Исход

      Они снялись с места, когда солнце поднялось уже довольно высоко.       Фома смутно помнил путь до поселка, но мог с уверенностью сказать, что сейчас они движутся в другую сторону. Впрочем, Бродяге виднее: именно он вел их едва заметной тропой.       В отличие от прошлого раза аномалии на пути почти не встречались, только угрожающе гудели и грозно посверкивали откуда-то из чащи. Зато в окружающих зарослях кто-то постоянно шуршал, попискивал, рычал и перешептывался. Фома готов был поклясться, что видел среди деревьев человеческие силуэты, но они стояли неподвижно, приблизиться не пытались, и он слегка расслабился.       Бродяга где-то впереди уверенно вышагивал по лесной тропке. За ним, то и дело, вглядываясь в сумрачный Лес, шел Тихий. У обоих стволы за спиной. В отличие от напряженных, готовых к бою Серпа с Моржом, следующих в середине.       Все еще с утра заметили, насколько Моржу не по себе - он словно бы видел сквозь деревья и точно знал, что или кто там скрывается.       Фома тоже беспечно перевесил автомат за спину, по сторонам особо не смотрел, даже не оглядывался: он всем собой ощущал замыкающего - Броню, и был уверен, что спина надежно прикрыта. Но на всякий случай готов был в любой момент жечь любого, что рискнет напасть на отряд.       Ему нравилась новая способность. Пусть даже она отнимала много сил, и если бы кто поинтересовался, он не смог бы объяснить, как это делает, но ощущать себя ходячей Жаркой было круто.       Все они внезапно стали супергероями. Или суперзлодеями?       Фоме хотелось думать, что все-таки супергероями.       Хотя Бродяга и раньше был сверхчеловеком - но так ему по рангу положено. А вот с чего они вдруг обрели новые таланты? Фома с утра поспрашивал остальных. Никто не знал.       Но главный вопрос - что с них потребуют взамен? Это же Зона, в местном Изумрудном Городе вместо размазни Гудвина правит людоедский Монолит, и ничего не дается просто так.       Вот, например… Хотя о вчерашнем он предпочитал не думать. Не то чтобы такой чистоплюй, и не делал ничего подобного раньше, но именно вчера его впервые не радовали чужие боль и крики. Хотя, нет, не впервые - но тогда, со свободовцами, он еще не полностью освободился, еще не стал собой. А вчерашняя казнь, вся эта грязь и кровь, казалось, налипли на него, как мазут - не отмоешь - сойдут только с кожей. Но больше всего хотелось прополоскать мозги - забыть все, как страшный сон и никогда не вспоминать.       Фоме было по-настоящему стыдно за это свое внезапное малодушие, поэтому он никому ничего не говорил, но знал, что братья чувствуют его настроение. Надеялся, что спишут на отходняк от «Медузы». Тем более, это правда: дышать до сих пор было больно, ребра ныли, кружилась голова и дрожали руки. Но Бродяга уж точно знал, о чем он думает и наверняка презирал его за слабость и трусость.       Фома со вчерашнего пытался убедить себя, что все нормально. Что это было необходимо. Это просто обряд, и неважно, кто на алтаре - он за свою жизнь замучил и убил достаточно, чтобы не страдать излишней щепетильностью - но что-то внутри настойчиво возражало. И дело было даже не в том, что Винт вроде как свой. А в том, что это… просто неправильно. Бесчеловечно. Жестоко. Да, пожалуй, жестоко - верное слово. Оказывается, пытки и насилие это не так весело, когда ты в своем уме и не психопат. А когда вдруг понимаешь, что вся твоя обозримая жизнь состоит из постоянной, рутинной жестокости, и ты не помнишь ничего другого - хорошего, веселого, доброго, это…       - Пришли, - голос Брони прервал внутренний монолог, и Фома упустил мысль.       Он так задумался, что не заметил гигантский шар пространственной аномалии, в котором уже исчезли Бродяга, Тихий и Серп.       - Не зевай, - бросил ему Морж, прежде чем шагнуть в неизвестность.       Фома скривился от покровительственного тона, но признал, что тот прав - он непростительно зазевался.       - Шагай, - снова подал голос Броня. - Не ссы, я прям за тобой.       - Смотри, не заблудись, - напоследок выдал он шпильку и, инстинктивно задержав дыхание, нырнул в мерцающую сферу.       На что похож переход через пространственную аномалию? Сложно объяснить, если ни разу не пробовал. Пожалуй, самое ближайшее сравнение - мгновенный общий наркоз.       Тебя просто стирает из реальности в одной точке пространства, затем секунды, часы или дни - Фома даже слышал байки про месяцы и годы небытия, и - включает, как лампочку, в другой. Будто рождаешься заново - в первые мгновения не понимаешь, кто ты, зачем и даже где тут верх и вниз, и что такое вообще эти ваши верх и низ - но мозг быстро адаптируется и вспоминает ориентиры. Но выпавший из Телепорта человек все равно какое-то время беспомощен, и представляет собой легкую мишень.       Поэтому монолитовцев специально тренируют на выход: пространственные пузыри очень удобны для быстрой переброски отрядов по городу и за его пределами.       Многие операции «Монолита» осуществлялись за счет этих аномалий: шпионаж, вербовка, закладка тайников для диверсионных групп, переброска грузов и, собственно, самих диверсионных групп - все это заслуга Припятских Телепортов, карту которых знает любой монолитовец.       Но пространственные аномалии остальной Зоны, особенно Рыжего Леса, непостоянные, блуждающие. В один день они могут выбросить в подворотне бара на «Ростке», а в другой - в пустоту в десятках метров над землей, или прямиком в лежбище кровососов, или в центр Электры - вариантов масса. И то, что Лесник не обманул, и они действительно оказались на окраине Припяти, Фома посчитал чудовищным везением.       Он вышел из аномалии собранный, готовый к бою - все, как учили, но вокруг было тихо. Под ногами - растрескавшийся асфальт. По левую руку шумит далекой стрельбой город - небось, опять к бывшим братьям кто-то припожаловал. А по правую - за шумом деревьев, запахом стоячей воды и мельтешением гнуса таится пугающая тишина.       Фома узнал место. Но лишь потому, что слева, за деревьями виднелась крыша хирургического комплекса. Крайне опасное соседство: клан неплохо здесь окопался. А еще отсюда было рукой подать до речного порта, а там уже - настоящий ппд - с казармой, медпунктом, складами, патрулями, пулеметчиками и снайперами на крышах. Но, если вспомнить старые карты, справа, совсем рядом, невидимый за деревьями, должен стоять профилакторий - там почему-то даже поста не держали. И на эту дорогу монолитовцы обычно не совались. Считалось, что тут нет ничего интересного.       Но самое удивительное, что прежнего, как Фома считал - непреодолимого зова, что он, честно говоря, страшился снова услышать, тут почти не ощущалось: то ли Старший шаманил, прикрывая их мощным пси-зонтиком, то ли… воля Монолита тут и правда слабела.       Так вот почему сюда никто не ходил! Недостаточно лояльный монолитовец мог выйти здесь из-под контроля. Может, это и произошло с Бродягой?       - Уходим с дороги, - скомандовал, тем временем, Старший и первым углубился в заросли по правую руку. - Залегаем на обочине. Сохраняем тишину, из вида друг друга не теряем. Нам нужно продержаться до темноты.       Фома не понял, за что держаться. Вроде ничего сложного - лежи себе в кустиках, поплевывай в небо, жди нужного часа.       И только сойдя с дороги, заметил, как то, что он поначалу принял за тучу мошек, сливается в плавающие черные кляксы: это не в воздухе мельтешило, а у него перед глазами. По мере удаления от дороги их становилось все больше, к ним добавились радужные пятна и точечное ослепительно белое мерцание - словно каждая поверхность сверкает на солнце свежевыпавшим снегом. В ушах звенела тишина: Фома даже стрельбы больше не слышал. Мысли ворочались тяжело и неохотно. На мозги давило, но не как приказ Старшего, когда не можешь ослушаться или возразить, но хотя бы имеешь собственное мнение, а будто бы всякая мыслительная дейтельность буксовала и грозила заглохнуть насовсем. Жуткое ощущение.       Когда Бродяга решил, что они достаточно отошли от дороги, все попадали, кто где стоял. Кое-как расползлись в стороны, закидались сверху ветками и лесным мусором для пущей маскировки и выставили стволы в сторону дороги: с тыла при таком пси-давлении можно было даже тушканов не опасаться.       Фома не знал, что там такое, да и знать не хотел, но подозревал, что над лесом за спиной даже птицы падали замертво. Вот почему профилакторий стоял пустым - никто, имеющий нервную систему, там не выживет. И вот почему им предстояло «продержаться» - думать стало так тяжело, что почти больно. Но лежащему в паре метров Тихому, кажется, было еще хуже - он выпустил из рук автомат, схватился за виски и уткнулся лицом в приклад, ни на что не реагируя.       Фома пошарил вокруг, нашел какую-то шишку и бросил в него. Попал в плечо.       Тихий медленно поднял голову. Взгляд у него был больной и бессмысленный. Но он все же с усилием сфокусировался, чуть качнул подбородком - чего тебе, мол?       - Не спи, замерзнешь, - прошипел Фома.       Тихий попытался улыбнуться - не вышло. Тогда он просто кивнул и уставился на дорогу.       Спустя полчаса стало полегче: то ли они как-то сумели адаптироваться, то ли излучение имело волновую природу, и это лишь временная передышка, то ли снова Старший их защитил. Хотя вряд ли он: судя по всему, Бродяге пришлось совсем тяжко. Фома со своего места его почти не различал. Но даже отсюда Старший выглядел бледным, осунувшимся, заросшим светлой щетиной зомби.       Он, видимо, что-то почувствовал - уставился прямо на Фому, а глаза пустые, льдисто-прозрачные. Страшные.       «Все нормально? - прозвучал в голове его голос».       Фома кивнул. Тихий тоже: Бродяга говорил в голову сразу всем.       «До полуночи часов десять, - продолжил он, дождавшись отклика от каждого. - Предлагаю отдохнуть. Смена каждые два часа. Начнем с меня. Потом Серп и далее, по очередности. Спите. Кто знает, когда еще удастся?».       Едва услышав императивное «спите», Тихий упал мордой в траву и отрубился.       Фома же успел напоследок внутренне хмыкнуть на это «предложение»: Старшие по определению никогда ничего не предлагали, они приказывали. Вот и Бродяга тоже, несмотря на слова, не удержался. Иногда он будто забывал, что они неспособны противостоять повелительному наклонению. Но стремление, в целом, похвальное…       Разбудил его, как ни странно, Морж. Спросонья даже показалось, что и его голос прозвучал прямо в голове. Но Морж вроде не был Старшим. Хотя, с их новыми способностями Фома не стал бы ставить на то, что он так не умеет.       Морж сообщил, что со стороны Энтузиастов движется группа из трех сталкеров. Так и сказал «сталкеров» - не «неверных», что радовало, но и не «монолитовцев». Врочем, для них сейчас врагами были и те, и другие. Но вот вопрос - откуда Морж знал их количество и расцветку? Они еще даже в поле зрения не появились.       Вскоре «сталкеры» показались на дороге. Это действительно были одиночки - без пижонской экзы, но упакованы отлично. Шли тихо, хоть и не особо таясь, а один даже вполголоса рассуждал, что загадает, дойдя до Монолита. Наивный. Двое других поглядывали на него с мрачным раздражением, но заткнуть не пытались.       - А знаете, ребят, мне тут нравится, - наконец, жизнерадостно заявил он. - Хорошо, спокойно. Я, пожалуй, не буду ничего просить. Просто останусь здесь.       Фома против воли качнул головой - а вот и будущий монолитовец. Сам пришел и уже попал под влияние.       - С фанатиками чтоль останешься? - зло буркнул преводитель группы. - Знал бы, что твое заветное желание - молиться и в жопу долбиться…       Он начал разворачиваться, но его спутники оказались быстрее: две короткие очереди, и командир остался лежать на дороге. Оставшиеся отпрянули в стороны, наставив стволы уже друг на друга - ни дать, ни взять, дуэль на диком западе, только характерного саундтрека не хватает.       - Я должен идти, - сказал враз посерьезневший весельчак. - Он зовет меня.       - И меня, - кивнул второй.       Они одновременно опустили оружие.       Значит, два монолитовца.       Фома от души пожелал им познать все клановые развлечения и снова задремал.       Когда подошла его смена, на Зону уже опустилась ночь.       Тихий не стал говорить мысленно, да и вообще говорить - разбудил шишкой по башке - отомстил, типа. Фома погрозил ему кулаком, зевнул и приготовился бдить.       Далеко впереди снова кто-то стрелял и рычал. Ухали совы. Над дорогой бесшумно мелькали летучие мыши. Вокруг шумели деревья, и под прессом неизвестной пси-аномалии дрыхли мертвым сном братья.       Фома вдруг со всей отчетливостью понял, что не хочет с ними расставаться. Если свобода означает одиночество, он предпочел бы остаться в клане. Кроме лежащих по обе стороны парней, у него больше никого и ничего не было - ни семьи, ни друзей, ни прошлого. Зачем ему свобода? Куда ему идти? Ради чего сражаться и выживать? Непонятно.       Еще и Бродяга решил их бросить.       С одной стороны, Фома понимал, зачем, с другой - от этой мысли сердце заходилось тоской и чувством невосполнимой потери. И не у него одного: каждый из них боялся. Как им пережить уход Старшего? Они же всегда на него рассчитывали. Знали, что он разрулит любую проблему. Были верны, ни разу не подводили… Ну, кроме того случая со свободовцами. И с псевдогигантом, после которого Бродяге пришлось самому себе вправлять перелом. Еще был эпизод на Барьере, добавивший шрамов им всем. И тот проклятый патруль… Ладно, они не так идеальны. Все совершают ошибки. Но в их группе хотя бы нет такой текучки, как в некоторых. Может, он все же передумает?..       На дороге вдруг послышались шаги, и Фома отбросил лишние мысли.       Мимо спящей группы длинной цепочкой шли монолитовцы - шестеро - стандартный отряд.       Фома сразу определил их Старшего и взял на прицел - тот шел в середине, словно контролер в свите и сканировал окрестности. Скорее всего, не только взглядом.       «Не шевелись», - пришло от Бродяги.       Фома замер, даже дышать стал через раз. По хребту табуном побежали мурашки.       Если он их засечет…       «Не засечет, - успокоил Бродяга. - Это Шатун. Он слабее меня».       Голос в голове оставался спокойным - ни грамма бахвальства, голая констатация факта.       «А кто сильнее? - не мог не спросить Фома».       Старший, судя по ощущениям, всерьез задумался.       Тем временем, бывшие братья скрылись из виду, так никого и не обнаружив.       «Монолит, - наконец, ответил он».       На это Фоме нечего было сказать.       Ближе к полуночи Бродяга поднял всех, заставил проверить снаряжение, подогнать все звенящее и болтающееся.       «Надеваем противогазы и тихо выходим на дорогу, - инструктировал он, как и прежде - прямо в голову. - Так же тихо бежим в сторону порта. По сторонам не смотрите, ни на что не отвлекайтесь. Для «своих» - у нас задание. Недалеко, метрах в двуста - поворот направо, к старому яхт-клубу. Нам туда. Морж, не пропусти, пойдешь первым. Увидишь пузырь - ныряй, не думая. Всех касается. Я пойду замыкающим, прослежу, чтобы никто не отстал».       - А не проще надеть противогазы после забега? - шепотом поинтересовался Серп.       «Не проще, - огрызнулся Бродяга. И все разом ощутили, насколько он на взводе. - Дальше по дороге излучение слабеет. Я смогу какое-то время нас прикрывать, но в этот раз Монолит зол и ищет меня. А когда найдет… Некогда будет о противогазах думать».       Больше ни у кого вопросов не возникло.       Но Фому очень напрягло это «когда» - не если, а именно когда. Значит, им предстоит бежать, соревнуясь со скоростью мысли. И они поставили на эту гонку без малого самих себя. Он попытался представить, что их ждет в случае проигрыша. Воображение пасовало - Монолит однозначно был изобретательнее.       Фома натянул противогаз. Дышать сразу стало тяжелее.       Сейчас он откровенно завидовал Бродяге: ему принадлежал единственный в группе комбез с замкнутой системой дыхания. Все-таки хорошо быть Старшим.       - Ну, с богом, - тихо прогудел Морж сквозь фильтры.       И они рванули.       Это был спринт не на жизнь, а на смерть. Они не бежали - летели на чистом адреналине, едва касаясь земли и наверняка оставив далеко позади мировой рекорд.       Но этого было недостаточно: Монолит оказался быстрее.       Каким же мелким казался себе Фома под Его всевидящим взглядом! Что он мог противопоставить необоримой воле Его? Свое жалкое стремление к человечности? Монолит в милосердии своем желал его пощадить и даже возвысить: сделать Старшим, оставить ему братьев. Фома же не виноват: он не предавал клан. У него не было выбора. А Монолит мог вернуть все, как раньше - цель и смысл, радость и единение. И даже Бродягу. Он всего лишь понизит заблудшего в звании и отдаст Фоме в полное распоряжение. Все, что для этого нужно - задержать его до подхода основных сил. Монолит поможет, защитит и щедро вознаградит…       Фома споткнулся. Он хотел возразить, но не помнил, чем, и в отсутствие аргументов впитывал эту песню сирен. По мышцам, нервам, даже костям его пробегала приятная щекотка: словно Фому гладили тысячей легчайших перышек, и он против воли улыбался от удовольствия, расслаблялся, замедлялся…       - Вранье! - пробился сквозь лживую колыбельную злой крик - как ушатом ледяной воды окатили. - Он не умеет прощать! Он нас уничтожит!       Бродяга голосом рвал Монолитовскую паутину. Его слова били точно кнут, причиняя боль, но заставляя снова двигаться.       Щелчок!       - Морж, у тебя нет детей. Он никого не вернет! У него нет такой власти, и ты это знаешь!       И Морж, мотнув головой, будто норовистый бык, снова попер вперед.       Еще щелчок!       - Фома, помнишь Винта? Это, по-твоему, веселье и радость? Хочешь вернуться?       Перед глазами как наяву встала вчерашняя жертва - распятый едва дышащий от боли человек. И эта картина, как гирлянду, потянула из памяти все остальные - замученных на потеху Монолиту пленников, истерзанных просто ради удовольствия послушников, списанных из «Вивария» девчонок… Нет! С него хватит!       Фома ринулся за Моржом, преодолевая почти физическое сопротивление чужой и чуждой всему человеческому воли.       - Тихий, вспомни: зомби для клана - ходячий щит, не более.       К ним спешили все свободные группы, но Фома знал, что еще есть шанс. Они успеют! Должны!       - Серп, ничего не будет, как раньше. Он не даст тебе остаться. Сколько, по-твоему, в городе бывших монолитовцев?       Все ближайшие Старшие прямо сейчас давили на Бродягу, стремясь сделать его «видимым» для Монолита. Фома не хотел знать, как он всё ещё умудрялся держать щит и одновременно приводить их в разум. Никакой комбез этого не стоил.       - Броня, тебя не вылечить. Он даже пытаться не станет. Но ты по-прежнему нужен своим братьям. Без тебя им будет сложно...       Сплошная стена зарослей неожиданно разошлась, и Морж резко свернул с дороги. Он ориентировался в темноте, будто видел перед собой карту. Сам Фома наверняка бы пропустил едва заметный поворот: асфальт основательно заплыл землей, и его выдавало только то, что здесь не росли старые деревья.       Впереди уже мерцала спасительная аномалия. Осталось совсем чуть-чуть.       И тут Монолит, поняв, что предатели уходят, обрушился на них всей мощью.       Фома услышал чей-то истошный крик и почувствовал, как его самого сминает, словно фантик. Он тоже орал, надрывая связки, и сам себя не слышал. Перед глазами встала красная пелена, а мозги, казалось, вот-вот вкипят. Он не чувствовал ног, но в голове билось назойливое «ныряй, не думая». Он и не мог думать: нечем было. Но все же выполнил последний приказ - упал в мерцающую сферу…