одно большое «сложно».

      Они приезжают на место нового убийства к шести утра. Холодный прибой облизывает песчаный берег, то накатывая, то исчезая за почти прозрачной стеной из белой пены. Труп лежит лицом вверх, чёрные глаза равнодушно разглядывают посветлевшее небо. Это мужчина, на вид около тридцати, в майке, шортах и дорогих кроссовках. Айфон последней модели лежит рядом, в ушах аирподсы.       – Убит во время пробежки, – заключает Черён, оглядывая пляж. – Задушен. Судя по рваным краям на шее, душили чем-то типа проволоки или гитарной струны.       Джису наклоняется, чтобы получше разглядеть пояс спортивных шорт.       – Изнасилования не было.       – Но я думала, что субъект определился со стилем. Асфиксия, изнасилование, – хмурится Рюджин.       – Это всё ещё удушение. Возможно, ему понравилась только эта часть.       – Он… – на секунду Юна умолкает, будто ищет в себе силы продолжить. – Я видела труп той девушки, и она… слово «зверски» не идёт ни в какое сравнение с тем, что сделали с ней. Если он не получил от этого удовольствия, то какой смысл был в изнасиловании?       Йеджи внимательнее вглядывается в тело. Мужчина, несомненно, красив, в хорошей форме. При жизни явно следил за собой. Поймать такого было бы куда сложнее, чем девушку. Субъект это понимал, но почему-то пошёл на риск. Для чего?       – Он хочет убедиться, что гетеросексуален.       Остальные замолкают.       – Что?       – Он хочет убедиться, что гетеросексуален, – повторяет Йеджи. – Ему понравилось то, что он сделал с той девушкой, но ему захотелось проверить, не испытает ли он того же с мужчиной. Если бы субъект просто захотел убить кого-то, то выбрал бы жертву попроще. Вокруг достаточно кафе, работники которых возвращаются домой поздно, но субъект остановился на бегуне – явно сильном физически. Значит, он его и хотел. Возможно, он вспомнил о Дамере или Гейси, или Крафте и захотел исключить этот вариант. Он – нетипичный случай. Обычно первые убийства происходят спонтанно, но этот парень знал, чего хотел. Он пытался понять, что приносит большую разрядку, и методично исключал варианты.       – И это всего лишь очередное исключение?       – Он убедился, что не испытывает сексуального удовлетворения во время убийства мужчин. Это отличная деталь для профиля. Полагаю, я смогу немного доработать его по дороге в участок. Юна, найди мне всех жителей Пусана, пишущих статьи о серийных убийцах, выдели тех, кто раньше задерживался или даже сидел. Каким бы методичным он не был, учитывая его диагноз, он явно успел сорваться в прошлом.       – Что за диагноз?       – Социопатия, очевидно, – улыбка Йеджи становится шире. – Он организован, но при этом ищет внимания. Никаких следов раскаяния, но и попыток спрятать трупы не было. Скорее всего он очень одинок или в плохих отношениях с семьёй. Мы ищем социопата, который хорошо понимает, кто он такой и на что способен.       – Я поищу тех, кто писал о Альтемио Санчезе, – кивает Юна, вытаскивая из рюкзака ноутбук. – Похоже, это очередная отсылка.       – Да, может быть. Субъект много читал об этом, а, учитывая его склонность к получению внимания, наверняка начал ещё и писать. Он должен быть сравнительно популярен в кругах любителей серийных убийц.       Йеджи чувствует, как это дело захватывает её, представляет себя охотничьей собакой, бегущей по следу раненого зверя. Этот парень совсем близко, в шаге от неё, и она готовится протянуть руки, чтобы защёлкнуть на его запястье наручники. Он лучше, чем её бывший студент, – по крайней мере, гораздо умнее, – и ей нравится думать, что впервые за последний год у неё получилось нарваться на что-то интересное.       – Что можешь сказать, Рюджин?       Хван нравится наблюдать за тем, как она работает. Странная гордость наполняет тело, когда Рюджин, прикрыв глаза, будто окунается в холодное море. Её пальцы чуть подрагивают, а на висках проступают вены, но она всё так же красива, как и в день их встречи, и сердце Йеджи снова заходится в безумном ритме. Что-то там, за рёбрами, требует послать всех к чёрту, утащить Шин подальше и запереть, но это слишком скучно. Забавно наблюдать за тем, как Рюджин пытается прятаться, убегать.       Нет, Йеджи останется в её жизни навсегда. Она поселится в глубине головы и сердца, займёт каждую клетку и будет напоминать о себе болью в уже заросших шрамах, дрожью в коленях. Она будет приходить к Рюджин во снах и кошмарах, ласкать и пугать, чтобы утром, проснувшись, Шин стирала со щёк слёзы.       Хван сломает её. Рано или поздно, но Рюджин сдастся, подчинится ей душой и телом, как многие до неё, и, может быть, Йеджи даже задержится рядом с ней. Ненадолго, конечно. Не нужно, чтобы Шин думала, будто она особенная.       – Ты научила её этому? – Спрашивает Джису.       – Да. Тебе что-то не нравится?       – Нет, просто… не знаю, это кажется мне странным.       – Может, только благодаря этому она до сих пор и работает здесь.       Рюджин обходит дело, вглядываясь в неровную линию серебряных небоскрёбов за ещё пустой дорогой. На фоне тёмных мешков усталости глаза выглядят ещё темнее, кожа бледная как у трупа. Она всё ещё не до конца восстановилась после затяжного запоя.       – Я ждал его там, – Шин указывает на спасательную вышку в нескольких метрах от них. – Думаю, искал того, кто больше всего соответствовал общим стандартам красоты. Он похож на модель. Напал сзади, так больше шансов, что он будет сопротивляться.       – Но жертва явно хорошо сложена. Как субъект мог быть уверен, что он не даст отпора?       – Может, он что-то берёт с собой? На всякий случай.       – Мы не сможем это узнать, пока не поймаем его, – качает головой Йеджи. – Продолжай, Рюджин, нам нужно что-то ещё.       – Да, сейчас… есть что-то, что меня напрягает. Какая-то деталь, Йеджи, как будто… я явно не старше двадцати пяти, увлечён криминалистикой, историей преступлений. Я впечатлителен, и убийства дают мне сексуальную разрядку. И я нуждаюсь во внимании.       – И что тебя беспокоит?       – То, что я всё ещё не связался с полицией. Даже если я не уверен в своём почерке, я оставляю тела прямо на месте убийств, ничем их не прикрывая, а значит – хочу, чтобы их заметили. Я не говорю с прессой, потому что пока не имею своего почерка, но полиция – другое дело. Такие люди, как я, обычно вмешиваются в ход расследования. Разве не так?       – Да… Да, конечно, – кивает Йеджи, и уголки губ Рюджин на секунду поднимаются вверх. – Юна, сверь список тех, кто писал о серийниках, с именами свидетелей. Рюджин права, он слишком любопытен, чтобы упустить такой шанс. Возможно, он бы даже написал об этом, чтобы похвастаться. В среде таких людей почётно поучаствовать в расследовании. Пусть даже и как свидетель.       – Минуту, доктор Хван.       Йеджи смотрит на то, как розовые линии рассветного солнца заливают синюю ткань моря. Где-то за спиной постепенно просыпается жизнь. Скоро по дорогам поедут машины, по тротуарам пойдут пешеходы, и всем будет плевать на какого-то убитого парня. Яркое проявление тяги к жизни. Какой бы мрачной не казалось ночь, те, кто дожили до утра, всегда встретят солнце с улыбкой.       «Забавные», – думает Хван, краем глаза замечая, как расслабляется лицо Рюджин, когда лучи солнца скользят по её коже. – «И что хорошего в солнце, кроме рака кожи? Может, ты мне ответишь?».       – Всё ещё не понимаю, для чего использовать «я», когда описываешь преступление, – хмыкает Ли.       – Для того, чтобы лучше понять преступника, детектив, – Йеджи скрещивает руки на груди. – Срастаясь с ним, ты узнаёшь больше о его личности, что позволяет корректнее составить профиль.       – Последнее, чего я хочу, – срастись с социопатом.       – Последнее, чего я хочу, – чтобы в полицию брали людей с IQ 0, но ты всё-таки здесь. Как видишь, не все желания сбываются.       – Я нашла, доктор! – Юна едва не поскальзывается на песке, когда вскакивает, чтобы показать им экран. Он полон имён и данных, в которых даже мозг Йеджи на секунду теряется. Но Шин выглядит абсолютно уверенной. – Я начала с первой десятки и выяснила, что у трёх из них построение текста похоже примерно на 80%. На первый взгляд это проявляется не так сильно, но, если присмотреться, заметны схожие выражения, одни и те же ошибки. Парень пытался шифроваться, но, похоже, он не слишком хорош в этом. И он был свидетелем по первому убийству.       – У тебя есть имя?       – Кан Хичоль, живёт на Мёнган-Ро…       – Отправь адрес своему капитану, скажи, что нам нужен отряд. И пусть кто-нибудь из тех, кто остался, пробьёт его номер. Возможно, не получив достаточно сексуальной разрядки после убийства мужчины, он нападёт на женщину.       – Да, доктор.

***

      Черён ведёт машину быстро, громко матеря утренние пробки и заспанных водителей. Юна сообщает, что капитан уже выслал по отряду к его квартире и тому месту, где пеленгуется телефон, но Йеджи всё равно нетерпеливо ёрзает на месте. Хочется согнать Ли с водительского, сесть за руль и вдавить газ в пол, но разум напоминает, что Черён, – несмотря на феноменальную тупость, – знает, что делает.       – Доктор, – зовёт Юна. – А каково это – быть социопатом?       – Почему ты спрашиваешь?       – Я читала все ваши книги, но ни в одной вы не говорите об этом. Мне любопытно.       – Хочешь составить мой профиль?       – Может быть. Ответите на мой вопрос?       – Это скучно, потому что большую часть времени приходится иметь дело с чрезмерно эмоциональными тупицами. Ты говоришь про дело, подозреваемых, а они начинают ныть о моральной составляющей. Плевать мне на мораль, честно говоря.       – А кто поставил вам диагноз?       – Отец, – равнодушно отвечает Йеджи. – Он был психиатром, занимался делами детей с отклонениями, а потом переключился на криминальную психиатрию.       – Да, я читала пару его книг, – кивает Юна. – Очень…       – Растянуто, да, – соглашается Хван. – Он всегда страдал графоманией, старался выставлять свои знания как сокровище, хотя кто не знает, что преступники делятся на организованных и неорганизованных. Говоря для тупых, – слушай внимательно, Ли, – он никогда не отличался интеллектом.       – Какие высокие семейные отношения, – хмыкает Черён. – Боюсь представить, что ты скажешь о своей матери.       – То же, что и о тебе. Тупая, слабая и ни на что не способная. В бревне было больше пользы.       Йеджи игнорирует растерянные взгляды Рюджин и Юны. Она смирилась с мыслью, что оба её родители чрезвычайно тупы, к восьми годам. Конечно, отец строил из себя «мудрого» доктора, но его квалификации хватало только на то, чтобы лечить от заикания напуганных детей. Мать… Хван помнит её худой и бледной, с мешками под глазами и маленьким, вечно открытым ртом. Она говорила тихо, глотая слова, и это бесило. Раз за разом Йеджи просила наконец заткнуться, но она всегда начинала говорить громче. Визглявый голос бил по ушам.       Единственное хорошее, что от них осталось, – крупная сумма денег на счетах.       – Полезная информация для профиля?       – Очень, – неуверенно кивает Юна. – Спасибо, наверное.       – Да, всегда пожалуйста.       Они останавливаются у дома Хичоля через двадцать минут. Капитан сообщает, что его задержали в тот момент, когда он шёл за одной из официанток, и у них есть ордер на обыск. Соседка отдаёт ключ, едва увидев значок детектива, и Йеджи открывает дверь.       Квартира небольшая, но сравнительно уютная. На бежевых стенах висят фотографии, в которых Хван почти мгновенно узнаёт места убийств. Пластиковые полки заставлены книгами: криминалистика, психология убийц. Книги Йеджи ровным рядом стоят на самой близкой с диваном полке. Один из них на кофейном столике, исписанная личными заметками.       – Он твой фанат, – Черён поднимает листы, исписанные кривоватым почерком, – цитаты из книг Хван с добавлениями и личными заметками. – А это его признание. Он записывал там всё, что чувствовал, когда убивал, а затем вычёркивал из списка вещи, которые ему не нравились.       Йеджи замечает, как напрягаются мышцы Рюджин, когда взгляд скользит по книгам. Ей явно не нравится, и Хван чувствует, как раздражение подступает к горлу. Что ей опять не нравится? Она обвинит её и в этих убийствах? Начнёт думать, что парень сорвался, потому что начитался её книг?       – Он не студент, но какое-то время слушал лекции по криминалистике в местном университете. Три года назад его арестовали за попытку изнасилования другой студентки. Вышел на свободу пару месяцев назад. В характеристике написано, что персонал тюрьмы характеризовал его положительно, не замечал приступов агрессии.       – В тюрьме маньяку негде развернуться, и он это понимал. Если бы Юна не заметила сходств, его бы не поймали.       – Это тоже признак ума?       – Или везение. Я сообщу о тупости местной полиции кое-кому из боссов, и они разберутся с этим так, как посчитают нужным, – Йеджи натягивает на пальцы перчатки.       – Найдите пару свидетелей и начнём обыск. Юна, скажи местным, чтобы не допрашивали Хичоля без нас. У них всё равно ничего не получится.

***

      Йеджи кажется, будто начальник ожидал увидеть в комнате для допросов двухметрового монстра с огромными руками или самого Дьявола с рогами в два метра в высоту. Кого угодно, кроме высокого худощавого парня с взъерошенными чёрными волосами. Лётная куртка висит на нём мешком, только подчёркивая худобу, глаза посажены глубоко, под ними ярко-фиолетовые мешки. Его щёки слегка краснеют, когда Хван садится напротив.       – Мой клиент, – пытается сказать адвокат, но Хичоль прерывает его наклоном вперёд.       – Это смертная казнь, да?       – За восемь трупов? Конечно.       – Жаль, что вы приехали так рано. Я хотел, чтобы вас вызвали после того, как я бы определился со своим почерком. Вы любите совершенство, а я очень далёк от этого. Мне жаль. Вы уже поставили мне диагноз?       – Социопатия, очевидно.       Парень слегка откидывает голову назад, будто кивая. Погоня подходит к концу, и Йеджи готовится заново окунуться в море удовлетворения, которое испытывает после каждого допроса. Хичоль признаёт, что проиграл. Победа за ней. Это приятно.       – Как и у вас. Знаете, я давно понял, что со мной что-то не так. Я шёл по улице, видел какого-то парня с таким уродливым и глупым выражением лица, и мне хотелось врезать ему, повалить на землю и забить до смерти. Я знал, что меня рано или поздно арестуют, но не понимал, за что. Оказалось, что за попытку изнасилования. Я много думал об этом, а потом, в тюрьме, нашёл ваши книги и всё понял. Можно задать вам вопрос?       – Да.       – Вам никогда не хотелось делать то же, что делал я? Просто врезать кому-то? Убить?       – Нет. Дождевики мне не идут, а моя одежда слишком дорогая, чтобы пачкать её чем-то настолько тривиальным, как кровь.       Уголки его губ поднимаются вверх.       – Отличная шутка, – он наклоняет ближе, будто пытается разглядеть её лицо. – Я думал о вас и пока сидел, и когда вышел. Я читал ваши книги, запоминал их наизусть и всё пытался понять – кто же вы, доктор? Как вы делаете это?       – Не сравнивай нас, Хичоль.       – О, я и не думал об этом. Вы на ступень выше, если это можно так разделить. В конце концов, вы допрашиваете меня, а не наоборот, что доказывает, что вы добились гораздо большего. Вы способны себя контролировать, вы понимаете, что живёт внутри вашего сознания, и знаете, как с этим работать. Я – нет, поэтому и сижу здесь, в наручниках, – он смотрит на свои руки, но Йеджи не видит во взгляде жалости. Хичоль поднимает их вверх, изучая и исследуя. Улыбка становится шире. – Хорошо, что меня казнят, доктор. Я не смог бы остановиться, нашёл бы свой почерк и убил бы столько, сколько смог, чтобы привлечь ваше внимание. Меня не вылечить, да и я этого не хочу. Думаете, я умру счастливым, доктор?       – Не знаю. А ты был счастлив?       – Каждый раз, когда убивал. Всего девять раз. Считайте это моим признанием. И… спасибо, что навестили, доктор Хван. Вы сделали меня счастливым в десятый раз.

***

      – Жаль, что его казнят так быстро, – говорит Йеджи, наблюдая за тем, как Хичоля уводят в сторону камер. Глаза капитана участка едва не вылезают из орбит, и Рюджин только делает очередной глоток кофе. Конечно, этот парень ещё не привык к характеру Хван.       – Он убил девятерых человек.       – Да, и, если бы не Юна, вы бы этого не заметили. Этот парень умнее, чем большинство из тех, кто здесь работает, включая вас, и я хотела бы его изучить. Жаль, что ему осталось не больше пары месяцев.       – Он может подать апелляцию, – возражает Рюджин.       – Он не будет этого делать. Для него это признак слабости. Он мог бы быть таким замечательным экземпляром.       – Он серийный убийца, Йеджи.       – Да? Извини, думала, он занимается выпечкой, – она скрещивает руки на груди, насмешливо разглядывая Рюджин. – Включи мозги, Шин. Я изучаю серийных убийц. Не имеет значения, что ты о нём думаешь, для меня он – объект исследования.       – Конечно, дело превыше всего.       Капитан смотрит на них с любопытством, и Йеджи, схватив Рюджин за руку, оттаскивает её подальше от чужих глаз. Она хочет выглядеть небрежно, но дрожь в пальцах выдаёт её с головой. Хван улыбается. Приятно осознавать, что за те полгода, которые они не виделись, Шин так и не научилась врать.       – В чём ты винишь меня на этот раз?       – Отвали от меня, Хван.       – Он начал убивать людей не из-за того, что заинтересовался моими книгами, Рюджин. До этого он нападал на женщин, сидел за попытку изнасилования. Он был опасен ещё до того, как начал читать мои книги.       – Но до выхода из тюрьмы он всё же никого не убил.       – Он сел в двадцать лет, у него просто не было времени на это. Не знаю, что ты придумала, но это не моя вина, ясно?       – Дело не только в вине. Ты… ты не для этой работы.       – Показатели говорят обратное.       – К чёрту показатели! Ты социопат! Ты не можешь даже понять, что такое «сочувствие».       – Я понимаю, что это, но просто не могу это чувствовать.       – Ты не можешь понимать, если не испытывала подобного, – Рюджин скрещивает руки на груди, опуская голову, чтобы не смотреть Йеджи в глаза. Хван опускает ладони на её щёки. Большие пальцы скользят по скулам.       – Убери руки.       – Нет.       Йеджи нравится, как жар кожи Рюджин контрастирует с почти мёртвым холодом её ладоней. Она поднимается чуть выше, стирая невидимую слезу, а затем проводит по губам. Такие же мягкими, какими Хван их помнит. Никто не целовал их после, и это тешит самолюбие.       – Почему ты всегда винишь во всём меня? Ты же знаешь, что плохо проецировать на дело личные воспоминания. Ты считаешь меня виноватой в том, как закончилось то дело с наркоторговцами? Но ведь ты провалила прикрытие, мне нужно было быстро отреагировать, чтобы не разрушить дело, над которыми работали годы.       – Ты могла бы…       – Ты жива благодаря мне, Шин, благодаря тому, что мой мозг работает не так, как у тебя. Разве ты не должна благодарить меня за это?       – Отойди.       Хван наклоняется ниже, на секунду прижимаясь губами к уголку губ Рюджин.       – Я не пожалею не об одном решении, которое приняла в тот день, потому что из-за них ты сейчас со мной, Рюджин. Помни об этом.

***

      – Ты слишком добра ко мне, – качает головой Джису, когда Юна ставит перед ней тарелки с гамбургерами, картошкой фри и парой кексов, щедрых посыпанной сахарной пудрой. От горячего кофе в огромной кружке поднимается в воздух пар. – Что, если я располнею?       – Это должно иметь значение?       – Не знаю. Может, тебе нравятся миниатюрные стройные девушки?       – Мне нравишься ты, и меня никогда не будет беспокоить, как ты выглядишь.       – Все вы так говорите до первых набранных килограммов.       – Я ем больше, чем ты, так что мне стоит спрашивать о том, что будет, если я располнею.       – Думаю, тебе придётся купить новое кресло.       – Так… – Юна касается её руки, переплетая пальцы. Сердце бьётся чаще. – Я слышала, что секс хорошо сжигает калории. Может, останешься в Пусане и проведём пару тренировок? Ну, или чуть больше пары?       – Юна… я не знаю.       – Ты снова злишься на меня?       – Нет, я…       – Это из-за Йеджи? Мне кажется, тебя беспокоит то, что я в ней заинтересована.       – Это не ревность, не волнуйся. Я знаю Йеджи так хорошо, как никто другой не знает. Мы учились вместе, и я видела, что она делает с людьми. Просто не хочу, чтобы ты разочаровалась.       – Я хорошо осознаю, что она социопат, и не жду ничего особенно милого по отношению к себе. Она сможет разочаровать меня, если я не очарована. Я уважаю её знания, ум, талант, но как человек доктор Хван не может быть мне интересен. Я думала, мы обе это понимаем.       Юне хочется притянуть её к себе, обнять, поцеловать, но она знает, что Джису не понравится. Чхве считает, что им стоит держаться в тени.       «Так правильно», – говорит она, и Юна соглашается, потому что не хочет её расстраивать.       Джису так много работала, чтобы добиться всего, что у неё есть. Юна не может просто забрать это из-за каких-то чувств. Они могут быть вместе на выходных, ездить друг к другу, и этого достаточно. По крайней мере, сейчас.       – Вы здесь! – Джису выдёргивает руку, как только дверь открывается. Йеджи с любопытством разглядывает их. – Хотела сообщить, что рассказала Сеульскому отделению о талантах Юны. Они думают над тем, чтобы перевести тебя в отдел.       – Серьёзно?       – Им нужен кто-то, кто хорошо разбирается в компьютерах, аналитик. Они наймут тебя после проверки и собеседования. Думаю, займёт около пары недель.       – Спасибо, доктор Хван.       – Заставь Ли сказать это. Не каждый день её отдел будет получать такого талантливого сотрудника.