Нельзя умереть дважды

Непроглядная тьма рассеивается и вновь топит в забытие, где-то вдалеке Уэнсдей слышит знакомый голос: — Тучка, ты не должна быть здесь. Она знает, что это папа, но никак не может справиться с темнотой и рассмотреть его лицо. — Возвращайся, ещё не время. Аддамс холодно, она очень хочет увидеть свет, но вокруг нет ничего кроме темноты и сковывающего холода. Затем она снова отключается. Всё происходящее кажется сном, от которого ей никак не проснуться. Пока её разум блуждает в подсознании, слабая и израненная плоть лежит на больничной койке, охраняемая бдительным стражником — Ксавье дежурит в палате, не то молясь, не то требуя у высших сил чуда. Уэнсдей никак не вернётся из бессознательного состояния хотя ей снизили дозировку седативных, а это значит, она может проснуться в любой момент. В противном случае — это кома. Она заперта в тюрьме собственной головы. Её тело слишком слабо, чтобы вернуться, но мозг уже готов выпрыгнуть и определенно сделал бы это, если бы мог. Картинки воспоминаний и обрывки фраз, как вспышки стробоскопа, проносятся в её сознании. Веки Уэнсдей дрожат, Торп понимает, что ей снится нечто ужасное. Граница между реальностью и воспоминаниями стерта, сейчас она не управляет своим телом, а это значит: всё что она видит — происходит с ней будто бы на самом деле. Вот отец учит её ездить верхом; мама режет пирог с кофейным ликёром и корицей. Пагсли впервые спит в своей колыбели, их дом на холме, вдалеке от суеты и светской жизни. Все это ускользает, как песок сквозь пальцы. Она чувствует на своей руке чью-то сильную хватку, картинка уносится и тонет в непроницаемой темноте, ей остается только парить в вакууме. Аддамс хочет кричать, но не может, звук застревает в горле. Всю её жизнь отняли, выпустили вместе с кровью родителей, и её саму хотели растоптать и выкинуть, как ненужный мусор. И пока она лежит, запертая в собственном теле, дверь в преисподнюю распахнулась. Ей придется сразиться с монстрами, которых она так долго держала в клетке. Так долго, что от голода они готовы сожрать всё живое. Воспоминания шевелятся и барахтаются, как косяк рыб на отмели, задевая острыми плавниками и без того израненные струны души Уэнсдей. Эпизоды сменяются, не успев появиться, будто оператор в кинозале изрядно выпил и перескакивает по временной дорожке фильма под названием «До/После». После кремации родителей Ларч хотел забрать детей к себе, но предусмотрительный Гомес успел до своей смерти раздать почти все распоряжения, кроме передачи опеки. Аддамс видит из окна как Мистер Биг Бен печально смотрит вслед удаляющейся машине. Дни слились в одно серое пятно с примесью непроглядной печали, отстраненности и отвращения. Чтение книг, забота о брате и препарирование лягушек заняло всю её жизнь. Она проживает это снова и снова, не в силах отстраниться, будто кто-то пытает её распорками на веках, приковав к стулу. Вокруг неё люди, люди, люди, снова люди, и у всех эти дурацкие сожалеющие выражения лиц. У всех, кроме… Энид и Торпа. В груди что-то резко разжимается и Уэнсдей чувствует тепло. Через секунду она в столовой Невермор, ловит себя на том, что уже минуту пялится на него, а не в свою тарелку. Странное ощущение ликования, когда он появляется в библиотеке. Вот он слишком близко и её это не пугает. А затем снова непроглядная тьма, чёрное горящее платье, его студия, её комната и она — сбегающая без предупреждения, исчезнувшая с радаров Энид и Торпа. Она снова одна и ей вновь приходится убеждать себя в том, что ей это нравится. Свет воспоминаний тухнет и веки Уэнсдей перестают дрожать на время. Ксавье не может ей помочь. В личный ад, каждый его круг, в чистилище собственных эмоций всегда идут в одиночку, и он знает это. Но он хочет, чтобы Аддамс знала — она не одна.

***

Торп взбешен происходящим. Как только важные улики покинули Бостон, на Аддамс тут же было совершено покушение, незадолго до этого при загадочных обстоятельствах чуть не погиб Пагсли. Слишком много совпадений, в которые Ксавье уже перестал верить. На первый взгляд веселый рубаха-парень, невозмутимый и позитивный Торп становился холодным, собранным, жестоким и расчетливым, если дело касалось его близких. И так просто эту историю он оставлять не собирался. Первое, что он сделал, едва появилась свободная минута, написал официальный запрос в отдел внутренних расследований и заручился помощью Уимс. Она хоть и политик, но еще не утратила ни здравого смысла, ни чести. Собрав все факты, они ожидали ответа головного офиса, не особо надеясь на успех. Но это всё, что они могли сделать. Официально. Уимс не раз подчеркивала это слово в разговоре, намекая на то, что она закроет глаза на грязные методы, если те приведут к результату. Ксавье это не нравилось, но у него больше не осталось щёк, которые он мог бы подставить. Он больше не позволит отбирать у себя дорогих ему людей. Бесконечную по ощущениям неделю он день и ночь проводит в больнице и, поддавшись, наконец, уговорам персонала, отправляется выспаться и привести себя в порядок в свой отель. Удобства номера быстро дают организму повод расслабиться и после душа он без сил падает на кровать, даже не расправляя её. Ксавье прикрывает глаза, надеясь нормально поспать хотя бы два-три часа. Звонок телефона лишает его этой блаженной надежды. — Да, это я. Да, я расследую, то есть, расследовал это дело, — поправляет себя Торп, — Она важный свидетель, к ней должны были приставить охрану. То есть как центральный офис не квалифицирует это как препятствование расследованию? Какие данные наблюдения за Галпиным? Послушайте, если вы не можете разглашать информацию, тогда какого хрена вы мне звоните?! Да, обязательно сообщите моему руководству, что вы занимаетесь хуйней на деньги налогоплательщиков! Торп бросает трубку. Сотрудница чикагского отделения кормит его завтраками и формальными отговорками всё это время, что он в больнице. Он знает, что та делает это потому, что должна выполнять приказы, а не потому, что хочет испортить ему жизнь. Но ему уже плевать. Он бы подумал об этом и пожалел о своем поведении, не будь смертельно уставшим. Ксавье прикрывает глаза и отключается. Утро вырывает его из забытья солнечным светом прямо в лицо. Он спешно смотрит на часы, чтобы понять сколько проспал и с ужасом обнаруживает двенадцать часов непрерывной отключки. Ксавье собирается со скоростью морпеха, судорожно ища свежую рубашку с зубной щеткой во рту. Приведя себя в порядок, он вылетает из отеля на морозный воздух Чикаго, кутаясь в пальто. До больницы рукой подать, едва он успевает переступить её порог, как телефон вновь предательски звонит. Это Уимс. — У меня очень плохие новости, лучше сядьте, — отрезает Ларисса своим спокойным голосом с британским акцентом. Ксавье полностью переключает свое внимание на телефонный разговор, продолжая идти к палате Аддамс. Он напряженно слушает Уимс, ловя каждое слово. Ксавье на секунду примагничивает к полу от услышанного. Его догоняет та сама хорошенькая медсестра. — Агент Торп, подождите, — говорит она будто бы не замечая телефон у его уха — Мисс Аддамс очнулась! Ксавье бросает взгляд на медсестру. — Когда?! — говорит он не то в трубку, не то ей. — Полчаса назад. — Я понял, директор! Да, очнулась, иду к ней. — Сейчас её обследуют, к ней нельзя, — снова кричит работница больницы, стремительно удаляющемуся Торпу в спину. Дверь в палату распахнута. Над Аддамс стоят три человека в медицинских масках и Торп уже готов опустошить кобуру, чтобы проверить каждого сотрудника. — Это ФБР, всем шаг назад, — громко заявляет Ксавье, держа перед собой значок, а правую руку на кобуре. Медсестры и врач растеряно смотрят на него, подняв руки вверх. Аддамс, хоть и в сознании, но всё еще ничего толком не соображает. — Агент Торп, нам нужно извлечь трубку, ей она больше не нужна, — спокойно произносит врач. Ксавье еще раз окидывает взглядом персонал, убедившись, что знает их в лицо он убирает руку с пистолета и прячет значок. Он осознает, как всё это выглядит, но ему всё равно. Врач продолжает обследовать Аддамс, та сообщает ему о своем состоянии, моргая глазами. — Мисс Аддамс, — врач пытается привлечь внимание флегматичной пациентки, но не успевает закончить фразу. — Она Агент Аддамс, — бесцеремонно поправляет его Торп. За всю неделю он изрядно поднадоел врачу, однако молоденьким медсестричкам он нравился, и те не упускали шанса оказывать ему всяческие любезности. — Агент Аддамс, вы хорошо меня слышите? Если да, то моргните. Она моргает. Торп стоит неподалеку, наблюдая за происходящим. — Агент Аддамс, я сейчас осмотрю ваши зрачки, а затем проверю ваши рефлексы. Врач аккуратно и методично делает свою работу. Уэнсдей едва вернувшаяся в сознание, выходит на связь со своим телом, сжимая и разжимая пальцы рук. Трубки уже нет, но горло будто что-то сдавливает. Слабой дрожащей рукой она тянется к шее, чтобы нащупать повязку. Аддамс пытается издать звук, но у неё не получается, и она ерзает от осознания происходящего. — Доктор, она пытается что-то сказать, — Торп подскакивает с места. Врач уже старательно не обращает внимания на уж очень участливого парня. — Агент Аддамс, рана была очень глубокая, ваши связки повреждены, но мы сумели их спасти. Вам не стоит пытаться говорить, потребуется время на восстановление и реабилитацию, это может занять некоторое время, — доктор профессионально обходит острые углы, не называя точных сроков и не давая ложных надежд, — Вам принесут планшет, чтобы вы могли общаться. Кнопка вызова медсестры справа, — говорит врач и делает паузу. — Вам повезло, ваш парень не отходил от вас ни на шаг, — мужчина в белом халате кидает взгляд на Ксавье, мастерски скрывая испытываемое раздражение. Уэнсдей слишком слаба, чтобы как-то отреагировать на слова доктора, однако Торп от услышанного явно смущается и бросает на Аддамс взгляд. Но та остаётся невозмутимой и отрешенной. Врач раздаёт ещё несколько указаний персоналу и удаляется, Ксавье нет дела до его слов, потому что важное уже случилось — Уэнсдей очнулась. — Привет, — произносит он с нежностью, когда они наконец остаются наедине. Аддамс поднимает ладонь вверх, приветствуя его, а затем «пишет» пальцем в воздухе, показывая, что ей нужна ручка и бумага. Торп быстро соображает, находит в боковом кармане пальто свой небольшой рабочий блокнот и передаёт ей. Она довольно долго выписывает на листе несколько слов, на ее лбу появляется морщинка раздражения, потому что пальцы слишком слабы для мелкой моторики и буквы выходят слишком большими и корявыми. — «Ты паршиво выглядишь», — Торп читает вслух и даже с облегчением усмехается. Раз уж она язвит, то с ней всё в порядке. — Спасибо, Уэнс. Ты, напротив, выглядишь чудесно. «Ложь», — отвечает ему Аддамс, поворачивая блокнот. Ксавье не может перестать улыбаться, ему всё равно, как он выглядит. Аддамс продолжает что-то напряженно писать, собирая только-только появившиеся силы. Дописав, она передает блокнот Торпу, прикрывая глаза, чтобы передохнуть. — «Проверь Донована Галпина, он был там в ту ночь. Но напал на меня не он. Нападавший был моложе и выше», — Ксавье вновь читает вслух сообщение Аддамс, и улыбка быстро сходит с его лица. — Ты уверена? — уточняет он. Аддамс утвердительно кивает. — Уэнс, ты должна кое-что знать, — Торп произносит это со стальной серьезностью, которая обычно ему не свойственна, а затем продолжает: — Галпин старший мертв.