одно большое «сложно».

      Йеджи знает, что поисковая операция – глупая идея. Девушка, – Минё, кажется, – мертва примерно столько же, сколько её парень, и всё, что они найдут, – труп. Это уверенность, продиктованная опытом, сотнями раскрытых и изученных дел, работой с людьми с разными диагнозами, иногда даже одержимыми религиозными мыслями. Хван слишком хорошо понимает, что у девочки не было ни шанса с того момента, как убийца её увидел.       Даже забавно, как человеческий разум пытается избавиться от идей, которые ему не нравятся. Конечно, местные верят, что найдут её. Их учили, что сказки всегда заканчиваются чем-то хорошим, – свадьбой, убийством дракона и прочим дерьмом. Йеджи учили другому: анализировать и принимать факты такими, какие они есть, и они говорят, что девушка мертва.       – Мы разделимся на группы, – начинает Джису, раздав полицейским списки. – Каждый должен подойти и отметиться, а потом присоединиться к своей группе. Лес разделён на несколько квадратов. Каждый отмечен на карте, так что, пожалуйста, постарайтесь не заходить на квадрат другой группы и не отделяться от своей. Разрыв между криками – минута.       – Бесполезно, – снова говорит Хван, и Рюджин бросает на неё озлобленный взгляд. – Не делай такое лицо. Ты знаешь, что я права.       – Я знаю, что здесь её мать, и ей не нужно это слышать.       – Чем раньше она осознает, тем раньше ей станет легче.       – В таких случаях не становится легче. Хотя… какой смысл говорить об этом человеку, который никогда не чувствовал душевной боли.       Йеджи фыркает, чуть прикусывая губу. Какая же милая… она ещё пытается сопротивляться, держась за нормы своей глупой морали, но скоро силы кончатся. Рюджин устанет, расслабится, и Хван снова займёт её мысли. Она до сих пор где-то там, – в глубине её разума, – затаилась, чтобы нанести удар, когда Шин окажется слабее всего, и клеймом застрять в сознании, преследовать во снах и кошмарах.       – О, нет, я очень переживала, когда случайно убила хомячка. Мне было три, и я не рассчитала дозу никотина, которую ввела. Или, может, я была просто расстроена, что эксперимент не удался. Чёрт…       – Ты такая…       – Горячая?       – Сволочь.       – Одно другому не мешает, – пожимает плечами Йеджи. – Я разумна, это главное, и мой разум говорит, что мы найдём только труп. И твой тоже. Не понимаю, почему ты его не слушаешь.       – Потому что помимо разума у меня есть сердце, Хван. Тебе не понять, но мне жаль мать этой девочки.       – Жалость её не вернёт, так какой в ней смысл?       – В поддержке, – Рюджин скрещивает руки на груди. – В том, чтобы дать человеку понять, что он не один.       – Люди никогда не бывают одни. Всегда есть громкий сосед за стеной или болтливый коллега, или доставщик. Кто угодно.       – Ты не поймёшь.       – Почему? Ты знаешь, я люблю изучать эмоции. Это всегда так забавно.       – Если мы продолжим говорить, я ударю тебя.       – Думаешь, я буду против?       Больше Рюджин не говорит, хотя их ставят в одну группу. В ней десять человек, – в основном, спортсмены в форменных бомберах, и кое-кто из их родителей. Пользы от них мало. Большую часть времени пара тётушек причитает из-за того, что город перестаёт быть безопасным, пока парни плетутся, опустив головы. Все здесь тупы и скучны до невозможности, и Йеджи бы сбежала, но это значит упустить шанс побыть с Рюджин, понаблюдать за ней.       Она подходит к Тэгуку. Он спокойнее остальных, хотя руки дрожат. Подросток – не лучшая компания, но этот парень знает о Ницше и не утомит её в первые пять минут. Лучшее из худшего.       – Отец называл вас «доктором». В какой области вы специализируетесь?       – Хирург по первому образованию. По второму психиатр. Есть дополнительная специальность по криминалистике и сейчас защищаю научную работу по философии.       – Вы, должно быть, много работали, чтобы этого добиться.       – Да, больше, чем остальные.       – Я хочу стать криминалистом, когда закончу школу.       – Ну, надеюсь, ты достаточно умён для этой работы. В Корее достаточно некомпетентных копов.       – А почему Ницще? – Вдруг спрашивает парень. – Почему вы выбрали его для научной работы?       – Мне нравится его картина мира. Знаешь, идея «сверхчеловека», короля всего, разумного и могущественного, непобедимого, – Йеджи почти щурится от удовольствия, замечая на себе озлобленный взгляд Рюджин. Она слушает. Отлично. Пока этого вполне достаточно. – Это любопытно.       – Да, согласен. Я тоже много об этом думаю.       Он хочет сказать что-то ещё, но его отвлекает парень из группы поддержки. Йеджи снова отходит к Рюджин, слегка соприкасаясь с ней плечом. От неё пахнет свежестью, мокрой землёй и кофе, и это лучше, чем одеколон Черён, которым та так обильно поливает Шин. Может, стоит купить для неё «Молекулу»? Любопытно, какой запах на ней раскроется.       – Так, вот кем ты себя считаешь? – Хмыкает Рюджин. – Сверхчеловеком?       – Я этого не говорила.       – Это очевидно. Ты постоянно ставишь себя выше других. Посмотрите, я Хван Йеджи, лучшая из лучших.       – Ну, я действительно лучшая.       – Ты… – она сбавляет тон. – Ты социопатка, которая не думает ни о ком, кроме себя. Черён права, тебе стоит лежать в клинике.       – Я не сделала ничего плохого, чтобы меня запирать. Есть много таких же, как я. Они работают в политике, управляют компаниями, лечат людей. Тысячи таких же социопатов, занимающих самые высокие должности. У нас нет принципов, и это отлично сказывается на карьере. И вот, в чём проблема, Рюджин, – нельзя запереть всех. Не все социопаты – убийцы, и не все убийцы – социопаты.       – Но конкретно ты опасна.       – Только для тебя, потому что ты не понимаешь, как со мной справиться. Вернее, с твоими чувствами ко мне.       – Я ничего к тебе не чувствую.       Йеджи пробегает глазами по лицу Рюджин, заостряя внимание на скулах. В Шин есть что-то тёмное, демоническое, опасное. Что-то такое же сломанное, как и в Хван, и ей нравится иногда замечать всплески этой энергии на обычно спокойном лице. Нет, Рюджин тоже больна. Здоровые не смотрят на изуродованные тела как на мраморные скульптуры, не прикасаются к ним, не исследуют. Она может говорить, что делает это из чувства справедливости, уверенности, что любое зло должно быть наказано, но это чушь.       Раньше Хван пыталась понять, как Шин выглядит, когда злится. Сейчас она знает. Ярость искажает красивые черты. Брови сходятся в одну линию, скулы становятся острее, а губы сжимаются так, что почти белеют. Она чуть прикусывает нижнюю, когда замахивается для удара, и после всегда отступает на шаг, оставляя мгновение, чтобы оценить ситуацию. Так привлекательно…       – Эй, я нашёл что-то!       Записка, приколотая к дереву, больше похожа на декорацию к глупому ужастику, чем улику. Написана на тетрадном листе, снизу красные пятна. Слишком яркие для крови, значит, краска. Сам почерк неровный, размашистый, – субъект либо нервничал, либо был чем-то возбуждён. И то, и другое хорошо для расследования, мог забыть об осторожности, оставить важные улики.       – «Сатана требует девственницу!», – читает Йеджи. – Мило.       – Серьёзно? – Хмурится Шин.       – Откуда им знать, чего он требует? Может, ему больше нравятся парни? В сериале Люцифер целовался с парнем. Кстати, внизу та же подпись. «ПХ».       – «ПХ»? – Тэгук неловко ёрзает на месте, чуть прикусывая губу. – Я… я слышал, тут есть группа, которая называет себя «Повелителями хаоса».       – Слышал? – Губы Хван кривятся в ухмылке. – Только слышал?       – Мы не можем говорить с ним без отца, ему нет восемнадцати.       – Хочешь, чтобы мы прошли весь этот путь обратно? Рюджин…       – Не ной, – Шин скрещивает руки на груди. – Группа, возвращаемся к месту сбора.

***

      Тэгук выглядит так, будто верит, что ещё секунда, и отец повалит его на пол и начнёт пинать как щенка. Он дрожит, а голос тихий, близкий к всхлипам. Чувствуй Йеджи хотя бы что-то, отдалённо похожее на жалость, то похлопала бы его по плечу или провела пальцами по чёрным прядям, но ей плевать. Пусть расскажет то, что знает, и уходит плакать в ближайшую пустую комнату.       – Есть кучка парней, – начинает Тэгук. – Человек пять-шесть. Они живут на окраине, но часто проводят время в заброшенном доме в лесу. Пьют там, слушают тяжёлую музыку. Их главного зовут Джисон. Ему уже где-то двадцать три, но он всё ещё общается со школьниками. Странный тип.       – Он говорил с тобой?       – Пару раз. Предлагал выпить вместе, но… – он смотрит на отца со страхом, вжимает голову в плечи. – Я отказался, пап. Клянусь.       – Почему ты не сказал раньше?       – Они не делали ничего плохого. Я просто… я думал, они странные парни, которые пытаются привлечь девушек. Я не знал, что они могут быть опасны.       – Где их можно найти?       – Днём они спят в доме на окраине. Тот, который заброшен с пятидесятых.       Йеджи почти видит, как над головой капитана начинают сиять фейерверки. Он рад, предвкушает скорую победу и наверняка уже представляет, как рассказывает куче журналистов о задержании лидера опасной секты. Идеально. Даже слишком идеально. Хван знает, что в таких делах самый лёгкий путь обычно неправильный, особенно в тех случаях, когда подозреваемые будто бы сами идут в руки.       Она поворачивается, чтобы наткнуться на задумчивый взгляд Юны.       – Юна, – зовёт Йеджи. – Пока люди капитана задерживают Джисона, не могла бы ты найти на него информацию?       – Конечно, доктор. Вы со мной?       – Да, хочу сравнить с профилем, который составила.       Хван признаёт, что Юна не так плоха, как большинство копов. Она не психолог, но достаточно умна, чтобы различать детали, замечать схожие моменты и вычленять особенно важные фрагменты дела. Хорошее дополнение для группы.       – Вам тоже кажется, что это странно?       – Слишком просто.       – Я не эксперт в профилях, но тут ничего не сходятся.       – Что-то уже составила? Поделишься?       – Ну, если говорить о сектах, то это чаще всего стихийные нападения. Как секта Мэнсона. Если принимать за факт, что их алтарь находился там же, где и скелет, то какой смысл убивать на тропинке? Они могли оглушить его и оттащить, но просто бросили. Возможно, им нужна была живая жертва, но почему они спрятали её, а не убили у алтаря? У них был час, пока тело не нашли. Достаточно, чтобы совершить три жертвоприношения.       – Разумно, – кивает Йеджи. – Продолжай в том же духе и впечатлишь меня.       – Минё решила пойти на пробежку спонтанно, значит, они не могли знать, что она будет там. Можно предположить, что за ней постоянно следили, но тогда почему не поймать, когда пара разойдётся, например, чуть позже днём? Значит, они не знали, что Минё будет. Дело не в ней. Какая секта ведёт себя так? Конечно, люди, которые состоят в подобном, психически больны, но не идиоты. Они знают, что делают, даже если это знание создано их странными видениями.       – Ты права.       – Не секта… – заключает Юна, плотно сжимая губы. – Я сделала 3D-модель первой жертвы, чтобы проанализировать травмы, и они вполне могли быть получены от падения. Несчастный случай. Исключаем скелет, и вся схемы секты рушится. Это уже не стихийное убийство психически больными религиозными фанатиками.       – У популярного красавчика наверняка много врагов. Неудовлетворённые девушки, обиженные парни. Все всегда хотят самых лучших, а вторые номера оставляют на всякий случай. Это может задеть.       – Может, – кивает Юна. – Взломать его социальные сети?       – Только очень осторожно.       – О, я всегда осторожна, доктор.

***

      Йеджи с трудом сдерживает смешок, когда капитан начинает допрос. Он напоминает стервятника, – тонкая розовая шея, блестящая лысина, обрамлённая тонкой конвой седых волос, пивной живот. На что этот мужчина рассчитывает? Парень напротив, – Джисон, – не считает его авторитетом. Ему двадцать три, за спиной два тюремных срока за вандализм и мелкое воровство, административные нарушения, кучи неоплаченных штрафов. Нет, таких не напугаешь позолоченным значком и погонами.       – Нарцисс, – заключает Хван.       – Типично для лидера секты, – пожимает плечами Рюджин. – Они обычно харизматичны и старше, что даёт дополнительный авторитет в глазах подростков. В группе все, кроме него, младше семнадцати.       – Я не сатанист, – парень опирается на локти, чуть покачиваясь на стуле. Волосы кроваво-красные, слишком длинные для этого помешанного на религии городка. На кожаной куртке пентаграммы. Ногти накрашены чёрным лаком. Почти персонаж фильма.       – Я всего лишь выступаю против лицемерия этого города. Все говорят о морали, но сами же нарушают её, а затем обвиняют нас за каждую мелочь. Разве это справедливо? Я просто веду себя так, как хочу.       – И убиваешь, потому что хочешь?       – Убиваю? Нет, чёрта с два вы свалите убийство красавчика на меня! Я его не трогал!       – Врёшь!       Йеджи хихикает, когда капитан бьёт кулаком по столу.       – Идиот.       – Очевидно, не все обучены техникам допроса.       – Тогда понятно, почему под его носом так легко убили человека, – качает головой Йеджи. – Очередной пример непрофессионализма. Найди машину, меньше, чем через пять минут мы поедем за тем, что осталось от девушки.       – Не говори так в присутствии её матери.       – Хорошо, я буду очень нежной, если ты просишь.       При виде Йеджи Джисон расслабляется.       – Наконец-то кто-то, у кого есть мозги.       – О… знаете меня?       – Видел по ТВ. Вы консультант, да? Даже удивительно, что приехали в такую глушь.       – Мне обещали интересное дело, но, очевидно, обманули. Ты знал убитого?       – Красавчика? Да, конечно. Группа его дружков-спортсменов задирала моих ребят. Я хотел поговорить с ним, но он сразу лез в драку. Идиот.       – А девушка?       – Минё? Они трахались.       Губы шерифа начинают подрагивать от злости, и Йеджи снова хочется улыбаться. Какой же типичный консервативный зануда. Интересно, они с женой хотя бы раз занимались сексом не ради того, чтобы зачать ребёнка?       – Понимаю, почему тебе не нравился парень, но что не так с девушкой?       – О, нет, она мне даже нравилась. Да, тупа как пробка, но многие здесь такие. По крайней мере, она не пыталась притащить нас в церковь или что-то в этом духе, была милой и всё такое. Мы пытались искать её в районе нашего дома, когда узнали, но ничего не нашли.       – В доме на окраине? А дом в лесу?       – Нет, там мы не были. Это где-то в трёх километрах от тропы, посреди леса, я не думал, что кто-то решит увести Минё туда. Там даже связи нет.       – Тогда это идеальное место.

***

      Путь до дома в лесу проходит в тишине. Рюджин смотрит только на дорогу, пытаясь запомнить ориентиры, хотя всё окружение – бесконечное тёмно-зелёное месиво из хвойных деревьев, мха и грязи. Примерно через десять минут полицейский автомобиль сворачивает на поросшую травой дорожку.       – И это дом?       Это хижина. Можно даже сказать «хибара», наскоро сколоченная из прогнивших со временем досок. Вместо крыши набросанные друг на друга листы серой черепицы. Стены в пентаграммах, строчках из рок-песен и переделанных цитатах из Библии.       – Слишком банально для сатанистов, – тянет Йеджи. – Я ожидала хотя бы пару трупов животных, внутренние органы. Кажется, они действительно просто слушают метал и употребляют наркотики. Скучно.       – Серьёзно?       – Мне обещали сектантов, убивающих во имя Сатаны. Всё, что я получила, – несчастный случай и дешёвую версию «Отелло», так что да, Рюджин, серьёзно. Я раскрыла уже десятки дел, в которых один парень убивал другого из-за девушки, и надеялась на что-то новое. Итог – очередное банальное дело в мой список.       Они выходят из машины, оглядывая площадку перед хижиной. Ноги по щиколотку утопают во мхе. Прохладный воздух проникает под тонкую ткань рубашки, влага пропитывает ткань брюк, ноги на секунду сводит от холода. Йеджи дрожит.       – А тебе не приходило в голову, что дело не всегда в интересе? Может, иногда стоит делать что-то, потому что это полезно?       – Интересные дела полезны для моего мозга.       – Я не об этом.       – Знаю, – на губах Йеджи появляется ухмылка. – Но мне нравится, когда ты раздражена. У тебя появляются эти милые ямочки.       – Не сейчас, Хван.       Йеджи делает ещё пару шагов, когда на свободное место влетает чёрный пикап. Тэгук выпрыгивает с водительского. Его руки дрожат так же, как в кабинете отца, но Хван улавливает перемену настроения. Он не испуган, а взволнован, словно охотничий пёс, наконец напавший на след раненного зверя, и это странно. Конечно, парень увлечён криминалистикой, но это же его подруга, верно? Разве он не должен переживать?       – Вы уже задержали его? – Голос Тэгука тонкий и высокий, неприятно бьёт по ушам. – Джисона?       – Да. Рюджин, проверь дом, пожалуйста.       – Конечно.       – Люди твоего отца уже едут? – Йеджи чувствует, как что-то странно поднимается изнутри. Ей хочется увести Рюджин отсюда, велеть ей спрятаться, но почему? Дело в Тэгуке? Хотя… да, конечно, очевидно! – Хотя, неважно, лейтенант Ли будет здесь уже через пять минут.       – Вы посадите его? Это смертная казнь?       – Нет, думаю, я отпущу его сразу же после того, как вернусь в город.       – Отпустите? – Дрожь усиливается.       – Тут труп, – наконец отзывается Рюджин. – Удар тупым тяжёлым предметом.       – Почему вы хотите его отпустить?! Он убил его! Убил их!       Рука Рюджин инстинктивно опускается на кобуру, и Йеджи поднимает обе руки вверх. Правый карман Тэгука явно тяжелее левого, а он сам слишком нестабилен, чтобы понять, что стрелять по копам – плохая идея. Минус всех подростков, – они всегда считают, что достаточно умны, чтобы убегать вечно.       – Ты хочешь заниматься криминалистикой, верно?       – Какое…       – Просто хочу рассказать, как мы работаем. Знаешь, что такое профайлинг? – Парень кивает. – Радуйся, что я провожу тебе лекцию. Обычно мне платят за неё по миллиону вон за час, – Рюджин осторожно спускается на одну ступень ниже. Если Йеджи правильно всё рассчитала, Черён и остальные полицейские будут здесь минут через пять. Лишь бы только Ли не сглупила. – Мы называем некоторых преступников «стихийными». По сути это неорганизованные, лишённые самосознания люди, которые путём убийства ищут секундного удовольствия. Они на уровне пятилетних детей, просто налетают на первого, который попадётся под руку.       – Похоже на Джисона и его банду. Они иногда пристают к людям на улицах.       – Да, но это самая низкая ступень преступника. Они не скрывают улик, поэтому их чаще всего просто поймать. И под них легко замаскироваться.       – На что вы намекаете?       – Знаешь, что меня настораживает? Когда улики складываются слишком хорошо. Если дело о стихийной секте, почему улики выглядят так, будто их разложили как хлебные крошки, чтобы привести нас к Джисону? Разве они не должны быть хаотично разбросаны по пространству? Не думал об этом?       – Джисон виноват… это его дом!       – Да, дом, о котором знали все, включая тебя. Помимо того, чтобы обращать внимание на очевидного преступника, мы изучаем и того, кто всегда рядом. Знаешь, парня, который вспоминает, что «слышал» о «Повелителях Хаоса», когда мы находим записку.       – Я просто хотел помочь.       – Я знаю, и ты помог.       Рюджин ещё ближе, рука всё ещё на кобуре, но это достаточно незаметно, чтобы Тэгук не вышел из себя.       – Это из-за Ницще, да? Он писал, что зло делает человека сильнее. Идея о «сверхчеловеке» строится на мыслях о том, что некоторые люди имеют больше прав, чем другие. Например, право делать что-то, что порицается обществом.       – Вы не понимаете!       – Нет, это ты не понял, – качает головой Йеджи. – Поэтому я предлагала почитать Достоевского. Он тоже писал о таком, но с другой стороны. Ты воспринял идеи Ницше слишком буквально. Решил стать «сверхчеловеком», да? Подумал, что можешь убить парня, который спит с девушкой, которая тебе нравится?       – Нет! – Рычит Тэгук. Рюджин хочет достать пистолет, но Йеджи сжимает руку в кулак. – Вы, блять, не понимаете!       – О, я отлично тебя понимаю. Она была красивой, да? Очень красивой? Ты думал, что она должна достаться лучшему, а она спала с этим парнем. Он ведь не «сверхчеловек», да? Тебе тоже от него доставалось?       – Он был ублюдком!       – Да, Джисон сказал то же самое. Но почему ты убил Минё?       – Её не должно было там быть! Она никогда с ним не бегала! Я… я ударил его, и тут появилась она… я просто… мне есть, что терять!       Он тянется к правому карману, когда тишину леса резко прорезает выстрел. От дула пистолета в руках Рюджин поднимается в воздух пар, и лёгкие наполняются ароматом пороха. Парень вопит от боли, хватаясь за плечо, с которого стекает на мох кровь. Револьвер выпадает из кармана, почти сразу оказываясь в руках Йеджи.       – Отличный выстрел.       – Заткнись, – шипит Рюджин. – Он, блять, ребёнок.       – Вооружённый ребёнок, уже убивший двух других детей. Вспомни об этом, когда тебя начнёт мучать совесть.

***

      На первый взгляд комната Тэгука выглядит так же, как комнаты других парней его возраста. Плакаты известных спортсменов, пару полароидов с друзьями, медали и трофеи на книжных полках. То тут, то там книги по криминалистике, энциклопедии, труды Ницше. Среди совсем новых обложек Йеджи замечает пару старых, уже потёртых, на которых золотом вытеснено «Доктор Хван Юнги».       Ухмылка появляется на губах, когда она подбрасывает одну из книг.       – Что-то не так? – Спрашивает Джису.       – Книга моего отца. Жаль, я думала, у парня хороший вкус.       – Удивлена, что тут нет твоих?       – Нет, конечно, просто мне казалось, будто писанину моего отца никто не воспринимает всерьёз. Он даже в своё время был слишком устаревшим.       – Серьёзно, Хван? – Рюджин скрещивает руки на груди. – Его отец сейчас едва ли не плачет на первом этаже, а ты говоришь это?       – Просто факты. К тому же ему стоило лучше следить за сыном. Может, если бы они говорили о чём-то, кроме спорта, он бы не убил двух человек.       – Может, ты хотя бы раз проявишь уважение и заткнёшься?       – Не понимаю, кого уважать, – равнодушно отвечает Йеджи, заглядывая в один из шкафчиков.       Сверху пара журналов с обнажёнными моделями, и Хван закатывает глаза. Кто может читать такое, когда есть порно? Этот парень что, из каменного века? Прямо под открытая упаковка влажных салфеток и выдавленный наполовину тюбик увлажняющего крема. Йеджи давит на дно ящика, и оно отодвигается в сторону, открывая взгляду стопку бумаг, пару коробочек с патронами для дробовика и несколько нарисованных от руки планов школы с отмеченными красным метками.       – Сравнительная характеристика четырёх охотничьих ружей. Выбирал то, у которого больший разлёт пуль.       – Чёрт, – Рюджин потирает пальцами переносицу. – Скулшутинг.       – Очевидно, Минхо он убил не только из ревности, – предполагает Джису.       – Или просто сорвался, – отвечает Йеджи. – Увидел, как он спит с Минё, и решил, что пора это заканчивать. В любом случае, – она поворачивает у Джису, протягивая ей бумаги. – Это дело не стоило даже денег, потраченных на билеты. Слишком скучное. Опять.

***

      Тэгук признаётся спустя несколько минут, и Йеджи выходит из допросной, чувствуя себя победителем. Рюджин сидит на диване в небольшой комнате отдыха, листая дело Минхо. Серые пряди спадают на лицо, закрывая глаза, под которыми тёмно-фиолетовыми пятнами лежат мешки. Хван любуется тем, как тени от мерцающей лампы танцуют на её бледной коже, и задаётся вопросом, когда она последний раз хорошо спала. Наверное, ещё до дела наркоторговцев. Или, может, до отношений.       – Зачем ты это перечитываешь?       – Хочу понять, на сколько он может сесть.       – Это точно не смертная казнь, – Йеджи садится рядом, заглядывая в бумаги. – Ему всего семнадцать, суд это учтёт.       – Двойное убийство, подготовка скулшутинга… он не выйдет в ближайшие двадцать лет. Рада, что нашла такого субъекта?       – Нет. Не думаю, что вообще вспомню о нём после того, как уеду. Он… скучен.       – Разве? Мне казалось, вы хорошо болтали о Ницше.       – Он всего лишь подросток, который слишком буквально воспринял идею о «сверхчеловеке». Типичный максималист, который решил, что ему всё можно, затравленный подросток. Не тот, с кем хочется разговаривать.       – Значит, ты понимаешь эту идею по-другому? Ну, о «сверхчеловеке».       Она отвлекается от бумаг, и Йеджи снова нестерпимо сильно хочется провести кончиками пальцев по её лицу.       – Мир, в котором все идеальны, великолепен, но обречён на смерть, потому что не сможет развиваться. По сути это как финал игры. Твой персонаж совершенен, и ты просто бродишь по миру, не зная, чем себя развлечь, потому что уже нашёл все артефакты. Мой отец был одержим этим, не я.       – Ты никогда не говорила о нём, пока мы… общались.       – Ты имеешь в виду тот период, когда мы почти каждый день занимались сексом на любой поверхности? Если да, то ты права, я не говорила. Просто не о чем. Он был психиатром, одержимым идеями Ницше. Хотел оставить что-то великое, но единственное, что смог сделать нормально, – меня. Вот и всё.       – О… – Рюджин кивает. – Прекрасное описание.       – Я серьёзно. Он мнил себя великим врачом и учителем, но я не помню ничего из того, чем он пытался меня научить. Он был просто самовлюблённым идиотом, вот и всё.       – Но у него есть книги.       – Да, графоманские рассказы о работе с больными. На самом деле большинство из того, что он писал, – просто восхваления самого себя. Я в восемь понимала в психиатрии больше.       Рука Йеджи опускается на руку Рюджин, но та отстраняется. Скулы снова становятся чётче, и лёгкая дрожь пробегает по плечам. Чего она так боится? То дело с бандой в прошлом, им ничего не угрожает, и Шин может просто расслабиться. Что не так?       – Эй, знаешь, мне ни с кем не было так весело, как с тобой, Рюджин.       – Замолчи.       – Я серьёзно. Ты спрашивала про Ницше? Так вот, у меня есть своя идея устройства мира, и по ней мы идеальны друг для друга. Мир держится на эгоистах и альтруистах. Такие, как я, – эгоисты, – делают вещи, которые двигают прогресс. Мы создаём стиральные машины, потому что нам лень стирать, строим лифты и всё такое. Вы, – альтруисты, – делает мир чуть приятнее. Вы садите цветы, хотя вас никто не просил, или ловите преступников. В общем, занимаетесь тем, чтобы другим жилось лучше. И хотя кажется, что на самом деле у них нет ничего общего, мир, по моему мнению, как раз держится на этой конкуренции. Каждому альтруисту нужен свой эгоист. Поэтому, – она снова касается руки, чуть переплетая их пальцы. – Я нужна тебе.       – Нет… нет!       Рюджин замирает, когда губы Йеджи останавливаются на щеке, оставляя осторожный поцелуй.       – Эгоистам тоже нужны альтруисты, даже если они не говорят о таком прямо. Подумай об этом.

***

      Джису улыбается, когда Юна ставит перед ней большой стакан карамельного латте с пенкой и дизайном в виде мордочки ленивца сверху. От коробки в её правой руке приятно пахнет свежей выпечкой. Она целует Чхве в голову, прежде чем сесть напротив.       – Подумала, ты проголодалась. Столько прошла по этому лесу.       – Жаль, не получилось вернуть её домой.       – Это не твоя вина, – Юна сжимает её ладонь. – Тэгук убил её тогда же, когда и Минхо.       – Да, но говорить о таком матери… я думала, что сама расплачусь.       – Я бы разрыдалась уже у двери.       – Не хочу вспоминать об этом. Может, поговорим о тебе?       – Обо мне? – Юна с интересом наклоняется вперёд. – Хорошо, давай поговорим обо мне.       – Я почитала о твоём родном городе и картеле, который задержали. Странная история на самом деле.       – Думаешь?       – Ну… – Джису кладёт на стол пару распечаток из базы данных, проводя пальцами по некоторым строчкам. Отделу приходилось иметь дело с наркотиками, и она думала, что разбиралась в этой теме, но дело из города Юны с самого начала выходило за рамки. Управлял всем бывший коп, и они скрывались почти двадцать лет, пока в один день всех не арестовали. – Судя по показаниям некоторых участников, они начали заниматься этим ещё в конце девяностых. Это почти двадцать лет. Всё было хорошо, а потом к ним просто заявилась полиция. Им даже не дали возможность заключить сделку со следствием, потому что следователи и так обо всём знали.       Юна кивает.       – Да, это довольно странно.       – Выглядит, будто кто-то просто слил информацию властям.       – Если я правильно помню, всех членов картеля задержали, и никто из не передавал следствию данные. Должно быть, отдел по борьбе с наркотиками сам вышел на что-то. Ну, или они просто выжидали удобного момента и долго собирали информацию.       – Да, может быть, но… не знаю, я уверена, что их кто-то выдал. Надеюсь, этот человек сейчас в безопасности. Сложно разрушить настолько огромный бизнес и остаться в живых.       – Уверена, если стукач и был, его хорошо спрятали. Власти обычно серьёзно подходят к таким вопросам. Знаешь, смена имени и всё такое. Возможно, он уже даже не в стране. Давай не будем об этом?       – Конечно. Поговорим о пицце?       – О, да!       Джису улыбается, замечая на щеках Юны ямочки.       – Я люблю тебя.       – Я тоже очень тебя люблю, – отвечает Шин. – Больше всего, что у меня есть.