Следуй за Воронами

      Утром Джису сидела на коленях у импровизированной могилы Юны и не могла открыть глаз; ресницы слиплись от слёз, состояние внутри оставляло желать лучшего, и не было совершенно никакого желания подниматься, отряхивать платье и идти в дом. Мёрзлая земля холодила колени, и как только сзади кто-то подошёл, Чхве ощутила скованность, страх и непонятливость — что делать теперь? Ей не о ком заботиться, не за кем приглядывать. А если её жизнь прервётся точно так же, как жизнь Юны?       Она ведь услышала выстрел точно так же, как и все остальные, оглянулась, посмотрела, как же отреагировали остальные, а все будто бы были спокойны, будто бы не ощущали того же самого, что внутри она — смущения, страха и жалости к человеку, в которого явно попали, ведь крики и обвинения прекратились. Остался лишь визг Йеджи и звук падения, как будто кто-то шлёпнулся со всей силы в грязь, и как только Джису выглянула в окно, скрытое до этого за ажурной занавеской, то ужаснулась. На дорожке, что вела к крыльцу, лежала Юна, Юнги хладнокровно держал оружие, а потерянная Йеджи хваталась за доски, чтобы встать на ноги, но не могла.       В тот самый момент Джису осознала, что Йеджи не настолько-то и лидер наравне с Юнги, а просто-напросто слабая девушка, которая смогла изначально показать себя с лучшей стороны. Будь у кого угодно больше стойкости, та бы девушка встала на место Хван. Но вместо этого Рюджин сейчас закидывалась таблетками, которые добыла в городи, потому что до сознания, почему-то не затуманенного веществами, стало доходить, кто был убит на крыльце; Черён пряталась за широкой спиной Хосока, а Чонха в последнее время только и могла, что лежать на кухне и лизать пол, потому что на большее у неё сил не хватало.       — Почему ты лижешь пол? — спросил у неё Нам Джун однажды.       — Вспоминаю, каково это — быть близко к земле. Мы оттуда появились и туда же уйдём после смерти.       Нам Джун тогда, как и остальные, услышавшие это, вздрогнули, потому что никто не хотел говорить о смерти, обсуждать эту тему, а в особенности Юнги, который несильно пнул девушку по рёбрам, приказывая подняться и покаяться. Только даже покаяние не спасло грешную душу, и Чонха улыбалась в те моменты, когда становилось грустно, и грустила, когда все веселились — она не могла почему-то уловить общего настроения и действовала по наитию, натыкаясь носом на препятствия, как слепой котёнок.       Честно, Юнги их всех с котятами, которых надо закинуть в завязанном мешке в реку, сравнивал. Видимо, потому что, убив одного человека, понял свою безграничную власть, потому что никто, абсолютно никто не пойдёт никуда жаловаться. А уж если никто даже и слова не сказал, то можно продолжать творить бесчинства и выжигать насилием всё хорошее, что только было в мире. Он выжег любовь, выжег привязанность, выжег на глазницах своей паствы одно слово — «покорство». Именно поэтому Джису даже не вздрогнула, когда на её шею опустилась рука, но не сжалась, не желая убить.       Это был Джин.       — Она была хорошей девушкой, — давление с шеи убралось, Джин сел на корточки рядом и вгляделся в красивое лицо Чхве. — Хорошей девушкой, которая очень сильно любила. Мне кажется, это бесчеловечно — вот так вот её довести.       — На то воля Мина Юнги, — вздыхая, сказал Джин. — Все мы умрём. Только какими способами — зависит от нас самих.       — Либо от Мина Юнги.       — Либо от него. Но не будем о плохом. Мне разрешили взять тебя с собой в город, чтобы привезти новых тканей — Йеджи сказала, что сошьёт всем новую одежду, сказали не экономить на материале. Ты же… поедешь со мной?       Джису не то чтобы нравился Джин. Он привлекательный, умный, с неплохим чувством юмора, но чувствовалась в нём какая-то нервозность, незрелость и страх, в особенности когда он смотрел на Юнги. В сексе он был средним, на троечку, да, прислушивался к желаниям партнёра, целовал нежно и даже умильно утыкался лбом в плечо, когда достигал пика. Возможно, это Чхве и нравилось в Джине, но многие его навязчивые знаки внимания чуточку пугали, чуточку отвращали и совсем капельку вызывали непонимание вкупе с вопросом: «Что надо сделать, чтобы ты от меня отстал?» Но, в общем, если вспоминать бывшего, то Джин был даже неплохим на его фоне: детей не хотел, потому вовремя вынимал член, жениться не стремился, и всё поглядывал только на Йеджи, как и сама Джису.       — Поехали. Может, мне удастся хоть капельку успокоиться.       Пришлось переодеться в городскую одежду — остатки от неё до сих пор хранились в рюкзаке, и Джису села в пикап Джина, выдыхая и не зная, что ей в принципе на данном этапе от жизни надо. Надо… Спокойствие, умиротворение и отсутствие стресса, только ничего из этого Юнги не смог обеспечить никому. Только, возможно, Йеджи в редкие моменты с ним всё это ощущала, смотрела на него, как на бога, а потом опускала себя на землю. Это тоже было видно. И Джису в какой-то мере завидовала, что она могла сбросить с себя морок и остаться равнодушной.       — Зима будет холодной, — проговорил Джин и мельком глянул на ладони девушки — огрубевшие, они сжимали друг друга, и хотелось положить руку прямо на них, слегка сжать и сказать, что всё будет хорошо. Всё обязательно будет так. — Всем надо запастись одеждой. Знаешь, я поработал немного тут и понял, что хотел бы здесь остаться если не навсегда, то надолго. Но мне нужна спутница рядом, и я бы очень хотел найти в ней тебя. Джису… Ты бы осталась со мной, если бы я попросил, или уехала искать дочь?       Честно говоря, Джису настолько устала морально, что даже перестала задумываться о дочери. Что-то высшее запрещало это делать, как и молиться истинному богу, который существовал вопреки. Азалия… крошка Азалия, ей было лучше без непутёвой матери, которая просто предпочла забыть, а не бороться, отступить. Отступил бы кто из её окружения, девушка не знала, но ей было уже заранее стыдно, потому что точно знала — кто-то бы нашёлся, кто боролся бы за дочь до конца и не оставил её одну в тяжёлый жизненный период. Но всё же внутри теплилась надежда, что Азалия счастлива, любима и ни в чём не нуждается.       — А ты хочешь попросить меня остаться? — внутри перемешивались все чувства, и Джису сжала в руке ремень безопасности.       — Да. Если не рядом с собой и Юнги, то рядом с собой. Потому что… Я чувствую, пройдёт немного времени — и Юнги нас всех расстреляет. Йеджи вчера отвела меня в сад и сказала, что Юнги очень нервирован всем, что происходит, и хочет, чтобы мы обозлились на других. Нами легче управлять, она сказала, если мы боимся общего врага. Но скажи… Ты сама боишься?       — Если бы был выбор, я бы ушла искать Азалию, — как нож под сердце — Джису не любила СокДжина и не растворялась в нём, подобно патоке, — и никогда бы никого не знала. Но я тут. Я с вами. Потому из двух зол выбираю меньшее: я останусь с тобой, коль ты предложишь. А по поводу второго вопроса… Честно, я не знаю, боюсь или нет. Я зла на Юнги, пускай эти чувства нельзя испытывать, я хочу мести, потому что Юну убили зазря, и я очень сильно хочу, чтобы Юнги сам пострадал. Он не чёрный ворон и не Бог, он простой человек, но если скажешь ему это, то тебя сразу убьют. Не он, так другие. И я хочу просто спокойствия. Спокойствия и тепла. Но пока я получаю лишь твои объятия и дрожь при виде Юнги, — честно ответила Джису, выдыхая и осознавая, что они уже подъехали к тому самому магазину тканей, где в последнее время именно они всё скупали.       — Но скажи, Джису, — парень всё же не удержал себя — положил руку на пальцы девушки и обратил всё её внимание на себя, — со мной хотя бы ненамного, хоть на капельку спокойно?       — С тобой — да. С Йеджи тоже. Но при этом я полностью осознаю, что и ты, как брат Йеджи, и сама она можете передать что-то Юнги. И я очень боюсь того момента, когда он узнает о нашем разговоре. В прошлый раз он убил Тэхёна и Юну. Я не хочу быть убитой и очень надеюсь на твою порядочность, потому что… доверяю тебе больше всех, — и Джису вырвала руки из хватки пальцев мужчины. — Пошли в магазин. Подозрительно, что мы столько времени стоим и даже не двигаемся, то ли пришли грабить и убивать, то ли пришли с миром. Пойдём продавцам доказывать, что мы безопасны и у нас много денег.       Джин чувствовал себя странно после этого разговора с Джису, а потому, когда она бродила мимо рулонов тканей, просто молчаливо следовал за ней, порой ловя что-то сродни восторгу, слышал вопросы девушке, которая сопровождала Чхве, а потом на кассе оказалось как минимум пять рулонов различных тканей. Джису всё вновь осмотрела по списку, составленному Йеджи, и со знанием дела кивнула, подзывая Джина и прося всё это оплатить. Последние купюры исчезли из кошелька Джина, и он слегка поджал губы, ведь, чтобы всё это заработать, понадобился месяц, а спустилось всё на благо их семьи за секунду. В глубине души ему хотелось иметь что-то своё там, где нет ничего личного, и потому Ким хмурился, неся тяжёлые рулоны до пикапа. Джису, пускай желающую помочь, он игнорировал, решил, что она девушка и не будет таскать тяжести, и потому девушка понуро плелась следом и ускорилась лишь тогда, когда Киму было никак не открыть машину в одиночку.       — Прости, замечталась, — было сказано коротко, и вскоре молодые люди уже были в пикапе и выезжали из центра города. — Джин… я хочу попросить прощения, потому что вела себя отвратительно по отношению к тебе. Ты очень хороший парень и, честно, я не думаю, что тебя заслуживаю. Мне надо после смерти Юны немного побыть одной, подумать, а в итоге я почему-то в обществе, где не особо хочу находиться. Это, наверно, странно немного, но я хочу быть с тобой предельно честной, как ты честен со мной. Ты мне нравишься, как человек, конечно же, но между нами ничего не может быть. Прости, пожалуйста, что просто с тобой сплю, потому что не могу по-другому, чувствую себя будто бы обязанной, потому что ты ко мне хорошо относишься. Но и на твоей улице будет праздник. И тебя полюбят.       Джин молчал всю оставшуюся дорогу до дома — внутри кипела боль, но он яростно пытался показать, что в порядке и не нуждается ни в какой поддержке. Джису, девушка, которая пленила своей нежностью и кротостью, его отвергла, и это наложило отпечаток на сердце, оставило там болезненный шрам. Но ничего, Ким переживёт, сможет пережить и сделает всё, чтобы рана зажила.       Йеджи была рада новым тканями и утащила их в комнату, принимаясь разбирать, разворачивать и сверяться с блокнотом, смотреть выкройки и любовно поглаживать швейную машинку, которую ей удалось недавно купить. До этого она шила только иглой, старалась всё сделать быстро, но не получалось, срывалась, многое переделывала, но по крайней мере половина людей, живших в доме, носила вещи, которые были всегда впору и не доставляли неудобств. Теперь же дело однозначно пойдёт быстрее и даже лучше, потому что Йеджи лишний раз не будет плакать и рвать ткань, а Юнги станет засыпать под мерную работу швейной машинки.       — Думаю, уже стоит готовиться к зиме, нужно что-то более тёплое, чем есть сейчас, — объяснила Йеджи всё вечером, а Юнги в это время смотрел на неё прямо, не хмурясь, видя энтузиазм девушки, руки которой жаждали работать. — Ваши все мерки у меня есть, выкройки сделала, ткань купили — красота! Все ждём момента, когда я всё доделаю и дам вам померить. Девочки, никто не беременеет, мальчики, никто не толстеет, я вас заклинаю, иначе заставлю всё самостоятельно перешивать.       — То есть, получается, у нас у всех будут костюмы под заказ? — улыбнулся Хосок.       Долгое время он старался не думать и не вспоминать о днях, проведённых в доме, где его сёстрами были милые Розэ и Дженни, но потом тоска взяла своё. В том доме всё было понятно, шло своим чередом и было расписано, каждый чётко знал свою роль и реплики, которые готовились талантливыми сценаристами. Здесь же — полная непредсказуемость и импровизация, крики и обряды, смерть и запах крови. Даже в самых смелых фантазиях, когда хочется покромсать своих обидчиков, Чон не мог вообразить того, что происходит в этом доме. Здесь всё стабильно нестабильно. Здесь всё плохо и одновременно с этим понятно.       Здесь есть Черён, а она сродни утешению и красоте роз среди картофельных очистков.       Юнги внезапно ударил вилкой по деревянному столу, пачкая соусом скатерть, а потом поднялся на ноги, пугая Йеджи, но ступил не в её сторону, а к Хосоку, который был третьим от Мина, сидящего во главе стола. Кажется, сжались все, в особенности в тот момент, когда Мин всё же дошёл до мужчины и сжал его плечи настолько цепко, что Чон вздрогнул от боли и попытался развернуться. К сожалению, Юнги держал его крепко, впивая пальцы в плоть, а потом нагнулся к самому уху:       — Привык быть хорошим мальчиком в своём особняке, где тебе всё достаётся только потому, что ты богат, а тут никто богат никогда не был и вещи не на заказ делаются, а просто по твоим личным меркам. Будь моя воля, я бы из тебя всю душу вынул, швырнул на пол и заставил оплатить всю одежду, которую персонально для тебя и твоей сучки, — Черён в ужасе сжалась под чёрным взглядом Мина, — пошила Йеджи. Ну же, давай, её раз раскрой свой рот — и я заставлю тебя замолчать навсегда, ублюдок.       Юнги толкнул Хосока так, что он не успел опереться ладонями о стол и практически влетел в тарелку лицом, но вовремя смог остановиться. Плечи жгло огнём, его всего трясло, как и Ли, руки у которой ходили ходуном из-за волнения, но пришлось срочно успокаиваться и держать рот на замке. Он помнил, что Юнги совершил с Тэхёном и Юной, знал, что с ним могли совершить, потому что Мин сказал, что всех, кто обладает властью и деньгами, будут отстреливать, как бешеных псов, а потому боялся. Боялся, трясся и очень надеялся, что когда-нибудь он сможет сбежать…       …домой…       Только дома как такового у него и нет вовсе — Дженни выдали замуж, Розэ осталась в особняке и сделает всё, чтобы братика, который очень уж любил её старшенькую, не пустили даже на порог. Сбежал — значит, не достоин ни наследства, ни покровительства, ни опеки, и как бы семья его ни любила, как бы на него ни надеялась, в лучшем случае ему дадут небольшое количество денег и скажут уходить туда, откуда пришёл. Но теперь Хосок твёрдо для себя решил, что на плечах лежит ответственность и за Черён, которая сейчас с удовольствием прижалась бы к нему, обняла и попросила защитить.       — Сегодня будет ночное бдение. Кто заснёт во время него, того пристрелю нахуй. Помните, что вы должны не спать.       Именно тогда Хосок понял, что, кажется, пора как можно быстрее бежать отсюда вместе с Черён, потому что день ото дня Юнги всё больше сходил с ума.       Ночное бдение было необычным событием для всех — обнажённые парни и девушки сидели при свечах в гостиной лицами друг к другу, бесконечно читали сочинённые Юнги молитвы, а после этого следовали самые дикие и необузданные оргии, которые только можно было вообразить. В прошлый раз Йеджи настолько жарко целовала Джису, что та забыла о Юне практически полностью, и пока уже Юнги не приревновал, пока не разложил возлюбленную на полу, Хван готова была сделать с Чхве всё, лишь бы принести ей удовольствие. Даже трахнуть пальцами. Даже зарыться носом в пушке на её пахе. Даже зацеловать в том месте, в которое обычно парни вводят члены. Йеджи хотела, чтобы Джису принадлежала только ей.       Но Джису даже самой себе не принадлежала, отдаваясь целиком эмоциям и чувствам по почившей подруге, о которой очень уж хотелось заботиться. Нет, Джису не была страстно влюблена в Юну, просто… она была той самой девушкой, которая нуждалась в заботе, тем более по ней было видно, насколько она одинока и насколько потеряла смысл жизни, как только Тэхён отдал богу душу. А её смерть была не менее жестокой, чем то, что с ней сделал Юнги. Лучше бы изнасиловал. Лучше бы надругался над душой, но не зашивал губы, не делал всё, чтобы крики девушки были слышны из подвала. Джису всё слышала, сидела на полу, зажав уши ладонями, и вся тряслась от осознания, что на месте Шин могла оказаться любая девушка.       Любая девушка из здесь находящихся.       Даже сама Джису, которую от подвала оттащил Джин — боялся, что, увидь Юнги, Чхве бы отправилась сразу к праотцам, настолько страшным с кровью на руках и одежде он выглядел. А ведь потом самой Джису пришлось руками стирать его рубашку, оттирать от крови, и она стёрла себе руки до мозолей о грубую ткань, но смогла всё отмыть до последней капли. Смогла, но руки потом тряслись и она не могла смотреть потом на Юнги совсем. Только Йеджи была ряда. Только её шёпот помогал не сходить с ума.       — Он сейчас немного успокоится и всё будет как раньше.       Но явно ничего не будет как раньше. И даже Йеджи, которая максимально сопротивлялась очередному желанию узаконить их с Юнги брак, это понимала.       В гостиной уже ночью расселись все, не стесняясь своей наготы. Йеджи легла на диване, подпирая рукой голову, остальные кое-как располагались кто в креслах, кто на ковре, но каждый делился на кучки, на пары, в те места, где им самим будет комфортно. Юнги сидел в ногах Йеджи, массируя её ступни, и та понимала, что не избежит близости сегодня. Ей было не совсем комфортно от того, сколько взрослый мужчина на много лет старше требовал от неё секса — он у неё всё же был первым, а она для него — очередной, которой можно воспользоваться. Сколько бы он ни клялся в любви, сколько бы он ни клялся, что любит её, не было ничего такого, как в сказках, чтобы точно сказать, что Мин Юнги — принц для Хван Йеджи. Наоборот.       Он всеми силами доказывал то, что он Молох в человеческом обличье, которому надо приносить человеческие жертвы.       Йеджи не успела понять, когда Юнги навалился на него и со всей силы, резко проник в её лоно, ещё сухо и сжавшееся, как только там появился кто-то посторонний. Её рука безвольно упала на пол, голова слегка ударилась о диван, но Мину было будто всё равно, он вколачивался в девушку, цокая языком и заставляя её не кричать. Сжал пальцами шею до синяков, перекрыл доступ к кислороду и одновременно с этим сжал грудь, щипая за сосок и заставляя Йеджи выгибаться. Не в удовольствии, никак нет. От чёртовой боли.       Йеджи смогла сосредоточить взгляд только на Джису, которая от шока и ужаса расширила глаза и наблюдала за девушкой, которую насилуют. Она не думала, что Юнги опустится до этого, но ласковые поцелуи Нам Джуна украшали спину Чхве, каждый позвоночник был обласкан вниманием, а Джин в это время изнывал от ревности. Получался какой-то любовный пятиугольник, где все друг с другом связаны, и ему очень уж не хотелось делить Джису с Нам Джуном.       Но что если подстроить побег Джуна из их «семьи»?       — Юнги, — прохрипела Йеджи, уже не могущая себя сдерживать — изнутри всё жгло огнём, ей хотелось как можно скорее закончить этот акт любовного насилия, как можно скорее закрыться в спальне и вырыдаться, — Юнги… прекрати, прошу…       — Терпи, Йеджи, просто терпи, — шептал Юнги, проникая в девушку до основания, оставляя на её коже багровые засосы, чувствуя сокращения всех мышцы внутри. Вот же лгунья, ей же всё нравится, так почему отпирается? — Терпи, пока я не насытился. Тебе дано терпение, так что пользуйся им сполна.       Никакой нежности — лишь в последний раз вошёл до самого основания и кончил внутрь, даже не заботясь об удовольствии Йеджи, которая в бессилии упала на пол. Она ощущала себя грязной, использованной в царстве стонов и разврата, и даже призывное от Юнги «подойди ко мне» никак на неё не действовало. Она боялась, боялась так, что готова была бежать опрометью голой по улице.       Она тоже, возможно, хотела домой, и да, родители примут обратно, но было страшно возвращаться без Джина, потому что его на куски порвут.       — Иди сюда, Йеджи, не глупи, ты всё равно не убежишь от меня и останешься навсегда со мной, — сердце колотилось в горле, Йеджи отступила на шаг и почувствовала удар в икру — это Нам Джун грубо оттолкнул её. — Иди сюда, я больше не сделаю тебе больно, обещаю.       Но обнажённая девушка с паническим криком уже бежала вверх по лестнице, чтобы повалиться на общую с Юнги кровать и, пряча лицо в одеяле, что пропитывалось кровью и спермой, зарыдать в весь голос. Она уже больше не могла сдерживаться. Она, кажется, окончательно сломалась.