Смертельная близость

Рико

Снова он. Натаниэль. Тусклый свет из коридора всё же выхватывал черты фигуры у стены. Натаниэль стоял, прислонившись к старому металлическому шкафу, сложив руки на груди, будто специально выбирая максимально расслабленную позу, чтобы подчеркнуть своё превосходство. Его ржавые волосы отливали мрачным оттенком в темноте, а лёгкая ухмылка, сверкающая на лице, казалась как издёвка над всей ситуацией. — Ты что здесь забыл, чёртов сукин сын?! – вырвалось у Рико, голос его срывался на раздражённый шёпот, который эхом отразился от стен. В голове же бурлил один-единственный вопрос: Как он сюда попал? Ключ-карта, которой открывается кладовка, есть только у персонала. Это место почти закрыто для остальных, да и зачем номеру четыре было сюда заходить? — Да так, ищу кое-что. – небрежно ответил Веснински, чуть склонив голову набок. Его взгляд с лёгкой ленцой пробежался по комнате. — Ты уж извини, что помешал твоей.. дискуссии. — Последнее слово он произнёс с такой издёвкой, что Морияма едва сдержался, чтобы не шагнуть вперёд и не заставить эту ухмылку исчезнуть. — Пошёл ты. – процедил он сквозь зубы, гнев всё больше овладевал им. — Вечно мешаешь только. — Мешаю? – переспросил Натаниэль, поднимая брови и делая шаг в сторону. — Ну простите, капитан. Я думал, что это ваше призвание — возиться с проблемами. Успокаивать всех, решать вопросы. Вот и я решил добавить тебе задачку, а то гляжу, скучно тебе стало. Рико сжал кулаки, чувствуя, как внутри него закипает волна злости. Весь этот день был и так наполнен разочарованием, а теперь Натаниэль своими ухмылками будто специально пытался вытащить наружу всё. — Чего ты вообще добиваешься, а? Зачем сюда пришёл? Тебе мало драмы, которая происходит? Или тебе нравится видеть, как всё разваливается?! Натаниэль хмыкнул, не двигаясь с места, и ответил, как будто обдумывая каждое слово: — Может, я просто пришёл посмотреть, как наш капитан справляется под давлением. Или не справляется. Знаешь, всегда любопытно, сколько нужно, чтобы сломать человека. Японец стоял, сжимая кулаки, его взгляд был устремлен куда-то в пустоту, как будто он пытался найти утешение в какой-то невидимой точке перед собой. Каждое слово, произнесенное им, будто вырывалось сквозь зубы с большим усилием, с внутренним напряжением, которое он не мог скрыть. Он не знал, что делать с этим огнем, что горел в нем, что сжигал его изнутри. — Сломать меня? – повторил он, словно эти слова ему не принадлежали, но все равно звучали так, как если бы Рико пытался сам себе доказать что-то. — Ты что, решил сыграть в психолога, Натаниэль? Тебя забавляет это всё? Думаешь, ты такой умный? Этот вопрос был полон иронии. Морияма не мог поверить, что человек, который стоял перед ним, мог так спокойно и уверенно говорить такие вещи. Ведь в его глазах он видел человека, который всегда был на шаг впереди. Всё это было слишком много для него — внутреннее противоречие, страх, что он мог бы потерять то, что было его жизнью и смыслом. — Это новости о Кевине на тебя так подействовали? — спросил он, и на его лице появилось что-то похожее на улыбку. Рико не знал, что ответить. Внутри него буря эмоций, от боли до ярости, и в то же время странное чувство пустоты, словно часть его самого была разрушена. Кевин.. этот человек, с которым они когда-то были связаны не только игрой, но и дружбой, и чем-то большим, чем просто товарищами по команде. Но теперь все это было разрушено. И Рико не мог поверить, что они дошли до того, что не могут больше играть в одной команде. Натаниэль продолжил, словно не замечая, как слова его точат Рико изнутри. — Ты же понимаешь, что рано или поздно он бы сделал это? Вам с Кевином нельзя играть в одной команде, никто из вас не первый и не второй, вы оба сильные игроки. Поэтому Тэтсуджи всегда на тренировках делил команду на две маленькие, и вы занимали должность главного. Каким бы другом он тебе не был, на поле вы были соперниками, несмотря на то что играли в одной команде. Это и погубило вас. Веснински, кажется, не делал различий между командой и личными отношениями. Для него это все было лишь частью игры, не более того. Он говорил как человек, который видел спортивный мир как шахматную доску, где каждый ход был заранее продуман. И, похоже, он был прав, потому что их с Кевином разделение было неизбежно. Их дружба не могла выдержать давления, которое накладывала на них роль лидеров, желание быть лучшими, несмотря на то, что их силы и амбиции столкнулись. Парень хотел бы сказать что-то в ответ, хотел бы спорить с ним, но вместо этого он просто молчал. Он знал, что слова Натаниэля были жестокой правдой, которую он не мог игнорировать. С детства Кевин всегда был готов быть первым, всегда стремился к лидерству. Он не беспокоился о титуле, как многие другие. Но Рико был капитаном, и это было для него больше, чем просто роль на поле. Это было его предназначение, его ответственность, его место, которое он не мог отдать кому-то другому. Возможно, в этом и заключалась вся трагедия. Натаниэль был повсюду. Постоянно в поле зрения, в центре внимания, словно тень, которая, сколько ни пытайся избавиться, всё равно остается. И не то чтобы он специально путался у Рико под ногами — нет, это было не намеренно. Просто теперь, когда он оправился после того кошмара, через который прошёл, он будто стал неотъемлемой частью команды, частью самого Эвермора. Даже если Рико иногда раздражало его присутствие, он не мог заставить себя оттолкнуть его. Потому что Натаниэль был его. Морияма часто вспоминал то время, когда Натаниэля только поймали. Он помнил, как тот вернулся, похожий на пустую оболочку. Как будто всё живое внутри него было вытравлено, а остатки души с трудом держались на плаву. Тогда Натаниэль почти не говорил, его взгляд блуждал где-то далеко, а тело само собой вздрагивало при резких движениях или громких звуках. Но время в Эверморе и в кругу Воронов сделало своё дело. Теперь Нат был другим. Рико видел это каждый день. У него больше не было той скованности, того страха, который прятался в каждом его жесте. Он больше не сутулился, не избегал прямых взглядов и не задвигался на второй план, стараясь быть незаметным. Он расправил плечи и, кажется, впервые почувствовал, что может стоять на равных со всеми. Ему больше не нужно было защищаться от насмешек — никто даже не пытался, да и Натаниэль уже не дал бы им такого шанса. Никто из Воронов больше не смотрел на него как на жертву. Он стал частью этой странной, опасной, но по-своему сплочённой семьи. Самое главное, что Натаниэль больше не боялся. Ему не нужно было бежать от своего отца, который когда-то держал его в оковах, ни физически, ни эмоционально. Ему не нужно было оглядываться через плечо, пытаясь предугадать, когда появится новая угроза. Опасности больше нет. Потому что тот, кто убил их сокомандников, никогда не тронет его. И пусть даже он никогда этого не узнает. Морияма готов убить кого угодно, если это потребуется, но не Натаниэля. Никогда Натаниэля. Это было бы невозможно. Рико сам не мог точно объяснить, что это означало. Это не было просто дружбой или тем доверием, что бывает между товарищами по команде. Это было глубже, на уровне самого сердца, в тех его частях, куда Рико редко заглядывал. Рыжик был его слабостью, но в то же время его смыслом, его якорем. Его раздражала эта близость, этот постоянный напоминание о том, что он позволил себе привязаться. И всё же он больше не мог представить себе, чтобы Ната не было рядом. Этот мальчишка стал его чем-то, что невозможно оторвать от себя, как руку или сердце. Вороны видели Натаниэля как зрелого члена команды, Рико же продолжал воспринимать его как того самого маленького мальчишку с длинным языком, который вечно болтал, не успевая осмыслить, о чём говорит. Этот язык, который никогда не замирал, был частью его, и Морияма, несмотря на всё, что произошло, продолжал наслаждаться тем, как он говорил, даже когда это порой звучало нелепо или не имело смысла. Он всегда слушал его с каким-то тихим удовольствием, наблюдая за тем, как тот размахивает руками, что придаёт каждому рассказу какой-то особенный оттенок — будто сам Веснински жил в том мире, о котором рассказывал, веря в каждое слово. Рико часто вспоминал те старые времена, когда они были детьми, и эти воспоминания почему-то всегда выходили на передний план, когда он видел Натаниэля, даже если тот уже стал другим. Они сидели на лавочке в перерывах между тренировками, и слушали как Натаниэль с пылающим взглядом рассказывает о самых странных фактах, которые он вычитал в каком-нибудь журнале. Это было не просто рассказывание фактов, это был настоящий спектакль. Он живо изображал каждую деталь, словно сам был главным героем тех историй, которыми делился, и его глаза искрились энтузиазмом. Натаниэль всегда был полон энергии, как маленький вихрь, который не знал усталости. Когда он что-то говорил, мир вокруг как будто притормаживал, а всё внимание сосредотачивалось только на нём. Кевин, обычно не слишком склонный к выражению эмоций, слушал его с легкой улыбкой, а Рико всегда с удовольствием наблюдал за этим разговором, не вмешиваясь, позволяя Нату быть в центре внимания. Эти моменты были простыми, не обременёнными ни обязанностями, ни страхами, ни долгами. Это были моменты детства, которые, казалось, могли длиться вечно, и все они были пронизаны тем чувством беззаботности, когда мир был огромным, а ребята верили, что всё, что они делают, — это просто игра. Веснински всегда был двигателем этих разговоров, и его увлечённость этим процессом была заразительной. И вот теперь, спустя годы, Морияма видел в Натаниэле что-то большее, чем просто товарища или зрелого члена команды. Для него он всегда оставался тем же мальчишкой, который сидел на лавочке и болтал без усталости, размахивая руками. Этот живой энтузиазм и неумолимое стремление говорить о чём-то важном, даже если это было всего лишь очередной забавный факт, оставались с ним. Даже когда Натаниэль становился более серьёзным и подавленным, Рико продолжал слышать в нём этого парнишу, с которым когда-то так много делил. — Какого хуя ты тут ищешь? – наконец-то вернувшись в реальность, спросил он. В его глазах прослеживалась не только злость, но и некое беспокойство, что Веснински снова что-то затевает без его ведома. Натаниэль, тем временем, склонил голову набок, прикусив губу, явно размышляя, стоит ли делиться тем, что он знал. Его поведение было характерным — всегда, когда речь шла о чем-то важном или рискованном, он предпочитал выбирать слова с осторожностью, прежде чем говорить их вслух. В глазах мелькала некоторая неуверенность, но его внутреннее желание разобраться в происходящем было сильнее. — Ищу, что могли подсыпать в кисель, – произнёс Нат, решив раскрыться. — Мы кроме еды, сувениров и алкоголя ничего покупать не можем. Значит, средство нашли в стенах замка. А единственное место, где оно может быть, это здесь. — Его голос был спокойным, но твёрдым, словно это было логичным объяснением, и он не мог быть увереннее в своих словах. — Где карточку взял? – продолжил допрос Рико, его тон стал всё более настойчивым. Вопрос был не столько о самой карточке, сколько о том, почему Натаниэль продолжает играть под дудку офицера. Он уже не мог игнорировать, что парень порой решал действовать, рискуя, не задумываясь о последствиях. Тот лишь достал из кармана служебную карточку. Она была новенькая, её явно сделали совершенно недавно для распоряжения офицеров. Он немного поколебался, прежде чем ответить. — Офицер одолжил на время. Ответ прозвучал просто и неожиданно спокойно, но не стал углубляться в детали. Он знал, что Рико был бы не доволен, но в данном случае это был единственный способ, который он мог найти для доступа к нужной информации. Как вдруг, из коридора послышались шуршание колесиков и шаги. Звуки приближались, и в тот момент Натаниэль, не теряя ни секунды, схватил Рико за плечи и вжал его между стеной и металлическим шкафом. Всё произошло так быстро, что тот даже не успел понять, что происходит. Он оказался в тесном углу, спрятанный в темноте. Рико не ожидал такой резкости. Теперь они стояли намного ближе, чем в аудитории, и в этом моменте не было места для личного пространства. Нат буквально вжимал его своим телом, как будто их жизни зависели от того, чтобы не издать ни звука. Он ощущал каждый его вдох, каждый его мускул, натянутый, готовый к действию. Вся его кожа была наэлектризована, а сердце колотилось в груди так сильно, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Это было странное и одновременно пугающее чувство — такое близкое и интенсивное соприкосновение, которое заставляло время как будто замедляться. Двери щёлкнули, и в помещение вошла уборщица. Она с подозрением пробежалась взглядом по темной комнате, скользнув по мебели, которая была поглощена пылью. Женщина подошла к стеллажу, взяла швабру, ведро и несколько чистящих средств, аккуратно положив их на каталку. Её взгляд даже не задержался на углу, где прятались парни. Всё оставалось тихо и незаметно, словно ни одна живая душа не нарушала спокойствие этой тёмной комнаты. Когда уборщица, наконец, покинула помещение, дверь снова щёлкнула. Они вновь остались в абсолютной тишине. В комнате не было ни звука, кроме их собственного дыхания. Морияма почувствовал, как напряжение, едва стихшее после того, как уборщица покинула комнату, снова нарастает. Внезапно он услышал тихую усмешку Натаниэля, которая была едва слышна в тишине, но её было достаточно, чтобы Рико поймал её. — Упс, и снова вы так близко капитан. – облизав нижнюю губу, прошептал Натаниэль. Это было одно из тех мгновений, когда его слова были не просто фразой, а игривым уколом, за которым скрывался непередаваемый подтекст. Этот жест, едва заметное движение губ, сводил Рико с ума. Он был таким маленьким, таким едва заметным, но для номера один — неизменно возбуждающим. Он знал это чувство слишком хорошо, Нат всегда умел сыграть на его нервных точках, иногда даже не осознавая, какой эффект это производит. Мурашки пробежали по спине Рико, когда шепот Натаниэля коснулся его уха. В голове всё стало туманным. Ему было стыдно признаться себе, что ему нравилось находиться в такой близости, в такой беспокойной, почти запретной близости. Он ощущал жар, который распространялся по его коже, и быстрое дыхание, которое становилось всё труднее скрывать. Не выдержав, он резко схватил его за воротник, и, не давая возможности на ответ, вогнал его лицо ещё ближе к себе. Это было не насилие, а страсть, которая уже не могла ждать. Его пальцы ощутили жар, исходящий от кожи Натаниэля, его дыхание стало перехваченным, но в этом было что-то неизбежное, что нельзя было игнорировать. Он наклонился и поцеловал его, не давая шанса на сопротивление. Поцелуй был агрессивным, но в то же время полным желания и интенсивности. Он захватил его губы, стиснув их так сильно, что казалось, мир вокруг исчезает. Всё остальное исчезло. В этот момент он забыл о Кевине, Норрисе, Тэтсуджи. К черту их. Были только они вдвоем, и этот момент, который тянул их друг к другу. Рико не мог больше сдерживаться, его чувства вырвались наружу с таким напором, что он сам едва успевал следить за своими действиями. Натаниэль не отстранялся, наоборот, он откликался на этот поцелуй с тем же огненным энтузиазмом, будто знал, что для Рико это значит. Это был поцелуй, полный страха и желания, полон силы, скрытой в глубинах их эмоций, которая так долго ожидала своего выхода.

***

Морияма лежал на своей кровати, словно в пустоте, его взгляд был прикован к потолку, но его мысли находились далеко, где-то вне этого момента. Он чувствовал, как взгляд Жана неотрывно следит за ним, словно тот изучал его, пытаясь понять, что происходит в его голове. — Прекрати, – сказал Рико, его голос был спокойным, почти без эмоций, но с легким оттенком усталости. Он не был зол, не раздражен, просто обычный, ровный тон. Он даже не смотрел в сторону Жана, зная, что тот все равно продолжит наблюдать. Моро, не отводя взгляда, продолжал смотреть на него, словно пытаясь разглядеть какие-то скрытые грани в его поведении. Слова не могли выразить всего, что происходило внутри каждого из них. Рико мог чувствовать это, даже не глядя в глаза Жану — тот явно пытался понять, что же происходит с его другом, ведь что-то явно изменилось. Тогда француз заметил: уголки губ Рико слегка подрагивали. Это было так нехарактерно для него. Рико не был склонен показывать свои эмоции открыто, его лицо было всегда скрыто за маской — сильного, стойкого, бескомпромиссного. Но сейчас на его губах появилась едва заметная, но всё же настоящая улыбка. Это было что-то новое, что-то, что Жан не видел раньше. — Извини, непривычно просто видеть тебя таким. – произнес он, его голос звучал мягко, с оттенком удивления. Он понял, что что-то произошло, что заставило Рико измениться, пусть даже на мгновение, но этот момент был очевидным. Номер три не мог забыть того, как капитан покинул комнату с таким гневом, во время того как вещи Кевина забирали офицеры. Он был полон ярости и внутреннего кипения, в его глазах горела жажда мести. Но теперь на его лице была эта удивительная, почти невидимая улыбка. Это было как светлый луч среди тёмных облаков, и Жан осознавал, что что-то, возможно, изменилось внутри Рико, хоть это и оставалось скрытым за его внешней сдержанностью. Но сам он не мог избавиться от разочарования, которое всё ещё оставалось в его душе, но в этот момент, глядя на своего друга, он почувствовал, что, возможно, с ним всё будет в порядке. Он начал понимать, что за этой улыбкой стояла какая-то перемена, даже если она была едва заметна. Рико, не поднимая головы, молчал. Он знал, что Моро что-то понял. Он не был готов открыться, не готов говорить о том, что произошло, но в душе он чувствовал, как какие-то эмоции наконец начинают освобождаться, как будто эта улыбка была ключом, открывающим дверцу в его неохотно скрываемую уязвимость. — Зейн сказал, что помещения вновь обыскивают. – продолжил Жан, его голос был серьёзным и напряжённым, как всегда, когда речь шла о безопасности. Он нервно покосился на Рико, будто пытаясь понять, как тот отреагирует. В этом разговоре не было лёгкости или обычного дружеского обмена словами. Тема была слишком важной, чтобы отпускать её с лёгким тоном. Морияма знал, что Моро переживает. Он знал, как тот зацикливается на мелочах, как каждый новый пост в СМИ вызывает у него тревогу, как каждый шаг полиции делает его нервным. Он сам чувствовал ту же напряженность, но Жан был другой — для него это было нечто личное, он не мог просто абстрагироваться от происходящего. Каждый шаг полиции, каждая новая версия расследования накрывали его словно снежной лавиной. Он снова и снова проверял новости, снова и снова следил за каждым движением. Всё это заставляло Рико ощущать, что Жан всё глубже погружался в свою тревогу. У полиции, похоже, появилась новая версия событий. И хотя Рико не был уверен, какие именно детали они раскопали, он знал, что это не может продолжаться. Этого было слишком много — запутанных следов, неясных доказательств и, возможно, ложных подозрений. Они не могли позволить себе попасть в руки полиции. Эту тему нужно было закрыть, и Рико знал, как это сделать. Он знал, что если Саймон не окажется за решёткой, эта вся игра продолжится. У полиции есть свои методы, и они не остановятся, пока не доберутся до истины. Но для того чтобы это завершилось, Рико нужно было сделать одну вещь. Он должен был избавиться от офицера Миньярда. Этот настойчивый тип произвел отличное впечатление на Натаниэля, и этот факт не мог не беспокоить Рико. Миньярд был слишком внимателен, слишком настырен, и его подход к расследованию был угрожающим. Если он продолжит наступать, если он не отступит, они окажутся в очень неприятной ситуации. Морияма знал, что Миньярд не просто следователь — он был человеком, способным перехитрить их всех. В его глазах было что-то слишком хладнокровное, слишком профессиональное, и он не мог позволить ему продолжать так близко подходить. Ему нужно было найти способ устранить угрозу. Но это не могло быть что-то простое, не могло быть быстрым решением. Миньярд был умен, и Рико понимал, что тот не будет сдаваться, пока не добьётся своей цели. Осознавая, что его действия могут иметь последствия, он не собирался отступать. И в этот момент, задумавшись о том, что нужно сделать, он понимал, что столкнётся с большим риском, но другого выбора у него не было. От этого разговора воздух в комнате стал плотным. Рико ощущал, как тяжело ему дышать. Жан, в свою очередь, продолжал смотреть на него с явным беспокойством. Рико внезапно разразился смехом. Он не ожидал, что этот момент станет таким странным и напряжённым, но смех вырвался сам собой — остриё нервного, почти истеричного смеха, который не имел ничего общего с привычной холодной сдержанностью, к которой привыкли все вокруг. Смех был слишком резким, как взрыв, внезапный и остро-пронзительный, как если бы он сдерживал его долгое время, а теперь, наконец, решил выплеснуться наружу, не заботясь о контексте или месте. Жан вздрогнул, почувствовав, как его спина затвердела от удивления. Это был смех, который не имел никакой связи с тем, что происходило вокруг. Это был смех без радости, без искренней весёлости — скорее он был каким-то маниакальным, каким-то диким, как если бы Рико был на грани. Моро не мог понять, что происходило с его другом. Он знал Рико как человека, который был склонен скрывать свои эмоции, как того, кто всё держит внутри и никогда не позволяет себе потерять контроль. И вот теперь — этот смех, резкий, нервный, странный. Он не мог оторвать глаз от Рико, хотя сам чувствовал, как его собственное сердце начинает биться быстрее. Он не знал, что думает Рико, что творится в его голове. Это был тот момент, когда что-то внутри Рико сломалось, и Жан не знал, был ли это момент слабости или момент осознания, что ситуация вышла из-под контроля. Что-то не так, и Жан понял, что это смех — сигнал, что Рико вот-вот перейдёт грань, откуда уже не будет возврата. Для Жана всё это оставалось загадкой. Он всё пытался найти объяснение, но ничего не сходилось. Рико никогда не показывал эмоций, не говорил открыто о том, что его беспокоит. Его лицо всегда оставалось закрытым, и никто не мог проникнуть в его мысли. А теперь — этот смех, который был почти психотическим, парадоксальным в своей силе и внезапности. Жан чувствовал, как холодок проходит по его спине. Он не знал, что делать с этим, и каждый момент в его голове становился всё более беспокойным. Единственное, что было на уме у Жана в этот момент, это то, что Рико нужно спасать. Нельзя позволить ему продолжать двигаться в том направлении, куда тот направлялся. Не мог позволить, чтобы его друг, его соратник, пошёл по этому пути дальше, не остановившись. Потому что Жан видел — Рико уже стоял на грани. Он знал, что тот вот-вот сделает что-то, что пересечёт ту черту, после которой не будет пути назад. Слишком много было сделано, слишком много насилия, слишком много решений, которые нельзя было отменить. И Рико, как никто другой, знал, что есть моменты, когда нельзя вернуться назад. Но Жан не мог оставаться равнодушным. Он был готов сделать всё, чтобы не дать Рико продолжить этот путь. Так что в голове Жана всё сводилось к одному: спасать его. Спасать Морияму до того, как он потеряет себя в этом безумном вихре, который сам же и создал. Спасать его, пока тот не сделал слишком многого, пока его душа не была окончательно поглощена тьмой, из которой, возможно, не было бы выхода. Рико продолжал смеяться, и этот смех становился всё более странным и тревожным. Он был не просто нервным или поверхностным, он как будто рвался из самых глубин — неумолимый, искажённый. Каждый новый приступ заставлял Жана чувствовать себя всё более беспомощным. Он был свидетелем чего-то, что могло быть признаком того, что Рико теряет контроль, что-то невидимое, невидимое раньше для всех, теперь вырвалось наружу. Этот смех не был нормой для Рико. Он знал его как человека, который всегда сдерживает эмоции, который старается не показывать слабости. Но сейчас всё было иначе. Жан почувствовал, как его нервы начинают натягиваться, как холодок пронизывает его спину. Всё это было странно и жутко. Он не знал, что происходит с Рико, не понимал, что может вызвать такую реакцию, но смех был настолько резким, что стал казаться не просто психическим срывом, но чем-то ещё более пугающим. Это звучало как сигнал тревоги — как будто Рико больше не может справиться с тем, что происходило, как будто всё, что сдерживалось, теперь прорвалось. Каждый звук, каждый вздох номера один становился для Жана всё более мучительным. Он понял, что его друг на грани, что он стоит на краю бездны, и если кто-то не вмешается, Рико может шагнуть в темноту, из которой не вернётся. С каждым моментом Моро ощущал нарастающее чувство тревоги и страха. Он пытался понять, что вызвало такое поведение, но все объяснения уходили в туман. В его голове крутился одно лишь, он должен действовать. Он должен найти способ вернуть Рико, до того как он потеряет себя окончательно. Но он не знал как. Внутреннее беспокойство становилось всё более гнетущим, и Жан снова почувствовал, как его грудная клетка сжимается, как воздух становится тяжёлым и холодным. Он наблюдал за Рико, его взгляд теперь был другим — не просто обеспокоенным, но полным тревоги. Сейчас, возможно, на его плечах лежала тяжёлая ответственность: остановить Рико, спасти его от того, чтобы он не разрушил себя окончательно.