Порочное кольцо

      Первое сентября — самый суетливый и одновременно волнительный день в жизни будущих первокурсников и их беспокойных родителей. Многие старшекурсники, невольно оглядываясь на очередную мать, наказывающую своему чаду вести себя в школе как подобает, с ностальгической улыбкой вспоминали своё первое отправление с платформы на старом-добром Хогвартс-экспрессе. Красный исполин, извергающий из труб клубы дыма, был, пожалуй, главной достопримечательностью станции. В приветливо распахнутые двери вагонов по очереди запрыгивали студенты со старших курсов, не забывая помочь младшим с клетками и нещадно напичканными вещами чемоданами.       Отлевитировав своё имущество на верхние полки, Морфран совершенно неаристократично развалился на сиденьях и с облегчением выдохнул, протягивая длинные ноги вперёд, насколько позволяло пространство. И десяти утра нет, а он уже хочет сжечь весь этот поезд с загружающимися в него мелкими засранцами, умудрившимися испортить настроение, которого, к слову, и так не было.       Сначала на нервы капала матушка, устроив скандал на ровном месте, затем с удвоенной силой — отец, нагнавший сына в дверях поместья.       Причина большей части конфликтов в стенах того дома всегда таскалась за предками хвостиком, словно послушная ручная собачонка, на самом деле ею не являющаяся, и даже не старалась принять вид раскаивающегося человека. Морфран давно махнул на своего придурка-брата рукой: понимал, что тот ещё мелкий, глупый и не осознающий, что творит. Даже когда тот «случайно» разливал зелья, над которыми его родственник корпел несколько бессонных дней и ночей. Даже когда «путал» особо опасные флакончики — почти яды — с соусами и питьевыми напитками, подливал в еду и давал их Морфрану, наверняка надеясь, что он по меньшей мере задохнётся на его глазах. Или когда «ненамеренно» выливал самые токсичные экземпляры на клумбу их матери, за которую всегда получал почему-то старший, — его же творения.       Примечательно, что к Друэлле — сестре-одногодке Морфрана — засранец не питал таких ярких чувств и общался где-то на грани между «сносно» и «терпимо». Впрочем, как и сам слизеринец. Чёрт знает, какая кошка пробежала между ним и его родственниками, что один пытается его всячески подставить, вторая старается не вспоминать о его существовании, а остальные — предпочитают закрывать глаза на происходящее в семье, зациклившись на идее вырастить из Морфрана идеального наследника рода, а из Друэллы — послушную и хозяйственную невесту. Флаг им в руки и скатертью дорога: парень не собирается участвовать в их наполеоновских планах.       И ладно дом: Розье выслушает претензии да забудет о ситуации, как о страшном сне. Уже привык. Другое дело — дети, первокурсники, которые ведут себя как самое настоящее избалованное хамло. «Это подними», «туда отнеси», «мне помоги» — и, главное, ни одного человеческого «пожалуйста»! Салазар знает, скольких сил тогда стоило парню натянуть самую неагрессивную улыбку и молча выполнить своеобразную просьбу под тяжёлым взглядом стоящей неподалёку мамаши «святого» ребёнка.       Розье потерял кучу времени, прежнее относительное спокойствие, зато в очередной раз убедился, насколько сильно ненавидит детей.       Когда негодование потихоньку сошло на нет, а в помещении стало на порядок душнее, парень прислонился лбом к единственному источнику холода, окну, и с неудовольствием отметил, что температура его тела далека от нормы: на стекле тотчас образовался конденсат.       Что ж, о комфортной поездке до Хогвартса можно теперь лишь мечтать: жар не спадёт вплоть до ужина, и никаких зелий, как назло, слизеринец с собой не взял.       Морфран мазнул расфокусированным взглядом по стеклу, попытался сконцентрироваться на мельтешащих за окном волшебниках, но увидел лишь своё отражение — раскрасневшегося юнца с тёмными волосами, торчащими в разные стороны, словно после беспокойного сна, едва заметными синяками под глазами и тонкими подрагивающими губами. На фоне той же Друэллы — посредственность, хоть и не лишённая присущим роду Розье мрачной изысканности и красоты. Наверное, именно из-за них слизеринец и пользуется большой популярностью на курсе, хотя ни общественным статусом, ни материальным состоянием, ни какими-то трансцендентальными знаниями, ни чем-либо ещё не превосходит своих чистокровных сверстников? А ведь к ним, несмотря на их излишнюю кичливость, не липнут озабоченные студентки во время занятий и не зажимают в коридорах Хогвартса, в каком-нибудь тёмном углу или пустом классе…       — Что за чёрная хандра здесь у тебя, дружище?       Чересчур бодрый голос заставил Морфрана вынырнуть из гнетущих мыслей, но не оторваться от окна или хотя бы махнуть рукой в подобии приветствия: сил не хватало даже на такое простое действие.       — Ну, чего в проходе-то встал? — поторопил подростка другой ученик, и через секунду в купе стало на два человека больше. Дверь с тихим щелчком закрылась, вещи одного из новоприбывших уплыли на полки — Розье поморщился то ли от резанувшей по вискам боли, то ли от двух прожигающих переносицу взглядов. И гадать не нужно было, кому они принадлежали.       Рафаэль и Ури Пруэтты — две удивительно разные идентичности, обучающиеся на Когтевране. Для тех, кто не общается с ними достаточно близко, единственное различие состоит в наличии значка старосты у одного из близнецов; до этого события многие уповали на удачу и называли то имя, которое первым придёт на ум. В такой ситуации Мелэйна вместе с Морфраном по обычаю загадочно переглядывались, пока тот же Ури, на момент разговора с незадачливым студентом ставший Рафаэлем, спокойно примерял на себя роль брата и безупречно отыгрывал её на публике. То же правило действовало и в сторону Рафа: всегда открытый к разговору и отзывчивый паренёк в одночасье надевал маску невозмутимости и глубокомыслия. Задачу людям они не облегчали — отличать их становилось делом почти невозможным. Для всех, кроме Девлин и Розье.       Несмотря на одинаковую светлую причёску братьев, пронзительные серые глаза, примечательную горбинку на носу, одни и те же рост и телосложение, узнать их просто, если знать, на чём именно акцентировать внимание.       — Ты переполошил весь вагон, в курсе? — осведомился Ури, аккуратно присаживаясь на противоположное от Розье сиденье. Взгляд когтевранца выражал крайнее недовольство. — Не было ещё ни одного купе, в которое я бы не заглянул, пока мы шли до тебя.       Морфран нахмурился, пытаясь понять, что он имеет в виду. Через несколько секунд дошло: кажется, пока он искал свободное купе, перехлопал немалой частью дверей в вагоне и словил спиной кучу ошарашенных взглядов.       Рафаэль задумчиво кивнул, плюхаясь рядом со слизеринцем.       — Мэл будет малость недовольна твоей выходкой. А учитывая нынешнее положение вещей, ситуация дойдёт до неё в кратчайшие сроки…       — Какое ещё «положение»? И с чего бы ей вообще быть недовольной? — Парень всё же оторвался от окна и смерил близнецов странным взором. — Не староста же. — Однако многозначительные взгляды, которыми обменялись братья, сказали всё сами за себя. Слизеринец поражённо выдохнул: — Да ладно…       — Она тебе не сказала, — озвучивает догадку Ури и смотрит при этом так подозрительно, что Розье вдруг становится не по себе. — Ты же помнишь, как Хогвартс стоял на ушах, когда нашли труп Уоррен в женском туалете? — Дождавшись кивка, он продолжил: — Верта Хубер, бывшая староста Слизерина, отчислилась из школы в тот же день. Говорят, она с семьёй в срочном порядке перебралась куда-то заграницу и вроде даже пробовала поступить в другую магическую школу, но ей твёрдо отказали. Не считаешь, что ситуация странная?       — А в чём, собственно, странность? — осторожно поинтересовался Розье, внешне ничем не выдавая лёгких мурашек, пробежавших по спине. — Она не единственная, кто бросил учёбу в Хогвартсе после того случая.       — Не единственная, — согласился Ури. Тон его стал на порядок ниже, когда он мельком глянул на дверь. — Однако из этого трусливого стада баранов её выделяет полукровный папаша, занявший пост чуть ли не подле министра магии. Возникает закономерный вопрос: чего же Хуберам в стране не сиделось, когда глава семьи — высокопоставленный чиновник? С чего бы ему в спешке складывать свои полномочия и скрываться за морем, когда проблема с сумбурной смертью пятикурсницы была полностью решена? — Он вдруг загадочно улыбнулся и склонил голову набок, словно вспомнил что-то, над чем с задором посмеялся бы лишь он один. — Или дело в чём-то другом?       На некоторое время купе погружается в напряжённую тишину, которую прерывает утомлённый вздох слева от слизеринца. Раф трёт переносицу, с затаённой тоской поглядывая на дверь, и словно в пустоту говорит:       — Может, вы пошатаете друг другу нервы, когда останетесь наедине?..       — Долго думал? — не пойми кому язвительно кидает Морфран, тем не менее в приятном удивлении качая головой и невольно вздрагивая, когда в плечо ему прилетает слабый удар от Рафаэля. Ури закатывает глаза.       — Отец нажаловался.       — В Министерстве в последнее время какая-то хрень творится, — добавляет Раф под хмурым взглядом брата и пожимает плечами. — А что? Это не такая уж и новость, учитывая внимание прессы к происходящему внутри этого змеиного клубка. Они же там глотки перегрызть друг другу готовы за свои посты, ещё и так удачно место замминистра освободилось…       — Теории заговора строишь? — совершенно невпечатлённо отозвался Ури. — Завязывай уже. Читаешь всякую…       Что там читает Рафаэль, слизеринец уже не слышал: его взгляд случайно скользнул в сторону улицы — да так и застыл на развернувшейся перед ним сцене.       Среди бурного потока подростков ярко выделялось два студента, так удачно остановившихся прямо напротив окна ребят. Их с разных сторон огибали дети, — картина чем-то напоминала со стороны ручеёк, в который упал небольшой камень. Морфран замер и даже невольно задержал дыхание, стараясь не привлекать внимания стоящего анфас старосты Слизерина. Благо тот был больше увлечён разговором с собеседницей — коей по счастливой случайности оказалась Мелэйна, стоящая к наблюдателю спиной, — нежели окружающей обстановкой.       Атмосфера между ними была, мягко говоря… напряжённой. Хотя если не присматриваться, то с виду они были больше похожи на знакомых, нежданно встретивших друг друга средь бела дня. Но руки девушки за спиной — напряжены, пальцы с силой впиваются в запястье: нервничает. Стоит, однако, ровно, без лишних телодвижений, которые наверняка бы выдали её истинные эмоции. Том же, напротив, был спокоен как удав: на лице, словно приклеенная, застыла лёгкая улыбка, брови приподняты, проницательные глаза пристально следили за реакцией собеседницы, плечи ненавязчиво расправлены… Даже со своего места Морфран ощущал то давление, которое оказывала на человека его фигура.       Губы Тома вдруг задвигались. У парня возникло твёрдое ощущение, что он задал какой-то вопрос.       Розье снова посмотрел на подругу — догадки подтвердились. Она отрицательно качнула головой, вероятно, что-то добавив вслух, и махнула рукой за спину. Вовремя опомниться Морфран не успел — поймал выразительный взгляд Реддла, моментально пригвоздивший его к месту. Вторая староста отвлеклась на едва не снёсшего её с ног ребёнка, который начал рассыпаться в извинениях.       Том медленно наклонил голову набок, в тёмных глазах промелькнула странная эмоция, которую Розье не смог расшифровать, но знал точно: ничего хорошего этим староста не обещал. Слизеринец едва унял порыв отскочить от окна и усилием воли заставил себя сидеть на месте, однако по холодной улыбке Тома стало ясно: ход мыслей он смог уловить.       Возможность адекватно отреагировать Морфран упустил: секунда — и взгляд старосты уже снова прикован к Мэл, еле успокоившей тревожного ученика и отвязавшейся от его общества.       — Что с тобой? — Слизеринец запоздало обернулся на голос одного из братьев и резво отодвинулся от окна, откидываясь на спинку сиденья и качая головой. Рафаэль скептически вскинул бровь. — Ты бы видел себя со стороны: будто дементора увидел, не меньше. — И, обратившись уже к Ури, поинтересовался: — Кто там? Я не вижу отсюда.       — Кажется, никого… — машинально отозвался тот, в задумчивости прикусывая щёку изнутри. Раф ещё некоторое время сверлил брата подозрительным взглядом, но быстро бросил это дело. Не расколется.       Морфран благоразумно промолчал, не особо горя желанием поднимать тему Тома Реддла. На улицу он больше не выглядывал, даже когда староста Когтеврана, предварительно глянув на часы, поднялся с места и вышел из купе со словами:       — У меня сбор. Ждите нас через три часа.

***

      В вагоне старост Мелэйна оказывается впервые в своей жизни и с выбором купе даже не заморачивается — скидывает свои вещи в первое попавшееся и на всякий случай перепроверяет надёжность защитных чар, наложенных ещё дома. Мало ли. Всё равно половину времени проведёт за дежурством по поезду и что-то очень сомневается в том, что вообще вернётся сюда.       Снаружи вагон ничем не отличался от тех, в которых едут обычные студенты, зато внутри девушка словно вздохнула легче: места в коридоре было больше раза в два за счёт смещения купейных мест и сокращения их количества. Когда поезд тронулся, всех старост настоятельно попросили собраться в кабинете сопровождающего, находящемся рядом с кабиной машиниста и небольшим импровизированным буфетом колдуньи-продавщицы. В неприметном закутке стояла тележка, битком набитая яркими упаковками волшебных сладостей и сдобными изделиями.       Не успела Мелэйна выйти в коридор, как нос к носу столкнулась с Ури. Он выглядел глубоко погружённым в свои мысли и едва ли обращал внимание на окружение, потому лишь растерянно взглянул на неё сверху вниз, вынужденно возвращаясь в стены вагона. Парень нахмурился, предпринял попытку что-то сказать, однако резко захлопнул рот и, оглянувшись в поисках случайных свидетелей, затолкал её обратно, и зашёл следом.       — Что… — девушка запнулась на полуслове, когда когтевранец, плотно закрыв дверь, рывком обернулся к ней. — …происходит?       — Это что было вообще? — прошипел тот, намеренно пропуская мимо ушей чужой вопрос. Девушка старательно давила в себе растущее с каждой секундой возмущение и нехотя соображала, о каком «что» идёт речь и когда оно «было». Сдалась почти сразу: толкового в голову шло мало и вызывало не самые позитивные мысли. Потому, чтобы не накручивать себя ещё больше, беспомощно воззрилась на Ури. Он некоторое время блуждал задумчивым взглядом по лицу однокурсницы, прежде чем терпеливо пояснить: — Реддл. И ты. Что ему было нужно от тебя?       Мелэйна совсем ничего не понимала — брови в немом вопросе сошлись на переносице. Когтевранец вёл себя очень, очень странно, а излишний интерес в её сторону и вовсе не мог не напрягать. За это лето в их тщательно выстроенных товарищеских отношениях что-то неуловимо изменилось, но что — понять пока не удаётся.       Раздумывая не столько над ответом, сколько над странным поведением знакомого, обронила:       — Ничего.       Ури скептически поджал губы.       — За идиота меня держишь? Только слепой не заметил бы твою неадекватную реакцию, когда Реддл, — почти выплюнул фамилию он, — разговаривал с тобой. Мозги-то хоть на месте остались?       — «Неадекватную»? При чём здесь…       Девушка оборвала себя на полуслове и пристально посмотрела на парня, снова и снова прокручивая в голове его последние слова. Словно зацепившись за что-то, хмыкнула с едва скрываемым весельем и сложила руки на груди, невольно задумываясь: сам не заметил или намеренно оговорился? Зная Пруэтта, оба варианта имеют место быть, поэтому уповать на его невнимательность слизеринка пока не спешила.       Куда больше её волновал «взгляд со стороны» на сцену перед вагоном. Она понятия не имела, чем была вызвана такая бурная реакция магии и тем более организма на… что или кого? На шныряющих мимо учеников? На концентрацию магии конкретно в том месте? На определённое событие, когда-то здесь произошедшее и сохранившее отголоски воспоминаний? Стоит признать, сильные отголоски, если дело всё же в них. Или, может, на вездесущего Реддла, так удачно подловившего Мелэйну напротив вагона, в котором должна была находиться её постоянная компания? Даже окно подозрительно точно подобрано: взаимодействие их было видно просто отлично. Однако…       Мэл задумчиво прошлась языком по губам, не отдавая себе отчёта в этом и не замечая взгляда, которым в этот момент её наградили.       «Или всё же это была нелепая случайность?»       Она тряхнула головой. Проблема была ведь в другом: на кого же она в итоге среагировала? Верить в то, что на старосту Слизерина, попросту не хотелось. Во-первых, с чего бы? Во-вторых, первая минута разговора прошла вполне спокойно — это под конец девушку штормить начало. В-третьих… каким бы мутным Том ни казался, Девлин с трудом верится, что он мог как-то повлиять на неё: ментально или физически. Есть у неё, правда, ещё несколько догадок, кто или что могло так ярко сказаться на её самочувствии, но их она прибережёт до того момента, пока не останется одна.       С тяжёлым вздохом слизеринка выныривает из мыслей и фокусируется на нынешней проблеме.       Ури, казалось бы, перемену в настроении подруги пропустил мимо — продолжил с лёгким порицанием на лице подпирать дверь. Где-то на задворках сознания маячила мысль: в эту секунду они уже должны во всю вникать в речь сопровождающего их инспектора, а не выяснять отношения в чьём-то купе, подводя остальных старост. Реддл так вообще ей все мозги методично выпарит, ссылаясь на её некомпетентность, непунктуальность и безответственность. Крыть ей будет нечем — учебный год даже не начался, а сваливать всю вину на упёртого когтевранца как-то неразумно. Никто из них не оценит такой подход.       — Всё нормально, правда. Я себя чувствовала немного… не очень, — на ходу придумывала убедительную ложь и располагающе улыбнулась, закрепляя: — Том лишь поинтересовался самочувствием, не более.       Собеседник молчал. Даже в лице, казалось, не переменился, не сдвинулся с места — ничего. Мэл вдруг ощутила непреодолимое желание приложиться о стенку, осесть на пол, выпрыгнуть из окна, выпотрошить весь свой чемодан на его глазах или — но это уже совсем крайности — по-магловски врезать ему, лишь бы стереть это идиотское, совсем не помогающее ситуации выражение. Его молчание и отсутствие какой-либо реакции выводили из себя, время поджимало, так что изображать добропорядочное невесть что и дальше смысла не было.       — Послушай, Ури. — Девушка с готовностью встретила прямой взгляд и как можно глубже вздохнула, собирая мысли в кучу. — Я понятия не имею, что конкретно ты от меня хочешь услышать, но время для этого выбрал явно не лучшее. Нас ждёт по меньшей мере восемь человек в другом конце вагона и не менее двух сотен — во всём поезде. Ты как-то неправильно начал расставлять приоритеты, если единственное, что тебя сейчас интересует, — твой однокурсник. Да и к тому же, это допрос, в конце концов?       — Не допрос, — проскрежетал в ответ.       — Тогда, может, не будем заставлять ждать других и прекратим подрывать доверие друг друга?       В этот раз Ури уступил. Скрепя сердце принял поражение, видимо, сочтя предложение отложить тему разговора до лучших времён и аргументы в его пользу достаточно убедительными, чтобы молча толкнуть дверь и пропустить девушку вперёд. Напряжение витало между ними вплоть до кабинета инспектора и, хоть девушка и шла перед парнем, прекрасно ощущала чужое недовольство и раздражение, то, как метались в голове мысли из крайности в крайность. Почему-то ей не хотелось знать, о чём он думает. Подсознательно уже догадывалась: о том, что ей точно не понравится.       Как Мелэйна и предполагала, на собрание они явились самыми последними, разряжая апатичную обстановку. Все разом отвлеклись от своих дел: кто-то замолк на полуслове, кто-то замер, кто-то вежливо кивнул, молча приветствуя, несколько человек и вовсе одарило их пренебрежительными взглядами, среди которых выделялся строгий — инспектора. Девушка невольно поёжилась под его тяжестью и попыталась сконцентрироваться на чём-то другом — студенты как раз постепенно теряли интерес к происходящему и возвращались к прерванной деятельности.       Пока Ури объяснялся с невысоким мужчиной преклонного возраста, слизеринка нашла успокоение в оценке внутреннего убранства и находящихся в помещении людей, вяло перекидывающихся какими-то дежурными фразами. На её памяти это было самое просторное место в поезде — без чар Незримого расширения здесь точно не обошлось — выполненное в винных тонах, стены с радостью вбирали в себя тепло дрожащего света парящих свечей. Тяжести в комнату добавляли плотные портьеры, наглухо перекрывающие поступление солнечных лучей из окон. Периметр оцеплен книжными стеллажами, по центру — овальный дубовый стол с огромным количеством бумажной волокиты, занимающий большую часть кабинета, и одно-единственное кресло во главе, обтянутое дорогой кожей, которое говорит лишь о том, что, кроме хозяина, здесь мало кто задерживается надолго. Это объясняет хаотичное расположение пёстрых галстуков: пуффендуйцы с гриффиндорцами предпочли держаться по правую руку от инспектора, испепеляющего взглядом опоздавших, и вполголоса переговаривались; напарница Пруэтта, когтевранка, задумчиво ходила от полки к полке, изредка поглядывая то на Мэл, то на выцветшие корешки книг; пара семикурсников, с которыми девушка даже была знакома лично, изучала какой-то лист, изредка прося старика прояснить отдельные моменты.       На задворках сознания проскочила мысль, что кого-то здесь не хватает, но она испарилась так же быстро: инспектор поднялся из-за стола и отложил бумаги в сторону, привлекая к себе внимание. Девлин и не заметила, как оказалась у местной достопримечательности, стола, ведомая лёгким подталкиванием в спину от Ури.       — Итак, все в сборе? — старик водружает на крючковатый нос пенсне и прокашливается. — Думаю, про дисциплину напоминать мне не стоит: всё равно в новом году увижу на пороге как минимум одного опоздавшего. — Он сводит кустистые брови к глабелле и недовольно стреляет в сторону нарушителей глазами. — Инструктаж проводится в основном для новых лиц, бывалые лишь освежают память и молча вникают, это ясно? — После асинхронных кивков он продолжает до невозможности нудным тоном: — Ваше первое дежурство в году начнётся ровно с того момента, как перешагнёте порог этого кабин…       Сдержанный стук в дверь прервал только начавшуюся речь инспектора, который от раздражения едва ли зубами не скрипнул, и заставил повернуть голову многих слушателей. Старик шумно втянул носом воздух, готовясь обрушить на ещё одного опоздавшего гневную тираду, да вот только, к удивлению Мэл, сдулся, как только в проёме показалась знакомая фигура. Ури отреагировал на внезапного гостя в своём репертуаре: цокнул и закатил глаза.       Теперь-то слизеринке стало понятно, кого именно не хватало в кабинете.       — Прошу прощения, инспектор Мэнсфилд, что прерываю вас, — учтиво начал Реддл, безошибочно отыскав взглядом в кабинете названного. — Разнимал младшекурсников в соседнем вагоне, потому и задержался. Могу присоединиться?       — Да, конечно, Том, проходи, — одобрительно закивал старик и обратился уже к остальным, развивая дальше мысль, с которой его сбили: — Или, как у мистера Реддла, с момента попадания на платформу…       Мелэйна скептически приподняла брови, когда сбоку услышала неуместный смешок, и пихнула локтём под рёбра до сих пор метающего в слизеринца молнии Ури, едва не поперхнувшегося воздухом, но зато моментально обратившего на неё внимание. От неозвученного вопроса он как-то вяло отмахнулся и кивнул в сторону инспектора, намекая на то, что девушке сейчас стоит обратиться в слух, что она и сделала, хоть и с очевидным нежеланием.       Под конец инструктажа нового ничего не узнала: всё это ей Ури либо уже рассказал, либо показал. Единственное — осознание тяжести её положения пришло на ум только сейчас. Она должна быть почти всегда на виду, открыта к разговору, успевать всё и везде, коммуницировать как с детьми, так и с профессорами, так ещё и на ночной обход идти чуть ли не под ручку с Томом и разделяться только в тех случаях, если того будет требовать ситуация. Последнее правило, по всей видимости, введено было относительно недавно, ввиду случившегося накануне каникул. То ли Аврорат настоял, то ли сам директор решил, что так будет безопаснее, — непонятно, но Мэл это нововведение сильно портило жизнь. Радовало одно — ванная старост и индивидуальные апартаменты. Ради них можно было проглотить и остальные неудобства, потому что с личным пространством в Хогвартсе всегда были большие проблемы.       — Я почти уверен, что большую часть времени вы будете проводить в купе со своими друзьями, но настоятельно рекомендую хотя бы раз в час проходить поезд от начала и до конца. Дисциплина превыше всего, — напоследок изрёк инспектор и тяжело опустился в кресло, притягивая к себе бумаги. — Можете идти. Возникнут проблемы — обращайтесь к другим старостам. Не ко мне.       С разных сторон раздались тихие смешки, а после процессия старост потянулась к выходу, шутя над Мэнсфилдом и его неприкрытыми желанием остаться в стороне от шума и лишних коммуникаций с детьми.       — Тебе взять что-нибудь из буфета? — Повернул голову в сторону девушки Ури на выходе из кабинета. Видя замешательство на лице подруги, пояснил: — Мадам Побер постоянно пичкает старост сладостями, хотят они того или нет. Если ты ей на глаза попадёшься, без тележки «Шоколадных лягушек» не уйдёшь.       Ури добродушно ухмыльнулся, когда Мелэйна закатила глаза на его очередную безобидную шутку насчёт веса. Пора бы уже привыкнуть: всё-таки слышит одно и то же по прошествии практически каждых летних каникул.       — Бери на своё усмо…       — Том, задержись, пожалуйста! — внезапно прерывает её инспектор, и девушка едва сохраняет самообладание, чтобы не вздрогнуть или развернуться, когда затылок холодит раздражённый выдох.       — Как скажете, инспектор, — на удивление глухо, словно из глубины кабинета, отозвался голос старосты Слизерина.       Вся напускная сдержанность затрещала по швам — Мелэйна резко обернулась, подгоняемая табуном моросящих по коже мурашек, и застыла с невероятно растерянным видом посреди прохода, когда осознала: за спиной всё это время никого не было. Она быстро-быстро хлопает глазами, жмурится, замирая в одном положении на несколько секунд, со стороны наверняка выглядя как потерявший один из ценнейших органов чувств, зрение, человек, и бесстрастно пялит в никуда, пока её, словно оторванную от мира, оттаскивают в сторону и хорошенько встряхивают. Перед глазами беспокойно маячит Ури, что-то говорит, спрашивает, но девушка молчит, даже когда постепенно приходит в себя и различает окружение.       Мэл устало выдыхает и прислоняется к стене, когда до ушей долетает очередное предложение однокурсника отпроситься с дежурства, на что она лишь качает головой и выглядывает из-за его плеча: от кабинета инспектора они отошли недалеко, буквально в десяти шагах стоят, остальные старосты, вероятнее всего, уже вышли из этого вагона и эту придурковатую сцену попросту не видели. По крайней мере, ей хотелось так думать.       — Всё-таки возьми что-нибудь из буфета, — тускло посоветовала слизеринка, кивая себе за спину и натянуто улыбаясь. — Кажется, мне сахара в крови… не хватает. Ну, знаешь, когда ещё… чувствуешь себя овощем…       Не знает. И слышит от неё о таком недуге впервые. В полуобморочном состоянии та стоит, едва подавляя дрожь в собственных конечностях, и несёт полную ахинею, не считаясь с реальностью и общими фактами. Гипогликемией Девлин никогда не страдала и вряд ли когда-то будет, учитывая то количество сахара, которое она потребляет каждый день. О самой болезни и сама-то знает в двух словах, поэтому ложь вычленить из связного бреда не составило никакого труда. Когтевранец хмурится и некоторое время молча размышляет, как поступить в такой ситуации, и… кивает, шагая в сторону и освобождая ей проход. К мадам Побер, однако, не идёт. Сверлит болезненно бледную девушку пробирающим до костей взглядом и отворачивается к окну, предоставляя ей свободу действий.       Мелэйна не упускает шанс и спешит смыться куда подальше, оправдывая себя обязанностями старосты, свалившимися ей на плечи меньше двух минут назад, но в глубине души понимая, что плевать она на них хотела с высокой колокольни. Предлог, не более.       — Истеричка, — буркнула себе под нос та, хлопая дверью уже третьего по счёту вагона, и замерла, ссутулившись.       «Давно пора научиться держать эмоции в узде».       Девушка фыркнула и покачала головой. Проще сказать, чем сделать.