одно большое «сложно».

      Рычащий звук срывается с губ Джису, когда она переходит к очередному личному делу. Черён давала ей возможность остаться в стороне, заняться другими вещами, но чем больше Чхве думает об этом, тем сильнее ей кажется, что отворачиваться нельзя. Это часть и её прошлого. Это то, что привело её сюда, на это кресло. Возможно, будь жизнь чуть справедливее, она не стала бы той, кем является сейчас, не встретила Йеджи и не стала частью группы. Это не успокаивает, но… хочется верить, что во всём дерьме, которое успел натворить отец, есть хоть что-то хорошее.       Мама мертва…       Субин заперт на ближайшие девять лет, если не больше…       Значит, остаётся только Джису.       Она откидывается на спинку кресла, устало потирая глаза, чтобы собраться с мыслями, и воспоминания накрывают волной. Их подвал, – пара комнат, ограждённых друг от друга только ширмами, – маленькая стиральная машинка и пыльный шкаф. Субин прямо над ней, ворочается, из-за чего мусор со старых досок падает на лицо. Хочется заплакать, но нельзя, иначе отец проснётся и достанется им обоим.       «Смогла бы я его убить?» – Проносится в голове Джису. – «Хотя… один раз же попыталась. Ублюдок оказался живучим».       – Джису, – Йеджи постукивает пальцами по входу в кабинет. – Как дела?       – Тебе действительно интересно?       – Нет, – пожимает плечами. – Хочу знать, не нашла ли ты каких-нибудь зацепок? Может дополнения к профилю?       – Ничего, кроме того, о чём мы уже говорили раньше. Женщина, явно до сорока, хорошо разбирается в технике.       – Ты же знаешь, как это происходит. Не можешь примерить на себя?       – Как ты себе это представляешь?       – Закрой глаза и скажи, что делала бы на её месте.       – К нашему общему счастью, я не на её месте.       – Тогда, – Йеджи усаживается на стул напротив, слегка наклоняя голову вправо. – Я примерю твой образ на неё. Я бы сказала, что несмотря на конечную жестокость, она довольно организована. Всегда знает, как войти и выйти, не оставив следов, готовится к каждому убийству и пользуется своими навыками. Думаю, когда она видит проявление жестокости к матерям, у неё срабатывает триггер, и она встаёт на место своего защитника, заново переживая его смерть.       – Которую она хочет предотвратить.       – Очевидно. Субъект попадает в положение загнанного зверя, а у таких всегда только один выход…       – Убей или будь убит.       – Ты понимаешь, – уголки губ Хван приподнимаются. – Личный опыт иногда полезен.       Джису скрещивает руки на груди, наблюдая, как Йеджи прокручивается на стуле, поднимает голову вверх. Свет лампы над столом бьёт прямо в глаза. Она поднимает руку, любуясь своими длинными красивыми пальцами, прежде чем резко встать и хлопнуть в ладоши.       – Она не психопатка, потому что испытывает жалость.       – Это не сужает количество подозреваемых. Многие дети, – и девочки, и мальчики, – проходят через домашнее насилие.       – Да, но подумай о себе. Представь, ты уже старше, сильнее, но это всё ещё в тебе. Вся злость и боль, ненависть к тому, кто лишил тебя любимого человека. На кого ты решишь это выплеснуть? Кто окажется самым достойным кандидатом?       – Тот, кто сделал мне больно. Отец!       – Или опекун. Позвони Юне, скажи, чтобы проверила, что сейчас с фигурантами всех дел о домашнем насилии. Нам нужен мужчина, убитый похожим способом. Удар и ножевые. Много крови.       – Какие-то ориентиры по времени?       – Хакер перестал появляться в Сети пару лет назад, что можно принять за точку срыва, так что думаю, что-то около двух с половиной лет. Плюс-минус год.

***

      Юне требуется всего несколько минут, чтобы извлечь из нескольких тысяч дел самые подходящие по параметрам. Из них Йеджи оставляет три наиболее близких к профилю, и все они до жути одинаковы: сперва жалоба на шум от соседей, вскрытая дверь, а затем женское тело в луже крови, пьяный мужчина в грязной одежде и напуганной ребёнок. Джису растерянно смотрит на фото, прикусывая губы, чтобы успокоиться. Так похоже на её воспоминания… мать лежала в той же позе и отец нависал над ней, сжимая в руках револьвер. Она и подумать не успела, как Субин бросился на него, а оружие отлетело к ногам Джису.       В ту секунду она даже не думала, просто нажала на курок, а затем мир внезапно потемнел. Отец упал на пол с дырой в голове. Брат выхватил револьвер из её рук, тщательно вытирая об окровавленную футболку, бросил куда-то под стол и потянул за собой, к двери. Джису даже не помнила, как они нашли чистую одежду и сели на автобус. Очнулась уже на вокзале в Сеуле.       – Она, – наконец Йеджи указывает на дело в центре. – Со Наын. Двадцать семь лет, попала в приют в возрасте десяти, после того как отец, будучи пьяным, забил мать до смерти. Сменила фамилию. Юна?       – Досье на её новое имя уже у вас на планшете, доктор.       – Отлично. Так… Мун Наын. Хм… у неё приводы за мелкое хулиганство.       – Сочетается с профилем?       – Более чем. Её отец получил пятнадцать лет, но вышел на полгода раньше и через месяц был найден мёртвым в собственном доме. Причина смерти – многочисленные ножевые ранения, часть из которых пришлась в сердце, лёгкие и печень. На затылке обнаружена гематома.       – Тут сказано, что Наын отказалась забрать тело.       – Ну, ожидаемо, – пожимает плечами Йеджи. – Убийцы редко оплачивают похороны тех, кого убили. Особенно, если это их отцы-абьюзеры. Последние два года каталась от города к городу, пока несколько месяцев назад не осела в Сеуле. До прошлого месяца работала в IT-поддержке в банке.       – Подожди, – хмурится Джису. – Я знаю этот адрес. Там же работала жена первой жертвы. Тоже в IT-поддержке.       – Она увидела на коллеге синяки, и триггер сработал. Юна, тут есть номер мобильного, так что держи её под прицелом. Ли, нужен ордер.       – Будет через пять минут.       – Хорошо, – Йеджи кивает. – Это самая весёлая часть.

***

      Джису не ожидает от задержанной ничего особенного. Вопреки многочисленным убеждениям, серийные убийцы почти никогда не отличаются от обычных людей. Пройдя мимо них на улице, ты даже не подумаешь, что они опасны. Просто клерк в белой рубашке, который слишком нервничает из-за пятна на форменных брюках, или женщина, чьи руки немного дрожат. Таких, как они, много. Потом, видя их в новостях, люди всегда говорят что-то о том, что совсем не ожидали, что такие приятные на вид люди, – их соседи и иногда друзья, – окажутся монстрами, но такова жизнь, и главные из её законов: «Внешность обманчива».       Наын выглядит старше своих лет из-за огромных синяков под глазами и впалых щёк. Глаза глубоко посаженные, прикрытые густыми бровями и длинной, зачёсанной на одну сторону чёлкой. Она смотрит прямо перед собой, даже не моргая, пока Черён зачитывает её права и основания для задержания, предлагает пригласить адвоката.       – Угрожать бесполезно, – сразу говорит Йеджи, поворачивая к Рюджин. – Она через многое прошла, такие не ломаются. На сделку тоже не пойдёт.       – И что делать? – Спрашивает Юна. – Пока улики косвенные. Конечно, их совокупности хватит, но присяжным может потребоваться что-то весомее.       – Присяжные – кучка недоумков, которые даже не знают, что такое «совокупность улик», – качает головой Йеджи.       – Нужен кто-то, кто понимает, через что она прошла, – взгляд Рюджин останавливается на Джису. – Ты или я?       Чхве старается улыбаться, но три серьёзных взгляда впиваются в её лицо.       – Я. Ты отвратительна в допросах.       – Факт.       – Удачи, Джису, – Черён хлопает её по плечу.       Когда-то Чхве казалось, будто входить в комнату для допросов – то же самое, что входить в клетку к тигру. Одно неловкое движение, и зубы зверя сойдутся на горле, впиваясь в артерию, и начнут прогрызать дальше, пока не доберутся до позвоночника. Сейчас она не видит в них хищников. Это даже не люди, а обычные детали, которые нужно повернуть так, чтобы паззл сошёлся. Они не опасны.       Наын пробегает по ней взглядом, слегка ухмыляясь после того, как замечает на платье логотип «Шанель» и золотые запонки. Вот, что самое важное, – первое впечатление. Люди почти всегда считают себя умными настолько, что судят только по первому впечатлению, а хороший профайлер, – каким Джису себя считает, – всегда знает, как этим воспользоваться. Это даже не манипуляция, просто умение пользоваться человеческой слабостью.       Чхве садится напротив, разглядывая её с искренним любопытством.       – Какая любопытная медицинская карта, – наконец начинает она.       – Карта?       – Да, – улыбается Джису. – Судя по шрамам на ваших руках, могу сказать, что вы очень много защищались. Такие появляются, когда человек инстинктивно пытается закрыть голову руками во время драки. Так называемая «поза жертвы».       – Не ведите себя как эксперт.       – Почему нет? По первому образованию я доктор.       – Я видела в жизни достаточно докторов, и ни один мне не понравился. Большинство из них тупицы.       – Я не тупица, – улыбка Чхве становится шире. – Вообще-то последние пару дней вы занимали все мои мысли. Дети и женщины, да? Будь на вашем месте кто-то другой, то убил бы их – к чему лишние свидетели? Вы их оставили.       – У вас нет доказательств?       – Есть. Да, косвенные, но копни мы немного глубже, найдём и что-то серьёзное. Хотя… речь не об этом. Я думала вот о чём, – ваша мать видела, как вас били. Он делал это каждый день, а она смотрела и не могла вас защитить, но вы не возненавидели её. Нет, в этих убийствах вы принимали на себя её роль и защищали их так же, как и она пыталась защитить вас.       – Да что такая слабая сучка может знать о защите? – Наын почти рычит. – Твой папочка наверняка тратил целые состояния, чтобы одевать тебя во все эти брендовые тряпки.       Джису пропускает это мимо ушей, не сводя с женщины напротив глаз.       – Вы пытались забыть об этом. Закончили школу, нашли работу, увлеклись программированием. Немного воровали, но жить на зарплату сложно, так что я понимаю. Однако всё это время в вас, – где-то в глубине души, – таилась та злость. Вы задавали себе всего один вопрос: «почему он, а не она?». Почему он продолжает жить, хотя она мертва? И чем больше вы думали об этом, тем сильнее становилась ярость. Вы хотели отомстить, но он был так далеко. Вы хотели, чтобы его убили в тюрьме, но он вышел. Человек, который причинил вам столько боли, лишил того, кто вас защищал, просто продолжил жить дальше. Вам нужно было восстановить справедливость.       Она дёргает руками, и лязг металлам бьёт в уши. Джису наклоняется вперёд так, чтобы рукав платье приподнялся, открыв взгляду Наын ещё шрам, – в таком освещении рваные края кажутся слишком яркими на фоне бледной кожи. У Мун такой же – след открытого защитного перелома.       – Эти ублюдки заслужили, чтобы я их убила! Они причинили столько боли! Скажешь, что я, блять, была не права, когда втыкала ножи в их глотки?! Ну, скажи мне это!       – Я скажу, что вы отреагировали на несправедливость по-своему, так, как умели. Вы думали, что защищали их. Многие из тех, кто вырос в жестокости, реагируют ещё хуже. Когда дети растут в среде насилия, неудивительно, что некоторые из них становятся убийцами.       – Некоторые? – Хмурится Наын.       Джису поднимается со стула, улыбаясь так же любезно, как раньше, хотя образ брата появляется перед глазами. Он такой же растерянный, как в тот день, – в дурацкой синей футболке с Супер-Меном и тапочках, держит за руку так крепко, как может, потому что теперь можно положиться только друг на друга. Люди проходят мимо. Кто-то смотрит с жалостью, кто-то с презрением, но всех объединяет одно – они чужие.       – Извините?       – Ты сказала «некоторые». Не все.       – Ну… некоторые восстанавливают справедливость, ловя таких, как вы.

***

      Юна встречает её на выходе из участка с пакетом с едой навынос в руках. Пальцы немного дрожат, – признак волнения, – но она отлично контролирует своё лицо и тело, лишь походка кажется чуть более быстрой, чем обычно.       – Я… – замолчав на секунду, она протягивает Джису пакет. – Из твоего любимого ресторана.       – Спасибо.       – Мне… мне очень жаль, что я решила влезть в список твоих звонков. Кто-то звонил тебе, и мне показалось, что это важно, но ты не говорила. Не знаю, почему это показалось хорошей идеей.       – Я понимаю, что ты хочешь быть частью моей жизни, но… всегда должно оставаться что-то личное.       – Да, конечно, – кивает Юна. – Клянусь, этого больше не повторится. Если… если ты дашь мне шанс, я всё исправлю, клянусь. Я люблю тебя.       – Я… я тоже очень тебя люблю, но мне нужно личное пространство. Нужно установить правила.       – Конечно.       – Если я хочу побыть одна, это значит – я хочу побыть одна, а ты не пытаешься найти мой телефон или удалённо влезть в переписки.       – Даже не подумала бы, – кивает Юна.       – Если я не отвечаю на звонок, ты не пытаешься влезть в мой мобильный.       – А если ты в опасности?       – Если я не отвечаю на звонок в течение пары часов, – говорит Джису, инстинктивно касаясь рукой кожаной куртки Шин, чтобы поправить воротник. – Так нормально?       – Да.       – И ты не пытаешься узнать обо мне больше, пока я не буду готова рассказать. У всех есть секреты, Ю, и о некоторых я очень хочу забыть. Не поднимай.       – Хорошо. Так… мы в порядке?       – Да, – улыбается Чхве. – В порядке. Можем поужинать вместе у меня, если хочешь.       – С удовольствием. Но зайдём за напитками, я не смогла найти твою любимую газировку, а времени бегать по магазинам не хватило.       – Ну, ты хотя бы попыталась. Это мило.       Убедившись, что никто не смотрит, Юна подносит ладонь Джису к губам и нежно целует.       – Я люблю тебя.       – Я тоже очень тебя люблю.