Прости, мне придётся убить тебя

Ничего больше не оставалось, кроме как обратиться к дилеру. Алтан не спал, а вместе с ним не спали и все остальные. Вадим не видел решения лучше, кроме как найти таблетки, которые бы помогли Алтану успокоиться. Уяснить, что Вадим не опасен – нужно только вести себя хорошо. Вспомнить, что им даже было неплохо вместе, пока он не показывал зубки. Ещё до катастрофы Вадим неплохо общался с представителями нелегальной аптечной сети – толковые ребята могли достать любой препарат, были бы деньги. Правда, Вадим слабо представлял, какой именно препарат ему нужен. Алтана следовало грамотно урезонить – в идеале вылечить голову. Но фармацевт, даже самый талантливый, всё-таки не доктор, поэтому запрос следовало формулировать осторожно. Успокоить. Вернуть ему сон. Когда Алтан выспится, с ним можно будет взаимодействовать нормально. Вадим знал, что львиная доля истерик происходит от недосыпа и голода. Почему Алтан должен быть исключением? Исключительный он, конечно, по-своему даже уникальный, но, как и все – из плоти и крови, а значит и нужды у него человеческие. Правда, в самый последний момент, когда Вадим уже собирался связаться с одним из знакомых ребят и попросить хорошее снотворное, возникло вдруг импульсивное желание обратиться к психиатру. Это всё-таки как-то... надежнее. К тому же у него был один на примете. Он был одним из тех, кто умудрился сохранить высокое положение, несмотря на масштабный цифровой апокалипсис, потрясший все шесть континентов. В это время многих богачей начали «раскулачивать», началась настоящая мясорубка – практически первобытная война за ресурсы. Рубинштейн богачом не числился, однако его деятельность требовала особых затрат. И, похоже, тайные эксперименты, которые он проводил за счёт Петербургской элиты, всё-таки оказались полезны, потому что у него остался собственный кабинет и солидная охрана. Возможно, поменялись спонсоры. Кабинет на Вадима особое впечатление не произвёл – он бывал в местах и получше. Зато сразу заметил замаскированное под декор оружие – холодное и огнестрельное. Рубинштейн знал, что на него могут напасть, поэтому тщательно готовился. Охрану снаружи даже не скрывал. Было в кабинете и оружие психотического типа. То, во что Вадим не верил, однако на службе его готовили и к такому виду воздействия. Что Вадиму понравилось, так это удобные кожаные кресла, роскошный ковёр – шедевр ткацкого искусства, и большой камин, вделанный прямо в стену. Массивный стол из красного дерева выглядел на фоне этого великолепия почти пошло, а роскошных безделушек оказалось так много, что они терялись. Возможно, у Рубинштейна всё-таки был вкус, однако он тщательно это скрывал. – Проходите, – проговорил доктор Рубинштейн, махнув рукой. Из-за стола не встал – другой человек и не понял бы, что это значит, но для Вадима всё стало предельно ясно. Рубинштейн пытался показать, кто мужик в комнате. – Присаживайтесь. Кресло оказалось таким же удобным, каким и выглядело. Вадим слегка откинулся назад, в последний раз обвёл взглядом комнату, прежде чем сосредоточился на враче. Ничего не упустил – все потенциально опасные вещи лежали слишком далеко. Не то чтобы он волновался из-за Рубинштейна – это была профессиональная привычка оценивать обстановку. – Что Вас беспокоит? – мягко поинтересовался Рубинштейн. Без приветствий, без объяснений – сразу к сути. Вадим сразу ощутил, что они с доктором – одного поля ягоды. Рубинштейн никогда не смог бы работать в рамках закона. Вадим – тоже. Он всегда был в числе неудобных людей, которые делают грязную работу за других. Кто бы мог подумать, что именно они в условиях нового мира останутся на коне? – Меня? Ничего, – ответил Вадим, позволяя себе широко улыбнуться. – Мне нужны таблетки, чтобы успокоить моего питомца. Он был травмирован одним человеком. Рубинштейн опустил подбородок на руки и, кажется, даже улыбнулся в усы. Глаза у него были внимательные, цепкие, но Вадима это никак не волновало. Он никогда не скрывал свою суть, и его не беспокоило, какие выводы о нем делают люди. Вадим их делил на два типа: те, кто платит, и те, на кого плевать. – Этого слишком мало, – заметил Рубинштейн, видимо, осознав, что Вадим не собирается дальше обрисовывать картину. – Чтобы правильно подобрать препарат, мне нужно знать все симптомы. В идеале... увидеть Вашего питомца, обследовать. – Это невозможно, – отрезал Вадим, чуть склонив голову в бок. – Симптомы я Вам и так назову. Он практически не спит, кричит во сне, у него каждый день случаются истерики. Появились ложные воспоминания. Иногда он... разделяет меня. Взгляд Рубинштейна заинтересованно вспыхнул под очками. – В каком смысле? – поинтересовался он. – Для него есть Вадим. И есть Дракон. Плечи Рубинштейна опустились. Взгляд стал ещё пристальнее, будто он пытался влезть к Вадиму под кожу и изучить. – Как любопытно, – протянул Рубинштейн, растирая подбородок. На сей раз улыбки он не скрывал, и это неуловимо начало нервировать. – То есть, Вы и были человеком, который его травмировал. – А даже если и так? – с вызовом уточнил Вадим. Не удивительно, что доктор нанял себе личную охрану. Мало кому нравится, когда собеседник открыто корчит из себя умника. Не то чтобы Рубинштейн не имел на это право – кто-то называл его гением. Однако для Вадима это значения не имело. Мертвые всегда выглядят одинаково. – Я Вас не осуждаю, – спокойно сказал Рубинштейн, чуть откинувшись назад. Голос звучал обманчиво-заботливо – возможно, так он и говорил с пациентами, пытаясь расположить их к себе. – Мне просто нужно знать больше деталей для полноты картины. Позвольте мне нескромный вопрос: Вы питаете к этому человеку особые чувства? – С чего Вы взяли? – Знаете, мы ведь с Вами заочно знакомы, – произнёс Рубинштейн и как-то фривольно подпёр щёку кулаком. – О Ваших профессиональных навыках легенды ходят – будь у меня больше денег, я бы нанял в качестве охранника именно Вас, – Вадим несдержанно хмыкнул. – Но и о Вашем норове известно предостаточно. Вы не сдерживаете себя во время развлечений и легко выбрасываете сломанные игрушки. Вы не станете утруждать себя починкой, даже если сломали их сами. Значит, есть особая причина, почему Вы обратились ко мне, – вкрадчиво заметил Рубишнтейн. – Тем более, Вы могли бы просто накачать беднягу наркотиками. Нелегальная фармацевтическая сеть работает так же хорошо, как и до катастрофы. Даже ещё лучше – сейчас многим нужна возможность... забыть. Вадим прищурился – он ни с кем не делился своими планами обратиться к дилеру. Только подумал, прикинул – даже связаться со знакомым торговцем не успел, чтобы навести справки. И вот Рубинштейн слово-в-слово озвучил ход его мыслей. Будто пары обрывочных сведений было достаточно, чтобы составить в голове портрет Вадима, мало отличающийся от реальности. – Давайте мы с Вами договоримся, – сказал Рубинштейн, откидываясь в кресле ещё свободнее. – Вы честно ответите на мои вопросы — это поможет мне составить анамнез и также будет полезно для моих исследований... Правда, я скорее изучаю двойственность человеческой личности, но, когда пациент разделяет кого-то другого — это тоже очень любопытно. Вы ответите на мои вопросы, – повторил Рубинштейн, словно они уже договорились. – А я дам Вам нужное лекарство – бесплатно. И, гарантирую, это будет то, что идеально удовлетворит Ваш запрос. Всё будет честно. – Ну, хорошо. Очевидно, Рубинштейн пытался вести какую-то игру, и его явно больше интересовали собственные исследования, но Вадим не собирался регулярно с ним видеться и вовлекаться в какие-то сомнительные эксперименты. Сейчас они говорили на равных и делить им было нечего. Он ничего не терял. Рубинштейн вытащил из ящика стола ежедневник и щёлкнул автоматической ручкой, чтобы начать делать пометки. – Не задумывайтесь, отвечайте первое, что приходит на ум, – проговорил Рубинштейн совершенно другим тоном. Его рука приблизилась к маятнику – ранее Вадим принял его за пресс-папье, а теперь отчётливо видел грузик на металлической нити. – Без этой штуки, – резко сказал Вадим, быстрым движением вынимая тесак из голенища высокого армейского ботинка. Рубинштейн замер, заинтересованно осматривая лезвие. Пальцы так и зависли над маятником. – Мы ведь договорились: я отвечаю честно. Без этих Ваших штучек. Вадим хорошо видел, когда собеседник проникается к нему уважением. Рубинштейн улыбнулся – это была не снисходительная улыбка. Он заметил то, что Вадим понял несколько минут назад и терпеливо позволил ему убрать тесак обратно в голенище. – Что Вам нравится больше всего? – спокойно поинтересовался врач. – Убивать, – ответил Вадим, вытягивая ноги. Рубинштейн невольно фыркнул. – Что на втором месте? – поинтересовался он. – Пытки. – А на третьем? – Секс. Пометки Рубинштейн делал так быстро, что Вадим едва успевал следить за движениями его руки. Он не казался удивлённым – напротив, во взгляде, направленном в ежедневник, читалось удовлетворение человека, который получил подтверждение своей теории. – Что Вы чувствуете, когда убиваете? – уточнил Рубинштейн, вновь посмотрев на Вадима. – Возбуждение, в основном, – поведал Вадим, на долю секунды воскрешая в голове последний заказ. Тогда он разгулялся от души – от него требовалось вырезать целый особняк, и Вадим нисколько не сдерживался, последовательно уничтожая его обитателей. – Эйфорию. Да, пожалуй, что так. – Очень любопытно, – не скрывая удовольствия, произнёс Рубинштейн. – У Вас когда-нибудь был секс с мертвецами? – Я что, больной по-Вашему? – усмехнулся Вадим, невольно крутанув пальцем у виска, и посерьёзнел. – Нет, такого никогда не было. Напарник у меня хотел взять одну бабу, пока она ещё «тепленькая», но это даже для меня слишком. Рубинштейн задумчиво посмотрел на него через очки. Невозможно было понять – он сомневается или просто задал контрольный вопрос, чтобы убедиться в какой-то своей теории. – А что Вам нравится в этом юноше? – внезапно переключился Рубинштейн. – Чем он Вас так зацепил? – Он... у него есть... порода, – проговорил Вадим задумчиво, рисуя в голове образ Алтана. Он помнил его лучше, чем самого себя, и даже сейчас его каменно-ледяной облик вызывал лёгкий трепет. – Благородная стать, которую хочется укротить. Мне нравятся его волосы. Его высокие скулы. Его матовая кожа, – Вадим невольно провёл языком по губам. – Его запах. Казалось, сейчас доктор спросит, а давно ли у него началось влечение к мужчинам, в какой момент он осознал себя и не трогал ли его кто-то в детстве, но Рубинштейн отчего-то совершенно этим не заинтересовался. – Как часто Вы о нем думаете? Вадим рассеянно пожал плечами. – Всё время. Рука, держащая ручку, замерла над ежедневником. Взгляд Рубинштейна сейчас казался непроницаемым, но от того был не менее цепким, чем прежде. – А на работе? – уточнил он. – Никогда, – отрезал Вадим. – И когда еду на задание тоже — планирую, прикидываю, как войду в дом, как обезврежу охрану... никогда не отвлекаюсь дела. Я отделяю работу и развлечения. Но уже возвращаясь с задания я думаю о нём, – признал Вадим. – Или во время... зачистки помещения. Ему нравятся красивые вещи, – внезапно вырвалось у него. Вадим и сам не заметил, какой восторг вызвало у него это наблюдение. –У меня иногда появляется желание украсить пространство вокруг него. Он и сам — красивая вещь. Дорогая, – с чувством произнёс он. – Изысканная. Этот ответ доктор записывал особенно подробно. – А Вам нравится ломать красивые вещи? – Да, очень, – с удовольствием произнёс Вадим. – Уничтожать что-то красивое и дорогое, может быть, даже приятнее, чем убивать. Люди по своей природе – все одинаковые, – заметил он мимолётно. – А вот разбить уникальную вазу можно только раз. – Вы никогда не хотели убить его? – поинтересовался Рубинштейн. – Хотел. И хочу, – ответил Вадим, чуть наклоняясь вперёд. Стоило помыслить об этом, и желание вновь закипало в крови. – Но всякий раз я думаю о том, что смогу пережить этот момент лишь единожды, и тогда я уже не испытаю это снова. Не смогу больше им наслаждаться. Иногда я придушиваю его — наблюдаю за тем, как жизнь покидает его тело. В этот момент меня накрывает экстаз, – поделился Вадим, и сладкая дрожь прокатилась волной. Алтан, слабеющий в его руках – зрелище завораживающе великолепное. Алтан, хватающий его, как спасительную ниточку – божественный дар. В этот момент прекрасно всё – его влажные глаза, его дрожащие губы и краснота разливающаяся по лицу. И следы пальцев, проступающие на следующий день. – Но потом я даю ему кислород. И когда я вижу, как он цепляется за мою руку, пытаясь отдышаться… Это что-то за гранью наслаждения. – Любопытно, – повторил Рубинштейн и, наконец, отложил ежедневник. – Расскажите поподробнее про его травму. Слово «травма» заставило вынырнуть из приятных размышлений. Травма... В сущности, как именно он его травмировал? Разве можно назвать изнасилованием то, что произошло по желанию? У Алтана был шанс (и не один) сделать секс более... классическим. Он сам нарывался. Уж не потому ли, что ему на самом деле хотелось этого? Он вполне мог избежать того, что случилось, если бы просто лёг в постель. – Зачем? – резко спросил Вадим. – Просто дайте мне таблетки, чтобы он спал по ночам. И чтобы у него не случалась истерика всякий раз, как он видит меня, – добавил он, махнув рукой. – Что Вы с ним сделали? – спросил Рубинштейн со странным нажимом. Интонация Вадиму не понравилась. Вызвала лёгкое раздражение. – Ничего, – спокойно сказал Вадим, вынимая из кармана зубочистку, и положил её в уголок рта. Дурацкая привычка появилась, когда он бросал курить, но от неё, по крайней мере, вреда была намного меньше. – Просто поучил уму-разуму, когда он начал дерзить. Я исполнял все его желания и, видимо, зря это делал. Рубинштейна его слова не впечатлили. Он встал из-за стола – Вадим внимательно следил за его движениями – и подошёл к большому шкафу, где рядком стояли книги. – А реакция на Вас у него всегда одна? – между делом протянул Рубинштейн. – Не всегда, – ответил Вадим, закладывая руку за спину, но поза почему-то показалась неудобной. – Иногда ему кажется... что мы с ним уже были знакомы раньше. Это для него Вадим. Тоже наемник и вместе с тем – рыцарь в сияющих доспехах. Алтан даже не слишком его украсил в своей голове, не добавил каких-то особых романтических обстоятельств их знакомства, – Вадима действительно могли бы нанять в качестве охранника для отпрыска из богатой семьи – но почему-то относился к нему куда нежнее, чем к «Дракону». – Мне нужно пообщаться с ним лично, – заключил Рубинштейн, поворачиваясь к Вадиму лицом. Начинается. Задал тонну вопросов, чтобы усыпить бдительность, и вновь решил продавить уже решенный вопрос. Хитрый жук – этот Рубинштейн, но на каждый черствый сухарь обязательно найдётся металлический зуб. – Это исключено. Слушай, док, мы договорились, что я отвечаю на твои вопросы, а ты даешь мне таблетки, – напомнил Вадим и как-то естественно похлопал себя по голенищу. – Я не соглашался на дополнительные условия. Рубинштейн цокнул языком. – Вы совершаете большую ошибку, – проговорил доктор неестественно озабоченным тоном. – Ваш питомец болен серьезнее, чем Вы думаете. И виноваты в этом Вы, – вдруг с нажимом добавил он. – Исключительно Вы. Терпение Вадима начало подходить к концу. Он медленно встал с кресла, однако не двинулся навстречу доктору, позволяя ему не усугублять ситуацию. Конечно, можно перевернуть тут всё вверх дном, но уйдёт масса времени на изучение этикеток. И пытки. – И что мне с этого? – поинтересовался Вадим равнодушно. – Свои условия я выполнил. Рубинштейн вздохнул – наклонился к нижнему ярусу книжного шкафа, где находился выдвижной ящик. – Вот Ваши таблетки, – удручённо произнёс Рубинштейн, вытащив баночку с препаратом. – Но этого мало, чтобы обеспечить выздоровление. Вашего питомца нужно перевезти как можно дальше от места, где случилось травмирующее событие. Соленый морской воздух очень полезен, – объяснил он. – Долгие прогулки. Смена деятельности. – Это дорого, – отрезал Вадим, выхватывая из рук доктора баночку таблеток. Она оказалась тяжелее, чем он себе представлял. – К тому же я не могу его выгуливать. Теперь, когда он получил таблетки, настроение Вадима стало намного лучше. Хоть разговор и был по-своему утомительным, он не отдал ни копейки за лекарство. Оставалось только вернуться домой. – Это рекомендации, – устало заметил Рубинштейн. – В идеале Вам следует привести его на прием. Мне нужно с ним пообщаться, – вновь завёл свою шарману доктор. – Нужно увидеть... – Единственный, с кем он будет общаться, это я. До свидания, док, – сказал Вадим, чуть смягчившись, и всё-таки остановился в дверях. Угрожать не хотелось, однако Рубинштейн не был тем человеком, чьи чувства стоило щадить. – Лучше бы твои таблетки сработали. – Уверяю, они сработают лучше, чем Вы можете себе представить, – ответил Рубинштейн, возвращаясь в кресло. – Спать он точно будет, как убитый.