одно большое «сложно».

      Парень с оружием вздрагивает и выпрямляется по стойке «смирно», когда старик входит в маленькую комнату. Юна даже не двигается. Пока его деньги в её руках, она в безопасности, – собственная жадность не позволит старику даже задуматься о том, чтобы причинить ей вред, но дальше… в свободное время изучая преступления картеля, Шин нашла достаточно жутких подробностей, которые, наверное, даже её новую группу на несколько минут погрузили в состояние ужаса. Отрубленные конечности и «свинцовые башмаки», вырванные через глотки языки, вдавленные под ногти иглы и прочие извращение, способные прийти в голову лишь настолько психически больному существу, как старик.       Первые несколько раз Юна пыталась посмотреть на их снимки, – хотела хоть как-то избавиться от чувства вины за работу на ублюдка, – но быстро сдалась. Лица этих людей, искажённые ужасом от боли и осознания близости собственной смерти, стояли перед глазами наяву и во сне, преследовали, появлялись в зеркалах, и Шин готова была разбить их головой лишь бы не ловить на себе их полные укоризны взгляды.       Но первым всегда приходил отец. Он вставал по её левое плечо и долго смотрел, но в его взгляде не было ни разочарования, ни ненависти. Он выглядел точно так же, как и в последний день жизни: чёрная форма, выглаженная до идеального состояния, блестящий значок на нагрудном кармане, ремень с большой металлической пряжкой, от которой отражались солнечные лучи. В тот день он отвозил её в школу. На парковке Юна задержалась в машине, хотела убедить его взять отгул и вместе поесть мороженого, но отец лишь протянул руку, чтобы погладить её по голове, и нежно, (как и всегда), сказал:       – Ты должна учиться, милая. Но вечером мы обязательно поедим мороженого.       «Вечером», – думает Юна. – «Каким же хорошим мог стать тот вечер».       – Вижу, ты ещё не закончила, – улыбается старик.       – Вижу, ты ещё больше постарел, – бросает Шин.       Усмехнувшись, мужчина откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди.       – Я ожидал от тебя более быстрой работы.       – Эти деньги разбросаны по куче благотворительных фондов в Корее и не только. Чтобы не привлекать внимание, мне нужно снимать их мелкими партиями и маскировать след, чтобы никто не заметил кражи ещё как минимум двенадцать часов. Если ты думаешь, что это легко, то пусти пулю мне в голову и займи моё место.       – Поменьше эмоций, малышка. Я знаю, что ты делаешь всё возможное. Никто не работает вполсилы, когда ему в затылок упирается дуло пистолета.       – Тогда какого хера ты здесь и действуешь мне на нервы?       – Хочу убедиться, что мой мальчик тебя не напугал. Не напугал ведь?       Парень быстро качает головой.       – Нет, сэр!       Юна ухмыляется.       – Какой послушный пёсик. Он в курсе, что ты ему не заплатишь?       – Не будь такой саркастичной, дорогая.       Шин снова изучает взглядом экран и барабанит пальцами по клавиатуре. Транзакции приходят мелкими сумма, и она ненавидит себя, но всё-таки продолжает забирать их, чтобы оставить на счёте ублюдка, который два десятилетия занимался тем, что подсаживал людей на наркотики и убивал каждого, кто вставал у него на пути. Наверное, было бы лучше, если бы при задержании его прикончил какой-нибудь коп. Жаль, что не сложилось.       – Выйди.       Когда парень выполняет приказ, старик вытягивает длинные тощие ноги и скрещивает руки на груди. Юна ещё помнит его другим: сильным и уверенным в себе, почти повелителем не только их маленького городка, но и всей Кореи. После смерти отца ей нужен был новый герой, и она нашла его в этом человеке. Мама на эту роль не подходила, к тому же в то время они сильно отдалились друг от друга, что подростковый разум Шин тогда воспринял как предательство, а полицейские из числа отцовских друзей не смогли даже найти убийцу. А старик всегда был рядом.       В первую неделю после смерти отца старик оставался с ней столько, сколько позволяла «работа». Они плакали вместе, а потом Юна часами слушала его рассказы об их совместной работе в полиции, вечерах в пабе и прочих развлечениях, которые тогда казались ей совершенно нелепыми. Но они были об отце, а значит, она не могла их не слушать.       Когда стало немного легче, старик начал брать её с собой в кафе и на рыбалку на своём катере, возил в города покрупнее, чтобы Шин могла покататься на аттракционах, даже купил компьютер и планшет, которые она давно просила. И он продолжил с ней говорить. Спрашивал не об учёбе, как мама, а о жизни, – новых увлечениях, книгах и фильмах, чувствах. Он будто хотел знать, что её волнует, и Юна ценила это настолько, насколько только могла тринадцатилетняя помешанная на компьютерах эгоистка.       – А ведь так и не скажешь, что прошло уже пять лет, – улыбается старик. – Тебе двадцать три, а я… посмотри, я почти рассыпаюсь.       – Не продавал бы наркотики, возможно, выглядел бы лучше.       – Думаю, дело в тюремном сроке. Пять лет в одиночной камере очень плохо сказываются на внешности, знаешь ли. Думаю, дело в авитаминозе.       – Ты оказался там по своей вине.       – Юна, – напевает он, особенно вытягивая последнюю букву. – Ты ведь занималась тем же, чем и я.       – Я не знала, что делаю.       – Да… да, конечно, но что насчёт того, кто убил твоего отца? Может, ты и расправилась с ними не своими руками, но всё-таки погиб он по твоей вине. Ты подставила его под пули.       – Даже если у кого-нибудь и получится доказать мою причастность, срок давности уже прошёл.       – Тогда поговорим о его несчастной жене. Ты издеваешься над ней и получаешь от этого удовольствие.       – Потому что она заслужила.       – Ты думаешь, что лучше меня, малышка, но правда том, что мы похожи больше, чем тебе бы того хотелось. Твой отец не мог быть жесток, – это было просто не в его природе, – но ты… ты совсем другое дело, моя дорогая Юна. Если бы я взялся за тебя так, как хотел изначально, сейчас тебя ждала бы совершенно другая жизнь. Все эти преступники, – мелкие сошки, – они бы лежали у наших ног, а мы бы ютились не в этой грязной бетонной коробке, а в самом дорогом пентахаусе Сеула. Наши мозги, Юна… сколько бы мы могли сделать вместе.       – Я никогда не стану такой, как ты.       – Думаешь? – Хмыкает он.       – Знаю.       – Мне нравится твоё упрямство. Ты всегда была такой, – с самого детства. Помню, твой отец за чашкой пива как-то рассказывал мне, как учил тебя кататься на велосипеде. Твои ноги были длиннее, чем у большинства детей, и ты была удивительно неуклюжа, поэтому постоянно падала и разбивала колени. Обычно дети плакали и отказывались, но ты продолжала подниматься и садиться на велосипед, и твой отец был так чертовски горд этим.       – Да, я помню. В то лето все мои друзья научились кататься, а мама постоянно была занята работой, поэтому папа взял целую неделю отпуска за свой счёт, чтобы позаниматься со мной.       – Представляю, насколько зол тогда был его босс. Старик только и делал, что брюзжал, что хорошие копы должны жить на работе. Идиот.       – Ну, уж поумнее тебе.       – Не пытайся меня задеть, – качает головой старик. – Да брось, Юна, теперь мы с тобой оба взрослые люди и можем говорить на одном языке. Я не хочу проблем, ты, очевидно, тоже, поэтому просто верни мне деньги и позволь уйти. Я буду чувствовать очень плохо, если мне придётся убить тебя. Не заставляй меня этого делать, ладно?       Юна бросает на него быстрый взгляд и сжимает губы в тонкую линию. Стук пальцев о клавиатуру успокаивает, но мысли со скоростью роя разъярённых пчёл летают внутри черепа, иногда врезаясь в мозг, из-за чего лёгкая боль начинает пульсировать в висках. Ей хочется встать, отбросить в сторону экран компьютера, упасть и уснуть, но старик смотрит с таким же презрением, как и раньше, и она снова бьёт пальцами по клавиатуре. Юджин и Вонён уже близко, – возможно, в паре кликов от того, чтобы найти этот бункер, – и ей нужно просто подыграть, потянуть время. А потом…       «А не плевать ли, что будет потом?» – Думает Шин.       Лицо Джису мелькает перед глазами, и Юна сжимает губы ещё плотнее. Она хочет дотронуться до её волос, положить руку на щёку и притянуть к себе, поцеловать, чтобы окончательно забыть обо всём, кроме ощущения тёплой кожи на кончиках собственных пальцев. Момент их встречи крутится перед глазами: её стройная фигурка, скрытая тканью пиджака от «Шанель», светлые волосы, стянутые в хвост, и приятный голос. В первый день знакомства они разговаривали всю ночь, но для Юны она пролетела как минута. Ей было нужно ещё больше времени рядом с этом волшебной девушкой.       – Никогда не думал, что из всех профессий на свете ты выберешь охоту на психов.       – Все преступники в какой-то степени психи.       – И мы с тобой тоже?       – Ты – да.       – И всё-таки в душе ты ещё такой ребёнок, Юна. Но это даже мило.       Встав, он кладёт руку ей на плечо, чуть сжимает.       – Можешь мне не верить, но я всегда тебя любил. Любил и люблю. И даже то, как ты со мной поступила, ничего не изменит.

***

      Руки Йеджи удивительно нежные. Рюджин хмурится, когда она ловкими и нежными движениями набрасывает на шею свой шарф, завязывает аккуратный узел и слегка затягивает. Шерсть слегка царапает кожу, но Шин даже не морщится. Ей всё равно даже когда Хван залезает пальцами под шарф, чтобы слегка надавить на горло.       – Возьмём отдельную машину? – Предлагает Йеджи.       – Чёрта с два! – Подаёт голос Черён. – Мы поедем вместе!       – Она убивает всю романтику.       – Ты не знаешь, что такое романтика, Хван.       – А ты вообще ничего не знаешь, но я же не говорю об этом.       – Нет, говоришь, – Ли скрещивает руки на груди.       – Да, но даже без этого всем в радиусе как минимум сотни километров очевидно, что единственное, что отличает тебя от одноклеточного существа, – способность говорить. Но не слишком этим гордись. Даже некоторые обезьяны умеют разговаривать.       – Пристрелить бы тебя…       – Рискни и сядешь на пожизненное.       – Заткнулись бы вы обе, – шипит Рюджин.       – Можешь сама меня заткнуть, – предлагает Йеджи, пожимая плечами.       – Быстрее!       Вложив в кобуру пистолет, Черён толкает Йеджи к машине и занимает водительское. Юджин и Вонён организовали связь, а Джису осталась на случай непредвиденных обстоятельств (скорее, по просьбе Черён и прямому приказу Йеджи). Автомобиль выезжает за грузовиком со спецназом, когда мобильный Ли внезапно подаёт признаки жизни.       – Да? – Прижав телефон к груди, закатывает глаза. – Да горите вы все в аду.       – Мать или сестра?       – Ёбаные врачи.       – Дай мобильный, – Йеджи протягивает руку.       – С чего бы тебе мне помогать?       – С того, что, когда ты в плохом настроении, твоё лицо выглядит ещё более уродливо, чем обычно, а я не хочу на это смотреть. Дай мне мобильный, и я со всем разберусь.       – Только так, чтобы мою сестру оставили там ещё хотя бы на пару дней.       – Ли, я работаю с такими больницами дольше, чем функционирует твоя единственная клетка мозга, так что не указывай мне, что делать.       До того, как Черён успевает сделать хоть что-то, она забирает у неё телефон и включает на громкую связь.       – Надеюсь, вы понимаете, в какое время звоните?       – Извините? Вы…       – Хван Йеджи. Доктор Хван Йеджи.       На той стороне звонка что-то падает, и довольная ухмылка появляется на губах Хван.       – Кажется, вы меня узнали. Итак, доктор, я буду краткой. Прямо сейчас мы едем на задержание человека, который двадцать лет содержал один из самых крупных в Корее наркокартелей. Помимо всего этого несколько дней назад он сбежал с тюрьмы, и никто об этом не заявил, так что вы наверняка можете понять, насколько сильно и я, и лейтенант Ли сейчас не в духе. Я даю вам шанс, доктор, – вы можете положить трубку сейчас и перезвонить, скажем, дня через два, когда мы обе немного отдохнём, или мы продолжим разговор в другом тоне, но тогда с вероятностью в девяносто процентов этот день окажется последним в вашей карьере. Что вы выберете?       – Пожалуй, я действительно не должен был вас беспокоить. Извините.       – Прощаю. И в следующий раз выбирайте нужное время для звонка, если не хотите, чтобы он оказался для вас последним, – когда доктор кладёт трубку, Йеджи бросает мобильный Черён на колени. – Это было даже слишком просто.       – И почему тебя все боятся?       – Потому что я молода, умна и богата. В общем, три качества, которых у тебя нет. А теперь дави на газ, бабуля, мы сильно отстаём от спецназа.