одно большое «сложно».

      – Не думала, что у тебя есть девушка.       Джису вздрагивает, когда вкрадчивый шёпот Йеджи обжигает ухо. Это одна из тех немногих её привычек, к которым Чхве никак не может привыкнуть. Раз за разом контроль на секунду оставляет её, и по её телу вдруг пробегает мелкая дрожь. Джису втягивает голову в плечи, чтобы защитить шею, – оставшаяся с детства привычка, – и с губ Хван срывается тихий смешок.       – Не подкрадывайся ко мне так.       – Или что?       – Давай не будем развивать этот разговор, пожалуйста.       – Продолжим говорить о твоей девушке?       – Она не… – Джису проводит внезапно вспотевшими ладонями по чёрной ткани платья. – Это не те отношения, о которых ты думаешь?       – Да? Мне показалось, вы хорошо смотритесь вместе. Почему ты её стесняешься?       – Я не… это не стеснение, Йеджи. Юна красивая и умная девушка. Таких просто нельзя стесняться. Дело в работе. Она – полицейский, я – консультант и пресс-секретарь. Встречаться для таких людей – роскошь, понимаешь?       – Нет.       – Ответ человека, которому никогда не отказывали.       Йеджи пожимает плечами, признавая, что не может с этим спорить.       Джису не злится на неё. Конечно, для такого человека, как Хван, не может существовать запретов. Она – гений. Доктор Хаус в мире криминалистики. Женская версия Шерлока Холмса, будто сошедшая со страниц книги, чтобы подчинить себе весь мир. Нет, такой нельзя отказать, и Джису понимает это лучше, чем кто-либо другой.       – Мы иногда проводим время вместе, потому что привлекаем друг друга в физическом плане, но на этом всё. Я не могу быть её девушкой. Пресс-секретари просто не имеют прав на скандалы. Это может подставить под удар всю группу.       – Ты не эгоистка, – качает головой Йеджи.       – Кто-то должен заботиться о других.       – Да, но тебе никогда не хотелось знать, почему именно ты? То есть вокруг ведь столько людей, верно? Большинство из них эгоистичны. Большинство из них похожи на меня. Разве это тебя не злит?       – Скорее удручает.       – Хорошее слово. Тебя обижает всё это? То, что ты не можешь быть с хорошей девушкой, потому что не я?       – Я не могу быть с ней не потому, что не ты. Мы в Корее, консервативной стране, работаем в структуре, большая часть которой построена и поддерживается мужчинами. Как думаешь, сколько из них спокойно примут факт того, что тот, кто должен отвечать за имидж отдела, состоит в открытых отношениях с женщиной? Их будет очень мало, Йеджи. Большинство полицейских сядут за рапорты, в которых напишут, что не хотят, чтобы их из-за меня считали гомосексуальными, и меня уволят. А за мной и Юну. Мне не обидно за это, я понимаю, что мир ещё не готов, но… иногда очень грустно понимать, что ты не имеешь права быть самим собой.       – Глубоко… – кивает Йеджи. – Я никогда себя так не чувствовала, хотя психические заболевания тоже не слишком популярны.       – Ты Хван Йеджи, лучшая из лучших и номер один в психологии преступлений. И ты уже сделала достаточно, чтобы показать, что с тобой не стоит ругаться.       – Может, тебе тоже стоит так делать?       – У меня нет на это права, – грустно улыбается Джису.       Йеджи смотрит на неё со всей таинственностью Моны Лизы, прежде чем с ухмылкой слабо щёлкнуть по носу. Это почти по-детски мило, но Чхве знает её достаточно хорошо, чтобы не поддаваться. Конечно, Йеджи гениальна, но она, в первую очередь, социопат. Каждое её действие – часть какого-то большого плана, выстроенного, чтобы немного повеселиться. Она умеет нравиться, и даже Джису иногда чувствует тепло в районе сердца, но это всего лишь игра.       Хван не любит никого, кроме себя. Она наслаждается собой как произведением искусства, внимательно изучая каждую свою часть, анализируя и запоминая. Другие для неё всего лишь фон, серая масса, рождённая, чтобы подчёркивать её сияние. И Джису признаёт, что тоже относится к этой серой массе. Она лишь немного, – на пару тонов, – светлее, но этого недостаточно, чтобы выделиться. Ни тогда, когда Йеджи привлекает к себе внимание, будто яркий маяк посреди сурового шторма.       – Тогда вам не стоит трахать друг друга глазами всякий раз, когда вы оказываетесь где-то вместе. Это не лучший способ скрыть отношения.       Джису хочет съязвить, ответить, что они с Рюджин почти всегда вели себя так, но вовремя понимает, что Йеджи и не пыталась ничего скрывать. Она выставляла Рюджин как трофей, так, чтобы все видели и понимали, кому он принадлежит.       – Да, конечно.

***

      Йеджи с трудом подавляет раздражение, когда капитан участка Юны со снисходительным смешком подаётся вперёд, будто пытаясь лучше их разглядеть. Он едва ли достаёт Йеджи до плеча, и его живот выглядит так, будто прямо сейчас лопнет, но уверенности в его взгляде столько же, сколько у бойца ММА. В нём нет ничего, что могло бы привлечь внимание Хван, и она быстро отвлекается на интерьер кабинета.       Такой же скучный, как и хозяин.       Белые стены, увешанные дипломами. Полки шкафов из дешёвой подделки под металл заполнены книгами, но на них столько пыли, что Йеджи сразу понимает, что их никогда не читали. На столе пара семейных фото, но диван слишком продавлен. Капитан явно не из тех, кто добровольно ночует на работе. Значит, не хочет возвращаться домой.       – Дамы, я более, чем уверен, что Юне просто померещилось. Вы же знаете современных подростков. Постоянно ищут приключений на задницу, видят то, чего просто нет. Те убийства совершенно не выделяются из общего ряда. Мне жаль, что Юна побеспокоила вас…       – Когда разводитесь? – Спрашивает Хван, прерывая его тираду.       – Что?       – Ваша жена уже подала заявление на развод? Или вы ещё пытаетесь развернуть этот Титаник?       – Не понимаю, о чём вы, – он старается улыбаться, но это выглядит слишком фальшиво.       – У вас на столе стоят семейные фото, так что очевидно, что вы женаты, но я ещё ни разу не встречала счастливо женатого человека, у которого был бы продавлен рабочий диван. Вы спите здесь, но не из-за дел, потому что вы явно ленивы. Значит, ссоры с женой. Очень давние, судя по состоянию дивана.       – Вы не можете говорить такое только из-за моего дивана.       – Я многое могу о вас сказать. Ваш кабинет почти то же самое, что вы сами. Например, вы очень невнимательны, ленивы и не слишком заботитесь о собственных навыках. Купили кучу книг, но не читаете их. Не протираете стол, когда проливаете на него кофе. Часто забываете о мусоре. К вашему сведению, такой дешёвый пластик очень хорошо впитывает запахи, так что я отчётливо чую, как редко вы выбрасываете мусор. Думаю, из-за этого вы и ссоритесь с женой. Она педантка, да?       – Откуда вы…       Йеджи кивает на лакированные туфли под одним из шкафов.       – Единственная более или менее аккуратная вещь в вашем кабинете. Вы бы не стали их чистить. Значит, ваша жена это сделала. Они блестят, хотя она явно давно к ним не прикасалась. К тому же я знаю этот бренд, и такую модель выпустили семь лет назад, а они выглядят как новые. Это признак очень аккуратной хозяйки, которая бережно и трепетно относится к вещам.       – Вы… вы…       Йеджи подходит к столу, нависая над капитаном. Видеть людей такими, – напуганными, безмолвными, – отдельный вид удовольствия. Она наслаждается этим, запоминая каждую часть, чтобы потом вспоминать, прокручивать в голове. Ей нравится чувствовать себя выше, чем он, нравится, что и он понимает, что ничто перед ней и её знаниями.       – Вам достаточно знать только то, что одного моего звонка будет достаточно, чтобы вы навсегда ушли из полиции без пенсии и каких-либо пособий. Не хотите, чтобы это произошло? Открывайте дело и поручайте его нам. Юна тоже участвует. Вам следовало бы ценить её талант. Заметить восемь странных убийств среди кучи одинакового мусора почти невозможно. Вы никогда бы такого не добились.       – Вы получите разрешение, – выдыхает капитан, и Йеджи отступает.       – Умное решение, сэр. И, кстати, не думаю, что Юна останется здесь работать. Такой талант должен быть в Сеуле.

***

      Йеджи сразу замечает, как насмешливо на них смотрят другие полицейские.       Все они старше тридцати. Губы Хван кривятся в усмешке, когда она видит, как их руки опускаются на кобуры. Наверное, многие копы считают это крутым. У них есть оружие, значит, они главные, и это показывает уверенность. Йеджи знает, что это всего лишь один из признаков страха. Крохотная часть их сознания, в которой ещё осталось что-то разумное, подсказывает, что в этой форме они легче станут мишенью. Прикосновение к оружию заглушает голос разума.       – Ты не очень популярна.       – Да, – улыбается Юна. – Я работаю здесь всего четыре месяца, и они считают меня кем-то типа стажёрки и секретарши. Говорят, что настоящим копам не нужны железки, чтобы раскрывать преступления.       – Да, а судмедэкспертиза может идти нахер, – ухмыляется Рюджин.       – Идиоты, – соглашается Йеджи. – Я буду настаивать на проведении внеочередной проверки профпригодности, но только независимой комиссией. Уверена, что их уволят.       – Они хорошие полицейские.       – Да, если речь идёт о ловле подростков, рисующих граффити. В расследовании убийств они так же полезны, как Черён при игре во что-то сложнее «Монополии».       – Заткнись, Хван, – рычит Черён.       Вопросительный взгляд Юны опускается на Джису, но та только пожимает плечами.       – К этому придётся привыкнуть.       Кабинет Юны выглядит чуть лучше, чем остальные. Он небольшой и в основном заставлен компьютерами, но на стенах находится место для фотографий. На паре из них подросток-Юна стоит рядом с высокой худой женщиной, очевидно, её матерью. На третьей она ещё ребёнок, и её держит на шее одетый в полицейскую форму мужчина с широкой улыбкой. Ничего, что напоминало бы об учёбе в Полицейской Академии или друзьях из того времени.       «Странно», – думает Йеджи, ещё раз скользя взглядом по фотографиям. – «Обычно такие люди, как она, легко сходятся с кем-то своего возраста».       – Все данные сохранены на основном компьютере. Вот, – она указывает огромный список уголовных дел. – Это все убийства, произошедшие за последние четыре месяца. Я расширила список после того, как заметила первые четыре, чтобы убедиться, что не ошиблась с примерными датами. Я читала, что это важно.       – Очень важно. Это помогает определить его триггер.       – Да, об этом я тоже читала, – улыбается Юна.       – Тут несколько сотен дел. Как ты смогла выделить только восемь?       – Мне просто показалось, что они отличаются.       – Как именно?       – Слишком… бесцельные, наверно. У них были признаки, которые меня насторожили.       – Ты просматривала каждое дело?       – Да, чтобы внести их в систему. Таков порядок.       Йеджи кивает. Она признаёт, что эта девушка хороша в анализе, но увидеть восемь дел, не связанных между собой какими-либо признаками, свести их в систему… для этого нужно быть больше, чем просто «хорош в анализе». Нужен талант и достаточный опыт, чтобы вычленить все признаки.       – Когда ты объединила их в систему?       – После внесения третьего дела. Это просто начало казаться мне слишком странным. Нельзя убить человека без цели, если ты не болен.       – Ты вышла на убийцу только из-за цели?       – Что это за допрос, Йеджи? – Вмешивается Джису. – Ты в чём-то её подозреваешь?       – Просто хочу узнать, в каких Академиях учат настолько талантливых аналитиков. То, что она сделала, на грани возможного. Вычленить из сотни убийств всего восемь, на первый взгляд ничем не связанных друг с другом. Я не думала, что среди современных копов ещё остались такие таланты.       – Спасибо.       Щёки Юны очаровательно розовеют.       – Почему у тебя нет никаких фото из Академии?       – О, мы не слишком ладили с другими ребятами. Я ушла с выпускного раньше, чем они начали фотографироваться.       Йеджи замечает, как всего на секунду, но её лицо меняется. Юне не нравится врать, но почему-то она делает это. Почему? Кажется, что Шин не из таких людей, которые скрывают прошлое и врут. Нет, она из тех «хороших» парней из фильмов, героически встречающихся с опасностью.       И всё-таки…       – Давайте просто начнём работать, – Черён открывает мобильный. – Юна, отправь все данные мне на почту. Мы с Рюджин поедем на место последнего убийства, исследуем всё ещё раз.       – Я присоединюсь к вам после того, как прочитаю материалы дела, – говорит Йеджи.       – Не нужно.       – Не спорь со мной, Ли.

***

      Рюджин медленно проходит по детской площадке, разглядывая ярко-жёлтую горку. Судя по фотографиям, тело девушки лежало наверху, голова свисала с лестницы. Руки связаны её собственным лифчиком. Трусы субъект использовал, чтобы заткнуть жертве рот.       – Типичный социопат, – подмечает Черён, разглядывая фотографии.       – Джису думает, что после этого убийства он определился с почерком. Ему нравится душить. Думаю, изнасилование он попробовал, чтобы соответствовать образу, но это ему понравилось.       – Это плохо. Если он войдёт во вкус…       – Знаю. Никому не нужен новый Ли Чунджэ.       – И у нас нет двух миллионов часов на раскрытие дела. Сможешь что-нибудь сделать? Понимаю, что прошло много времени, но…       – Всё в порядке, я попробую.       Рюджин закрывает глаза, фокусируясь на биении сердца. Картинка снова встаёт перед ней. Жар полуденного солнца будто отступает, и к коже прикасается прохлада ночи. Она смотрит на эту площадку с другого ракурса. Единственный фонарь изредка мигает, оглушая противным звуком, но её это не беспокоит.       Темнота – это хорошо.       В темноте она чувствует себя по-настоящему сильной.       – Он напал здесь, – Рюджин показывает на высокое дерево. – Долго прятался и выжидал. Он хотел напасть на ту, что помоложе, но не смог. Ему не нравятся дети, поэтому он выбрал ту, что выглядела старше. Скорее всего она примерно его возраста, плюс-минус четыре года.       – Так…       – Напал сзади. Так безопаснее и ему не придётся бить её. Не испортит лицо.       – Он думал о лице?       – Очевидно, он не хочет их уродовать. Ни в одном из дел он не портил женщинам лица, так что можно предположить, что красота имеет для него значение.       – Но у него нет типажа.       – Возможно, она и была его типажом.       – Значит, мы ищем парня, которому нравятся красивые девушки. Да, проще найти иголку в куче булавок.       – Если он так много знает о серийных убийцах, то может интересоваться криминалистикой. Он может получать профессию, связанную с работой в полиции. И скорее всего он бы участвовал в расследовании. Возможно, его бы допрашивали.       – Но пока он не показывал желания общаться с прессой.       Черён морщится, когда полицейский автомобиль паркуется в паре метров от площадки, и Йеджи выходит из него словно звезда фильма. На ней дорогая рубашка из настоящего шёлка, широкие бежевые брюки. Глаза прикрывают очки-авиаторы.       – Потому что у него пока нет своего почерка, – отвечает она. – Если он выдаст себя сейчас, то навсегда останется подражателем, а субъект хочет большего. Последние пару месяцев он всего лишь тренировался. Кстати, отличная техника, Рюджин. Рада, что ты смогла ей научиться.       – Это твой способ? – Губы Черён расплываются в ухмылке. – Тогда понятно, почему всё выглядит настолько жутко. Только больной может понять больного.       – Ты пригодишься, когда мы дойдём до преступлений, которые будет совершать идиот. В любом случае, у меня есть предварительный профиль. Хочу сравнить его с вашими наработками. Идеи, Рюджин?       Шин кивает, набирая больше воздуха в грудь. Как бы сильно она ни ненавидела Йеджи, сложно отрицать, что эта девушка – профи.       – От двадцати до двадцати семи, не старше. Как-то связан с темой серийных убийц. Может вести блог или канал о них, скупает книги, много говорит об их делах. Заинтересован в криминалистике, так что может учиться на эксперта.       – Организован?       – Вероятно.       – Он пытается, но эмоции часто берут верх. В случае с застреленной парой он даже не проверил, есть ли свидетели, и чуть не попался. Это ещё раз говорит о его молодости. Я бы сбавила пару лет и сказала, что ему не больше двадцати пяти.       – Что насчёт импотенции?       – Полагаю, ему нужен жёсткий секс. Даже не на грани, а с откровенными издевательствами. Определённо удушение – один из фетишей.       – Можно провести поиск по БДСМ-клубам.       – Нет, у этих мест свои правила, а этот парень их не любит.       – И откуда же это ты это знаешь? – Фыркает Черён.       – Ты не стесняешь своей тупости, а я – своих потребностей. В любом случае, учитывая характер субъекта, думаю, что он достаточно умён, чтобы скрывать это от своих близких, но из-за молодости может срываться. У него должно быть пару приводов. Скорее всего они со времён школы. Тогда такие, как он, контролируют себя хуже всего.       – Если он думает, что определился с методом, то может убить ещё раз, чтобы это проверить. Нужно усилить патрули.       – Без проблем, – кивает Йеджи. Ей требуется всего несколько секунд, чтобы набрать номер капитана, и тот, очевидно, слишком запуган, чтобы сопротивляться. – Я хочу, чтобы все вышли на улицы. Да, я знаю о режиме дня и прочем дерьме, но, если вы не хотите, чтобы ещё одну девушку задушили на улице её же бельём, а вас с позором уволили, то сделаете то, что я говорю. Да… да… соберите всех, кто сейчас в отделении, и вызовите остальных, мы готовы представить профиль.

***

      Джису улыбается, когда в нос ударяет приятный аромат жареного мяса, смешанный с запахом плавленого сыра. Юна ставит перед ней тарелку с ещё горячими бургером и картошкой фри. Холодная кола в стеклянной бутылке уже открыта. Из горлышка поднимается пар.       – Подумала, что ты будешь голодна, – улыбается Юна. – Ну, или тебе станет скучно.       – С этими снимками? – Джису подталкивает фотографию одного из трупов. – Нет, я отлично провожу время. – Я надеялась, что смогу вытянуть что-нибудь из мест преступлений, но они почти точные копии мест преступлений тех убийц, о которых вы говорили. Никакой безопасной зоны, он охотится по всему городу.       – В нём просыпается тяга к садизму, если судить по последней жертве.       – Возможно. Подобные вещи достаточно сложны. Он любит жёсткий секс, но не пытки. По крайней мере, не физические. Возможно, для него важно психологическое доминирование. Это может указывать на то, что его волю часто подавляют, и таким образом он удовлетворяет потребность в контроле.       – Возможно?       – Никогда нельзя знать наверняка, если преступник не сидит перед тобой. У большинства подобных субъектов есть тяга к контролю. Им нужна власть, но, когда её недостаточно, они начинают искать её такими способами.       – Я читала об этом в одной из книг Йеджи.       – Конечно, ты это читала, – качает головой Джису.       Юна беззлобно толкает её в плечо.       – Я фанатка!       – Да, я заметила.       – Эй, по тебе я фанатею ещё больше. Уверена, Йеджи не умеет так хорошо целоваться.       – Ну, можешь это проверить.       – Не хочу и никогда не захочу. Детка, – Юна забирает её руку в свою, прижимая к тому месту, где под тканью и кожей стремительно бьётся сердце. – Не злись на меня. Я всегда чувствую себя плохо, когда понимаю, что ты злишься.       – И почему же?       – Потому что чувствую себя виноватой за то, что разозлила свою девушку.       – Девушку? Ты считаешь меня своей девушкой?       Джису не хочет звучать грубо, но при одной только мысли об этом её сердце замирает от страха. Что, если их услышат? Что, если кто-то узнает об их отношениях? Как тогда она сможет продолжить работать в Департаменте, проводить лекции? Что будет с её жизнью? Чхве так старалась попасть сюда не для того, чтобы за секунду лишиться всего, что у неё есть.       – Мы спим последние три месяца, ходим на свидания, и я люблю тебя больше, чем кого-либо раньше. Боже, я… я даже думаю, что ты моя первая любовь. Вернее… нет, я уверена, что ты моя первая любовь.       Джису прикусывает губу, чтобы сдержать вздох. Юна умна, горяча и полностью во вкусе Чхве, но их отношения могут привести к катастрофе. Она не может лишиться карьеры. Не из-за девушки.       – Я понимаю, что ты думаешь, что прошло слишком мало времени. Прошло всего три месяца, и мы не так часто встречались, но я уверена в своих чувствах. Я люблю тебя, люблю всё, что связано с тобой, и я никогда не была так счастлива как в те дни, которые мы провели вместе.       – Я… – Джису касается её щеки, и Юна морщит нос от удовольствия. Теплота наполняет грудь Чхве, когда она скользит большим пальцем по нежной коже. Это так приятно, что хочется скулить. – Мне нужно чуть больше времени.       – Конечно, я понимаю. Я знаю, что работа останется для тебя приоритетом, и это меня устраивает.       – Правда?       – Это важно для тебя, и ты талантлива в этом, так что я поддержу тебя в любой ситуации. Мало ли, когда крутым ребятам снова потребуется ботаник-программист.       Джису вздрагивает, когда слышит сдавленный кашель. Йеджи смотрит на них с привычной наглой ухмылочкой и поднимает руку в знак приветствия.       – Не хочу прерывать такой милый разговор, но нам нужен пресс-секретарь, чтобы представить профиль. И все полицейские должны его прослушать.       – Да, я иду. Извини за…       – Не извиню и буду ненавидеть до конца своей жизни. Давай, шевели задницей, Чхве.

***

      Йеджи проскальзывает к Юне в ту же секунду, когда Джису начинает зачитывать профиль. Они стоят в самом конце, у входа в кабинет, и никто из других полицейских не может их услышать.       – Значит, ты любишь её? – Спрашивает Хван.       – Да. Это так очевидно?       – Более чем.       – Вы меня не понимаете.       – Я в целом не могу испытывать любовь, так что не принимай на свой счёт. Я никого из влюблённых не понимаю. Кстати, знаешь, что самое забавное?       – Что?       – С того времени, как мы приехали в Пусан, это первый раз, когда ты честно отвечаешь на мой вопрос.       На губах Юны проскальзывает усмешка. Она смотрит на Йеджи прямо и смело, и это слегка подкупает. Обычно лгуны, поняв, что их поймали, боятся, пытаются спрятаться, врут ещё больше, но Шин – приятное исключение.       – Тебе не нравится врать.       – Очень, – кивает Юна. – Но и правду я вам не скажу.       – Почему?       – Как думаете, доктор, если человек, который терпеть не может врать, делает это, то у него есть достаточные причины? Очевидно, что есть. Я знала, что вы догадаетесь, и хотела попросить не вмешиваться в это. Это не связано с чем-то плохим, клянусь.       – Джису знает?       – Нет, и никогда не узнает. Для своего же блага, доктор Хван, держитесь подальше от этого.       – Думаю, у меня уже есть догадки. Теперь ты нравишься мне ещё больше.       Улыбка Юны становятся шире.       – Социопаты не испытывают симпатии.       – И снова раздражаешь.