Нельзя умереть дважды

Бостон, настоящее время

— Ты знал, что Крекстоун хочет убить Ларча до того, как вы его похитили? — Торп задает прямой вопрос задержанному. Допрос еще продолжается. — Послушай, Тайлер, — говорит Ксавье и подается вперед, сложив руки в замок. — Агент Галпин, попрошу, —резко прерывает он, пытаясь вернуть себе хоть тень уверенности. — Уже нет, — отрезает Ксавье легко и спокойно: — Ответь на мой вопрос. — Я не буду говорить без адвоката! — выкрикивает Галпин, словно мантру, цепляясь за последние крупицы контроля. — А тебе точно нужен адвокат, Тайлер? — Торп поднимает бровь, демонстративно указывая на лежащие на столе папки. — Тут на несколько пожизненных.Я распоряжусь, чтобы тебя отправили в сизо незамедлительно. Тайлер занервничал, глаза забегали, да и сам он не на шутку напрягся. Пока он в допросной ему ничто не угрожает, но камера дело другое. Сомнения терзают его кудрявую голову, а сам он устал сидеть в душной допросной без нормального сна и еды. Он знает тактику бюро, его прижимают со всех сторон, круг сужается и что бы ни произошло, его дни сочтены. Бюро посадит его, а в тюрьме ему не дадут отсидеть и месяца. Остается только одно — молить о пощаде. — Ты понимаешь, что тебя убьют, Тайлер? — продолжает Торп, наклонившись ближе. — Одного подкупленного охранника будет достаточно. Или, может, ты думаешь, что Крекстоун оставит тебя в живых за молчание? Тайлер нервно стучит пальцами по столу. Слова Торпа звучат, как приговор. — Ладно! — выкрикивает он, и голос срывается. —Я все скажу, только… — Тайлер делает паузу, — Только… мне нужна программа по защите свидетелей. — Это просьба? Или требование? — с улыбкой спрашивает Ксавье, — Ты ведь не глупый парень и понимаешь, что едва ты покинешь допросную, люди Крекстоуна найдут тебя. И им будет плевать, что ты нам сказал или не сказал.— Торп кладет ладони на стол, и приближается к Тайлеру, переходя на вкрадчивый, почти ласковый тон, —Скажу честно, сейчас у Джозефа хватает забот и без тебя, но как только он поймет, что к чему — ты труп. Так что да, тебе очень нужна программа по защите свидетелей, и мы тебе её дадим. Но при условии, что твоя информация окажется полезной. Я понятно объясняю, Агент Галпин? Каждое слово вбивает по гвоздю в крышку гроба Тайлера, по одному за каждого, чья кровь на его руках. — Что вы хотите знать? — неуверенно произносит Галпин. — Ты был одним из информаторов Энид в ее расследованиях? Тайлерерзает на стуле. Медлит с ответом, зная, что эту шахматную партию ему не выиграть. — Да или нет? — настаивает Торп. — Да. Торп молча смотрит на него, не отводя глаз, что заставляет Галпина нервно облизнуть пересохшие губы. — Какие сведения ты давал ей? — Экономические преступления— выдавливает он из себя. —Она работала над разоблачением Крекстоуна и хотела знать, светится ли его имя в делах бюро. — А оно светилось? Тайлер молчит, поднимает глаза, встречаясь с взглядом Торпа, но тут же отводит их, словно под его взглядом было слишком тяжело находиться. — Светилось или нет? — Да, но все доказательства были косвенными. — Где ты был в ночь убийства Петропулосов? — Торп снова атакует вопросом, не давая Тайлеру времени перевести дух. Задержанный резко выдыхает, сцепив руки так, что костяшки побелели. — Я был у них, — говорит он, и эти три слова повисают в воздухе, наполняя комнату гнетущей тишиной. Торп приподнял бровь, ожидая продолжения. — Зачем ты пошел к ним? Тайлер замер. На его лице было написано отчаяние. Он смотрит в зеркало, за которым прячутся невидимые наблюдатели, а затем снова переводит взгляд на Торпа.Тайлер знает — Торпу известна правда. Как и известна тем, кто стоит за стеклом зеркала. — Крекстоун приказал убить их, — признается он наконец, его голос дрожит, словно он борется с каждым словом, с каждым демоном внутри. — К ним должен был явиться отец, но он отказался. Тот узнал, что Энид шпионила за деятельностью Крекстоуна. Тайлер дышит часто, его грудь тяжело вздымается. Ещё немного и у него начнется гипервентиляция. — Я не знаю, что она нашла, отец сказал, что ничего значительного. Но Джозеф не поверил и послал их убить. Вместо него пошёл я, потому что она… — Тайлер запнинается и умолкает, будто не может заставить себя произнести последнее слово. Торп чуть подается вперёд, его глаза прищуриваются. — Потому что тебе она доверяла. Эти слова звучат не как вопрос, а как утверждение. Тайлер не отвечает, но его дрожащие губы и опущенная голова говорят больше, чем любые слова.

***

Нью-Йорк, за 83 часа до задержания Аддамс вскакивает с кровати как ошпаренная и ошалевшими, но все еще сонными глазами пытается понять, где она находится. Голова тяжелая от слез и стресса, но абсолютно пустая. Ни одной чертовой мысли, только белый шум. Голосовые связки горят и ноют, она не знает где находится. На соседней кровати она видит знакомые вещи — это одежда Торпа, в ванной шумит вода. Уэнсдей всё еще пытается понять в Бостоне она или в Нью-Йорке, и чтобы убедиться, подходит к окну. Она всё еще здесь. И ей очень хочется, чтобы случившееся было просто очередным кошмаром, но, увы — это реальность. Она берет телефон, чтобы проверить входящие. Пагсли звонил с десяток раз, Уимс тоже, часть сообщений ушло на голосовую почту, но не успела она набрать код, чтобы их прослушать, как раздался новый звонок. Номер неизвестен. Она нажимает на экран сенсора и отвечает. — Аддамс, я вас слушаю. — Уэнсдей Аддамс — это вы? — Да, это я. — Полиция Нью-Йорка, сегодня ночью был найден труп пожилого мужчины, вы должны приехать на опознание. — Диктуйте адрес. Записав адрес, Аддамс кидает телефон на кровать, собирая мысли воедино. — Ты проснулась, — утверждает очевидное Торп, выходя из ванной. — Как видишь, — холодно отвечает ему Аддамс. Она держится как ни в чем небывало, будто ничего и не произошло. Ксавье узнает эту холодную отчужденность и не старается напирать. — Звонили из полиции? — находчиво замечает он. — Да, нам нужно алиби, — справедливо замечает Уэнсдей. — Я уже обо всем позаботился, — в голосе Торпа царит спокойствие и мягкость, несколько противоестественная, учитывая ситуацию. Аддамс слегка вскидывает брови вверх, ожидая подробностей. — Уэнс, вчера мы были в Карнеги Холл на концерте, а затем на вечеринке. Пагсли все устроил, наши брони билетов, я подкупил фотографа, чтобы нас вставили на фото. Вот, взгляни, — Торп показывает фото и, если не знать, что это фотошоп, никто и не догадается, что они поддельные. Аддамс, удивленная расторопностью и находчивостью Торпа, награждает его молчаливым восхищением, а затем произносит: — Я должна привести себя в порядок. — Буду ждать внизу. Тебе заказать поесть? — Только кофе, — Аддамс запинается на секунду и продолжает: — И блинчики. С маслом и сиропом. Торп смотрит на нее с участием. Он знает каково ей, но не хочет ухудшать и без того не радужную ситуацию. — Уэнс, — наконец произносит он. Аддамс смотрит на него печальными, полными боли и решительности глазами. — Мне жаль, — добавляет Торп. Она чувствует, что это искренне. — Я знаю, Ксавье. Едва она закрывает дверцу душевой кабины и включает воду, как ее плечи содрогаются в новой волне плача отчаяния. Плача без слез и звука, потому что вчера она выплакала последнее, что у нее осталось. Слез больше нет, только жажда возмездия и миг безутешной печали, который она позволяет себе в последний раз. Головная боль и усталость утекают в слив вместе с теплой водой.На смену приходят решительность и пугающее спокойствие. Она спускается в лобби отеля, ища глазами Торпа, но находит его на улице курящим и кутающимся в пальто. — Не угостишь сигаретой? Торп молча протягивает ей пачку и подносит горящую зажигалку. Его немногословность уже начинает беспокоить. Они курят под гул неутихающего города. Наконец, Ксавье нарушает тишину. — Я заказал блинчики и кофе, как ты просила. Аддамс кивает. В ресторане отеля не так много людей, атмосфера беззаботная и даже умиротворенная, играет легкий джаз, уютные столики устелены белыми скатертями. Дружелюбный и ненавязчивый официант принес их заказ и вежливо исчез, оставив их наедине. — Торп, это стратегия молчания? — спрашивает Аддамс, отпивая кофе. — Ты о чем? — искренне не понимает Ксавье. — Я хожу по психотерапевтам с одиннадцати лет и стратегия молчания — лучший способ разговорить пациента. — Уэнс, я просто не знаю, что сказать. Я занят только тем, что думаю, как разгрести эту кучу дерьма, что свалилась на нас. Дело вот-вот закроют, папка уничтожена, а они продолжают убивать и выходить сухими из воды. — В таком случае, поделись своими мыслями, может у нас вдвоем получится придумать, как прижать Крекстоуна. Торп от удивления перестает жевать. Мисс-одиночка хочет работать в команде, вот это новости! И как на зло рядом нет никого, чтобы услышать это. — Что? — искренне не понимает удивления Аддамс. — Н-ничего, Уэнс. Я просто хочу позавтракать и хотя бы на полчаса задержаться в чем-то нормальном и обычном. — Это называется заземление, — вдруг меняет тему она. — Заземление? — Да, когда что-то сбивает с толку или нарушает привычный ход вещей, нужно совершать обычный ритуал или то, что хорошо знакомо. — Значит, я хочу заземлиться и понять, что делать дальше. — Мы можем уехать. Торп откладывает приборы и сверлит Уэнсдей полными шока глазами. — Мне послышалось? — Нет, у меня есть поддельные паспорта и документы: для меня и Пагсли. Дядя Фестер может сделать и для тебя, мне нужно только попросить. — И куда мы поедем? — Туда, где нас не найдут. — Ты, я и Пагсли? Между ними повисает пауза и пристальный взгляд друг друга. Официант появившийся из неоткуда, чтобы убрать тарелки, нарушает момент, сам того не подозревая.

***

Нью-Йоркский морг ничем не отличается от десятков тех, что Аддамс доводилось видеть за всю свою карьеру.Серые стены, холодный свет флуоресцентных ламп, запах дезинфекции, пропитавший всё вокруг. Каждое её движение отдается гулким эхом, будто даже пустота здесь мертвенно безмолвна. Она знала, как всё будет. Знала, что увидит. Она сто раз это делала на работе, но теперь всё казалось другим. Теперь она была по ту сторону. Патолог осторожно убирает белую простыню, открывая её взору бледное лицо Ларча. Бледная кожа, вены, проступившие на висках. Синяки от побоев и ожоги на щеках кажутся чужими, как будто это не его лицо. А на лбу — крохотное, аккуратное отверстие от пули. Уэнсдей не шевелится. Она смотрит на него, словно ожидая, что это обман, что в следующую секунду он распахнёт глаза и скажет, что всё в порядке. Но этого не происходит. Суровая реальность пробирается под кожу могильным холодом, мурашки бегут по шее, прячась в волосах на затылке. Патолог, привыкший к более эмоциональным реакциям опознающих, пристально смотрит на Аддамс. — Это он, доктор. Это Ларч Батлер, — её голос звучит ровно, но в груди всё словно сдавливает ледяными тисками. — Вы уверены? — На все сто процентов. Доктор кивает, накрывая тело простыней. — Тогда пройдемте со мной, я выдам вам заключение и договоримся о транспортировке. В его голосе столько нейтральной вежливости, что на мгновение ей хочется крикнуть на него. Но вместо этого она кивает и следует за ним, эхо шагов преследует их по коридору. В офисе доктор то и дело поглядывает на внешне непоколебимо спокойную Аддамс. Он протягивает ей папку с заключением, и та принимается читать его незамедлительно. «Причина смерти: огнестрельное ранение в голову с короткого расстояния. Множественные травмы тяжелым тупым предметом, прижизненное обезвоживание, следы пыток.» Уэнсдей уже собиралась закрыть папку, но её взгляд цепляется за пункт с подробной посмертной биопсией. «При посмертном исследовании выявлено наличие злокачественного новообразования в терминальной стадии с метастатическим поражением внутренних органов. Онкологическое заболевание не сыграло непосредственной роли в наступлении летального исхода.» Он ничего не сказал. Все эти годы — ни слова.Ларч уже умирал, ему нечего было терять, но до последней секунды он сражался как мог за жизнь Аддамс. Не в силах больше читать, хоть и блестящее, но приносящее нестерпимую боль, заключение, она захлопнула папку. — У вас ко мне вопросы? — Вы можете сказать, когда начала развиваться онкология? Доктор задумался, слегка приподняв бровь. — Сказать сложно, но на мой взгляд пять-семь лет назад. Вы не знали о его болезни, не так ли? — Увы. Патолог чуть склонил голову, словно изучал её. — Признаться, я поражен вашим спокойствием. — Я тоже патологоанатом, работаю в ФБР. — Тогда вопрос исчерпан. Я могу еще чем-то помочь? — Где подписать бумаги на транспортировку? — Дело еще не закрыто, но я сделаю все возможное, чтобы это случилось как можно скорее. Секретарь выдаст вам формы. — Спасибо, Доктор. Аддамс вышла из кабинета, на мгновение остановилась у двери, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Почему он не сказал, что болеет? Немой вопрос без ответа повис в ее голове и крутился бы там еще долго, не наводняй ее размышления совсем другие мысли. Она могла бы кремировать его в Нью-Йорке, но ей хотелось как можно скорее убраться из этого города.Она тряхнула головой, словно отгоняя мысли, и направилась к выходу. Торп терпеливо ждал ее в узком и слегка мрачноватом коридоре, то и дело ожидая, когда к ним явится детектив. И не успела Аддамс выйти из кабинета патолога, как детектив действительно появился, будто из неоткуда. Беседа состоялась короткая и информативная, казалось бы, его не смутило ничего, кроме ледяного равнодушия Уэнсдей. — Вы были близки с убитым? — спрашивает детектив, строго придерживаясь инструкции допроса. — Это мой дядя, я выросла рядом с ним, — отвечает Аддамс спокойным тоном. Детектив вглядывается в лицо девушки, пытаясь разглядеть хотя бы намек на грусть, но не видит ровным счетом ничего, кроме бледной кожи, блестящих черных глаз и мешков под глазами. — Бессонная ночь, да? — задает он бестактный вопрос. — Мы были на концерте, потом на вечеринке и уснули в лучшем случае к пяти утра, — вмешивается Торп, зная, что еще парочка вопросов и Аддамс прострелит офицеру полиции колени. — Мне сообщили о смерти дяди всего пару часов назад, я все еще не могу осознать, — подыгрывает ему Аддамс, но не так натурально, как хотелось бы. — Я ведь не спрашивал, где вы были прошлой ночью, — детектив подозрительно смотрит на своих собеседников. Аддамс и Торп переглядываются в единогласном решении, что пора заходить с козырей. Они оба достают свои значки и демонстрируют их детективу. Тот меняется в лице, наличие корочек ФБР многое объясняет. В том числе и реакцию на происходящее. Детектив оживляется и уже совсем другим тоном спрашивает: — Вы знаете, кто мог это сделать с ним? Вопрос звучит как выстрел в голову. Ответь они на него, их бы незамедлительно увезли в психушку. Но вместо этого, Аддамс делает глубокий вдох и будто бы заученной фразой отчеканивает ответ: — Ларч был успешным и известным юристом на всем Восточном Побережье, он работал с серьезными людьми, возможно кто-то из ответчиков его клиентов мог похитить его из мести или… информации. Детектив клюет, да и как не клюнуть, Аддамс только что дала ему жирную зацепку, которая как бы он ни старался, ни к чему не приведет. — Детектив, у вас всё? У нас впереди долгий день, если вы не против, я бы хотела заняться делами семьи как можно скорее. Покинув морг, парочка направляется в офис Ларча, где убитая горем Пенни, поправляет пюпитр с фотографией погибшего, а курьеры то и дело снуют с венками и букетами, на карточках которых многочисленные соболезнования. Пенни настолько поглощена своей печалью, что даже не замечает, как в офисе появилась Уэнсдей. В кабинете ее уже ожидает поверенный Ларча, чтобы передать последнюю волю погибшего. Зная о племяннице по рассказам, адвокат не стал рассыпаться ни в любезностях, ни в соболезнованиях, а сразу перешел к делу. — Мисс Аддамс, — Приветственно склоняет голову он. — Доктор Аддамс, — поправляет его Уэнсдей. — Доктор Аддамс, Ларч оставил вам и вашему брату всё свое имущество. Кроме того, он позаботился и о Пенни. С ней я уже беседовал, но вам я тоже обязан сообщить, что он оставил счета в банке, на ее имя и имя ее сына, а также часть своих ценных бумаг и летний домик в Хэмптонс. Что же касается вас, здесь составлена подробная опись ценного имущества. Он передает увесистый каталог Уэнсдей. Та берет его без всякого любопытства. Ей нет дела ни до имущества, ни до денег. Она ждет чего-то еще. Аддамс понятия не имела, что у Пенни был сын и что Ларч заботился о них. Она знала лишь, что та попала к нему на работу совершенно случайно и была непроходимой тупицей, забывала о встречах и едва печатала. Но всё это не имеет сейчас никакого смысла. — Мисс, то есть… Доктор Аддамс, вы принимаете последнюю волю Ларча Батлера? — Да, — отвечает она в ожидании, что Ларч оставил что-то еще, копию папки и или хотя бы зацепку. Возможно его адвокат что-то скрывает, его могли подкупить. — Тогда, это всё, — без намека на фальшь прозносит адвокат. Получив необходимые подписи, он тут же исчезает. Очевидно, что у него нет ни сведений, ни того, что ей нужно. И тут Аддамс понимает — не поверенный ключ к новой зацепке, а Пенни. Она что-то значила для Ларча, иначе зачем ему оставлять ей внушительное наследство. — Пенни, — Уэнсдей едва ли не впервые сама обращается к ней по имени. Та отрывается от фотографии Ларча. По щекам текут слезы, глаза заплаканные и красные, а на лице ни грамма косметики. Без нее она выглядит совершенно иначе. Аддамс замечает тонкий шрам на ее виске, раньше она его не видела, а может ей просто было неинтересно разглядывать секретаря своего названого дяди. — Я могу чем-то помочь вам, мисс? — Пенни вежлива даже когда убита горем. Секретарь теребит в руках бумажный носовой платок, десяток таких же покоится в урне у стола. — Мы можем поговорить? Пенни напрягается и бумажный платочек в ее руках рвется на части. Девушка нервно сглатывает и облизывает пересохшие губы, прежде чем заговорить. — Мисс, боюсь я не смогу отказаться от столь щедрого наследства, — она говорит это и судорожно пишет что-то на офисной бумаге, а затем поворачивает лист, чтобы Аддамс и Торп прочли. «Нас могут прослушивать!» «Умно. А она не так проста, как кажется», — думает Аддамс. — Пенни, я ни в коем случае не оспариваю твои права на то, что завещал тебе Ларч, — подыгрывает ей Аддамс и пишет ответное сообщение на бумаге. «В закусочной на углу через полчаса» — Я всего лишь хотела поблагодарить тебя за твою работу, Ларч доверял тебе, для него ты была незаменима, — продолжает Уэнсдей, намекая на тему разговора. — Спасибо, мисс. Что-нибудь еще? — Пенни кивает и шмыгает носом. — Нет, нам пора. Окончив этот цирк, Аддамс и Торп направляются в закусочную и занимают самый дальний столик, чтобы дождаться Пенни. — Думаешь она что-то знает? — Торп отпивает свой черный кофе, хуже, которого, к слову, он еще не пил. — Уверена, — отрезает Аддамс, смотря в свою тарелку с порцией картошки-фри. Та уже начала остывать, но она все равно к ней не притронулась. — Это из-за наследства? — Нет, вернее, отчасти. — Уэнс, он же мог с ней спать все эти годы. Вот и вся причина щедрости. — Не мог, — отрезает Аддамс с непреодолимой уверенностью. — Он же богатый старик, конечно, он мог. — Торп, — прерывает его Уэнсдей. — Ларч гей. От удивления Ксавье округляет глаза, потяни Аддамс с ответом ещё мгновение и её напарник картинно подавился бы паршивым кофе, как в дерьмовых кинокартинах. — Вернее, был геем, — поправляет себя Аддамс. — Она идет, — говорит Торп, увидев Пенни из окна. Без макияжа и в трауре она выглядит совсем иначе. Стройная и высокая блондинка модельной внешности на посту секретаря — клише достойное анекдотов и комедий, но у этой истории другой сюжет. — Мисс, — первой произносит Пенни. — Пожалуйста, зови меня Уэнсдей, — Аддамс отвечает ей мягче, чем когда бы то ни было. Пенни делает глубокий вдох.Присаживается за свободный стул, и без церемоний начинает свой рассказ. — Ларч, то есть… Мистер Батлер занимался моим разводом. Я обратилась к нему, потому что муж преследовал меня, грозился забрать сына и оставить без гроша. Он не давал мне развод и угрожал своими адвокатами. А еще он… Уэнсдей, он избивал меня каждый день, я была на грани… Пенни затихает, нервно теребя край рукава.Её глаза ни на секунду не отрываются от тарелки с остывшей картошкой. По голосу понятно, что она нервничает, словно воспоминания о бывшем муже всё ещё вызывают у нее беспокойство. — После очередных побоев, я взяла все свои сбережения и пошла к самому известному адвокату в Нью-Йорке в надежде, что он возьмется. И он взялся. А увидев мои синяки и сына на руках, наотрез отказался брать деньги. Я была моделью, вышла замуж едва мне стукнуло девятнадцать, и я ничего не знала о самостоятельной жизни. Уэнсдей вспомнила, что Пенни появилась в конторе как раз в канун ее восемнадцатилетия и была немногим старше нее. Ей казалось странным, что у такого скрупулёзного и ответственного человека, как Ларч, в офисе появилось стихийное бедствие по имени Пенни, но она никогда не задавалась вопросом о причинах поступков дяди. — Мы выиграли дело, но мне совершенно некуда было идти. Мистер Батлер добился судебного запрета и оставил за мной права на сына. У него вышло отсудить даже алименты, хоть и крошечные. Ларч предложил мне работу, оплатил курсы секретарей и даже устроил сына в хороший садик, а потом и школу, — голос Пенни затихает с каждым словом и дрожит. — Я всем обязана ему, всем! Если бы не он, я бы покончила с собой. Это было похоже на Ларча, да он был молчалив и выглядел мрачно, но в груди у него стучало доброе сердце. — Пенни, — вежливо произносит Аддамс, — То, что оставил тебе Ларч — твое по праву. Но я позвала тебя не за этим. — Я знаю, — серьезно отвечает Пенни, а затем открывает сумочку дрожащими руками. Уэнсдей замирает, где-то под ребрами сердце гулко отсчитывает удары как метроном. Она знала, что интуиция не подводит ее, но даже не надеялась, что Пенни так просто пойдет на сотрудничество, учитывая риски. — Вот, он попросил передать вам вот это, — Пенни протягивает Уэнсдей увесистую папку и ключ. От увиденного Аддамс едва не вскакивает с места. Это то, что она думает? Она не может поверить собственным глазам. Торп тем временем бдительно озирается по сторонам, в поисках слежки. Но всё чисто. Аддамс немедленно открывает папку, в которой по годам разложены банковские выписки и бумаги по передаче земель в резервации. И несмотря на внушительное содержимое, в нем нет доказательств причастности Крекстоуна к убийствам. Но она понимает — это не всё. — От чего этот ключ? — Банковская ячейка, он не сказал, что в ней, но заверил, что вы всё поймете, когда увидите. — Пенни ты даже не представляешь, что это значит! — восклицает Уэнсдей почти с восторгом. Наконец, вдалеке забрезжила надежда засадить ублюдка. — Надеюсь он за всё заплатит, — отвечает она. — Даже не сомневайся. Пенни, послушай, они придут за тобой, когда поймут, что ты можешь что-то знать. Бери сына и уезжай, пока всё не уляжется. — Ларч сказал мне то же самое. У меня уже всё готово. Вечером мы улетаем. Пенни уже собирается уходить и встает из-за стола. — Уэнсдей, он любил вас больше всех на свете, — добавляет она, едва коснувшись ладонью плеча, и уходит не попрощавшись. Пенни не хотела этого, но ее слова вызвали у Аддамс волну вины и стыда. Ларч все эти годы пытался быть рядом. Как, впрочем, и Энид, в попытках отыскать ее. «Боль толкает на неверные решения», — думает Аддамс. В банке их встречают с почтением, провожают к ячейке и оставляют наедине с запертым блестящим ящиком. Уэнсдей медлит. — Что такое? — Не знаю, это сложнее чем кажется. Она собирает все силы и открывает ящик, в нем фото семьи Аддамс в увесистой рамке с гравировкой: «Семья — это всё» — И это всё? — разочаровано спрашивает Торп. — Как видишь.

***

Бостон, за 24 часа до задержания Обратно в Бостон вернулось трое — Аддамс, Торп и тело Ларча, которое она буквально вырвала из лап полиции, используя все свои связи. Расследование всё ещё продолжается, но оно такое же бессмысленное, как и вареная вода. Полиция ничего не найдет. Ксавье следует за Уэнсдей как верный пёс, как тень и телохранитель. Ей угрожает опасность на каждом шагу, киллер или снайпер может поджидать где угодно и когда угодно. Но ничего не предвещает беды, тихо как перед бурей. Она распорядилась, чтобы тело Ларча увезли в крематорий и подготовили к прощальной службе. А сама Аддамс отправилась в бюро, чтобы навестить Юджина. Потому что помимо Крекстоуна, в ее списке возмездия появилось еще одно имя — Тайлер Галпин. Она бы с радостью прикончила его сама, задушила собственными руками и смотрела как жизнь покидает тело убийцы. Торп безмолвно сопровождает ее в офис, в конце концов, его отгулы закончились, а бумажная работа нет. Как будто кроме заполнения отчетов ему больше нечем заняться. Сотрудники ФБР снуют по коридорам в своих костюмах и бейджах, приветствуя коллег на автомате. Аддамс спускается на лифте в единственное место, где ей спокойно и ничто не угрожает — к мертвецам. И едва она появляется в дверях отдела судмедэкспертизы, к ней мчится Юджин. — Слава Богу, вы здесь! — выпаливает Оттингер, неожиданно даже для себя. — Я за хорошими новостями, Юджин, — устало отвечает она. — Мы нашли, что вы просили, Доктор Аддамс, — задыхаясь от радости говорит новоиспеченный глава отдела, — Я остановил работу по всем делам и дал задание пробивать по базе все подозрительные преступления. Мы сделали всё, как вы сказали, мы рыли землю. Вот. Юджин показывает рукой на внушительную стопку папок. — Мы еще не отсеяли дела на предмет близких взаимоотношений с Агентом Галпиным, чтобы исключить естественные совпадения. Но я вас уверяю, Доктор, несколько дел пахнут дурно. Аддамс молча слушает монолог своего бывшего помощника и ее лицо смягчается с каждым словом. Оттингер не привык к тому, что его до недавнего времени начальница, а теперь подчиненная, так внимательно слушает. — Гениально, Юджин! Ты сделал невозможное. Ты действительно это сделал, — сказав это, она звучно выдыхает, — Об этих папках никто не должен знать. Ты посвящал кого-нибудь в то, что конкретно мы ищем? — Ни в коем случае, ребята видели только номер экспертизы, но не имя. Аддамс видит, как ее ученик достиг мастерства, продумывает каждый шаг и действует как талантливый стратег. — Отдел в надежный руках, Юджин. О найденных материалах никто не должен знать, помести в раздел «Засекречено», пока я не дам команду. Охраняй даже ценой жизни, ценность этих улик слишком высока. У Аддамс нет сил на церемонии и она направляется к двери, чтобы закончить приготовления к похоронам. К счастью или к сожалению, она всегда выбирает черный и ей не нужно надевать траур специально. Направляясь к двери она на секунду останавливается, будто хочет добавить что-то еще. Оттингер ловит каждое её движение. — Ты лучший ученик, что у меня был, Юджин. Мне больше нечему тебя научить. Ты молодец. Слова похвалы сбивают бывшего подопечного с толку. Скупая на комплименты Аддамс за один только диалог выдала ему больше одобрения, чем за все годы работы. Не дождавшись ответа, Уэнсдей удаляется из морга. Крематорий внешне совершенно не похож на место скорби, скорее строгое и сдержанное здание мэрии. Аддамс держится спокойно, рядом с ней сидит Пагсли, выздоровевший, но все еще на костылях из-за переломов, которые он получил во время аварии. Торп расположился неподалеку, но не сводит глаз с Уэнсдей. Тело Ларча лежит в дорогом лакированном гробу, священник проводит мессу, произносит высокопарную и трогательную речь обо всём и ни о чем. Людей не так много, но все его друзья и именитые клиенты приехали попрощаться с покойным. Аддамс терпеливо принимает соболезнования, хоть и хочет, чтобы все поскорее закончилось. В толпе она видит молодую девушку, которая одета не по случаю. Она явно не с кем-то из гостей. Они встречаются взглядом и как только это происходит, девушка направляется к ней. — Вы Уэнсдей Аддамс? — спрашивает она. — Да, а вы кто? — отвечает вопросом на вопрос Уэнсдей, новые знакомства не входили в ее планы. — Я Джой. Вы меня не знаете, но я дочь Роко. Имя выбивает Уэнсдей из равновесия, но она не подаёт виду. Только Торп, уловивший едва заметное движение её бровей, понимает, что это имя что-то значит. — Давайте выйдем на улицу, — предлагает Аддамс, озираясь по сторонам. Кто угодно может оказаться шпионом Крекстоуна. Они выходят на служебную парковку, где нет ни души. Воздух здесь сырой и прохладный, гул дальнего шоссе звучит приглушённо. Уэнсдей остаётся стоять в тени здания, а Джой делает шаг вперёд, держа руки в карманах. Её глаза бегают, как у человека, привыкшего ждать угрозу из любого угла — Что вам нужно? — наконец задает резонный вопрос Уэнсдей. Джой делает глубокий вдох, её руки невольно сжимаются в кулаки. — Отец попросил вам передать, если его убьют. Простите, что тянула так долго, я должна была убедиться, что мне ничего не угрожает. Джой протягивает сверток. Аддамс уже знает, что это. Роко нашел прямые доказательства, которые собирала Энид о производстве наркотиков в резервациях. Видимо он и правда был блестящим криминалистом. Потому что Тайлер, явившись за этим свертком, так и не смог найти его, даже ценой жизни Энид, Аякса и их детей. Торп стоит чуть поодаль, скрестив руки на груди. Его взгляд то и дело скользит по тёмным углам парковки, будто он ждёт засаду. — Джой, вам нужно убраться из страны как можно скорее, вас наверняка ищут, — предупреждает её Аддамс. — Я умею заметать следы, Доктор Аддамс, я дочь своего отца — Джой показывает ей свой значок ФБР, а затем добавляет: — Я должна идти. Улики и доказательства одна за одной плывут прямо в руки, и не привыкшая к легким путям Уэнсдей не на шутку начинает беспокоиться. Торп находит ее курящей на служебной парковке. — Кто это был? — Дочь Роко. — Информатора Энид? Что ей надо? — Она отдала это, — Аддамс протягивает ему сверток. — Это то, что я думаю? — Возможно. Знаешь Торп, впервые за столько времени я не хочу об этом думать. Я хочу домой, — Эти слова звучат со вселенской усталостью. — Что мы будем делать с уликами? Их нужно показать Уимс. — Никто не должен о них узнать, пока мы всё не изучим. Тебе ясно, Торп? — твердо чеканит Аддамс, намекая на то, что он выдал Уимс информацию о компромате. — Я отстранен, забыла? — почти обиженно говорит Ксавье.