Омут города грехов

            Люцифер присел на корточки, задыхаясь от истеричного смеха. Маль опешил, желая дать затрещину Дино. Ну вот, нахуя? Для чего это было сказано? Чтобы сделать больно? Наконец отомстить за все страдания? Но это вообще не те слова, которые стоит говорить, ради возвышения собственного «я». И Маль снова не ошибся, они похожи друг на друга намного сильнее, чем кажется на первый взгляд.       — Ты ебанулся? Чё ты несешь? — Люцифер суетился, прокладывая маршрут из стороны в сторону. — Ты обкурился или обдолбился, да что с тобой, еб твою?       — Люци, давай отойдем, — Маль подошел к нему, попытался закинуть руку на плечо, чтобы увести, но Люцифер оттолкнул его. — Я унесу тебя на руках, если потребуется. Пошли, блядь! — он встряхнул его за локоть, уводя внимание на себя. — Достаточно воплей на сегодня.       Дино ухмыльнулся, сжигая Люцифера дотла голубыми, дьявольскими глазами. Его будто подменили, а это, как оказалось, сработала гиперфиксация. Да и зависимость от плоти «демона» — доделала дело. Превратившись в конченного беса, Эванс скрылся из поля зрения, желая оставить свою вторую половину. Хоть одно верное решение за этот вечер.       Больные.       Больные.       Больные.       Еще день назад, всего чего хотел Люцифер, так это любить Дино, а в этот час — уже не меньше, чем убить его. Однако, чем сильнее любовь, тем сильнее и ненависть.       — Что это, блядь? Как? М…может хоть ты прояснишь?       — Во-первых, я понятия не имею, что с ним происходит. Во-вторых, это ваши дела и лезть я в это не хочу, если ты сам меня об этом не попросишь. В-третьих, ты готов меня слушать?       Люцифер молча поджал губы, обернулся и ушел к лавочке под ивой, где оставил бутылку с водкой. Упал, прислонившись к дереву спиной и отхлебнул из бутылки слишком много, чтобы проглотить без боли и слишком мало, чтобы заглушить поток мыслей.       Маль воспринял это как утвердительный ответ и сел рядом, понимая, что хорошего завершения вечера точно не предвидится.       — Я больше ничего не понимаю, Маль. И просто отказываюсь это переваривать. Что он высрал сейчас? Это правда?       Такер глубоко вздохнул, выхватывая из руки Люцифера бутылку, отпил, молясь, чтобы после его слов, друг вновь не слетел с катушек.       — Правда, — коротко ответил он.       — Ахахах-а, — сумасшедший смех вырвался из груди, не по-детски пугая Такера. — Да где я так согрешил то, а? Когда меня отпустит, господи?! — Люцифер не переставал смеяться, при этом почти задыхался, от полного отчаянья. Сейчас он отдал бы все, лишь бы перестать чувствовать. — К…как? — договорить он уже не смог, заглушил себя водкой и уткнулся затылком в кору, прикрыв глаза, но Маль и так все понял.       — Перед тем как узнать результаты теста на отцовство, я на всякий случай попросил Ости проверить счета и перевести мне деньги. В банке она забрала документы, как оказалось, специально там оставленные. Деньги не понадобились, но кричащая красная папка рассказала нечто другое.       — И?       — И я застал рыдающую Ости над кучей бумаг, в которых спустя и три часа разобраться не удалось. Дино приехал, чтобы помочь, но смог только подтвердить имя твоей матери, указанное в документах. Про остальное, я думаю, он не знает.       — К…как вы поняли, что мы брат и сестра?       — Говард рассказал.       — И в…все? Так просто взял и рассказал?       — Они с Кассандрой были женаты.       — Д…да ебанутся! — он схватил себя за волосы, грозясь вырвать их с корнями. — Так, во имя всего святого, вообще в жизни бывает?       — Блядь, братан, я сам не понимаю, как это возможно.       — Что он еще сказал? — Люцифер снова пьет, не обращая внимания на подкатившую тошноту. Но скорее от переизбытка информации и эмоций, чем от алкоголя. Его сильно трясет, а мозг внутри черепа превратился в кашу.       — Ну, по словам Ости, Кассандра после родов «слегка» ебанулась, пытаясь убить новорожденную дочь, а обеспокоенный папаша спас свою принцессу и перевез в Швейцарию. Но мне в это слабо верится, честно говоря. Говард тот еще ублюдок и я бы ему не верил. Именно по этой причине я и не хотел говорить тебе, пока не разберусь. Но твой ебнутый парень решил, что надо пиздануть это прямо сейчас в очень неподходящий момент.       Люцифер закивал, соглашаясь с другом. Молча отпил из бутылки, передал ее Малю и прокашлявшись, набрал номер телефона, сухо подписанного «она». Не с первого раза, но непутевая мать ответила, сообщила адрес, и что готова поговорить о чем бы то ни было. Богом забытое место, самая задница грешного города, но именно туда и собрался наведаться «демон, и, конечно, хуй бы с ним, что на часах перевалило за полночь.       — Что ж, успокой Эванса и увези его домой, пожалуйста. К нам или к себе, неважно, главное напиши, что вы в порядке.       — А ты куда собрался? Я хуй куда тебя отпущу одного в таком состоянии.       — Маль, хотя бы ты мозг не еби. Раз уж мы услышали одну сторону, то нужно услышать и вторую. Пусть эта пизда расскажет с ее стороны и прояснит с какого этого волшебного хуя у меня вдруг объявилась сестра. Тут что-то не чисто, и я это чувствую.       — Ты уверен?       — Я уже ни в чем, блядь, не уверен в этой жизни, но что остается? Сидеть и реветь как глупый пиздюк?       — Что-то мне не нравится твой настрой.       — Дино правильно сказал, мир не крутится вокруг меня. Пора мне принять ответственность за мою жизнь, так что, пожалуйста, сделай что я прошу и дай мне самому разобраться.       Доля истины в словах Люцифера, как-никак — была, но то дурное, щемящее ощущение в груди с начала дня, до сих пор не покинуло Такера. И все же, взвесив все «за» и «против», он кивнул, соглашаясь, ведь, по сути, перед ним уже давно не мальчик.       — Давай я тебя подброшу?       — Нет необходимости, «убер» уже тут, — Люцифер механически обнял друга и поспешил удалиться, пока тот не передумал и не увязался за ним.       Перед входом в жуткий, круглосуточный бар на окраине Лос-Анджелеса, Люцифер несколько раз покурил, пытаясь совладать с собой. Он и представить не мог, о чем ему поведает собственная мать. Мозг отказывался работать и составить хотя бы примерные вопросы, которые стоит задать. В конце концов он плюнул на все и зашел внутрь, желая поскорее покончить с этим.       — И снова здравствуй, — он сел за столик напротив матери.       Под стать месту, Кассандра была одета в узкие, порванные джинсы, белую майку и ковбойскую шляпу, будто только сошла с рекламы пива для байкеров.       Атмосфера не сильно располагала к запутанному и вероятно долгому разговору. По небольшому пабу гуляли официантки в коротких юбках, под сопровождение отвратительных взглядов и улюлюканья второсортных мужиков. Полы были липкими, как и высокие столики и явно давно не мылись. Стоял смог несмотря на то, что во многих заведениях запрещено курить, но тут всем явно было плевать на какие-то там правила.       — Теперь в таких местах отдыхаешь? — с ухмылкой спрашивает «демон» и подзывает женщину, чтобы заказать несколько рюмок более-менее сносного пойла.       — Уж прости, на что хватает денег, у меня и второго мужа не стало, если ты помнишь.       — Ты, дорогая мама, немного ошиблась, наверное, хотела сказать: «Третий муж?», — в ответ Кассандра ухмыльнулась, также, как обычно это делает сын. Теперь то она поняла, почему он позвонил ей посреди ночи.       — Ну, давай, спрашивай, — она достала из кармана кожаной куртки пачку тонких сигарет и прикурила, пододвинув к себе полную окурков пепельницу.       — Да вот ума не приложу с чего начать-то. Я понимаю, отношения у нас сложились так себе, но хотя бы о «сестре» ты могла мне рассказать?       — Оу и для чего же? Я сама ее едва помню и как ты себе это представляешь?       — Бля, то есть это правда? — усмешка с лица слетела также быстро, как и появилась. Теперь в голосе проявились нотки недоверия и жесткости.       — Да, до тебя у меня был еще ребенок.       — От Говарда, я полагаю?       — Именно так. Но для чего тебе эта информация?       — Сука, — Люцифер задрал голову к потолку, пытаясь не выпускать предательскую слезу из глаз.       Паршиво. День смерти отца, свихнувшийся Дино, а теперь еще и это. Хотелось спросить Господа: «Когда это закончится?». Но услышит ли он Люцифера, убережет ли? Или время для спокойствия еще не подошло и пока достаточно пары недель передышки и снова по старым тропам от ненависти к боли?       — Ости здесь — в Калифорнии. И по «счастливой» случайности я переспал с ней. И как мне это назвать? Как отреагировать? Потому что я вообще не представляю, что, блядь, чувствуют люди в такой ситуации.       — Ну, если тебе станет легче, вы не могли знать, что вы брат и сестра, — все что смогла выдавить из себя Кассандра. Такое себе оправдание.       — Какая нахуй разница, это не отменяет тот факт, что мы вылезли из одной пизды и это как минимум мерзко.       То, что Кассандра удивилась — это мягко сказать, она потеряла дар речи, вглядываясь в идеальное лицо. Она представляла себе любой разговор, но на такую тему — даже и предположить не могла. Денница молчал в ожидании хотя бы нескольких слов от матери, но она лишь курила, пытаясь осознать.       — Я даже углубляться в это не хочу, — Люцифер прервал ее размышления. — Как это произошло? Отец знал?       — Ты постоянно будешь сводить и так немногочисленные разговоры к Самаэлю?       — Не переводи тему. Я задаю вопрос — ты отвечаешь, все просто.       Их прервала официантка, резко поставив на стол шесть стопок с текилой и тарелочку с залежавшимся лаймом. Уточнив ради приличия, нужно ли еще что-нибудь, она удалилась, так и не услышав ответа.       — Что ты хочешь знать?       — Допустим, она твоя дочь. Как ты вообще оказалась замужем за Говардом Такером? По какой причине вы развелись?       — Говарда я правда любила, не замечая его садистских наклонностей, до самого конца, пока рождение Ости все не изменило. Я работала на него, мы быстро, как мне казалось, сблизились, влюбились. Я потом я впала в «депрессию» (только она так называла этот момент, для остальных это сдвиг по фазе), и ужасно оступилась, не понимая, что могла убить собственную дочь. Вымаливать прощение мне пришлось слишком радикальными методами.       — Что именно ты сделала?       — Я…я держала ее за ногу над пропастью в пятнадцать этажей просто потому, что уже не выносила плачь. Только так она затыкалась, но в то время, я съехала с катушек окончательно и начала делать это все чаще и чаще, пока Говарду не доложили. Он подозревал, что что-то не так и представил охрану.       — Это была причина развода?       — Да.       — О каком прощении ты обмолвилась? Разве за такое вообще прощают?       — А ты думаешь, ему прям жизненно необходимы были дети? И он весь такой сладкий и пушистый? Как только ему выдалась возможность, он выслал ее из страны и вспоминал только тогда, когда перекидывал раз в месяц деньги на счет. Но, с другой стороны — чудесный рычаг давления на бывшую жену, отчаянно желавшую искупить свою вину перед дочерью, не находишь? Я не знала в стране она или нет, дышит ли она вообще. И мне пришлось сделать то, о чем просил Говард ради призрачной возможности увидеть Малтин.       — А вопросов, сука, все больше и больше.       — Твой отец и Говард были конкурентами, наверное, единственными в этой сфере бизнеса. Я устроилась в компанию к Самаэлю и несколько месяцев сливала всю необходимую информацию напрямую к Говарду. Несколько дочерних компаний были выкуплены Говардом за копейки из-за обвала акций. У меня тем временем в кармане не было ни цента. Мне двадцать два тогда было. Ни мозгов, ни здоровья, ни семьи, ни денег.       — Я уже догадываюсь, что ты хочешь сказать, — скрывая боль, он выпил две стопки текилы, уводя взгляд от матери.       — Вскоре, Элеонор, думаю знакомая тебе, перешла под крыло Говарда и быстренько залетела, как я поняла. И надобность во мне отпала, с обслуживанием этого уебка, она прекрасно справлялась. Я все рассказала Самаэлю и потеряла любые надежды.       — Как великодушно с твоей стороны, — съязвил Люцифер.       — Он оказался прекрасным мужчиной, по правде говоря, намного более достойным чем Говард.       — Дай угадаю — единственная возможность жить как человек была в рождении меня?       — Все так. Но, я понятия не имею от кого ты, -сказала она так, между делом, будто это совсем ничего не значит.       — ЧЕГО, БЛЯДЬ?       — Я спала со всеми подряд, Люцифер. И я не уверенна, что Самаэль твой отец, проверять он этого не стал, к моему счастью. Он был в возрасте, ничего кроме работы и никакого намека на наследника. Я подарила ему тебя, а Говард к тому времени обзавелся близнецами и огромными суммами на счетах, которые, по сути, он украл у твоего отца, не без моей помощи. Так что выхода у меня не было. На одной чаще весов — статья за мошенничество, попытку убийства собственной дочери и принудительное лечение в псих-больнице, с другой — поиграть в «пай-девочку», родить еще одного отпрыска и жить счастливо вдали от прошлого, в полной безопасности. Выбор очевиден.       Все, прозвучавшее от нее, Люцифер уже не слышал, со стеклянными глазами и разбитой душой он просто кивал, сжимая в ладони холодное стекло. Только что она призналась в том, что человек которого он любил все свои двадцать четыре года — может и не был никогда родным по крови. Соревнуясь с бесами в собственной голове, он решил, что плевать. Память об отце все равно не будет забыта и как бы не оказалось на самом деле, Самаэль им останется до конца дней.       — Признаюсь, известие о беременности Элеонор, взбесило меня до кончиков волос. Так что, я можно сказать, выиграла джек-под, когда твой отец обратил на меня внимание.       — И так, прошу тебя, остановись. Подытожим. Ты переметнулась от одного богатого до жопы мужчины к другому. И единственным решением в твоей голове, было сначала сливать всю доступную информацию на отца, помогая этому утырку, а потом, когда стало понятно, что тебя тупо используют, ты решила лечь под «великого Денницу», назло Говарда, ради бабла и условной безопасности, правильно? Потому что Такер не пошел бы против Самаэля, ибо сам ходил по тонкому льду. Конечно, не упуская момента, что папа отчаянно хотел ребенка? Сработано заебись, Кассандра. Достойно Оскара.       Вон она — алчность во всей своей уродливой красоте, порок убогих, недалеких людей. Мужчина, что способен на все, ради достижения цели и женщина, продавшая свою честь за лишние пять центов. Но все ли так просто, как описывают эти жадные ублюдские по натуре существа? Что-то подсказывает, что нет.       Но все же стоит отдать Люциферу должное — он держится несмотря на то, что все вокруг уже постепенно теряет цвет. Ему кажется, что он попал в свой собственный Ад, откуда не выбраться. Слишком много информации, слишком много болезненных уколов судьбы за один день, просто слишком. Такое не переварить и не объяснить в двух словах. Это десятилетия пройденной истории, уйма тайн, запутанных в липкую паутину и несмотря на это, он, сука, все же цепляется за остатки рассудка.       — Ах, да, упустил один момент. Когда на горизонте вновь появились стодолларовые купюры и возможность начать с чистого листа, ну в смысле не быть для кого-то ебнутой психичкой, а вот прям молодой и прекрасной, ты и про Ости быстро забыла, как позже и про меня. Все так?       — Если ты до сих пор не понял, мне на все в этой жизни абсолютно насрать.       — Уж не сомневаюсь. Алчность и порочность — твое кредо, но такое приятное, правда?       — А ты спроси самое главное. Давай же, чертенок.       — Что может быть хуже, чем это дерьмо?       Она ядовито ухмыльнулась, опрокинула стопку и закусила лаймом, выжидающе оглядев абсолютно потерянного сына. Она снова увидела в нем забитого в угол щенка с порезанными «лапами» и убого зайца в его руках, подаренного Самаэлем, который невероятно раздражал.       — Ну, спроси, к примеру: «Как умер Самаэль?», — пропела она, превращаясь в кобру.       — Что ты нахуй несешь? — не в первый раз за сегодняшнюю ночь звучит этот вопрос.       — У него действительно случился инфаркт, но…       — Не смей, сука. НЕ СМЕЙ! — он резко встал с барного стула. Дотянуться до Кассандры не составило труда, из-за слишком малого расстояния между ними. Разгневанный, потерянный, с глазами полными ненависти и душой полной едкого отчаянья, он схватил ее за горло.       А она ухмылялась, точно также как это делала некогда бывшая возлюбленная, так похожая на его мать.

Soundtrack: breathe again — Joy Oladokun.

      — Но… — нарочно протягивает она, — но, я устала играть в «приличную» мамочку, всегда пара капель яда и я обогатилась на несколько десятков миллионов долларов, а ты остался лишь напоминанием о том, что он когда-либо существовал.       Не существует ни одного определения, ни одного термина или какой-либо заметки, чтобы описать то, что он сейчас чувствует. Все тело одеревенело, ладонь, что крепко держала Кассандру за горло, горела в адском пламени. Самый ужасный кошмар в его жизни и близко не был схож с тем, что происходило наяву.       Люцифер потерялся и жалел, что не умер.       Не понимал, как оттолкнул ее и как ударил затылком о кирпичную стену.       Не понимал, что кровь с ее губы просочилась из-за жестокой пощечины.       Не понимал, что снова схватил ее, но уже двумя ладонями.       Не понимал, что пора отпустить или она задохнется.       Не слышал надрывистый, протяжный, пропитанный жуткой болью крик.       Не слышал, как ломаются кости в запястье мужчины, который попытался его остановить.       Не видел, как крушится мебель.       Не видел, как сочится кровь из казанков, от множественных ударов по бетону.       Не ощущал, как нещадно раздирает ногтями собственную плоть.       Не ощущал, как физическая боль, по обыкновению отрезвляет и затмевает моральную.       Не ощущал ничего, что могло бы вывести его из Омута, в котором стремительно заканчивался воздух.       Их обоих выкинули в подворотню. Связки сдались, Люцифер только мычал, а Кассандра продолжала смеяться, захлебываясь собственной кровью. Сыграла ее главная карта, козырь что хранился в рукаве двадцать с лишним лет. И она удачно, как и подобает конченной твари, его разыграла.       Но она убила не только Самаэля.       Она растерзала четырехлетнего мальчишку.       Она угробила всю его жизнь.       Она перечеркнула все доброе и светлое, что в нем оставалось, одной крошечной, но от этого не менее страшной фразой.       Она знала, что даже если сядет, даже если ее призовут к ответу, за грехи все равно будет расплачиваться Люцифер.       Она понимала.       Она слышала.       Она видела.       Она ощущала.       Она все прекрасно знала, но предпочла не реагировать.       Она смотрела на сына и упивалась тем, с какой легкостью лишила его той жизни, которую он заслуживал.       Она вырвала его крылья, прежде чем он смог бы научиться летать.       Она сделала все, чтобы искалечить его до конца.       И она воистину гордилась собой. Так, быть может, гордыня никогда и не принадлежала Люциферу по-настоящему?             Где час, там прошло и два, а вот уже и расцвело, а потом вдруг город вновь заволокла тьма. Время утекало сквозь пальцы, а он так и лежал среди смердящего мусора, не замечая слоняющихся туда-сюда таких же ублюдков, потерявших смысл жизни. Сгнивший внутри, маленький, одинокий человечек, запертый в теле взрослого мужчины.       Люцифер валяется в луже собственной мочи и рвоты, задыхаясь от передоза. И на его мокрых от горькой пены губах, едва складывались прошения всевышнего о смерти.       То, что сам себе пророчил, то и сбылось.       Сколько раз он отключался? Не помнит. Почему в карманах совсем пусто? Тоже. Его неоднократно избили, ради развлечения, обокрали и осквернили, просто за то, что он переживал зверскую боль единственным доступным способом. Но демонам, населяющим этот жуткий город, поебать на страдания и живых и мертвых.       — Умри, сука! Умри, во имя всего святого! Сделай хотя бы это… — хрипел он, пытаясь то ли встать, то ли отползти подальше от крыс, поедающих неподалеку от протухшего тела, такую же протухшую курицу.       Наверное, так и выглядит Ад. По крайней мере для пограничника. И смерть для него была желанной добычей, самой желанной на свете, но почему-то всевышний и сейчас не позволил этому случиться, для чего-то его жизнь все-таки нужна. Но для чего? Люцифер все-таки не справился, как бы не старался. Хотя, как ведь говорят: Бог дает нам ровно столько, сколько мы можем вынести. Тогда, в ангаре, когда он был подвешен на крюк, как негуманно забитое животное, казалось, что хуже быть не может. Оказалось — совсем наоборот. Но там свистели пули, а тут всего пара слов, но ранят они не хуже стали.

***

Я не чувствую твоей души, и ты меня уже не слышишь.

Больно. Я, родной, погиб, как только зазвенела крышка бархатного гроба.

Цветов я свежих не услышу запаха, но боль я выдержать смогу.

Обещаю, я правда, оживу.

      — Как ты, дорогой? — спрашиваю я любимого, поднимая на руки красавицу дочь. — Она скучала по тебе.       Человек, в котором заключено все, подхватывает маленькую девочку с прелестными косами на руки, целует в щеку, а потом и меня награждает поцелуем. На кухне, кажется, запекается индейка ко дню благодарения. Вот-вот придут соседи. Стол почти накрыт, осталось достать серебряные столовые приборы, но только он умеет открывать этот чертов сундук, подаренный на новоселье.       По пути на верхний этаж, я останавливаюсь на лестнице, чтобы взглянуть на фотографию. Он широко улыбается, сидя на капоте машины. Рядом мужчина и женщина, такие счастливые. А еще я, крепко обнимающий его за талию. К моей ноге прицепилась наша дочь.       Но вдруг я понимаю, что все это не естественно. Я склоняю голову в бок, хмурюсь, вглядываясь в лицо мужа, и чем дольше я смотрю, тем страшнее мне становится. Стало не по себе. Холодно и тоскливо. И образ вдруг исказился, приобретая безумный оскал и трупные пятна, приблизился ко мне, вылезая из фотографии.       — ТЫ ДУМАЛ, ЧТО МЫ СМОЖЕМ СЫГРАТЬ В ДОЛГО И СЧАСТЛИВО?! — нечто, совсем не похожее на моего улыбающегося, счастливого любимого, душит меня. Заглядывает ярко-красными зорями в душу, и безжалостно дробит ее на куски.       — Я НИКОГДА ТЕБЯ НЕ ЛЮБИЛ. НЕ ЛЮБИЛ! НЕ ЛЮБИЛ!       — Но…но как же? Как же это? — я оборачиваюсь и все вокруг меня растворяется.       Светлые обои в цветочек чернеют, стремительно покрываясь плесенью. Светлые полы трескаются, извергая из себя лаву. Я кричу, но голос мой теряется среди таких же неугомонных воплей.

***

      — Твою мать! — Дино подлетает в кровати, принимая сидячее положение.       Держится за грудь, пытаясь избавиться от кошмара. Дышать приходится слишком часто, но воздуха набрать не получается. Ледяные руки тянутся к стакану воды на тумбочке, а глаза быстро-быстро моргают, пытаясь избавиться от жутких, посланных невесть кем картинок. Через десять-пятнадцать минут получилось успокоится, но от сна не осталось и следа несмотря на то, что на часах всего четыре утра. Что-то случилось и зачастившее сердце Дино это чувствует.       До утра он слонялся по квартире, как потерянная душа. Ждал, пока наступит утро и станет спокойнее, но, по правде говоря, он ждал и надеялся, что зазвенят ключи, и Люцифер зайдет в квартиру, как ни в чем небывало.       Но-о, какой конечный исход будет на этот раз?

***

      Получив нежеланную передышку, он прислонился к стене расшибленным затылком, обдумывая то, что делать дальше. Нет ни телефона, ни денег, ни желания жить дальше, но прошло, кажется, трое суток, а может и больше, и пора вновь возвращаться к «жизни», как бы тяжело не было. Дома наверняка Дино, которого не хочется видеть. От Маля почему-то тошнит. А мысль о том, чтобы постучаться в двери родного дома — выбросились из головы сразу. В конце концов, ничего лучше, чем пройти несколько кварталов и прийти к Уокер — он не придумал.       Никогда прежде он не чувствовал себя настолько жалким. Люди шарахались от него, от смрада, что он истощал. От прежде невообразимого Люцифера не осталось ничего. Ни снаружи, ни внутри. Он шоркал босыми ногами по горячему асфальту, ведь брендовые кроссовки — это тоже удача, верно? Даже если они были сняты с полуживого человека в какой-то подворотне.       Час под зноем калифорнийского солнца и вот, он у ворот дома, в котором был от силы два раза. Низкорослые, аккуратно подстриженные кустарники. Уютный двор. Белая приоткрытая дверь с черными номером в верхней части. И застывшая Уокер-младшая в легком халате, с кружкой дымящегося кофе в руках, собиравшиеся взять утреннюю газету с крыльца.       Ни слова, и он упал перед ней на колени.       Не потому, что собирался унизиться и просить прощения, а потому что обессилен, потому что ноги, стертые в кровь, больше не могут держать его тушу.       — Денница? К…какого черта? — она подбежала к нему, откинув кружку. Отшатнулась, чувствуя запах, но борясь с отвращением, все же попыталась поднять.       — В…впусти меня, — прохрипел он. — Я.я…       Он к херам ей был не нужен, но жалость или совесть все же надавили на нее. Уж больно страшно он выглядел, совсем на себя не похож.       Кое как она заволокла его в дом, а потом и в гостевую ванную. Помог отец, который хвала небесам, не стал задавать лишних вопросов.       Время по-прежнему не ощущалось, он просидел под горячим душем не меньше часа, пока вода, окропленная кровью, наконец не стала прозрачной. Пол Уокер по наказу дочери тихонько занес в ванную джинсы, что давно стали большими, да пару футболок на выбор из гардероба столетней давности. Но Люцифер и за это благодарен.       Несмотря на раны по всему телу, он механически одевался, ни чувствуя и намека на боль, будто все нервные окончания сгорели. Выйдя из ванной, он тихонько побрел в гостиную, придерживаясь ладонью за стену.       — Вики, мистер Уокер, — он отрешенно кивнул в знак благодарности и приветствия, как заведенная кукла. — Прошу прощения, могу я от вас позвонить?       — Пап, я отойду, ты не против?       — Идите, — ответил Пол и вновь уткнулся в газету, скрывая свои подозрения насчет юноши, одетым в его одежду.       — Что с тобой случилось?       — Это неважно. Дай мне свой телефон, — не поднимая глаз, попросил Люцифер. Сил не осталось ни на что. Каждое слово давалось с большим трудом и резало горло, словно бритва. — Набери Такеру.       — Ладно, — фыркнула она и исполнила просьбу. Ожидаемо, он не ответил. — Маль не возьмет от меня трубку.       — Значит, звони Микаэле, — выдохнул «демон», борясь с сонливостью и облокотился на стену, чтобы удержаться на ногах.       Как только гудки оборвались, и прозвучало «алло», Люцифер вытянул руку в немой просьбе отдать телефон. Уокер подчинилась, навострив уши. Но ничего интересного он не произнёс, лишь сказал:       — Вики? — хриплым голосом произнесла Мими, вероятно только проснувшись.       —Мими, ты с Малем?       — Кто это? — едва в этом голосе она смогла распознать Люцифера, но после непродолжительного молчания и фонового шума с сумбуром голосов, трубку взял уже Маль.       — Старик?! Старик, это ты? Где ты, Люцифер? Брат? — посыпалась тонна вопросов, добавляя головной боли.       — Забери меня от Вики, — сухо попросил он.       — Что ты там забыл? Бля-я-ядь, — выдохнул Такер. — Я еду, жди.

Эмоции сгорели, тишина…

И пеплом понемногу засыпает душу.

Лишь искры мерцают иногда,

Но ветер перемен пока что не терзает душу…

Продолжение следует…