Нельзя умереть дважды

Стук каблуков Аддамс по мраморному полу отдает эхом — каждый шаг, как бой колокола, как ритм марша, идущих на войну солдат. Она не спит уже четвертые сутки, но это кажется пустяком. Сон ей недоступен, непозволителен, это роскошь из другой жизни, о которой она забыла. Зима будто заползла внутрь её, застыла льдом в груди и отняла тепло. Но усталость? Её здесь нет. Она сожжена гремучей смесью кофеина, ярости и одержимости возмездием. Это топливо горит в ней бесконечно, не давая упасть, даже когда разум на грани. Уэнсдей направляется к допросной, прижимая к себе папки. На ощупь они кажутся легче, чем хотелось бы. Если бы вес этих документов мог отразить вес доказательств, она чувствовала бы себя увереннее. Но вместо этого каждая папка напоминает ей о недочётах, упущениях, ошибках. На миг она замирает перед дверью. Усталость накатом накрывает её как волна: пальцы дрогнули, сердце замедлило ход. От этого допроса уже ничего не зависит, но еще один свидетель, желательно живой, не помешает ни ей, ни Торпу, ни её покойным родителям, ни Петропулосам.Глубокий вдох, выдох. Всё. Уэнсдей толкает дверь, будто впечатывая в себя эту решимость, и входит внутрь. Аддамс аккуратно кладет папки на стол, одну все же оставляет в руках, собирая в себе всю выдержку и хладнокровие. — Меня держат здесь уже сутки, я знаю, что вы делаете, и со мной это не сработает, — говорит задержанный, явно не опасаясь ни за себя, ни за свою свободу. — Неужели? Может быть, ты знаешь как твое ДНК оказалась на месте этих убийств? — Аддамс плавным жестом указывает на папки. Собеседник начинает заметно нервничать, но тут же приходит в себя. Засранец знает свои права. — Я не буду говорить без своего адвоката. — Ни один адвокат не выиграет это дело. У нас есть вот это, — Уэнсдей швыряет папку на стол, и та скользит по столу прямо в руки задержанному. — Что это? — пренебрежительно спрашивает он. — Открой. Задержанный бегло осматривает содержимое, и его глаза нервно бегают. — Ты не можешь меня допрашивать, у нас были личные отношения, — выпаливает он, наконец, будто бы последний аргумент. — Это не допрос, а визит вежливости. Ты все расскажешь. Твоей карьере в бюро пришел конец, но свободу ты еще можешь сохранить. Если начнешь говорить. — Я ничего не скажу без адвоката. — Оставлю это здесь на случай, если станет скучно, и тебе захочется скоротать часок другой, — Аддамс взглядом указывает на папки и молча направляется к двери. — И, да, Уэнс, принеси мне газировки, — бросает он ей вслед с самодовольной ухмылкой. За происходящим наблюдает Торп с другой стороны зеркала. Он знает, что дело уже раскрыто. Нужно только, чтобы свидетель заговорил. — Твой выход, — чеканит Аддамс. От усталости у нее кружится голова, но ей плевать. — Не сейчас, — отрезает Ксавье, зная, что у них есть еще сорок восемь часов, чтобы промариновать его как следует, а затем добавляет: — Пусть заглянет в папки. Голос Торпа звучит уверенно и спокойно, он, как и Аддамс, не спал ни минуты за эти девяносто шесть часов. Да и о каком сне может идти речь, когда за четыре дня и четыре ночи произошло больше, чем за последний год.

***

Нью-Йорк, 96 часов до начала допроса Аддамс знает правила, ее действия вне бюро могут квалифицировать как препятствование расследованию, а тот факт, что она идет в самоволку с отстранённым агентом, еще сильнее сгущают краски. Но Уимс дала им карт-бланш. Кроме того, никто не может запретить Уэнсдей делатьвсе, что ей вздумается, в свой собственный выходной. И уж тем более, делать этос тем, с кем ей вздумается. — Ещё немного и я привыкну к перелётам бизнес-классом, —усмехается Торп, лениво следя взглядом за стюардессой, которая подливает ему игристое. Уэнсдей не поднимает глаз. Её рука медленно крутит стакан с водой, будто этот механический жест может удержать её мысли от хаоса. Торп говорит, пытаясь разрядить обстановку, но всё, что она слышит, — это рёв турбины за окном. Аддамс никак не реагирует на его слова, ее не волнуют удобства. Ларч оставил странное сообщение и сомнения в авторстве беспокоили ее. Она, как и прежде мало говорит, чтобы уберечь заживающие связки от нагрузок. Этот визит в Нью-Йорк должен стать победным. Ларчдолженотдать ей папку, в противном случае, эта папка совершенно бесполезна. Крекстоун нарушил сделку, подвергнув опасности Пагсли и ее саму. Едва парочка показалась в офисе, взволнованная секретарша вскочила с места и чуть ли не бегом направилась к ним. Аддамс и без того знала, что Пенни слишком уж участлива, но на этот раз на ее лице был настоящий испуг. — Мисс Аддамс, они забрали его! — голос Пенни дрожит, как стекло, готовое разбиться. Рыдания прерывают её слова, делая их почти несвязными. Уэнсдей с первого раза понимает, кто забрал Ларча и зачем. Торп наблюдает за происходящим, готовый в любой момент делать все, что прикажет ему Аддамс. — Когда? — спрашивает она буднично, будто бы уже знала, что это произойдет. — Как только он получил ваше письмо, то сразу же вызвал своего поверенного. — Когда они его забрали? — переспрашивает Аддамс, игнорируя слова Пенни. — Три часа назад! Они велели вам позвонить. И дали это. — Секретарша дрожащими рукамипротягивает ей простенький кнопочный телефон, а затем добавляет: — Велели набрать последний входящий номер. Уэнсдей выхватывает телефон и собирается нажать кнопку вызова. — Уэнс, стой, а если это детонатор? — обеспокоено спрашивает Торт. — Им нет никакого смысла взрывать меня вот так, иначе они не забирали бы Ларча, — справедливо замечает она и набирает номер. Отвечают с первого же гудка. — А ты расторопная, — слышит она знакомый скрипучий голос из динамика телефона. — Где он? Что ты с ним сделал? — Пока ничего. И сделаю ли — зависит только от тебя. Пенни даст тебе адрес. — Тучка, это ловушка, — слышит она крик Ларча, но звонок обрывается. Студеная, как льды Антарктиды ярость вспыхивает в ней ударной волной. Крекстоун продолжает играть в свои игры, причиняя вред её семье. — Адрес, — ее слова звучат как выстрел. Пенни протягивает ей тошнотворно розовый листок бумаги с координатами. Не произнося ни слова, Уэнсдей направляется к выходу. — Мисс Аддамс! — секретарша почти выкрикивает ей вслед. — Спасите его… пожалуйста… Уэнсдей замирает на мгновение, но не оборачивается. Она садится за руль арендованной машины, ожидая, когда Торп пристегнется. Ее глаза горят от злости. — Нам понадобится оружие, — говорит Торп утвердительно. — И патроны, — отвечает ему Аддамс. — Судя по всему, ты знаешь, где всё это взять. Уэнсдей бросает на него взгляд полный решительности. Торп спокоен и собран. Это говорит только об одном: денек предстоит непростой. Дорогу до места назначения они преодолевают в полной тишине. — Где это мы? — наконец спрашивает Ксавье, когда они подъезжают к большому зданию. — Холостяцкая берлога моего отца. Здесь есть то, что нам нужно. Торп уже давно перестал удивляться и тому факту, что у Аддамс недвижимость по всей Америке, и тому, что вероятно, в каждой из них хранится внушительный арсенал. Лифт поднимает их на девятый этаж. Квартирка небольшая, но светлая и уютная. Ксавье не знает, что конкретно он ожидал увидеть за дверьми холостяцкой берлоги Мистера Аддамс, но уж точно не предметы искусства и антикварную мебель. Пока Торп осматривался по сторонам, Уэнсдей сняла со стены большой потрет седовласого высокого мужчины. — Кто это? — Это мой дедушка. Гильермо Аддамс. Он воспитал Ларча как сына и дал ему образование. Поэтому он… — Уэнсдей осекается, взгляд её скользит в сторону, как будто каждое слово обжигает. Торп хотел задать ещё вопрос, но не решился. Её пальцы задержались на раме портрета, проведя по лакированной поверхности, как будто она искала в этой картине ответы, которых не хватало в реальной жизни. — Он был человеком, на которого я могла равняться. — Голос её становится тихим, почти шёпотом. — И если я потеряю Ларча… Её слова повисают в воздухе, будто в этой тишине было безопаснее оставлять недосказанность. — Можешь ничего не объяснять, Уэнс. — Спасибо, — произносит она, и это слово буквально эхом ударяет о стены. Кажется, она впервые говорит это вслух. — Но признаюсь честно, твоя семья не перестает меня удивлять, — Ксавье изо всех сил пытается вести себя нормально, будто бы это вовсе не они собираются на перестрелку. Аддамсбросает на него пристальный взгляд, безмолвно требующий объяснений. — Твой отец долго здесь жил? — Это первая квартира, которую он купил на свои деньги незадолго до того, как снова встретил мою маму, —отвечаетУэнсдей в приступе откровенности, проверяя обоймы и пули она передает одну за другой Торпу. — Снова? — Да… они познакомились в Невермор, но потом не виделись несколько лет. Мама приехала в Нью-Йорк, чтобы организовать свою первую выставку. Папа узнал об этом и помчался к ней. Торп затихает, жадно ловя каждое слово. Он знает: одна неосторожная реплика и Уэнсдей больше ничего не скажет. Услышь Ксавье эту историю при других обстоятельствах, он бы умер от умиления. Но сейчас… сейчас Аддамс рассказывает это не из-за желания поностальгировать. Ей страшно. И он видит это. — Значит, они вместе со школы? — Можно и так сказать. Она говорила, папа был тем еще задавакой и терпеть не мог математику. Понятия не имею как он стал финансистом, а мама — художницей. Это ведь она помогла ему сдать тесты по алгебре. Что-то приятно кольнуло у Ксавье в груди. Только благодаря Аддамс он вообще окончил Невермор. И если бы Уэнсдей не была так занята, то наверняка увидела в этой истории трогательную параллель. — Она была художницей? — спрашивает Торп, будто бы и не замечая тот факт, что его жизнь повторяет сценарий чужой семьи прямо здесь и сейчас. — Да… была… — отвечает Уэнсдей. Закрыв сейф, она оборачивается к своему напарнику, вручая ему последнюю коробку с патронами. — Этого должно хватить, — констатирует она и затихает, уставившись на количество стволов и пуль. — Уэнс, — окликает её Торп. Аддамс молча поднимает на него глаза. — Мы его вытащим, обещаю. Но его слова пропадают в пустоте ее глаз. Она, проигнорировав его реплику, отвечает: — Нам надо ехать. Торп усаживается на пассажирское кресло и без лишних просьб, начинает заряжать обоймы одну за одной, отточенными движениями, наполняя их свинцом. Затворы щелкают с завидной периодичностью четко по нормативу, каждые 16 секунд. Аддамс невольно отсчитывает эти секунды, будто бы успокаиваясь. Щелчки действуют на нее как медитация, а может быть профессионализм напарника придаёт ей уверенности, но Ксавье прав — ей страшно. Нет, не встретиться с Крекстоуном, ей страшно потерять последнего, кто помнит ее в младенчестве. Торп хмурится, но выглядит собранным, его молчание непривычно для Аддамс, и, возможно, впервые жалеет, что тот, как обычно, не болтает без умолку. Скорее всего они едут на смерть. Неужели ему нечего сказать? Неужели он так и будет заряжать магазины, ловко двигая пальцами. — Торп, —произносит Уэнсдей, когда последний щелчок затвора раздался в салоне машины. — Да? — Он поднимает взгляд, осторожно, будто боится, что каждое слово, может заставить её передумать. — Ты собираешься молчать всю дорогу? — В её голосе звучит больше усталости, чем раздражения. Торп усмехается, проверяя очередной магазин. — А что, предпочитаешь слушать, как я болтаю? Ты же всегда это ненавидела. — Я просто не хочу ехать в тишине,забудь. Торп пристально смотрит на неё, и мягкость его взгляда разрезает напряжение, как луч света в грозовом небе.Он молчит еще несколько минут, а затем произносит совершенно серьезно: — Я пытался, Уэнс. Я пыталсязабыть, но ничего у меня не вышло. И если эта поездка в один конец, я рад, что она именно с тобой. Поэтому я не хочу говорить, не хочу ничего портить лишними словами, в них нет никакого смысла. Достаточно того, что ты мне доверяешь. Достаточно того, что я здесь и ты ни разу не взглянула на то, как я заряжаю патроны, чтобы проконтролировать. Этого достаточно. Уэнсдей ничего не отвечает, потому что Торп прав. И на этот раз у нее нет язвительного комментария или колкости, чтобы затушить этот огонек откровения.

***

Бостон, настоящее время Торп непринужденно входит в допросную спустя несколько часов после Аддамс, дождавшись, когда задержанный все же сдастся своему любопытству и заглянет в папки. Содержимое ему не понравилось, но деваться некуда, он будет сидеть в этой тесной комнатушке, пока не выйдет время на законное задержание. Уверенность в том, что его защитят, не даёт ему расколоться и у Ксавье единственная цель — убедить задержанного сотрудничать. — Ты ведь был там, — без приветствий и церемоний говорит Ксавье, усаживаясь напротив собеседника. — Агент Торп, будьте конкретны, где именно я был и когда? — В Нью-Йорке, во время перестрелки. — Не понимаю, о чем вы говорите, Агент Торп, — говорит задержанный. Ксавье знает, тот пытается дистанцироваться, а это означает только одно — он нервничает. — Я видел тебя, Аддамс видела тебя. Что ты на это скажешь? — Скажу, что ваши действия были неофициальными. Кажется, вы отстранены, не так ли, агент Торп? Почему еще не позвонили моему адвокату, — ерничает задержанный, вновь пользуясь, пожалуй, единственным козырем. Дела у него плохи, и он это знает. — А я разве не сказал? — Торп складывает руки на столе, лениво склонив голову набок. — Мы звонили. Но твой покровитель никого не прислал. — Что? Нет, ты блефуешь! — Голос арестованного срывается, хоть он и пытается скрыть это за смехом. — Неужели? Задай себе вопрос, — продолжает Торп, чуть подавшись вперёд. Его голос звучит спокойно, почти нежно, но в глазах читается ледяная решимость. — Сидел бы ты здесь столько времени, пришли они тебе зубастого адвоката в дорогом костюме? Преступник меняется в лице. Ксавье прав. — Защитник от штата ждет с тобой встречи уже несколько часов. Но ты и без меня знаешь, что он скажет: сделка или срок. Так что ты выберешь, дружок? Сделку? Или срок? Задержанный медлит с ответом. — Ни то, ни другое, но у меня есть условие. — Ты не в том положении, чтобы диктовать условия.— металлическим тоном произносит Ксавье. — Вам нужен свидетель или нет? Я стану говорить только если меня включат в программу по защите свидетелей. Официально. Без подписанной бумаги я ничего не скажу. Ты знаешь на что они способны, Торп. — Может нам поместить тебя в камеру, где Крекстоун заткнет тебе рот, наняв надзирателя? Как он заткнул рот твоему отцу, Энид, Аяксу, родителям Уэнсдей и всем остальным. Скажи, как ты спишь, зная, что прикончил собственного отца и невинных младенцев? Слова Торпа наполнены ненавистью, но звучат совершенно спокойно, без презрения и злости. Он уже для себя всё решил и его не остановить. — Дайте мне гарантии, —голос Галпина полон отчаяния.От бессилия он сжимает скованные на столе руки в кулаки до побелевших костяшек. — Такие же гарантии, как ты дал Энид? Она ждала тебя в тот вечер, она доверяла тебе. Она впустила тебя в свой дом, а ты хладнокровно их убил — Вы этого не докажете, —прерывает Тайлерс ухмылкой.Взъерошенные на затылке волосы делают его похожим на безумца. — Твоя ДНК докажет. — ДНК еще не доказательство. — Возможно, но это говорит вот о чем: твой отец был куда аккуратнее и умнее, чем ты. Ты наследил везде и поверь мне, ты видел не всё, а лишь то, что тебе позволено видеть. Давай на чистоту, мызнаем,что это ты.Никакой адвокат тебя не вытащит. Ты в дерьме. Аддамс наблюдает за допросом плечом к плечу с Ларисой Уимс. Ксавье буквально каждой репликой рушит почву под ногами преступника, делая это просто, элегантно и по-свойски, словно ведет светскую беседу. Нельзя с точностью сказать, что это было — его профессионализм, обаяние или непреодолимый сексизм оппонента, но у Торпа получалось. — Агент Аддамс, даже без него у нас достаточно сведений, чтобы засадить Крекстоуна, — первая говорит Уимс. — Это дело чести, Директор. — Я знаю, иначе я бы не позволила вам его здесь держать.

***

Нью-Йорк, 93 часа до задержания — Ты знаешь где мы? — Мы в порту Нью-Джерси. В заброшенной его части, — обреченно говорит Аддамс. У нее плохое предчувствие. Сквозь моросящий дождь фары машины выхватывают из темноты грязные морские контейнеры и ряды ржавых сухогрузов, ставших призраками прошлого. Мокрый асфальт под колесами поблескивает, отражая свет, который разрезает густой мрак. Торп окидывает взглядом обстановку. Тут и там припаркованы до винтика вооруженные внедорожники, а вокруг них громилы в камуфляже с автоматами наперевес.Уэнсдей сжимает руль так сильно, что пальцы белеют.В тупике под крышей полуразрушенного ангараона видит его: изрезанное морщинами и шрамами лицо с застывшей гримасой презрения, мелкие и жестокие впалые глаза горят от нетерпения. Аддамс жмет на тормоз. — Ты готов? — спрашивает она. — Мне было бы спокойнее с твоими гранатами под сиденьем, — отвечает Ксавье, намекая на перестрелку в прериях. — Да, мне тоже, — сказав это она звучно выдыхает, а затем вновь набирает воздух и продолжает: — Нам пора. Уэнсдей не спешит отстегивать ремень безопасности, собираясь сказать что-то еще. Торп машинально ощупывает кобуры, дожидаясь ее команды, чтобы выйти из машины. — Ксавье, — говорит Аддамс решительно, на несколько секунд прикрыв глаза: — Если это наш последний разговор, хочу, чтобы ты знал… мне было приятно иметь с тобой дело. — Пойдем и заберем Ларча, Уэнс, — отвечает он, будто тот просто задерживается на вечеринке, а не сидит в заложниках. Дождь усилился, холодные капли барабанят по коже, словно отстукивают марш. Напряжение витает в воздухе, смешиваясь с туманом. Фары внедорожников ослепляют, заставляют щуриться. Но Уэнсдей не отводит взгляд. Решительные шаги Уэнсдей и Торпа звучат глухо, утопая в шуме дождя. Мелкие капли стекают по лицу, пробираясь за воротник. Каждое движение Крекстоуна под лучами света кажется слишком театральным: он чуть склоняет голову, скользнув взглядом по своим гостям. — Мы вас давно здесь ожидаем, — лениво произносит Крекстоун с мерзким оскалом. — Где Ларч? — не церемонясь спрашивает Уэнсдей, не скрывая ярости. — Скоро ты его увидишь, Тучка, — фамильярничает тот. Слово «Тучка» режет слух, но Уэнсдей лишь стискивает зубы. Она знает, что он специально старается её вывести из себя. — Ведите его, сейчас же! — Какая спешка, думал мы поболтаем с тобой и с твоим… женихом. Или он тебе жених? Я запутался, — продолжает Джозеф, намекая на их последнюю встречу. — Кончай этот цирк, Крекстоун, — встревает Торп. — Она позволяет тебе говорить? — усмехается тот, а затем продолжает, обращаясь к Аддамс: — Знаешь, что забавно, Тучка? Твоя мать ведь всюду командовала Гомесом, он ничего не делал без её совета. Он хорошо устроился под её каблуком. Вижу, твой ручной пёс тоже не прочь, чтобы его держалина коротком поводке. От гнева у Аддамс зашумело в ушах. «Ублюдок», — думает она: «Ты мне за все заплатишь!». — Я спрашиваю в последний раз, где Ларч? — ледяным тоном спрашивает Уэнсдей, но в эту секунду она готова расстрелять в него весь припасённый арсенал. — Видишь ли, какое дело, дорогая Уэнсдей. У нас есть проблема. На самом деле две проблемы: ты и содержимое вот этого, — Крекстоун жестом указывает на увесистый сейф, что стоит в метре от него: — ты ведь за этим приехала. — Понятия не имею, о чем ты говоришь, — отвечает ему Аддамс. — Не строй из себя дурочку, тебе это не идет. Я говорю о папке. Ты ведь за ней приехала сюда. Но есть загвоздка. Мне тоже очень нужна эта папка, но, к сожалению, Ларч не хочет давать нам пароль от сейфа, пока не убедится, что ты в порядке. Пришлось вызывать тебя на аудиенцию. После сказанного повисла пауза. — Я деловой человек, Уэнсдей. Ларч отдает мне папку, я уничтожаю ее, и мы все живем дальше: спокойно и счастливо. — Очень в этом сомневаюсь, — отвечает Аддамс. — Я слишком долго шел к вершине, ваша семья уже достаточно мне насолила, и я был добр, даже терпелив. Но вы продолжаете портить мне жизнь. Дверь минивэна позади Крекстоуна открылась и пара громил выволокли Ларча под руки. Его лицо в крови, а сам он — исхудавший настолько, что кажется будто сейчас сломается под собственным весом. Аддамс и Торп не сразу замечают, что вместе с Ларчем и его конвоем из минивэна вышел и он — Тайлер Галпин. Громила толкает Ларча вперед и тот, не в силах удержаться на ногах приземляется на колени. — Ребята перестарались, я просил не усердствовать, — подает голос Галпин. Аддамс бросает на него злобный взгляд. Она не удивлена, но не хотела верить, что тот самый крот в бюро — именно он. Уэнсдейсрывается с места, чтобы помочь Ларчу подняться, но в ту же секунду несколько стволов нацеливаются ей в грудь. Она застывает, сдерживая гнев. — Я в порядке, — говорит он с достоинством и признательностью человека, чье благородство не сломить ни побоями, ни страхом смерти. — Мне тоже все это не нравится, — говорит Крекстоун: — давайте покончим с этим и к ужину будем уже дома. Ларч, как видишь твоя племянница в порядке: цела и невредима. Будь так добр, продиктуй мне пароль. — Ларч, нет! — отрезает Уэнсдей. — К счастью для меня, у него нет выбора. Или пароль, или мои ребята сделают из тебя решето. Десяток автоматных дул смотрят прямиком на Уэнсдей, грозясь выплюнуть мощные залпы прямо в нее. — Я дам тебе пароль, Крестоун, — превозмогая боль произносит Ларч: — но сначала я хочу кое-что сказать Уэнсдей. — Как сентиментально, вам повезло, что я семьянин. Говори, Ларч, мы все послушаем, — язвит Джозеф. — Тучка, я горжусь тобой. Твои родители гордились бы тобой. Он делает паузу, а затем медленно, выделяя каждое слово и звук, произносит: — Запомни, Уэнсдей, семья — это всё. Ларч переводит дыхание, к горлу Аддамс подступает ком. Торп чует что-то неладное. В любой момент на них обрушатся выстрелы, но это не то, он чувствует — Ларч что-то задумал. У сейфа стоят еще четверо, охраняют как святыню. — Я диктую: восемь, шесть, один, четыре, семь пять… — Не так быстро, — прервал его Крекстоун, указав рукой на сейф. В ту же секунду, один из охранников приготовился набирать шифр. Ларч диктует снова, на этот раз выделяя каждую цифру паузой: — Восемь, шесть, один, четыре, семь пять, ноль, девять, девять, один. Дверца сейфа издает желанный щелчок, замок разблокирован.Крекстоун прищуривается, как охотник, почуявший добычу. — Спасибо, Ларч, — довольно произносит Крекстоун, не двигаясь с места, а затем добавляет: — Тайлер, закончи, пожалуйста. Галпин послушно тянется к рукоятке пистолета и целится в упор в затылок Ларча. Аддамс и Торп реагируют молниеносно, направляя оружие на Тайлера. — Опусти пушку, пока я не прострелила тебе башку, — командует Аддамс. — Нет причин для паники, — вмешивается Крекстоун: — Джеймс, будь любезен, открой сейф! Все происходит слишком быстро. Последнее, что онаявственно слышит, прежде чем её разум слетит с катушек, как Ларч кричит ей снова и уже в последний раз: «Семья — это все, тучка!». Выстрел Тайлерастановится отправной точкой последующего безумия. Джеймс с тихим скрипом открывает дверцу сейфа. Взрывная волна сметает стоявших рядом, воздух наполняется оглушительным грохотом и ослепительным светом. Уэнсдей инстинктивно бросается на землю, чувствуя, как жар обжигает кожу. — Ларч! — её звериный крик тонет в хаосе. Пламя вырывается из сейфа, языки огня проскакивают, будто живые твари, поглощая всё на своём пути. Торп тянет её к себе, прикрывая телом от летящих обломков. Но она вырывается из цепкой хватки напарника. Уэнсдей выпускает обойму до последней пули, даже не обращая внимания как бьет по ушам каждый выстрел. Щелчок затвора, еще одна обойма, а затем еще и еще одна. Она палит без разбора, кипящая ярость завладевает каждым её движением, смешиваясь с опустошающей скорбью, которую Аддамс пока не в силах распознать в пелене эмоций. Руки Торпа, оттаскивают ее от лежащего на земле Ларча. Горящий сейф уничтожает последнее доказательство причастности Крекстоуна ко всем убийствам. Свита послушно и самоотверженно закрывает собой Джозефа, закрывая от осколков и пуль, в считанные секунды его ведут в укрытие, а затем увозят в неизвестном направлении. Тайлера нигде не видно, он скрылся также неожиданно, как и появился. Вокруг ревёт огонь и полыхают языки пламени, прыгая бликами на лице и в глазах Аддамс, полных отчаяния. Улики уничтожены, шанс на правосудие уничтожен. Но это всё — ерунда и бессмыслица. Они снова отняли жизнь дорогого ей человека, тем самым отрезав себе путь к пощаде. Торп держит Уэнсдей за плечи, оттаскивает её от тела Ларча, то и дело повторяя, что им нужно уходить, вот-вот нагрянет полиция и меньшее, что им нужно сейчас — попасться им на глаза. Аддамс не слышит его слов. Она ничего не слышит, только эхо от выстрела, застрявшее в ее голове и гул ярости в ушах. Ксавье хватает Уэнсдей на руки и несет её наперевес к машине, она пытается вырваться, бьет его кулаками и сыплет проклятьями, но ему нет до этого дела. Ему нужно увезти её отсюда поскорее. Никто, даже сам Торп не знает, почему в минуты стресса и адреналина он становится собранным и спокойным. Где-то внутри, необъяснимым образом включается беззвучный режим, в мыслях становится так тихо, что правильные решения приходят сами собой. Будто кто-то управляет им извне. Он захлопывает заднюю дверь машины и прыгает за руль, а затем давит на газ, что есть мочи. Ему известны протоколы, еще пара минут и здесь будут вертолеты, пожарные, саперы и полиция. Едва они выезжают за пределы порта, над стеной дыма появляются лучи прожекторов. Началось. Перестрелку и взрыв спишут на разборки картелей, так делают всегда, когда не хотят разбираться в случившемся. Но их машину могли засечь дорожные камеры. Ксавье отключает фары и продолжает движение в кромешной тьме. — Мы должны вернуться, Торп! Поворачивай! Мы должны забрать его, я обещала вытащить его! Торп, поворачивай, иначе я тебя пристрелю, клянусь. Я сделаю с тобой все то, что обещала тебе в школе, ты пожалеешь, что родился… Аддамс тараторит это наперебой с ругательствами, её голос неузнаваем. Но Ксавье все равно, будто слова Аддамс — это белый шум, который легко игнорировать и сделать фоном. Ему больно, что они не смогли. Но возвращаться — глупо и бессмысленно. Они проезжают еще пару километров прежде, чем Торп сворачивает на грунтовую дорогу, чтобы на пару часов остаться вне радаров камер наблюдения. Аддамс всхлипывает на заднем сидении. Она понимает, что решение Торпа правильное, но ей нет до этого совершенно никакого дела. Ксавье заглушает мотор и выходит из машины, а затем открывает пассажирскую дверь и садится рядом с Аддамс. Он рискует получить пулю в лоб, возможно, сильнее, чем рисковал там в порту, но и на это ему тоже всё равно. Торп прижимает Аддамс к себе, дрожащую от рыданий. Слезы слепой ярости, бессилия и потери льются по ее бледному лицу, а хрупкие плечи содрогаются. Она кладет голову ему на колени и продолжает плакать, пока не отключается без сил прямо так. Торп не знает сколько они вот так просидели, но Уэнсдей не проснулась, когда тот снова сел за руль, как и не проснулась, когда он отнес её в номер отеля, минуя недоумевающих сотрудников ресепшен и охраны. Благо, значок у него все ещё при себе и ему не приходится объяснять, почему и зачем он тащит девицу без сознания в свой номер. Но после пережитого, ему откровенно плевать, как это может выглядеть. Тем не менее он знает, что им лучше улететь ближайшим рейсом обратно в Бостон. Всю ночь Торп не смыкает глаз, напряженно размышляя о том, что им делать дальше. Очевидно, когда тело Ларча опознают, первым делом позвонят Уэнсдей или Пагсли как единственным родственникам. Дело развалилось, улики в главном офисе, он отстранен, а работа Юджина, над поисками совпадений может не дать результата. Мрачные мысли о кровавой бане роятся в голове Ксавье. Он слишком близок к тому, чтобы самому со всем разобраться, ворваться в резиденцию Крекстоуна под покровом ночи и прикончить его. А вместе с ним и Тайлера. Уэнсдей бы его поддержала, но смерть для такого человека — слишком просто. С самого начала расследования у них было много разногласий, но в одном они были согласны на сто процентов. Нужно не просто поймать того, кто разрушил их жизни, но и уничтожить его репутацию, навсегда растоптать и лишить сил. Аддамс все еще спит, но это нельзя назвать отдыхом, скорее защитной реакцией организма на шок. Она в полнейшей отключке и не видит снов. Так или иначе Уэнсдей проснется через пару часов полной решимости и не уснёт, пока не закончит дело.