Теперь ты

Минутная стрелка медленно ползла по циферблату, урок тянулся бесконечно долго. Проснулся Андрей сегодня в скверном настроении, и, не придумав с утра, чем себя занять, отправился в школу, о чем теперь жалел. Ничего интересного учительница не рассказывала. Клонило в сон, информация в голове не обрабатывалась, чужие слова пролетали мимо ушей. Андрей сидел за партой, подперев рукой лицо, и тихо постукивал по столу ручкой. Взглядом изучал одноклассницу. Девочка вертелась у доски, пытаясь сообразить, как решать уравнение, совершенно простое. Она то и дело оглядывалась на одноклассников, ища среди них кого-то, кто подскажет ей решение, но те были безучастны. Тëмные волосы девочки были завязаны в две аккуратные косички, что забавно болтались при ходьбе. Школьное платье было ей коротко, юбка едва доставала до середины бедра, что особенно будоражило воображение Андрея. Прозвенел звонок, раздался на весь кабинет его противный звук. Школьники сорвались с мест, радуясь концу учебного дня. Девочка облегчённо выдохнула, получив разрешение идти домой недорешивая пример, и быстро покинула класс. Красивая картинка перед глазами пропала. Жаль. Андрей вышел из кабинета и направился вслед за одноклассницей. Подумал, что можно позвать еë погулять или сводить в кино — в общем, сделать всë, что полагается делать с девчонками; она явно не сможет отказать. Это казалось чем-то необходимым: у всех пацанов уже были свои девочки, отставать не хотелось. — Васильев! — раздался на весь коридор противный голос Флюры Габдуловны. Пришлось остановиться. Андрей повернулся к учительнице, скрестил руки на груди и окинул еë равнодушным взглядом. — Вот, возьми, — женщина протянула ему тетрадь, — Суворову можешь передать? Он не пришëл сегодня. Заболел? — Не знаю, что с ним, — бросил ей в ответ Андрей, не желая говорить о Марате, — Тетрадь отдам. Могу идти? — Ну, иди-иди, — проворчала ему вслед Флюра Габдуловна. Когда Андрей вышел на улицу, никого из одноклассников видно не было, все уже разошлись. Он нехотя поплëлся в сторону дома. Последние дни выдались тёплыми, так что теперь на дорогах лежала слякоть, она противно булькала под ногами. Старые кеды Андрея промокли, что только сильнее портило ему настроение. Казалось, этот день не может стать ещë неприятнее, но судьба распорядилась иначе. Андрей остановился около возникшей на его пути милицейской машины. Путь ему перегородил Ильдар Юнусович. Захотелось поддаться импульсивному желанию и хорошенько ему врезать, но Андрей сдержался. — Здравствуй, — поприветствовал его милиционер и улыбнулся. Андрей не разделял его радости, в ответ промолчал, только посмотрел сердито. — Как мама? Передëрнуло от такого вопроса. Будто холодной водой облили. Мерзко стало и захотелось поскорее уйти. Не хотелось об этом говорить, тем более с ненавистным Ильдаром. — Не ваше дело, — отозвался Андрей, уводя взгляд в сторону. Ильдар помотал головой, вздохнул тяжело, не потеряв при этом своей вымученной улыбки. — Всë по улицам шляешься, шкет? Чьи карманы сегодня обчистил? — Я со школы иду, домой, — прошипел Андрей. Ильдар выдохнул, бросил на асфальт недокуренную сигарету, затушил еë подошвой ботинка. — Ты пока у Суворовых, да? — он замолчал ненадолго, собираясь с мыслями, — Как у Марата дела? — Всë с ним нормально, до свидания, — выпалил Андрей, не скрывая раздражения, и поспешил удалиться. Переполняла злость. Марат. Марат. Марат. Как это надоело. Все постоянно спрашивали о Марате так, будто Андрей имел к нему какое-то отношение, что совсем не так: у них больше не было ничего общего. Андрею не хотелось себя ставить наравне с гадким предателем, отошедшим от собственных принципов. Он считал себя выше него. Любой из пацанов, да даже чушпаны с помазками уважения заслуживали больше, чем Марат, а тот ещë и жизни его учить вздумал, нотациями своими донимал. Да что ты вообще имел ввиду? Какой такой закон выше пацанского? Может, просто не надо себя и свой личный выдуманный закон ставить выше других. Думаешь, ты тут решаешь, кто прав, а кто нет? Богом себя возомнил? Придурок. Да пошëл ты! Пошëл ты! Андрей пнул сугроб и слякоть полетела в стороны, пачкая его школьные штаны. И ещë раз. И ещë. Успокоился. Выдохнул. Поднял голову, обнаружил, что стоит напротив дома Суворовых. Сам не заметил, как дошëл. В квартире пахло свежестью, блестели свежевымытые полы. По коридору разливался солнечный свет. Было совсем тихо, кажется, никто не услышал, как Андрей вошëл. Он быстро разулся, снял с себя куртку, повесил на крючок и проскользнул в комнату. Содержимое школьного портфеля оказалось на столе. Андрей принялся раскладывать учебники и тетради по полкам, наводя порядок. В руки попала та самая тетрадь, которую вручила ему сегодня Флюра Габдуловна. Надпись на ней гласила: «для работ по английскому языку ученика 9 "Б" класса Суворова Марата». Андрей провел пальцем по обложке, разглядывая жирные пятна на ней. Должно быть, они остались от сгущенки, которую Марат за обе щеки уплетал во время их дополнительных занятий. Андрей поморщился. Неаккуратность Суворова его всегда раздражала, не понимал он, как можно существовать в таком беспорядке, так относиться к собственным вещам. А если взглянуть на конспекты Марата… Андрею сразу плохо становилось. Всё по несколько раз перечеркнуто, не разобрать ничего, чернила размазаны по страницам, поля все изрисованы. Как только его учителя терпели? Васильев захлопнул чужую тетрадь и отложил на край стола, чтобы лишний раз на глаза не попадалась.

***

Марат сидит за столом, выводит в тетради латинские буквы, продиктованные Андреем, тот краем глаза наблюдает за ним, перелистывает страницы словаря. Уже час они мучаются, выполняя домашнее задание. Точнее, домашнее задание Марата: Андрей своё давно сделал, помогает теперь. — А как на английском будет член? — Марат разворачивается, щурится хитро, ждёт ответа на столь волнующий вопрос. — Member — отвечает невозмутимо Андрей, пряча улыбку. — Короче, на мембер твой английский, пошли погуляем, — Марат встаёт, оставляя незаконченным наскучившее задание, — Чё дома сидеть? Погода классная. — Может, сначала доделаешь? Там немного осталось, — Андрей звучит голосом разума, понимает, однако, что его попытки удержать Суворова дома бесполезны. — Да я уже вон сколько написал, — Марат гордо демонстрирует ему тетрадь, Андрей сразу замечает пару ошибок, — Не парься, на тройку потянет. Он вылетает из комнаты, быстро натягивает на себя куртку и завязывает шарф. Поторапливает Андрея, пока тот возится со шнуровкой кед. Погода на улице и впрямь классная. Светит солнце, под ногами снег хрустит. Марат идёт впереди, в зубах его сигарета дымится. Куртка нараспашку, на лице синяки свежие. Смеётся. Заполняет собой пространство, кажется, будто мир крутится вокруг него. Его всегда много, иногда даже слишком. Живой; ничем это из него не вытравить, оно всё равно будет биться внутри, все равно наружу прорвётся, всё вокруг собой озарит; и Андрея так к этой живости тянет.

***

Андрей обнаружил, что уже минут пятнадцать вместо того, чтобы делать задание по английскому, неосознанно чертит ручкой линии на тетрадном листе, пропадая в своих мыслях, а там, как назло, ничего кроме Марата нет. Освежив в памяти образ бывшего лучшего друга, он вдруг понял, что ему, кажется, обидно. Злость отошла на второй план, стало на мгновение до боли грустно и как-то совсем тоскливо от того, что Марат променял его и их общее дело на Комсомол, на общественное одобрение, на долгую и счастливую жизнь, которую сам для себя выдумал. После всего, что между ними было, это казалось просто несправедливым. — Андрей, — дверь приоткрылась и послышался ласковый женский голос. В проходе стояла Диляра, теребила в руках кухонное полотенце, во взгляде её читалось беспокойство. — Ты Марата не видел? Мне со школы звонили, сказали, что его на уроках сегодня не было. Андрей задумался; он действительно сегодня не видел Марата, ни в коридоре, ни в столовой, ни в одном из кабинетов его не было. Домой тоже не приходил. Зародилось в груди чувство тревоги, но Васильев тут же прогнал его. Марат, должно быть, дошëл вчера до кого-нибудь из своих новых товарищей и остался у него раны зализывать. Вернëтся завтра, куда он денется. — Так он это… — замялся Андрей, на ходу сочиняя оправдание, — Там комсомольцы вечеринку устраивают, его позвали, а он побоялся вам говорить, думал, что не отпустите, ну и так ушëл… — Странно, вчера даже не позвонил, — Диляра тяжело вздохнула. — Ну ладно, отдыхай, — она слегка улыбнулась, кивнула Андрею и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Накатила усталость. Андрей зевнул и протëр глаза. Буквы плясали на страницах тетради, путались, так, что их было не разобрать. Кое-как доделав домашнее задание, Васильев обессиленно рухнул на кровать. Сразу стало мягко и тепло. Он расслабился и почувствовал, как мысли покидают голову, оставляя за собой приятную тишину. Андрей устроился поудобнее, готовясь погрузится в сон, но стоило ему опустить веки, как перед глазами тут же возникли образы из ночного кошмара: длинная винтовая лестница, подвальная качалка, пыль, грязь, лужи крови, бездыханное тело… Марат, мëртвый.

***

Марат открыл глаза и обнаружил, что лежит на полу, в той же комнате, где потерял сознание. Он часто заморгал, картинка стала чëтче. Кроме него никого здесь не было. Ничего не изменилось: всë тот же диван, длинный шкаф, узорчатый ковер на стене… Марат не знал, сколько пробыл в отключке. Посмотрел на часы, но стрелка была неподвижна. Четыре тридцать Часы остановились, лишив его единственного ориентира во времени. Теперь он мог только гадать, как долго находится здесь. Может, неделю? Две? Несколько часов или пару месяцев? За окном темнело, свет просачивался сквозь полупрозрачные шторы, слабо освещая комнату. Марат предположил, что наступил вечер пятницы и без сознания он пролежал чуть меньше суток. Это немного успокоило. Тело ломило, голова раскалывалась от боли. Он попытался встать, всë перед глазами закружилось, снова затошнило. Прижавшись к стене, он остановился ненадолго, ожидая, пока звон в ушах станет тише и перестанет рябить в глазах. Осторожными шагами двинулся к двери, внимательно прислушался к происходящему по ту сторону. В соседней комнате раздавались мужские голоса, дребезг и шуршание. Во всей квартире стоял жуткий химический запах, от него Марата мутило. Он аккуратно приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Было темно, свет горел только на кухне. Мужики толпой стояли у стола и были увлечены каким-то делом. Марат не мог разглядеть всë в деталях, видел только размытые силуэты. Никто не заметил его появления, что сыграло на руку: он за пару движений преодолел расстояние между комнатами и осторожно проскользнул в ванную. Зайдя внутрь, Марат запер дверь на щеколду. Создал себе некую иллюзию безопасности и смог наконец спокойно выдохнуть. Резкий запах ацетона, правда, никуда не делся, здесь воняло ещë хуже, чем в комнате. Марат попытался подавить рвотный позыв, но сдерживать его было невозможно. По стенкам раковины медленно потекла желчь. Тошнота не ушла даже после того, как Марата дважды вывернуло. Тело охватил тремор, дрожащей рукой он приоткрыл кран, холодная вода потекла вниз, смывая остатки желудочного сока. Панический страх взял на удушающий, невозможно было вырваться, держал крепко, не отпускал… Появилась уверенность в том, что это никогда не закончится. Марат подумал, что так и умрëт, захлебнувшись собственной рвотой, лежа на полу в чужой квартире, грязный, избитый и опозоренный. Он вдруг почувствовал, что больше не может дышать. Воздуха не хватало, как в преследующем с детства кошмаре: пытаешься сделать вдох, но давишься соленой жидкостью, она забирается в уши и горло, уходишь под воду стремительно, тонешь… Тонешь, тонешь! Только в этот раз никто не спас. Соседи не услышали крики, а может, просто сделали вид, что ничего не произошло. Никто из пацанов не заступился, им стало все равно на судьбу предателя. Не сжалился ни Кащей, ни его приятели, с чего бы им сочувствовать. Никто не придет, чтобы помочь: ни Вова, — его уже нет, сколько не отрицай это, он мертв — ни родители, которые уверены, что их ребенок в надежных руках комсомольцев, ни сами комсомольцы, им все равно, как и пацанам. Андрей тоже помогать теперь не станет, он вообще с ним больше никогда не заговорит. Марат вцепился руками в край раковины, он еле стоял на ногах, казалось, что стоит ему расслабиться — он тут же рухнет на пол и снова потеряет сознание. Сил совсем не осталось. Невыносимая боль мучила не переставая второй день, это изматывало, организм не справлялся. Марат не заметил, как из глаз потекли слезы. Хриплые всхлипы перешли в кашель. Он опустил руки под струю воды, сосредотачиваясь на ощущениях. Дрожащие пальцы заледенели, защипало кожу на месте оставленного Кащеем ожога. Марат плеснул холодной водой в лицо, приводя себя в чувства. Она, смешиваясь со слезами, растекалась по лицу, смывая с него запекшуюся кровь. Марат припал губами к ржавому крану, прополоскал рот, выплюнул остатки желчи. Он выпил немного воды, глотать было трудно, горло от этого начинало сильнее болеть. Марат посмотрел на свое отражение в мутном зеркале. Рана на виске, кажется, воспалилась, края не сходились, кожа вокруг покраснела. Он боялся прикоснуться к ней, не хотелось, чтобы снова начала кровить. Под глазами образовались гематомы. Та сторона лица, на которую пришлась большая часть ударов, посинела, было больно дотрагиваться. Рассеченная бровь покрылась темно-коричневой коркой, рана кое-как затянулась. Марат провел кончиком языка по искусанным губам: от них не осталось живого места, кожа слезла, саднила от прикосновений, в уголках образовались трещины. Думать о том, что случилось, не хотелось, но в памяти невольно всплывали события прошедшей ночи. В голове всë перемешалось, не выстраивалась четкая последовательность событий. В этом воспоминании он то открывал глаза, то снова проваливался в сон. Марат не мог знать, как долго после его отключки продолжалось надругательство над бессознательным телом. Он приподнял майку, обнажив торс. Кожа да кости остались от некогда сильного, крепкого парня. Марат не помнил, когда последний раз что-то ел, чувство голода стало привычным, уже не обращал на него внимания. Выпирающие ребра были выкрашены в сине-фиолетовый, свежие гематомы расползались по тощему телу. Взгляд упал на запятнанную кровью майку, Марат разглядел на ней следы засохшего эякулята. Рухнула надежда на то, что все произошедшее было кошмаром. От ужаса тут же захотелось разорвать себя на части. Нельзя было кричать, могли услышать. Марат вновь до крови прикусил губу, пытаясь не сорваться. Он опустил край майки под воду, принимаясь отмывать пятна; полупрозрачная красноватая жидкость потекла в слив. Старательно тëр содранными ладонями тонкую ткань, задыхаясь в рыданиях, будто вместе с грязью смылся бы стыд за произошедшее, но тут ничего бы не помогло, от этого теперь не избавиться. Слезы текли не переставая. Марат ничего перед собой не видел, дëрнулся в сторону, задев мыльницу и прочие принадлежности для ванны, всë посыпалось на пол. Он опустился на колени, тут же принимаясь собирать их обратно, боясь, что сейчас на шум прибегут разъяренные хозяева блатхаты и ему снова достанется. Вытер слëзы, попытался восстановить дыхание, получалось с трудом. Среди зубных щеток, кремов и полупустых бутылок с шампунями Марат обнаружил складную опасную бритву: видел такую у отца, пользоваться, правда, не умел. Он выдвинул лезвие, осторожно провëл по нему пальцем. Сердце бешено колотилось от страха. Марат с силой сжал предмет в руке, подумал вдруг, что острым лезвием вполне смог бы вспороть кому-нибудь глотку. Убей их. Убей их! Мысль засела в голове. В моменте показалось, что это и есть ключ к спасению. Марат был полон решимости. На смену жалости к себе и чувству обреченности пришла ярость, появилось острое желание отомстить. Разум затуманила идея о расправе над обидчиками. Обретя уверенность, Марат начал действовать. Бритву он сложил и сунул в карман спортивных штанов. Сам, не без труда, поднялся и вышел в коридор, на всякий случай проверил входную дверь, но в этот раз та была заперта и ключей по близости не оказалось. Слегка пошатываясь, Марат дошёл до кухни. В маленькой слабоосвещенной комнате расположились трое мужчин. Его вновь охватил страх, сбилось дыхание. Синий и Кащей сидели за столом, наблюдая за действиями молодого парня, что вертелся у плиты. Марат не знал этого человека, никогда не видел. У него были неприемлемо длинные для пацана волосы, светлые и кудрявые. Марат поймал на себе взгляд незнакомца, нездоровый, испуганный. Круглые очки с толстыми стëклами делали его чëрные глаза неестественно большими. Сам он был тощий и выглядел болезненно, да и одет странно: брюки, белая рубашка, будто на школьную линейку собирался. — Очнулся? — весело прозвучал мужской голос, Марат вздрогнул и обернулся. Кащей смотрел прямо на него. Марат тут же понял, что никакая бритва ему не поможет, не поможет вообще ничего. Он от страха пошевелиться не мог, замер, сосредоточив всë внимание на своем мучителе, будто послушный щенок ждал приказа от хозяина. Но Кащей молчал, смотрел на него, прищурившись, задумчиво, будто что-то хотел сказать, но не мог сформулировать. — Можно я домой пойду? — сдавшись, жалобно прохрипел Марат. Решил, что стоит хотя бы попытаться договориться, силой добиться желаемого шансов не было. — Пожалуйста, меня родители потеряли уже, — он тяжело вздохнул, с каждой секундой чужого молчания теряя надежду на спасение. — Пойдешь, — Кащей наконец дал ответ, — Поможешь нам и пойдешь. Марат кивнул, перечить было рискованно, подумал, что чем быстрее справится с выданным ему заданием, тем скорее покинет злополучную квартиру. — Иди сюда, — подозвал Кащей. Марат подошел ближе, взглядом пробежался по столу: на нëм лежали упаковки от неизвестных ему лекарств, стопка спичечных коробков, разные склянки, нераспакованные шприцы. Он не был глупым, всë понимал и догадывался, что происходит в квартире. Кащей превращал еë в притон. Кухня напоминала химическую лабораторию: реактивы, различные жидкости, порошок, рассыпанный по поверхности стола. — Раскатывай, — Марату в руки вручили скалку. Белые таблетки были разложены на газетной бумаге, большую часть мужики уже измельчили. Столь монотонное и нудное занятие им быстро наскучило, нашли, кого заставить работать за них. — Че застыл? Сказали — делай, — Кащей слабо толкнул парня в плечо. Марат боялся прикасаться к чужим вещам: вчера за это прилетело, оказалось, не по понятиям ему, опущенному, трогать что-то в Кащеевой квартире. Но про понятия бывшие арестанты быстро забыли, как только они перестали быть выгодными для них. События прошедшей ночи, похоже, тоже ничего для них теперь не значили, все вели себя так, будто ничего не произошло, запутывая в происходящем ещë сильнее. Марат принялся растирать скалкой таблетки, мужчины внимательно наблюдали за процессом, контролировали его. — Не так, там надо, чтобы мелко было, — проворчал Синий, указывая на белую крошку, получившуюся после нескольких прокатов скалки. — Да понял я, — прошипел Марат, с трудом раздавливая твердые таблетки. — Поогрызайся мне ещë. Марат наконец измельчил все препараты, что были на столе. Руки устали. Он облегченно выдохнул, представляя, как спустя всего пару часов наконец окажется дома. — Химик, посмотри, — свистнул Синий, подзывая к себе парня в очках. Тот подошёл к Марату, оценил состояние порошка и одобрительно кивнул. Всë, что было на газете, высыпал в полуторалитровую бутылку, наполовину заполненную водой, закрутил трясущимися руками крышку и принялся взбалтывать. Марат наблюдал за этим со стороны, подумалось, что парень, названный Химиком, действительно чем-то похож на какого-нибудь безумного учëного, только халата не хватало для полноты образа; непонятно было, откуда вообще Кащей его такого достал. Хотелось было спросить, для чего всë это делается, но Марат вовремя одёрнул себя, подумав, что лучше не в свое дело не лезть. — Я тогда домой пойду? — обратился он к Кащею, тот посмотрел на него свысока, покачал головой и ничего не ответил. — Я же всë сделал, — возмутился Марат, слегка нахмурив брови; нужного эффекта это не произвело, в глазах Кащея он так выглядел только забавнее. — Да что ты? Тут работы полно ещë, дай бог к ночи управишься, — Кащей расплылся в улыбке, заметив, как Марат переменился в лице. Цель была достигнута. Марат стоял перед пропастью отчаяния, стоило чуть подтолкнуть его вперёд и он бы упал, разбившись вдребезги. — Задохнёмся щас, — с явным упреком бросил Синий в сторону Химика. Он поднялся с места, чтобы открыть окно. Марат резко дернулся в сторону, испугавшись, что его снова схватят и потащат в комнату с определённой уже известной ему целью. Тревога раздалась болью в груди, тело сковало и он замер, в ужасе ожидая нападения. Марат стремительно терял связь с реальностью, хотелось верить, что происходящее лишь кошмарный сон, но проснуться никак не получалось. — Вон, у Химика спроси, чë тебе надо делать, — голос Кащея донёсся со стороны, перебивая вой паники. — Паша, — Химик криво улыбнулся и протянул Марату руку, но тот не пожал еë, лишь поглядел на него недоверчиво. Парень принялся что-то Суворову объяснять, увлеченно рассказывал про процесс варки неизвестного вещества, но тот его не слушал. В голове крутилась на повторе только одна мысль. Один против троих Марат бы не выстоял, сам понимал, а прятаться здесь негде, значит надо бежать. Как можно быстрее покинуть проклятую квартиру и оказаться на свободе. Кащей о чем-то рассуждал, Синий слушал его внимательно, казалось, про Марата они забыли. Химик был слишком увлечен своими склянками, нагревал и замешивал компоненты, не обращая внимание на мешавшегося под рукой помощника. Марат стоял напротив открытого окна, сделай он всего пару шагов —оказался бы от него на расстоянии вытянутой руки. Там, снаружи, медленно садилось за горизонт оранжевое солнце, выкрашивая небо в золотые оттенки. Выпорхнуть бы птицей на волю, взлететь высоко-высоко, так, что всё это покажется сущим пустяком, видеть только бескрайнее синее небо, где никто не достанет, где никто ничего не знает, где всё снова просто и легко. Сквозь шум чужих голосов, звяканье посуды и воющий по ту сторону окна ветер пробивалась настойчиво в голову безумная идея. Все громче раздавался внутренний голос, кричащий о том, что это и есть путь к освобождению. Три шага вперёд, затем всего пара секунд, чтобы запрыгнуть на подоконник и не думая выйти в окно. Они не успеют среагировать, не остановят. Расстояние с пятого этажа до асфальта позволяет разбиться. Сейчас всё закончится. Глубокий вдох-выдох. Марат сделал шаг. Первый, второй, третий. Ловко забрался на подоконник и высунулся в распахнутое окно. Бушующий ветер дал пощечину, холодом коснулся голых плеч, проник в легкие, выбил из головы все мысли. Марат не успел толком его прочувствовать. Сзади кто-то резко потянул на себя. План с треском провалился. Какая глупость! В его духе. Марата швырнули на пол. На кухне было так тесно, что несчастному Химику пришлось отойти в сторону и прижаться к плите, крепко удерживая в руках драгоценные вещества. Марат не разбирал, от кого прилетали удары, только чувствовал острую боль во всём теле. — Ты чëт попутал, походу, — послышался откуда-то сверху голос Синего, Марат его не видел, перед глазами всё смазалось, — мразь ахуевшая. Пинками загнали в угол, оставив сплевывать на пол кровь. Когда перестали бить, Марат с трудом приподнялся на руках, прислонился спиной к дверце холодильника и принялся восстанавливать дыхание. Задели раненую голову, снова всë зазвенело и поплыло. Казалось Марату, что он из реальности выпал, застрял где-то между жизнью и смертью. Время здесь текло странно, неравномерно, будто во сне. Перед глазами то и дело мелькал притон с его обитателями, потом он закрывал их и становилось совсем темно, тихо, снова открывал и всё приходило в движение. Мир замирал, а затем принимался двигаться со скоростью света, так, что уловить было невозможно ни звуки, ни картинки. Одна шумная, цветастая, пережеванная каша. Стемнело. Мужики притихли, напряглись в ожидании. Действие наркотика ослабевало, необходимо было срочно продлить удовольствие. Кащей нервно курил одну за одной, пальцами постукивал по столу, то и дело погладывая на наручные часы. Варщик как назло долго-долго стоял у плиты, проводя свои манипуляции с веществами. Его всё время поторапливали, тот в ответ бормотал что-то нечленораздельное, не отвлекаясь от процесса. Марат в своём беспомощном полусознательном состоянии более не представлял интереса для бывших арестантов. Синий пару раз попытался с ним заговорить, чтобы удостоверится, что тот все ещё жив, но Марат молчал, разве что взгляд иногда на него переводил, часто моргая, а затем снова замирал, переставая реагировать на внешние раздражители. — Всё готово! — выпалил радостно Химик, с гордостью демонстрируя мужикам стеклянные пузырьки, наполненные густой мутной жидкостью. Они заметно повеселели, оживились. Всё внимание их сосредоточилось на Химике, что заливал жидкость в шприц, готовясь ввести её внутривенно. Обоим хотелось поскорее получить свою заслуженную дозу, но, по правилам, первым должен был ставиться варщик, чтобы проверить на себе качество приготовленного наркотика. — Ну ты смотри, нас в прошлый раз так себе вставило; ты тут часа три возился, я надеюсь, мои ожидания будут оправданы, — Синий взял со стола один из пузырьков, принялся разглядывать заполнявшую его жидкость. — Будут-будут, это чистый кайф, — отозвался Химик, нащупывая вену на исколотой руке. Тонкая игла вошла под кожу. Парень потянул на себя поршень и в шприце показалась кровь. Попал с первого раза, что не могло не радовать. Он медленно ввёл вещество и опустошив шприц, извлек иглу из вены. Не прошло пары минут, как Химик блаженно выдохнул и откинулся на спинку стула, прикрыв глаза. Это был сигнал к действию для остальных. Синий с Кащеем ширнулись почти одновременно, балуя себя увеличенной дозой наркотика. Приход и впрямь не разочаровал. Ненадолго все трое покинули организованный ими притон, каждый оказался за гранью реальности, вне времени и пространства, где не было ничего, кроме волн непередаваемого удовольствия, накатывающих одна за другой, сбивающих с ног и заставляющих отдаться им полностью. Когда Марат в очередной раз открыл глаза, картинка перед ним чуть прояснилась. Он разглядел фигуры мужчин, сидевших за столом, но чем чётче становилось изображение, тем сильнее хотелось зажмуриться и снова потерять сознание. От одного взгляда на руки Химика, покрасневшие, изуродованные множеством мелких ранок, передергивало. Жуткая вонь, полная антисанитария, использованные шприцы с остатками чужой крови и яда, что они пускали по венам. Марат никогда не думал, что окажется так близко к этому, но прямо сейчас находился на настоящей блатхате с тремя обдолбанными наркоманами. Впрочем, теперь это не было чем-то неестественным, вся окружающая грязь не была чернее той, в которую его опустили, и смерть в богом забытом притоне начинала казалась вполне уместной: большего не был достоин. Марат думал, что привык к боли, но та неожиданно накатила с новой силой. Голову будто трясли яростно, ударяя раз за разом о что-то тяжелое, от чего крошился череп и мозг на части разрывался. Терпеть это было невыносимо, сил совсем не осталось, нервы сдали. Сорвался с губ тихий всхлип. — Слышь, Никит, а он не откинется? — Синий токнул Кащея в плечо, заставляя его обратить внимание на Марата. Суворов выглядел жалко. Слушать его нытье не было никакого желания, это начинало напрягать. — Мученик, блядь… — вздохнул Кащей, поднимаясь из-за стола. — Я не могу больше, — взвыл Марат, поднимая взгляд на подошедшего к нему мужчину, — Мне в больницу надо или домой, я не могу. Убей меня, только хватит, хватит, пожалуйста… — Угомонись, а, — раздался голос Синего. — Пожалуйста, — прохрипел Марат, — больно. Глубокие карие глаза блестели от слëз, Кащей всматривался в них, будто напитывался выраженным во взгляде отчаянием, с удовольствием вкушал чужой страх перед собственной персоной. Это доставляло ему особое необъяснимое удовольствие. Кащею совсем не нравилось, когда Марат дерзил и сопротивлялся, когда самовольничал, демонстрировал свой скверный характер и действовал этим на нервы. Но вот теперь он, кажется, сдался наконец. Признал, что ничего сделать не может, что ничтожен и слаб, а жизнь его от него самого больше не зависит. Таким он нравился Кащею больше: покорный, смирившийся со своей участью, умоляющий о пощаде, просящий о ней не как о чем-то, что ему должны беспрекословно выдать, а как о том, что получит лишь в случае чужой милости. — Больно, конечно, — Кащей присел перед ним на корточки, оказался совсем близко, — Зачем до такого довëл? — говорил спокойно и вкрадчиво. Марату нечего было ответить. Он вцепился руками в волосы, с силой сжимая их, будто это помогло бы успокоить боль. Винт действовал, рождая в Кащее чувство вселенской любви к миру. Стало как никогда хорошо, каждой клеточкой тела он ощущал приятное тепло, его переполняло счастье, поддельное и нездоровое. Идеи одна за другой прилетали в голову, решения принимались еще быстрее. — Подсоби, поможем парню, — Кащей подозвал к себе Синего. Чужие пальцы впились в плечо. Марат поднял голову, бросил взгляд на собственную руку и тут же дëрнулся в сторону, увидев как Кащей подносит к ней шприц, наполненный полупрозрачной оранжевой жидкостью. — Не надо, — голос задрожал, Марат попытался отдернуть руку. — Тише-тише, не дергайся, — зашептал Кащей удивительно ласково, будто втирался в доверие, но только для того, чтобы затем его предать. — Вот, ты жалуешься, хуëво, говоришь, совсем, а мы же не изверги, мучить тебя не будем…— он несколько раз провел ладонью по чужой руке вверх-вниз, остановился у локтевого сгиба, слегка надавил пальцем на вену, — Сейчас полегчает. У Марата от страха сжалось всë внутри. Он понятия не имел, что ему собираются вколоть, какой это даст эффект и какие будут последствия. Острая игла маячила перед глазами, готовясь впиться в него в любой момент. — Не надо, пожалуйста… — взмолился Марат и крепко зажмурился. Тут же почувствовал, как его укололи. Грязная, мутная жижа попала в кровь и постепенно завладевала телом. Марат сидел не дыша и боялся открыть глаза. Кащей вытащил иглу — и Марату вдруг показалось, что тело его отделилось от сознания, он перестал его ощущать, избавился от мучений и наконец покинул это проклятое место, оказавшись в своем собственном уютном мире, существующим лишь в рамках его черепной коробки. Он растворился в пространстве, стал невесомым, будто бы состоял теперь полностью из этого необъяснимого теплого чувства. С каждой минутой боль отступала, становилось всё легче, будто бы открылось второе дыхание. Марат распахнул глаза, всё вокруг было слегка размыто, он вгляделся в лицо Кащея, нависшего над ним, тот смотрел на него внимательно, расплывшись в полуулыбке. — Спасибо, спасибо, — повторял он шепотом, словно в бреду, сознание всё ещё было спутанно. — За спасибо бьют красиво, Маратка, — Кащей тяжело вздохнул и отпустил его руку, — Потом отблагодаришь. Чужая речь звучала неясно, слова сливались, путались, было тяжело её воспринимать. Марат кивнул вслед уходящему мужчине и вновь закрыл глаза. Приятные ощущения, которые он не смог бы объяснить словами, охватили его целиком, не хотелось этому сопротивляться. Разум очистился, опустела больная голова. Марат ничего подобного раньше не испытывал. Бывало, что напивался, так, что всё вокруг начинало кружиться и казаться нереальным, но это несравнимо было с тем, что происходило с его разумом и телом под действием неизвестного вещества. Марат никогда не чувствовал себя таким счастливым, как в этот недолгий момент, и он бы пожелал навсегда в нём остаться. Кто-то позвонил в дверь. Синий тут же подорвался с места и направился в коридор. Кащей, беседующий до этого с Химиком, встрепенулся, шепнул что-то тому на ухо и довольно заулыбался. Марат наблюдал за ними со стороны, его за стол, конечно, не пригласили, но от чего-то возникло желание присоединиться к общему веселью. Хотелось говорить, бесцельно ходить по комнате, трогать предметы, ощущая их физически; не хватало какого-то движения. Он поднялся на ноги, ощущая в теле непонятно откуда возникшую силу и вышел в коридор, чтобы встретить гостей. Демид ввалился в квартиру с тремя потрёпанного вида девушками. Короткие юбки едва прикрывали их бедра, ноги, обрамленные тонкими колготками, были покрыты множественными язвами. Одна из девушек, явно нетрезвая, крепко держалась за плечо мужчины. От неё несло перегаром и противными духами. Увидев Марата, девушка пьяно улыбнулась, подалась всем телом в его сторону, так, что ему пришлось ловить её. Руки Марата оказались на плечах незнакомки, а та будто этого и ждала. Она наклонилась к его лицу, коснулась губами щеки. Длинные светлые волосы щекотали Марату шею, пальцы блондинки скользили по его телу, и это даже казалось приятным, в какой-то степени. — Пошли, — рявкнул Демид, оттаскивая девушку от него. Её и двух других он потащил в комнату. Марат застыл в коридоре, наблюдая за тем, как мужики перемещаются по квартире. По звукам, доносившимся с той стороны чуть приоткрытой двери, можно было догадаться, что кому-то из девушек уже стало хорошо. Марат почувствовал себя некомфортно, показалось, он тут лишний, но идти было некуда, так что пришлось вернуться на кухню. Перед ним предстал развалившийся на стуле Кащей и та самая блондинка, что трогала его пару минут назад. Она сидела перед мужчиной на коленях и невнятно что-то бормотала. — Ничем помочь не могу, — Кащей окинул её презрительным взглядом и указал рукой в сторону коридора, — Так развлекайся. — Совсем ничего не осталось? — чуть не плача простонала девушка, — Я что хочешь сделаю. — Сделаешь, не сомневаюсь — улыбнулся Кащей, — но для тебя ничего нет, — он развел руками и помотал головой. — Сука! — выкрикнула девушка, поднявшись с колен, — Нахуй идите, — бросила она в сторону Кащея, прежде чем удалиться из комнаты. — Чё ты? — Кащей наконец обратил внимание на застывшего в коридоре Марата. — Садись, — он звучал спокойно и расслабленно, но как бы ни старался, доверия не внушал. Марат просьбу выполнил, сел за стол напротив мужчины. Рядом с ним было не по себе, хотелось спрятаться, убежать, провалиться под землю, лишь бы тот его так взглядом не сверлил. Кащей тяжело вздохнул, проворчав себе под нос что-то невнятное, и протянул Марату сигарету, тот вскинул брови в удивлении, боясь брать вещь из рук авторитета. — Можно, разрешаю. Марат зажал сигарету в зубах, чуть подался вперёд, чтобы Кащею было удобно поджечь её кончик. Загорелась. Он быстро втягивал в себя дым и резко выдыхал: нервничал. В квартире звучало множество голосов. Через стену, к которой Марат прижимался всем телом, он мог отчётливо слышать чужие стоны и скрипы старого дивана. Послышался женский крик. Кто-то принялся громко браниться. — Смотри, Маратик, до чего бляди опускаются… — Кащей нарушил тишину. Марат перевёл взгляд в сторону, наблюдая за тем, как Демид за волосы тащит одну из девушек в ванную; та вырывалась отчаянно, но безуспешно. Шум не прекращался, сливались в одно целое крики, ругань, скрипы и стуки. Думать об этом не хотелось. Собственное бездействие казалось чем-то неправильным. Марат понимал, что следовало бы защитить девушку, но он сам был едва ли не слабее неë, так что первостепенной являлась борьба за собственное выживание. Броситься помогать несчастной означало попасть под горячую руку Демида и являлось бы мучительным самоубийством. Под строгим надзором Кащея тем более нельзя было совершать лишних движений. Марат опустил взгляд, ни того, ни другого видеть ему не хотелось. — Да не трясись ты так, — Кащей ударил кулаком по столу, обращая на себя внимание собеседника, — что, боишься меня? Марат поднял голову. Комната была заполнена туманом сигаретного дыма, что создавало ощущение нереальности происходящего. Он мельком взглянул на Кащея, тот звучал фоновым шумом и не представлял интереса. Марат переключил внимание на окно. На улице давно было темно, только свет фонарей освещал соседние дома. На небе он насчитал несколько звëзд. Представил, как мог бы приблизиться к ним, будучи птицей, как было бы хорошо в свободном полëте… Марат моргнул и перед глазами его возникла ворона, чëрная, как сама ночь. Она прошлась по подоконнику, внимательно изучая его взглядом, и, должно быть, прочла его мысли, от чего сорвалась с места и прыгнула на стол, подбираясь к нему совсем близко. Марату подумалось, что она всë понимает и сейчас позовëт его с собой, тогда у него вырастут крылья и он взлетит, останется позади Кащеева блатхата, его товарищи-маргиналы и их безумное веселье; долгожданное освобождение. Но птица неожиданно клюнула его в руку, а затем ещë и ещë, до крови раздирая тыльную сторону ладони. Марат заморгал быстро, прогоняя еë образ, распахнул глаза и вскрикнул. Птица исчезла, оказавшись видением, плодом фантазии или галлюцинацией, чем точно — он не знал. Теперь он отчётливо видел, как Кащей тушил об его кожу сигарету, вновь. Марат отдернул руку, зашипев от боли. На обеих кистях теперь были небольшие круглые по форме раны, почти симметричные. — Ты меня слушаешь вообще? — Да, — Марат вздрогнул, когда Кащей подвинулся ближе. — Всë, успокойся, чего тебе бояться, ну? — мужчина рассмеялся беззвучно. — Этих, что-ли? — он взглядом указал на стену, за которой продолжали раздаваться крики и помотал головой, — Я им скажу тебя не трогать — не будут. Марат словам его не то чтобы верил, но очень хотелось. Подумал вдруг, что не такой уж Кащей и жестокий, как ему казалось. Да, он наказал, но вполне справедливо, получается, что заслуженно. Теперь вот помог, облегчил боль, защищал, вроде как… Рядом с ним в любом случае было безопаснее, чем среди группировщиков, готовых запинать его до смерти, или бывших арестантов, считавших его за опущенного. Марату не хотелось лишаться расположения к себе, потому было решено Кащея слушаться. В глубине души он надеялся, что тот в таком случае его отпустит. — Был бы брат твой жив, такой хуйни не допустил, дал пиздюлей во время, мозги бы, глядишь, на место встали, — озвучил Кащей, закурив очередную сигарету. Последнее, о чем сейчас хотелось думать, так это о смерти Вовы. При его упоминании в голове всплывало столько мыслей, невысказанных слов, чувств, воспоминаний. Марат всë подавлял, чувствовал, что поддайся он этому — остановиться не сможет, зайдётся в плаче безутешном, ослабеет окончательно, и сердце просто не выдержит — возьмëт, остановится. Боль эта была слишком невыносима для того, чтобы её пережить. — Не надо, — тихо произнёс Марат, чувствуя, как ком подступает к горлу. — Без него совсем не то, конечно, — продолжал Кащей, чужую просьбу проигнорировав, — Мы с ним, до Афгана ещë, схемы такие проворачивали... Этим лишь бы чушпанов гонять, а Вова толковый… Был. — Не то, что ты… — добавил Кащей, лицо скривив. — Да я его спасти хотел, чтобы не посадили. Пистолет у Турбо бы нашли, он… Блядь, его не жалко. Из-за него Айгуль умерла, они еë довели, — Марат поддался эмоциям, голос задрожал, его будто кто-то за язык тянул, заставляя выдавать информацию. Кащей выдохнул дым ему в лицо и тот закашлялся. Голова вновь закружилась, по телу пошла дрожь, сбилось дыхание. Кащей хотел было сказать ему что-то ещë, но Марат подорвался с места и бросился в ванную. Открылась дверь. Марат упал на колени, склонившись над унитазом. Его снова вырвало. Мутная жижа потекла вниз. Он застыл в одном положении, оперевшись руками об ободок унитаза. Пытался отдышаться. Справа раздался чей-то тихий всхлип. Марат нехотя обернулся к источнику звука. В метре от него на полу сидела блондинка, та самая, которую Кащей прогнал с кухни. Выглядела она теперь иначе. Волосы были спутаны, клочками вырваны. Еë бывшее когда-то симпатичным лицо покрыли синяками и ссадинами. Кровь текла с верхней части головы, оставляла следы на кафельной плитке. Колготки на ней порвали, одежду забрали. Осталась одна юбка и тонкая майка, лямки которой сползали на оголенные плечи. Девушка дрожала, шептала что-то невнятное себе под нос, не обращая ни на что внимания. — Вам помочь? — спросил Марат, развернувшись к ней лицом; сам не знал зачем, то ли из вежливости, то ли потому, что жалко еë стало. Она подняла голову и посмотрела на него взглядом, ничего не выражающим, абсолютно пустым. — Подай сигареты, — прохрипела девушка, указав дрожащей рукой на лежавшую в стороне олимпийку. Марат потянулся за ней, нащупал в кармане пачку сигарет и спички. Протянул девушке, та закурила. Помещение заполнил дым. — Спасибо, — прошептала она, протягивая парню сигарету. Марат осторожно забрал еë, зажал между пальцев и затянулся. Горький вкус табака на языке смешивался с кислым привкусом желудочного сока. Противно. Марат вдруг задумался о том, что курит сейчас одну на двоих с какой-то вафлершей, что совсем не по-понятиям. В прочем, была ли разница? Он и сам теперь не лучше проститутки, хуже, намного. Марат перевëл взгляд на девушку, та молча лежала, оперевшись о ванну, глаза еë были закрыты. Он коснулся её плеча, чтобы привести в чувства, но эффекта это не возымело. Тогда Марат потряс сильнее, позвал еë, но девушка продолжала лежать без движения. — Твою мать… — прошипел он, хлопая еë по щекам, — Давай, просыпайся! В ответ звучало лишь молчание. Марат поднëс пальцы к еë шее, попытался прощупать пульс. Ничего. Не было слышно чужого дыхания. Девушка не приходила в сознание. Марат поднялся и на ватных ногах поплëлся в коридор. На кухне сидели Кащей и Химик, о чем-то беседовали. Появлению Марата, кажется, рады не были. Кащей нахмурился, взглядом строгим его окинул. Марату меньше всего хотелось их расстраивать и навлекать на себя гнев, но выбора не оставалось. Казалось, что, соври он сейчас — когда вскроется правда, станет намного хуже. — Кащей, там, в ванной… — Чë тебе надо? — мужчина покосился на него недовольно. — Там девушке, кажется, плохо… — Марат старался подбирать слова, голос его задрожал предательски. — Ну и? — Лежит без сознания, не дышит, — Марат перевëл взгляд с Кащея на Химика, надеясь, что хоть в том проснëтся сочувствие, или хотя бы интерес. Не прогадал. Химик поднялся с места, толкнул Кащея, призывая его пойти вместе с ним. Все трое направились в ванную. Химик предпринимал попытки реанимировать девушку, совершая действия, от чего-то казавшиеся ему логичными. Он ещë раз проверил пульс, попрыскал ей в лицо водой, не получив на это никакой реакции, прижался к еë губам, принялся дышать ей в рот, руководствуясь тем, что так делают в фильмах искусственное дыхание. Затем, уложив девушку на пол, начал с силой надавливать руками ей на грудь, но еë безжизненное тело на это никак не реагировало. Марат вертелся рядом с Химиком, тот от помощи отказался, так что оставалось только наблюдать за его действиями. — Ну что там? — в очередной раз спросил Марат. Кащей молча смотрел на них, стоя в проходе, не было желания принимать участие в нелепом спасении трупа. — Ну? Химик наконец оставил тело в покое, устало выдохнул, вытер со лба пот. — Кажется, умерла, — заключил он, пожимая плечами. Марат застыл в растерянности, мысли рассыпались и никак не получалось их собрать. Начиналась паника. Кащей тихо выругался, оперся о дверной косяк, ещë раз внимательно осмотрел, предположительно, труп. Все на мгновение замолчали. Раздался звонок в дверь.