Теперь ты

Андрей остановился у двери, дважды нажал на звонок. По телу волна мурашек пробежала, заулыбался. Не терпелось увидеть её. Кровь закипала, чувства рвались наружу, возбуждение брало контроль над телом и разумом. День был насыщенный, и Андрей, жадный до ярких эмоций, наслаждался этим. Ещё бы: развязали руки, теперь хотелось хватать всё то, что не давали раньше. Игра в пай-мальчика перестала иметь всякий смысл, да и порядком надоела за столько лет, как и слово «нельзя». Почему это нельзя? Раз хочется, значит можно, значит нужно делать. Никакого соответствия чужим ожиданиям, никаких ограничений и полная свобода действий — решил Андрей. Дверь открыл Джон. Андрей нахмурился. Как неожиданно и неприятно. Последняя их встреча случилась в кафе и закончилась дракой. Ира всё уладила; конечно, помирить парней у неё бы не получилось, но она добилась того, что те ненавидели друг друга молча. — Проходи, Ира говорила, что тебя позвала, — Джон явно был недоволен появлением Васильева, но пустил: пообещал же Ире дать ему второй шанс. Она иногда звала Андрея в гости, всё надеялась перевоспитать, тот плёл про то, что его из дома выгоняют и Ира оставляла его ночевать у себя. Кормила вкусно, поила чаем, разговаривала ласково, осторожно, чтобы, не спугнув, на верный путь направить. Это было похоже на проявление материнского инстинкта, он определенно присутствовал, как и слегка нездоровое стремление спасти любой ценой. Андрей ступил за порог, потоптался на коврике, чтобы не оставлять на полу мокрых следов. Он повесил куртку на свободный крючок, снял обувь и аккуратно поставил на этажерку: хотел произвести впечатление, доказать, что он не дикий гопник, а достойный быть здесь человек. На фоне чужого гардероба его грязные поношенные кеды смотрелись чуждо. Андрей поморщился, разглядывая чьи-то модные, наверняка привезённые из заграницы, кроссовки. Вся эта претенциозность не вызывала в нём восторга. Запахи духов, исходящие от женской одежды, смешивались в один, сбивая с толку. Из гостиной доносились голоса и звуки знакомой музыки.

Сегодня, как всегда, у меня странная роль:

Я лишен опоры, я не знаю пароль,

Я вроде бы здесь, вроде и там.

Пардон, месье! Бонжур, мадам!

Андрей застыл в дверном проёме, оценивая обстановку. На лице появилась улыбка, когда в комнату вошла Ира. Она закружилась вокруг гостей. Завитые волосы, воздушное платье, что развевалось при каждом движении — тяжело было оторвать взгляд. Ира поприветствовала Андрея легким прикосновением к плечу. Кто-то окликнул её, и она, жестом приглашая Васильева сесть на диван, бабочкой порхнула к окну, переключая свое внимание на незнакомого ему парня. Тот был вычурно одет, наравне с остальными присутствующими. Мало было этому гаду непозволительной для пацана длины волос, так он ещё и пару прядей обесцветил. На районе за такое пришлось бы отвечать… Андрей разочарованно вздохнул, откинулся на спинку дивана. Рядом парни в модных кожаных куртках болтали о чем-то высоком, и, как ему казалось, бессмысленном. Нарядные девушки хлопали подкрашенными ресницами, шёпотом переговаривались друг с другом. «Ин-тел-ли-ген-ци-я», — мысленно произнес Васильев, будто пробуя слово на вкус. Да, это всё совсем не про него, из общего у них была разве что музыка, звучащая в квартире.

Мне трудно быть рядом, я всегда вдалеке.

Я, как сотни линий на одной руке.

Я, как местоимение, не имею лица.

Я ушел от начала, но не вижу конца…

Расслабиться в такой обстановке не получалось. Все ещё чувствовался холод улицы, да так, что передёргивало. Перед глазами всё мелькали пацаны, их руки и лица, душная качалка, слышались крики и ругательства. Пахло кровью, так казалось. Вдруг подумалось: что, если это почувствуют остальные? А если узнают, чем Андрей занимался пару часов назад… До полусмерти избил бывшего товарища, а теперь как ни в чем не бывало пришел к ним культурно отдыхать. Должно быть, им бы это не понравилось, как и пацанам не понравилось бы то, что он проводит время в компаниях вроде этой. Андрей решил, что было бы весело рассказать им о случившемся, вдаваясь в грязные подробности, так все бы оживились, стали спорить, со скандалом выгонять из квартиры. А какие бы забавные скорчили лица, полные недоумения и отвращения… Эти мысли невольно вызывали улыбку.

Моя неопределенность мешает мне жить,

Я не знаю, где нырнуть, не знаю, где всплыть,

Я не знаю, где выход, не знаю, где вход,

Я не знаю, где затон, не знаю, где брод…

Обделённый вниманием, Андрей вышел в коридор. На кухне горел свет, за столом сидели музыканты из группы Джона, разливали вино по бокалам. Появлению Андрея рады не были, предпочли сделать вид, что не заметили. Не вслушиваясь в их диалог ни о чем, он подошел к столу и взял открытую бутылку. — Детям нельзя, — недовольно покосился на него один из музыкантов, гитарист, кажется. Андрей нахмурился: не хватало еще, чтобы этот пидор напыщенный что-то ему запрещал. — Мне можно, — прозвучал низкий голос, обычно используемый Андреем для запугивания чушпанов. Он поднес бутылку ко рту и сделал пару глотков, слегка поморщился, облизал губы. Посмотрел сверху вниз на растерявшегося от такой наглости гитариста и поспешил удалиться, захватив вино с собой. Проскользнув мимо гостиной, Андрей скрылся от лишних глаз в ванной. Алкоголь должен был расслабить и поднять настроение, которое в столь неприятной компании стремительно ухудшалось. У него было чуть больше половины украденной бутылки и пятнадцать минут до момента, как его начнут искать. Вино горчило и обжигало горло, оставляя терпкое послевкусие. Становилось теплее и приятная усталость охватывала тело. Вдали от раздражающего шума пустых разговоров стало легче, лишние мысли покинули Андрея, он свёл все до одной. Ощущая твердую уверенность в правильности своих действий, Андрей, расплескав часть вина на пол, допил его до конца. Бросив на пол пустую бутылку, подошел к раковине и умылся холодной водой. Посмотрел в зеркало, оценивая собственное отражение, пригладил отросшие волосы. Хотелось, чтобы Ира увидела его в лучшем свете. Похоже, что отсутствия Андрея никто не заметил. Молодые люди продолжали разговаривать о своём, изредка бросая в его сторону взгляды, полные презрения. Внимание Иры занимал Джон, вертелся вокруг девушки, перед ней красовался, тошно было на это смотреть. Она была, как всегда, очаровательна: всё, от улыбки до плавной походки, заставляло ей любоваться. Изящные изгибы тела будоражили воображение, рисуя в голове картинки весьма неприличные, лучше любого фильма для взрослых. Легкий румянец возник на щеках Андрея, стало жарко. Он бесстыдно разглядывал девушку, мысленно раздевая. Ира сама его провоцировала, зачем иначе было надевать это короткое платье, обнажающее стройные ноги, сводившие с ума. Сияющие тени на веках, блеск губ, конечно, привлекали внимание, и Андрей был уверен в том, что всё это было для него. Рука Джона скользнула вниз, оказалась на талии Иры. Передёрнуло, снова этот ряженый клоун все испортил. Грёзы развеялись, внутри закипала злость. Андрей решительно встал, пошатнувшись, подошел к молодым людям. В воздухе чувствовалось напряжение. Соперники в упор смотрели друг на друга, пока Ира придумывала, что сказать. Не успела. Андрей ударил первым, кулак прилетел в челюсть. Джон опомниться не успел, как его повалили на пол. Под возмущенные крики и ругательства гостей Андрей безжалостно разбивал лицо врага. Хотелось видеть его поверженным, хотелось крови, неподдельных эмоций, необходимо было поставить противника на место. Андрей вдруг почувствовал себя всесильным, подобным богу: как легко он расправился с Маратом, так же теперь избавится и от Джона. Кто-то набросился сзади, крепко схватил за ворот свитера и оттащил в сторону. Хлёсткий удар вывел из равновесия, Андрей потерял контроль над ситуацией. — Хватит! Прекратите это немедленно, — бросилась разнимать парней Ира. Массовая драка не входила в программу её культурного вечера. Крепко схватив Васильева за руку, она потащила его в коридор. — И что это было? — прошипела девушка, толкнув Андрея к стене. Смотрела разочарованно, но больше недовольно, с претензией. — А что не так? — он удивленно вскинул брови, совсем не нравилось, что его выставляют неправым, — Мне стоило молча смотреть как этот… — сделал паузу, пытаясь подобрать приличное слово, — … пристает к вам? Меня это не устраивает. Я не терпила. — Господи… — Ира устало выдохнула, проклиная себя за то, что довела ситуацию до такого. — Андрей, ты что, пил? — почувствовав характерный запах, она напряглась, в голосе можно было уловить нотки беспокойства. — А какая разница? — губы расплылись в самодовольной ухмылке. Андрей, играя на чувствах девушки, ощущал себя хозяином положения. — Большая разница, — послышался знакомый тон для чтения нравоучений. Они будто вернулись в отдел ПДН и Ира снова стала строгой инспекторшей. — Ты несовершеннолетний, я несу за тебя ответственность, — она старалась объяснять спокойно, не теряя самообладания, — Ты в состоянии алкогольного опьянения в драки ввязываешься. Понимаешь, что меня подводишь? Андрею противно было слушать упрёки, тем более когда всё, что говорила Ира, не имело никакого отношения к его реальности. — Я сам за себя отвечаю. Вы же мне не мама. — Хорошо, отвечай. Во-первых, за то, что человека избил, во-вторых, за то, что старших не уважаешь… Для начала хотя бы за это. Казалось, объяснять что-то Андрею бесполезно, тот продолжал гнуть свою линию. Ира решила дать ему возможность раскаяться в содеянном. — Я устранил конкурента, — невозмутимо ответил он, так уверенно, что девушка ненадолго засомневалась в своей правоте. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Конечно, Ира понимала, и ещё хуже становилось от того, что она не знала, как в этой ситуации следует поступить. Ей не хотелось ранить чувства ребенка, а может, она просто имела слишком мягкий характер, чтобы отстаивать свои границы. В любом случае, Андрей давно вышел за рамки, и позволить этому безобразию продолжаться дальше она не могла. — Не понимаете? — наглая улыбка не сходила с лица. Андрея происходящее забавляло. Он ощущал себя охотником загнавшим жертву в угол, еë попытки сопротивляться только раззадоривали. — А для чего тогда в гости зовёте, одеваетесь так… — Андрей вновь пробежался по её телу оценивающим взглядом, — Вызывающе. Ира от такого заявления потеряла дар речи. Возмутительно, недопустимо. Необходимо было ответить, отстоять свою честь и вернуть авторитет, но все слова вылетели из головы. Андрею надоел этот бессмысленный и нудный разговор, пора было переходить к действиям. Он с силой сжал плечо девушки и потянул её на себя. Поцелуй вышел нелепым. Ира резко оттолкнула его, о взаимности речи не шло. Она растерялась, стало стыдно за всë происходящее, будто в этом была только еë вина. — Да что ты с ним возишься? — В коридоре показался один из музыкантов. — Всë, пошел отсюда, — он схватил потерявшего бдительность Андрея и потащил к двери. Выставил за порог, кинув в него куртку. Готов был закрыть дверь, но Ира остановила. Отвела взгляд в сторону, неловко было теперь смотреть Андрею в глаза. — Правда, больше не приходи… — не приказ, просьба. Она хотела было сказать что-то еще, но, испугавшись, что снова может быть неправильно понята, замолчала. Выходом из ситуации казалось прекращение любых отношений с Андреем. Ире хотелось думать, что она сделала для него всё, что могла, но она чувствовала, что сделала недостаточно. Мучила вина за то, что давала ему ложные надежды. Конечно, Ира не видела в Андрее мужчину, но он понимал всё иначе. Цели совратить несовершеннолетнего у неё никогда не было, но раз она начала с ним общение, значит должна была понимать, что такое возможно, должна была нести ответственность… Дверь захлопнулась, создала преграду между ними, оставив каждого наедине со своими переживаниями. Ира провела ладонью по губам, будто стирая с них чужое прикосновение. Ей стало вдруг очень обидно, что она позволила кому-то так себя оскорбить. Как легко она доверилась Андрею, наивно полагая, что он не плохой человек, просто ошибся один раз. Хотела помочь, старалась говорить с ним по-хорошему, а он не оправдал надежд, оказавшись обычным уличным бандитом. Неужели всё было бесполезно? Ира чувствовала себя теперь совершенно глупой, обманутой Васильевым. Как только дверь перед носом закрылась, Андрей побежал вниз по лестнице. Он быстро выскочил из подъезда и бросился вперёд на заснеженную дорогу. Иначе невозможно было вынести смесь неприятных ощущений, осевших комом в горле. Не останавливаться, пока не кончатся силы. Потратить всю энергию, не оставив на размышления о произошедшем. Сердце бешено стучало, вырываясь из груди. Прилив адреналина заставлял игнорировать боль и усталость. Мысли путались, Андрею трудно было разобрать, что происходит у него в голове. Он понимал только то, что не хочет чувствовать ничего из этого. Не дойдя метров тридцать до дома, Андрей, сдавшись, рухнул в сугроб. Он уже не мог стоять на ногах, голова кружилась и дышалось с трудом. Что-то всё никак не оставляло в покое, подобно назойливой мухе кружилось над Андреем, не давая ситуацию отпустить. Он зажмурился, перед глазами замелькали яркие огоньки. Вот бы был способ убежать от себя, покинуть тело, потерять сознание… И что бы тогда осталось? Душа? Замучает ведь своими переживаниями. Получается, и от неё следует избавиться. А тогда что? Кроме души, тела и разума, разве есть что-то… Вглядываясь в темное небо, Андрей представлял, как, словно одна из звёздочек, та самая маленькая часть него, что выходит за рамки тела, разума и души, убегает отсюда в далёкий космос. Наверное, это невозможно, расстояние слишком большое и ей придется найти себе пристанище здесь. Андрей вдруг задумался, могла бы эта его маленькая часть забраться в чужой разум, проникнуть в тело, достучаться до души? Кто бы впустил её? И что потребовал взамен? Но представить никак не получалось. Эта частичка виделась ему высоко над поверхностью земли, где она бы одиноко сияла, вдали от людей, там ей самое место.

***

Отпускать Марата никто не планировал, в таком состоянии далеко бы он не ушёл. Остальных пацанов разогнали по домам и в качалке стало совсем тихо, только с крыши вода капала, отбивая монотонный ритм. Кащей быстро собрался и поспешил удалиться, объяснив это тем, что ему срочно нужно отъехать по одному важному делу. Зиме и Турбо, как самым старшим и ответственным, было приказано следить за пленником. Марат неподвижно лежал на полу и пытался восстановить дыхание. Своей цели группировщики добились — Марат был раздавлен, у него даже сил на сопротивление не осталось. Боль чувствовалась во всём теле, будто кто-то рвал его на части, медленно, растягивая удовольствие от изощрённой пытки. Марат думал, что всё закончилось, от этого становилось легче. Всё самое худшее позади, сейчас нужно было только подняться на ноги, а потом вернуться домой, где ждёт мама, она поможет, Коневич поможет, в милицию пойдут, пацанов накажут, и весь сегодняшний день забудется как страшный сон. Плевать на Андрея. Предатель. Пусть родители его из дома выгонят, пусть менты в тюрьме с группировщиками закроют, он только рад будет, они же ему теперь важнее. — Здорово Кащей придумал… Что нам с ним делать-то? — проворчал Зима, раскуривая сигарету. — Включай фантазию, — У Турбо глаза загорелись, энергии хватило бы ещё человек десять отпинать. Бешеный, страшно было представить, что он себе нафантазировал. — До утра пусть тут будет, как на ноги встанет — отпустим, — рассуждал Вахит, поглядывая издалека на Марата, дергающегося то ли в истерическом припадке, то ли в попытках подняться, — надо припугнуть только, чтоб мамке не нажаловался; опять проблемы будут… — Вставай, чушпан, — крикнул Туркин, схватил пленника за ворот свитера и потащил за собой. Марат, ударившись спиной о бетон, зашипел от боли. Турбо покрутил в руках толстую верёвку, ловкими движениями обмотал запястья парня, привязав его к балке — заигрался в похитителя. — А вы подготовились, — съязвил Марат, стараясь всем своим видом показать, что ему нестрашно, а страшно было, очень. — Конечно, — издевательски продолжил Турбо, затягивая веревку в тугой узел. — Не рыпайся — хуже будет, — пригрозил Зима. Вахит смотрел на Марата с неким сочувствием, понимал: смысла не было удерживать силой, он еле на ногах стоял. Впрочем, сам был виноват, оставалось надеяться, что к утру в себя придёт, уберётся отсюда по-быстрому и больше никому проблем не доставит. Будет в числе загашенных теперь, начнёт осторожно по улицам ходить, оглядываться, прятаться по углам, как крыса помойная, а если попадётся кому — ещё получит, такое ведь не прощают. Да, лучше бы ему уехать из города, тут жизни не дадут, уедет, да так и запомнится всем жалким предателем. Турбо отжал мокрую тряпку, вода закапала на пол. Он принялся вытирать кровь с лица Марата, никакой заботы в этом не было, лишь необходимость привести пленника в порядок. — Доволен? Своего добился? Марат попытался отвернуться, но Валера схватил его за подбородок и крепко зафиксировал голову. Лицо было разукрашено синяками и ссадинами. Разбитая губа кровоточила, Турбо это раздражало. Он агрессивно тёр разодранную кожу, так, будто это могло бы помочь. Зима подал ему перекись и Туркин щедро облил ей Марата, тот от боли вскрикнул, дёрнулся в сторону. Жидкость пролилась на свитер, без того перепачканный кровью. Свитер Вовы. Как у Марата наглости хватило его вещь себе присвоить? Он недостоин, никогда не был. Валера закипал от злости, снова ощущая эту жуткую смесь боли, обиды и ревности. Он всегда старался быть лучшим, всё для него, для Адидаса, их авторитета, его авторитета личного. Ждал признания, одобрения, а тот всё равно отдавал предпочтение никчемной скорлупе. Ну а как же, он ведь брат! Гадёныш, с золотой ложкой во рту родился, жизни не видел никогда. И как вообще он мог стоять наравне с пацанами? Если бы не Адидас, его бы как чушпана последнего по району гоняли, пиздили бы нещадно. Впрочем, теперь так всё и будет, это не могло не радовать. Злоебучий Марат вечно лез куда не просят и всё портил. Он забрал у Турбо внимание Вовы, а потом и его самого. Это ведь он был во всём виноват: если б шлюху его не увезли, не пришлось бы на разборки ехать, тогда Адидас не убил бы никого… Вообще бы всё по-другому было… Будь Турбо на месте Марата, точно с Вовой ничего бы не случилось. Валера и так всю жизнь терпеть младшего Суворова не мог, но теперь причина для ненависти была объективной и лишь усиливала в нём это чувство. Жаль бить его было нельзя, так бы он тут давно без сознания валялся. — Что ты молчишь-то, а? Зассал? — Турбо оставалось лишь унижать словесно, — Чё ебало такое кислое? Не за кем больше прятаться, брата в могилу свёл, вафлёрша туда же, а ты даже присунуть ей не успел, так оно, да? Вот, и дружок твой от тебя отвернулся, правильно, кстати, сделал. А чего ты ждал? Пожинай плоды трудов, — он заулыбался, приторно сладкой месть ощущалась. Марат и взгляда на него не поднял, смотрел в пол, на грязный бетон то и дело капельки крови падали. Он старался сфокусироваться на дыхании, нужно было успокоиться. Турбо продолжал злорадствовать, Марат не вслушивался. Эту ненависть он чувствовал и раньше, убеждал себя в том, что ему показалось, что это просто характер у человека сложный. Он же свой пацан, как может его ненавидеть? Всё это было в прошлом. Осталась лишь горькая правда, суровая реальность, которая обрушилась на него как карательные удары группировщиков, причинив острую, нестерпимую боль. Марат не знал, как долго его собирались держать здесь, дальнейшие действия пацанов были непредсказуемы. Одно было понятно: нужно бежать, пока не стало слишком поздно. Турбо упивался своей победой, забыв, кажется, о необходимости за пленником внимательно следить. Верёвка в кровь стёрла запястья, Марат всеми силами пытался освободить руки, двигаться при этом нужно было осторожно, чтобы не заметили.

***

Морозный воздух забирается под одежду и обдувает щеки, так, что те красными становятся, но совсем не холодно, несмотря на то, что Марат в расстёгнутой куртке, да ещë и шарф дома забыл. Андрей бежит впереди, нужно ускориться. Играют в «кто первый добежит до…». Марат уже и не помнит какая конечная цель была, главное обогнать Андрея. Сворачивает за угол дома, тормозит, пытается отдышаться, перед ним Андрей стоит, руки за спиной прячет и улыбается хитро. Неожиданно прямо в лицо снежок прилетает. — Ах ты… — Марат морщится от неприятных ощущений, кожу жжёт. Комкает в ладони липкий снег и тут же наносит ответный удар, попадая Андрею в плечо. Начинается перестрелка. Бегают по кругу, снежки лепят и безжалостно ими друг друга закидывают. У Андрея они все такие аккуратные получаются, даже когда быстро делает; надо бы навык отработать, чтобы не отставать. Счëт вот-вот сравняется, а силы у Марата кончаются, но никак нельзя позволить какому-то чушпану одержать над собой победу. — Сдавайся, — он набрасывается на Андрея и валит его на землю, тот пинается, пытается оттолкнуть от себя друга. Вся обувь мокрая, как и штаны, снег за шиворот попадает и кожу леденит. С новой силой с неба валит, окрашивая всë в белый. — Чушпан, — звучит даже ласково. Марат треплет Андрея по волосам, смеëтся. Падает рядом, жмурится, снежинки ловя ресницами. Ситуация начинает ему абсурдной казаться — с чушпаном этим хорошо так, как с пацанами никогда не было. Между ними пара сантиметров всего. Марат слышит, как стучит чужое сердце, в такт его собственному. Выдыхает в воздух пар, погуще, чем дым сигарет. Тепло становится, даже жарко. Прощаться надо. На сборы опоздал. У Кащея вид недовольный, у пацанов взгляд презрительный. Нового ничего в этом нет. Плетëтся по полю, опустив глаза, как на смертную казнь. — Маратик, — Кащей скалится, разводит руки в знак приветствия — издевается, — Почтил таки нас своим присутствием. — Задержали в школе, — звучит неуверенно. Стыдно признаться, что заигрался с другом после уроков, не ребёнок ведь. Да и друг особенный, не по-пацански это всë-таки — с чушпаном водиться… Кащей бьëт резко, со всей силы, удар по щеке приходится. И кожу жжëт, как от снега… Марат улыбается незаметно для остальных. Думает: завтра, после школы надо будет Андрея подкараулить, слепить большой-большой снежок и в лицо ему запульнуть. Как он удивится! Завтра, как раз, не надо на сборы идти и не надо уроки делать, так что получится гулять до самого вечера. Тогда-то Марат ему покажет, обстреляет с головы до ног, заставит за собой побегать. Вот, как это весело будет!

***

Некстати образ Андрея перед глазами возник: яркий, как картинка с вкладыша от жвачки, которую этой самой жвачкой к мозгу прилепили, так, что никак теперь не отодрать. Не к кому больше возвращаться, не спрятаться от пацанов в его компании, не почувствовать ту желанную близость, что когда-то была между ними. Марат вдруг понял, что жить ему в общем-то незачем. Бороться смысла больше не было. Пусть Турбо череп размозжит, пусть вдвоём с Зимой на голове попрыгают. А что? Так веселее. Затем пусть труп изуродуют, сделают с ним что-нибудь невообразимо ужасное, и остальных позовут поглумиться. Смотрите все! Предатель наказан! Его следовало бы распять, оставив кровью истекать измученное тело. Марат был готов принести себя в жертву, они должны это увидеть. Пусть получат то, чего им всем так хочется. — Отвечать должен, когда с тобой старший разговаривает, — Валера отвесил ему пощечину. Марат совсем его не слушал, он растерялся, не найдя, что ответить. Охватила паника. План побега стоял под угрозой, Турбо был так близко, что, казалось, вот-вот всё поймет, почувствует, и тогда наступит конец… Да не за что тут умирать. Они не поймут, ничего они не поймут! Последний рывок — освободились руки. Кинулся в сторону двери, её не запирали. Вот он, окрыляющий глоток свободы, и родилась в груди надежда на спасение. Попытка глупая и бессмысленная — обреченная на провал. Турбо крышу сорвало окончательно. Догнал тут же, Марат даже до выхода добежать не успел. С размаху вдарил в голову, сбив с ног. Марат свалился на пол, приложившись виском о штангу. Тут же затихли чужие голоса, зашумело в ушах, перед глазами закружились разноцветные пятна, а затем резко стало темно. — Я тебя убью, блядь, — выкрикнул Туркин, бросившись в сторону Марата, — Куда ты там бежать собрался? Ответа не последовало. — Давай, вставай, — он пнул неподвижное тело. — Ты чë сделал? — сзади подошел Зима. Они внимательно смотрели на Марата, ожидая, что тот зашевелится, откроет глаза, но этого не происходило. На полу образовалась лужа крови, она струилась из разбитого виска, стремительно окрашивая все вокруг в красный. Постепенно приходило осознание. — Молодец, давай, ищи лопату, пойдём яму рыть, — Зима похлопал Турбо по плечу, но Валеру его саркастичные выпады не впечатлили. — Да ну! Дышит он, — Туркин прижался к груди Марата, в надежде почувствовать его дыхание. — Пульс проверь, дебил, — взяв всё в свои руки, Вахит прижал два пальца к чужому запястью, — Плохо дело. Пульс всë никак не прощупывался. Зима потряс Марата за плечо, надеясь оживить. Удар, видимо, пришёлся на затылок, висок он рассëк о штангу, которую кто-то из пацанов забыл за собой убрать. — Может, просто сознание потерял, — предположил Турбо, обеспокоено глядя на товарища по несчастью. — Ага, может, недели так на две и с летальным исходом, — Вахит усугублял ситуацию, но сдержаться было трудно: его раздражало Валерино неумение держать себя в руках, во всëм он был виноват. — Ну вот сложно было хуйню не делать? — ворчал Зима, роясь в аптечке. — Да он сам виноват, я ему говорил сидеть спокойно, — жалкие оправдания Турбо прошли мимо ушей, тревожила реальная угроза провести ближайшие лет так двадцать за решëткой. — Он щас здесь откинется, а нас закроют за убийство, — недовольно прошипел Зима, — малолетнего, с особой жестокостью. Вахит свернул в несколько слоëв бинт, прижал к ране, всë быстро пропиталось кровью. Он неумело обмотал пострадавшему голову и зафиксировал повязку. Вооружившись ватой и нашатырным спиртом, принялся приводить Марата в чувства. Всë это не возымело никакого эффекта, тот продолжал валяться на полу, не подавая признаков жизни. — Мы чë Кащею скажем? — Турбо рядом вертелся, только мешал, продолжая доставать своими идиотскими вопросами. — Чë, чë… Сам думай, не я его завалил в конце концов. Вахит бросил попытки реанимировать Марата, только тряпку рядом положил, чтобы кровь, с него стекающую, впитывала. — Может, скорую вызвать? — Ты реально дебил, — у Зимы кончалось терпение, — Мы отсюда сразу на нары отъедем, голову включай хоть иногда. Турбо сидел рядом, опустив голову и закрыв руками лицо. Паника нарастала, противостоять ей было трудно. Он молился всем богам, которых только знал, за здоровье ненавистного Марата. «Только попробуй, сука, не очнуться, я тебя нахрен убью!» — повторял про себя Валера, нервно кусая обветренные губы. Зима устало выдохнул, потянулся за очередной сигаретой. В голове никак не рождался план дальнейших действий. Пожалуй, всë, что им теперь оставалось — ждать Кащея.