Memento Mori

—“...послушайте! Я же вам говорю! Я ничего не помню! Я... Просто ничего не помню!” —“Не помнишь? Я знаю как развязать тебе язык.” Л'Манбергский орёл устремил свой голодный взгляд на очередного предателя. Его когти впились в его плоть, а клюв разрывает то, что от него осталось на кусочки, не оставляя от него и мокрого места. Холодная, бетонная, закрытая комната. По середине стол, с обоих сторон по два стула. Запертая железная дверь. Потрескавшиеся стены и характерные царапины на столе не вызывали доверия. Томми хотелось лично казнить всех тех, кто велел пойти против его режима. "Лидер" в худшем его проявлении. Он точно знал кто мог рассказать обо всём. Рэнбу. Но, есть проблема... —“Да говорю же! Не помню я ничего! От отца мне память моя! Страдаю от этого каждый день! Не помню я что вчера случилось!” —“Сукин сын! Говори! Говори чёрт возьми! Говори что у тебя блять за тёрки с Дримом!”, — Надавил Фанди. —“Да не помню я! Не помню! Ничего я с ним не имею общего! Меня от одного его имени воротит!” —“Признавайся, кто ещё был с тобой в тот день?” Мурашки пробежались по коже Рэнбу. Он дрожал, то ли от страха, то ли от холода. В стороне стоял Уилбур. Фанди думал, что Рэнбу всё знал. Он хладнокровно мучал своего бывшего друга, пока тот сидел за столом допросной. В глубине души, он знал, что перед ним невиновный. Но он отбросил этот осколок души, и закопал его поглубже. Как будто он не хотел признавать, или делал всё напоказ. Фанди схватил бедняжку за Горло, и принялся его душить. —“ГОВОРИ ТВАРЬ! ГОВОРИ!” Рэнбу пытался отбиться от него, но его слабые руки не позволили это сделать. Он был слаб, наверное всю свою жизнь. Его тощие руки едва могли держать его-же лёгкий одноручный клинок. А Фанди, по своему грубому голосу, и характеру, был крепок как скала. Фанди душил его, пока уже у Фанди не хватило сил, и он отбросил его на пол. Эндермен едва отдышался, прежде чем Фанди вновь не схватил его, и не посадил на тот же стул. —“Слушай, если ты будешь молчать, то окажешься там же где и все предатели! На виселице!” —“Я-я же уже говорил! Не знаю я!” Лиса этот ответ не устроил, и тот взял стакан с водой в руки, и выплеснул Эндермену прямо в лицо. Рэнбу как ошпаренный, встал со стула, и забился в угол, вытирая своё лицо. На нём кроме воды был ужас и страх. —“Хватит, прошу!” —“Тогда ГОВОРИ! Мы то знаем про твои делишки, нам только нужно твоё признание!” —“Н-не помню я! Совсем ничего!” —“Не зли меня! Ты всё помнишь! ВСЁ! И я это из тебя выведу!” —“Н-не помню я, н-не помню ничего!” —“С меня хватит!” Фанди вновь набросился на своего когда-то товарища, уже не видя в нём себе равного, как мясник не видит в скотине человека. Он вновь принялся его душить. Рэнбу в отчаянии бился за свою жизнь, но Фанди действительно был настроен прикончить его. И вот казалось, силы покинули его, как Фанди вновь отпустил его, и швырнул на пол. Тот повалился набок и пытался отдышаться. Одинокая слеза прокатилась по его щеке, обжигая его лицо. —“Говори сукин ты сын! Или не видовать свет дневной!” —“Прошу! Не надо! Хватит!” Рэнбу впился в свои волосы руками и вновь забился в угол, закрыв глаза —“Говори! Тварь!” —“Х-хватит! П-п-перестань! П-прошу!” Дыхание стало хаотичным, сердце быстро колотило в груди. Живот скрутило, а в ушах появился противный звон. —“П-Пожалуйста! Х-х-хватит!” Фанди отдышался и поразмыслил, . Он взял со своего пояса флягу, и принялся лить её на Эндермена сверху. Надавил посильнее, чтобы лилось быстрее. Его кормили его страдания. —“ХВАТИТ! ХВАТИТ! НЕ НАДО! ПОЖАЛУЙСТА! ОСТАНОВИСЬ!” Фанди со злым смехом продолжал лить воду, пока та не кончились. Он схватил Рэнбу за плечи, и уставился ему прямо в лицо. —“ГОВОРИ МАТЬ ТВОЮ! ПРИЗНАЙСЯ!” Глаза Фанди и Рэнбу встретились, и тот, чувствительный к ним, закрыл свои глаза Руками. —“ХВАТИТ! ХВАТИТ! ПРЕКРАТИ!” Эндермен пустился в слёзы, что уже оставили шрамы на его лице. Шрамы эти говорили многое о нём. Больше чем ему самому хотелось бы. Фанди, отдышавшись, едва смог вновь усадить Рэнбу за стол. Сам он, отошёл от стола, и достал сигару. Он положил свою руку на плечо Уилбура, и подтолкнул его к Эндермену. Уилл не был похож на Фанди. У него был молодой, красивый голос, тёмные волосы, и даже в общем, он казался более мягким человеком. Тот заменил Лиса на его месте, и продолжил расспрашивать бедолагу. —“Послушай. У нас нету времени на твою очередную истерику. Просто расскажи как всё было.” Безпамятный Рэнбу пытался что-то ему ответить, однако, как будто не мог произнести ни одного слова, ни одно из них не вылетело из его рта. Отдельные слова, одно страшнее другого приходили на ум, но цельного из них — ничего. Эндермен резко побледнел, голова закружилась, а в глазах потемнело. Отступил холодный пот. —“Чего молчишь?” —“П-п-п-п...” Эндермен дрожал, а ноги его подводили. Глаза бегали, а он казалось был на грани. Фанди, выдохнув дым, из угла комнаты, напомнил о своём присутствии. —“Ты знаешь закон. Будет жалким зрелищем, смотреть как твою хрупкую шею повесят!” Рэнбу на секунду, казалось оживился, он привстал из-за стола, однако сразу после этого, его глаза закрылись, а сам он потерял равновесие, и упал в обморок. О, человечество! Такое жестокое. Безчеловечное. Однако, что им ещё остаётся делать? Паранойя из-за недавнего заключения Дрима все ещё пожирала его изнутри. Жадно и без пощады пила его кровь, и становилась только больше и больше. ... ... ...

***

... ... ... Рэнбу открыл глаза у себя в кабинете, на диване. Он едва мог держать свои глаза открытыми. Силы покинули его, и он казалось не мог пошевелиться. Его окружали тёмно-синие обои, характерные книжные шкафы, старинные часы, молча отсчитывающие время, зеленоватый диван и конечно же письменный стол. Он молча смотрел своими уставшими глазами в потолок, а потолок смотрел в него. ... В дверь постучали. ... Через дверной проём прошёл Табби, но, казалось, не было сил даже повернуть голову. Он мог узнать что это он, только по звуку его ботинок, которыми он пробивал свой путь сквозь четыре стены, в которых был заточен его друг. Эндермен был опустошён, и чувствовал себя неважно. Как будто помимо половины своих нервов, он потерял половину своего веса, половину своего сна и половину своего дня. Табби прошёлся по комнате, открывая и закрывая шкафчики. На секунду он затих, а потом, Рэнбу почувствовал его холодное прикосновение. Он едва нашёл в себе силы взглянуть на него. Его знакомые каштановые волосы, его голубые глаза, его волнительное лицо... У него в руках был бокал кроваво-красного вина, которое он протянул своему другу. Эндермен протянул свою дрожащую руку, и, взяв бокал, приподнялся, жадно выпив его до дна. Сделав наверное если не самый глубокий вдох в своей жизни, то самый глубокий вдох до конца его дней, он едва смог промолвить: —“Подай мне мою книгу”. Его друг, все ещё молча, протянул ему его толстую книжку в кожанном переплёте, но, что-то резко насторожило Рэнбу. Он прощупал свой костюм, но не нащупал в нём своей книги. И верно, ведь она лежала в сундуке, из которого Табби его достал. Но... Не может быть... Он не мог положить свою книгу в Сундук! Он всегда носит её с собой, чтобы делать записи! Чёрт возьми, а что если кто-то её прочитал?! А что если до неё дорвётся Томми? А если уже дорвался?!? Когда она пропала? Что с ней случилось? Что происходит?! Рэнбу резко встал, открыл её, и проглядел каждую страницу. Каждая страница была пуста, за исключением самой первой. Лишь на ней было написано: —“Ты знаешь куда надо идти. Доверься самому себе :)” Противная улыбка в конце вызывала Панику. Не может быть чтобы до неё дорвался сам Дрим. Он же находится в Ящике Пандоры. Те, кто вошли туда, никогда не смогут выйти. Тогда кто? Кто? Чёрт возьми! Рэнбу, только завидив улыбку схватился за голову, и, встал на ноги, ходя из стороны в сторону, думав вслух о том, что могло с ней случится. —“Нет, не может быть! Не может быть, что я оставил её в сундуке, рискнув всем что у меня было! Там же буквально вся моя жизнь! Я не могу, не могу её потерять!” Табби положил свои руки ему под плечи, скрестив их на его груди. Эндермена это явно сразу успокоило. Он вздохнул ещё раз, и взялся за бутыль того-же вина. Он так же быстро опустошил ещё один бокал, и задержал дыхание, после чего сделал глубокий выдох. Некая поддержка. Как физическая, так и ментальная. То, что ему нужно было всегда. Он повернулся к своему другу лицом, и уставился в пол, пытаясь не смотреть в его очаровывающие глаза, наверное единственные, в которых ему не виделась пустота Энда. —“Хэй... Таб... Мне нужно идти... Я не могу, не могу потерять эту книгу. Мой дневник в каком-то роде. Я-я... Нет, я не хочу даже представлять что будет если до неё дорвётся кто-то ещё.” —“Ты сильно нервничаешь?” —“Эта книга есть моё Я. А моё Я есть... есть...” Табби налил ещё Бокал вина. Его друг сразу же его осушил. —“Если и есть что-то, что ты ценишь больше чем нашего сына, это Вино.” Рэнбу смутился. —“Вздор! Как ты мог такое подумать?! Ничто не заменит нам Майкла! И я готов на всё ради него!” —“Послушай. Я понимаю как сложно тебе сейчас, но вместе мы можем пройти через это.” —“Главное чтобы Мише было легче.” —“Майкл? О, брось. Ему всяко будет легче чем тебе.” —“...” —“...” —“...” —“Может, я лишь лишний груз?” —“Не глупи! Ты... Тоже помогаешь.” —“Всё что я делаю, всё бессмысленно. Едва вижусь с тобой, а с ним и подавно. Лишь всегда ношу его фотографию с собой.” Рэнбу остановился и поразмыслил, прежде чем вновь взяться за бутылку Вина. Он, просто уже выпил чуть вина с Горлышка бутылки, и положил её обратно на его деревянный стол. Бутылка издала характерный стук. —“Мне нужно вернуть эту книгу. Если она попадёт в чужие руки... —“Осторожнее, я слышал, что...” —“Нет, мне НУЖНО её забрать!” Эндермен оттолкнулся от своего стола, прошёлся по комнате, и хлопнул дверью позади себя, вырвавшись из темницы своего кабинета. ... Его дорога лежала в чертоги зла. Место, где нет "Дня" и нету "Ночи". Это не исправительная колония. Сюда людей садят раз и навсегда. Вокруг них, ров, который птица не пролетит, рыба не переплывёт, под землёй крот не прокопает. ... По пути ему встретился журчащий ручеёк. Он, едва держащий себя на ногах, присел у него. ... Он, наконец, мог глубоко вдохнуть носом. Сырой воздух конечно был ему вреден, однако... его это не волновало. Он в тот момент, почувствовал крайнюю тишину, лишь изредка слыша птиц, перекрикивающих шум речки. Камушки на его дне напоминали ему гравийные тропинки в Л'Манберге. ... Но насколько бы далеко его мысли не отходили от него, они всё равно, отражённым и далёким эхо возвращались. А действительно ли он нужен Мише и Табби? Такой... Своеобразный. Прямо как острый кусок гранита рядом с галькой на дне того ручейка. Такой же... Не вписывающийся, портящий картину. Рэнбу достал пустой дневник, открыл чернильницу, положив её на плоский камень рядом, схватился за перо. Обмакнув перо в вязкие чернила, он наконец, посвятил себя своему ремеслу. —“По пути мне попался ручей. Такой... Красивый... Все эти камни, которые вода омывает. Я не смогу описать, какое облегчение почувствовал, наконец присев, побыв один. Сам с собой. Но, как бы я не хотел, мои мысли возвращаются. Вновь и вновь. Так уж ли я нужен всем остальным? Может, от меня больше вреда чем пользы? Не могу представить, что может быть написано в моём полном дневнике... Может там будет ответ на мой вопрос. И на вопрос после этого, и ещё один...” Рэнбу немного подумал, и всё же написал: —“Нет, всё же я им должен быть нужен! Я готов защитить их всех, и послужить примером пожалуй, просто защитить. Не хочу, чтобы Миша подумал, что я сумасшедший. Нельзя показывать даже виду. А Табби? А Табби всё уже знает. И я не знаю, что именно, то, что я сумасшедший, или то, что я НЕ сумасшедший.” Эндермен перечитал, что он написал, и, довольный, сделал ещё один вдох. Он встал, стряхнул песок со своих штанин, и продолжил путь. ...

***

... Рэнбу подошёл ко входу в крепость. Её охранял её несменный и бдительный стражник. Сэм. Подойдя ближе, он уставился на Гвардейца, пока тот не обратил на него внимания. —“Здравствуйте, мне нужно встретиться с одним из заключённых.” —“Причина визита?” —“А... Эм... Пожалуй, навестить?” —“...” —“...” —“Проходи.” Врата открылись, и открылся вид на коридор. Пройдя вниз по нему, вот она. Камера номер 1. Рядом с ней стоял обычный стражник. Ничем не примечательный. Он и открыл двери. Рэнбу вошёл в камеру. В ней было крайне неуютно находится. Так, как будто... Не хватало воздуха, и такая духота... Нельзя было сделать и вдоха. Он сделал пару шагов, прежде чем Дрим не подошёл к нему сзади и не положил свои руки на его глаза. Его пробрало до мурашек от такого приветствия. Но, тот всё равно был спокоен как удав. —“Кто это ко мне пожаловал? Неужели это мой лучший друг?” —“Лучший друг? Я... Мы не говорили вовсе.” —“Разве ты не помнишь? Я бы сказал, я говорил с тобой больше чем с кем-либо ещё.” —“Ты знаешь зачем я здесь. И больше я не хочу даже... даже чтобы твоё имя вслух произносили! И твоих выходок подавно” —“Ох, что с тобой Рэнби? Раньше ты себя вёл по другому. —“Я... Я нормально себя веду. Так как... Всегда вёл” —“Когда ты мне отдал свою книженцию, ты радовался когда видел меня.” —“...” Дрим схватил книгу со своей Кафедры. —“Не это ли ты ищешь? Просто я знал, что ты не придёшь, если тебе не дать причину.” —“Я... Я бы и сейчас... Зачем я здесь? Ты знал, что я не вернусь! Зачем?!” —“О, не переживай, мой Эндер-Мальчик. Я просто боялся, что ты забудешь мой голос, и не навестишь своего приятеля...” —“Чёртов... Не называй меня приятелем!” —“О, почему бы и нет, мы же столько всего делали вместе! Помнишь тот раз, когда Дрим тебе сказал “О, Рэнбу, подожги фитиль, да, давай!” И ты зажёг его, и отбежал. О, ты ничего не помнишь без своей книженции.” —“Заткнись! Заткнись! Заткнись! Мне же потом кошмары снится будут!” Эндермен выбежал из его камеры, дневник в руках. Стражник закрыл железную дверь за ним. Он заметил, что тот страшно напуган, и поспешил к нему. —“Что-то произошло?” —“Этот псих!! Ненормальный!! Нет, ни за что не вернусь!” Рэнбу прорвался к выходу, и, едва минуя Сэма, бежал вслепую. Его вёл его страх, его желание убежать от всех своих проблем. Но вот, он, пока бежал вслепую, споткнулся. Он, встал на колени, широко раскрыл рот, и во всю глотку крикнул куда-то в небо: —“Твою Ма-а-а-а-ать!” Он, закрытыми глазами, уставился на небо, пытаясь отдышаться. Однако, резко, он почувствовал жжение в горле. Он открыл глаза. Вот же напасть! Ливень! А ему нужно добраться домой! Рэнбу прощупал свой костюм, и достал свой Зонт, единственное что его не покидает, вместе с дневником. Он прикрылся зонтом, но не мог быть уверен в том, что он в безопасности, поэтому он перешёл на бег. Вдалеке прогремела молния. —“Нет, нет, нет! Плохо дело!” Сырой воздух казалось, намного приятнее обычного, но от того и страшнее, то, что о них можно было говорить как о двух разных вещах. Он едва находил в себе силы бежать, но, всё равно бежал. Он уже был близко. Лёгкие казалось, замёрзли, что ни есть хорошо. Пробегая через лужи, уже показался его дом. Он, всё также быстро, запрыгнул на крыльцо, и чуть не врезался в двери. Он сложил свой зонт, и начал приводить своё дыхание. Как подабается, вытер свои ботинки о коврик, и вошёл внутрь. Он сразу же ринулся к камину, сбросив с себя свой промокший костюм. Жар от огня так и манил к себе. Потрескивание углей, как мелодия для ушей. Языки пламени завораживали взгляд. Казалось этот камин был всем, что нужно было сказать, и всем, что уже было сказано. Мелкие капли воды высыхали, с приятным покалывание. Он открыл свою Книгу, и, пролистал в конец. Положив свои чернила рядом с собой, и обнажив своё перо, он сделал ещё одну запись. —“Я не знаю, кто управляет погодой. Но мне кажется, что он на меня глубоко обижен. Может, он хочет меня порадовать, но не знает, какие у меня «Холодные» отношения с водой. А может, он что-то знает, ведь не попади я под этот Ливень, я бы никогда не почувствовал себя живым, находясь рядом с камином. Может быть, не будь я Эндерменом, Дождь стал бы моей самой любимой погодой. Он так соблазнительно зовёт меня выйти... Но я не хочу, чтобы на моём лице оставались такие же шрамы, как под глазами. Когда кто-то о них спрашивает, я не могу ничего о них сказать. Или говорю, что я не знаю или не помню, что недалеко от правды, или я просто молчу. Я не хочу выставлять свои слёзы напоказ. Я всегда держу себя в руках ... Я пытаюсь держать себя в руках, но, иногда я всё же позволяю своим эмоциям взять верх над разумом. Я ненавижу когда это происходит. Я чувствую, что я, не есть я, но знаю, что, на самом деле я и не знаю этого «Я». Может, «Я» это Я? А может «Я» это мои чувства, переживания... А может «Я» это тот человек что запалил фи , нет, точно не он, ведь, его не существует. Я этого не делал. Я... Я не мог такого сделать. Я бы ни за что.” Рэнбу поставил точку, и начал перечитывать, что он только что написал. Его переполняли смешанные чувства при прочтении. Что-то он вычёркивал, а что-то дописывал. И в процессе, его взял кашель. Он прикрыл свой рот, пытаясь не обращать внимание, однако, кашель на удивление был довольно болезненным. Казалось, у него горели внутренности. Он, после такого не важного опыта, не мог не насторожиться. Взглянув на свою руку, он ужаснулся. Там были Мелкие капельки крови. Он заинтересовался. Взяв белую, как чистый лист, тряпочку, он прикрыл ей рот и попробовал вновь прокашляться. Уже на льняной ткани осталось красное пятно. Совсем маленькое, крохотное, но тёмно-красное. Рэнбу лишь добавил снизу в своём дневнике: —“Кажется, я всё же надышался сыростью пока бежал домой. Оставил маленькие кровавые следы на странице. Думаю пройдёт само собой.” Он встал с пола, и, всё ещё держа Книгу в руках, прошёлся наверх. Тёмная комната. Зеркало, прикрытие тканью, шкаф, маленькая, но уютная кровать, и небольшой столик. Небольшое окошко, через которое видно Луну и звёзды, а на рассвете, ещё и первые лучи солнечного света. Он, покашливая, вновь открыл свой дневник. Единственное, на что он мог положиться. Бумага держала слова остальных дольше, чем он сам мог когда-либо. Открыв его, он начал быстро проглядывать страницу за страницей. Однако, зацепившись за несколько слов, начал полностью перечитывать его. Его глаза проходили весь лист, а слова тщательно пережёвывались. И, рядом с красивыми описаниями гор, рек, городов и своего собственного кабинета была одна запись, что его ударила, как шпага сквозь сердце, схватила его за больное. —“Я... Я... Я не знаю. Я очнулся от своего Лунатизма в метрах двадцати от Дома Сообщества. Я... Я не знаю, что произошло, но, тот, со страшнейшим грохотом оказался в огне. Я... Стою рядом с ним, и, он всё ещё горит. Мне сказали, что это был взрыв. Я думаю, кто-то умышленно взорвал его. Правда... Зачем? Или кто?” Снизу, более неряшлевым, более трясущимся почерком прозвучали страшные строчки. —“Сука! Сука! Сука! Я... Я нащупал блядскую шашку динамита в своём пиджаке! Не может быть чтобы я во время Снохождения... Нет... Нет... Я бы... Я бы помнил! Я бы хоть едва, но помнил, что причастен! Я... Я... Если хоть кто-то меня найдёт рядом, меня прибьют как последнюю собаченку.” Рэнбу сразу кинуло в дрожь. Не может такого быть. Не может! В панике, он перелистывал страницы, пока не нашёл ещё одну запись. —“Странно... Открыв свой сейф, я нашёл в нём шашку Динамита. Не помню чтобы я когда-нибудь ложил что-то такое. И... Тем более, всего лишь шашка? Обычно я в сейф ложу только свою книгу, пару бумаг и по мелочи. Не знаю, какие у меня прошлого были планы на неё, но если она там, то пусть лежит. Возможно, прошлый я что-то знал, что пролило бы свет на эту беспокойную историю.” Возможно она все ещё там. А может уже и нет. А может её кто-то нашёл. Или... Он перерыл все сундуки в своей комнате, пересмотрел все шкафы, полки. Проклятой взрывчатки там не было. Его дыхание стало прерывистым. Его ноги вновь кинуло в дрожь. Он выглянул в окно. Звёзды ярко светили в ночном небе. Уже, казалось, ночь на дворе. Луны совсем не видно. Это было Новолуние. Завесив Шторы, и закрыв дверь, он оказался в полной темноте, что напоминала ему его обсидиановую комнату. Он забился в угол, и закрылся руками. —“О боже, о боже, о боже... Что же мне делать? Что же мне делать... А что если меня вновь пересилит моя худшая сторона?? Я не хочу, не хочу чтобы это случилось вновь. Чтобы не повторилось...” Он тяжело прокашлялся, и казалось, только начал приходить в себя... —“Но ты всё же поджёг фитиль. Сам.” —“Что? Нет! Нет! Только не это!” —“Ты перетаскивал ящики с Динамитом, сыпал порох между ними, чтобы те взорвались вместе. Вспомни. Одна из них упала. И ты её спрятал у себя во внутреннем кармане. Попробуй его достать.” Рэнбу сунул руку себе в костюм, и, неожиданно для самого себя достал ту самую Шашку. —“А! НЕТ!” Он выронил её из своих рук, а та, когда коснулась земли, раскололась. Чернила забрызгали пол, а осколки разлетелись во все стороны. Эндермен поскрипывал зубами. Он больше не мог довериться самому себе, что было реальным, а что — плод его больного воображения. Он положил одну руку себе на бок, как будто мёрз, а второй прощупывал что-то в сундуке. Он достал из него свой кинжал, который в отсутствии света, казалось, был бесцветным, ровно как и всё вокруг. Он направил его в тёмный угол комнаты. Там, где только что сам сидел. —“У-Убирайся! П-Прочь!” —“О, ты не знаешь с кем сражаешься.” Его рука, как сама-собой, двинулась к его горлу. Нависая над ним, как гильотина. Острое лезвие бы точно его убило. —“Давай, режь! Всё равно ты никчёмный! У тебя даже сил не хватит! Воли своей нету! Лишь просишь, чтобы кто-то подёргал за твои ниточки, приказал что-то сделать.” Он, казалось уже замахнулся, как внезапно, тёмный свет комнаты озарил свет. Чёрная фигура показалась в дверном проёме. Рэнбу схватившись за клинок, попытался нанести удар, но фигура схватила его за руку, всего в десятке сантиметров от своего лица. Эндермен в свою очередь, схватил уже фигуру, и швырнул её на пол. Он выронил клинок, и уже руками схватился за тень, однако та не дала ему и шанса себе что-то сделать. После короткого и безуспещного рукопашного боя, Рэнбу вновь потянулся за свой клинок. Он не дал своему кошмару добраться до него раньше чем он сам. Он схватился, и нанёс ещё один удар, который фигура опять, предотвратила, остановив его своими руками. Кончик лезвия навис прямо над ним, и медленно, под тяжёлым напором сил, опускался всё ниже и ниже. Казалось, вот-вот всё кончится, однако, свет вновь озарил комнату. Он повернул голову. В дверном проёме стоял Майкл. Почти со слезами на глазах, он прервал молчание. —“Папа-папа! Почему ты обижаешь другого папу?” Его рука остановилась. Он взглянул на того, кого прибил к полу... Это был Табби. Рэнбу отдёрнуло от пола, а Табби отдёрнуло от него. Табби решил прикрыть своего вроде все ещё друга. —“Мы с Папой... Тренируемся... А тебе пора спать. Спустись на этаж ниже, я скоро буду.” Рэнбу обронил своё Лезвие, и вновь оторвав взгляд от поросёнка, ещё раз переглянулся с Табби, пока тот включал свет. Яркий, ослепительный свет развеял все сомнения. Он не мог вымолвить и слова, настолько его опустошило. Он и рад был видеть друга, но, учитывая обстоятельства их встречи, ему хотелось сквозь землю провалиться, лишь бы не заглядывать в его глаза. Он схватился рукой за голову, и, потеряв равновесие, споткнулся и рухнул на кровать. Его Друг сел рядом. —“...” —“...” —“Послушай...” —“я... я только что...” —“Тише, тише. Я понимаю, тебе сейчас не хочется говорить. Потом. Потом, хорошо? —“они... они вернулись...” —“Кто вернулся? Не переживай, я здесь. Я тебя защищу. Успокойся.” —“г-голоса... голоса из комнаты” —“Не бойся. Их здесь нет. Здесь только я и ты.” Рэнбу положил свою голову в руки Табби. Табби его обнял, положив его голову под свою. Он уставился куда-то в пол, тоже, на нервах, пытаясь не смотреть на своего друга, пока тот не переведёт дух. —“Тише... Не нужно волноваться... Всё пройдёт. Пройдёт и забудем. Мне кажется, ты горячий. Переволновался, а может и простыл. Я же тебя хотел предупредить, что будет дождь, а ты... ну всё-всё, что прошло то прошло.” Эндермен поднял свою голову. Наконец, он нашёл в себе силы, взглянуть на своего друга. —“У тебя... На лице, вот здесь.” Табби взял носовой платочек, и протёр что-то около его рта. Он грустно уставился в него, но потом приулыбнулся, и вновь обнял своего друга. —“Тише... Тише... Я уберу осколки. Ты ложись, я скоро буду.” Он вышел из комнаты, оставив Рэнбу наедине с собой. Гробовая тишина в такой поздний час не была чем-то особенным. Он её прервал, раз или два, чтобы прокашляться, всё же сильно его это затронуло. Его начало колотить под одеялом, а сам завернулся в него, и скрылся. Через время, дверь вновь открылась, и туда вновь вошёл полосатик. Отложив что-то в сторону, он подошёл к его безпамятному другу. Было слышно, как стекло заметается прочь, а тряпка терёт пол. Он вновь ушёл, но, так же скоро и вернулся. —“Дай я...” Он положил свою ручонку ему на лоб. Он грустно вздохнул. —“Я всегда буду рядом, когда я тебе понадоблюсь. Спокойной ночи, Изумрудик.” Он выключил свет, и ещё раз окинув друга взглядом, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Изумрудик? Интересная кличка. Однако, потом до него дошло, что он говорил про его глаза. Один красный, второй зелёный. Рэнбу встал с кровати, и осмотрел комнату. На его маленьком столе появилось Блюдце с Молоком и Печеньем, стоящее рядом с его Книгой. Он открыл свой шкаф, и, наконец натянул свою пижаму. Было так легко сбросить свой тяжёлый костюм, и, аккуратно повесить его на место. Казалось, всё уже было позади. Он взял перо, окунул его в новую чернильницу, и, покусывая печенье, сделал ещё одну запись в своём дневнике. —“Я не знаю, что взяло верх надо мной. И кажется, не хочу и знать. Не хочу навредить Табби и Майклу. Сложно описать, какая тишина у меня на душе, и, как будто не хочется её тревожить. Мысли пусты. То, что меня отгораживает от тишины, лишь эти часы, но они так клонят в сон... Тик-так... Тик-Так... Меня больше не волнует вопрос «Кто Я», Я осознал, что я, каким бы «Я» ни был, «Я» есть, и кому-то дорог. Оглядываясь на прошедший день, я не могу не вспомнить о тех чёрных, жутких... ... Важных моментах. ... Вычеркнуть их нельзя, также как и забыть, как бы этого не хотелось. Даже если это и правда, я не думаю, что нужно переживать по этому поводу. Пока до этой книги никто не дорвался, я спокоен. Спокоен как чёрное небо, покрытое звёздами, на котором едва видно Млечный Путь...” Рэнбу встал из-за стола, и выглянул в окно. О! Чудо! —“Снег!” Он вновь поперхнулся, но, вновь подняв голову, он был очарован. Танец снежинок так и завораживал своей непредсказуемостью, делающими фигуры высшего пилотажа на воздухе, словно Красный Барон. Он вернулся к своим рукописям. —“Выпал снег. Танец снежинок заклинает своим ходом. Наверное, завтра, я проснусь, возьму свой шарф, натяну шапку, и проведу день с Мишелем. Слепим снеговика, возьмёмся за снежки. Хотя... Хотя можно один день провести ради Майкла, а болеть можно и завтра, и после-завтра.” Он, вновь откашлявшись, перечитал, что написал. Он хотел было уже закрыть книгу, но, его всё равно, далеко изнутри, но терзало, что он поднял руку на своего друга. Он поднял свой Клинок с пола, но уже не чувствовал, что он ему такой же родной. Как он мог поднять его, на человека, что ему дорог больше всего? Была ли это конфузия, или слепая ярость. Он спрятал его на полке, скрыв её между книгами. Он взялся за дневник. —“Я не знаю, что я буду делать, если вновь подвергну опасности его жизнь. Особенно, если буду сражаться с кем-то, кроме «Я». Я не хочу прирезать его своими же руками. Что-же на меня нашло такое? С чего вдруг вернулись голоса, которые дали мне уж слишком долгий отпуск. Как будто они, когда уходили, оставили мне ключи, и их на дому не было уже десяток лет. Я успел обжиться, как вдруг, они заявляются и выгоняют меня из места, что я уже начал называть домом.” Он долго думал, и мысли его об этом не покидали. Он уже не видел той тёмной фигуры. Он видел своего друга. Как он схватился за него, и не вёл с ним бой за его жизнь. Рэнбу схватил перо, и закончил свой рассказ словами: —“Жизнь продолжается” Ему стало намного легче после этого, и он, довольный, отложил книгу к остальным, закрыл дверь, и, допив молоко, лёг в постель, в ожидании нового дня. Нового рассвета. Новой жизни.