одно большое «сложно».

      Юна морщится, когда особенно яркий солнечный луч бьёт прямо в глаза. Она приехала на место преступления на рассвете, – в тот золотой час, когда улицы ещё были пусты, а барабанные перепонки не разрывались от рёва моторов и шума человеческих голосов. Прошло всего три часа, но этого оказалось достаточно, чтобы Сеул проснулся, и высыпались на улицы толпы заспанных, торопящихся на работу людей, а дороги наполнились машинами. Так шумно. Неприятно. Из всех особенностей Сеула это та единственная, к которой Шин точно не сможет привыкнуть.       Она поворачивается к Джису, чтобы втянуть в разговор о совместном ужине или вечере кино, но та слишком занята. Пялится в список контактов. Номер скрыт. Странно. Конечно, человеку на такой должности могут звонить люди, которые не хотели бы раскрывать звонки, но Чхве точно не будет пялиться на их номера. Это особенный? Если да, то почему Юна о нём не знает?       – Джису? – Чхве вздрагивает, когда тёплая рука Юны опускается на её, – мертвецки холодную. – Ты в порядке?       – Да… да, конечно.       – Что-то не так с делом?       – Как с ним вообще что-то может быть так? – Губы кривятся в ухмылке.       – Да… прости.       – Нет, всё в порядке. Извини, я просто… тяжёлое утро.       – Почему ты сбежала?       Испуганный взгляд Чхве останавливается на спине их водителя.       – Не здесь, – шепчет она.       – Но…       – Всё потом, Юна. У нас есть дело, сосредоточься на нём. Ты уже отправила запрос по поводу подобных дел?       – Пока нашли около пяти тысяч. Провели три последних года.       Джису обречённо кивает, чуть покусывая пухлую нижнюю губу.       – Случаи домашнего насилия достаточно распространены. Думаю, стоит включить в поиск несчастные случаи и ограбления со смертельным исходом?       – Для чего?       – Иногда мужья выходят из себя, а потом… никому не хочется садиться в тюрьму, верно? Так что они придумывают обходные способы. Болтовня о том, что жена упала с лестницы и сломала шею, или рассказы о воре, который ворвался в дом, связал его, а жену забил до смерти. В моей практике такое было около… пяти раз, я думаю.       – О… хорошо, я расширю список. Что именно мы ищем?       – Боюсь, что всё, – Юне кажется, что голос Джису никогда ещё не звучал настолько грустно. – Конечно, судя по действиям убийц, можно предположить, что его «защитник» был зарезан, но, возможно, это просто способ облегчить своё дело. Он знает, что слишком слаб, чтобы драться голыми руками, поэтому использует оружие.       – Поняла. Значит, всё от сломанной шеи до огнестрельных ранений.       – Нет, исключи огнестрельное. Если предположить, что убийце было столько же лет, сколько детям жертв, то оружие явно имеет для него значения. Будь это что-то настолько серьёзное, как пистолет или револьвер, он бы использовал это, но…       – Он пользуется ножом, – заканчивает Юна.       – Пистолет безопаснее как оружие, с ним не нужно подходить на близкое расстояние, но субъект предпочитает удар по голове или нож. К тому же выстрел наверняка напугает детей, а он делает всё, чтобы их защитить.       – Как скоро будет готов профиль?       Иногда Юна думает каково это – знать столько о психопатах? Конечно, она читала дела Теда Банди и других известных преступников, но работа здесь нечто совсем другое. У неё получается держаться подальше, но Джису и доктор Хван говорят с ними, изучают их. Чёрт, да Джису даже умудряется поддерживать с доктором Хван нечто вроде дружбы, хотя, по всем правилам, социопаты не способны испытывать привязанность. Как? И, – главный вопрос, – каким образом Джису ещё не сошла с ума и не ожесточилась? Юна не уверена, что может также.       – Сразу после того, как мы проверим все дела. Пока мы даже не уверены насчёт возраста. И код… ты можешь сказать что-то большее о том, как субъект проник в дом? Может, его профессиональные навыки?       – Определённо не новичок, но и не профи. Слишком много ошибок. Я бы сказала, что он раньше не сталкивался с конкретно этим кодом.       – То есть он не следил за убитыми?       – Ну, если бы следил, смог потренироваться и взломать систему с меньшим количеством следов.       – Компания сильно облажалась с системой защиты.       Юна пожимает плечами, не сводя взгляд с экрана ноутбука.       – Это код был создан для систем защиты правительственных знаний. Он идеален, но в конкретно этой системе его сильно упростили. Я бы сказала, сбросили до заводских настроек. Никакого изящества.       – Как такое возможно? То есть код для защиты чиновников и в системе умного дома?       – Кое-какие данные иногда сливают в Сеть. Конечно, не то, как работает финальный продукт, а кое-что из начала. Знаешь, что-то типа эскиза. Эти «эскизы» перекупаются компаниями на специальных аукционах, а программист получает хорошие деньги.       – Это законно?       – И да, и нет. Официально никаких запретов нет, но, если кто-то узнает, программисту достанется. На самом деле многие так делают.       – Я в этом не разбираюсь, так что доверюсь тебе, – улыбка Джису выглядит фальшивой, но Юна делает вид, что верит.       Она не хочет говорить? Хорошо. Шин уважает её право хранить секреты. Даже, если человек, от которого Чхве это прячет, – её девушка.

***

      Когда они приезжают, дела уже лежат на столе, и Джису сразу берёт первое. В нём всегда больше следов, так как оно обычно происходит спонтанно, в момент, когда субъект уже не в состоянии себя сдерживать. Иногда он пытается скрыть улики, но осознание факта убийства, эйфория, а затем и иногда раскаяние слишком затуманивают разум. Это нормально. Настолько, насколько возможно с их работой.       – Так же, как и в третьем случае, – замечает Чхве. – Бьёт по голове мужа, заводит жену в ванную, но не запирает дверь. Потом забирает детей, отводит к матери и только после этого закрывает. Убивает мужа и отпирает.       – Жертвы говорят, что ничего не слышали.       – Субъект не завязывает им глаза, не затыкает рот и уши, просто запирает.       – Вы же сами говорили, что он хочет их защитить.       – Да, но… – Джису потирает пальцами переносицу. – В первом случае одним из детей был новорожденный. Жена убитого сказала, что он заплакал, и субъект успокоил его.       – И что?       – Это важная деталь. То есть… это же младенец, верно? Разве не проще убить его, чем пытаться успокоить?       – Если убийца пытается защитить семьи, то нет, не проще.       – Будь убийство спонтанным, он бы вышел из себя, потому что это лишний шум, который может привлечь внимание. Есть ещё. Проверь все подобные случаи по Корее за последние лет пять.       – Сделаю, а, и ещё… пришли медицинские карты жён первых жертв.       – И?       – Несколько переломов, следы побоев.       – Домашнее насилие. А третья?       – Ничего. Она всё ещё не в себе, плачет и… не знаю, не похоже, чтобы муж был с ней груб.       – Это всё усложняет. Теперь субъект видит насилие там, где его нет. Его психоз усиливается. Добавим к этому ту ярость, с которой он убил последнюю жертву, и придём к выводу, что он не собирается долго ждать, чтобы убить снова. Думаю, у нас есть всего пара дней.       – Я попробую вытащить из кода что-нибудь ещё.       – Хорошо, – телефон на столе снова подаёт признаки жизни, и Юна замечает на экране скрытый номер. – Я свяжусь с Йеджи, а потом дочитаю остальное. Успеешь провести поиск?       – Да, без проблем.

***

      Юна с трудом сдерживает желание с драматичным треском ударить по рабочему столу. Она почти уверена, что это тот же человек, из-за звонка которого Джису сбежала утром, и ей совсем не нравится думать о том, кто бы это мог быть. Почему Чхве ничего не говорит? Всё настолько серьёзно? Если да, то разве не лучше найти поддержку у того, кто любит тебя, а не прятаться в коридорах полицейского участка? Или… мысль о том, что Йеджи может знать, заставляет Шин вздрогнуть.       Они с доктором Хван друзья, если так можно назвать отношения с социопатом, много знают друг о друге. Может, это любовник? Они не говорили о том, какими должны быть отношения, и Джису могла решить, что Юна не против полигамии. Чёрт…       «Как же, блять, сложно», – проносится в голове.       Рука тянется к мобильному, сразу набирая знакомый до клейма на мозге номер.       – Ого, какие люди, – раздаётся с той стороны. – Проблемы, кролик?       – Типа того. Ты в Сеуле? Нужно встретиться.       – Через час в «IVE». Ещё помнишь, где это?       – Я буду.

***

      Выйдя на улицу, Юна полной грудью вдыхает пропитанный ароматом кофе и пончиков воздух. Тут не так, как дома, – слишком много людей, и в лицо не бьёт солёный морской ветер, – не так, как на Чеджу, и не так, как на её прошлом месте работы. Сеул слишком не похож на то, с чем ей приходилось сталкиваться раньше. Это пугает. Она привыкла к тишине и покою. Сеул шумный. Город, который никогда не спит.       Шин смотрит на экран мобильного, пролистывая пару страниц с трудом добытого дела. Номер, с которого звонили Джису, зарегистрирован на тюрьму «Судэмун». По последним данным, там содержится около тысячи заключённых, но Юне нужен только один. Чхве Субин. В личном деле сказано, что его задержали семь лет назад по подозрению в распространении наркотиков, в лаборатории, – подвале где-то в плохом районе, – нашли пятьдесят килограммов. Он не пытался отрицать вину, но сообщников не выдал. Приговор оказался сравнительно мягким, – пятнадцать лет вместо двадцати, возможность выйти досрочно. Везунчик.       «Мог бы получить пожизненное», – думает Шин, вспоминая обстоятельства старого дела. – «Хотя… не он один».       Он брат Джису. Это очевидно. Но почему она сказала, что вся её семья мертва? Юна пробила ещё немного и нашла в недавно оцифрованных записях дело почти двенадцатилетней давности. Чхве Сунбок был ранен из пистолета в голову во время ограбления собственного дома, когда попытался защитить жену, – Чхве Наын. Когда скорая приехала, она была уже мертва, – сильные внутренние повреждения, избита, – а детей не было. Сунбок заявил, что накануне они сбежали из дома.       В голове проплывают слова Джису.       «Иногда мужья выходят из себя, а потом… никому не хочется садиться в тюрьму, верно?»…       Если она говорила о себе… если её отец убил мать…       Юна вздрагивает, думая об этом, и прячет руки в карманы. Почему Джису не сказала? Шин могла бы поддержать её, обнять, сделать хотя бы что-то, чтобы облегчить боль, с которой Чхве приходится жить все эти года, но… она соврала. Лучше бы она просто промолчала, чем сорвала.

***

      У морга, как и всегда, тихо. Рюджин прижимается спиной к бетонной стене, зажимая между губ тонкую сигарету с противным ароматом кислого яблока, и чиркает зажигалкой. Черён говорила, что стоит бросить курить, но всё никак не получается найти хорошее время. То приходится стрелять в подростков, то ссориться с генералом, то иметь дело с Йеджи. Это худшее.       – Скучно, – тянет Йеджи, устраиваясь рядом.       Тонкие пальцы забирают у Рюджин сигарету, поднося к своим губам.       – Это моё.       – Разве не ты говорила, что всё твоё – моё.       – Это было до того, как ты пыталась меня убить.       – Я спасла тебе жизнь, – пожимает плечами Йеджи. – Могла бы поблагодарить.       – Спасибо, что бросила меня к крысам.       – Когда ты стала таким нытиком?       Йеджи выпускает в воздух облако бледно-серого дыма, и Рюджин борется с желанием расхохотаться? Нытиком? Она больше шести часов, истекая кровь, несла на себе человека и даже не захныкала, она получила несколько пуль, она, блять, шла по ёбаным катакомбам, отбиваясь от крыс! Она кто угодно, но не нытик!       – Ты такой кусок дерьма, Хван.       Йеджи отбрасывает сигарету в ближайшую урну, поворачиваясь к Рюджин.       – Извини?       – То, что ты социопат, не значит, что ты не допускаешь ошибок.       – Я не допускаю ошибок, потому что достаточно умна, чтобы знать, что делать, а не потому, что у меня социопатия.       – В тот день ты ошиблась.       – Если бы я ошиблась, мы бы не говорили, Шин, – её пальцы опустились на щёку Рюджин, осторожно поглаживая кожу. – Ты осталась жива, потому что я сделала всё правильно. Отдел по борьбе с наркотиками задержал всех боссов, потому что я всё сделала правильно. Если ты обижена, то просто признай это, а не прикрывайся моим диагнозом.       – Обижена на что?       – На свою глупость, очевидно, – хмыкает Йеджи. – Ты провалила прикрытые, могла сорвать операцию. Десять лет работы пропали бы из-за тебя. Или, может, дело во мне? Сколько раз тебя просили не связываться со мной? Сколько раз я показывала, что всегда буду ставить работу выше любых отношений? Но тебе хотелось думать, что ты особенная, верно? Ну… если да, то это твоя ошибка. Не моя.       – Ты пользуешься людьми, Хван.       – Все так делают, Рюджин. Зайди в любой офис и увидишь кучу людей, которые идут по головам, чтобы добиться повышения в карьере. Так происходит во всех сферах жизни. Люди пользуются друг другом, иногда для работы, иногда для личных нужд. Даже секс в основе своей использование другого человека ради удовлетворения собственной физической потребности. Так почему ты ненавидишь только меня, а не всех тех людей? Из-за того, что я сделала больно тебе? Тогда говори прямо, – мне не нравится, что ты пользуешься мной, а не прячься за такими гордыми словами о других людях. Ты эгоистка, Шин. Вот, в чём правда, – она наклоняется ниже, касаясь носом носа Рюджин, втягивает аромат одеколона. Что-то тяжёлое и древесное. Не так, как у Черён. Что ж, приятно, потому что Йеджи стошнит, если она ещё хотя бы раз учует дешёвый аромат её приторно-сладкого парфюма. – И вот, что ты пытаешься от всех скрыть. Это ведь так удобно, – быть «хорошей» Рюджин, которая готова умереть ради команды.       – Будь я эгоисткой, давно бы ушла.       Голос предательски дрожит. Чёртова Йеджи… следовало послушать Черён и даже не разговаривать с ней, но… Рюджин всегда чувствовала себя самой большой в мире идиоткой, когда дело касалось Хван. Она действовала опьяняюще, словно наркотик или укол адреналина прямо в сердце, словно одурманивающий газ. Слишком красивая, чтобы быть правдой.       – Тебе некуда идти.       – К чёрту тебя, – шипит Рюджин.       Она пытается сделать шаг в сторону, но Йеджи прижимает её к стене. Колено надавливается на промежность, заставляя внутренности пылать от странного возбуждения, а губы врезаются в губы. Рюджин вздрагивает, когда язык Хван обводит её собственный, пока руки вползают в волосы. Как раньше. Шин сходит с ума, но… чёрт, как же приятно… как же…       «Хочется», – пульсирует в голове, а тело бьёт мелкая дрожь. – «Как же мне, блять, хочется».       Секунду спустя Йеджи отстраняется, скользя кончиками пальцев по скулам.       – Хочешь ты этого и нет, но я с тобой, Шин, – выдыхает Хван, прижимаясь лбом к Рюджин. – И ты не уйдёшь. Никогда. Я не позволю.       – Я не буду спрашивать.       – Знаю, – тихий смешок заставляет ноги подкашиваться. – Я тоже. Ты моя. По крайней мере, пока не надоест.

***

      За год, который Юна не была в Сеуле, «IVE» не изменился. За стойкой всё та же симпатичная студентка, чёрная доска с сортами кофе и десертами, отдельное место для скидки и «блюда дня». Даже столики те же, – немного потёртые, в бледных пятнах. Юджин на их месте, – в углу, за стеной из растений и ширмой с японскими иероглифами, – пьёт всё тот же горький чёрный со льдом и без сахара. И чизкейк. Конечно.       – Приятно видеть, что хоть что-то не меняется, – улыбается Юна.       – К делу, кролик, – равнодушно обрывает Юджин. – Какие проблемы?       – Твой код.       – Что с ним?       – Его костяк в моём новом деле.       Юджин морщится.       – Деле? Я думала, ты работаешь на частную компанию.       – Попала в отдел анализа поведения, задерживаем всяких психов.       – О… ладно, это неожиданно. Мой код кто-то использовал?       – Компания сделала на его основе программу защиты для умного дома, преступник её взломал. Может, ты глянешь? Я пыталась вспомнить, чей почерк, но меня на поиск хакеров всего пару раз ставили, а ты эксперт.       – Думаешь, всех помню?       – Да или нет, Юджин.       – Да… да, сейчас. Посмотрю.       Юна колеблется несколько секунд, прежде чем протянуть Юджин планшет. Прошёл почти год с тех пор, как они виделись в последний раз, и многое изменилось. Они больше не коллеги или друзья. Будь Юна чуть романтичнее, то назвала их незнакомцами, знающими всё друг о друге, но она никогда не была фанаткой подобных цитат. Нет, они и раньше мало друг о друге знали.       – Не ты ли говорила, что никогда больше с нами не увидишься? – На губах Ан появляется знакомая ухмылка.       – Да, – кивает Юна. – Мы все так говорили.       – Я всегда думала, что ты найдёшь то, за что будут хорошо платить.       – Там хорошо платят.       – В полиции?       – Со мной работает доктор Хван.       Юджин почти впечатлена. Ключевое слово – «почти».       – Социопатка?       – Слышала о ней?       – У тебя была куча книг её авторства, так что да, конечно, слышала. И Вонён постоянно о ней болтает.       – Как она?       – Скучает немного, но это пройдёт. В любом случае, на твоё место уже пришёл кто-то другой так всегда бывает, – закончив с кодом, она поворачивает планшет к Юне. – Да, код мой. Его самая начальная версия. Я продала её три или четыре года назад.       – Это я помню. Мне нужен хакер.       – Опыт есть, но явно любительский. Мы таких тысячами проверяли, хотя у этого есть кое-что любопытное. Вот, – она останавливается на одной из строчек. – Ключ очень странный. Я такой только у одного человека видела.       – И кто он?       – Имени не знаю, его в список угроз не внесли, так что и досье не было. Ник был, кажется, «Сузуя».       – Что-нибудь ещё помнишь?       Юджин постукивает пальцами по деревянному столику.       – Бля… мелкий взломщик. В основном бил по небольшим сайтам с доставкой, но никогда больше десяти тысяч вон не брал. Обычный. К тому же о нём уже года два ничего не было слышно. Как он вообще с твоим делом связан?       – Есть вероятность, что за последние две недели он убил троих мужчин.       – Ого… ладно, это реальный мир, тут я умываю руку. Если ещё что-нибудь по коду понадобится, звони.       – Конечно, спасибо.       – А, и, кстати, – Юджин обводит взглядом пространство за ширмой. – Тобой интересовались. Запрос из министерства. Нужного доступа у человека не было, поэтому мы выдали «официальное» досье, но ты всё равно будь осторожнее. Во второй раз тебя не простят.       – Я всегда осторожна.       – Конечно, кролик. Давай, – они пожимают друг другу руки. – Не забывай просто старых приятелей.       – Таких, как ты, сложно забыть.       – Кто бы говорил.

***

      Просматривая фотографии из медицинских книжек жён убитых, Джису невольно покусывает губы. Её переломы давно заросли, но сейчас они болят так же, как в первые дни, пульсируют под кожей, посылая по всему телу неприятные импульсы боли. В висках стучит. Хочется домой. Повалиться бы поскорее в кровать, закутаться в одеяло и заснуть. Так же, как и всегда, без снов.       Перед глазами снова появляются обшарпанные стены их подвала, бледное лицо матери и полные какого-то первобытного, животного страха глаза старшего брата. Он в крови. Нет, не только она. Всё в крови. Она ссыхается даже на коже Джису, застывая шелушащейся красной плёнкой, стягивает кожу. Тошнит. Она бросается к матери, но Субин хватает за руку.       – Нет… – говорит он. – Забудь.       – Забудь, – повторяет Джису разбитым полушёпотом, проводя пальцем по едва заметному шраму на запястье. – Забудь.       – Джису? – Раздаётся позади.       Черён стоит, спрятав руки в карманы пиджака, взгляд полон заботы.       – Как ты?       – В порядке, – отмахивается Чхве. – Извини, я просто…       – Можешь не работать над делом, если тяжело. Мы справимся.       – Нет, я в порядке. Нужно просто немного кофе. Лучше скажи, как дела с Чэён?       – Чанбин отклонил прошение, но она требует повторной аккредитации.       – О… – кивает Джису. – Если хочешь, я могу привлечь знакомого врача.       – Нет, сама справлюсь. Просто…       – Мама?       – Продолжает говорить, что я просто ненавижу сестру. Ладно, плевать на это. Что по делу? Вы с Юной нашли что-нибудь?       – Да, конечно. Всё уже на экране.       – Отлично.       Джису не ошиблась. Юна нашла ещё несколько подобных дел по стране: убийца проникал в дома, запирал жён и детей в ванной, и убивал мужчин несколькими ударами ножа в грудь. Первое убийство, – самое кровавое, – произошло на Чеджу почти год назад. Двадцать три удара ножом. Затем три подобных случая в Тэгу, одно в Тэджоне и два в Сувоне.       – Судя по данным из медицинских карт, они все подвергались домашнему насилию, – отмечает Юна.       – Это подтверждает профиль, – говорит Йеджи, листая дело. – Субъект в детстве подвергался домашнему насилию. Проблема в том, что за последние тридцать лет в полиции зарегистрировали больше миллиона подобных дел. Примерно половина со смертельным исходом. Даже если мы сократим сроки, то получим не меньше пятидесяти тысяч подозреваемых. А если про дело никто не знает? Если оно проходило как несчастный случай?       Джису хмурится, до побелевших костяшек сжимая ручки стула.       – Нужно дополнить профиль. Ты в порядке, Джису?       – Да, просто… во время первого убийства в Сеуле один из детей заплакал. Субъект знал, как его успокоить, он оставил матери подгузники и даже нагрел для ребёнка молоко.       – Так, и…       – Это странно. Детали, – бормочет Чхве. – В других делах такое тоже было. Он всегда знает, что нужно ребёнку. Им уделяется больше внимания. Плюс субтильное телосложение. Может, это не подросток, а женщина?       – Женщина? Странный почерк для женщины. Много насилия.       – Ну, если она воспринимает это как защиту, то такое оправданно. Она думает, что защищает свою семью, а это снимает все барьеры. Она как пантера, загнанная в угол. По собственному мнению.       – Это имеет место быть… проверим. Отлично, Джису.

***

      Джису вздрагивает, когда рука Юны мягко касается плеча. Её телефон звонит весь день, но она не хочет брать трубку. О чём они могут поговорить? Они не виделись последние семь лет, с того самого дня, когда его, закованного в наручники, вывели из квартиры. Джису не было даже на суде, Джимин настояла на том, что это слишком травмирующе.       – Эй, – улыбается Шин.       – Эй, – кивает Джису. – Я планирую ехать домой, так что, если ты хотела куда-то позвать.       – Нет… нет, просто… – она неловко переступает с ноги на ногу, покусывая губы. – Почему ты мне соврала?       – О чём?       – О твоей семье. Твой брат жив. Полагаю, это он занимает твой телефон весь день.       – Ты пробивала мои звонки?       – Я волновалась…       – Юна! – Она почти готова взорваться, но злость, накрыв волной, стекает обратно в грудную клетку. – Нет, я не должна на тебя кричать.       – Я просто хочу знать…       – Это личное.       – Но…       – Личное, Юна, – повторяет Джису. – То, во что ни ты, ни кто-либо другой не собирается вмешиваться. Моя семья мертва. Точка.       – Зачем скрывать это от меня?       – Не от тебя, от всех.       – Но я же не все, Джису, – Юна пытается взять её за руки, но Джису резко отходит в сторону. – Джи…       – Я не хочу с тобой разговаривать.       – Пожалуйста.       – Я устала, Юна. Поговорим завтра.

***

      – Ого, – напевает Йеджи, наблюдая, как Джису торопливо удаляется к машине. – Кажется, не только у тебя есть секреты, Юна.       – Не понимаю, о чём вы.       Доктор Хван довольно улыбается, с трудом сдерживая хихиканье.       – У тебя милое досье.       – Вы его просили?       – Мне было любопытно. Всё так, как ты говорила, но… ты столько врёшь, Юна. Хорошо, что ты попала в группу, где это делают все.       – Что?       Впервые в жизни Шин чувствует себя напуганной. Хван Йеджи с грацией дикой кошки выуживает из кармана дорогого чёрного пальто серебряный портсигар, чиркает зажигалкой. Воздух наполняется лёгким ароматом чего-то восточного.       – Все в этом отделе врут, Юна. Да и в целом все врут, так что… ты всего лишь одна из всех. Хорошо отдохни, завтра нам нужно много работать.

***

      Воздух холодный и сырой, с неприятным металлическим привкусом, от которого перехватывает дыхание. Горло неприятно царапает изнутри, и Рюджин кашляет, плотнее закутываясь в не по размеру большую кожаную куртку. До автобуса ещё около часа, а такси стоит больше, чем почка.       – Вот же… сука… – выдыхает Шин.       – Подвезти? – Конечно же, это Йеджи. Кто же ещё? – Эй, Шин.       – Отстань.       – Садись в машину, Рюджин. Холодно.       – Не собираюсь, – бурчит Шин, и дверь роскошного «Мерседеса» открывается. Рюджин даже не успевает понять, как оказывается на переднем пассажирском, пристёгнутая и со стаканом горячего какао в руке. – Какого…       – Я отвезу тебя домой.       Рюджин опускает взгляд на стаканчик в руке.       – Нам нужно поговорить.       Ухмылка появляется на губах Йеджи.       – Почему после таких фраз всегда начинаются проблемы? Вот бы хотя бы один раз кто-нибудь сказал: «Нам нужно серьёзно поговорить, я хочу дать тебе миллиард вон».       – Я серьёзно, Йеджи.       – Я тоже. Почему ты так заводишься от поцелуя? Мы делали это сотни раз.       – Дело не в поцелуе.       – А в чём тогда? Снова твои чувства?       – Что значит «снова»?       Йеджи откидывается на сидение, взглядом скользя по красному сигналу светофора.       – О чувствах обычно говорят те, кто не может дать ничего больше. Если ты не можешь привлечь человека сексом и деньгами, то начинаешь убеждать его, что влюблён, и всё такое. Ты выше этого.       – Извини?       – Тебе нравилось заниматься со мной сексом?       – Какое это…       – Ответь на вопрос. И даже не думай врать. Я всегда знаю, когда ты пытаешься меня обмануть.       – Да, – отмахивает Шин. – Это было не так плохо.       – Видишь, говорить правду просто. Я тоже буду честной – я испытываю к тебе влечение. И возникает вопрос – если мы обе получаем удовольствие друг от друга, то зачем убегать? Хочешь меня? Хорошо, давай займёмся сексом.       – Это не может так работать!       – Почему нет? – Пожимает плечами Йеджи. – Хотя… твои глупые принципы всегда всё усложняли. Я не буду давить на тебя сегодня, но, когда мы закончим с делом, ты должна будешь ответить.