одно большое «сложно».

      К третьей встрече господин Чхве окончательно расслабляется. Когда Йеджи заходит, он вальяжно располагается на кровати, вытянув руку с катетером вперёд, чтобы медсестре было удобнее. Сальные волосы спадают на лицо чёрными патлами так, что почти закрывают глаза. Пухлые губы искривлены в мерзкой усмешке. Очевидно, он не видит в ней угрозы.       Хван довольно улыбается, когда он тянется к её руке.       Конечно, такие, как этот человек, не будут воспринимать как врага человека, который на вид в три или даже четыре раза слабее. Он огромен, словно шар для боулинга, с большими руками и толстыми пальцами, а Хван едва ли весит больше шестидесяти. Естественно, считать её угрозой ниже его мужского достоинства.       Ровно так, как она и ожидала.       – Как ваши дела сегодня? – Спрашивает она, улыбаясь так невинно, как только возможно. Господин Чхве отвечает наглой ухмылочкой, и взгляд цепляется на желтые зубы с чёрными следами гниения. Хван почти чувствует его вонь. – Родственники не звонили?       – Нет, конечно. Я же говорил, им на меня плевать.       – У вас ведь двое, верно?       – Да, пара ублюдков, – морщится господин Чхве. – Сын и дочь. Сейчас они наверняка где-нибудь на острове Чеджу, тратят большие деньги на свои глупые развлечения.       – А ваша жена? Почему она не с вами?       – Она умерла примерно пятнадцать лет назад. Удар, – Йеджи мысленно делает первую зарубку на длинном столбе с табличкой «ложь» сверху. Она знает, что он соврёт ещё тысячу и один раз, но этот, – первый, – самый запоминающийся. Сейчас он проверяет, поверила ли Йеджи, вглядывается в её лицо, чтобы найти хотя бы какие-то признаки, но Хван слишком хорошо умеет лгать.       Йеджи, как говорят американцы, не первый день в бизнесе.       Нет, Йеджи не этот грубый мужлан, оттачивающий ложь на случайных прохожих. Она – эстетика, искусство, – прежде всего, конечно, обмана. Профессионал, который шутки ради решил поиграть с новичком не на жизнь, а на смерть. Он уже проиграл, но Хван оттягивает момент осознания.       Пусть думает, что смог победить. Пока.       Ещё пару месяцев, и она сможет увидеть, как сползает с его лица эта ухмылочка. Каждый раз, провожая её до дверей, Джимин спрашивает: «для чего это?», и Йеджи всегда пожимает плечами. Она и сама не знает. Месть? Этот мужчина мерзок, но ей он ничего плохого не делал. За кого же тогда она мстит? За Джису? Субина? Сочувствие им – проявление эмпатии, а Хван на это не способна.       Но что тогда?       Аджумма говорила, что в таких ситуациях она должна на несколько секунд закрывать глаза, чтобы дать сознанию время на перезагрузку. Йеджи хочет, но разум сразу же напоминает, что это помогало, когда ей было пять. Теперь Хван старше, а аджуммы давно нет рядом. Так стоит ли слушать её советы?       Плевать, почему она хочет причинить этому человеку боль. Он этого заслуживает, а Йеджи нравится брать на себя роль «правосудия». Разве один этот факт не может быть причиной?       – Что говорит ваш доктор?       – Они всё ещё ищут хирурга, который согласился бы меня оперировать. Говорят, есть один парень, – японец, но с золотыми руками.       – Вас смущает, что он японец?       – Не доверяю я этим ублюдкам. В любом случае, плевать. Пусть вырежет эту штуку из моей головы и убирается в свой Киото или куда захочет.       Йеджи кивает. Всё ровно так, как она и планировала. Хорошо, что Джимин умеет чётко следовать инструкциям.       – В Японии отличная медицина. Уверена, если здесь говорят, что он вам поможет, то так оно и будет. Может, хотите, чтобы я попробовала найти ваших детей? У меня есть связи в полиции.       – Нет. Они бросили меня.       Вторая зарубка появляется на метафорическом столбе, и Йеджи поднимает голову, чтобы посмотреть господину Чхве в глаза. Он всё так же отвратителен, похож на слизняка, которых Хван ловила, когда была ребёнком. Его бы закопать в соли, но сейчас не время. Нужно дождаться финала, чтобы ударить сильнее, пригвоздить к стене, словно коллекционер бабочку.       – Хотите совет на будущее, господин Чхве? Никогда не врите доктору. По статистике пациенты, которые врут, умирают на операционном столе на сорок процентов чаще.       – Зачем ты говоришь мне это?       – Просто предупреждаю, – пожимает плечами Йеджи. Она хочет сказать что-то ещё, но телефон в кармане начинает вибрировать. На экране появляется сообщение: «Два трупа в Мокпхо. Подозрение на секту. Жду на вокзале через полчаса».       – Что там?       – Сообщение от доктора, новое совещание. Отдыхайте, завтра я приду ещё раз.

***

      Едва посмотрев на записи в руках Йеджи, Джису понимает, что что-то не так. Хван умеет быстро работать: её мозгу требуется меньше времени на обработку информации, и она почти не нуждается во сне и пище, но тем не менее её докторская остаётся на той же странице, на какой была неделю назад. Она анализирует «Человеческое, слишком человеческое», выделяя зарождение идеи о «сверхчеловеке», чтобы пойти дальше, – к «Так говорил Заратустра» и «Антихристу».       – Ты опаздываешь, – замечает Чхве. – Странно для тебя.       – Да, знаю. Взяла подработку, чтобы немного размять мозг.       – Ты пишешь докторскую, ищешь серийных убийц, и тебе всё ещё нужна зарядка для мозга?       – Большинство преступлений, которые мы расследуем, не стоят даже денег на билет, и они напрягают мой мозг не лучше детских игрушек. Мне нужно что-то повеселее.       – Разве студенты тебя не развлекают?       Йеджи закатывает глаза.       – Большинство из них – идиоты, которые не заслуживают и десяти минут моего внимания. Максимум, что из них выйдет, – коронеры в мелких участках. Ни одного даже примерно достойного.       – О, Боже… – Черён потирает пальцами переносицу. – Почему ты всегда говоришь так, будто лучше других?       – Потому что это правда. Посмотри на меня, Ли. Мне двадцать семь, у меня три докторских степени, и я могу уволить тебя всего одним звонком. Ладно, к чёрту тебя, я могу уволить половину офицерского состава Сеула всего одним звонком.       Рюджин с трудом борется с желанием просто уйти. Это типичная Йеджи, – самовлюблённая и жестокая, уверенная в собственных знаниях настолько, что готова поставить на карту всё, включая и свою жизнь, и жизни других. Черён уверена, что ей не место в полиции, но Шин признаёт, что она лучшая. На её счету больше сотни раскрытых дел, книги и статьи, которые помогают криминалистам по всему миру. У её ног лежит не только Корея, но и весь мир.       Она могла бы работать в Париже, Лондоне, Квантико, но почему-то осталась здесь, – в составе маленького отряда, в который до её прихода никто не верил. Почему?       – Ладно, достаточно, – говорит Джису. – Давайте подумаем о деле. Убийства на почве религии в Корее – редкость. Думаете, если бы там действительно была секта, местные бы не знали?       – Если это закрытое сообщество, то такое могло быть. О секте Раэлианцев не знали до 2003. С другой стороны, представители таких сект обычно не оставляют трупы на дороге. Это делают те, которые хотят привлечь внимание и заявить о себе.       Рюджин слышит справа вибрацию, и Черён, достав из кармана мобильный, выходит за дверь. Джису говорит о сектах, пока Йеджи продолжаем набирать докторскую на ноутбуке, и сердце вдруг наполняется странным ощущением тоски. Это слишком напоминает о том, – счастливом, – времени до дела наркоторговцев и работы под прикрытием. В то время Шин ещё не знала, как далеко может заходить садизм Йеджи, и любила её так сильно, что не видела никого кроме. Черён меньше переживала и даже позволяла себе шутить, а Джису… Джису всегда была такой же очаровательной, как и сейчас. Что ж, приятно осознавать, что хотя бы что-то не изменилось.       Убедившись, что никто не смотрит, она выскальзывает вслед за Черён.       Ли стоит, прислонившись к стене. Правая рука в кармане дорогого пиджака, левая сжимает Айфон последней модели. Взгляд устремлён в окно, – на красивые зелёные переливы холмистых пейзажей этой провинции.       – Нет, мама… ты можешь кричать на меня столько, сколько захочешь, но я не отзову запрет. Нет… мне плевать, сколько лет Чэён там провела, я не позволю ей выйти. И… никакого перевода в другую больницу, я уверена только в той, где она сейчас, – Рюджин слышит визгливые крики матери Черён, видит, как кривится её лицо. – Да, я тоже тебя люблю.       – Плохо?       – Просто отвратительно. Пару дней назад Чэён подала заявление на смягчение условий в связи с улучшением ментального состояния, но я попросила Чанбина отказать, и мама вышла из себя. Она сказала, что я хочу, чтобы Чэ умерла в психушке.       – А ты не хочешь?       Черён переступает с ноги на ногу, всё ещё глядя куда-то вдаль, и Рюджин на секунду любуется острыми, будто вырезанными на мраморе чертами её лица. Ли Черён – единственная из них, кто за годы работы так и не смог привыкнуть к насилию. Йеджи и Джису смотрели на тела как на картины в дорогой галерее, Юне, кажется, было наплевать на всё, кроме профайлов, а Рюджин… она считала, что со временем просто приняла это как данность. Кто-то каждый день жарил котлеты для бургеров, кто-то работал с документами, а она смотрела на изуродованные тела.       Не так плохо, если вспомнить, что есть люди, которые убирают мусор в Мумбаи.       – Так будет лучше для всех.       – Разве врачи не установили, что у неё шизофрения? Я верю тебе, но… может, ты всё-таки ошибаешься?       – Нет… нет, хотела бы я ошибаться, но это точно не шизофрения. Чэён обманула врачей, чтобы не попасть за решётку, и теперь хочет выйти и доделать то, что не успела. Но я ей не позволю. Плевать, что говорит мама, я её не выпущу. Такие, как она и Хван, должны лечиться, а не бродить по городу, словно у них нет диагноза. Это сделает мир безопаснее.

***

      Пригород Мокпхо – милое, по семейным меркам, место. Всё пространство, насколько видит глаз, покрыто густыми зелёными лесами. Вдалеке, – за будто бы бесконечным зелёным морем, – чернеют горы. Таблички на протяжении всего туристического маршрута гласят, что это лучшее место для активного отдыха с детьми и вторыми половинками, и Йеджи почти соглашается. Тут уединённо и красиво, но не хватает немного комфорта, – возможно, двух или трёх маленьких хостелов. Желательно с отдельной комнатой для БДСМ-игр.       Первому трупу не больше пяти часов. Этот парень лет семнадцати, – высокий и сильный, наверняка спортсмен. Голова пробита в районе затылка, значит нападение произошло сзади. Вполне разумно, учитывая, что убитый легко мог оказать сопротивление.       Второму телу Йеджи даёт около года. Уже истлевший скелет лежит чуть поодаль, за густой стеной кустов можжевельника, у самодельного каменного алтаря. Его голова тоже пробита, но в районе виска. Взгляд цепляется за вырезанные на невысоком каменном столбе инициалы «ПХ». В мире много религиозных течений, но Хван уверена, что никогда не видела такого сокращения.       Новая секта?       Отдельный фанатик?       – Думаешь, это серия? – Спрашивает Рюджин, наклоняясь рядом. – В обоих случаях причина смерти черепно-мозговая травма. Скелет, судя по тазовым костям, мужчина, не больше двадцати. Это похоже на типаж.       – Во всех культурах мужчины меньше привлекательны в роли жертв, чем женщины. Это связано с идеей «невинности». Кажется, что женщина более невинна, а значит более ценна для того, кому приносится жертва.       – Значит, таких сект не должно быть много. Это сократит радиус поисков.       – Не думаю. Всё это, – Йеджи осматривает поляну, огороженную жёлтыми лентами, полицейских, отряд. – Слишком явно. Ты действительно думаешь, что здесь могла поселиться секта, приносящая кому-то жертвы в лесу? Ритуальные убийства связаны с кровью, её должно быть много, потому что это пища богов, которым предназначается жертва, поэтому чаще всего используется нож. Но здесь это было что-то вроде биты. Часто ты видела сектантов с битами?       – Мир меняется.       – Не настолько. Верующие очень щепетильны в отношении традиций, а ни в одной книге не сказано о жертвоприношении с битой.       – Доктор! – Вдруг зовёт Юна.       Рядом с ней высокий мужчина лет сорока. На тёмно-синей рубашке желтеет металлическая звезда шерифа. Короткие седые волосы забавно топорщатся во все стороны, и незнакомец то и дело приглаживает их, чтобы выглядеть официальнее. Йеджи только кусает губы, чтобы сдержать усмешку. Типичный начальник участка в маленьком городе: в первую очередь – репутация, во вторую – вера, в третью – навыки работы.       «Отлично», – думает Хван, подавая Рюджин руку, чтобы помочь подняться на туристическую тропу. – «Значит, на местных копов рассчитывать не приходится. Как всегда».       – Капитан Мин.       – Доктор Хван. Детектив Шин. С моими коллегами вы уже знакомы. Что можете рассказать о деле?       – Этого парня зовут Ким Минхо, ему восемнадцать. Я знаю его родителей, и они сейчас в отпуске. Не представляю, как им сообщить.       – Ближе к сути, пожалуйста.       – Да, конечно. Минхо бегал здесь каждый день. Начинал в той части тропы и добегал до дома своего друга где-то в паре километров, чтобы затем продолжить вместе с ним. Когда в девять Минхо не появился, он заволновался, пошёл по тропе и нашёл это.       – Здесь хорошая почва, и мы могли бы увидеть следы, если бы ваши люди их не затоптали.       – Мы пытались найти улики, – возражает капитан.       – Но уничтожили их. Как нашли второе тело?       – Во время осмотра территории мой человек проверял кусты и споткнулся об него. Рядом был этот… алтарь, я думаю. Поэтому мы вызвали вас. Я могу справиться с обычным убийством, но преступления на религиозной почве выше нашей компетенции.       Йеджи наклоняет голову, с любопытством разглядывая лицо капитана. Он неловко ёрзает, словно не привык ко вниманию.       – Что?       – Забавно, что, когда дело заходит о неудаче, вы меняете «моё» на «наше». Не самый командный игрок, верно? Удивительно для бывшего футболиста…       – Откуда вы…       – Мне достаточно просто взглянуть на вас, чтобы узнать примерно семьдесят процентов вашей жизни, капитан. Остальные тридцать узнаю, когда вы начнёте говорить. Например, более, чем уверена, что вы женаты. Вы носили кольцо достаточно долго, чтобы оно оставило на пальце след, но недавно сняли. Подумала бы, что развод, но у вас на кармане симпатичная булавка. Будь вы с женой в ссоре, не позволили бы ей надеть на себя это.       – Позёрка, – бормочет Рюджин, скрещивая руки на груди.       Йеджи хочет ответить, но тишину леса внезапно разрывает душераздирающий вопль. Со стороны города бежит к жёлтой ленте женщина лет сорока. Её сапоги по щиколотку утопают в грязи и траве. Ветер треплет волосы. Добежав, она опирается руками на колени. Кашель вырывается из её груди хриплые рычанием, почти мгновенно теряющимся в молчании окружающего пространства.       – Уджин!       – Сэбёк? Дорогая, тебе нельзя быть здесь…       – Моя дочь… Минё… перед тем, как я уехала на работу, она сказала, что хочет пробежаться с Минхо… где она? Где она, Уджин?!       – Что ты там говорила о жертвах?       – Нет… – взгляд скользит по земле, деревьям, жёлтой ленте. Почва в идеальном состоянии, – мокрая после дождя, – и если бы не придурки в полицейской форме, они бы смогли найти следы. Идиоты… какие же идиоты. – Это выбивается из общей картины. Если это секта, и они планировали изначально поймать девушку, то для чего выбирать ту, которая бежит вместе с парнем? Это популярная у бегунов тропа, и тут есть одинокие девушки. Разве не проще подождать их, а не нападать на тех, кто в теории может оказать сопротивление?       – Если они чокнутые…       – Да, Рюджин, чокнутые, но не идиоты. Если преступник усложняет задачу, значит, на это есть причина. И чаще всего это личное дело.       – Значит, подозреваем местных?       – Люди в маленьких городах часто только кажутся милыми. Что, если кто-нибудь из них так ненавидел парня, что решил его убить?       – А скелет? Юна проверила, за последний год в городе никто не пропадал.       – Ты видела, сколько тут камней. Это мог быть просто неосторожный турист, который упал с тропы и разбил голову.       – А через год кто-то убил рядом с ним человека? Для чего?       – Ну, нельзя же разыграть нападение секты только с одной жертвой, верно? Нужен масштаб. Фанатики обычно не останавливаются на ком-то одном.       Рюджин снова обходит тело. Пара прядей спадает на лицо, и Йеджи чувствует, как пальцы начинает покалывать от желания заправить их за ухо. Рюджин тоже загадка. Конечно, не такая изощрённая, как она, но по-своему интересная. Серый цвет делает её чуть старше, но Хван нравится. Той милой девушки, которая встретила её в полицейском участке, больше нет. Теперь Шин взрослая, как и все потерянная и сломанная настолько, насколько нужно.       Почти идеал, но Йеджи никогда не хватало «почти».       Она хочет доломать, добиться, доделать до идеального состояния, превратить Рюджин в подобие скульптур эпохи Возрождения и спрятать, чтобы никто не мог смотреть. Это её шедевр, вылепленный из насилия и боли. В Шин есть то же, что и в Йеджи, даже если она отрицает, и Хван до боли в груди хочется вытащить это на поверхность, показать миру. Это почти звериное желание обладать, жить в каждой клетке, сводить с ума.       Будь Йеджи чуть слабее, то скатилась бы в синдром Адели, но у неё достаточно ума, чтобы держать ситуацию под контролем. Рюджин будет принадлежать ей ровно столько, сколько она хочет. Она будет любить её глубоко, до боли, рыдать в подушку и звонить по ночам. Йеджи станет для Рюджин господином Р. Из «Письма незнакомки» – её одержимостью и страстью, зависимостью.       По крайней мере, до того момента, пока Йеджи снова не станет скучно.       – Доктор Хван, мы решили вернуться в участок, чтобы организовать поиски Минё. Вы с нами?       – Да, нужно позвонить в Сеул, уточнить кое-что.

***

      Полицейский участок Мокпхо такой же, как и остальной город, – маленькое здание почти в самом центре, аккуратное и по-провинциальному уютное. Рядом с дверью табличка из чёрного металла с позолотой. Внутри ровные ряды столов, отделённых друг от друга пластиковыми перегородками. Самое популярное место, – кофе-машина у входа. Как и всегда, ничего впечатляющего.       – Ким, позвони пастору, пусть позовёт всех прихожан, организуем поиски. Вы же позволите, доктор?       – Конечно, – пожимает плечами Хван. – Они в любом случае не найдут её живой.       – Говори тише, Йеджи, – шипит Джису.       – Им стоит быть реалистами. Кто бы не забрал эту девушку, она с вероятностью в восемьдесят процентов уже мертва.       – Да, но… это близкий для всех здесь человек, и она до последнего будут верить в хороший исход.       – Ну, тогда удачи им справиться им с разочарованием. Всё, что они могут найти, – её труп. А если это действительно дело секты, то не факт, что полностью.       – Сумасшедшая, – бормочет Черён, потирая переносицу. – Какая же ты, блять, чокнутая.       Йеджи плевать, что думает Ли Черён. Она хороший коп, но её мозгов едва ли хватит, чтобы собрать даже одну грань Кубика-Рубика. Хван могла бы вышвырнуть её из участка или из страны, но ей не хочется, чтобы полиция лишалась хорошего сотрудника. Такие исполнительные придурки сейчас, во время, когда все так увлечены своими решениями, редкость.       – Папа!       Парню, который входит в комнату, на вид не больше шестнадцати. Невысокий, – на фоне своей футбольной куртки на размер больше, – он кажется совсем маленьким, почти ребёнком. Пара тёмных прядей в беспорядке спадает на лицо, когда он бежит к капитану, чтобы замереть примерно в шаге от него. Взгляд останавливается на книге, которую он прижимает к груди. «Так говорил Заратустра», Фридрих Ницше.       «Интересно», – проносится в голове Йеджи. – «Папаша религиозен до мозга гостей, а сын читает антирелигиозную литературу. Почему мне кажется, что семья этого парня не так идеальна, как он думает?».       – Минё пропала? Что-то случилось?       – Да… Минхо убит, мне жаль, сынок.       – О нет… его родители…       – Да, я знаю.       – Как мама Минё?       – Пока держится, пошла к пастору, чтобы попросить о помощи. Добровольцы должны приехать сюда, чтобы мы могли организовать поиски, так что и ты пока никуда не уходи.       – Конечно, – кивает мальчик. – Я уже написал об этом в чате футбольной команды, и они едут с родителями, чтобы помочь.       – Хорошо. Да, хорошо. Больше людей – больше шансов. А, доктор, я забыл вас представить. Это мой сын – Тэгук, а это доктор Хван Йеджи. Она и её команда занимаются профайлингом. Это…       Его отвлекает очередной звонок. Через приоткрытое окно видно, как собираются на парковке машины, – в основном, пикапы на высоких колёсах, чтобы ездить по грязи. Люди встают у входа, и участок наполняется голосами, всхлипами и запахом сигарет. Хван чувствует, как тянет желудок. Интересно, есть ли хотя бы что-то, что может пахнуть дешевле?       – Я знаю, что это такое. Читал.       – Похвально, – кивает Йеджи, протягивая ему руку для приветствия. – «Так говорил Заратустра»? Странный выбор для мальчика из маленького религиозного городка.       – Это отличная книга. К тому же не думаю, что кто-то из местных сможет понять, о чём она. Для них это почти то же самое, что теории Хоккинга.       Ухмылка скользит по губам Йеджи.       – Отличное сравнение.       – Да, вы первая, кто оценил. Так… вам нравится Ницше?       – Я пишу по нему четвёртую докторскую.       – Четвёртую?! Невероятно…       – Нет, это просто я.       – Это надолго, – шепчет Черён, прежде чем отойти к кофе-машине.       Юна устраивается за свободный стол, чтобы настроить Сеть, Джису и Рюджин включаются в разговор с двумя копами. Йеджи знает, что они не найдут девушку живой, но эти люди всё ещё верят, и она не собирается им мешать.       – Я обожаю Ницше. Серьёзно. Он – лучшее из того, что я читал.       – А ты читал Достоевского? В «Преступлении и наказании» поднимается вопрос сверхчеловека, и это очень интересно. Прекрасная возможность взглянуть на эту тему с другой точки зрения.       – С другой? – Хмурится Тэгук.       – Да. Вообще…       – Сынок, футбольная команда уже у входа. Расскажи им обо всём, чтобы мы могли лучше организовать работу.       – Понял, папа. Извините.       – Всё хорошо. Приятно было поболтать.       Юна провожает его странным взглядом.       – Ницше в его возрасте почти то же самое, что амфетамин, – бормочет она, когда Йеджи подходит ближе. – Я читала его, когда мне было четырнадцать, или около того.       – И восприняла всё буквально?       – Даже слишком буквально. Я была таким ублюдком, что удивлена, что никто не попытался меня избить.       – Ошибка новичка, – отвечает Йеджи. – Мой отец тоже любил Ницше, считал себя сверхразумом и всё такое. Читая его, слишком легко поддаться соблазну и начать считать себя лучше других.       – У вас было такое?       – Я и без Ницше знаю, что лучше. Дело в другом. В убеждении, что зло делает человека сильнее, а, когда ты силён, то становишься выше других. Ставя себя на эту позицию, начинаешь считать себя всемогущим, но по факту это всего лишь метафора. Он сходил с ума, когда писал это, а люди приняли всё за правду. Сверхлюди… если останутся только они, то начнётся борьба за лидерство. Нельзя быть главным среди главных, верно?       – Я думала о том же. Ну, и о том, что мир не выживет без любви. А если выживет, то я не захочу в нём жить.       – Слишком романтично. Хочешь знать моё мнение?       – Конечно.       – Мир строится на противоречии, – пожимает плечами Йеджи. Рюджин совсем недалеко, и тело привычно наполняется знакомым жаром. – Есть бескорыстные, а есть эгоистичные, и они не могут друг без друга. Эгоисты развивают мир, а альтруисты делают его возможным для жизни. Не будет альтруистов, и мир станет настолько жестоким, что в нём не получится жить. Не будет эгоистов, развитие остановится. Поэтому, – Рюджин смотрит на неё украдкой. Улыбка появляется на губах Хван. – У каждого эгоиста должен быть свой альтруист.