Теперь ты

Дрожащими руками Марат пытался стереть грязь с лица. Пальцы совсем не слушались, сейчас он бы даже не смог сжать их в кулак. Хотелось отомстить, подняться и пойти расправиться со всеми ними, но Марат не мог сдвинуться с места. Противно было от собственной беспомощности. Сквозь пелену перед глазами Марат видел, как присутствующие оживились, поднялись со своих мест и заметались по залу. Послышались крики, между пацанами начался конфликт, всё происходило на повышенных тонах, но слова разобрать было трудно. — Это че щас было? — первым подал голос Турбо. Он покраснел весь, то ли от злости, то ли от стыда. Дыхание участилось, заметно было, как он нервничает. Кащей вышел к ним с видом победителя. Выглядел спокойным, вел себя так, будто ничего не случилось. Закурив очередную сигарету, принялся щелкать по кнопкам магнитофона, переключая песни. Похоже было, что само занятие смысла не имело, но от чего-то его забавляло. — Содом тут развести решил? — Турбо требовался ответ, он вновь попытался обратить на себя внимание Кащея, — Ты совсем… — но, встретившись с ним взглядом, все же растерялся, подсознательно боялся авторитета. — Этим вы здесь занимаетесь? — Туркин сделал шаг в сторону бывших арестантов, те сочли выпад агрессивным, в ответ посыпались недовольные возгласы. Турбо сцепился с одним из них. Конечно, поздно, бессмысленно теперь махать кулаками, но ему нужно было выпустить пар. — Что за беспредел? Отвечай. Это нихрена не по-пацански, Кащей, — Зима был настроен решительно, поведение авторитета было для него недопустимым. — Чё это я перед тобой объясняться должен? С чего бы? — Кащей поднял на него взгляд, уставился недовольно, чувствовались нотки раздражения в его голосе, — Ты не мне предъявлять должен. Беспредел — это когда ментам стучат, а мы справедливо наказываем. — Мы это не поддерживаем, пацаны узнают — тебя самого загасят, понял? — Вахит пытался сохранять самообладание, несмотря на то, что внутри все от страха сжалось. — А хуй я клал на ваш Универсам, — Кащей специально сделал акцент на последнем слове, выплюнул его с отвращением, — Вы ж чуть что сами ко мне прибежите, — он подмигнул Зиме, напоминая, что тот в любом случае в уязвимой позиции. — Дёма, в машину его загрузи, — Кащей окликнул одного из своих, тот неохотно поднялся с места, поплёлся в сторону каморки. Тяжелая рука легла на плечо Марата, с силой сжала его. Снова куда-то потащили. — Оставь его. Хватит уже, — Зима помрачнел, не осталось в нем ни капли былой жажды мести. Невозможность повлиять на ситуацию сводила с ума, съедало чувство вины. Безусловно, Марат заслуживал наказания, но не такого, такое было не по-человечески, в принципе. — Куда ты его тащишь? — крикнул Турбо вслед Демиду, отрываясь на секунду от нелепых катаний по полу, ответа не дождался, тут же словил удар в челюсть. — Не ваше дело, — рявкнул на пацанов Кащей, — Вам он за косяки свои ответил, так? Ну вот и всё, гуляйте. Мы с ним разберёмся. Он скомандовал своим людям уходить. Светловолосый мужчина слез с Турбо, прекратив избиение. Взял со стола свою пачку сигарет, толкнул спящего товарища, тот глаза открыл, зашевелился, принялся собирать свои вещи. Демид бросил Марата на заднее сидение, сам сел рядом, чтобы следить за ним. Кащей не заставил себя ждать, через пару минут вышел из качалки вместе со своими шестёрками. Он занял место возле водителя, напомнил ему адрес, и автомобиль тронулся. Зима выдохнул. В качалке стало тихо, лишь по-прежнему стекала с потолка вода. Слышать это на протяжении всего дня было сравнимо с пыткой. Кап-кап. Будто на мозг оголенный приземлялись эти чёртовы капли! — Чё делать-то, Вахит? — Турбо нарушил тишину. Смотрел ему в глаза с надеждой на то, что тот всё знает и сейчас ситуацию исправит. Доверял. — Идти домой, — спокойно ответил Зима. — Вставай, давай, — он протянул Валере руку. Турбо поднялся на ноги, отряхнулся от пыли и вытер кровь с разбитой губы. День, казавшийся бесконечным, наконец кончился, хотя бы для них двоих.

***

На темно-синем полотне неба не было видно звёзд. Перед глазами мелькали фонари, деревья и пятиэтажки, что сливались в одну длинную стену, конца которой не было. Справа, прижавшись вплотную, сидел один из приятелей Кащея, своим грузным телом вдавливая Марата в автомобильную дверь. Тошнило, звон в ушах не утихал. Он крепко прижимал ладонь к разбитому виску, пытаясь остановить кровь: её стало заметно меньше, но рана всё ещё не затянулась. Марат вспоминал, сколько крови должен потерять человек, чтобы упасть без сознания, затем пытался посчитать, сколько уже из него вытекло и сколько еще нужно, чтобы отключиться. Водитель наехал на кочку, машину тряхнуло, кто-то из мужиков принялся браниться. — Куда вы меня везёте? — простонал Марат, но ответа не последовало. Кащей устало вздохнул, его не сильно радовало положение дел. Перед тем, как за дозой уехать, он пацанам намекнул, чтобы исчезли до его возвращения, те видимо не поняли. У него на качалку свои планы были, собирался с мужиками посидеть нормально, некстати были эти бестолковые группировщики. Дел с ними иметь не хотелось, да и доверия не было. Припрутся завтра с утра, начнут предъявлять, может ментов приведут, а то, видите ли, не поддерживают… Тем более, один стукач среди них уже обнаружился. Теперь рискованно было отпускать Марата. Вдруг позора не побоится, пойдет в милицию, расскажет, кто и что с ним делал. Кащей понимал: так не пойдет, нужно держать Марата под контролем до тех пор, пока не будет полной уверенности в том, что тот будет молчать. Под действием психоактивных веществ восприятие реальности нарушалось: план казался гениальным. — Вы меня убьёте? — послышался голос Марата. — Посмотрим на твоё поведение, — усмехнулся Кащей, взглядом изучая жертву. Приехали. Место знакомое. Марат сразу узнал дом авторитета. Второй подъезд, пятый этаж… Только номер квартиры не помнил. Ему доводилось бывать здесь пару раз, ни один не оставил приятных впечатлений. В небольшой прокуренной квартире всегда стоял затхлый запах, было грязно, за порядком никто не следил. Уходить отсюда приходилось в испорченном настроении и со свежими синяками, возвращаться не хотелось. Марата вытолкнули из машины. Вопреки ожиданиям, он больше не вырывался. На ногах еле стоял, но сам поплелся в сторону дома. Демид на всякий случай придерживал его за рукав свитера, чтобы не сбежал. Завели в квартиру и сразу в ванную потащили. Руки за спину, голову под душ — принялись кровь смывать. Холодная вода попала в уши, по спине потекла, обжигая кожу. Марат задергался, пытаясь выбраться из крепкой хватки чужих рук. — Хватит! Пусти! — он закричал, не в силах выносить эту пытку. — Чё ты орешь, блядь! Щас всех соседей поднимешь, — мужчина резко вытащил его из воды и отбросил в сторону. Бывшие арестанты обращались с Маратом грубо, как с вещью. Отлетев к стене, он ударился спиной и слегка задел голову, что вызвало новую волну боли. Мужчины ходили туда-сюда по периметру узкого коридора, о чем-то споря. Марат видел только размытые силуэты, не вникал в суть их разговора. Ему стоило бы придумать план побега, предпринять хоть какие-нибудь действия, но сейчас даже дышать было трудно. Он тихо сидел в углу, старясь быть как можно незаметнее. Решил, что если затаиться и замереть, получится отвлечь от себя внимание, стать невидимым. Если в лесу встретишь медведя — ляг на землю и притворись мертвым, так он тебя не тронет. Может, с человеком это тоже сработает? Кащей возник перед ним неожиданно, схватил за подбородок, слегка потянул на себя. Марат задергался, попытался оттолкнуть его. Охватила паника. Было страшно, что он снова сделает с ним это. — Угомонись. Ты себе же делаешь хуже, — Кащей свободной рукой обхватил его запястья и зафиксировал в одном положении. Он нашëл таки в домашней аптечке кусок марли. Теперь надо было обмотать Марату голову, чтобы всë тут кровью не залил. Он не сопротивлялся, замер, стараясь не делать лишних движений, за которые могло влететь. Кащей неумело намотал бинт, рана скрылась за слоями марли и этого было достаточно. Мужики расселись за столом, про Марата, кажется, забыли. Включили радио, комнату заполнил шум и треск помех, зазвучала музыка. Их осталось трое. Четвёртый, видимо, приятелем Кащею не был и просто исполнял роль водителя, довёз до места, но в квартиру с ними не пошёл. Бывшие арестанты не раз собирались здесь в таком составе. Марат знал их: тот, что крупнее — Демид, постоянно ошивался в качалке, до того как Вова разогнал их компашку, светловолосого кликали Синим, наверняка от того, что тот неделями не просыхал. А Кащей… Марат всегда его старался стороной обходить, чтобы не нарваться на неприятности. Брат ему как-то рассказывал, каким Кащей был до отсидки, и он так удивлялся: совсем не верилось, что это тот Кащей, которого он знает, Вова будто о другом человеке говорил. Должно быть, тюрьма сильно меняла людей. Жарко было в квартире, нещадно шпарили батареи, только из приоткрытого окна поступало немного свежего воздуха. Мужики поснимали с себя лишнюю одежду, обнажив тела, украшенные тюремными наколками. У Кащея на груди расположились колокола, на руке портрет девушки, от плеча к шее полз вытатуированный паук. Так мужчина заявлял о своей жизненной позиции, за время, проведенное в заключении, он насквозь пропитался воровскими понятиями, поклявшись никогда не встать на путь исправления. Того же мнения был и Демид. Из-под его пропитавшейся потом майки торчали купола; татуировка покрывала всю спину, со временем она посинела и потеряла краску. Воровские звезды на теле Синего говорили за себя сами. Кащей собрал здесь законченных отрицал, к коим причислял и себя. Сигарета за сигаретой догорала и опускалась в пепельницу, между тем тянулся разговор о предстоящей делюге. Под влиянием веществ повышалось настроение, всё казалось возможным, потому и планы были грандиозными. Бывших арестантов переполняла бешеная энергия, которую некуда было деть. У Синего мелко дрожали руки, от чего он то и дело стряхивал пепел мимо кружки с окурками. Он соскалил гнилые зубы, расплываясь в улыбке от рассказанного Кащеем похабного анекдота. Тот вспомнил один подходящий под ситуацию, смешным он был благодаря не столько содержанию, сколько харизме рассказчика. Словесный поток Кащея ни на минуту не прерывался, он шустро перескакивал с одной темы на другую, свободно излагая свои мысли. Синий задел локтем стакан, пара капель пролилась на стол, но дела до этого никому не было. Кащей был слишком увлечён разговором, постепенно перетекавшим в его монолог. Демид протянул ему с другого края стола бутылку водки, но он лишь мотнул головой, убирая её в сторону. В отличие от товарищей, Кащей не мешал вещества с алкоголем, был научен горьким опытом и знал, что делать этого не стоит. Кроме пепельницы и разлитого по стаканам спирта на столе, в общем-то, ничего больше не было. Есть не хотелось, даже к оставшимся после прошлого застолья семечкам никто не притронулся. В холодильнике при желании можно было найти консервные банки с тушёнкой и дешёвую бутербродную пасту. Выбора особо не было, впрочем, как и разницы, что попадёт в желудок. Аппетит давно не появлялся, а непосредственно под действием «винта», на который Кащей с товарищами плотно подсел, пропадал и голод, и жажда, вместе с ними потребность во сне. Так веселье могло продолжаться, пока организм не исчерпывал свои ресурсы, после ему нужен был отдых, и употребивший отправлялся в долгий сон, затягивающийся порой на несколько дней. За окном была ночь. Единственным источником света служила лампа, прикреплённая к стене. Вся эта конструкция выглядела ненадежно, лампа слегка раскачивалась из стороны в сторону, и, казалось, в любой момент могла упасть на пол. Тёплый свет расползался по обшарпанным стенам, подсвечивал лица мужчин, делая их неестественно жёлтыми. Предметы отбрасывали чёткие чёрные тени, что расползались по углам, исчезая во мраке. В пространство коридора свет почти не попадал, что оказалось спасением, в темноте голова не так сильно болела. Марату стало легче, дыхание выровнялось, никто больше не трогал его и получилось немного успокоиться. Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь на собственных ощущениях. Ему было неизвестно, когда Кащей прекратит его наказывать. Было ли это вообще наказанием? Он не знал. Происходящее все больше становилось похожим на изощренную пытку, проводимую над ним забавы ради. Марат не мог так просто смириться со своей участью и покорно ждать смерти. Он успел осмотреться по сторонам и оценить обстановку. Теперь внимательно следил за движениями и мимикой своих похитителей, вслушивался в их разговор, старался считывать перемены в их настроении, чтобы как-то контролировать ситуацию. В голове созревал план побега. Кащей оставил ключи в замочной скважине, так что стоило их провернуть и дверь бы открылась. Главное было не поддаваться панике. Тихо посидеть в углу, набраться за это время сил, дождаться, пока все пойдут спать, и осуществить задуманное. Только бы не отключиться раньше них… Марат побледнел, во рту у него пересохло, невыносимо мучала жажда. Он понимал, что находится не в том положении, чтобы требовать что-то от своих мучителей. Возникла идея попить из-под крана, но передвигаться по квартире без разрешения хозяев было опасно, так что в любом случае пришлось бы просить их об одолжении. — Мне плохо, можно воды? — он подал голос, привлекая к себе внимание. Кащей нехотя повернул голову в сторону пленника, осмотрел его, не скрывая отвращения. — Может, тебя ещё и накормить? — он закашлялся, подавившись сигаретным дымом. Мужики противно захихикали. Марату понятно было, что над ним просто издеваются. — Я хочу пить, — повторил он, чуть уверенее. — Ишь, как заговорил, ты посмотри на него, а, — Кащей толкнул товарища в бок, на лице его появилась недобрая улыбка. — Мало ли чё ты хочешь… — проворчал себе под нос Синий, покачав головой. Кащей жестом подозвал Марата к себе, тот попытался встать, но ноги его не держали. Он сделал всего пару движений и тело вновь сковала боль, он застыл в одном положении, пытаясь восстановить дыхание. Его нелепые попытки подняться Кащея позабавили. — Встать не можешь? Ну так ползи. Выбора не было, сопротивление создало бы больше проблем. Страх заставлял Марата подчиняться и следовать указаниям своих мучителей, только бы не били больше: ему казалось, что он не выдержит. Марат думал, что уже потерял во всем смысл, да и смерти не боялся, но сейчас почему-то удивительно хотелось жить, бороться за своё никчёмное существование. Оперевшись на руки и разбитые колени, он медленно двинулся вперёд. Пообещал себе, что посадит, а лучше убьёт этих уродов, как только выберется отсюда, и эти мысли будто притупляли боль, её вытесняло всепоглощающее чувство ненависти. Оказавшись у ног Кащея, он опустился на пол и поднял голову вверх. Мужчина слегка нахмурился, внимательно его разглядывая. Марат опирался на руки, тело его крупно дрожало. На испорченном группировщиками лице расцветали синяки и кровили ссадины, выделялись двумя темными пятнами заплаканные глаза, во взгляде читалась смесь мольбы с презрением. Кащею виделось в этом какое-то очарование. Окинув взглядом все предметы на столе, он остановился на пепельнице. Ею служила старая эмалированная кружка, использовать её по назначению было нельзя, эмаль кое-где отбилась, железо заржавело и на дне образовалось несколько сквозных отверстий. Вытряхнув окурки в окно, Кащей вручил кружку Марату. — Иди, налей, — он жестом указал ему на раковину. С трудом встав на ноги, Марат склонился над кухонной мойкой. Из крана полилась вода, смывая со дна кружки остатки пепла. Он покрутил её в руках, разглядывая потертый цветной рисунок на эмали: вдаль мчится паровоз, выпуская из трубы клубы дыма, над ним кружатся птицы, а впереди волк, зайка и медвежонок, они держатся за руки и весело шагают по ромашковому полю… Мама разливает по кружкам молоко. Горячо! Жди пока остынет. Никак не можешь усидеть на месте, потому вертишься на стуле, ногами качаешь, до пола пока не достаешь. Тянешься за печеньем, уж очень хочется сладкого! Вова вон уже две штуки съел. Как-то нечестно. Он рядом сидит, дует на молоко, остужает. Мама занята, обед готовит. В воздухе пахнет приятно, пекутся пироги в духовке. На улице солнышко светит. Хочется гулять, и надеешься, что брат с собой возьмёт, а то одному скучно, со старшими интереснее. Делаешь глоток осторожно… Теплое. Пьешь с наслаждением, печенье в молоко макаешь. Оно так становится мягче, очень вкусно. Вова про пацанов со двора рассказывает, шутит специально, и смех сдержать невозможно, всё изо рта выплёскивается прямо на чистую скатерть. — Мальчики! — мама ругается, но не всерьёз. Мокрое пятно со стола вытирает, собирает и относит в раковину посуду. Протягиваешь ей свою пустую кружку, на ней рисунок: волк, зайка и медвежонок держатся за руки… Бросив бесполезные попытки отмыть грязь, Марат попытался набрать в кружку воду, но она утекала сквозь дыры в ржавом железе. Рыдать хотелось от злости. Руки тряслись и не слушались. Он зажал дно ладонью, не давая жидкости проливаться. Кружка заполнилась, Марат поднёс её к губам, за пару глотков выпил всё. Повторил несколько раз, остановился, когда от воды уже затошнило. — Благодарю, — ядовито прошипел он, протягивая мужикам их пепельницу. — Куда, блядь! — Кащей успел среагировать раньше, чем Марат опустил её на стол. Он оттолкнул его в сторону, несчастная кружка выпала из рук и с характерным звуком приземлилась на пол. — Ты ебанутый? Нахуй нам зашкваренная? — крикнул Синий, уставившись на парня своими блеклыми глазами. — Мне откуда знать, — огрызнулся Марат, не в силах больше сдерживать агрессию. — Давай я популярно объясню, — Кащей крепко схватил его за рукав свитера и за руку притянул к себе, — трогать тебе здесь ничего нельзя, иначе вещь переходит в разряд законтаченных, а это не дело… Он сделал последнюю затяжку и затушил бычок о тыльную сторону чужой ладони. Марат шумно выдохнул, попытался отдернуть руку, но Кащей крепко держал его. — Чтобы неповадно было, — пояснил мужчина, сильнее вдавливая окурок в кожу. Марат вышел в коридор и обессиленно рухнул на пол. Он прижался к стене, обняв руками колени, и принялся рассматривать полученный ожог. С кожи слез верхний слой и она покраснела. В рану попал пепел, Марат постарался убрать его, морщась от неприятных ощущений. Стоило бы промыть рану, но не хотелось больше взаимодействовать с бывшими арестантами. Марат решил, что ни о чем больше не попросит, хватило и этих унижений. Мужики затихли. Опустели стаканы, закончилась водка, на троих осталось всего штук десять сигарет, но веселье продолжалось. В глазах Демида блеснул азарт, он внимательно изучал взглядом опущенного Кащеем мальчика; видел его пару раз до этого, даже имени не запомнил, но теперь он предстал перед ним в ином свете. — В «очко» давайте , — предложил мужчина, доставая с подоконника карточную колоду. Все без промедления согласились. Когда ставка была сделана и деньги оказались на столе, в банке насчитывалось пятнадцать рублей. Демид ловко растасовал карты парой умелых движений. — Режь, — он протянул колоду Кащею, тот поделил её на две части. Исполняя роль банкира, Демид снял одну карту и положил её на колоду лицевой стороной вверх. Вытянул снизу ещё две и раздал игрокам. — Иду на пять рублей, — радостно заявил Синий. Банкир, как положено, выдал ему вторую карту; взглянув на неё, мужчина помрачнел. — Ещё? — Демид расплылся в улыбке, наблюдая за реакцией товарища. — Давай, — Синий вырвал из его рук протянутую ему карту. — Да блядь! Перебор, — выкрикнул он, швыряя на стол десятку и две восьмёрки. — Три рубля, — подключился Кащей. Он, в отличие от Синего, играл достойно и обычно выходил победителем. — Ещё? — А ты себе бери, — невозмутимо произнес мужчина, вопреки ожиданию соперника. — Вскрывай, — скомандовал Демид, выкладывая карты на стол. Кащей показал свои, туз и шестёрка в сумме дали ему семнадцать очков. — Ровно, — вздохнул банкир, убирая сыгранные карты. Когда сумма денег в банке в три раза превысила изначальную, объявили стук. — Пятнадцать рублей, — Синего слегка трясло от перенапряжения, сильно увлекся игрой. Собрав удачную комбинацию карт, он вскрыл их и забрал свой выигрыш, не превышающий, по правде, сумму проигранного. — На банк, — заявил Кащей. Набрав, как ему показалось, достаточное количество очков, он остановился и попросил Демида вытащить карту. — Двадцать одно, — гордо объявил тот, предъявив ему туза и десятку. Кащей тихо выругался, мысленно его проклял и принялся считать деньги. Обнаружив, что для оплаты долга ему не хватает пяти рублей, он внимательно изучил содержимое карманов, но там ни копейки не завалялось. — Должен буду ещё пять, отдам на неделе, — сквозь зубы процедил мужчина, протянув деньги товарищу, тот молча взял, не стал пересчитывать. Кащей посмотрел на него с недоверием, будто ждал подвоха. Демид улыбнулся хитро, взглядом указал на Марата. — Так дело не пойдет, мне сейчас нужны, придётся расплатиться. До Кащея постепенно начало доходить, о какой расплате идёт речь. В тюрьме он и сам разводил неопытных арестантов, забирал у них последнее, так, что тем приходилось трясти деньги с несчастных родственников. Они на всë были готовы, лишь бы долг вернуть, за неуплату ведь опустить могли, и опускали… Когда всë проиграл, ничего не остаётся, кроме как расплачиваться телом. Но собственный проигрыш Кащея не радовал, только злил. Он ненавидел чувствовать себя кому-то должным, воспринимал это как унижение. — Забирай и мы в расчëте, — грубо выплюнул слова, не скрывая раздражения. — По рукам, — довольный своей победой, Демид протянул ему руку, тот нехотя пожал. Марат молча наблюдал за их игрой, без какого-либо интереса. Всë ждал, когда закончат и дадут ему возможность убежать. Он сильно устал, головная боль не утихала, мозг с трудом соображал, клонило в сон. Марат понял только, что Кащей проиграл, мысленно позлорадствовал. Радостно перестало быть ровно в тот момент, когда один из мужиков встал со стула и двинулся в его сторону. Марат попытался подняться, нужно было срочно уходить или хотя бы спрятаться. Такой возможности ему не дали. Демид крепко схватил за руку и потащил вглубь коридора. — Пусти! — с губ сорвался отчаянный крик. Кащей достал из пачки последнюю сигарету, подошëл к подоконнику, сделал радио громче. Затрещали помехи, музыку перебило шипение. Он распахнул створку и выглянул в окно, лицо обдало морозным воздухом. Спичка чиркнула по коробку. Закурил. Прикрыл глаза, вслушиваясь в звучание ночи. Кто-то вышел из подъезда напротив, под его ногами зашуршал снег. Залаял дворовый пес. Холодный ветер завывал свою унылую песню. Кащей взглянул на наручные часы. Дрогнула стрелка. Ровно четыре утра. — Сука, отстань! — Марат сопротивлялся из последних сил. Он попытался оттолкнуть от себя мужчину, ударил его в живот, тот слегка ослабил хватку и удалось вырваться. Ненадолго. Удар поддых — тело жертвы рухнуло на пол. В комнату его заносили уже вдвоëм.

***

Марат приземлился на что-то мягкое. Диван под ним заскрипел. Дышалось с трудом, перед глазами всë поплыло. Он оказался в незнакомой обстановке, раньше здесь не был. Взгляд заметался по комнате в поисках пути отступления, врезался в тело, заслонившее собой вид. Мужчина напротив запустил руку ему под свитер, потянул край ткани вверх, в попытке снять лишнюю одежду. Как только Марат понял, что с ним собираются делать, что-то внутри зарыдало громко и безутешно: «Нет! Не хочу!» Нельзя было позволить этому случиться снова. Он подался вперëд, с силой отталкивая от себя мужчину, тот не сдвинулся с места. — Не сопротивляйся…— кажется, он сказал что-то ещë, но из-за шума в ушах речь было не разобрать. Пора было признать поражение. Не было на спасение никакого шанса. Крик внутри не смолкал, но делался тише, его постепенно заглушало принятие неизбежного. Марат действительно больше не сопротивлялся, не было на это сил. Он позволил стянуть с себя одежду, свитер упал на пол. Залитый кровью и измазанный подвальной грязью, такой ненужный теперь кусок ткани. После похорон брата достал этот свитер из его шкафа и забрал себе, на память. Даже еë осквернил. Что бы он сказал, если бы увидел тебя сейчас, вот таким? Пожалел бы? Защитил? Думаешь, он захотел бы тебе помочь после того, что ты сделал? Такой, как ты, не заслуживает его любви. Перевернули на живот, так удобнее. Головой впечатали в обивку дивана. Рукой надавил на спину, другой продолжая сжимать с силой кожу чуть выше талии, будто нарочно задевая свежие гематомы. Какая разница, как это будет? Это всë не со мной. Звякнула пряжка ремня. Они продолжали что-то говорить, Марат не слушал. Завели руки за спину, обвязали запястья, чтобы точно не делал лишних движений. Я читаю роман, где главный герой попадает в плен и стойко выносит пытки. Я смотрю взрослый фильм, где насилуют пидора; снимали для конченных извращенцев. Я сплю, это всë нереально, такое только в кошмаре привидится. Я каменею, а камень хоть целыми днями пинай, кричи и ругай, можешь его изнасиловать. Он ничего не почувствует, ему не будет больно. Больно. Резко и остро, подобного не испытывал ранее. Потекло вниз по ногам что-то холодное. Рефлекторно сжались мышцы, тело отчаянно пыталось защититься. Не думать, Не чувствовать, Не ощущать — Не получается. До крови прикусил внутреннюю сторону щеки в попытке отвлечься. Сдержал крик, только сдавленно прохрипел. Взгляд забегал по стене, остановился на круглых деревянных часах. Их мерное тиканье перебивали скрипы старого дивана и мужские голоса. Четыре часа, десять минут. Это не может длиться вечно. Это однажды закончится. Максимум ещë полчаса. Нужно набраться терпения. Думай о том, как станет легче, когда всë прекратится. Следи за стрелкой часов. Во рту стоял противный металлический привкус крови. Марат не переставал кусать губы, сдирая с них кожу. Казалось, что изнутри разрывают на части. Если бы его не удерживали чужие руки, давно бы обессиленно рухнул на поверхность дивана. Все, что угодно можно было делать с измученным телом, оно не оказывало более сопротивление, только судорожно дергалось время от времени, но это не мешало. Характерный звук, что в другой ситуации возбуждал бы, раздавался эхом по комнате, с каждым ударом напоминая о том, что происходит на самом деле. Очередное неаккуратное грубое движение, в этот раз слишком резкое и внезапное. Вырвался жалобный стон. — Больно, что ли? Ну, а как ты хотел, —раздалось за спиной. — Потерпи, нравиться начнëт, — с другой стороны прозвучало едкое замечание. Четыре часа, двадцать минут Стрелка ползет неумолимо медленно. Это никогда не закончится. Пока они не удовлетворятся полностью — нет. Или пока их игрушка не откинется прямо на этом засранном вонючем диване. Да и это не остановит, продолжат, пока мертвое тело не охладеет. Разницы нет, оно и так обмякло в чужих руках, делают с ним, что хотят. Получайте удовольствие, но мне не начнëт это нравиться. Не начнëт, сука, не начнëт! Это вы пидоры, а я нет! Они правы. Терпи. Осталось совсем немного. Схватили за отросшие волосы, содрали остатки бинта, прилипшего к коже. Чужие пальцы оказались у лица, от них несло сигаретами, толкнулись в рот, открывая его шире. Невольно сжались челюсти. — Только попробуй — зубы выбью. Марат старался подавить очередной приступ тошноты. Стало тяжело дышать. Он слегка приоткрыл глаза. Пелена слез затуманила взгляд, с трудом разобрал изображение на циферблате. Четыре часа, тридцать минут. Когда это кончится? Голова опустела, больше думать ни о чем не получалось. С каждым движением боль разливалась по телу, пульсировала в ритм толчкам. Трясло. Затем стало легче, тело расслабилось, стало в чужих руках податливым и мягким. Дыхание замедлилось, успокоился бешеный стук сердца. Марат перестал различать их лица, затем смазались и силуэты. Всë вокруг сливалось в одну разноцветную плывущую картину. Он выцепил взглядом часы, цифры были едва различимы. Четыре часа, тридцать минут… Стрелка замерла в одном положении. Замолкло тиканье. Остановились старые часы.

***

Движение внутри неподвижного тела продолжалось еще пару минут. Когда пик удовольствия был достигнут, жертву оставили в покое. — Живой? На меня посмотри, — недовольно произнëс Демид, похлопав Марата по щекам, но тот не отозвался. — Да нормально всë, дышит, — обнадежил его Синий, развязывая парню руки. Кащей стоял рядом. Он, как сообщили ему товарищи, пропустил всë самое интересное. Поздно пришел и застал только последствия общего веселья. Мужчина подошëл ближе, взглядом пробежался по растерзанному телу. Грязный, запачканный кровью, весь покрытый синяками, Марат лежал без сознания. Живого места на нëм не оставили, вот так, просто, взяли испортили. Хотя, невелика была потеря, пацан и так ни на что не годился. Очистить бы улицы от подобного ему мусора: от предателей, крыс, ментов злоебучих… Кащей замер, задумавшись о чем-то своëм, отдаленном от ситуации. Сзади подошëл Демид, слегка толкнул его в плечо. — Ну что, ещë партию?