Смертельная близость

Натаниэль

поцелуй

Для Натаниэля это было полной неожиданностью. Момент, когда Рико, разгорячённый и раздражённый, схватил его за воротник и резко притянул к себе, почти застал его врасплох. Почти. Он даже не успел толком осмыслить, что происходит, когда его губы столкнулись с губами Рико в горячем, напористом поцелуе. Всё происходило быстро, с той стремительностью, которая оставляла только ощущение подавляющей близости. Веснински на долю секунды застыл, но, словно рефлекторно, ответил на этот порыв. Он не был новичком в подобных ситуациях — в прошлом он уже сталкивался с подобным... Но этот момент оказался другим. Губы Рико были жёсткими, требовательными, почти грубыми, но в этом движении не было ненависти или желания подавить. Это было скорее отчаяние, смешанное с бешенством и подавленной нежностью. Поцелуй быстро перерос в столкновение воли — губы капитана двигались уверенно, с нажимом, будто проверяя, сможет ли Натаниэль выдержать. А номер четыре, вместо того чтобы оттолкнуть или отказаться, наоборот, поддался этому порыву, с тихим стоном открыв губы и впустив Рико глубже. Он чувствовал, как одна из рук, сжав его воротник, удерживает его, а другая упирается в металлический шкаф за его спиной, словно удерживая равновесие. Сердце Натаниэля бешено колотилось. Адреналин, который до этого вызывала напряжённая ситуация с уборщицей, теперь плавился в каком-то странном жаре, исходящем от поцелуя. Этот поцелуй был почти жестоким, лишённым изысканности, но в то же время каким-то завораживающе искренним. Он ощущал, как дыхание Мориямы сбивается, обжигая кожу, и как этот поцелуй становится больше, чем просто спонтанным актом. Рико сам не понимал, что творит. Его мысли были хаотичными, но одно он знал точно: он не мог остановиться. В его движениях чувствовалось желание доказать что-то — не Веснински, а самому себе. Его рука, сжимающая воротник Натаниэля, вдруг ослабила хватку, а пальцы, почти неосознанно, скользнули по его шее, останавливаясь на линии челюсти. Этот жест был неожиданно мягким для того, кто только что почти врывался в чужое пространство с такой резкостью. Натаниэль почувствовал эту перемену. Его тело, которое изначально напряглось от столь неожиданного напора, теперь начало расслабляться. Он поднял руку и осторожно положил её на грудь Рико, чуть толкнув, но не чтобы оттолкнуть, а скорее чтобы почувствовать, как его сердце колотится с такой же силой. В этот момент между ними не было слов, только тяжёлое дыхание, смешанное с тихими звуками, которые, казалось, раздавались слишком громко в пустой комнате. Когда Морияма, наконец, отстранился, его взгляд был тёмным, почти неразборчивым. Он смотрел на Натаниэля так, будто не узнавал его. Веснински в ответ выглядел не менее потрясённым. — И что это было? – прошептал он, стараясь восстановить дыхание, но его голос всё ещё дрожал. Рико молчал. Его руки всё ещё были на воротнике, но теперь хватка была совсем другой — не сжимающая, а скорее задерживающая, будто он боялся, что Нат сейчас исчезнет. Мрак, окутывающий кладовку, был почти осязаем. Всё вокруг было затянуто тенью, но Рико и Натаниэль стояли друг перед другом, не отводя взглядов. Это было нечто большее, чем просто столкновение тел, а что-то тяжёлое и странное, что витало между ними. Невозможно было не заметить, как каждый из них дышит чуть быстрее, как напряжение между ними не просто пронзает пространство, а превращает воздух в вязкую субстанцию. — А на что это блять похоже? – наконец, нарушил тишину Рико, голос его был низким и хриплым, будто он не мог отдышаться. Он посмотрел на Натаниэля, его глаза, полные гнева и смятения, пытались пробить ту дистанцию, которую они сейчас не могли сократить. Голубоглазый не сразу ответил, его сердце всё ещё колотилось в груди, а взгляд, как и прежде, оставался твёрдым и решительным. Всё, что происходило между ними, казалось каким-то сюрреалистичным — слишком много было сдерживаемых эмоций, слишком много скрытых желаний, чтобы это могло быть простым. — Не знаю, может пояснишь мне? – ответил он, стараясь звучать спокойно. Он был готов снова играть в эту игру, хотя и не совсем понимал, как она закончится. — Как же ты меня заебал со своим длинным языком. – Рико продолжал, но его слова звучали не так резко, как мог бы быть в другой ситуации. Вместо того чтобы оттолкнуть, они как бы приглашали к ещё большему напряжению. Он продолжал стоять близко. Натаниэль усмехнулся, его губы немного дрогнули, и он не мог удержаться от следующего слова, будто он специально хотел попасть в точку. — И это был повод поцелуя? – его голос звучал с лёгкой насмешкой, но в то же время и с какой-то неожиданной откровенностью. Он не жалел слов, но и не жалел себя. Морияма на мгновение замолчал, его тело слегка напряглось, а глаза вдруг потемнели. Он шагнул ещё ближе, и его рука коснулась плеча Веснински, удерживая его в этом тесном пространстве. Рико вдруг почувствовал, как тянет к этому напряжению, к этому взрыву эмоций, который стоял между ними. Он знал, что его методы не были идеальными, но сейчас они были единственными. — Это был повод заткнуть тебя. – прошептал он. Он ответил с лёгким смешком, его взгляд был полон недоумения, но в то же время в нём можно было почувствовать и уважение к Рико за смелость. — Странные у тебя методы, – сказал он с явным намёком, и в его голосе появилась лёгкая ирония, почти ободряющая. Но несмотря на все слова и жесты, они оба чувствовали, как тонкая граница, которая разделяет их, становится всё менее значимой. Поступки говорили больше, чем любые слова, и этот момент становился чем-то большим, чем просто поцелуй. Это было столкновение двух миров, двух личностей, которые в какой-то момент переставали быть врагами и становились чем-то больше. Тьма в кладовке, казалось, сжимала их, как стены, сдавливая пространство так, что дыхание становилось тяжёлым. Воздух был густым, неподвижным, будто насыщенным напряжением, которое невозможно было игнорировать. Рико стиснул челюсти, его глаза метались по лицу Ната, но он не мог найти слов. Тишина между ними говорила громче, чем любая реплика, их взгляды пересекались и тут же захватывали друг друга, как в немом диалоге, в котором язык не нужен. Брови Мориямы напряглись, его лицо застыло в выражении смеси гнева и растерянности, а Натаниэль, наоборот, выглядел спокойнее, но его спокойствие было обманчивым. Он слегка прикусил язык, как будто это помогало удержать себя в руках, но глаза его оставались сосредоточены на японце, изучая каждую линию его лица, как будто от этого зависела его жизнь. Всё остальное — стены, полки, даже собственное тело — исчезло в тёмной дымке вокруг, оставив лишь это напряжённое пространство между ними. — Знаешь, я давно заметил, что девушки тебя не привлекают. Но осознал это лишь недавно. Рико напрягся ещё сильнее, как струна, готовая лопнуть. Его челюсти сжались так, что было видно, как мышцы под кожей двигаются. Эти слова, произнесённые с такой лёгкостью, ударили по нему больнее, чем любой кулак. Какая бы правда в них ни крылась, Рико ненавидел её. Он ненавидел, что Веснински мог видеть это, ненавидел, что он сказал это вслух, как будто обнажил часть его, которую Рико хотел скрыть от самого себя. Он хотел ответить — бросить колкое замечание, которое заставило бы его замолчать, или же ударить, чтобы заставить замолкнуть силой. Но слова застряли в горле. Любая реакция казалась подтверждением того, что сын Мясника прав. Тогда, не говоря ни слова, Рико резко схватил Натаниэля за воротник. Рывком он поменял их местами, прижав Ната к холодной стене, теперь заслоняя собой выход. Его глаза блестели в полумраке, наполненные гневом, смятением и чем-то ещё, более тёмным, чем злость. Что-то, что он не хотел признавать. Натаниэль не сопротивлялся. Его лицо, кажется, лишь расслабилось, уголки губ дрогнули, будто собираясь в едва заметную усмешку. И снова он заговорил, его голос был мягким, но наполненным тихой уверенностью, как будто он знал, что эти слова пробьют капитана насквозь. — Значит ли это, что я не пустое место для тебя? Эти слова повисли в воздухе, словно ударили по комнате, заставляя Морияму напрячься ещё сильнее. Он задержал дыхание, глаза его потемнели, и всё внутри словно перевернулось. Он ненавидел то, как Веснински умел находить слова, которые подрывали его до самого основания. Но ответ пришёл сам собой. Голос Рико был почти шепотом, и в нём звучала истина, которую он не мог больше отрицать. — Ты никогда им и не был. Фраза провисела в воздухе всего миг, прежде чем Морияма наклонился и вновь поцеловал его. Но этот поцелуй был другим. В нём не было ярости или необходимости подавить. Это был поцелуй, полный признания, чего-то необратимого.

***

Шаги Натаниэля гулко отдавались в коридоре Эвермора, словно замок сам повторял за ним каждый его шаг. Каменные стены, впитавшие в себя вековую историю, окружали его мрачным величием, но для него они давно перестали быть чем-то устрашающим. Сегодня эти стены казались ему даже странно уютными, как будто скрывали от всего остального мира. Проходная карточка в его руке слегка нагрелась от его пальцев. Он машинально сжал её чуть сильнее, будто это могло помочь сосредоточиться на предстоящем разговоре с офицером Миньярдом. Но сосредоточиться было сложно. Натаниэль чувствовал на затылке пристальный взгляд, от которого невозможно было избавиться, даже не оборачиваясь. Этот взгляд был будто осязаемым, обжигающим. Тихие шаги позади. Он старался не сбавлять шаг, не оглядываться. Ускоряться было бессмысленно, это могло только выдать его состояние. Но каждый звук, исходящий от Рико, — будь то шаг, едва заметный выдох или даже скрип кожи его обуви, тянул нервы Натаниэля, как струну. На очередном повороте тень Мориямы осталась позади. Нат почувствовал, как взгляд, сверливший его спину, растворился вместе с отголосками шагов. Сердце, которое непрошено участилось, наконец-то замедлило свой ритм. В груди появилось ощущение лёгкости — не свободы, но краткого затишья. «Всё, что было в кладовке, останется там» — повторял он себе. Это было почти как мантра. Он ни с кем не собирался говорить об этом, даже с самим собой. Что-то внутри подсказывало ему, что Рико придерживается тех же принципов. Их взгляды, жесты и слова, прозвучавшие в темноте, всё это было обоюдно заключённым секретом. Когда он вышел из главного входа, холодный воздух окутал его лицо, принося ощущение свежести. Лёгкий ветер шевелил ветви деревьев, которые отбрасывали дрожащие тени на мощёную дорогу перед замком. Натаниэль задержался на мгновение, втягивая в себя воздух, чтобы окончательно избавиться от тисков коридоров, которые, казалось, до сих пор держали его в своей хватке. Его взгляд упал на группу патрульных. Они суетились возле машины, нагружая её коробками, под строгим взглядом офицера Миньярда. Эндрю стоял чуть в стороне, держа руки в карманах и внимательно наблюдая за процессом. Его фигура выглядела уверенной, как будто он был центром всей этой сцены. Веснински направился в его сторону, стараясь сохранять размеренный шаг. Он чувствовал взгляд Эндрю ещё до того, как тот действительно посмотрел на него. Это было как инстинкт — Миньярд всегда знал, когда кто-то приближался. Натаниэль поднял подбородок чуть выше, делая выражение лица абсолютно нейтральным. Карточка в его руке вновь напомнила о себе, став неожиданно тяжёлой. Возвращая её, он хотел не просто закончить дело, но и оставить всё, что произошло, за этими массивными дверями замка. У стены возле машины кто-то что-то говорил, но он не обращал на это внимания. Всё вокруг стало просто фоном, пока он шёл прямо к офицеру, не позволяя себе ни одного лишнего жеста. Эндрю взял карточку с легким, почти невидимым кивком и аккуратно положил её в карман, как будто она не имела для него особого значения. Однако Натаниэль знал, что тот всегда держит всё под контролем, и даже этот маленький жест был продуманным, почти незаметным движением. — Я ничего не нашёл, – сказал Веснински с лёгким пожатием плеч. Он знал, что Эндрю ожидал более развернутого отчёта, но он ничего не мог добавить. Он тщательно осмотрел кладовку, перетряхнул всё, даже заглядывал под старую мебель, выискивая хоть что-то подозрительное. Однако единственное, что он обнаружил — это пыль и чистящие средства на нижней полке. Никаких следов, ничего. Офицер, казалось, не был удовлетворён таким ответом. Он поднял брови, внимательно присмотревшись к Натаниэлю, как если бы пытался вычитать что-то скрытое в его лице. Взгляд был цепким, но номер четыре, конечно, не поддавался. — У кого-то может быть доступ к этой двери кроме персонала? – спросил он, делая паузу между словами, как будто проверял реакцию. Натаниэль промедлил с ответом. Он почувствовал, как внутри что-то сжалось. Он знал, что Рико как-то оказался там, он видел эту карточку у него, но ничего не мог с этим сделать. Ответить «да» было бы слишком подозрительно, а «нет» было правильным ответом, который мог бы отвлечь Эндрю от дальнейших вопросов. Он вздохнул, пытаясь сохранить спокойствие. — Нет. – его слова звучали слишком сухо, будто он сам пытался убедить себя в их правдивости. Внутри что-то подсказывало, что он не должен был так резко закрывать эту тему, но выбора не было. Эндрю чуть прищурился, как будто улавливая малейшую нотку недосказанности в ответах. Он наклонился немного вперёд, стараясь быть максимально настойчивым без явной агрессии. — Странно, – произнес он с намёком на недоверие. — Уборщица сказала, что у неё часто возникает ощущение, что там кто-то шастает. Слишком конкретно, чтобы можно было проигнорировать. Нат заметил, как его лицо на мгновение изменилось, когда он слышал о тех подозрениях уборщицы. Она же не заметила их? — Да, в Эверморе может что угодно привидится, – сказал он, стараясь слегка подшутить, чтобы отвести разговор от темы. Но как только слова вышли из его уст, он понял, что это было слишком поспешно. Взгляд Миньярда, словно выжидающий, всё сказал: он не верил в шуточки. Что-то в том, как Эндрю держался, в его спокойствии, несмотря на мелкие детали, не сходилось. Он знал, что за этим стояло нечто большее, что-то неочевидное, и сейчас, несмотря на кажущуюся непринуждённость, офицер точно не был готов так легко отступить. Веснински почувствовал, как его сердце учащенно забилось — ему нужно было придумать что-то, чтобы убедить мужчину, что тут нет ничего подозрительного. Но этот разговор, скорее всего, был завершённым. Стоя на месте, он ощущал, как его нервы начинают сдавать под давлением происходящего. А взгляд метался по окружающим, он не мог сосредоточиться, его мысли были туманны и непоследовательны. Иногда его губы нервно вздрагивали, он облизывал нижнюю губу, словно пытаясь вытянуть из себя хоть какое-то решение, но каждый раз, когда его взгляд попадал на Эндрю, он ощущал, как внутри что-то сжимается. В воздухе витала напряжённость. И вот он увидел Норриса, который направлялся к ним. Это было не просто появление кого-то в поле зрения — это было как знак. Норрис всегда выглядел так, будто на грани какой-то надежды, и сейчас эта надежда была явно направлена на Миньярда. Спарклер смотрел на офицера с таким выражением, будто ждёт утешения, как если бы от слов Эндрю зависело всё, в том числе и его отношение к ситуации, в которой он оказался. Натаниэль знал, что Норрису было важно услышать, что Саймон не виновен, что эти убийства — не его рук дело, не его следы. Знал, как этот парень держит всё внутри, как на его лице может отразиться вся тяжесть ожидания, даже если он пытается скрыть это под внешним спокойствием. Эндрю огляделся на полицейских поблизости, что-то оценивающе и настороженно скользнуло в его взгляде. Но только когда он сосредоточился на двух парнях напротив, когда его внимание полностью переключилось на них, натянутое молчание повисло в воздухе. — Мы нашли следы крови, – его голос не звучал нервно, он был ровным, почти отстранённым, но в его словах было что-то, что заставляло натянутые мышцы Натаниэля и Норриса напрячься. — Проблема в том, что недавняя кровь находится сразу на двух умывальниках. Тон офицера оставался спокойным, но он смотрел на них так, как будто всё, что он говорил, было только частью более большой картины, которую они пока не видели в полном объёме. Веснински почувствовал, как в груди у него комкается что-то тяжёлое, а его взгляд скользнул в сторону Норриса, чтобы увидеть его реакцию. В его глазах мелькнуло сомнение, он хотел знать больше, он ждал, что скажет Миньярд. Полицейские собрали журнал с записями от уборщицы, а затем, проводив ультрафиолетовое освещение по всему помещению душевых кабин, нашли эти следы. Следы крови, которые, судя по времени и их расположению, казались слишком подозрительными. Были два умывальники рядом, и кровь была смыта в обоих, но это было нелогично. Даже если бы Саймон пытался очистить руки от крови, было бы странно, если бы он использовал сразу два умывальника. Это не вписывалось в картину. Это не логично. И что важнее — это вносило больше вопросов, чем ответов. Натаниэль почувствовал, как напряжение в воздухе стало невыносимым. Всё, что он знал, казалось на грани разрушения, и каждый новый факт только приближал их к пониманию того, что здесь что-то не так. Точно так же, как и Норрис, он понимал, что каждый момент может стать решающим, но что же, чёрт возьми, они могли бы сказать сейчас, чтобы разрулить эту ситуацию? Внезапно голос Фила разорвал тягучую тишину, которая нависала в воздухе, наполняя его напряжением. Его слова прозвучали с холодной официальностью, словно он уже знал, что его сообщение изменит ход расследования. Все глаза, включая глаза Натаниэля и Норриса, моментально обратились к нему, когда он заговорил. — Уважаемые. Мы официально продвигаемся в расследовании. Голос Фила был уверенным, с ноткой значимости, как если бы он был на шаг впереди всех остальных. Это было мгновение, когда всё вокруг словно остановилось. И именно в этот момент, когда напряжение достигло своего пика, все взгляды были направлены на него. Он стоял в центре внимания, не обращая внимания на глаза, устремленные на его фигуру, скрытую за защитным костюмом, перчатками и медицинской маской. В руках Фил держал тот самый предмет, о котором говорил Саймон. Это была банка от фиолетового энергетика — банка, о которой Саймон упоминал с напряжением в голосе, когда он рассказывал о том, что спрятал в ней кусок ткани с кровью. На лице офицера не было ни малейших эмоций, когда он слегка наклонил банку, позволяя всем присутствующим увидеть, что внутри. Фил наклонил банку так, что стало видно — она явно не пуста. Внутри был небольшой кусок ткани, но всё остальное было скрыто от глаз, поглощённое металлическим блеском банки и её содержимым. Больше всех прилив эмоций почувствовал Норрис, чьи глаза внезапно загорелись. Он заметил ткань, заметил, что что-то скрывается внутри. Но что там, на самом деле? Это было решающее. Если внутри оказался не кусок ткани с кровью Каина, то Саймон Либер, официально окажется невиновным. Норрис, казалось, замер на месте, его взгляд был напряжённым, полной сосредоточенности. Он смотрел на Фила с таким выражением, как если бы в этот момент решалась судьба всего расследования, судьба не только Саймона, но и его собственная вера в то, что все, что происходило, было правдой. Его глаза сверлили банку, как если бы он хотел увидеть то, что могло бы изменить его жизнь. Фил ещё раз слегка наклонил банку, подчеркивая, что содержимое было важным. Он знал, что весь этот процесс был тщательно подготовлен, что каждый шаг был не случайным, а результатом долгих часов работы, расследований и ожидания. Патрульный шагнул вперёд с зип-пакетом в руках, и передал его Филу, который, не торопясь, аккуратно положил банку внутрь. Зип-пакет был туго закрыт, и его светлый пластик хрустнул, когда Фил затянул его, словно зафиксировав не только предмет, но и момент, в который решалась вся дальнейшая судьба расследования. Он снял перчатки с рук, и жест этот был почти театральным, словно знак того, что теперь всё под контролем. Он выдохнул, смотря на зип-пакет, который теперь был герметично закрыт, а его содержимое аккуратно запрятано в нём. В это время Веснински стоял немного в стороне, но его внимание было полностью поглощено происходящим. Адреналин бурлил в его крови, ускоряя его пульс, и на мгновение он почувствовал, как весь мир вокруг словно замедлился. Его мысли крутились, как бешеные колеса: если внутри банки не окажется крови Каина, если анализы покажут, что ткань не имеет отношения к убийствам, то всё, что он думал и подозревал, будет окончательно подтверждено. Нат был уверен в своих догадках, но никогда не любил полагаться только на интуицию. Он всегда ждал, чтобы факты дали ему чёткий ответ. И вот, этот момент был настал. Если внутри банка не окажется того, что он ждал, всё — догадки окажутся не более чем гипотезами. Однако если кровь Каина всё-таки будет на этой ткани, вся картина изменится, это будет неожиданно. Внутри его головы мелькали тысячи мыслей, но все они сводились к одному, не будь это кровь Каина, он и Норрис смогут помочь раскрыть дело. Они окажутся не зря вовлечены в этот процесс, и смогут привлечь внимание к скрытым, не очевидным деталям расследования. Это были не просто догадки, это были факты, которые он уже собрал, и вот теперь всё зависело от того, что скажет анализ. Всё вокруг словно замерло, когда он снова взглянул на пакет в руках Фила. Этот зип-пакет стал своего рода символом того, что их работа только начинается, и что этот момент может стать поворотным. Чувствовалась тяжесть в воздухе, как будто вся эта ситуация зависела от одного неверного шага. Натаниэль понимал, что их шансы на успех сейчас гораздо больше, чем казались несколько дней назад. Но он также знал, что в расследованиях, где на кону жизнь людей, нельзя опираться только на эмоции. Надо было оставаться спокойным, даже когда внутри бушевал ураган из вопросов и предположений. С каждым мгновением Натаниэль осознавал, что успех их команды будет зависеть не только от того, что они найдут в банке, но и от того, как они смогут интерпретировать результаты и что будут делать с полученной информацией. Порой всё решает даже самый мелкий штрих. Но пока они не смогут раскрыть этот фрагмент головоломки, вся работа будет лишь невыразительным предположением. Тем временем Норрис стоял неподалеку, его взгляд неотрывно следил за процессом. В его глазах была надежда — надежда, что всё это не окажется ложным следом, и что именно эти следы приведут к раскрытию дела. Спарклер, с выражением, которое трудно было бы назвать полностью спокойным, но всё же сдержанным, повернулся к Эндрю. Он не мог скрыть того, что его мысли были далеко от обычной профессиональной дистанции. Каждое слово казалось наполненным напряжением, как если бы он пытался убедить самого себя, что результаты будут на их с Либером стороне. Он был так близко к ответу, что почти мог его почувствовать. Ему не хватало только одного — уверенности. — Позвоните нам, как только узнаете результат, – сказал Норрис, слегка вздохнув, в его голосе проскользнуло что-то между просьбой и требованием. А после тихо добавил: Прошу.. Эндрю молча кивнул, его лицо оставалось непроницаемым, но Веснински, как всегда, замечал мельчайшие детали. Он заметил, как мышцы на шее офицера напряглись, а уголки его губ чуть заметно сжались. Его спокойствие было внешним, внутреннее же напряжение не скрывалось. Ситуация становилась всё более напряженной. Натаниэль знал, что Миньярд также искал ответы, но не знал, как будет действовать, если результаты не оправдают их надежд. Всё это было слишком хрупким, слишком важным. Эндрю снова взглянул на зип-пакет, в котором была банка с тканью. Его взгляд был проницательным, и Натаниэль почувствовал, как всё вокруг снова замедляется. Веснински, склонив голову немного в сторону, тоже кивнул, его взгляд на мгновение встретился с взглядом Норриса. В нём был какой-то скрытый вопрос, как будто тот искал ответа на что-то большее, чем просто информацию. Спарклер, однако, не задал его. Вместо этого он отвернулся, сделав шаг в сторону, а Натаниэль оставался стоять в тени, обрабатывая всё, что было сказано и сделано. Пока Фил и патрульные готовились к отправке образцов для дальнейшего анализа, Натаниэль почувствовал, как его нервозность накатывает волной. Ожидание — всегда самое тяжёлое.

***

Натаниэль сидел в своей комнате, уставившись в пустую тетрадь перед собой. На кровати Саймона, напротив его собственной, было ощущение пустоты, будто что-то незавершённое висело в воздухе, мешая ему сосредоточиться. Он не мог вспомнить, когда последний раз полностью погружался в учёбу, не думая о расследовании. А теперь ещё и инциденте в кладовке. Строки в тетради будто танцевали перед глазами, не складываясь в ясные слова. В голове все перемешалось, случай с Рико, странные события в Эверморе, расследование убийства, напряжённые разговоры с Эндрю. И наконец, тот человек, о котором он не мог перестать думать. Тэтсуджи Морияма. С каждым днём эта мысль становилась всё более настоятельной, ему нужно было раскрыть карты. Всё это время он пытался сохранить дистанцию, скрывая правду. Но теперь, когда всё настолько запуталось, он не мог больше оставаться в тени. Всё указывало на одного человека — Тэтсуджи Морияму. Этот человек был не просто тренером команды Воронов, одной из самых успешных команд в экси. Он был по-настоящему выдающимся, но у его достижений был тёмный след, который скрывался за фасадом репутации. Морияма был известен своей жестокостью и строгостью, особенно к тем, кто попадал в его команду. Внешне его отношение к игрокам казалось чётким и профессиональным, но стоило углубиться, и становилось ясно, что его методы порой переходят границы. Он был тренером, которым восхищались, но которого боялись. Для многих, кто оказался в его команде, тренировки превращались в ад, а игнорирование его правил — в неминуемое наказание. И все знали, что тренер — это не тот человек, с которым можно позволить себе конфликт. Его слова и поступки всегда оставались на первом месте, а любая попытка пойти против его воли могла обернуться карьерным крахом. Став игроком в этой системе, Натаниэль быстро понял, что здесь было место для слабых и непокорных. Особенно, если они становились объектами внимания тренера. Морияма был не просто тренером; он был частью системы, частью того зла, что скрывалось за идеализированной картиной успеха команды. Множество слухов ходило вокруг его методов, но Натаниэль был достаточно осторожен, чтобы не попасть в их число. И вот теперь, когда дело касалось убийств, это имя снова всплывало в его голове. Если бы кто-то мог быть на самом деле замешан в том, что произошло с Шелли, так это он. Внутри него оставался страх. Страх перед тем, что Эндрю, которого он уважал, может не поверить, или хуже — не понять. В этом отношении для Натаниэля было важно не просто знать правду, но и убедиться, что его слова будут приняты. Офицер Миньярд был слишком хорош, чтобы воспринимать такие обвинения без должного основания. И то, что он собирался рассказать, подкреплено фактами и пострадавшими. Натаниэль сидел, обхватив голову руками, словно пытаясь сдержать воспоминания, которые неудержимо нахлынули на него. Они не просто били в виски, как молот, но и вызывали такую острую, почти физическую боль, что хотелось выкричать это всё, избавиться от тяжести. Но он знал, что это невозможно. То, что происходило за закрытыми дверями кабинета тренера, было мраком, который он не мог позволить себе осветить перед другими. Веснински знал, что люди только шепчутся, догадываются, но никто никогда не заговорит. Потому что тот, кто заговорит, станет изгоем. В этом была сила Тэтсуджи Мориямы — не его методы тренировок или харизма, а тот ледяной страх, который он вселял в игроков. Никто не хотел оказаться на его пути, потому что все знали, что за этим последует. Первый раз Натаниэль оказался в этом кабинете спустя три месяца. За это время он уже успел узнать основные правила жизни в Эверморе: держать голову низко, слушать старших игроков и никогда не вызывать недовольства у тренера. Но правила мало что значили, когда речь заходила о Морияме. Он всегда был шаг впереди, всегда знал, как загнать человека в угол, откуда уже не выбраться. Парень помнил, как его вызвали в кабинет в ту ночь. Он тогда не подозревал ничего необычного — просто думал, что его ждёт разбор ошибок. Такие вызовы случались с другими, и это всегда выглядело как типичная тренерская беседа. Но стоило двери закрыться, он почувствовал, что всё не так. Холод в комнате, запах алкоголя, которым веяло от тренера, и то, как его глаза холодно оценивали, словно он не человек, а вещь. «Садись.» — спокойно сказал Морияма, указывая на стул перед собой. Голос был мягким, но в нём звучала угроза. Натаниэль сел, стараясь не смотреть ему в глаза. Тэтсуджи медленно откинулся в кресле, осматривая его с каким-то болезненным удовлетворением. А потом последовали слова, которые до сих пор звенели в ушах Веснински. «Ичиро сказал не перегружать тебя первые два месяца.» Морияма с лёгкой улыбкой достал телефон, и на экране высветилось время: первое марта, 22:17. Ровно два месяца прошло с тех пор, как Натаниэль оказался в Эверморе. Это была не просто игра с его разумом — это было напоминание о том, что у него никогда не было выбора. Всё это время его держали в клетке, как птицу, только чтобы дождаться момента, когда можно будет открыть её двери. Тренер смотрел на него, а Натаниэль чувствовал, как внутри что-то ломается. Он не мог понять, что хуже — факт, что его использовали как игрушку, или осознание, что это планировалось с самого начала. Он не сопротивлялся — знал, что сопротивление ничего не изменит. Хотя в начале пытался, после чего получил тростью так сильно, что казалось ещё один удар, и он потеряет сознание. Вместо этого он просто отключился, словно наблюдая за происходящим со стороны. Его тело реагировало, но разум кричал. Вспоминать ту ночь было невыносимо. Самым страшным было даже не то, что произошло, а последствия. Он помнил, как сидел в ванне после этого, полоская рот так долго, что вода стала ледяной. Он хотел стереть из памяти то чувство, которое, казалось, въелось в него. Но хуже всего было тошнотворное осознание, что это не конец. Что он был не первым и не последним, кто прошёл через это. Сейчас, сидя в комнате, он чувствовал, как ком подкатывает к горлу. Его руки тряслись, когда он смотрел на тетрадь, пустую и бесполезную. Натаниэль знал, что должен был рассказать Эндрю правду. Должен был назвать имя. Но при одной мысли о том, что придётся произнести это вслух, его бросало в дрожь. Тэтсуджи Морияма не просто отравлял жизни игроков — он уничтожал их изнутри. Страх, гнев, отчаяние, всё это слилось в решимость, которую он уже не мог игнорировать. Он был обязан рассказать полиции о том, что знал. Это больше не могло оставаться тайной. Смерть Каина и Шелли нельзя было оставить безнаказанной, и хотя мысль о противостоянии Тэтсуджи Морияме всё ещё пугала его до дрожи, он знал: это единственный путь. Шелли Фрост. Её имя было первой вспышкой в его воспоминаниях. Сильная, уверенная, она всегда была центром внимания. Но стоило ей впервые зайти в кабинет тренера, как что-то изменилось. Сначала это были мелочи: меньше улыбок, реже ответы на шутки товарищей. Затем стало хуже. Шелли перестала общаться с командой, её взгляд словно потух. Ей удалось немного адоптироваться, когда тренер с девушки, перешёл на парней. Когда она умерла, всё встало на свои места. Её смерть была не просто случайностью. Это был последний акт в истории, которую Морияма начал писать за закрытыми дверями своего кабинета. Она была первой жертвой, но её страдания начались задолго до того, как она перестала дышать. Натаниэль не мог перестать думать о ней, особенно по ночам, когда тишина становилась невыносимой, и её образ всплывал перед ним. Она словно умоляла его не молчать, требовала, чтобы он сделал хоть что-то, чтобы её смерть не осталась незамеченной. Каин стал второй жертвой. Если смерть Шелли можно было назвать трагическим ударом, то то, что произошло с Каином, превратилось в ещё более явное доказательство тирании Тэтсуджи. После того, как тренер начал вызывать его в кабинет, парень изменился. У Каина буквально рушилась психика. Он перестал есть, потерял аппетит и стал тощим, почти прозрачным. Спортсмен, чей организм привык к высокому расходу энергии, не мог выдержать такой нагрузки. И вот, результат стал взрывом. Расстройством пищевого поведения. Парень начал со скоростью света набирать вес. Каин начал принимать таблетки для похудения, чтобы заглушить голод, но это только ухудшило его состояние. Норрис. Ещё один. Почти идеальный игрок, один из лучших в команде, он был наравне с Рико и другими ключевыми фигурами, Кевином и Жаном. Но стоило ему попасть в кабинет Тэтсуджи, как всё изменилось. Его игра стала слабой, он утратил мотивацию. Даже в общении с товарищами Норрис стал чужим. Единственное, чего он хотел, это стереть своё существование, исчезнуть с лица Земли. Натаниэль знал этот взгляд — он видел его в зеркале, видел в глазах Каина, в тех редких моментах, когда Шелли смотрела на них перед своей смертью. Но Норрис оказался сильнее, чем думал сам Натаниэль. Он не просто заметил перемены в окружающих, он решил действовать. Именно Норрис первый пришёл к Нату, заметив в нём те же признаки, что видел в себе и других. Этот разговор стал для Натаниэля переломным моментом. Он был не один. Впервые за всё время у него появился союзник, который разделял его боль и готов был бороться. Вместе они начали задаваться вопросами, искать ответы, следить за другими членами команды. Их цель была ясна: узнать, кто ещё из команды пострадал от рук тренера, собрать достаточно доказательств, чтобы свалить Тэтсуджи и заставить его ответить за свои преступления. Каждый день был для них битвой. Они понимали, что, если Морияма узнает о их расследовании, это может закончиться плохо для них обоих Саймон Либер был человеком, чьи поступки вызывали у Натаниэля смешанные чувства. С одной стороны, Нат понимал, почему Саймон взял на себя вину за убийства. Это был акт отчаяния, попытка освободиться от насилия со стороны Тэтсуджи и навсегда выйти из его круга влияния. С другой стороны, этот шаг поставил Саймона на грань катастрофы — он мог оказаться за решёткой за преступления, которых, как он сам позже признался, не совершал. Он не был уверен, убил ли он Шелли и Каина. Его слова звучали как крик души, как признание человека, запутавшегося в собственных страхах и ложных обвинениях. Веснински надеялся, что офицер Миньярд заметит важность этого признания и сможет найти доказательства, которые очистят имя Саймона. Время поджимало, до суда оставалось меньше недели. Натаниэль знал, что это не просто дело одного человека, это был шанс положить конец тренеру. Если Эндрю сможет доказать, что Саймон невиновен, это станет первым шагом на пути к правосудию. Слишком многое стало очевидным, чтобы дальше игнорировать это. Тэтсуджи убил Шелли, Каина, и, вероятно, попытался отравить Норриса. Но по случайности, попался Кевин. Следующим мог быть любой из них. А именно он сам. Но Натаниэль решил, что этот цикл насилия закончится. Он закрыл глаза, чувствуя, как решимость заполняет каждую клетку его тела. Ему было страшно, но он знал, что другого выбора нет. Натаниэль тяжело вздохнул. Рико, Кевин, Жан — три человека, которые стояли на вершине команды, словно неуязвимые. Они были не просто сильными игроками, но и людьми, чьё мнение могло перекрыть любое сомнение или обвинение. Их слова воспринимались как истина другими членами. Ведь с цифрой на щеке, они на шаг вперёд чем остальные Вороны. Рико, капитан команды. Лидер, которого уважали и даже боялись. Его харизма была настолько мощной, что подчиняла окружающих. Тот самый, кто закрыл рот Норрису, и влепил пощечину Натаниэлю, всего за поднятие темы о том, что Тэтсуджи как-то причастен к этим убийствам. Кевин. Тот, кто вырвался из этой системы и покинул Эвермор, но даже тогда защищал Тэтсуджи. Натаниэль не мог не задаваться вопросом, почему. Возможно, Дэй был слишком близок к Рико и просто следовал его примеру, или, может быть, он действительно ничего не знал. Но факт оставался фактом: Кевин был одним из тех, кто помогал создавать иллюзию невиновности тренера. Жан. Верный как тень, он следовал за Рико повсюду. Моро был тем, кто никогда не задавал вопросов. Если Рико говорил, что что-то правда, Жан подтверждал это без колебаний. Он был не просто сторонником тренера — он был частью системы, которая держала остальных в страхе. Его позиция в команде зависела от его лояльности, и он готов был пойти на всё, чтобы сохранить своё место. Нат не мог не чувствовать злости. Эти трое не просто защищали Тэтсуджи — они осознанно или нет способствовали тому, чтобы такие как Шелли, Каин и Норрис оставались без поддержки. Они подавляли любые попытки поставить под сомнение действия тренера, что делало их косвенно виновными. Но больше всего Натаниэль хотел видеть реакцию Рико. Капитан команды. Как бы Рико выглядел, узнав, что его дядя, которого он так яростно защищал, оказался насильником? Что всё это время он сам поддерживал монстра? Натаниэль представлял, как его уверенность рушится, как его лицо меняется от осознания. Он хотел видеть, как этот человек, который держал всю команду в страхе, теряет почву под ногами. Эта мысль грела Веснински. Она давала ему силы продолжать бороться, продолжать двигаться вперёд, несмотря на боль, которую он переживал. Он не мог позволить этим троим дальше закрывать глаза на правду. Настанет день, когда они узнают всё, и тогда Натаниэль будет рядом, чтобы убедиться, что справедливость восторжествует.

***

Натаниэль и Норрис сидели в тени, их глаза не встречались, но сердца били в унисон. Это было не просто обещание — это была клятва. Тёмная, безжалостная клятва, которую они дали друг другу. Если кто-то из них уступит страху, будет сбит с пути, сдастся под давлением или, что хуже всего, станет частью той системы, которая поглотила Шелли и Каина, второй окажется его судом. Натаниэль знал, что если он будет мертв, Норрис будет тем, кто вынесет правду на свет, и наоборот. «Мы не позволим им умереть зря» — думал он. Каждая смерть, каждое страдание, которое они пережили, было не просто трагедией, а частью пути, который должен был привести к разрушению той тирании, которая царила в Эверморе. Тэтсуджи, тренер, который использовал свою власть, чтобы ломать жизни, не мог уйти безнаказанным. Натаниэль пообещал себе, что они оба сделают всё, чтобы заставить мир увидеть правду. Шелли и Каин станут символами, катализаторами изменений. Эти смерти должны были быть не просто концом, а сигналом к началу конца для Тэтсуджи. Не будь они жертвами, не стань они частью этого жуткого плана, он никогда бы не смог достичь своего.