novissime solis

Каструм 4 года назад

В медицинском центре не бывает скучно. Работа кипит, с каждым часом только прибавляя задач на плечи и без того занятых врачей и медбратьев. Среди холодных белых стен, подсознательно давящих на своих пациентов, слышатся детские голоса с энтузиазмом рассказывающие захватывающие истории, которые их обладатели узнали до того, как попали сюда. Молодой омега ярко улыбается, открывая дверь. Его тёмные глаза становятся полумесяцами, а бледное лицо будто начинает светиться, когда до его ушей долетает весёлый смех. Он воодушевлённо поправляет бейджик на голубом медицинском костюме и ускоряет шаг. — Дядя, Сокджин! — слышиться высокий писк, когда омега заворачивает в палату. — Я же просил называть меня хёном, Сонджэ. Мне только недавно двадцать два стукнуло! — наигранно обижается медбрат, потрепав маленького пациента по волосам. На больничной койке, под белой простынёй, лежал мальчик. Альфа был на вид не старше восьми. Таким только носиться и играть в футбол, а не быть здесь. К его тонким, словно спички, рукам подключены прозрачные трубки, по которым под напором бежала голубоватая жидкость. Этого ребёнка привезли пару недель назад, но этого времени хватило, чтобы Джин привязался к нему. Омега всегда был мягок с детьми, считая, что они самое невероятное, что люди могут только принести в этот мир. Его сердце обливалось кровью, когда маленьких пациентов, измученных голодом и ужасной жарой, одним за другим находили в смертельно опасной пустыне за стенами Каструма. Спасти и вернуть их к обычной, беззаботной жизни, какая она и должна быть у детей, было его целью. Именно тем, что заставляло его просыпаться ранним утром, когда солнце ещё даже не показало своих ярких лучей, а альфа, крепко обнимающий его, видел десятый за ночь сон. — Или я выгляжу таким старым? — с прищуром спрашивает Сокджин, останавливаясь напротив монитора, который был подключён к его маленькому пациенту. — Тот майор сказал мне, что это будет подрывать ваш статус, поэтому я должен уважительно обращаться к вам. — Майор Ким Намджун? — мягко улыбаясь, интересуется темноволосый, поворачиваясь к мальчику. Маленький альфа кивает. — Он сказал, что я должен соблюдать субро… субром… — Субординацию? — помогает медбрат. — Точно! Её, — грустно тянет мальчик. Медбрат по доброму усмехается. — Майор говорит всё правильно, но я тебе разрешаю. Это будет нашим маленьким секретом, — заговорчески шепчет омега, встречая заинтересованный взгляд. — И майору мы ничего не скажем, — протягивая к маленькому альфе мизинец, произносит Сокджин. Сонджэ задумчиво рассматривает протянутую к нему ладонь, а потом озаряется улыбкой и тянет свою в ответ, скрепляя мизинцы в обещании. Медбрат обхватывает маленькую холодную ладонь второй рукой, сжимая её крепче, и не сдерживает искренний смех. Намджун всегда был таким. С их первой встречи майор Ким, тогда ещё капитан, слишком серьёзно, по мнению самого Джина, относился к статусам и иерархии, постоянно напоминая омеге, чтобы тот следил за этим. Однако омега отмахивался от этого, не понимая зачем разделять людей. В этом не было никакого смысла. Альфа был закрытым, немногословным и чересчур сосредоточенным на работе, однако с Джином майор проявлял свою любовь, возможно, не всегда так решительно, как он подходил к тренировкам по стрельбе или рукопашным боям, но долгие наполненные теплом взгляды и приятная забота даже в мелочах, давали увидеть омеге его истинные чувства. За майором он был словно за непроходимой преградой, надежно защищающей его от всех страданий и страхов, которыми был полон возродившийся мир. — Смотри, что я тебе принёс, — говорит медбрат, доставая из своего кармана горсть леденцов. На что взгляд маленького альфы загорается, начиная блестеть искрами. — Знал, что тебе понравится, — смеётся Сокджин. — Это тоже наш секрет. Не показывай доктору, а то он отберёт, — протягивая сладости, говорит темноволосый. Мальчик подставляет обе ладони, в которые в ту же секунду медбрат пересыпает конфеты. Омега, не отводя мягкий взгляд с яркой улыбки Сонджэ, протягивает руку вперёд, поглаживая маленького пациента по русым волосам, забавно завивающихся на концах прядок. На самом деле, молодой омега не раз задумывался о будущем, представляя себя в роли папы. От одной мысли, что в будущем он сможет подарить жизнь, внутри всё замирало и тут же возраждалось предвкушающей дрожью. Джин часто перед тем, как заснуть, рассматривал лицо своего альфы, которое в темноте, освещённое лишь огнями с улицы, едва ли можно было различить. Однако родные, изученные наизусть, черты сами вырисовывались в памяти. От мыслей «как бы выглядели их дети» или «какие черты характера они бы переняли» по телу пробегала приятная дрожь, застывая на кончиках пальцев, которыми омега невесомо касался крепких плеч майора. Сокджин улыбается уголками губ и прикрывает глаза, опуская голову. Кажется, пора перестать тянуть и уже поговорить об этом с Намджуном.

***

— Что же сегодня за день такой, — устало тянет Джин, стягивая медицинскую маску с лица. Его привычный обход был прерван — потребовалась срочная помощь в качестве ассистента в операционной, поэтому омега смог спокойно выдохнуть только спустя пять часов напряжённой работы. — Давай быстрее, Джон! Громкие голоса за спиной привлекают внимание медбрата, заставляя его остановиться. Двое солдат, поторапливая друг друга, катили каталку, на которой лежал ребёнок. Отсюда было сложно разглядеть его лицо, однако худые руки и маленькая голова подсказывали медбрату, что это был мальчик не старше десяти. Джин тяжело вздыхает. Перевозка пациента в другое отделение — нехороший сигнал. Чаще всего так происходило с теми, лечение кому больше не помогало, и их приходилось отвозить в другое отделение, куда посторонних и даже простых медбратьев не пропускали. — Бедный малыш… Джин устало зевает, прикрывая рот ладонью. Но в то же мгновение его глаза широко открываются, а усталость испаряется со скоростью света, когда один из солдат отходит в сторону, и лицо мальчика оказывается перед глазами омеги. — Сонджэ? — не понимающе вырывается не своим голосом. — Сонджэ! Омега срывается, подбегая к каталке со спящим ребёнком. Напуганный взгляд скользит по спокойному лицу мальчика. — Что случилось? Ему стало хуже? — хватая за предплечье одного из солдат, взволнованно спрашивает Джин, не замечая никаких визуальных ухудшений. — Мы отвезём его куда нужно, — отрезает грубый голос, отмахиваясь от омеги. Джин в замешательстве подбегает к монитору, висящему на стене перед палатой маленького альфы. Дрожащими руками листает страницы, не находя никаких новых указаний от врачей. Медбрат застывает, шоком придавленный к полу. Ведь ещё с утра с Сонджэ было всё в порядке. Он поворачивается, бегающими глазами следя за продолжающими свой путь солдатами, и тут же подрывается вслед за ними. — Подождите! Куда вы везёте его? — зовёт их омега. Однако солдаты даже не поворачиваются в его сторону, игнорируя. Тонкие брови хмурятся, сдвигаясь на переносице. Темноволосый, едва успевая за солдатами, быстро пересекает длинный коридор, ведущий в закрытое отделение. — Это ограниченная зона. Вам сюда нельзя, — пресекает омегу бас одного из альф. — Вам лучше вернуться, пока мы не доложили, что вы мешаете нам выполнять приказ. Джин растерянно смотрит на Сонджэ, обводя взглядом худое тело, не понимая, что всё это значит. Солдаты продолжают толкать каталку, скрываясь за последним поворотом, а внутри медбрата застывает мир. Слова Намджуна эхом раздаются в голове. Альфа предупреждал его, чтобы он не привязывался к пациентам, ведь никогда не угадать повезеёт ли в этот раз или нет. Понимание, сдавливая сердце, стекает одинокими слезами по бледным щекам омеги. Кажется, не повезло. За такой небольшой срок он так сильно прикипел к маленькому альфе, что слишком поздно понял, что забыл об этом предупреждении. Смахнув выступившие слёзы тыльной стороной ладони, Джин со всей силы сжимает кулаки. Подбегает к стене и выглядывает из-за угла, замечая, как солдаты останавливаются напротив дверей, ведущих в закрытую зону. Доступ туда был только у Совета. Сокджин никогда не видел, чтобы врачи заходили туда. Чимин, главный врач, с которым он был знаком ещё с юных лет, благодаря отцу, всегда отшучивался, когда они проходили мимо, расплывчато говоря, что там второй корпус медицинского центра, где лечат особо сложных пациентов, поэтому омеге нечего там делать. До него доносится громкий сигнал, когда тяжелая дверь автоматически открывается перед солдатами. В коридор попадает холодный синий свет, не привычный для врачебного отделения, заставляя омегу прищуриться, чтобы попытаться разглядеть, что же там за этими дверями. — Доложи, что мы на месте, — басит один из солдат, оглядываясь по сторонам, заставляя медбрата скрыться за углом, боясь быть замеченным.

***

Весь день Джин не мог выкинуть мысли о закрытой зоне. Что там за дверьми? Зачем Сонджэ увезли туда? Темноволосый тяжело вздыхает, опираясь локтями о холодную поверхность мраморного стола и закрывая лицо ладонями. Непрекращающиеся вопросы и появившееся откуда-то волнение с головой охватило его. За панорамными окнами его апартаментов уже стемнело, открывая захватывающий дух вид на ночной город, играя яркими огнями в высоких башнях напротив. Грязный после смены медицинский костюм, который омега так и не снял за те несколько часов, что вернулся домой, неприятно стягивал тело. Но ему сейчас не было никакого до этого дела. Перед глазами не исчезало лицо маленького альфы. — Джин? — раздаётся голос в отдалении. — Я на кухне, — тяжело выдыхая, отвечает негромко омега. Он потирает глаза, пытаясь вернуть хоть какую то концентрацию, но выходит слабо. За спиной слышатся шаги. Но повернуться и поприветствовать альфу сил у него не было. Джин вздрагивает, когда на плечи ложатся большие ладони, поглаживая. — Почему не спишь? Выглядишь уставшим, — целуя макушку, говорит Намджун. — Задумался. — И как долго ты тут «задумался»? — спрашивает альфа, оглядывая одежду омеги. Ладони скользят по острым плечам, массируя напряжённые мышцы. — Джун, я могу спросить кое-что? — устало произносит Джин вместо ответа. Намджун вновь переводит задумчивый взгляд на его макушку, не узнавая незнакомые нотки в голосе своего омеги. — Всё что угодно, — соглашается майор, перебирая мягкие прядки тёмных волос. — Что происходит в закрытом отделении? — резко разворачиваясь, произносит Джин. В его покрасневших глазах бешеная усталость и столько скорби, что неприятный толчок где-то в районе сердца больно бьёт, когда майор встречается с ними. Альфа оглядывает его измучанное лицо и спокойно, без лишних эмоций, отвечает. — Там отделение для особо сложных пациентов. — Чимин мне так и сказал, но ещё ни один из пациентов оттуда не возвращался. Я понимаю, что бывают случаи, когда помочь просто невозможно. Но чтобы каждый… Я не понимаю. — Сегодня что-то произошло? — догадывается Намджун. — Тот мальчик, Сонджэ, — надломленным голосом произносит Джин, отводя взгляд в сторону. Внутри снова болезненно тянет. — Его увезли в закрытое отделение, — выдыхает омега. Майор не двигается, теперь с пониманием рассматривая любимое лицо перед собой. — Намджун, — вновь привлекает его внимание Джин. — В его карте не было никаких указаний от врача. И его состояние улучшалось, он шёл на поправку. Ему не становилось хуже. Альфа отводит взгляд в сторону, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы успокоить омегу, что сейчас с тревогой в глазах смотрел на него. — Могло произойти что угодно. Возможно учёным потребовалось провести дополнительные анализы, поэтому они и забрали его. Нет причин беспокоится. Тем более ты говоришь, что с ним было всё в порядке. — Но, — начинает Джин, однако альфа прерывает его, подхватывая его ладони. — Тех, кто поправляется, возвращают в семьи или им находят тех, кто может их забрать к себе. С ним всё будет в порядке, Джин. Майор притягивает омегу к себе, крепко обхватывая за плечи, прислушиваясь к его неровному дыханию.

***

Приоткрыв глаза, Джин натыкается на отдаляющуюся в сторону двери спину майора. Сонный взгляд цепляется за военные штаны. Омега хмурится, сонно моргая, не понимая куда Намджун собрался посреди ночи. Он приподнимается на локтях и замирает, когда до него долетает обрывок фразы из-за не до конца закрытой двери. — Я слышал про мальчишку. Сонджэ. У омеги перехватывает дыхание, когда он слышит имя маленького альфы. Джин осторожно поднимается, подходя ближе и прислушиваясь к разговору за приоткрытой дверью. — Нам нужно сейчас же встретится в закрытом отделении. Как можно скорее. И сделай так, чтобы никто об этом кроме нас не узнал. Непонятное чувство, не покидающее его после разговора с альфой, всё сильнее начинает давить, вынуждая Джина отшатнуться. Почему Намджун посреди ночи собирается в закрытое отделение? Что всё это значит? Он быстро разворачивается, подбегая к шкафу и рукой нащупывая в кармане куртки альфы пропуск. Мысль увидеть всё самому непрерывным красным сигналом светилась перед глазами, призывая омегу ухватиться длинными пальцами за тонкую карту. Не медля ни секунды, он подбегает к кровати, укрываясь одеялом, успевая вовремя, прежде чем дверь в спальню вновь приоткрывается. Джин слышит, как альфа подходит к шкафу, начиная перебирать одежду. — Чёрт, да где же, — тихо выругивается он, когда не находит пропуск, и раздражённо вздыхает. Когда Намджун выходит из спальни и через несколько секунд слышиться, как захлопнулась дверь, омега тут же поднимается, подхватывая лежащие на кресле штаны. — Я всего лишь посмотрю, — убеждает он себя, переводя взгляд на пропуск Намджуна. Быстро пробегая длинные коридоры, медбрат оказывается напротив тяжёлых металлических дверей, застывая. Оглянувшись по сторонам, Джин заносит ладонь, крепко сжимающую пропуск, но медлит, когда карта практически касается дисплея доступа. Правильно ли он поступает? Что он вообще творит? Украл пропуск и собирается проникнуть в закрытую зону, чтобы проследить за своим альфой. Это совсем на него не похоже. Но всплывающие в памяти яркие глаза Сонджэ вновь возвращают уверенность. Ему необходимо самому всё увидеть, и только тогда он сможет спокойно вздохнуть, зная, что с маленьким альфой всё хорошо. Глубоко вздохнув и плотно сжав челюсть, набираясь решимости, Джин прикладывает пропуск. В длинном коридоре, освещённым только синим светом, прохладно. Омега морщит нос. В воздухе царит непривычный едкий запах, напоминающий чем-то кислоту. Необычный запах для медицинского центра. Джин не спеша проходит вперёд, не понимая, что это за помещение. Синий свет отражается от больших, метров трёх в высоту, резервуаров с тёмной водой, стоящих по обеим сторонам коридора. Неприятный холодок ледяным потом пробегает по спине, когда омега останавливается напротив одного из таких. Странное чувство. Приблизившись к стеклу, он прислоняется ближе, однако в тёмной, не пропускающей лучи света, жидкости разглядеть ничего не удаётся. Резкий глухой стук за спиной заставляет Джина развернуться. Омега замирает, испугавшись, что его заметили. Но с сомнением хмуриться, когда не обнаруживает за спиной никого кроме очередного резервуара. Стук повторяется. — Что за? — вырывается на выдохе. Джин приближается к стеклянному резервуару и осторожно проводит ладонью по гладкой поверхности. Тонкие брови сдвигаются ближе, глаза прищуриваются, но разглядеть в нём тоже ничего не получается — только своё отражение, подсвеченное синим светом. — Что с мальчишкой? — доноситься до омеги голос Намджуна где-то вдалеке, заставляя его быстро отстраниться от стекла. — Твой омега уже доложил? Хриплый, неприятный голос главного учёного, с нотками насмешки, становится громче, когда Сокджин проходит дальше по коридору, останавливаясь у поворота, из-за которого виднелся яркий белый свет. — Он видел, как его забрали. — М-да, — слышится сиплый смешок. — Я приказал отправить его на операцию, чтобы он не видел. Но юный господин Ким как всегда оказался где не нужно вовремя, — саркастично выплёвывает учёный. — Мы здесь не чтобы обсуждать моего омегу, господин Вэйлор, — прерывает его Намджун. В его голосе слышиться привычная военная твёрдость, однако Джин растерянно хмурится, не понимая, чем он заслужил к себе такое отношение от главного учёного, и причину, почему его альфа позволяет кому-то так отзываться о нём. — Мальчишку забрали, потому что он подошёл? Джин напрягается, прислоняясь ближе к углу стены. — Больше шестидесяти процентов. Это потрясающий результат, майор. — На сколько этого хватит? — В лучшем случае полторы недели. Мальчишка ещё слишком мелкий. Весит килограмм тридцать. Посмотрим, сколько с него сможем получить. — Вы уже подключили его? — Сам посмотри, — слышится хриплая усмешка. Череда гулких щелчков проносится по коридору, приводя в работу светодиодные лампы, которые резко загораются, заставляя Джина зажмурить глаза из-за яркого белого света. Омега, прикрывая ладонью лицо в попытке привыкнуть к неожиданной смене, немного приоткрывает пальцы, но тут же резко убирает ладонь вниз, застывая. Его рот открывается, замирая в таком положении. В горле образовывается тяжёлый ком, перекрывающий путь в лёгкие, оставляя омегу без возможности глотнуть воздуха, который ему сейчас был так необходим. Стук собственного сердца оглушительно стучит по вискам, становясь единственным звуком, доносящимся до него. Глаза дрожащим взглядом бегают по ужасающей картине, открывшейся перед ним. Молодые тела, обвязанные трубками, безвольными марионетками висели среди синей жидкости. Кожа была настолько неестественно бледной, практически прозрачной, что не скрывала ярких выступающих фиолетовых вен, пугающей паутиной растянувшихся по худым болезненным фигурам. Медбрат отшатывается, руками хватаясь за стену, как будто она была единственным, что сейчас могло его удержать на ногах. Перед глазами начинает появляться мутная пелена, которая перекрывает зверскую картину. Джин чувствует подкрадывающееся чувство тошноты, а собственное дрожащее тело становится слишком тяжелым, заставляя его проскользить спиной по стене и оказаться на холодном полу. — Он теперь выглядит ещё меньше, — доноситься эхом до парня глухой голос майора. Омега на трясущихся руках подползает к углу стены и, не выдержав, выглядывает, не слушая внутренний голос, который отчаянно кричит этого не делать. Последняя надежда не увидеть перед собой его страх погасает в тоже мгновение. Перед ним был Сонджэ. Сонджэ, что всегда дарил ему детские по настоящему искренние улыбки. Сонджэ, чей смех напоминал омеге звон маленьких колокольчиков ранним утром. Сонджэ, что был ярким цветком среди тёмных, бесчувственных скал. Сонджэ, который сейчас обвязанный трубками, безжизненно висел среди синей жидкости, обволакивающей маленького альфу с головой. Пропуск майора ледяным пламенем горит в руке, когда Джин переводит заплывший от стеклянных слёз взгляд на своего альфу, что сейчас равнодушно оглядывал изуродованное тело мальчика в резервуаре. Бесчувственный взгляд любимых глаз режет сильнее чем затупившиеся зубья ножа, уродуя нежное сердце глубокими рваными ранами. Пугающе тихая ночь раскрывает истинные лица.

***

3075 год Северный лагерь сопротивления

За последние два дня, что Мотылёк провёл в госпитале сопротивления, он ни на секунду не оставался один. В первый день, как альфа пришёл в себя, его состояние проверяли чуть ли не каждый час. Приставленный к нему медбрат, словно часовой, следил за его улучшающимися показателями. Юный, постоянно смущающийся от одного его взгляда омега напоминал альфе обычного юношу Каструма. Как раз из тех, что с важным видом ходили по башне Совета, нахваливая свою усердную работу в медицинском центре, лишь бы привлечь внимание, хотя на самом деле, как только к ним поступал пациент, терялись и истерично визжали от одного лишь вида крови. Этот хоть и не визжал, однако Мотылёк видел, как его руки дрожали каждый раз, когда тому приходилось обрабатывать его ожоги. Такие слабохарактерные только для виду идут сюда. От них больше проблем, чем помощи. Мотылёк уже по опыту знает. Сегодня был шестой день с начала его пребывания вне Каструма. Время было на исходе, но подходящего случая подать сигнал Совету так и не было. Темноволосый тяжело взыхает, с силой стиснув челюсть. Кулаки под фланелевым покрывалом крепко сжимаются, из-за чего вены на руках набухают, выделяясь на загорелой коже, всё ещё покрытой незажившими солнечными ожогами. У него остался только один день, чтобы сообщить в Каструм, что он жив. Мотылёк открывает глаза, скользя взглядом по коридору за стеклянными стенами своей, так называемой, палаты. Он скептично приподнимает бровь, когда не замечает светловолосого омегу, что обычно не исчезал из его поля зрения, постоянно ошиваясь поблизости. Нахмурившись, он приподнимается на локтях, чтобы получше осмотреться, но вокруг оказывается ни души. — Кион? — громко спрашивает Мотылёк, вспоминая имя медбрата, приставленного к нему. Горло неприятно садит, хрипом отдаваясь в голосе. Но вместо ответа его встречает тишина. Солдат откидывает светлое покрывало в сторону, быстро поднимаясь с койки, однако скованность в ногах заставляет его замереть, прежде чем сделать шаг вперёд. За то время, что альфа находился здесь, он даже ни разу не поднимался на ноги из-за запрета врача. Холодное покалывание отдавалось мелкими иголками при каждом шаге, но это не могло остановить его. Опираясь на металлическое подножье кровати, темноволосый подхватывает халат, лежащий на стуле у выхода из палаты. Озираясь по сторонам, он открывает стеклянную дверь и осторожно не спеша проходит дальше по коридору, прислушиваясь. — Здесь есть кто-нибудь? Тёмные глаза цепляются за часы, висящие на стене. На чёрном старом циферблате высвечиваются яркие зелёные цифры, периодически мигая. — Так сейчас обед, — скептически приподнимая бровь, догадывается Мотылёк, понимая причину такой тишины. Для опоры ведя рукой по стене, Мотылёк быстро шагает по ярко освещённому коридору, не имея и малейшего представления куда идти. Однако альфа помнил, что именно отсюда пришёл врач, поэтому кривое подобие ухмылки само появляется у него на губах, когда он замечает широкие железные двери впереди.

***

Вне стен госпиталя шумно. За пару недель проведённых в тишине в ушах с непривычки звенит, застваляя альфу поморщиться. В башне Совета, где он проводил большую часть своего времени, постоянно была тишина, изредка нарушаемая рациями дозора и сигналами датчиков. Никак не весёлым смехом детей, эхом долетающего до него. Проходя дальше по светлому железному коридору, Мотылёк оглядывает людей, встречающихся на пути, которые улыбаются ему, кивая в знак приветствия. Они понимающе осматривают его халат и босые ноги, интересуясь, не нужна ли ему помощь, на что Мотылёк недоумённо мотает головой. Альфа хмурится, не понимая, почему эти люди не проверяют его личность, предлагая вместо этого помощь. Слишком глупые, решает он для себя. Замечая в конце одного из коридоров массивную дверь, он ускоряет шаг. Замерев напротив, альфа тянет руку к металлической ручке, медленно приоткрывая тяжёлую дверь. Из помещения доносится тихое жужжание техники, а через небольшую щель вырывается прохладный воздух, вызывая мурашки. Не услышав ничьих голосов, темноволосый открывает дверь, заглядывая. Он настороженно оглядывает большое помещение, ярко освещённое холодным светом, и проходит вперёд, убедившись, что внутри никого нет. В воздухе витает запах старых бумаг и гари, исходящий от старых компьютеров. Проходя мимо десятков столов, забитых разными бумагами, он подходит к одному из них, подхватывая толстую папку и открывая её. Тёмные глаза быстро скользят по строчкам, вчитываясь. — Подготовка инженерного оборудования для Северного лагеря, — нахмурившись, негромко произносит Мотылёк, листая содержимое длинными пальцами. Бросив папку обратно на стол, альфа подхватывает следующую. — Транспортировка медикаментов в Восточный лагерь, — непонимающе читает уже следующее название. Темноволосый откладывает бумаги в сторону, хаотично перебирая остальные стопки документов на столе, замечая всё больше новых названий. — Поставка зерна в Западный лагерь, — тянет альфа. Его брови тут же расслабляются, а лицо освещается пониманием. — Значит, этот лагерь не единственный, — оскалившись, ухмыляется Мотылёк, зачёсывая пальцами волосы назад. За всё время, что Каструм разыскивал следы сопротивления, они никак не могли понять причину, почему же сигналы постоянно перемещаются. Совет предполагал многое, но предположения о нескольких лагерях всегда критично пресекались, уж слишком нереалистично это звучало. Никто из Совета не верил, что у сопротивления достаточно сил, чтобы им противостоять. О больших числах и речи не было, каждый был убеждён, что в сопротивлении было от силы человек триста, а оружия и то раз в пять меньше. Никто в Совете не предполагал, что сопротивление настолько сильно. Мотылёк поднимает голову, замечая те старые компьютеры в углу, от которых и исходило жужжание. Не теряя времени, альфа в пару шагов оказывается напротив. «Этой технике уже лет двадцать, не меньше. Даже на помойках Каструма такой не найти», — ухмыляясь, подмечает солдат. Он проводит ладонью под монитором, нащупывая нужную кнопку, и быстро переключает экран из спящего режима. Альфа щурит глаза, натыкаясь на старые, незнакомые ему программы. Программное обеспечение Каструма за столько лет сильно изменилось, что с таким он не сталкивался. Тяжело вздохнув, пытаясь понять, как с этой рухляди подать сигнал, Мотылёк нервно хмуриться. Клавиши старой клавиатуры неприятно скрипят при нажатии, заставляя солдата раздражённо закатить глаза. — Наконец-то, — шипит Мотылёк, когда проходит по меньшей мере минут пять, прежде чем он находит нужный сервер. На экране высвечивается окно для ввода кода, и альфа быстро печатает тот, что полковник Ким дал ему запомнить перед отправкой. Пальцы нетерпеливо постукивают по поверхности стола в ожидании загрузки, а брови сводятся к переносице. Как только перед глазами появляется нужно поле, альфа набирает свой номерной знак, который подтвердит Совету, что он жив и готов исполнить приказ. — Вот чёрт, — кидает альфа, когда в отдалении за дверью слышатся голоса и чей-то громкий смех. Найти и ввести координаты его нахождения он уже не успеет. Альфа быстро стирает историю из архива и выключает монитор, как это было, когда он только пришёл. Темноволосый подрывается от компьютера и под звук открытия двери, резко кидается в сторону, оказываясь напротив столов, замерев. Помещение наполняется звуками шагов и весёлыми голосами. Мотылёк изучающе окидывает тёмными глазами зашедших людей, ещё не заметивших его присутствие, натыкаясь на того самого приставленного к нему медбрата. Омега, прикрывая широкую улыбку небольшой ладонью, похлопывал по плечу высокого кудрявого альфу. За ними шли ещё двое, смеясь. Невысокий альфа с бледной, практически белой, кожей в сером техническом комбинезоне улыбался так, что его глаза были похожи на тонкие линии. Второй же был в чёрной военной экипировке и выше его где-то на голову, посматривал на впереди идущих парней. Однако весёлое обсуждение резко обрывается громким возгласом невысокого альфы. — Ты кто? Ты что здесь забыл? — удивлённо гримит Юнги, натыкаясь на ответный взгляд Мотылька, стоящего посреди штаба. Хосок непонимающе поворачивается к технарю, прослеживая за его взглядом. Его брови недоумённо поднимаются, когда он замечает альфу, босиком строящего в одежде из госпиталя среди столов. — Хён, это тот альфа, о котором я говорил тебе, — тянет Кион из-за широких спин альф, замирая. — Что вы здесь делаете? Как вы смогли дойти сюда? Доктор Джин же сказал, что ещё рано вставать, — взволнованно оглядывая альфу, произносит омега. Карие глаза с тревогой скользят по парню, пытаясь понять, как тот себя чувствует. — Ты Субин? — спрашивает Хосок, получая в ответ утвердительный кивок. — Когда проснулся, я не нашёл Киона, поэтому пошёл его искать. Просто шёл по коридору и пришёл сюда, — говорит первое, что пришло к нему в голову Мотылёк. Альфа отводит взгляд вниз и переступает с ноги на ногу, делая непринуждённый вид, хотя внутри все мысли только и были о том, что дошёл ли его сигнал Каструму. Внутри всё сводит от гнева. Если бы эти люди пришли чуть позже, он бы уже выполнил свой приказ, тем самым сдав местоположения сопротивления Совету. «Чёрт, как же не вовремя», — тянет он про себя, плотно сжимая губы. — Простите, это моя вина! Вы впервые за эти дни крепко спали, поэтому я не хотел вас будить. Мне наверное стоило оставить записку, предупредить вас, — растерянно произносит Кион, нервно перебирая пальцы. — Вам что-то было нужно? — Всё в порядке, уже ничего не надо. Не беспокойтесь, — равнодушно прерывает его альфа, замечая как светлые брови омеги заламываются, а лицо наполняется сожалением. От былой улыбки на аккуратном лице не остаётся и следа. — Мы всё хотели к тебе зайти, но то работы было слишком много, то твоё состояние оставляло желать лучшего, — вдруг раздаётся голос кудрявого альфы, стоящего рядом с медбратом. Он быстро идёт на встречу к Мотыльку, снимая с себя чёрную куртку, чтобы протянуть её ему. Парень был примерно одного роста с ним. Чёрные длинные пряди волнами спускались на его лицо, прикрывая высокий лоб. Очертания крепкого подтянутого тела, рельефно выделяющегося под слоем одежды, сразу подтолкнули Мотылька к мысли, что альфа, стоящий напротив, солдат. — Держи. Тебе наверное холодно в этом, — кивая на лёгкую одежду, произносит парень, и его губы расплываются в дружелюбной улыбке. — Рад видеть, что тебе уже лучше, — одобрительно отзывается последний из зашедших альф и, подталкивая за плечи Киона, подходит ближе к Мотыльку. — Да уж, потрепал ты госпиталю нервы, — смеётся второй. — Юнги, — ухмыляясь, протягивает руку темноволосый, чтобы скрепить её крепким рукопожатием с новым знакомым. — Это капитан Чон, — кивает в сторону Хосока Юнги. — Но можешь называть меня Хосоком, — улыбается уголками губ капитан, оказавшись напротив. — А ты выше чем я думал, — оценивающе посмеивается альфа. — А это Джэхо, — продолжает технарь, указывая на кудрявого парня. — Ну, а с нашим крошкой, Кионом, ты уже знаком, — улыбается Юнги, положив руку на его плечо. — Хён! — возмущается омега, краснея. Светловолосый хлопает ладонями по торсу альфы, отталкивая его от себя и выворачиваясь из-под его рук. Он неловко поджимает губы и, насупившись, переводит взгляд в пол, вызывая этим смешки со стороны старших. — Джин рассказал, что ты практически неделю провёл в путстыне. Это реально чудо, что ты выбрался оттуда живым, — произносит Джэхо. — Не каждый и дня там может выдержать. — Некоторые и часа, — соглашается Хосок. — Недавно новенький из дозора буквально через сорок минут запросил отход в лагерь. Этот жаркий ветер слишком невыносим. — Вы нечасто выходите наверх? — Дозорные обычно каждые сутки, но сейчас мы ограничили выходы. Я с Джэхо несколько месяцев поднимался каждый день — тот ещё опыт был, — отвечает Юнги, ведя плечом. — Сейчас ещё и песчаные бури начались, соваться туда желания вообще нет. — А вы? — поворачивается к Хосоку альфа. — Вы не поднимаетесь наверх? Мотылёк замечает, как кудрявый альфа и технарь напрягаются и, переглянувшись, начинают кидать странные взгляды на капитана. Чувствует, как атмосфера вокруг сменяет обороты, зависая непонятным молчанием. — После одного случая больше не поднимаюсь, — спокойно отвечает Хосок. Однако Мотылёк, привыкший за свою жизнь в стенах тренировочного лагеря подмечать все детали, не мог не заметить едва различимую тень, появившуюся на долю секунды в карих глазах напротив. — Ну что ж, парни, — вдруг хлопает Юнги, прерывая возникшую тишину. — Если мы не хотим, чтобы нам влетело от Джина, то пора вернуть пропажу в госпиталь, — посмеивается темноволосый. Технарь вытягивает руки вверх и похлопывает по плечам нового знакомого, подталкивая его и бурча под нос, какой тот высокий, и затем направляется в сторону выхода. — И вам лучше поспешить, обход через пятнадцать минут, — переведя взгляд на часы, соглашается Хосок, кивая Джэхо.

***

— Вы боитесь своего врача? — хмыкнув, без особого интереса спрашивает Мотылёк. — Что? Нет, конечно! Джэхо, удивлённый таким предположением, громко смеётся, прикладывая руку к своему животу. Его кудрявые пряди лезут на лицо, прикрывая блестящие от смеха глаза, заставляя альфу вновь зачёсывать их назад. — Джин не такой строгий каким хочет казаться, — улыбаясь, говорит Юнги, понимая, что младший альфа сейчас и слова произнести не может. — На самом деле он очень добросердечный омега. Но, когда дело касается здоровья пациентов, становится тем ещё фруктом. Технарь посмеивается, вспоминая случай, когда по случайности упал с лестницы в одном из проржавевших подвалов. Омега тогда его так отчитал, что Юнги с тех пор избегал всего, что могло бы снова упечь его под надзор врача. — Уверен, что как только ты избавишься от этой рубахи, — произносит темноволосый, окидывая взглядом видневшуюся из-под халата белую ткань. — То сразу подружишься с ним. — А Тэхён? — переводит задумчивый взгляд на профиль идущего в ногу с ним технаря Мотылёк. Джэхо перестаёт смеяться, заинтересованно поворачиваясь через плечо к шагающим немного позади альфам, и замедляет шаг. — Врач упоминал его, — отвечает на его вопросительный взгляд Мотылёк. — Тэхён? — задумывается технарь, приподнимая густые брови. — Вот с ним ты точно найдёшь общий язык, этот парень само дружелюбие. — Ты ему понравишься. Тэхён как никто уважает таких сильных духом людей как ты, — кивая, соглашается Джэхо. Мотылёк внимательно следить за лицом альфы, подмечая, что с каждым словом его улыбка становится шире. — Вы с ним близки? — догадывается. Его взгляд меняется на заинтересованный с нотками непонимания. — Он ведь лидер сопротивления. Можно сказать, что первый человек в сопротивлении. Как господин Чон в Совете. — Мы дружим с детства, — поясняет Джэхо, рассказывая на ходу. — Наши отцы работали в штабе, поэтому и росли мы вместе. Вперёди по коридору проходят альфы, одетые в тёмные рабочие костюмы, которые, как только замечают их, машут и кивают, приветствуя командование, на что Юнги и Джэхо радушно улыбаются, чем удивляют солдата Каструма. Густые брови сами стягиваются на переносице в непонимании. На его памяти он впервые видит такое панибратство. Совет Каструма был прав: подземные люди совсем забыли об уважении, считая всех одним безобразно равным слоем. Готовы ровнять собственных глав с простыми рабочими, стирая этим границы. — Тэхён не такой лидер, как ты можешь себе представлять, — возвращает Мотылька голос кудрявого альфы. — Да, последнее слово всегда за ним, но он прислушивается и советуется с нами. Ему важно наше мнение. Здесь каждый готов прийти на помощь друг другу. — Можно сказать, что у нас что-то наподобие демократии с лидером, — посмеивается Юнги. — Тэхён отличный стратег, всегда просчитывает всё наперёд. Не знаю, как у него так получается. Его мозг как часы! Каждая шестерёнка работает на все сто. — Вот наш Капитан Чон превосходный солдат. Пока Тэхён не был готов занять роль лидера, им был Хосок, — почёсывая затылок, продолжает альфа, решая познакомить нового знакомого с командованием. — До своей кончины лидером был отец Тэхёна, — объясняет Джэхо, предвещая вопрос. — Тэхён весь в него: упрямый и всегда идущий напролом там, где даже дороги ещё нет, — ухмыляется технарь. — Но при этом этот парень самый искренний и верный друг, которого ты только можно представить. — Он мать Тереза, что-ли? — саркастично спрашивает Мотылёк, ухмыляясь. Все слова, произнесённые этими альфами сейчас, звучат как сказка. Бред. Таких людей не бывает. Ещё с раннего детства Мотылёк научился считывать людей как открытые книги. И таких, как описали этого Тэхёна, он не встречал, а всё потому что их попросту нет. — Наверное его единственный недостаток, что он готов пойти на всё ради тех, кого любит. — Вы считаете это недостатком? — приподнимает бровь Мотылёк, не понимая. Разве такие люди как они не считают это чем-то до ужаса героическим и заслуживающим признания? Сам же альфа считал это не то, что недостатком, а обычной глупостью. Есть ли в мире хоть кто-нибудь, кто заслуживал бы его жертвы ради себя? Конечно же нет. Отдать свою жизнь за другого это чистой воды безумие. — Тэхён всегда думает о счастье и комфорте других, забывая о себе, — по доброму хмыкая, отзывается Джэхо. Отвернувшись, он замолкает, больше ничего не говоря, углубляясь в свои мысли. Альфа скрещивает руки на груди, когда они оказываются напротив уже знакомой Мотыльку металлической двери. До носа вновь доноситься запах медикаментов, ставший привычным за последнюю неделю. — Ты всё сам поймёшь, как только познакомишься с ним, — положив загорелую ладонь, контрастно отличающуюся от остального цвета кожи, на плечо Мотылька, произносит Юнги. Технарь ободряюще улыбается, подталкивая темноволосого ко входу, обещая зайти чуть позже. Кудрявый альфа открывает дверь в госпиталь, пропуская его вперёд, где солдат встречает всё тот же светлый коридор, ведущий к его палате. Оставляя альф за спиной, Мотылёк сводит брови к переносице, пытаясь переварить всю информацию, которую узнал за этот час.

***

Каструм

В воздухе, пропитанным тяжёлым, неприятно щиплящем нос алкоголем, отчётливо слышится стук пальцев, звонко отлетающий от лакированного покрытия стола. В обычно мрачном кабинете светло, даже тонированные стёкла не могут перекрыть чересчур ярких солнечных лучей, которые словно стали сильнее после завершения песчаной бури, продлившейся несколько долгих дней, даря непривычную прохладу. Альфа расслабленно сидит напротив панорамных окон, допивая виски, приятной терпкостью разливающийся по телу. В чёрных глазах опасливо отражаются подсвеченные ярким утренним солнцем пески, виднеющиеся с высоты башни Совета. После того, как Чонгуку сообщили о сигнале, который передал всё-таки выживший Мотылёк, альфа не мог не удержать предвкушающей неги, расползающей быстрыми шажками по его телу, стягиваясь в узел где-то в районе живота. — Чон, как ты и сказал, план успешно работает. Осталось дождаться данных и координат, и мы наконец навестим наших подземных друзей, — останавливаясь рядом с альфой, довольно щурится Чимин. Чувство победы, фантомно покалывающее на кончиках пальцев, отпускать ожиданием не хотелось. Мысли о приближающемся успехе всё сильнее охватывали главу Совета, заставляя его крепче ухватиться за любые варианты его приближения. — И всё же, нам не стоит расслабляться, — приподнимая бровь, произносит Чонгук. — Только не говори, что снова собираешься отправить туда солдат, — с непониманием тянет врач, закатывая глаза. Их солдат уже в сопротивлении, к чему лишние заботы? — В этом уже нет необходимости, — под облегчённое фырканье Чимина, отвечает альфа. — У меня есть свои пути. Под заинтересованный взгляд брюнет поднимается с кресла, отодвинутого из-за стола, возвращаясь в его начало. Он отставляет бокал, приземляющийся с звонким стуком на гладкую поверхность, устремляя пытливый взгляд на расползающиеся волнами янтарные капли. На первый взгляд такие холодные, но только приблизься, и они обожгут своим не поддающимся пониманию огнём. Чонгук ухмыляется. Кого-то они напоминают. — Пока что ещё рано об этом говорить. Когда придёт время — скажу. Не торопи события, — вновь откидываясь на прохладную кожу уже своего кресла, говорит Чонгук.

***

Северный лагерь сопротивления

— Хён, ты занят? — просовывается кудрявая голова Джэхо через приоткрытую дверь после нескольких стуков. — Собираюсь на обход, — поднимая голову от бумаг, устало произносит Джин. Омега был вымотан после нескольких ночей, проведённых за проверкой отчётов из Южного лагеря, что было заметно даже невооружённым взглядом. Его глаза покраснели, а под ними отчётливо виднелись появившиеся синяки. Обычно и без того бледный, напоминающий оттенок фарфора, тон кожи врача сегодня казался солдату болезненным, будто прозрачным. Тронешь — и распадётся на мелкие кусочки, которые испарятся в то же мгновение как коснуться земли. Джэхо переводит взгляд в сторону шкафа, а потом и на по меньшей мере пять стопок отчётов, стоящих на полу перед стеклянными дверцами. Их прислали меньше недели назад, но главный врач был уверен, что занявшись проверкой сейчас, пока они ждут технический отдел, он сэкономит приличную долю времени врачей, которые отправятся туда. Ведь так они заранее будут знать, кому нужно будет уделить особое внимание. Сокджин доверял врачам из Южного лагеря, но его опыт сильно отличался от их. Он видел гораздо больше за предыдущие семь лет, три из которых он провёл прямо в больнице города за стенами. — Я займу у тебя буквально пару минут, — решительно кивая, произносит альфа, надеясь, что этот небольшой перерыв поможет врачу. Джэхо быстро прикрывает за собой дверь и подходит к белому столу, стоящему посреди комнаты, присаживаясь на его край. — Ну давай, выкладывай, что у тебя там, — омега откидывается на спинку кресла, скрестив руки на груди, и потирает сонные глаза. — Я хотел поговорить о Тэхёне, — уверенно начинает темноволосый. — Что этот омега снова натворил? — устало улыбнувшись уголками пухлых розовых губ, спрашивает врач, разглядывая лицо альфы. — Если бы, — хмыкает Джэхо. — Он постоянно занят, что у нас просто нет времени, чтобы банально пройтись по лагерю или встретиться в столовой. — Да, в последнее время он и вправду перегружен работой, — потирая переносицу, соглашается омега. Он крутит головой по сторонам, потягиваясь, разминая затёкшую шею. Старший поднимается, опираясь худыми ладонями на стол. Прикрывая алые губы, он отворачивается, беззвучно зевая. Сон с каждой секундой всё стремительнее охватывал его, едва ли позволяя понимать, что происходить вокруг. Он неспешно подходит к железному столику, придвинутому вплотную к стене, и подхватывает термос. Тонкие пальцы быстро прокручивают металлическую крышку, и по помещению разносятся приятные кофейные нотки, вызывая расслабленную улыбку на лице врача. — Ты можешь немного его разгрузить? Он же не один, кто может тебе помочь, — внимательно следя за действиями Джина, произносит Джэхо. — О чём ты? — омега непонимающе приподнимает аккуратные брови. Он оборачивается к альфе, пробегая по его лицу вопросительным взглядом. — Я про то, что Тэхён помогает тебе с поставкой лекарств, — объясняет Джэхо, называя сказанную Тэхёном причину. Провести время с омегой было не то, что сложно, практически невозможно в последнее время. Лишь по утрам замечая светловолосую макушку, быстро направляющуюся в сторону госпиталя, он всякий раз пытался догнать его. Альфа и вставал раньше и даже поджидал у дверей госпиталя в надежде перехватить омегу до того, как тот исчезнет на весь день. Однако всякая попытка была обречена на провал. Прийти к Джину и предложить свою помощь и без того занятый альфа видел как единственный оставшийся вариант. — Поставка лекарств? — прищуривается Джин, не понимая о чём говорит младший. Он вглядывается в спокойное лицо альфы, не замечая никаких признаков, что тот шутит. Джин и до этого замечал появившиеся в поведении омеги странности, однако списывал их на нервозность от активности крыс, совершенно не предполагая, что младший может что-то от него скрывать. Но кажется занятый отчётами врач всё-таки проглядел появившейся у Тэхёна секрет, о котором тот так упорно не хочет рассказывать. Так на него похоже. — А поставка лекарств, — тянет Сокджин, уверяя себя, что младший омега от него сегодня точно не отделается. — Да, его помощь сейчас очень кстати, пока Кион наблюдает за Субином, — на ходу соображает врач, нервно посмеиваясь и постукивая по термосу. — Понимаю, вы сейчас очень заняты, работы до самых краёв, но вдруг можно что-то сделать? — подходя ближе, спрашивает солдат. — Я могу взять часть работы Тэхёна. У меня есть свободные часы с утра и после работы в штабе, — начинает перечислять варианты альфа, зачёсывая пальцами свои тёмные кудри, вспоминая все промежутки, когда свободен. — Могу работать и в обед, — решительно кивая, говорит Джэхо. — У тебя и так работы как на троих, — качает головой Джин. Он устало рассматривает тёмную жидкость в термосе, обводя глазами светлые блики, что разбегались по кофейной глади от его малейших движений рукой. Этот солдат с первой их встречи разрывает сложившиеся в голове врача шаблоны об альфах. На первый взгляд Джэхо казался тем парнем, про которого стайка элитных омег из верхушки Каструма сказала бы, что он обычный обольститель. Слишком внимательный, любящий всё держать под своим контролем — такие быстро надоедают любящим свободную жизнь омегам, которым только и подавай, что найти альфу побогаче, и даже привлекательная внешность и крепкое молодое тело их не удержит. Здесь же, в в Фидеме, никому не было внимания до состояния твоего кошелька. Когда омега только начинал привыкать к жизни в сопротивлении, многое для него оказалось сюрпризом. И отсутствие денег в привычном для него виде тоже. Чтобы получить что-то из товаров, не входящих в список к обязательной выдачи всем жителям лагеря, выдавали небольшие железные монеты, больше напоминающие жетоны из какого-нибудь фильма про прошлые столетия, которые омега смотрел до своего побега. На них и всё и покупали. Привыкнуть к не такой уж лёгкой горсти жетонов в кармане было не так просто. Понять, что омег здесь по большей части не интересует количество этих жетонов у альф, ещё сложнее. Поступки, внимание и умение защитить свою омегу — вот, что по настоящему имело значение для них. Как же сильно их ценности отличаются даже здесь. Поэтому каждая попытка Джэхо привлечь и защитить младшего омегу, забытым теплом отдавалась по израненному сердцу врача. Пытался ли когда нибудь его альфа сделать для него что-нибудь такое? Пытался ли так же отчаянно найти возможность для даже недолгих встреч, лишь бы немного побыть рядом с ним? Омега грустно вздыхает. — Я попробую что-нибудь придумать, — приглушённо говорит Джин, натягивая улыбку на уголки губ. — Но, сам понимаешь, работы в госпитале сейчас много. И Кион сейчас не может мне помочь в этом… — Хён, ты лучший! — похлопав по плечу, загорается Джэхо, ярко улыбаясь.

***

Насколько обжигающе горяч песок под его ногами, Тэхён чувствует даже через плотную подошву массивных ботинок. Он не спеша перебирает ступнями, немного проваливаясь из-за мягкости поднятого небольшим ветром светлого песка. Пустынная буря сходила на «нет», оставляя на смену себе привычный тёплый ветерок, приятно обволакивающий путника. Прошла практически неделя с его прошлой вылазки к застрявшему между скал поезду. Ожидая окончания песчаной бури, омега не прекращал попыток выяснить, как же ему подобраться к Каструму. Новые отчёты о железном городе, что каждое утро обрушивались на него, словно красный платок перед быком, с вызовом кричали: «Попробуй — доберись!». Однако, прокручивая десятки вариантов, ответ так и не приходил. Единственным, кто мог им стать, был тот солдат. Омега крепче перехватывает винтовку, замедляя шаг, когда впереди начинают виднеться песчаные скалы. Медовые глаза, щурясь от яркого солнца, внимательно оглядывают путь к поезду, цепляясь за отчётливые следы на песке. Тэхён присаживается, наклоняясь ближе к ним, рассматривая углубления от ботинков. — Не пустынник, — подмечает светловолосый. Ровные, чёткие следы совершенно не характерные для тех, кого и людьми назвать уже тяжело, выдают своего владельца. Глаза прищуриваются, а усмешка сама появляется на скрытом под платком лице, когда предположение появляется в голове. Встретить одинокие следы в пустыне не слишком уж частое явление. Не спеша вновь направляясь вперёд, омега тянется за оружием и, на всякий случай, снимает его с предохранителя. Перспектива стрелять не лучший вариант в таком месте, однако уверенности, что в поезде он встретит того, о ком сейчас думает, всё ещё было не так много. Оказавшись напротив ржавой металлической двери, Тэхён не может сдержать неприятного волнения, стягивающего его мелким холодком. Он не может точно ответить себе для чего вообще ищет этой встречи, казалось бы, с человеком, который только и делал, что пытался его убить. Однако слепая надежда, тонкой, практически неосязаемой нитью удерживала здравый смысл, настаивая омеге попытаться, закрыв глаза на опасность. То, что изначально казалось ему смешным, могло стать его выходом. Выходом для всего сопротивления. Решительно потянув за ручку, Тэхён сразу же цепляется взглядом за тёмную фигуру в центре вагона, которая сидела совершенно не скрываясь, будто ожидая чего-то. — Мне уже начинает казаться, что ты сюда жить сбежал, — произносит омега, облокотившись плечом о каркас железной двери, и оглядывает солдата, который даже не вздрагивает от его голоса. Темноволосый альфа перекидывает ногу на ногу и поворачивает голову в его сторону. Глаза, контрастно выделяющиеся на приоткрытых участках бледного лица, с неприкрытым равнодушием оглядывают вошедшего, немного задерживаясь на винтовке омеги, которая вызывает ухмылку у солдата. Омега перед ним никак не изменился с их последней встречи. Те же светлые волосы, что сейчас развевались на пробирающимся в вагон ветре. Те же янтарные глаза, с прищуром смотрящие на него. Страх, который проскочил в них в их последнюю встречу, бесследно исчез, не оставляя ни единого отблеска своего присутствия, вместо него глава Совета узнаёт уже знакомые искры безумия, царящие на дне блестящих на солнце глаз. Пустынник не боится. Чонгук чувствует раздражение, которое с каждой секундой сильнее разбегается по телу, однако продолжает выжидающе сидеть, не позволяя эмоциям взять над собой вверх. Мысль, что такие, как этот поехавший омега, не выживают одни, плотно засела в голове, заставляя альфу прогонять воспоминания об их встрече всё вновь и вновь, в попытках зацепиться за любую деталь, любое неаккуратно брошенное слово. Зацепиться за мелочь, которая смогла бы приблизить его к обнаружению ненавистного сопротивления. Если бы не это, он бы не медлил ни секунды, наконец прикончив раздражающего нутро пустынника. Чонгук вновь окидывает пристальным взглядом парня, не понимая возникшей у того храбрости. — Что, претендовал на него? — с вызовом поднимая брови, хмыкает альфа, кивая на вагон. — Может и претендовал, — уверенно проходит вперёд Тэхён, словно перед ним и не было солдата Каструма. Он приземляется на пыльное сиденье в паре метров от него и, скрестив руки на груди, поднимает взгляд на альфу, сталкиваясь с горящими глазами. — Но, так уж и быть, позволю тебе немного побыть здесь. — Немного? — едко усмехается Чонгук, копируя позу омеги. — Сбежишь обратно в свою железную клетку через пару дней. Не протянешь. Хоть в чёрных глазах напротив и продолжают гореть яркие огоньки, усмешка сменяется опасным оскалом. Чонгук сжимает челюсть на дерзкий ответ омеги, из последних сил сдерживая желание закончить уже этот фарс. — Ты слишком плохо нас знаешь, пустынник, чтобы говорить такие громкие слова. — Последние несколько десятков лет говорят сами за себя, — наклонив голову к плечу, хмыкает омега, поджав губы. — Ты пришёл сюда, чтобы обсудить историю? — раздражённо вздыхает альфа, следя за действиями светловолосого. Его напускная невинность злила. Тэхён, не обращая внимания на солдата, снимает нагревшуюся в пустыне винтовку, перекладывая её на соседнее от себя сиденье, и расправляет затёкшие, хоть и от привычного веса, плечи. Он поднимает светлые глаза, оглядывая альфу. На нём всё та же чёрная куртка, кожа которой переливается в свете ярких солнечных лучей, и военные штаны с символикой железного города. Омега замирает, когда тёплый янтарь сталкивается с обжигающим холодом морионом, внимательно смотрящим на него. — Тогда что ты снова здесь забыл? — слышиться глубокий голос солдата, когда эта игра начинает затягиваться. — А если я скажу, что искал тебя? — усмехается Тэхён, не прерывая зрительный контакт, будто чувствуя, что в этот раз солдат не собирается нападать. — Думаешь, раз в те разы пронесло, то и в этот спокойно сбежишь? Ты ещё глупее, чем я думал. — Значит, ты думал обо мне? — издевательски бросает омега, замечая, как солдат откидывается на пыльное сиденье, закатывая тёмные глаза, явно не оценив шутку. — Считаешь, что у меня есть причины, чтобы заполнять свою голову каким-то мусором? — У меня интервью, что-ли? Откуда столько вопросов, солдат? — мягко посмеивается Тэхён. — Мне интересно, у тебя есть чувство самосохранения? — голос альфы становится всё более нервозным, хрипотцой отрываясь от горла. — Ты слишком безрассудный. Как ты только дожил до своих двадцати трёх, двадцати пяти, или сколько тебе там? — риторически бросает Чонгук, отмахиваясь ладонью в чёрной перчатке. — Я выгляжу на двадцать пять? — удивлённо поднимает тонкие брови Тэхён. — Так меня ещё не оскорбляли, — возмущённо фыркает и пересаживается на сиденье напротив брюнета, оставляя между ними не больше двух метров. — Если мне двадцать пять, то тебе что тридцать? — язвительно кидает светловолосый, вновь переходя все возможные границы. — Ты только это из моих слов услышал? — Знаешь, я не удивлюсь, если узнаю, что тебя выперли из вашей жестянки за то, что ты вовремя не смог закрыть рот, — не обращая внимания на слова брюнета, кивает себе под нос Тэхён. Альфа не замечает, как плотно сжимает челюсти и кулаки, на которых уже начали виднеться очертания рельефных вен. — И это я слышу от тебя, — саркастично замечает Чонгук, пытаясь сохранить терпение. Брюнет поднимает тяжёлый взгляд на омегу, внимательно разглядывая его профиль. Медовые глаза светловолосого, не прикрытые чёрным платком, равнодушно, без единой искры интереса, рассматривают стены поезда, совершенно не обращая внимания на солдата. Как будто не его этот самый солдат пытался убить. Пустынник поднимается, скидывая капюшон с головы, и проводит загорелой ладонью по светлым прядям, лохматя их. Он не спеша подходит к плакатам, выцветшей стеной покоившихся на стенах вагона, вновь начиная рассматривать застывшие на сотни лет картинки. «И что этот чокнутый нашёл в них?» — презрительно проносится в голове Чонгука. Уголки губ главы Совета сами тянуться вверх, переходя в оскал. От одного мнимого спокойного вида этого омеги, хотелось подойти и ни секунды не думая свернуть ему шею. Альфа вновь откидывается на спинку сидения, раздражённо выдыхая. Что за спектакль он здесь устроил? — И что ты делаешь? — равнодушно интересуется Чонгук, переводя взгляд на практически выцветший кусок бумаги на стене. На пожелтевшей бумаге едва ли можно было узнать очертания цветов, названия которых Ёнсу точно вспомнил бы, однако альфе эта информация была ни к чему. — А не видно? — не отрывая взгляда от плаката, отвечает Тэхён, закатывая глаза. Этот альфа невыносим. Мысль о Каструме была единственным, что заставляла омегу взять себя в руки и действовать по плану. Эта крыса может сколько угодно считать его сумасшедшим, пока это не мешает задуманному. Тэхёна это не волнует. Однако явиться в пустыню, кишащую всюду пустынниками, тоже было не самым разумным решением. Так кто ещё здесь сумасшедший? — И в чём смысл пялится на какой-то цветок столько времени? Тэхён обводит тонкими пальцами шероховатую бумагу, что с треском проминается под его осторожными прикосновениями. Он не знает, пылал ли этот цветок огненными красными оттенками, которые сейчас были неестественно бледными, едва ли напоминая розоватые разводы. Утраченные временем цвета приходилось выстраивать в голове самому, рисуя тонкие линии лепестков, напоминающих пламя. — Это удивительно, — честно отвечает Тэхён, даже не отрывая глаз от острых, но в то же время мягких линий цветка. Что-то в его голосе звучит иначе, заставляя брюнета вернуть своё внимание к парню. — Какой-то сорняк? — усмехается Чонгук. — Сорняк это ты, а это прекрасное творение природы, — не боясь солдата, дерзит Тэхён, вновь возвращая маску, которая ещё секунду назад чуть не спала с него, раскрывая истинное лицо. — Не вижу ничего прекрасного в этом. Обычная трава. — Какой же ты чёрствый, — вздыхает блондин, не удивилённый такими словами. — Ты что всю жизнь в цветах прожил, что они тебе так невыносимы? Или они убили твою семью, раз ты их ненавидишь? Других вариантов не вижу. — Там, откуда ты, никто не выращивает цветы? — пропуская саркастические вопросы Тэхёна, цепляется Чонгук, устремляя сосредоточенный взгляд на омегу, очерчивая глазами стройное тело, которое было не скрыть даже слоями поношенной явно не первый год одежды. — Я сам по себе, — отзывается омега, вовремя улавливая удочку, не позволяя правде сорватиться со своих розовых губ. Ведь в пустыне, охваченной жаркими засушливыми ветрами, не растут цветы. Тэхён, резко развернувшись, возвращается на присыпанное песком и пылью сиденье, подбирая под себя ноги, не боясь испортить и без того убитую коричневую обивку, стянутую мелкой паутиной трещин. — Ты когда-нибудь слышал о такой профессии, — начинает светловолосый, под незаинтересованный взгляд чёрных глаз. — Ну которая была до всего этого, — поясняет омега, окидывая головой в сторону окон. — Раньше были такие люди как флористы. Занимались цветами, ухаживали за ними. Они буквально своими руками соединяли природу с человеком. Тэхён восхищённо выдыхает. Его янтарные глаза, переливаясь в отголосках солнечных лучей, которые уже понемногу направлялись к земле, мечтательно искрились. — Хотел бы я стать им, — смеётся омега, не понимая для чего это сейчас рассказывает. — У тебя нереалистичные желания, пустынник, — бросает Чонгук, кривясь, хоть этого и не было видно под тёмным платком. — Мне что и помечтать нельзя? Кто знает, может у меня будет собственный сад, полностью усыпанный цветами. Даже не могу представить, какие бы там были невероятные ароматы! — Конечно, а потом окажется, что у тебя на них аллергия, — язвительно кидает брюнет. — Да чтоб тебя. Ты можешь хоть иногда не плеваться ядом? — омеге в который раз не удаётся сдержать свой характер. — Теперь я уже змея? А всего неделю назад был крысой. Ты и в пресмыкающихся, смотрю, силён, — с пренебрежением щурится солдат. — Тебя точно должны были выгнать за твой язык без костей, — скрестив руки на груди, отвечает омега, раздражённо вздыхая. Солнце, что сверкает оранжево-красными лучами, уже не так сильно печёт. В воздухе начинает чувствоваться приятная прохлада, напоминая омеге взглянуть на время. Тэхён подтягивает одну ногу к груди, опираясь на неё локтём, вторую спускает на пол, усыпанный песком и разбитыми стёклами. Он потирает запястье и, не желая привлечь лишнего внимания, переводит взгляд на циферблат часов, стрелка которых уже практически достигла шести. Командование приходило на ужин к семи, до этого времени его никто искать не будет. У него остался максимум час на всё. — Куда-то торопишься? — доносится голос солдата, заставляя Тэхёна перевести взгляд на него. Омега, неловко прокашливаясь, скрещивает руки на груди. Будто вора за нос поймали. — Ну, знаешь, — Тэхён поднимается, подцепляя руками уже не такую горячую винтовку, успевшую немного остыть под крышей вагона. — Ты здесь, скажем так, новичок, поэтому дам тебе совет. Хотя вряд ли он тебе поможет, но всё же, — посмеивается светловолосый, поправляя оружие на плече. — Новичок? — искренне смеётся Чонгук с его слов. — И что такого важного ты можешь мне сказать? Старик, получается? — усмехается брюнет. Альфа насмешливо скользит по отряхивающему свою одежду омеге. — Ну и грубиян же ты, — закатывает глаза Тэхён. — Но так уж и быть всё же скажу. Медовые глаза натыкаются на охваченные издевательски опасным блеском морионы. — Не нужно быть таким самоуверенным в пустыне. Она ещё себя покажет. И, будь уверен, она не такая тёплая, как про неё принято говорить. Омега подходит ближе и, остановившись рядом с солдатом, вглядывается в чёрные глаза, в отражении которых видит себя. Прохладные мурашки пробегают по спине от такой картины. Точно не лучший момент, чтобы пришло понимание, в чьи глаза ты смотришь. — Особенно после захода солнца, — уже серьёзно, без ноток игривости, произносит Тэхён. Он сводит брови к переносице и отходит на шаг назад, разрывая зрительный контакт. — И всё? Так просто уйдёшь? — насмешливо скалиться солдат, замечая его действия. — Может мне твоя компания понравилась, а ты уже уходишь, — вторит словами омеги Чонгук, замечая, как светлые глаза вновь окрашивают весёлые искры. Альфа усмехается, не веря себе, что вновь позволяет этому омеге покинуть поезд здоровым и невредимым. Вот он здесь, протяни руку и всё — вся эта не имеющая смысла игра закончится, но что-то внутри просит его потерпеть и набраться уже практически полностью истекшего за последний час терпения. — Думаю, если судьба всё же захочет нас столкнуть вновь, то тогда так и быть. Дам тебе насладиться своим прекрасным обществом ещё. Тэхён, всё ещё чувствуя на себе взгляд альфы, проходит вперёд, скрипя подошвами ботинок по осколкам стекла. Напряжение в теле даже не собирается уходить, пока опасность в лице солдата продолжает находиться за его спиной. Внутри омеги уже начинает идти отчёт — ещё пара мгновений и эта Каструмская крыса подорвётся и всё-таки прикончит его, не может же так просто его отпустить. С этими мыслями Тэхён замирает у двери и поворачивается обратно к альфе. Однако тот, как и сидел пару секунд назад, был неподвижен. Он вновь оглядывает лицо солдата, что не сводит с него своих глаз. Задумывается и, улыбнувшись, спрашивает: — Если ты не крыса и не змея, то как мне тебя называть? Тэхён искренне смеётся, не пытаясь сдержать громкий смех, когда видит непонимание на лице альфы. — Нет, я, конечно, ещё много животных и пресмыкающихся знаю, — начинает он, но его прерывает глубокий голос. — Можешь называть меня Чонгуком, пустынник. Брюнет приподнимает бровь и выжидающе смотрит. — Чонгук? — переспрашивает Тэхён, на что получает утвердительный кивок. — Теперь я знаю на кого навести порчу. Спасибо тебе, Чонгук, — смеётся омега, прищуривая карамельные глаза, которые в уже вечереющем свете было не так то просто разглядеть, однако солдат, словно они были магнитами, находит их. Чонгук только закатывает глаза на эту глупую, но такую ожидаемую шутку, которая ещё полчаса назад вызвала бы в нём слишком много эмоций. Однако сейчас, провожая отдаляющуюся худую спину, Глава Совета уверен, что был абсолютно прав. Хоть и подтвердить он пока этого не может, но уверенность, появившаяся после недолгого времени в компании этого омеги, крепкой нитью затянулось в прочный узел. Этот омега здесь не один.