Мертвый узел

      Воркутинское кольцо, наше время       Большие снежные хлопья кружились вихрем в воздухе, опускаясь на землю. Морозные кружевные узоры образовались на окнах автомобиля. Двое мужчин, уткнувшись глазами в бесконечность белых просторов за окном, ехали по заснеженной дороге. Яркий свет фар рассекал мрак зимней ночи, оставляя за собой светлый след на белоснежном покрывале бездорожья.       По обеим сторонам трассы — темные силуэты деревьев, словно бесформенные тени, прячущиеся от взгляда, застигнутые в своем покое. Время словно остановилось, и путники ехали в этом снежном космосе, не чувствуя ни начала, ни конца пути. Машина скользит по дороге, наталкиваясь на первый слой снега, который с треском расходится в стороны. Путь словно предсказывает движения водителя, и все, что он может — это следить за рулем, чувствовать каждый поворот и каждую вибрацию. Снег, почти искристый в свете фар, напоминает мириады мелких звёзд, раскиданных по земле. Но каждая звезда — это, возможно, опасность, скрытая под слоем белого. Время от времени сверкают следы автомобилей, исчезнувших в ночи, как забытые мечты, оставленные без следа. Они мерцают на мгновение, и вот уже исчезают в бездне зимнего пустыря.       Тишину, которая царила внутри транспортного средства, нарушал лишь рев старого мотора — единственная жизнь в этом холодном царстве. Они отдаются в ушах, словно отголоски, которые эхом возвращаются из далекого прошлого. Порой кажется, что в этом зимнем мире нет ни дорог, ни машин, ни людей. Оба мужчины, устав от долгой дороги, молча размышляли о своих заботах и переживаниях. Взгляды их не встречались после первой встречи у аэропорта. Глаза водителя так и говорили: «Какой же ты больной идиот», а пассажир молча соглашался с этим, садясь в старую Ниву. Темноволосый молодой человек крепко сжимал в своей руке лист бумаги, на котором неровным почерком были выведены буквы.

В своих беспокойных снах я вижу этот город. Хальмер-Ю. Ты обещал, что когда-нибудь снова возьмёшь меня туда… Но ты так и не сделал этого. Что ж, теперь я здесь один… В нашем «особом месте»… Жду тебя…

      Губанов облизнул губы. «Наше особое место был весь этот город. Что он имел ввиду?», — молодой человек прикрыл веки. Долгий перелет из Москвы в Воркуту отнял все силы. И местные таксисты попили ему кровь, не соглашаясь везти его в Хальмер-Ю ни за какие деньги. Кричали, что ещё один покойник приехал помирать, вот пусть и добирается, как хочет, а они ещё и пожить хотят. И только один старичок, которому на виду больше шестидесяти лет, согласился на эту «авантюру». Ехать им от аэропорта было километров восемьдесят, если не меньше.       — А ты чего, сынок, совсем налегке? — прохрипел мужчина. — Так и помрешь, не дождавшись утра. Там все мертво. Людей нет, а магазинов с жрачкой уж тем более.              Хриплый смешок наводил ужаса. Мурашки пробежали по телу Леши. Да не может его этот дед напугать, что за вздор?! Перед тем, как снова сюда вернуться, Губанов прочитал о городе, который когда-то наоборот процветал и был известен своей красотой и добродушными людьми, с радостью принимавших туристов.       Если капнуть глубже в историю, можно сказать, что раньше это место было мрачным, жутким, хотя для народа это было священным местом. Когда-то в послевоенные годы там погребали умерших, чтобы отдать им дань и уважение. Как писали в блогах в недрах интернета, однажды великое бедствие обрушилось на город — злой демон завладел его территорией и принес с собой разрушение и страх. Жители Хальмер-Ю были вынуждены бежать, оставив свой родной город. Тех, кто не успел сбежать, ждала страшная участь. Демону не было интересно сразу расправляться с людишками. Эти были его ручные куклы, над которыми они издевался.              Демон насмехался над своими мучениками, придумывая все новые и жестокие способы пыток. Он сжигал им глазные яблоки раскаленными щипцами, разрывал им плоть своими клыками и копытами, сломав их души и тела до конца. Огненный кнут его хвоста раздирал плоть нарезанных кожей жертв, заставляя их вопить от боли. Длинный язык пламени щекотал их лица, оставляя ожоги на теле. Кровь стекала рекой по полу, окрашивая темные каменные плиты в ярко-красный цвет. Беспощадный и бесчеловечный, демон наслаждался каждым моментом своего варварского удовольствия, никогда не испытывая усталости или усталости. Его пытки были бесконечными, как и его жажда.              Губанов вздрогнул от представленной картины. Письмо он спрятал во внутренний карман куртки. Настолько парень провалился в свои мысли, что совсем не слушал бурчание старика, принимая это за радио, которое большую часть пути не работало. Каждый километр тянет за собой невообразимую туманную тяжесть, как бы отвлекая от реальности, вгоняя в свою собственную иллюзию — другую реальность.       Машина свернула и резко затормозила, когда водитель, сам не ожидая такого резкого торможения, попытался затормозить в последний момент. Вся масса тела пассажира, сидящего на переднем сиденье, буквально сместилась вперёд, из-за инерции. Его голова сильно ударились о переднюю панель, а ремень безопасности не смог полностью предотвратить удар, оставив на теле синяки и следы от напряжения. Весь процесс происходил мгновенно, и ошеломлённый Леша не успел среагировать. Боль от удара быстро усилилась.              Алексей посмотрел на водителя. Бедолага старик, похоже, сам не выдержал удара об руль. Рука молодого человека потянулась к мужчине, чтобы проверить его пульс. Бездыханное тело старика не шелохнулось. Это уже был не тот человек, который ехал с Губановым несколько минут назад. Его лицо, когда-то полное жизни, теперь было бледным и неподвижным, словно выточенным из камня. Веки опущены, глаза застекленели, не видя больше ничего. Слабый свет уличных фонарей падал на его кожу, придавая ей непривычную, почти каменную белизну. На висках блеск пота и алая дорожка крови. Его руки, все еще крепко держащие руль, теперь казались чужими — бесстрастными, обезличенными. В этом мгновении всё остановилось. И хотя его тело ещё сохраняло формы, его душа, вероятно, уже ушла, оставив машину и последнего в его жизни пассажира, которые теперь казались лишь тихим свидетелями трагедии.              Еле поднявшись, Леша снял с себя ремень безопасности. Боковое стекло было разбито, и через щель в машине проникал холодный воздух, словно сама природа искала выход, чтобы не дать этому моменту оставаться навсегда. Рядом с Алексеем осталась пустая бутылка воды, перевернутая и лежащая на бок, из которой лишь капли просачивались сквозь трещины на дне. Пахло металлом, резиной и чем-то еще — чем-то тяжёлым и необратимым. Тошнота подступила к горлу, и молодой человек поспешил покинуть транспортное средство. На обочине дороги, среди разбросанных осколков стекла, стоял человек, теряющий связь с реальностью.              Вечерние сумерки окутали ночную дорогу вязким туманом, будто природа пыталась скрыть его от взглядов. Свежий морозный воздух немного отрезвил его затуманенный разум. Ноги вели Лешу сами, ища какого-то спасения. Его одежда была пропитана запахом бензина и пота, а лицо было бледным и иссушенным. Глаза, обычно полные жизни, сейчас мрачно блестели, как стоячая вода в мутном озере. Тошнота, настигшая его, словно зверь, жаждущий освободиться. Сердце колотилось в груди, подобно птице в клетке, пытающейся вырваться на свободу, а в ушах стучал звуковой хаос. Время будто остановилось, все вокруг сливалось в одно великое облако боли и страха. Руки Губанова сразу начали шерстить внутренние карманы руки. «Письмо на месте», — выдохнул он, нащупав нужный предмет. Пытаясь почувствовать под ногами твердую землю, он сделал ещё шаг вперед, но мир кренился, и его живот, напомнив об ужасе инцидента, снова закололо. Он уперся рукой в борт моста, но тот, казалось, рассыпался под его пальцами, как будто и он был частью этой катастрофы. Лица когда-то знакомых и близких ему людей возникали и исчезали, словно призраки. «Они мертвы или… я?», — подумал про себя Леша перед тем, как опустился на колени. Ветер шевелил его волосы, но вместе с этим приходила и холодная дрожь, охватывающая все тело. Он закрыл глаза, чтобы избежать зрелища, но даже во мгле ему слышались глухие стуки, которые звали его обратно в реальность. Прибытие в Москву, три года назад       Автомобиль медленно выезжал из ярко освещенного аэропорта, и за окном разверзался мир, полный ожиданий и надежд. Водитель такси посмотрел на экран навигатора и горестно вздохнул от количества пробок на проложенном маршруте. Московские пробки — явление, по которому точно не скучаешь. Да и в целом скучать по тому городу и стране, из которой бежал, сверкая пятками, оставив своих родных и друзей не для Леши. На регулярной основе говорил, что хочет уехать и уедет из России. Почему? Было интересно пожить за рубежом. Когда Лешу взяли в крупную IT-компанию и предложили съездить на стажировку в Америку, он не стал долго раздумывать. Это был его шанс доказать всем, кто смеялся над его мечтой уехать в Америку, и Губанов смог. Жалел ли о том, что принял такое решение? Нет, разве что очень скучал по друзьям, которых не было рядом и их объединяли посиделки в Discorde. Леша бы многое отдал, чтобы провести хоть один веселый вечер со всеми ребятами и надеялся, что со временем кто-то из его друзей приедет к нему в США.       Несмотря на то, что за свое недолгое пребывание в Штатах, Губанов нашел новых друзей и даже возлюбленную, он все равно тосковал по своему старому и близкому другу — Вове. Братишкин, так называли Семенюка в дружеской компании, работал вместе с ним. Лешу же прозвали Хесусом. Почему? «На Бога похож», — всегда отвечали ему друзья, сдерживая смех. Семенюка он знал чуть-ли не со школьной семьи, жили в соседних подъездах. Ругались, мерились: и так как по бесконечному кругу. Леше наоборот казалось, что это их сближает с Вовой, хотя второй был другого мнения. «Старый, ты заебал, отъебись!», — прозвучал в голове голос Семенюка, от чего Алексей хмыкнул.       Молодая девушка со светлыми волосами сидела рядом с Губановым, держа его за руку. Она сидела с улыбкой на лице, отражающей волнение за своего партнера, в то время как он, сосредоточившись на дороге, краем глаза смотрел на нее, словно искал подтверждение того, что это всё — не сон. Они в Москве и не по самому лучшему поводу. Его самый близкий друг находится на грани смерти.       Когда машина покинула пределы аэропорта и вступила в пульсирующую жизнь города, проблески неоновых вывесок и фонарей. Он чувствовал, как внутри него зарождается отвратительно чувство, которое невозможно было описать словами. Руки сами сжались в кулаки, как будто пытаясь удержать мир в том состоянии, в каком он был до этого злополучного известия.       Каждый метр дороги, который они преодолевали, был тяжёлым и неловким. Алина не шептала ему слова поддержки, потому что знала, сейчас он её не услышит. Вся их поездка, начиная с Нью-Йорка, прошла в тишине. После того, как Леша узнал об том, что его друг смертельно болен, взял билеты на ближайший рейс. Девушка не осталась в стороне и сказала, что поедет с ним. В ответ Губанов лишь ей кивнул и начал собирать вещи.       Пара, сидевшая в салоне автомобиля, была напряжена, словно струны на скрипке перед выступлением. Они ехали молча, словно слов здесь уже не было места, они были лишь обузой. Виды за окном мелькали, но им не было дела до этого. Им было важно лишь одно — добраться к другу. К смертельно больному другу, который нуждался в их поддержке больше, чем когда-либо прежде. И хоть Алина была не знакома с Вовой, она не могла не сопереживать. И Леша, и Алина таили в себе множество эмоций — страх, тревогу, а самое главное надежду на чудо. Надежда на то, что не все потеряно.       И вот, спустя почти двух часов, они прибыли к дому Семенюка. Сердце замирает, в груди замирает дыхание. Они поднимаются по ступенькам, словно взлетая к небесам. На пороге их встречает друг, улыбка на лице, которая словно свет во тьме. Его жена Алина тихо пристроилась за ним, будто была его тенью.       — Единственный повод, который заставил тебя вернутся, — хмыкнул среднего роста темноволосый молодой человек.       — И я тебя рад видеть, — горестно проговорил Губанов, обнимая старого друга.       Семенюк на вид был бледным, под глазами темные круги. Толстовка на нём будто была на пару размеров больше. Похлопав «старого» по плечу, он быстро спрятал руки в толстовку, будто что-то скрывал. Алексей заметил, что руки Братишкина дрожат, словно листья на ветру, судорожно ища облегчение от непреодолимой боли. Усталое лицо покрыто многочисленными рубцами, словно тяжелые цепи, которые сдавливают Владимира. Тусклый взгляд, потухший огонек надежды, страх и отчаяние на его лице.       — Ты только не заплачь, Хес, — усмехнулся парень и кивнул в сторону спутницы прибывшего гостя, — Познакомишь нас?       Леша обернулся на девушку и мягко улыбнулся, протягивая ей свою руку.       — Алина, знакомься, это мой старый и добрый друг — Вова.       — И тут ты за мной повторяешь, — перебил его хозяин дома. Приятно познакомиться. А это очаровательная девушка моя жена — Алина.       — Взаимно, — рассмеялась девушка и лучезарно улыбнулась девушке, представленной женой. — Главное нам не запутаться.       Вторая Алина лишь кивнула головой в ответ. Ей нужны было привыкнуть к гостям, которые нагрянули к ним. Леша знал, что Алина Семенюк была достаточно тихой и скромной девушкой. Она говорила тихо, изредка запиналась, за что и просила прощение постоянно. Алина до недавнего страдала от тяжёлой суицидальной депрессии, не видела смысла в жизни и чувствовала, что всё безнадежно и бессмысленно. Для неё жизнь больше была похожа на то, с чем нужно справляться, а не наслаждаться. Каждый день казался ей тяжёлой рутиной, и у неё не было мотивации вставать с постели по утрам. Так было до момента встречи с Вовой. Находясь один на один с Вовой, она становилась другой — яркой, общительной, местами раскрепощенной. И Вова в ней души не чаял. Она была для него всем. «Особенно сейчас она тебе дороже», — промелькнула мысль у Губанова.       — Так и будем у порога стоять? Хес, давай, я помогу с вещами.       Только Вова хотел взять чемодан, как Алина встала перед ним, сказав:       — Милый, не утруждай себя, — тихо пробормотала девушка. — Я им помогу, а ты пока накрой на стол.       — Алин…       — Вова! — воскликнула девушка, что гости вздрогнули от неожиданности поведения хозяйки. — Пожалуйста…       Вова виновато посмотрел на стоящих в пороге гостей и ушел в сторону кухни. Его жена выдохнула и улыбнулась гостям дежурной улыбкой. Леша с неким сочувствием посмотрел на Семенюк. Она уловила его настроение и опустила глаза.       — Я сам все отнесу, — решил нарушить тишину Губанов. — Идите и помогите Вове.       Хозяйка дома кивнула и протянула руку, приглашая Алину пройти с ней. Светловолосая с неким недоверием протянула руку и пошла вместе с девушкой на кухню. Губанов понял, что его спутница настороженно и чуждо она относится к его друзьям. Её ревность не шутка, и он это прекрасно знал. Взяв чемодан и рюкзак, Леша направился в гостевую комнату, где сам неоднократно оставался. Сергеевна чувствовала, как внутри неё зреет буря, как пронзительный холод растекается по венам. Её взгляд, полный злости и ненависти, блуждал по лицам хозяев дома. В глазах Леши была забота, и это раздражало её — почему именно ему? Почему не ей, не ей, которая всегда рядом, всегда готова понять, поддержать и помочь? Почему эта забота показана какому-то больному утырку, который выглядит как торчок, которому надо достать очередную дозу. Какого черта они вообще сюда приперлись?       С жалостью и отвращением гостья наблюдала, как этот «торчок» ставил тарелки на стол. Его руки были в пятнах и царапинах, какие-то из них были совсем свежими. Услышав шаги позади, девушка обернулась. На кухню вошел Губанов и прошел сразу к своим друзьям. Это тронуло её, но не успокоило. Напротив — гнев, словно остриё ножа, вонзился в сердце. Не может быть, чтобы в этом взгляде и их разговорах не было части любви. В её душе заворочалась боль, которую она не могла объяснить даже себе. Её глаза стали влажными, но она сдерживалась. Не могла позволить себе слабость перед ним. Слишком гордой была, чтобы показать свою уязвимость. Но каждый раз, когда он смеялся с этим другом, сердце её сжималось, как если бы невидимые руки сдавливали грудь.       Алина опустила голову, сдерживая поток нахлынувших её эмоций. Она с самого начала понимала, что ехать с Лешей была плохая идея, но не могла себе позволить его отпустить одного. Никогда он не должен оставаться один. Он только её и ничей больше! Легкое прикосновение к плечам заставило девушку вздрогнуть. Собравшись с мыслями, она вздохнула, словно очищая грудь от ядовитых паров внутри. Леша приобнял девушку и сел рядом, пока семейство Семенюк завершали сервировку. Губанов чувствовал всеми фибрами души, что Сергеевна его ревнует и прямо сейчас её сжирает это чувство. Настолько неподконтрольное, заглушить которое невозможно простыми словами.       Комната была наполнена светом от лампочек на люстре. Воздух был насыщен ароматом свежезаваренного чая, печеных пирогов и свежей запеченной курицы, которые с любовью были приготовлены хозяевами дома. За столом, накрытым цветной скатертью, расположились четверо друзей. Каждый из них был самобытным персонажем: Леша Губанов с его вечными шутками, иногда не смешными, и историями, Вова Семенюк — непостоянный мечтатель, который всегда приносил с собой свежие идеи и планы, Алина Сергеевна — многозначительная с улыбкой, способная превращать любой разговор в увлекательную беседу; и, наконец, Алина Семенюк, которой была, по сути, душой компании, умеющей сбалансировать любое настроение.       Остаток вечера они провели за столом. Смех и разговоры сливались в единую симфонию дружбы, создавая атмосферу легкости и уюта. Губанов рассказывал, как он жил в Америке, как по случайности загремел в больницу и познакомился с Алиной. Вечер был легким и беззаботным, будто они приехали просто навестить старых друзей. И не потому, что один из них смертельно болен.       Постепенно разговоры становились всё более откровенными, и вскоре они поделились своими надеждами, страхами и даже мечтами о будущем. Словно нить, связывающая их сердца, крепко затягивалась — чем больше они говорили, тем яснее каждое слово звучало. Наступил момент, когда казалась возможна даже исповедь, но семейство Семенюк не спешило раскрывать подробности болезни. Владимир будто специально съезжал с темы, как бы Леша не пытался его разговорить. Это дало четко понять — он не готов об этом говорить.       Время пролетело незаметно — когда окно слегка запотело от дыхания хорошей компании, но оставалось лишь ощущение легкости и комфорта. Все вместе они ощутили, что ни одно мгновение не проходит даром, и эта простая дружеская посиделка станет ещё одной незабываемой главой в их общей книге жизни.       Когда прозвучали последние перезвоны посуды и смех, один за другим они понимали, что такое счастье — просто быть рядом, делиться моментами и чувствами, зная, что у каждого из них есть плечо друга, на которое можно опереться в любой ситуации. Настоящая дружба — как этот идеальный чай — горячая, сладкая и с капелькой лимона — с кислинкой, чтобы всё было в меру. Местоположение неизвестно, наше время       Глаза молодого человека, лежащего на земле, подрагивали. Он лежал на заснеженной земле, как будто его тело стало частью зимней картины, замершей в безмолвии. Снег мягко укутывал Алексея, словно белое одеяло из лёгкой перины, вбирая в себя последние лучи зимнего солнца, которое лениво пряталось за горизонтом. Губанову тяжело было открыть веки: они были тяжелыми, неподъемными.       Засыпанные снежные перины под ним были тихими и безмятежными, этот холодный покров обволакивал его, как будто сам снег обнимал его, скрывая от всех забот мира. Лицо его было расслаблено, в нём чувствовалась полная отрешённость. Боль в голове сходила на нет.       Только ветер, шаркая по земле, иногда пробегал мимо, украдкой шевеля его волосы, словно прикасаясь к его душе. Он воспринимал каждый дуновение как чье-то прикосновение, такое нежное и отдалено знакомое. Казалось, что весь мир замер вокруг, оставляя его в этом пространстве ужасающей и завораживающей красоты зимней природы.       И лишь звуки резкого треска, когда ветки деревьев, перегруженные снегом, не выдерживали своей тяжести, могли напомнить ему о мире, о его суете. Но он не спешил вставать, тратить силы, которых и так у него не осталось, где каждый снежный кристалл, осевший на его щеках, был как оберег и отражение самого зимнего спокойствия.       — Вставай, — прокряхтел Губанов. — Нужно идти…       Молодой человек открыл глаза, чувствуя, как сжалось сердце. Постепенно сердце успокоилось, но перед глазами все плыло. В голове легкий туман, как будто из далека доносились отголоски хаоса — суета, голоса. Все это давило на виски.       Алексей собрал все силы и попытался подняться. Руки, держащиеся за землю, словно корни дерева, стремительно искали опору, но они были слабы, как листья, трепещущие на ветру. Сердце колотилось в груди, отдаваясь эхо внутри, с каждым ударом ощущая слабость и страх. Постепенно, прилагая усилия, Губанов встал на колени, ощущая, как холод земли проникает в него. Держа одну руку на земле, а другую поднимая, он вдруг осознал, зачем проделал весь этот путь. Ради Вовы. Его нужно найти!       Глубокие вдохи помогали вернуть ему силы, и, наконец, он поднялся на ноги. Неуклюжая, шаткая походка напоминала о том, что он ещё не восстановился, но он не собирался сдаваться. Из кармана достал письмо и фотографию. На ней двое молодых людей: один впереди кадра был чуть-размытым, а позади стоял сам Леша. Темноволосый молодой человек на кадре смеялся. Его смех Хесус готов был слушать вечно. На заднем плане размытые точки света и тени ночного города. Палец Губанова провел по изображению старого друга.       — Вова…       Алексей выдохнул это имя. Ещё раз посмотрев на фотографию и письмо, парень спрятал их в карман куртки. Поднял голову и посмотрел в даль. Раннее зимнее утро окутано зловещим туманом, словно кто-то забыл предоставить этому месту свет и тепло. В воздухе витает загадочная и ужасающая атмосфера, которая морально давила. Туман стелиться по земле, делая каждую вещь, каждую тропинку невидимой, так что кажется, будто всё вокруг затеряно между мирами.       Леша облокачивается на мост, смотря в клубы тумана. Хрустальный свет, сквозь туман, придаёт всему особую магию, рисуя на земле хрупкие узоры и тени. Вдалеке, где туман сгущался особенно сильно, возникали тени, больше похожие на отдаленно напоминающие человеческие, но изуродованные силуэты. Их движения были неестественными, словно они были частью этого мрачного утреннего спектакля, так и не решившимися покинуть свои укрытия.       — Неужели ты на самом деле в городе? — в горле встал ком после этого вопроса. — Неужели ты можешь быть живым?..       «Хватит терять время», — буркнул на себя мысленно Леша и направился к спуску с моста. Под ногами хрустел снег, его жесткость предвещала больше, чем просто мирное утро — это был звонок к чему-то неизбежному.       Губанов поднял голову вверх. Боль в висках и голове утихла. Он даже и не понял, как оказался внизу. Странный холод, неестественная тишина, обрушивающаяся на каждое его движение, словно скрывают нечто гораздо более страшное. Шел неспеша, боясь нарушить чей-то покой. Весь лес, поглощенный плотным туманом, был как живой организм, чьи корни проникали в самые глубокие уголки разума.       Туман в лесу был не просто природным явлением. Он был чем-то более зловещим, неуловимым, не дающим возможности точно понять, где начинается путь и где он заканчивается. С каждым шагом Губанова снег хрустел под ногами, звуки становились приглушенными, а воздух — вязким и холодным. Он словно ощущал, как этот лес ползет за ним, следит за каждым его движением, сжимая пространство вокруг. Взгляд его скользил по еле различимым силуэтам деревьев, черные стволы которых росли из тумана, как мрачные стражи. Не таким он запомнил это место — совсем не таким.       Каждый новый шаг навевал мысль о неестественности, будто он сам был частью этого леса — его плодом, его ошибкой, его забытым воспоминанием. Алексей чувствовал, как в этом мрачном, белом лесу его мысли начинают путаться, а страх заполняет все его существо. Что-то было не так. Столько раз он пытался заставить себя думать о чем-то другом, но образы, звуки, забытые фрагменты прошлого все сильнее давили на его разум. Москва, дом Братишкина, три года назад       Тишина комнаты, где Леша и Вова сидят напротив друг друга, словно разрывает его душу. Он смотрит на него, на того, кто когда-то был для него целым миром, а теперь… теперь это всего лишь холодная тень, почти не осязаемая. В глазах Семенюка больше нет тех живых искорок, которые когда-то сверкали. Только бездонная печаль, порой сочиняющая свои собственные сказки, и боль, которую он старается скрыть за гримасой радости и беспечности.       — Ты так и будешь на меня с жалостью смотреть? — спросил Владимир, вставая со стула. — Или пока их нет хотя бы поцелуешь меня?       — Вова… — с придыханием отозвался Губанов. — Я…       — Да-да, ты боишься причинить мне боль, сделать плохо и бла-бла-бла, — передразнил его ворчливым тоном Семенюк. — Сколько ещё ты будешь как заведенный это говорить? Ты своими прикосновениями, наоборот, отвлекаешь меня от этого дерьма ебанного.       — Но после…       — Блять, завались! — воскликнул Вова, перебив собеседника. — Это не из-за тебя, слышишь?! Это не из-за тебя! Губанов понял, что его друг теряет контроль. Либо сейчас он его успокоит, либо очередной раз он расцарапает себя до крови. Парень схватил руки Семенюка и притянул к себе. Джеймс почувствовал, как холод пробежал по его спине, и, несмотря на то что она была здесь, с ним, он вдруг осознал, что как бы ни пытался, никогда не сможет вернуть.       — Пожалуйста, — хныкнул Семенюк. — Поцелуй меня…       Поцелуй, который случается между Алешей и Вовой — это не просто момент физической близости. Это, из раза в раз, прощание, скрытое в нежности, невыразимая боль, пронзающая через нежность их губ. Они оба растворились в этом поцелуе. Вова слегка наклонил голову, его глаза были закрыты, а дыхание — слегка прерывистым, как будто даже воздух был слишком тяжелым для нее. В руках Губанова он был легок, как призрак, но он был здесь, рядом.       Леша, почувствовав мягкость его кожи, касаясь пальцами его щеки, задумался, как мало времени им оставалось. Он не знал, сколько ещё дней или часов они проведут вместе. Он знал только одно — это были последние момент, когда они могли быть рядом, когда не нужно было ничего говорить, не нужно было ничего объяснять. Они были просто двумя людьми, которые любили друг друга.       Тихо, почти беззвучно, их губы встретились. Это был поцелуй, не полный страсти, а скорее грусти, которая пыталась найти утешение. Его губы касались ее как нечто хрупкое, будто страх потерять её мог разрушить все вокруг. Он прикоснулся к ней, чувствуя, как её тело едва сопротивляется, как её сила уходит, растворяется в этом поцелуе.       Тихо, почти беззвучно, их губы встретились. Это был поцелуй, не полный страсти, а скорее грусти, которая пыталась найти утешение. Губы Губанова касались губ Семенюка как нечто хрупкое, будто страх потерять друга мог разрушить все вокруг. Он прикоснулся к нему, чувствуя, как его тело едва сопротивляется, как его сила уходит, и как они вместе растворяются в этом поцелуе.       Со стороны, поцелуй был тихим, едва ощутимым, как дыхание Вовы, которое, возможно, уже не принадлежит жизни. Он знал, что Семенюк уходила. Он знал, что этот момент был прощанием с ним, так же, как и его. Но в этом поцелуе была любовь, и она была настолько сильной, что почти могла затмить всю боль и исцелить их обоих. Прощение, как последний акт, когда слова теряли смысл, а чувства говорили сами за себя.       Прервав поцелуй, их глаза встретились. В них было столько всего: сожаление, прощение, память о прошлом, которое никогда не вернется. Ненависть — то, что постоянно испытывал Владимир. Его сжирало это чувство, когда он видел жалость в глазах других людей. Но все же, между ними оставался неразрывный мост — не того мира, который они теряли, а того, который они создали вместе.       — Вова, ты не жалкий, — чмокнув Семенюка в лоб, Губанов потянулся руками к толстовке, задирая её вверх. — Я тебя люблю любым, каким бы ты не был.       Парень поднял руки вверх, позволяя снять с себя лишний предмет одежды. Торс, руки, плечи — все было в синяках, царапинах и язвах. Семенюк смутился пристальному взгляду стоящего напротив него друга. Холодные руки Губанова на его плечах заставили вздрогнуть и поёжиться. Руки блуждают по телу, а пальца будто вырисовывают узоры. Семенюк вздохнул. Этого мало, слишком мало. Старый черт будто игрался с ним, специально дразнил. Его пальцы осторожно касаются лица, приподнимая подбородок, как будто боялся, что прямо сейчас Вова исчезнет. Он ищет взгляд, и Семенюк предоставляет такую возможность. Глаза его полны не только страха, но и нежности — той самой нежности, которая остаётся даже в самых тяжёлых моментах.       Губанов тянет за собой Семенюка, а тот, подобно тряпичной кукле, следует за ним. Бессильный перед этим соблазном, не может устоять от такого искушения. «Ну, Хес, как всегда — непредсказуемый», — смеется про себя Вова, садясь сверху на партнера, который сам рухнул на диван.       Леша понимает, что сейчас тело Вовы настолько хрупкое, но в тоже время невероятно нежное. С каждым движением они раскрываются друг перед другом. Их тела, как и сердца, становятся открытыми, уязвимыми. Руки Братишкина обвивают шею Хесуса, а второй, в свою очередь, не смея торопить это событие, тянет его к себе. Он чувствует, как его дыхание становиться всё более прерывистым от жадности поцелуя, как её руки ищут опору в его теле, и как её сердце бьется рядом с его, переполняя всё существо таким знакомым, родным теплом. Когда губы Семенюка встречаются с кожей Губанова, всё вокруг будто замедляется. Хес ощущает тепло, запах, присутствие Братишкина в каждом прикосновении. Леша понимает, что они не просто два тела, которые хотят быть вместе. Они — два человека, которые на грани потери и теперь ищут в этом единственном моменте всё, чтобы не допустить этого.       Рука Вовы скользит по его телу, едва касаясь, как если бы он боялся причинить боль, но в этом поединке нежности и страха не было ничего жестокого. Это был танец двух душ, которые вновь нашли друг друга в этом потерявшем краски мире, полном незаслуженных потерь и туманных иллюзий. И как бы не было сложно — они решают быть здесь и сейчас. Без каких-либо пустых обещаний. Кладбище Хальмер-Ю, наше время       Через мгновение Губанов ощутил, как холодное дыхание леса касается его шеи, как будто кто-то стоит прямо позади него, смотрит на него из-за шершавых стволов деревьев. Мороз щиплет его щеки, а снег на длинных ресницах и волосах постепенно тает, из-за чего ледяные капли стремительно скатываются по шее и за шиворот, холодя такую чувствительную кожу. Он не решался обернуться, но понимал: то, что он ищет, уже рядом.       И вот, после, как ему казалось, бесконечного пути, он вышел из пленяющего тумана. Хесус обнаружил себя на старом кладбище, где между изломанных памятников и покосившихся крестов простиралась могила, похороненная в земле, скрытой под слоями снега. Туман, как вуаль, окутал каждый камень, каждый крест, и в этом туманном светиле зловещая тишина наполняла пространство. Парень поежился, но прошел дальше.       Кладбище было пустым, но ощущение присутствия было невыносимо сильным. Он подошел к одной из могил и замер. Почти можно было услышать, как его сердце бьется в унисон с тишиной этого места, как будто каждое биение отражалось от холодной земли, отдавая эхом в темных уголках его разума. Он не один. Среди этого тумана Леша разглядел силуэт девушки, которая передвигалась от одной могилы к другой. Ее русые волосы колыхались на ветру, придавая ей воздушность и загадочность. Она смотрела вдаль, словно искавшая ответы на неизреченные вопросы. Губанов выждал момент, когда девушка остановится на очередной могиле. Та, словно поймав сигнал его мыслей, присела у очередного надгробного камня, проведя по нему рукой. Леша тихо подошел к незнакомке и потянулся к её плечу, но та быстро вскочила и обернулась. Алина?!       — Прости, — виновато посмотрел на неё парень, убирая руку в карман.       Он не верил своим глазам. Перед ним стояла жена его умершего лучшего друга! Давно он о ней ничего не слышал. После смерти Семенюка, его жена будто испарилась. Их последняя встреча на похоронах. Тогда Алина сама была словно живой труп: бледная кожа, щеки впалые, а в глазах не было никакой жизненной искры. Они потухли с уходом Вовы — навсегда. Даже сейчас она выглядит такой же.       — Ой, извините, я лишь… — запинаясь, ответила девушка.       — Это я должен просить прощения, что напугал тебя, — Леша решил подыграть этой игре в незнакомцев, поняв, что доказывать ей что-то бессмысленно. — Я не хотел. Я… Немного заблудился       Девушка вопросительно на него взглянула. Её большие серые глаза, пухлые потрескавшиеся губы, щеки были розовыми от холода. Отрешенная, не понимающая о чем речь.       — З-заблудился? — нотки недоумения были слышны в её голосе.       Леша был в замешательстве. Ему казалось, что сейчас он ей кажется каким-то сумасшедшим, который забрел в самую глушь, ещё и додумался на кладбище припереться. Хотя, может быть, они сейчас вдвоем со стороны такими кажутся. Но, все же, перевес не в его сторону. С дорожкой крови на лбу, которую он так и не удосужился как-то убрать, скрыть.       — А-а, да-а, мне нужно в Хальмер-Ю. Я правильно иду?       — Гх, — девушка запнулась, неприятно поморщившись. — Да, правильно.       Алина показала рукой в туман и быстро протараторила:       — В тумане плохо видно, но дорога тут всего одна. Не ошибетесь.       Губанов кивнул, бросил «Спасибо» и развернулся, чтобы оставить девушку одну, не смущая её своим присутствием. Однако брюнетка не хотела его отпускать. Было в этом человеке что-то знакомое. Она слишком давно не чувствовала внутри тепла, родного и давно забытого.       — Подождите, — неуверенно Алина окликнула путника, на что он обернулся. Их взгляды снова встретились. — Не… не стоит туда ходить. Этот город… это… это нехорошее место!       Леша подошел к ней ближе, но Алина увеличила дистанцию между ними. В её глазах был страх, она вся сжалась, руки прижала к груди. Она напоминала запуганного кролика, которая попалась в лапы дикого зверя. Будто у неё нет выбора убежать.       — Там опасно? — поинтересовался парень, не решаясь сделать ещё один шаг.       — Возможно, — Семенюк отвела взгляд от парня. — Трудно объяснить, но…       — Я буду осторожен, — со всей теплотой в голосе заверил её Губанов.       — Я не вру! — возмутилась собеседница, сделав шаг вперед.       — Я верю тебе, просто, — парень замялся, не решаясь рассказать причину своего прибытия здесь. Набрав воздуха, на выдохе все же решил признаться. — Для меня не имеет значение опасно там или нет. Я все равно туда отправлюсь.       — Но зачем? — голос Алины дрогнул.       — Я ищу… — он не мог ей признаться. — Ищу кое-что важное, или, точнее, кое-кого.       — Этот человек стоит того? — её голос помрачнел, а взгляд стал пустым.       — Да.       На полученный ответ Семенюк лишь вздохнула и кивнула головой. Она тоже искала кое-кого. Человека, который был важен в её жизни, но кто это мог быть она не могла вспомнить. Будто сама не знает, нужно ли ей здесь находится или это какая-то шутка. Но этот парень… казался ей слишком знакомым. Она его знала? Нет, скорее всего ошиблась.       — Удачи в поисках, — единственное, что смогла выдавить из себя Алина, прежде чем развернутся и оставить путника одного.       Девушка скрылась в объятьях тумана. Леша не стал её допытывать, останавливать. Возможно, если они ищут одно и тоже, то их дороги ещё раз сойдутся. Он оглядывается на старые могилы, покрытые снегом, и на темные кресты, словно молчаливо молящиеся за ушедших. Воздух пронизывает прохладная влага, заставляющая его вздохнуть глубже и погрузиться еще глубже в свои мысли.       Разговор с Алиной заставил его задуматься. Может её не стоило оставлять одну? Не стоило так просто отпускать, не стоило скрывать кто он? Слишком много вопросов вихрем кружили в голове. Да и кладбище не место для откровений.       Наконец, пройдя пару тройку километров, оказывается у таблички с надписью «Добро пожаловать в Хальмер-Ю». Он не решался продолжить путь, но все же сделал шаг вперед. Губанов чувствовал оцепенение, страх его поедал изнутри. За приветствующей табличкой скрываются в тумане ветхие домики. Здесь все чуждо и пугающе. От города, живущего своей жизнью, ничего не осталось.       Морозный ветер пронизывает до костей пустые улицы заброшенного города, где когда-то гудели заводы, кипела жизнь и шумели толпы прохожих. Старые здания, окрашенные в бледные оттенки, словно молчаливо взывают о прошлом великолепии и шуме, который давно умолк.       Разрушенные здания, заброшенные дома, машины, стоящие на месте, словно забытые мечты о нормальной жизни. На фасадах зданий видны трещины и обломки кирпичей, окна выведены досками, а крыши прогнили от времени. Пустые магазины и кафе, где раньше собирались жители города, теперь лишь напоминают о давно ушедших временах. Здесь время остановилось, как и всевозможные законы природы. От зимы тут и не было следа. Улицы покрыты слоем пыли и мусора, заросли поросли трещинами асфальта. Только время от времени пролетают птицы, создавая иллюзию живой картины.       Этот город стал кладбищем, и каждый поворот улицы открывает новые тайны. Леша надеется, что на все вопросы он найдет ответы, тайны будут разгаданы.