прислушивалась. Какой-то едва уловимый треск. И опять тишина. Только громкий пульс в висках. Собственное шумное дыхание носом: губы плотно сомкнуты, чтобы хоть так себя заглушить. Пульс, дыхание и… — Бу, — прямо на ухо. София подскочила, мигом разворачиваясь. Ружье едва взметнулось, как его ствол уже перехватила рука колдуна, направляя на потолок. Указательный палец в панике норовил вдавиться в спуск, но тогда она только продырявит собственный дом и лишится второго, последнего патрона в патронниках, прежде чем придется тратить время на перезарядку. Поэтому она попробовала просто, с силой, выдернуть ружье. Если бы. Как и в подвале, когда он поймал рукоять топора, одна его рука была намного сильнее её двух. — Полегче, я не собираюсь тебя сейчас убивать, — снисходительно поведал он. — И даже пытать, представляешь? — Что, ещё один момент милосердия? — Ну, не льсти себе. Будничный разговор, как будто бы её руки не сжимали сейчас ствол так, словно приросли к нему намертво, как будто бы паника не прокручивала ей сейчас мельницей внутренности. От одного только факта, насколько колдун опять близко. На расстоянии шага. Можно попробовать все-таки отлепить одну ладонь от ружья, быстро скользнуть в карман за ножом и полоснуть ему по кисти. Или сразу по горлу?.. От того, чтобы быстро решить и тем более действовать, её снова отвлекли его слова: — Так уж вышло, что мне не помешал бы твой трезвый, пока ещё не замутненный болью рассудок. — Она вопросительно подняла брови. Объяснял он с неохотой, явной — закатывая бегло глаза: — Я не могу разобрать каракули твоей подружки. София уставилась на него, не понимая. Она ослышалась, может, или… Он издевается? — И ты рассчитываешь, я стану помогать тебе? Если вдуматься, это вернуло бы ей в руки блокнот Лиссы… но идти у колдуна на поводу? Выполнять его требования? Быть… инструментом в руках этого шута-монстра? Он и поразмыслить ей не дал, парировал: — А ты рассчитываешь, это вопрос «помощи»? Ружье под её стиснутыми пальцами вдруг шевельнулось. Толкнулось чем-то в её ладонь. Взгляд тут же упал с лица колдуна на оружие, чья отполированная деревянно-металлическая поверхность пошла волнами ряби, смялась, будто текуче скидывая с себя лишнюю шкурку. Заменяясь чем-то таким же гладким, и блестящим, и чешуйчатым… То, что только что было дулом двустволки, извивалось в её руках увесистым гибким телом. Змеиным. Самым настоящим змеиным телом. Не представляя, как реагировать, София окаменела, а змея уже обвивалась вокруг её запястья. Только теперь она опомнилась. Еле проглотив вскрик, одернула руки и отскочила назад. — Ну же, Руби, сохраняй хладнокровие, — укорил колдун, тоже выпустив змею из рук, но, в отличие от неё, спокойно — швырнул её безучастно на пол перед Софией. — Змеи, знаешь ли, чувствуют страх. Она не уверена, что это биологически достоверный факт, но биология отходила на второй план на фоне того, что от одного только легкого взмаха его палочкой эта змея — ещё только секунду назад мирно сворачивающаяся кольцом, — вдруг поменяла направление. К Софии. Конечно же. Изгибаясь плавными, завораживающими волнами, двинулась с шипением в её сторону, и Софии только и оставалось, что попятиться. Не осмеливалась бежать в открытую — объяло ощущение, парализующее, будто стоит только на секунду отвести взгляд, и змея кинется. Распахнет пасть, вонзит клыки, впрыснет яд, она же наверняка ядовитая. Массивная, древесно-черная — в расцветку ружья — по-настоящему живая змея. У неё дома. Посреди её гостиной. София в жизни таких больших змей не видела, максимум ужей, и то издалека, а тут прямо перед ней, в её же домашних стенах, тех, что казались неприкосновенными, не пускающими в себя никакое зло. А в итоге и колдун, и эта… эта… Святой водой её облить? Нож ещё. У неё есть нож, но как сейчас?.. — К твоему сведению, — заговорил колдун, следуя за змеей с той же ленивой неспешностью и параллельно разглагольствуя: — У меня в распоряжении плюс-минус сотня вариантов, как заставить тебе делать, что мне нужно, и только один из них для тебя безболезненный. Едва ли у неё получалось его слушать. Сердце колотилось, как сумасшедшее, гоня по венам и жар, и ужас, отравляющий и не дающий думать ясно. — Но он, увы, превратил бы тебя в идеально послушную болванку, а мне этого крайне не хотелось бы, потому что тогда наше общение потеряет некоторый… Неопределенный, почти до безразличия небрежный жест рукой. — …шарм. Позади вдруг оказалась мебель, едва не подбивая ей колени, но вместо того, чтобы упасть, София наоборот — вскочила на диван ногами, забралась на него, чтобы быть повыше, как будто это убережет её от надвигающейся смертоносной рептилии. Насколько стоит верить его словам? Сам же сказал — ему нужен её трезвый рассудок. Станет он тогда её пытать, чтобы потом мучить полуживое тело указами что-то там перевести из лиссиных «каракулей»? Позволит взаправду змее атаковать её до того состояния, что София просто скрючится на полу от количества яда в крови и не будет думать ни о чем другом? Все эти доводы перевешивал вид того, как змея — конечно, не сочтя мебель преградой, — уже без проблем поднималась вертикально по обивке сидения. Прямо к её ногам. Желание садануть одной из них по змеиной голове возрастало с каждой секундой, но София, не дыша, не шевелясь, опасалась любым лишним движением спровоцировать её на нападение. Поэтому беспомощно позволяла тяжелому извивающемуся телу скользить по её ботинку. По щиколотке. Сперва только через ткань носков, что давало хоть как-то абстрагироваться, но затем — выше. Отвращение клубилось в животе таким же скользким комком. И отвращение, и цепенящий страх, как бы ни храбрилась. Крупно содрогнулась, почувствовав холод чешуи открытой голенью, куда не доходил подол юбки. И когда раздвоенный язык, шипяще трогая воздух, задел заодно и её голую кожу, будто пробуя, съедобная ли, её нервы сдали. А за ними и она: — Ладно! Ладно. Её ладони капитулирующе взметнулись вверх. Сама же в мыслях допустила, что увидеть снова записи Лиссы было бы удачей — просто невероятной удачей, на самом-то деле. Так зачем страдать от змеиных укусов, если можно… сдаться. Получается, так. Её от этого тошнило, но ещё больше тошнило от богомерзкой твари, оплетающей её ногу. А та рассыпалась. Распалась на крупицы, исчезнувшие мигом позже, насовсем, — без следа. Ни змеи, ни ружья. Если отец залезет однажды в чехол, Софии конец. Или конец в любом случае. Расшифрует она колдуну, что Лисса там понаписала, а дальше что? Отпустит её с миром, в благодарность? Это смешно. Доставая из внутреннего кармана мантии блокнот, он приблизился к ней, к дивану, на котором она всё ещё стояла и оттого была на голову выше. Уверенности ей это не добавляло. Хоть он и смотрел на неё снизу-вверх, это ничего не меняло — всё ещё смотрел с этой насмешливой, открытой наглостью управляющего ситуацией подонка. — Вот и славно, — подытожил он, протягивая ей блокнот. Всадить ему нож в шею сейчас было бы как никогда просто. Даже тянуться не надо. Но он ведь перехватит? Ждет этого, наверняка. Если она хочет выбрать наиболее удачный для этого момент, ей нужно подольше поиграть в смирение. Её нервы были в таком напряжении, что играть скоро можно будет на них — пару то ли цирковых, то ли похоронных аккордов. Но все-таки, не сводя взгляда с беспардонного лица, она медленно приняла тетрадь. Так аккуратно, будто та уже насквозь пропитана заразой от дьявольских рук. — И что же именно интересует? — преувеличенно вежливо, не скрывая притом ни тоном, ни взглядом неприязни, осведомилась она. Колдуна это не покоробило. — Предпоследний разворот, — ответил он, как ни в чем не бывало, разворачиваясь и отходя от дивана. — Куча неразборчивых имен. Заметки к ним. София послала ему вслед мысленное проклятье, спускаясь обратно на пол. Отряхнула сидение и села. Открыла блокнот. Не на последних разворотах — хотела воспользоваться подвернувшейся возможностью и сперва почитать другие страницы. Блокнот так не думал. Страницы стали листаться без её помощи. Самостоятельно — София даже убрала руки, чтобы быстро шелестящие листы не порезали бумагой пальцы. Остановились ровно на списке имен, нужных ему. Она обратила к нему опять недовольный этими бесконечными фокусами взгляд, а он просто невинно приподнял брови. Ей даже не возмутиться. Как? Пришлось вернуться к записям. Кое-как вчитаться. Ричард Уэлш… зацикленный… «психоз толпы»… тон… Джордж Харпер… тремор, отошел, провалы… Эмма Роуз… дежурства, путаница, эти её камеры… С ума сойти можно. Тут даже разбирая почерк — не разберешь сути. И так несколько страниц. Несколько — пять или шесть — имен, вокруг которых кружили кривые строчки и обрывчатые мысли Лиссы, чьего хода суждений очень сейчас не хватало. Пометки, очевидно, предназначались только для неё, человека, который понимал, что-где-для-чего помечает. Без неё эти выдранные из контекста куски бесполезны. — Вслух, магла. Вслух. София вздохнула. Терпи. Если содействовать, шансы выхватить крохи полезной информации выше, чем если станет упрямствовать. О принципиальности придется временно забыть. Душу отмоет позже, если этот день переживет. — Это просто список подозреваемых, — ответила она. — Не представляю, что он может дать, если ты ищешь дьявольское отродье, а это обычные… — А цифры? — перебил он. — Что это, координаты? — Номера телефона. Но вряд ли они очень распространены в Аду для общения между котлами и адскими тварями, так что… — Средство связи, — София пояснила. Колдун безразлично отмахнулся: — Я знаю, что такое фелетон. И в подтверждение даже легко нашел взглядом нужный аппарат. Сиротливо притаившийся на краю комода стационарный телефон. И пошел к нему. Всё происходящее всё больше напоминало сон при сильном жаре. Обстановка гостиной, из-за тусклого света пасмурного дня, казалась серой, едва ли не подернутой дымкой. А в центре — черным, но несомненно самым ярким пятном, — он. Тот, чьи лапы по локоть в крови, включая кровь её родственников. Кто являлся ей в кошмарах страшной безликой фигурой. Стоял теперь у неё дома и рассматривал её телефон: черная перчатка особенно контрастировала со светлой поверхностью трубки, которую он взял в руку. Отвел подальше от комода, наблюдая, как растягивается витый шнурок провода. Кроме того. Вдруг повернулся и протянул ей. — Звони. На краткое односложное требование София ответила таким же кратким односложным вопросом: — Зачем? Так и не скажешь, что пять минут назад она пыталась застрелить его из двухстволки, а он натравливал на неё ожившую из ружья змею. Но Софию поместили насильно в этот куб абсурда, и пока она не найдет лазейку к выходу, придется подстраиваться под эти правила сюрреализма. В каком-то смысле она сейчас пленница. Прямо как в середине лета, только лишь руки не связаны. Ей любое её лишнее действие грозит той «сотней вариантов», какими он мог бы заставить её страдать. Всё то же, просто с куда меньшим набором действующих лиц и без крови, залившей пол. Пока что. И дай Боже, чтобы ковер родителям пришлось оттирать не от её крови, а от колдунской. — Считай, мое терпение, чтобы выискивать маглов через головы других маглов, исчерпалось на тебе. — Надо же. Объяснился, даже без увиливаний. — Позвонишь и назначишь каждому встречу. А сам он не может, потому что не умеет, или… нет, вряд ли исчадие Ада не додумалось бы, как понажимать на кнопки с циферками. Не хочет, возможно. Зачем возиться, когда у него тут и так… жертва на побегушках… И, если так представить, чтобы «назначить встречу», девчачий голос по ту сторону трубку вызвал бы больше доверия. Нужно ведь ещё извернуться, чтобы люди в этом списке правда захотели идти на встречу, непонятно куда и непонятно с кем. София только не до конца понимала, для чего ему это всё. Убийца Кристофера, стало быть, всё-таки не он, это уж она сообразила, а вот гадать, зачем ему этот убийца, или тем более спрашивать, — пожалуй, вовсе бессмысленно. Было важно, что он заинтересован. И обладал преимуществом. Куда большей осведомленностью и способностью залезать к людям в сознания, как залез к ней. Этого она сделать не могла. Те сведения, что он может собрать одним погружением в чью-либо память, ей выуживать несколько месяцев — и то, какими-нибудь манипуляциями, плести которые она не умела. Поэтому даже если она, выполнив то, что он требует, ускользнет от него, вывернется, останется живой — останется ни с чем. На миллиард шагов позади него. Оказавшая помощь монстру, сама при этом не выяснившая ни крупицы. — Ни один разумный человек не станет соглашаться на встречу в безлюдном месте с незнакомкой, — заявила она, поднимаясь с дивана. Он же утащил её тогда под мост, чтобы сотворить всё, что задумал. А значит, открывать свою суть на людях не мог. — В кафе, на площади, где угодно, но не в местах, где ты сможешь выколдовывать из них что-нибудь. Как ты собираешься их выманивать туда, где не будет свидетелей? Придет кто-нибудь из списка в назначенное место, а вместо девушки из телефонного разговора — вот он. Если с Софией, робкой, неконфликтной и абсолютно безобидной дочкой священника, ещё можно было бы согласиться на прогулку подальше от чужих глаз, то уж с этим… Колдун понял, к чему она. — Предлагаешь свою кандидатуру на выманивание? Прозвучало ужасно. А он ещё и, приняв её затянувшееся молчание за утвердительный ответ, улыбнувшись, проехался хлеще: — Прямо в руки к злодею, к которому сама бы по своей воле ни на милю бы не подошла? — Он укоризненно прицокнул языком. — Как бессердечно с твоей стороны. — Ты же их не убьешь. И пытать тебе их незачем тоже. Бесцеремонная уверенность её заявления слегка стерла его улыбку, заменяя вопросом в глазах. Он ведь сказал, что нашел её с помощью других «маглов». Но ни убитых, ни пропавших без вести за последнее время поблизости не было. — Ты не убиваешь всех, кого используешь… — Всегда могу сделать исключение специально для твоих бедных жертв. Чтобы тебе спалось крепче. «Её» жертв? Неужели он правда станет истязать всех людей из этого списка, только бы насолить ей? Повесить этот грех на её душу? Не продолжая тему, он попросту протянул ей повторно трубку и повторно сказал: — Звони. Господь — свидетель, всё в ней противилось тому, чтобы хоть как-то помогать ему. Помогать злу. Буквально. Он — воплощение самого омерзительного, что есть в человеке, удивительно, как от него не несет тленом за милю. Но считается ли пособничество ему грехом, если это может привести её к правде? А соответственно и к искуплению вины. У неё и выбора-то не было. Своими действиями она не только искала пользу. Элементарно выторговывала себе ещё несколько дней жизни — если она создаст видимость полезности, он отложит свои садистские игры до тех пор, пока не пороется в головах всех из списка, а вряд ли удастся разобраться с ними всем скопом за раз, тем более уже сегодня или завтра. Если только всё не пойдет наперекосяк в любой момент, если только он не запрет её где-нибудь, чтобы держать удобную ему приманку под рукой — у неё будет больше дней на то, чтобы купить наконец-то злосчастный револьвер. А к тому времени ещё и, возможно, собрать благодаря колдуну хоть какие-нибудь сведения. Её пальцы наконец сомкнулись на трубке, забирая у него. Раскрытый блокнот она положила на комод и принялась медленно набирать цифры, выведенные напротив первого имени. Слушая долгие гудки, взглянула ещё раз на колдуна, что стоял рядом, опираясь спиной на стену со скрещенными на груди руками. Сердце мучительно сжималось злобой от одного только его вида. Но ничего. Нужно терпеть. Она просто использует его, чтобы узнать больше, но потом, конечно, убьет. *** Он просто использует её, чтобы узнать больше. Но потом, конечно, убьет. Неприятно, что всё так с ней затягивалось, но он и без того немало заигрался, лишняя неделя уже погоды не сделает. Сам ведь хотел поопрашивать возможных свидетелей. А тут вот, на блюдечке. Одна магла собрала их в кучу, другая — их к нему приведет. Устроившись прямо на первых рядах, Барти наблюдал за её моноспектаклем. Магла решила не креативить, поэтому фразы у неё повторялись одни и те же. Смущенные, чрезмерно вежливые и обильно приправленные недосказанностью: «Я прошу прощения за беспокойство… Понимаю, что вы меня не знаете… Мне сказали, вы можете помочь… Я не уверена, как объяснить это по телефону… Возможно, вам удалось бы найти немного личного времени для меня?.. Буквально пятнадцать минут, и я буду вам бесконечно благодарна… Да, время, место на ваше усмотрение, только скажите, я подъеду, куда вам удобно» Попутно то наматывала нервно на палец этот провод, исходящий от корпуса с цифрами, то помечала что-то в блокноте. Где-то её сценарий значительно сокращался. Когда она уже закончила и повесила трубку, прояснила: — Не все подошли к телефону. Я пока оставила сообщение, — отчиталась она сухо, закрывая блокнот. — Двое уже согласились. Завтра и в четверг. Разительный контраст с той умильной невинностью, которой она щебетала в пустоту магловского аппарата. Барти усмехнулся. — Что с настроением? Девчонка удостоила его только еще одним взглядом вместо ответа. А затем мельком скосила глаза на часы. Неуверенно помолчала, но всё-таки осмелилась спросить — с удивительной прямотой: — Что теперь? Ты будешь ждать, когда остальные ответят… здесь? Только посмотрите. Уже выгоняет его. — Такая из тебя радушная хозяйка, Руби. Дело было не только в её кошмарном отсутствии такта, конечно. И даже не в большой её к нему любви. Живёт же не одна. Барти рассчитывал, по правде, изначально наведаться к ней в магазинчик, где она работает, но там её не оказалось, и он сильно понадеялся, что если она дома, то одна. Разбираться с её семейкой у него желания не было — на резню ему по-прежнему нужно было бы разрешение, а просто мирно стереть им память о своем присутствии было бы слишком щедрым жестом по отношению к магле. Поэтому ему на руку, что их нет вообще. О чем девчонка знать, разумеется, не могла, а он, посему, не мог её не подразнить: — Или ты переживаешь, что в любой момент могут вернуться домочадцы? — И оскорбленным тоном: — Неужели не хочешь меня с ними познакомить? Желанием не горела, судя по её немому взгляду. Ну же, магла. Бодрее. Без топора, камней и ружья она совсем аморфная, как залили всю её буйность глиной в формочку, и застывала теперь, бесцветная и неинтересная. А ему вдруг захотелось её растормошить, чтобы хоть какие-то эмоции выползли наружу. — Мы ведь заочно с ними уже знакомы, — продолжил он. — Ты сама предлагала исповедаться твоему отцу, помнишь? Не могла не помнить. Уж в чем, но в своем умении производить на людей неизгладимое впечатление он не сомневался. — А с твоей матерью мы ещё ближе… Это её брата же, получается, я насадил головой на лестничный столб? Её взгляд, до этого момента неподвижный, дрогнул. — О, не смотри на меня так. — И девчонка восприняла его слова, стало быть, буквально — отвела, опустила взгляд к какому-то небольшому бутыльку, который зачем-то достала из кармана и зачем-то невозмутимо открывала. — Насколько я видел, ты не сильно по нему горевала. Хоть сколько-нибудь слез проли?.. Поток раскалившейся желчи потушила вода. Хлестнувшая ему в лицо, Мерлин её дери, вода. Настолько внезапно, что попало в разглагольствующий рот, затыкая его. Ему пришлось, повернув слегка голову в сторону, её сплюнуть. Капли тем временем стекали по подбородку, по кончику носа, по скулам и по частично падавшим на лоб прядям. А девчонку ничего не смущало. Свои действия не прокомментировала, только как-то недовольно скривила губы, не оценив результат стараний. Опустевший теперь сосуд поставила на комод, с него же забрала блокнот и направилась к дивану, как будто разговор на том закончен. Барти взглянул на бутылек, стоящий теперь этикеткой к нему. С аккуратно выведенным на ней от руки «holy water». Серьезно? Святая вода, опять? Обжечь святостью — не обожгло, а вот злостью очень даже, неожиданной: просто чиркнувшей, как спичка. Потому что оборзела. В край. Топор — весело, ружье — ещё лучше, но магла начинает много о себе мнить, а он и так немыслимо к ней добр. Ещё и спиной к нему повернулась, заносчивая идиотка. Барти шагнул за ней, вытаскивая палочку, и прежде чем заставить её захлебываться этой же водой, подцепил её за локоть, развернул грубо к себе, чтобы сперва посмотреть в наглые глаза. Девчонка полоснула по нему таким же злым взглядом. А рука у неё вдруг дернулась к её же карману. Краем мозга он словил, что, значит, она еще что-то припасла, но узнать, что, он не успел. Ровно как и что-то магле сделать. Метка. Заполыхала вдруг глубоко под рукавом, отрезвляя. Барти устало запрокинул голову к потолку. Темный Лорд, со всем уважением, но какого черта! И что ему с этой теперь делать? Убивать рано, отпускать как есть — не заслужила, а если по-быстрому хотя бы ноги ей переломать, то все равно же уползет от него куда подальше, и где ему её потом искать? Идея — как и все лучшие идеи — родилась внезапно. Барти хмыкнул. Так и не выпуская руку девчонки, просто трансгрессировал. Пока не по зову Метки. Пока в место поживописнее. Даже не с иронией: в нос тут же ударил свежий запах моря, вгрызающегося в скалы там, внизу, где пенилось ударами волн о каменную стену — глянуть в эту бездну, и голова закружится у особо впечатлительных. Магла, стоило её отпустить, тут же отскочила от края, прибившись спиной к каменной поверхности, хотя до обрыва в запасе было шага два-три. Прижала к груди обеими руками тетрадку подружки. Не выронить или для моральной поддержки? Её перепуганный, недоумевающий взгляд метнулся вверх: они стояли на одном из боковых выступов ровно посередине массивной отвесной скалы. Сиганешь вниз — разобьёшься о воду, но посмотреть наверх — до вершины скал, до горизонтальной поверхности, тоже высоковато. Без трансгрессии, ну или без магловского снаряжения на худой конец, не выкарабкаться. Морской ветер жег солью и холодом лицо, дергал за складки одежды и волосы, а Метка припекала все больше, поэтому задерживаться Барти не стал. — Посиди пока тут, подумай над своим поведением… Часик или полтора. Пока он не разберется с делами. Её округлившиеся от его слов глаза стали для него последним на эту встречу удовольствием, прежде чем он сразу же трансгрессировал снова. На этот раз по кличу Метки и на этот раз один. *** Поиск орденовских баз оставался делом далеко не всегда успешным, поэтому группы для разведки на каждую точку выделялись малочисленные. Но в этот раз наводка выстрелила. И потребовалось подкрепление. Барти уверенным шагом шел по коридору правой секции заброшенного промышленного склада: Лестрейнджи, Селвины и Боул рассредоточены по другим ходам. Шел на звук бойни, разносящийся по всему зданию сверху — если он в скором времени не набредет на лестницу, проделает дыру в потолке сам… Не пришлось. Стены склада его услышали. Или услышали его мысли те, кто дерутся там, наверху. Когда Барти проходил очередной сквозной зал, прямо над ним прогремел сотрясший весь фундамент грохот. Если бы он не отпрянул инстинктивно и если бы не щит, вовремя над ним сомкнувшийся, потолок либо рассыпался бы прямо на него, либо задел бы шквалом обломков. Сквозь туман поднявшейся пыли проглядывалась растянувшаяся прямо на куске потолка пожирательская фигурка, которую взрыв утянул за собой вниз. Всматриваться времени не было — сверху замелькали лучи, отправленные вслед. Остатки потолка немного срезывали радиус обозрения, но Барти увидел один из силуэтов там, на втором этаже, — увидел и подхватил заклятьем. Содрал насильно с края дыры в полу, чтобы орденовец — нет, не упал — завис в воздухе беспомощно. Уже следующим проклятьем Барти переломил ему позвоночник с такой силой, что голова, откинувшаяся назад, открыла шею и выглянувшую из неё торчком кость. Мертвое, разбрызгивающее кровь тело Барти без интереса откинул в сторону. Хотел взяться за следующий силуэт наверху, а тот уже ускользнул, пропал в соседнем помещении. Пост-взрывная дымка к этому моменту проредилась, и Барти на упавшем островке потолка разглядел наконец бедолагу, чья маска ещё и сползла с лица. Подойдя ближе, взглянул сверху на так и не поднимавшегося бойца: приложило падением знатно, по виску тонкой дорожкой спускалась полоса крови, а сверху ещё и припорошило обильно штукатуркой. — Прилегла отдохнуть? Младшая Розье кинула в него с пола такой раздраженный взгляд, будто это он сюда её притащил. Хотя наоборот же. Если так подумать. Ради чего же ещё выдергивать Барти из мирного-спокойного расследования, кроме как чтобы вызволить из беды проблемный зад лордовской девушки. При условии, что сам её сюда Темный Лорд и отправил. Брачные игры у них, что ли, такие — сначала отправлять её в горячие точки, а потом идти спасать? Ц-ц, Барти. Как-то непочтительно. Отбросив эти мысли, он протянул Розье руку помощи. Несмотря на недовольство, она приняла — с глухим хлопком их кожаных перчаток схватилась за его ладонь и позволила поставить её рывком на ноги. — Почему вообще Лорд ставит мне в пару придурков вроде Флинта? — пробурчала она, разминая ушибленные места. — Где тебя носит все время? — О, Розье, ты бы не поверила… Ей и не было интересно: она уже попыталась двинуться дальше по складу. «Попыталась», потому что и шага полноценного не сделала, как выругалась и, согнувшись, схватилась за бедро, в котором, если Барти не послышалось, что-то хрустнуло. — Живая? — скептически спросил он, в общем-то, без особого смысла. Но она, упрямая, кивнула. Ну, таскать её опять на руках он не собирается, сама дохромает, поэтому просто кивнул на выход: — Дуй к Лорду, он в грузовой зоне. Я тут подменю. Хромать ей долго, но коридор чист, в случае чего наколдует себе щит и отстреляется, руки-то целы. Спорить она не стала. Поковыляла. Исчезла по итогу в коридоре, а Барти взглянул снова на дыру в потолке. Трансгрессировать здесь нельзя — ограничения, — поэтому лестницу он сделал себе взмахом палочки из обломков потолка. Выставил их в воздухе один за другим, как ступени, и поднялся на второй этаж — в самое нутро этой недо-бойни. *** Прошло несколько часов, но по ощущениям — сутки. Сама зачистка оказалась недолгой, это был не главный штаб и неудачников не так много, а уж с Лордом это вообще дело пяти минут. Но часть своих всё-таки подбило, и пока всех растаскаешь по целителям, и потом ещё и собрание общее, и заодно с Рабастаном затрепался… вернулся домой Барти, валясь с ног. Горячий душ смыл ощущение налипшей на кожу строительной грязи, копоти заклинаний и напряжение с мышц, и после избавления от этого всего слоя неудобств Барти обнаружил, что проголодался. От бойни разгулялся аппетит, поэтому Винки приготовила перекус. А пока утолял голод, он не мог отделаться от странного чувства, будто забыл что-то сделать. Но слишком вымотался, чтобы об этом думать. От непонятного впечатления отмахнулся и направился в спальню. Ещё не вечер даже, но вздремнуть после вылазки не помешает. К ночи как раз, когда проснется, уже расшевелится народ в Лютном переулке — можно будет снова заглянуть в Трещину. Наверняка уцелевшие сегодня на складе Пожиратели соберутся выпить за очередную небольшую победу на пути к глобальной. Завалившись спиной на нерасстеленную постель, он с блаженством вздохнул оттого, как приятно тут же расслабились натруженные мышцы, и прикрыл веки. Ну и денек. Уже потихоньку отключающийся мозг стал перебирать вяло смутные дневные события, в обратном порядке. От собрания к складу, от склада к… И тогда отодвинутый на дальний план отсек памяти вернулся вдруг на место. И тогда Барти распахнул обратно глаза. Потому что вспомнил наконец, что он забыл.