Нельзя умереть дважды

Бостон, за 20 часов до задержания Зимний Бостон щедро сыпет мокрым снегом, ветром и противной слякотью. Впрочем, погода великолепно отражает эмоциональное состояние парочки. Похороны закончились и тело Ларча отправилось в последний путь — в печь частного крематория. Еще один дорогой ей человек превратился в пепел. И пока гроб медленно отправляется в огонь, Аддамс дает себе обещание, что больше никого не потеряет. Не так. Не от рук Крекстоуна. Торп не хохмит и не отпускает шуток, Аддамс не дерзит. Между ними абсолютная тишина, в которой любое слово тонет в темных водах решительности. И Ксавье, и Уэнсдей не терпится изучить новые зацепки и доказательства, чтобы отделить зерна от плевел и понять, что можно использовать, а что нет. Они оба решают устроить штаб-квартиру дома у Аддамс, чтобы все как следует изучить. — Умираю с голода, — нарушает тишину Торп, пока они поднимаются на лифте. Выходя из лифта, Аддамс направляется к двери и достает ключи, но вставив ключ она понимает, что дверь не заперта. Они оба знают, что это значит и достают оружие. Медленно они входят в квартиру, держа пистолеты на изготовке. Они обходят комнаты в поисках злоумышленников, но в квартире уже давно пусто. — Что пропало? — спрашивает Ксавье. — Мой ноутбук и сейф, — бегло осматриваясь, констатирует она. — Здесь были люди Крекстоуна. — Они бы не нашли здесь ничего важного по делу. Аддамс плюхается на диван.Она слишком устала, чтобы тратить нервы ещё и на это. Последние сутки проехались по ней асфальтоукладочным катком, и единственное, чего ей хотелось сейчас — разобрать по косточкам все собранные улики. — Надо убираться отсюда, — говорит Ксавье, в его голосе чувствуются отголоски той же усталости, — поживешь пока у меня. — Это еще зачем? — Не пойми меня неправильно, Аддамс, но чуть меньше месяца назад тебя едва не убили. И я не дам им закончить начатое. — Думаю, он бы давно меня убил, если бы хотел, — язвит Уэнсдэй. У нее нет сил спорить. — Уэнс, послушай, — Торп делает шаг навстречу к ней, наступая на мягкий ковер, когда под ногой раздается характерный щелчок. Ксавье замирает на месте. Это противопехотная мина. — Не двигайся! — кричит ей Ксавье, — возможно она здесь не одна. Торп замирает, его лицо бледнеет, но глаза остаются сосредоточенными. Уэнсдей вскакивает с места, её дыхание сбивается, адреналин взрывной волной растекается по венам, стирая следы усталости. В комнате повисла напряжённая тишина, нарушаемая только едва слышным тиканьем настенных часов. — Я вызову саперов. Она хватает телефон со стола и начинает набирать номер, но пальцы отказываются слушаться. Мысленно проклиная себя за это, Уэнсдей смотрит на Ксавье, который, кажется почти перестал дышать. Команда прибывает молниеносно, оцепив район. Ребятав нелепых взрывозащитных костюмах и шлемахшерстят квартиру с металлоискателями, но ничего не могут найти. Торп стоит неподвижно, словно статуя, уже двадцать минут. Его ноги затекли, а на лбу выступила испарина, но он держится слишком спокойно для того, кто рискует взлететь на воздухв любую секунду. — Мины полимерные, металлодетектор их не засечет, нужны тепловизоры, — говорит Аддамс. — Боюсь это еще не всё, — взволновано добавляет сапер, — Эти мины невозможно обезвредить, они запрещены, но их используют террористы и наемники. Я могу заглушить сенсоры, но у нас будет от силы двадцать секунд, чтобы распределить нагрузку и убраться отсюда. Уэнсдей ощущает, как от этих слов кровь застывает в жилах. — Новости так себе, — нервно хихикает Торп. — Да неужели?! — выпаливает Аддамс, резко переводя взгляд на команду. Её сердце колотится так сильно, что кажется, его слышат все в комнате. Она пытается скрыть волнение, но у нее это плохо получается. Ксавье был бы очень польщен, но учитывая контекст, у него нет желания ёрничать. — Делайте что нужно! — чеканит Уэнсдей. Если бы она верила в бога, то обязательно помолилась. Саперы ставят датчики вокруг Торпа, один из них нервно стучит по клавиатуре ноутбука. — Я говорила, что Юджин нашел совпадения? — Уэнсдей пытается отвлечь Ксавье от мыслей о неминуемой смерти. — Самое время сообщить мне об этом сейчас, Уэнс, — нервно отшучивается Торп. В этой ситуации его бронированный иммунитет к стрессу дает сбой. — Я была немного занята, — язвит ему Аддамс, ловя себя на мысли, что без шутокбоитсяза его жизнь. Что бы это ни значило, она не хочет и не может разбираться с этим прямо сейчас. — Слушай, если меня разнесет на кусочки, не заглядывай, пожалуйста, в нижний ящик моего комода, ладно. Мне будет неловко. Кстати, я тоже за кремацию. Только я бы хотел, чтобы мой прах развеяли где-нибудь над морем. Но если я взорвусь, придется жечь пустой гроб. Нет, так не годится. Короче, просто не заглядывай в тот ящик, ладно? — шутки Ксавье до ужаса неуместны. —Ты не умрешь, Торп, не сегодня! — Аддамс злят его нелепые юморески. —Откуда ты знаешь? —Потому что я больше не в силах организовывать еще одни похороны! —Какие похороны, Уэнс? От меня же ничего не останется. —Просто… заткнись, ладно? В их перепалку вмешивается сапер: — По моей команде вы убираете ногу, а ребята ставят утяжелитель. На счет три. Раз… два… три… сейчас! Ксавье медленно убирает ногу, саперы ставят утяжелитель.В комнате становится тихо, что становится слышно, как кто-то нервно сглотнул. — У нас пятнадцать секунд, живо сворачиваемся! — командует сапер. Аддамс и Торп первыми выметаются из квартиры, хватая чемоданы с уликами у порога и пулей спускаются по лестнице, но едва они одолевают один лестничный пролет, как гремит взрыв.Уэнсдей инстинктивно пригнулась, прикрывая голову руками. В ушах звенит, пол дрожит под ногами.На этот раз погибших нет. Она оборачивается, встретив взгляд Торпа. Он выглядит так, будто ещё не осознал, что остался цел. Саперы предусмотрительно обследовали и машину Уэнсдей. Её не тронули. Аддамс грузит в багажник последние пожитки, дожидается Торпа и те трогаются с места. — Ты как? — спрашивает она. — Хочется надраться до потери памяти. — Надеюсь твоя квартира не заминирована. — с кривой ухмылкой бросает Аддамс, пальцы на ее руках сотрясаются в нервном треморе. — Не смешно! — Уверен? — Ты права, это смешно. Количество кортизола зашкаливает, им ничего не остается, как двигаться дальше. В квартире Торпа тихо и мирно, в ней ничего не напоминает о слишком насыщенных днях. Аддамс первым делом достает новые улики и кладет их на стол. — Стой, — останавливает ее Ксавье, — сначала ужин. Каждую минуту случается что-нибудь паршивое. И если мы сегодня умрем, я бы хотел умереть сытым и желательно бухим в дюбелину. Уэнсдей не хочется с ним спорить. Она ждала возмездия девятнадцать лет, подождет еще пару часов. Ксавье удивляет её своим спокойствием, хотя сама она натянута как струна. Куда бы она не пошла за ней следует смерть. Еду привезли очень быстро, они набросились на нее как голодные волки, отправляя в рот кусочек за кусочком. — Тебе налить вина, — предлагает Ксавье? — Учитывая контекст, нужна водка. — Тебе повезло, у меня есть бутылка. Торп достает стаканы и наливает неприлично много и себе, и ей. — Как думаешь, улик достаточно, чтобы привлечь Крестоуна? — спрашивает он. — За торговлю наркотиками и махинации с землей — да. Я не знаю, что в свертке Энид, но я не увидела ничего, что связывало бы его с убийством моих родителей и всех тех людей, что пострадали. — Он сядет, Уэнс, пусть не за убийства, но сядет. И надолго. — Я знаю, но моя семья, все эти семьи… он должен ответить за их смерть. Торп делает большой глоток. — Можно вопрос? — спрашивает Торп. Уэнсдей кивает, отпивая обжигающую прозрачную жидкость вслед за Ксавье. — Что ты имела в виду, когда предложила мне скрыться вместе с вами? Вопрос не вызывает никаких реакций. На сегодня лимит её удивления исчерпан. — Торп, я боюсь сближаться с кем-то со своих одиннадцати, потому что нет ничего больнее, чем потерять тех, кто дорог. — Она делает паузу и продолжает: — А ты мне дорог и я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. — Не пойми меня неправильно, Уэнс, но тот факт, что я выжил сегодня второй по значимости после сказанных тобой слов. Уэнсдей растерянно пожимает плечами. У нее больше нет ни сил, ни времени на возведение стен. — Давай потанцуем, — неожиданно говорит он, ставя стакан на стол. Аддамс поднимает на него свои черные недоумевающие глаза. — Слушай, я чуть не умер, могу я отпраздновать свое второе рождение? — Ты же знаешь, что я не танцую, — отрезает Аддамс. — Я помню другое. На выпускном ты танцевала. — О, боже, ты про тот жуткий танец под Goo Goo Muck? Я надеялась забыть. — Как такое забудешь! — смеется Торп, — Зацени. Ксавье подключает телефон к колонке и включает ту самую песню с выпускного. — Нет, ты шутишь, — Аддамс еле сдерживает улыбку. — Какие уж тут шутки, — отвечает Торп, подавая ей руку. Неожиданно для себя и для него, она отвечает и те начинают танцевать. На мгновение забыв обо всем: о том, что пару часов назад чуть не умерли, о том, что Аддамс потеряла члена семьи. Но сейчас она просто танцует, потому что, кто знает, сколько еще танцев ей осталось станцевать с парнем, который дважды спас ей жизнь, и который влюблен в нее со школы. Они слегка опьянели: от усталости, от шока или от алкоголя — не имеет значения. Торп кружит Уэнсдей вокруг себя, и та задевает рукой рамку с фотографией. Рамка падает на пол и разбивается. Ксавье останавливается и повисает над разбитым стеклом. — Прощу прощения, — говорит Аддамс с сожалением. — Ничего, ее можно починить. Он поднимает рамку и видит улыбающиеся лица своих лучших друзей и свое рядом с ними. На рамке гравировка: «Семья — это всё!». Торп машинально трясет ее и слышит, что внутри что-то есть. Он отрывает заднюю крышку и не может поверить своим глазам. — Уэнс, — едва слышно произносит он. — Что здесь? — Это флешка!

***

Бостон, настоящее время — Кто убил родителей Аддамс? Твой отец? — Торп продолжает допрос, превозмогая усталость. — Н-нет, это был не он, а сам Крекстоун. «Значит, он не врал», — думает Уэнсдей, наблюдая за диалогом с той стороны зеркального стекла. — Как ты объяснишь ДНК и кровь Донована на месте преступления. — У Крекстоуна свои правила безопасности и проверки на верность. — Это какие? — Я забрал у отца телефон, когда… — Когда убил его? — Это не важно, он записал аудиосообщение Аддамс, но не успел его отправить. Я хочу, чтобы вы сами все услышали, — Тайлер знает, что его бывшая невеста смотрит и всё слышит. Он достает телефон и нажимает на плей: Уэнсдей, послушай, я сделал в жизни много плохих вещей, но твоих родителей я не убивал. Это сделал сам Крекстоун, когда я отказался. Я знал, что рискую, но я не хотел пачкать руки в крови детей, Тайлеру тогда было столько же, сколько и тебе. Думаю, Джозеф не очень-то и расстроился, когда получил мой отказ. Знала бы ты скольких он убил ради удовольствия. Но его никогда не поймают за это. У него железное алиби на каждое убийство. Все, кто работают на него, обязаны были каждый месяц сдавать кровь, волосы и прочий биологический материал на случай, если придется заметать следы. В тот вечер он взял мою кровь. Так она оказалась на тебе. Знаю, звучит неправдоподобно, но мне не за чем больше врать. Я пошел работать к нему ради сына, чтобы Тайлер никогда не жил той жизнью, что жил я, но Крекстоун положил на него глаз. Теперь, когда руки Тайлера тоже в крови, я понял, как ошибался. Мне уже нечего терять, я труп, но я это заслужил. А ты заслужила правду. Прощай, Уэнсдей. Запись закончилась и повисла пауза. — Моя ДНК на местах тех убийств находятся по той же причине, их подбрасывали люди Крекстоуна, а потом он шантажировал меня этим. — Сомневаюсь, что хоть кто-то в это поверит.

***

Бостон, за 15 часов до задержания Вид флешки отрезвил их моментально. Ксавье вставил ее в ноутбук и открыл папку. В ней были сотни видеофайлов с камер наблюдения тех самых ангаров в прериях. — Черт подери, Аякс! Как же я сразу не понял?! Гравировка:Семья — это всё! Он оставил мне подсказку в видео. Он был у меня в день убийства, заезжал забрать свои книги. — Погоди-ка! — Аддамс спешно открывает свой чемодан и достает ту самую рамку, что оставил ей Ларч. В ней старое фото, где вся семейка Аддамс в сборе. Она открывает заднюю крышку и… — Здесь кассета, — впервые в жизни Уэнсдей утверждает очевидное. Волна адреналина поднимается по загривку. Она вставляет кассету в старенький диктофон Торпа. Первые секунды она слышит шаги и звук открывающейся двери, а затем голоса: — Что ты здесь делаешь? — Ты знаешь зачем я пришел! — Понятия не имею — Это был ты, не так ли? — Уточни, будь так любезен, о чем ты говоришь? — Тиш и Гомес, — это был ты! — Послушай, Ларч, лучше бы тебе держаться от всего этого подальше, ради своей безопасности и безопасности детей. — Ты не боишься, что Уэнсдей тебя вспомнит? — Кто поверит ребенку? Да и потом, она меня не видела. — Ты даже не отрицаешь. — Ваша семья хорошо послужила мне, но Гомес и Мортиша совершили глупую ошибку — перешли мне дорогу. И заплатили за это. Крекстоун сделал паузу. — Я не жалею, что убил их. И если ты хочешь остаться в живых и заботиться о племянниках, советую тебе не идти по стопам родственников. Аддамс нажимает на «стоп» и её глаза наполняются слезами. — Вот оно, — с облегчением говорит она, — вот оно, Ксавье! — Нам нужно к Уимс! Аддамс выжимает максимум из своего Доджа. Они оба мчат по трассе к офису бюро. Уимс, по обыкновению, засидевшаяся на работе, не ожидала увидеть отстраненного агента и своего лучшего судмедэксперта. Они ворвались в ее кабинет без стука, что явно не понравилось Ларисе. — Что вам здесь нужно в такой час? — Мы кое-что нашли, лучше вам присесть. Уимс нахмурилась. — Выкладывайте! — Вот, здесь связь Крекстоуна с махинациями в землях резервации, — Аддамс кладет папку Ларча на стол Уимс, — а здесь связь с производством и торговлей наркотиками, — на стол отправляется уже папка Энид. Уимс, ошеломленная новостями, спешно рассматривает улики, осознавая их вес. Теперь смерть Петропулосов можно связать с Крекстоуном. — Но это еще не всё, — добавляет Торп. На лице директора немое удивление. Казалось бы, нельзя придумать улик серьезнее. Аддамс достает из кармана диктофон и дает прослушать запись. — Попался, — довольно произносит Уимс. — Завтра Крекстоун дает пресс-конференцию для избирателей в Конгрессе США. Мы должны его задержать, — чеканит Аддамс. — Вы возглавите задержание, Торп. Поздравляю с восстановлением, — командует Уимс.

***

Вашингтон, Капитолий, за час до задержания Кортеж бюро мчится к зданию Капитолия, где уже вовсю трудятся журналисты всех национальных каналов, политических изданий и журналов. За воротами Капитолия толпятся избиратели с транспарантами: «Крекстоун — наш кандидат!».Их крики перемешиваются с шумом полицейских сирен и командами сотрудников службы безопасности. В воздухе висит запах выхлопных газов, мокрого асфальта и кофе из ближайших автоматов. В голове Аддамс тихо и пусто. Она шла к этому дню девятнадцать лет и вот-вот случится то, чего ждала так долго. Слишком долго. — Мы должны уничтожить его, — Ксавье читает мысли Уэнсдей и берет рацию. — Всем отрядам, слушай мою команду. Начинаем штурм и задержание после начала конференции. По моей команде. Бронированные автомобили паркуются у Капитолия. Момент настал.Шины скрипят по мокрому асфальту, и звук быстро растворяется в нарастающем гуле толпы. Крики испуганных избирателей, сотрудников, недоумевающая охрана и до зубов вооруженный спецназ расчищают дорогу Торпу и Аддамс, одетых в бронежилеты.Каждый их шаг отточен, как ритм барабанной дроби, их фигуры выделяются в хаосе, царившем вокруг.Толпа алчных до сенсаций журналистов и их камер застыли на месте, только вспышки мигают, словно молнии в грозу. Крекстоун держит лицо, сохраняя непринужденную улыбку, будто всё происходящее его абсолютно не касается. Он поправляет манжету пиджака и поднимается, чтобы встретить их. — Что здесь происходит? — Сенатор Крекстоун, — громко произносит Ксаьве, — вы арестованы за махинации с недвижимостью в землях резерваций, за производство и продажу наркотиков, но главное — вы арестованы за убийство Аякса и Энид Петропулос и убийство Гомеса и Мортиши Аддамс. Толпа гудит, как разъяренный улей, камеры направленны на агентов и недоумевающего Крекстоуна.Воздух наполняется криками возмущения и непонимания.Вся Америка смотрит, как их кандидата в президенты обвиняют в тяжких преступлениях. — Это абсурд! На каком основании? — не сдается Джозеф. Его голос становится резче, теряя прежнюю деликатность. Аддамс делает шаг вперед и в полном безмолвии подносит включенную запись к микрофону: — Послушай, Ларч, лучше бы тебе держаться от всего этого подальше, ради своей безопасности и безопасности детей. — Ты не боишься, что Уэнсдей тебя вспомнит? — Кто поверит ребенку? Да и потом, она меня не видела. — Ты даже не отрицаешь. — Ваша семья хорошо послужила мне, но Гомес и Мортиша совершили глупую ошибку — перешли мне дорогу. И заплатили за это. Крекстоун меняется в лице. Он бледнеет от смеси страха и гнева. Именно эту запись он искал все эти годы. И перестал, в надежде, что та сгорела при взрыве в порту. Толпа в недоумении гудит и перешептывается, запись имеет эффект. Ярость Джозефа не имеет границ. Он смотрит на Аддамс с животной злостью. — Джозеф Крекстоун, вы арестованы, вы имеете право хранить молчание, всё что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката, если он вам не по карману, адвоката вам назначит штат, — Торп чеканит каждое слово с наслаждением и потуже затягивает наручники на запястьях старика. Тишина повисает в воздухе, слышны только щелчки вспышек и шепот ошарашенной толпы. Крекстоун молчит, его руки скованы холодным металлом. Ему конец.

***

Бостон, настоящее время. — Я сказал все, что знал, — говорит Тайлер в надежде, что от него отстанут, — мне дадут защиту? — Защиту от кого, Тайлер? — улыбается Ксавье, — Крекстоун задержан и пойдет под суд, а ты вместе с ним. Галпин вскакивает с места, дрожа от злости. — Ах ты ублюдок, ты пожалеешь! — бросается на него тот. — Очень в этом сомневаюсь, — спокойно произносит Ксавье, а затем добавляет: — Уведите. Кричащего и рассыпающегося в проклятиях Галпина уводит конвой, отдаляя его возгласы с каждым шагом всё сильнее. Всё кончено. Аддамс на мгновение прикрывает глаза, осознавая, как сильно устала. Осознавая, как сильно устала девочка внутри нее: устала прятаться под полом, защищаться и бояться. Устала от жизни без связей и привязанностей. — Доктор Аддамс, вы официально в отпуске. Увижу вас в бюро раньше, чем через месяц — уволю, — отрезает Уимс. — Так точно директор. «Вот и всё», — думает Аддамс. «Вот и всё» — думает Торп с той стороны допросной. Они свободны. Все трое встречаются в узком коридоре бюро. — Агент Торп, вас ждет серьезное повышение. Поздравляю, всего шесть месяцев на службе и самое громкое нераскрытое дело раскрыто вами. — Официально я работал над ним, но я, по-сути, ничего не сделал. Это Аддамс. — Хотите вернуться на свой пост руководителя судмедэкспертизы, Доктор Аддамс? –– обращается к ней Уимс. — Боюсь я вообще не хочу возвращаться в бюро, Директор. От услышанного у Уимс и Торпа округляются глаза. — Вы устали, как отдохнете — передумаете, — заверяет ее Лариса и удаляется в отдел внутренних расследований. Грядет серьезная проверка агентов на вшивость и причастность к делам Крекстоуна. Но онане передумает. И Аддамс знает это. Впереди предстоит подготовка к суду, линия обвинения и оформление доказательств. На этот раз Крекстоун не отвертится. Он будет сидеть в тюрьме — презираемый и всеми забытый алчный старик, который не гнушался убийствами ни детей, ни женщин, ни мужчин. У Торпа будет много работы. — Что будешь делать в отпуске? — спрашивает ее Ксавье, провожая к машине. — Первым делом найду новую квартиру. — Я слышал, что как раз сдается квартира напротив моей. — Хорошая попытка, Торп. Но, возможно, я перееду обратно в Чикаго. Торп чувствует, будто между ними вновь ширится пропасть. — Поедешь со мной? — она сбивает его с ног своим вопросом. — Жить в Чикаго? — Жить в Чикаго со мной, Ксавье. — Поеду, — тихо и уверенно говорит Торп. — Увидимся вечером, –– отвечает ему Аддамс и не дождавшись ответа уходит. Мертвые не пишут писем с того света и не дают советов, но они могут оставить после себя несколько важных слов, что подолгу будут согревать тех, кого они оставили среди живых. Уэнсдей садится в Додж и направляется в квартиру Торпа, чтобы перевести дух и, наконец, выспаться. А еще, чтобы сделать то, на что не решалась все эти годы. Прочесть письмо от отца, что вручил ей Ларч на ее восемнадцатилетие. Она располагается в кресле поджав ноги и смотрит на пожелтевший и замызганный конверт. Но он больше не кажется ей бомбой с часовым механизмом. Одним движением, Уэнсдей вскрывает его. Тучка, Я пишу это письмо в надежде, что оно никогда не понадобится и я выброшу его. Но если ты читаешь эти слова, значит мы безвременно покинули тебя и Пагсли, а впереди тебя ждет длинный путь без нас. Тучка, я хочу, чтобы ты знала, мы с твоей мамой делали правое дело, хоть и не всегда верными методами. Мы боролись за правду и хотели, чтобы вы с братом росли в лучшем мире. Я знаю, что ты вырастешь удивительной женщиной, умной, смелой, стойкой и такой же красивой, как и твоя мама. Всё, чего я хочу, чтобы ты строила не стены, а мосты. Чтобы знала, ты — не одна и никогда не будешь одна, пока у тебя есть Ларч, Пагсли и Фестер. Ты обязательно найдешь своих людей и полюбишь их, они станут твоей семьей. Одно только огорчает меня, Тучка, что твой старик не поведет тебя к алтарю. И не пожмет руку твоему избраннику. Тому, кто завоюет твое храброе, огромное сердце — крупно повезет. Семья — это всё, Тучка. Я люблю тебя! Твой папа. Крупные капли падают на бумагу с фамильным гербом. Но это не слезы скорби, а тихой и светлой радости от того, что у нее был, есть и всегда будет папа. Пусть не в живых, но в ее сердце и душе. Она кладет письмо на журнальный столик и ложится на диван, прикрыв глаза. Впервые в жизни, со смерти родителей, она мирно засыпает без тревоги и кошмаров.

***

— Ты уверена, что хочешь взять нас с собой? — спрашивает Пагсли, надевая дорожную сумку на плечо. — Уверена, — отвечает ему сестра. — По коням! — выпаливает Торп, закрывая дверь багажника. — По коням? Тебе что, девяносто? — подкалывает его Аддамс. Торп в ответ только улыбается. Вот уже неделю Уэнсдей оттаявший айсберг. — Нет, мне сто одиннадцать, как Эдварду Каллену. — Пресвятые трупы, только не это, — смеется Аддамс. — А мы взяли Ларча? — уточняет Пагсли. — Да, он здесь со мной. Держи, — Уэнсдей протягивает ему на заднее сидение урну с прахом. Пагсли бережно обхватывает ее двумя руками. — Никогда бы не подумал, что поездка в семейный склеп будет такой милой, — говорит Ксавье. — Добро пожаловать в семейку Аддамс, — подмигивает ему Пагсли, намекая на бархатную черную коробочку в кармане Ксавье. Уэнсдей заводит отцовский Додж, давая всем команду пристегнуться. Дорога до Чикаго неблизкая, но сейчас Аддамс не одна и с легкостью её преодолеет. С момента ареста прошло пару недель, пришло время ставить точки и перелистывать страницы. Она везет прах близкого человека к семье, которую потеряла, с семьёй, которую только что обрела. И, может быть, нельзя умереть дважды, но уж точно можно родиться заново.