Омут города грехов

Медленно и спокойно… Красота — словно ангел, несущий разрушение. Как нечто настолько красивое может нести столько зла? Но не существует на свете такого ангела, который был бы так разрушителен, как их алчность. В конце концов она их всех погубит. Им кажется, что они могут с ней справиться. Но алчность — та единственная змея, которую невозможно расколдовать.

— (Револьвер).

Неделей позже.

            Спустя четыре пропущенных звонка от Ости, Маль все-таки нехотя ответил, отодвинувшись от Мими.       — Ты свободен сейчас? — прозвучал резкий вопрос с большой долей беспокойства.       — Я с Мими, что случилось? — отвечает Такер, хмурясь.       — Ты можешь приехать?       — Что случилось? — повторяет Маль, до конца убеждаясь в том, что Ости не в порядке.       — Я, надеюсь, ты поможешь мне в этом разобраться.       Уже через пол часа он был у нее. Ости сидела в гостиной над кипой разбросанных бумаг, держась за голову. Тушь по ее лицу растеклась черными смоляными каплями. Не спрашивая, он подлетел к ней, усевшись на колени. Она редко проявляла подобного рода эмоции, но сейчас…

***

Soundtrack: Any Other Name — Томас Ньюман.

            Люцифер выкуривал вторую сигарету подряд, сидя на подоконнике. Небо Лос-Анджелеса раскрасилось лучами закатного солнца, прибавляя особенной, очаровательной красоты тропическим деревьям. Улицы просыпались ближе к ночи. Избегая знойной жары, люди оживились, выйдя из своих домов. Город наполнялся жизнью, но на душе было неспокойно. И на это была причина. Ровно двадцать лет назад, в этот день умер Самаэль Денница, оставив сына на растерзание судьбы.       — А ведь все могло быть по-другому… — с горечью шепчет «демон» в никуда.

Flashback

      — Папа! Папочка! Когда это кончится? — кричал мальчишка, зажавшись в угол. Люци прикрыл голову руками, рыдая навзрыд. Отца в живых уже не было, но малыш не знал об этом. Он плакал и звал его каждый раз, когда было больно, грустно и страшно. — Где же ты, папа?       За стеной отчим выбивал из матери «дурь», выкручивал ей руки, тыкая носом в разлитый кофе. Не скупился на размашистые, грубые выражения, вроде «тупая, никчемная сука, добавляя и сынок твой такой же».       Периодами он превращался в сущего дьявола, разбивая и без того хрупкое равновесие в этом доме. Шестилетний человечек не понимал, что это за чужой мужчина, почему он ругается и бьет маму. Тогда, ребенок просто не мог знать о наркотиках и о том, как они влияют на психику.       А вот для взрослых картина мира была предельно проста. Дэвид Блейк — дилер, нарушивший «негласный» запрет на употребление собственного продукта. Так, кстати говоря, он и познакомился с Кассандрой, продав очередную дозу. «Неплохая» история любви дилера и наркоманки.       Очевидно, после смерти Денницы-старшего, Кассандре остались хорошие деньги, именно поэтому Дэвид к ней и прицепился, не зная ни их историю, ни про диагноз. Все меркло в сравнении с деньгами, но вскоре, всего через каких-то полтора года, дом в Беверли-Хиллз сменился на уютную квартирку, где стены сделаны из картона, а высокие шпильки и красная помада — на искусанные до крови сухие губы и белые пляжные тапочки.       — Безмозглая идиотка! — кричал Дэвид, выплевывая слюну, подобно яду. — Убирай, убирай, убирай, сука!       Женщина молчала, терпела. Потому что казалось, что любит. Любит подлого беса, прикидывающегося человеком. Дэвида могло вывести из себя все, что угодно, самый ничтожный проступок вызывал в нем неконтролируемую ярость, которая, слава небесам, пока находила выход только в сожительнице, не затрагивая ее сына. Они часто дрались, ругались, а потом громко «мирились», ничуть не стесняясь маленького ребёнка в соседней комнате.       Ломка — это самое страшное. «Нужно только пережить, подождать и все будет как раньше», — повторяла себе Кассандра, в очередной раз прикрывая затылок окровавленными от порезов ладонями.       Хлопнула дверь. Звон разбивающейся посуды и неконтролируемая брань, сменились тишиной, которую разбавляли лишь тихие прерывистые всхлипы.       — Мамочка, тебе больно? — Люцифер тихонько выбрался из комнаты, зажимая в ладошках единственную игрушку — потрёпанного, плюшевого зайца без пластикового глаза.       — Не сейчас, Люцифер. Иди в свою комнату, — механически проговорила она, отвернувшись к окну.       Кровь на ее руках и одежде, потекшая тушь и слезы — уже не пугали Люцифера, он свыкся с тем, что не может ничего сделать, но уже в этом возрасте — собственная слабость, немощность раздражала его. Маленький «демон» пытался помочь маме, даже если она совсем не хотела помогать ему. И это чертовски сильно разбивает сердце.       Игнорируя просьбу, он прошел в кухню, стараясь миновать осколки на полу. Однако несколько стёкол зацепили нежные, детские стопы, на которые дитя, почему-то, уже перестал обращал внимания.       — Где папа? Когда он придет? — в сотый раз, с глупой детской наивностью и полным надежды сердцем спрашивает Люций, подергивая мать за угол окровавленного халата.       — Чего тебе надо от меня?! — женщина излишне резко обернулась, схватив сына за грудки. — Он сдох, Люцифер! Сдох! Его больше нет, и он никогда к тебе не придет! ТЫ ПОНИМАЕШЬ? — Кассандра со злостью встряхнула его, вынуждая запрокинуть голову. — ТЫ ПОНИМАЕШЬ?       Она выбрасывала собственные эмоции в маленького сына, постепенно делая его эмоциональным калекой. Боль, страх, неудачи — все смешалось в едкий, не разборчивый коктейль, который она вливала в горло сына против его воли. Ни одного здравого выбора за спиной, ничего, что могло бы окрестить ее достойным человеком. Кассандра видела в сыне врага, но, к сожалению, только его безгрешная душа могла ее спасти. Жаль, что она так и не дошла до этой истины.       — Мамочка, пожалуйста-а… — он горько заплакал, хватаясь за ее запястья. Карие глаза искали в лице матери надежду, а получили разочарование и страх.

***

      — Сука, — шикнул «демон» и покрутил головой, смахивая отвратительное наваждение.       Если бы Дино находился рядом, он бы обязательно разделил этот момент с ним. Совершенно точно, крепко обнял бы, уткнувшись носом в плечо, вручив в руки крепкий кофе, но Дино уехал на встречу с другом, обещая вернуться как можно скорее.       А к Такеру с этим дерьмом лезть не хотелось, как и к приемной матери. Так в конце концов Люцифер и выбрал одиночество, которое давно не посещало его. Беспорядочные мысли привели к навязчивой идее. Через пятнадцать минут такси выехало на кладбище, еще через сорок минут, уже взрослый сын склонился над могилой отца с букетом цветов в руках.       — Здравствуй, папа, — улыбнулся Люцифер, поглаживая надгробную плиту. — Снова я тут, но теперь, мне наконец-то есть чем с тобой поделиться.       Усаживаясь на траву, он снова закурил, пытаясь представить Самаэля, живого и здорового рядом. Этот человек сделал бы для сына все. Пусть Люцифер мало что помнил, но зато был уверен, что отец был бы опорой, крепким, таким нужным плечом. Вырастил бы его, под стать себе. И возможно, болезнь никогда бы и не проявилась. Но то время навсегда упущено, потому что жизнь не вернуть.       — Не знаю, как бы ты отнесся к тому, что я связал свою жизнь с парнем, но я думаю, Дино бы тебе понравился. Он потрясающий. Правда. Смелый, добрый. Я бы сказал — неземной, — Люци улыбался, выдыхая дым. — Он вытащил меня с того света. Убил ради меня, представляешь? — он говорил и говорил, представляя, что Самаэль отвечает, кивает в такт его словам и улыбается.       Во внутреннем кармане куртки, прямо возле сердца, грела единственная, уцелевшая их общая фотография. На ней изображён статный мужчина лет сорока пяти, который прижимал к груди шестимесячного сына. Его оголенные предплечья были усеяны татуировками. Именно поэтому, «демон» и захотел их, пытаясь быть похожим на отца, хотя бы в этом.       — Не знаю, любил ли ты маму, но я…       — Любил, — прозвучал из-за спины женский голос. Кассандра держала в руках небольшой букет из разноцветных астр. Она заметила сына еще полчаса назад, но решилась подойти только сейчас, стараясь не нарушать его покой.       — Зачем ты здесь? — спросил он, так и не поднявшись с земли.       — Я…я не знаю, ноги сами привели меня к могиле, — она кладет цветы рядом с плитой, прижимая трясущуюся ладонь к гравировке. — Можно? — кивнула она, спрашивая разрешения сесть рядом.       Люцифер также ответил кивком, попутно открывая бутылку бурбона. Про себя отметил, что после последней встречи, внешность Кассандры заметно улучшилась: синяки под глазами исчезли, язвы на руках зажили, оставив темные пигментные пятна, которые, вероятно, уже не сойдут.       Несмотря на это, она попыталась вернуть навсегда утраченную прежнюю себя: аккуратный алый маникюр, подведенные глаза, высокие каблуки, явно недешевое платье. Но среди всего этого, все равно было видно заебанную наркоманку, да психически неустойчивую, сломленную женщину. Как бы она не маскировалась, огонь в черных глазах — безвозвратно утрачен.       Не думая о том, что светлое платье может запачкаться, она села напротив, взяв с рук сына бутылку с алкоголем. Отпив, она еще раз посмотрела на надгробную плиту.       — Часто здесь бываешь? — спросила Кассандра. Люцифер отрицательно покачал головой, затягиваясь терпким дымом: — Когда накатывает. Реже, чем хотелось бы, но это…тяжело.       — Понимаю…       Он хмыкнул, закатив глава. «Что она может понимать? Может, она вообще впервые появилась здесь. Кто она, черт возьми?» — Люци молчал, пытаясь считать ее эмоции. Но тишина давила.       — Понимаешь? Слабо верится.       — Я тоже когда-то потеряла отца, Люцифер, — отвечает Кассандра.       — Знаю, ма-ма, — он выделил интонацией последнее слово, проговорив с издевкой, отмечая то, что женщина, сидящая перед ним, никогда ею не была. — Тогда ты уж точно должна была понимать, как это больно. Ну, знаешь, хоть как-то поддержать меня. Попробовать защитить от жестокого мира. Но, бля, ах-ха, — губы растянулись в усмешке, скрывая боль от просочившихся воспоминаний. — Помнишь, как ты рассказала мне, что он умер?       — Я…ты… — Кассандра пыталась подобрать слова, но никак не выходило. Чтобы она не придумала, никак ее не оправдает. К тому же, вспомнить столь жалкое для нее событие и столь важное для сына, было действительно тяжело. — К черту, смысла оправдываться нет, сын. Время упущено. Тебе досталась дерьмовая мать и с этим ничего не поделаешь.       — Удивительно, что ты это понимаешь.       Повисла гнетущая тишина, только пение птиц среди холодных могил, разбавляло покой. Кассандра надеялась, что он скажет еще хоть что-нибудь, но он упорно молчал, попивая бурбон. Неожиданная встреча разворошила в голове ворох кошмарных воспоминаний. Кассандра обдумывала то, что натворила. А Люцифер молча погибал, каждый раз, когда слышал ее в собственной голове. В конце концов это стало невыносимо. Кассандра поднялась с земли, отряхнула платье и переступив с ноги на ногу, пыталась придумать, как попрощаться с сыном или скорее с едва знакомым человеком.       — Я лучше оставлю тебя, но, если тебе будет что-то нужно, возьмешь мой номер? — она неловко протянула телефон, надеясь, что Люцифер в ответ протянет руки.       — Поздновато ты забеспокоилась, Кассандра, — он больше не смог назвать ее матерью. Оставив в сторону бутылку, он потянулся в задний карман джинс. Вытащив смартфон, «демон» напечатал просто «она» в адресной книге и повернул экран к женщине. — Изменился?       Увидев то, как безлико подписан ее номер, Кассандра поджала губы, но не удивилась, принимая это как данность. Любые надежды на воссоединение с сыном были разбиты в прах еще много лет назад, так что и не стоит начинать. Так всем будет лучше.       — Нет, — коротко ответила она, кивая. — Тогда, быть может, до встречи.       Он снова ухмыльнулся, даже не глядя на нее. Только ладонь, сжавшаяся на горлышке бутылки, выдала проявившийся эмоции. Люцифер хотел бы сказать ей многое, выговорить, поделится тем, как трудно пришлось, но он не видел в этом смысла. Если ей тогда было насрать, то сейчас и подавно. Совесть в ней заиграла или вернулся рассудок — плевать, эти факторы уже никак не повлияют ни на прошлое, ни на будущее.       — Надеюсь, ты найдешь в себе силы простить меня, — тихо прошептала она напоследок, а после развернулась и ушла, оставив сына в необходимом ему одиночестве.       Он просидел на кладбище еще несколько часов, пока бутылка окончательно не опустела. Звонки от Дино и Маля — так и остались пропущенными в уведомлениях заблокированного телефона. Говорить совсем не хотелось, не сегодня. Не в день памяти об любимом человеке.

В то же самое время.

      — Ты уверен? Маль, ты прости, но это какая-то ересь.       — Расскажи ему, — Такер поправляет волосы, обращаясь к сестре и вымученно вздыхает, отбрасывая от себя очередную папку.

Flashback

      — Зачем ты их хранишь? Что это вообще значит? — Ости валилась в кабинет, и кинула документы почти в лицо Говарда.       Он, не промолвив и слова поднял листы и принялся читать. Ни один его мускул не дрогнул. Говард, а если быть вернее — его эго, посчитало, что дочь, переметнувшаяся на сторону братьев, не достойна обычного «привет» и все же, помимо укоренившегося пафоса, назрел и интерес.       — Откуда это у тебя? — со скучающим видом произносит мужчина, хотя прекрасно знает, в каком именно «черном чемоданчике» их откопала дочь.       — Какая, черт тебя подери, разница? — голос Ости срывается на крик, в абсолютно не свойственной для нее манере.       — Ты забываешься, — все таким же холодным тоном отчеканил Говард. — Не стоит так говорить со мной, Ости.       — Заткнись и не морочь мне голову, — глубоко вздыхает девушка, пытаясь взять себя в руки. — Просто ответь. Мою мать звали Сандра. Или нет?       — Нет, — он отпил кофе, не пытаясь как-то ускорится в пояснениях и успокоить дочь.       — И как же тогда? Она ведь умерла от лейкемии. Полагаю, и этот фактор — очередная ложь?       — Ты знаешь ответ на вопрос. Так что же тебя тревожит? — Говард мерзко оскалил зубы, вновь чувствуя свое превосходство. Король этого ебаного мира, не иначе.       — Почему на моих руках всю жизнь было другое свидетельство о рождении? Почему в графе «мать», абсолютно непонятное имя?       — И все же, знакомое для тебя, — договаривает Говард. — Кассандра удивительный персонаж в моей истории. Хотя, по правде говоря, она сыграла немало выигрышных партий. Удивительная женщина, — Говард сделал нарочную паузу, по-свойски отставил чашку и посмотрел на Ости не скрывая самодовольства. — Еще бы хотел спросить, так, ради любопытства. Ты уже успела лечь под собственного брата?       Душа девушки в одночасье рухнула в кипящий, кровавый Омут, наделив ее внутреннее «я» чувством полной опустошенности, невероятного стыда, горькой обиды на отца, на мир, на саму себя, ибо поддалась «демону» и по итогу сильно согрешила.       Надежды были, но и они растоптаны. Внутренности скрутило в тугой узел, казалось — сейчас вырвет. Но Ости справилась. Держась за сердце, она сглотнула ком в горле, пытаясь найти в себе силы говорить дальше, не подавать вида и осела на стул, внимательно глядя на лжеца-отца.       — Как? — прокашлявшись, выдавливает она.       — Брось, ты уже взрослая девочка, не знаешь откуда берутся дети? — Говард состроил гримасу, свел брови, будто совсем безобидный, но взгляд транслировал жестокость, которой он, вероятно, хотел бы упиваться.       Наступив на свое собственное эго, она промолчала, чтобы не потешить чужое. Любое проявление эмоций — пойдет ему на руку. Говард только этого и ждет: слез, разбитой посуды, быть может, даже пощечины за двадцать семь лет лжи. Однако она молчит, удерживая зрительный контакт.       — Что ж, вижу ты потрясена, дочка. Ну, ничего, дорогая моя, мы обязательно разберемся, — он встал со стула. Каблуки начищенных до блеска туфель отбивали по плитке, совсем тихо, но в голове Ости с каждый шагом звучал набат. Она съежилась, отодвинувшись на спинку стула, но в глаза смотреть не переставала, ожидая объяснений. Подойдя к ней вплотную, он наклонился и оскалился как дикий зверь.       — Я уже говорил Малю, что разрушу всех вас, если вы пожелаете разрушить меня. Все, что у вас есть — построено мной. Так что же ты, девочка, выбрала?       — Разве речь об этом, отец? — с вызовом спрашивает она, вскинув подбородок. — Я отвечаю только за себя и здесь я по этой причине.       — Я всегда знал, что ты в разы смышленее, чем эти выродки, — сказал он так, будто это обыденность.       Она и это проглотила, сжав в кулак ткань платья. Ей нужны были ответы на вопросы. Ости отчаянно нуждалась в том, чтобы слова отца помогли найти хоть какую-то логику, чтобы хоть как-то оправдали их совместные «проступки» с Люцифером. И все же. Чтобы он не сказал, как бы не попытался объяснить события давнего прошлого, этот факт никуда не исчезнет, а обида, возможно, станет еще сильнее.       — Кассандра была моей женой, Ости, — первые слова и сразу в цель. — Да, давно, да, сильно младше, но как она была хороша-а-а.       — Тебе нравится играть со мной? Изнурять, испытывать?       — Ну, конечно. Что ты? Разве я хоть когда-нибудь был столь груб по отношению к тебе? Ну-у-у, дорогая. Баста, — он погладил ее по волосам, заправив прядь за ухо. Ости едва сдержала себя, чтобы не дернуться и не отвернуться, но внутри разгорелся немыслимый пожар, а отвращение вновь встало комом в горле. — Она была младше, чем ты сейчас. Красивая, яркая. Ее смех — песня, — он смотрел на дочь, но будто бы был совсем не здесь. — Признаюсь, увлечься ей — было просто. А еще опрометчиво. Я готов был положить к ее ногам целый мир. Так и сделал. Уже через четыре месяца она стала моей женой. Но, знаешь, как бывает. Пока ты влюблён — ты слеп. Пусть она умела пользоваться своей женской природой, разум ее был разрушен.       — Да о чем ты, блядь?! — прикрикнула девушка, сдерживаясь из последних сил.       — Имей терпение.       — Говард, пожалуйста, перестань говорить загадками. Я очень устала, я в панике, если тебе нужно знать именно это, чтобы нормально поговорить со мной, — она потерла переносицу, закинув голову на спинку стула. Не терять самообладание давалось все тяжелее.       — Тебе от силы четыре месяца. Я был на работе, — он говорил отрывисто, делая большие паузы между фразами, будто снова погружаясь в те события. Осев на стул напротив, Говард продолжил: — Поступил звонок от охраны. Кассандра, держала тебя над пропастью в пятнадцать этажей с нашего балкона, — отпив воды, теперь уже серьезно, он продолжил, прочистив горло: — Я ехал так быстро, как только мог. Впервые молился, лишь бы успеть. По приезде в квартиру, боялся даже пошевелиться. На тебе были лишь варежки, которые нужны, чтобы ребенок не царапал сам себя. Все тельце исписано ярко-красной губной помадой. «Боль. Отрава. Погибель. Ад» — полноценный словарь обезумевшей матери. Ты не плакала. Доверяла ей, даже в таком положении. Плакал я.       Все. Баста. Как и сказал Говард. Ости заплакала, больше не в силах удерживать контроль. Она как наяву представила эту картину: молодая женщина, спутанная то ли бесами, то ли чертями, держащая на руках малышку. Одно неосторожное движение и все. Жизнь оборвана, по сути и не успев начаться. А еще отца в ужасе, в слезах и молитвах о том, чтобы его единственная дочь жила.       — Я не помню, как смог ее уговорить отдать тебя, зато помню месяцы безуспешного лечения. Я не спал, не ел, пытаясь огородить тебя от нее. А потом, несмотря на все старания, повторилось подобное. Больше я не видел смысла в нашей совместной жизни. И как бы я ее не любил, тебя я любил сильнее. В эту же ночь, тебя под предлогом болезни перевезли в Швейцарию. Сандра — была твоей няней, она и согласилась сделать липовое свидетельство. Ее ты и видела на фотографиях. К сожалению, женщина долго болела и в конце концов не справилась. В этом я тебе не врал. Она была беженкой с Мексики, без страховки и денег, ей каждый день грозила депортация. Я дал ей жилье, оформил гражданство, полностью обеспечивал, а взамен она помогла мне защитить тебя.       Он утратил интерес, на лице появились заломы и вдруг Ости увидела синяки под глазами, которые, вероятно, говорили о недостатке сна. Говард отпил воды и глубоко вздохнул, готовясь продолжать трудный разговор.       — Развод дался очень тяжело, мы буквально бились в зале суда, но потом либо очередной приступ психоза, либо нечто другое, позволили мне выиграть. Кассандра не создана для того, чтобы быть матерью, и я в этом неоднократно убедился.       — Почему ты просто не рассказал мне все как есть?       — Разве я мог оставить тебя без «матери» или хотя бы без воспоминаний о ней? Ости, поверь мне, она никогда тебя не любила и не смогла бы полюбить. Я посчитал, что пусть лучше, ты будешь верить в то, что я познакомился с твоей матерью в больнице, влюбился как в кино, но у нас не сошлось. А в угоду твоего возраста, ты поверила в ее смерть. Посчитал, пусть будут счастливые воспоминания, а не горечь от правды.       — Но это ведь не тебе было решать, отец, — вымученно произнесла Ости шепотом, выбившись из сил.       — На тот момент я действовал так, дочь. Мне казалось, у меня не было выбора. Единственное, что у тебя осталось от нее, это глаза, умение готовить и второе имя.       — А Элеонор? Она знает?       — Нет, — он отрицательно мотает головой и берет в свои ладони, холодные руки дочери, пытаясь согреть. — Она появилась случайно. Признаться честно, как подходящая замена. Я и сам едва не свихнулся, пытаясь пережить развод и все эти события. Элеонор появилась во время. Думал, это заглушит боль. И пусть она подарила мне двоих сыновей, но ее я никогда не любил.       — «Твою же мать», — девушка не понимает, что чувствовать, как пережить то, что накопилось в душе и голове в считанные часы. Черепная коробка разрывалась болью от пролитых слез и огромной кучи вопросов. Ости потерла виски, пытаясь успокоится, а Говард терпеливо ждал, пока он вновь посмотрит на него.       — Эти документы попали ко мне слишком просто. Ты хотел, чтобы я увидела?       — Я нарочно не стал их прятать. Мне хотелось отомстить, сделать больно, разворошить вас за то, что вы отвернулись от меня и полагаю, уловка сработала.       — Это подло.       — Но и я никогда не был ангелом.       — Расскажи мне полную ступень событий. Время, возраст, что угодно. Что с ней случилось потом? Там ведь не только эта информация была, я чувствую, что ты что-то скрываешь.       — Что до Кэсс, — он скривился, когда понял, как назвал ее. — Что до Кассандры, я оставил ее без цента в кармане. Стер все упоминания, все фотографии, что были. Стер из твоей и моей жизни. И в итоге вышло то, что вышло. Пока это все, что я могу тебе сказать, мне нужно уезжать на встречу, — он отодвинулся, смотря на часы. Правду он сказал или хотел избежать дальнейших вопросов — не понятно. Во всяком случае, уже и этого пласта дерьма достаточно.       — Я…я тебя услышала, отец. — она отмахнулась, вытерла слезы и резко встала со стула, пытаясь убежать от самой себя. Возле двойных дверей она помедлила, обернувшись полу боком, спросила: — Люцифер может быть твоим сыном?       — Упаси Всевышний иметь такого сына. Достаточно того, что на Бонте мой генофонд дал сбой.       — «Свинья», — мысленно отметила она.       — А что? — липко ухмыльнулся он и заботливый, переживающий отец моментально исчез. — Брось, какая разница, будь он твоим сводным или братом по крови. Представь если бы ты трахнула Маля — это тоже самое.

***

      — Как я уехала оттуда, уже не помню, — подытожила она и все же, кое-что от Дино умеренно утаилось, учитывая их новый статус отношений с «демоном».       — И что мы будем делать? — спросил Маль. — Надо ему рассказать.       — Ты ебанулся? Нет! Это же Люцифер, он тупо не вывезет.       — Вот именно, Дино, что это Люцифер. И он заслуживает знать такого рода дерьмо.       — Я сказал нет, Маль.       — Так, дорогой друг, пойдем-ка со мной, — не спрашивая, он взял его под локоть и уволок на балкон, подышать воздухом, ну или никотином.       — Маль, я понимаю, не конченный идиот. И все же, ответь. Когда?       — Какая разница, Дино? Что это изменит? — сопротивляется Такер, закуривая сигарету.       — Просто скажи, когда это произошло, — настаивает Эванс.       — Я не вдавался в подробности. Знаю, что было в тот день, когда он взял у нас машину и пару недель назад до этого был еще один раз.       — А… ну, понял, — он поджал губы, понимая:       — «То есть, это был не «наш» день», — первой пробудилась даже не злость, а усталость. «Какого ебанного черта?», — спрашивал он себя, но не знал, что ответить. Вроде и ожидаемо, а вроде и обидно до глубины души.       — Я буквально слышу, как крутятся шестеренки в твоей голове. Дино, ну еб твою мать, я не раз говорил тебе, что ничего сказочного — не будет. К тому же это уже не имеет значения. Это был твой выбор. Вместо пони и единорогов, ты решил прыгнуть в Омут к ядовитым змеям. И ты солжешь, если скажешь, что там не комфортно.       — Ты расскажешь ему? — устало спросил Дино, игнорируя все слова, что сказал Маль, ведь он снова попал в яблочко.       — Я считаю, что он должен знать, но позже. Когда я до конца пойму, в чем дело.       — А сейчас ты что предлагаешь? Поиграть в пиздаболов?       — Ты хули хочешь от меня? — рявкнул Маль, выкидывая едва скуренную сигарету в пепельницу. — Ты то говоришь, что говорить вообще не стоит, то заливаешь про пиздаболов. Я говорю о том, что нужно все выяснить до конца и только тогда идти с этим дерьмом к Люциферу. По-моему, звучит логично.       — Делай, что хочешь. Я не буду в это ввязываться, достало.       — А-а-а-ай, сука! — Маль хлопнул по стене ладонью и сжал ее в кулак, пытаясь угомонить эмоции. — А вечер обещал быть замечательным, — прошептал он, массируя глаза. — Дино, вот, блядь, скажи мне? Вот что сука изменилось, когда ты узнал, что они переспали? Ты и раньше видел, что они не ровно дышат к друг другу. Меня тоже это не радует, но ты не можешь повлиять на это. ВООБЩЕ НИКАК! Так что хватит вести себя как изъебаная истеричка. Возьми себя в руки, мы на пороге блядского котлована и вот-вот рухнем. Не до твоих пиздастраданий, — он не стал договаривать последнее, что пришло в голову, полагая, что это может обидеть друга.       — Похуй, как хочешь, — без эмоций произнес Дино, теряя интерес ко всему, что окружает. В голове всплыл тот самый день и почему-то радостные воспоминания из ярких и насыщенных, поменялись на черно-белые. — Во сколько встречаемся и где?       — Мы уже должны были быть там. Так что, сейчас я переоденусь и поедем.       — Окей, — Дино отвернулся, вглядываясь в ночной вид и закурил, больше не обращая внимания на Такера.       — «Заебали», — отчеканил в своей голове Маль. — «То одно, то другое».

***

Soudtrack: Hollow Theory — Nine Lashes

      Несмотря на громкую музыку, на пару коктейлей в руках, и свернутых косяков за ушами — никто не улыбался, да и не притрагивался к алкоголю. Мими, Маль и Ости стояли в стороне, наблюдая за тем, как Дино танцует, обжимаясь с парнем, которого видит впервые в жизни.       — Они уже были вместе, когда мы переспали? — спросила Ости, скривившись. Хотелось блевать только от одного упоминания.       — В том то и загвоздка. Не были они вместе. Я его вообще не понимаю, — затянулся поглубже Маль, поцеловал Мими в щеку и вновь заговорил: — Как бегать к Бонту, так пожалуйста. Но если Люцифер обосрался, то все — конец света. Как-то по-детски, не находишь?       — В пизду, я уже не могу слышать это имя. Я собираюсь нажраться и уснуть без памяти. Простите, это уже слишком, — Малтин не выдержала, выхватила из рук Маля бокал с бурбоном и ушла куда глаза глядят, лишь бы подальше. Хотелось стереть этот день из памяти как можно быстрее.       — Это действительно глупо, — отвечает Мими на вопрос своего парня. — Он не менее больной, чем Люцифер.       — Вот поэтому они и вместе. Их мир — нам не понять.       — Кстати, где он?       — В душе не ебу, не отвечает. Захочет, приедет.       — Какое-то у меня предчувствие дурное.       — Меня оно с утра не покидает, но в пизду. Сестрица права. Где эти двое, там всегда проблемы. Так что пойдем, моя милая. О нас забывать не будем, — он улыбнулся, подхватил девушку под талию и увел к бару, не забывая чмокнуть в любимую макушку.       Но Люцифер уже был здесь, как полчаса. Он сидел в отдалении на импровизированной лавочке из цельного бревна. Попивал из горла водку, «закусывая» сигаретным дымом. И на каждый шаг Дино сжимал челюсть, выдавая свой внутренний протест. Дино был так увлечен, что не заметил бы любовь всей своей жизни даже в притык, зато Люцифер налюбовался сполна, специально смотрел, впитывая свои внутренние ощущения, будто наказывая. На душе и без этого было паршиво, а стало еще хуже. Классическое, такое комфортное для него внутреннее опустошение. Он даже улыбался, вновь чувствуя потерянный ад.       — Так вот, что он ощущал, глядя на меня с Уокер? — задает он вопрос, на который может ответить лишь Дино.       Всепоглощающее сейчас. Знакомо, да? Когда все чувства, которые были до этого момента -стираются, преграды уходят, едкий коктейль в крови смешивается, выбрасывая оглушающие дозы адреналина и ты идёшь вперед напролом, не обращая внимания ни на одну предупреждающую об опасности табличку.       Так вышло и сейчас. Стоило темноволосому красавчику коснуться губ Дино. И Люцифер молниеносно сделал выбор и, если уж признаться честно, контроль над эмоциями был потерян намеренно. Просто больше не захотелось сдерживать это «нечто» в груди. Оно распирало, душило, раздирало изнутри. Нет иного выбора, кроме как выпустить.       — Съебался, — прошипел «демон», отбрасывая незнакомца за волосы от Дино.       — Ты кто еще такой, черт тебя подери?! — парень хватается за затылок, пытаясь встать, но Люцифер не позволяет, наступив на его живот.       — Ответишь, душа моя? Кто я такой? — он оборачивается, в клочья раздирая Дино одним лишь взглядом.       — Не строй из себя ревнивого муженька, Люцифер. И отпусти его, блядь, — сопротивляется Дино, смотря на любовь всей жизни так, будто ей он никогда и не был.       — А если не отпущу, то что? — продолжает Денница с вызовом и надавливает еще сильнее, заставляя парня, лежащего под ним, задыхаться.       — Иначе, на его место ляжешь ты.       — Во-о-от оно как, — смеется Люцифер и закусывает кулак, пытаясь держать гнев при себе. — Быстро ты. А куда делись клятвы о любви до гроба, трех детях и доме в пригороде? М?       — Может, спросишь у Ости? Или, быть может, еще у кого?       — Да, ладно! Вот это нихуя себе, Дино! Вот это по-взрослому! — он наконец-то отступает от парня и подходит Дино вплотную. Толчками он уводит его за границы толпы от посторонних глаз. Эванс сжимает ладони и все же поддается.       — Ты, еблан чертов, выебал мне весь мозг насчет Уокер, а сейчас ты чем лучше нее? — удивительно точно спрашивает Люци, вздернув бровь. С лица не сходит фирменная усмешка, ебаный вызов, который всегда был в нем и скорее всего так и останется. — Я, полагаю, проблема в том, что я трахнул Ости?       — Какая гениальная мысль, Люцифер! Прямо ебаный Шерлок-Холмс!       — Оставь это дерьмо, Дино и внимательно послушай, может чё дойдет до тебя, — он наклонился к его уху, облокотив руки на стену по обе стороны от «ангела», не давая ему возможности уйти. — Прежде чем при малейшей проблеме убегать от меня в объятья смазливых мальчиков, задавай себе несколько вопросов, ладно? Первое: по-настоящему ли я хочу этого? Второе: через что прошел Люцифер, чтобы быть со мной?       — Вот уже на этот моменте, я говорю тебе — заткнись. Не много ли взял на себя, дорогой? ТЫ ПРОШЕЛ, ЕБ ТВОЮ? ТЫ? — Дино оттолкнул его от себя, сделав два шага от стены. — КОРОЛЬ ЭТОГО ЕБАНОГО МИРА! Всё, абсолютно всё в наших сранных жизнях крутится вокруг тебя! Заебало, вот заебало понимаешь? Ты трахнул Ости, трахнул Мими, мать Такера — поебать вообще кого, это ведь ТЫ! Тебе можно, и похуй у кого там какие чувства. Кому ты еще обосрался помимо меня? Скажи? Так ты и меня с дерьмом смешиваешь.       — Заебись, душа моя. Вот это я и хотел услышать. Вот твое истинное лицо. А теперь давай начнем с простого, пока я не размазал твою бошку об асфальт, — он схватил Дино за шею, заставляя смотреть в глаза, зубы свело от силы сжатия челюсти, затрясло, но и сдержать это было невозможно. — Ты предъявляешь мне за мою верность, но я не был твоим партнером в тот момент. Но, когда стоит затронуть тебя, то что-то не сходится, понимаешь? Ты же вроде как, бедный, умирал от неразделенной любви ко мне ебаные года напролет, но почему-то и Бонту находилось место и еще какого-то уебка притащил. Это поебать? Виноват-то все равно я, конечно.       — Снова ты сводишь все к себе. По-другому и быть не может. Я не твой цепной пес, Люцифер. Я был честен с тобой, а ты постоянно лжешь, увиливаешь. Вся твоя жизнь — ебанная ложь. Все что существует — ложь, выдуманная в твоей больной голове. Если бы не я и не твои друзья, ты бы давно сдох в канаве, и никто бы не вспомнил, как тебя звали, но и на это тебе похуй. Ты любишь только себя, свое безграничное эго.       Он не дал ему договорить, наотмашь хлопнул по лицу обратной стороной ладони, разбивая кольцами скулу. Схватил за волосы, намотав на кулак и пригвоздил к себе вплотную. Дышал так шумно и глубоко, что казалось из ноздрей от злости пойдет пар.       — Проблема только в том, что я не давал тебе никаких обещаний, душа моя, — шипит Люцифер свозь зубы, не выпуская Эванса из мертвой хватки. — Я сделал все, чтобы мы смогли быть вместе. И после того, как я подпустил тебя к себе, я ни о ком больше не думал. Но тебе проще было поступить так, верно? — он с силой дернул рукой, так, что волосы Дино заскрипели и ему пришлось встать на носочки. — Не поговорить, не спросить, а вот так, да? Если бы ты просто поговорил со мной, о чем всегда просил сам, до этого бы не дошло, но ты решил выплеснуть все свое дерьмо на меня. Да кто ты, блядь, такой, скажи мне? Ты, — Люцифер выпустил его, оттолкнул и положил ладонь на грудь, где неистово быстро бьется окровавленное сердце. — Ты не тот, в кого я влюбился. Тот Дино никогда бы не сказал подобных слов.       — Ты годами пользовался мной и будешь говорить о чести? Я жрал стекло, Люцифер. Мое сердце останавливалось в такт твоему. Это я стирал кровь с твоего тела, переодевал тебя и мыл, потому что все, что ты мог — это мычать от боли в подушку. Я был с тобой постоянно и да, я устал, пытался сбежать от мыслей о тебе куда угодно, к кому угодно, потому что безответная любовь — это пиздец, как больно.       — Ты знал какой я, ты знал на что я могу пойти и что сделать. Я никогда не утаивал от тебя внутреннее, по крайней мере, даже когда хотел, в итоге ты выбивал это из меня и научил жить, но какого черта ты делаешь сейчас, скажи мне?       — Вот бы любовь действительно лечила, а не калечила. Ты обломал мои крылья, Люцифер.       — Скорее, ты лишил меня этой возможности, а стоило лишь поговорить.       — Какого хуя здесь происходит? — подбежал запыхавшийся Маль.       — Да вот и я нихуя не пойму, друг, — Люцифер отвечает, слегка повернув голову, но смотрит по-прежнему на Эванса. — О чем же поведала твоя дорогая сестрица, что Дино так разгневался?       — Как же вы меня заебали, господи прости, — взмолился Такер, обращаясь к небу. — Хотите я скажу вам одну простую истину? Вы, идиоты, не умеете жить нормально. Вам скучно, понимаете? Если в жизни все идет гладко. Вам необходимо подраться, выяснить отношения, а кому-то повыебываться, чтобы на него обратили внимание, да, Дино? Научитесь, наконец, просто разговаривать.       Ни Дино, ни Люци не обратили внимание на его слова. Они все так же пожирали друг друга взглядом. Только один шаг разделял их, но ощущался он как тысячи километров. Слова, сказанные в гневе — ух, ни к чему доброму, они обычно не приводят.       — Знаешь, Люци. Проблема не в том, что ты трахнул Ости. Она в другом. Ты скрыл это от меня. Хотя, похуй, ты всегда так делал — бегал от одной сучки к другой, не обращая внимания ни на меня, ни тем более на мои чувства. Но. НО! Уж после того, как я ради тебя убил человека, стоило успокоится? Или, наконец, отпустить меня от себя до конца? Все, что я сделал для тебя — пустышка в твоих глазах. Тебе всегда было плевать, ты принимал это как данность и наверное, ты молодец, что берешь от жизни все, а моя вина лишь в том, что только сейчас я это заметил.       — Впервые в жизни я совершенно тебя не понимаю. Не понимаю, о чем ты говоришь, не понимаю твою боль и твоё поведение, — уже спокойно отвечает Люцифер. — Скажи мне, нахуя нужен был он? Чтобы доказать что? Ты вывел меня на эмоции, поздравляю. Но разве их было мало в последние несколько месяцев, недель? Разве я дал тебе хоть один повод быть вот таким?       — Ты играл со мной тогда, играешь и сейчас, но ты даже представить не можешь, что проходят люди возле тебя.       — О чем ты? По твоим словам, хуже человека, чем я — быть не может. Так какого хуя ты заставил меня полюбить себя? Все, цель достигнута? И интерес потерян? Пора сделать больно и выкинуть как ненужную вещь? Замечательно, душа моя, этого я и боялся, — он выдохся, сдерживая ком в горле, отошел по дальше, пытаясь обдумать все сказанное. Алкоголь путал мысли, но одно чувство особенно выбивалось — горькая обида, вперемешку с болью.       И то, о чем он сказал, пугающая до чертиков — правда. Подпуская Дино к себе, Люцифер молился, чтобы он не потерял интерес, чтобы любил только сильнее. Но, похоже, это не так. Он не изменял, по крайней мере напрямую, даже если Эванс считал по-другому. Лгал — да. Но, простите, кого эта правда осчастливила? Люцифер чувствовал всем своим нутром, что что-то здесь не так. Дино предстал перед ним совсем другим человеком и от чего-то, он кажется совсем не родным.       — Ости твоя сестра, Люцифер. Но тебе ведь плевать на такие пустяки, правда?       А вот прозвучал очередной приговор. И ладно, это пол беды. До основного выстрела в висок, еще помучаться придется. Но как ведь говорят: Путь к свету начинается во тьме.